ЧЕТЫРЕ
ГЛАСС
Когда Джеми проснулся, первым делом ему бросилась в глаза куча земли, и предыдущий день встал в памяти со всей отчетливостью. Он со стыдом во взгляде посмотрел на Хью.
Жизнь еще не угасла в нем. Все те же мелкие вздохи, цепляющиеся друг за друга, словно звенья тонкой цепочки, связывающие воедино все эти печальные дни. Джеми не смог бы сказать точно, что вызывают в нем эти вздохи – боль или радость. Такая мука пронзила душу, что он не удержался и всхлипнул.
– Хью… – позвал он, и ему показалось на миг, что мерный ритм дыхания сбился. Но лишь на миг, и, хотя Джеми продолжал говорить, никакой реакции не последовало.
Он лег опять, и разум стал уплывать в сон. Снова он ехал верхом и увидел косматую медведеподобную фигуру с поднятыми лапами. Теперь это был Хью. Что он делает? Манит? Предостерегает? И то и другое…
Мир куда-то покатился и рухнул, словно мимо пронеслось множество коней…
Тепло нового дня разбудило Джеми, но он все лежал с закрытыми глазами, медленно приходя в себя, осознавая, что ему предстоит увидеть вскоре и желая отсрочить неизбежное, оставаясь под сенью сна. Наконец он решился посмотреть. Сначала на гору вырытой земли, потом на Хью.
Прошло несколько секунд, пока он уловил слабое дыхание. Поймав себя на мысли, что сам задержал дыхание, выдохнул.
Наведался к ручью, умылся, попил, набрал воды для чая. Вернувшись, Джеми увидел, что ле Бон лежит, прижав ухо к земле. Услышав Джеми, он прижал палец к губам.
Джеми тихонько повесил котелок над огнем. Прошло несколько минут.
Наконец ле Бон поднялся.
– Я кое-что слышал, – сказал он, отряхиваясь, и уточнил: – Стук копыт. Майор и его люди, как ты знаешь, далеко. Я не утверждаю, что это не могут быть бизоны, но это могут быть и ри.
Джеми кивнул.
– Похоже, плохи наши дела, – вздохнул ле Бон. Джеми невольно посмотрел на Хью, чье поверхностное дыхание вновь сделалось прерывистым.
– Бедный Хью! – сказал ле Бон. – Он на самом краю. Одному Богу известно, что за внутренняя сила дала ему возможность продержаться так долго. Ну, теперь-то уж скоро. Посмотри на него! Дышит с трудом. Господи! Если бы он только знал, что грозит нам! Я думаю, он сам предпочел бы умереть прямо сейчас. Послушай землю, Джеми! Послушай!
Джеми послушно лег, прижав ухо к земле. Он услышал биение собственного сердца, эхо своего дыхания, птичий гомон, порывы ветра в траве. Но среди всего этого можно было уловить и какой-то другой стук, похожий на пульс – слабый, еле различимый. А может, и не было ничего. Он продолжал слушать. Возможно, тихая дробь…
– Не знаю, – сказал он. – Все может быть. Может, там и движется что-то.
– Ага, – обрадовался ле Бон. – Теперь понял, что они приближаются? Может, оно и не так, но при одной мысли, что вот-вот покажутся ри, мурашки бегут по спине, правда?
Джеми кивнул, взял свою кружку, отошел попробовать воду.
– Случись что, никто из нас не уцелеет, – сказал ле Бон и оглянулся на Хью. Потом снова лег и прислушался. – Я слышу их, Джеми! Господи спаси, я слышу их! – причитал он.
Джеми посмотрел на Хью. Перестал дышать, наконец? После долгой паузы грудь вновь слегка приподнялась.
– Думаю, нам нужно сложить вещи и оседлать коней, – сказал ле Бон. – Приготовиться, чтобы как можно быстрее двинуться в путь.
Джеми облизнул губы и обшарил горизонт взглядом.
– Хорошо, давай.
Ле Бон двигался быстро, почти лихорадочно. Паника заразительна, вот Джеми заметил, что и сам бежит, роняя седло и не может с первого раза попасть ремнем подпруги в пряжку. Ле Бон не сводил глаз с горизонта, косясь из стороны в сторону.
Когда сборы были закончены, ле Бон подошел к Джеми.
– Скоро, Джеми, – сказал он. – Совсем скоро. Глаза Джеми заволокло слезами. Ле Бон наклонился, поднял ружье Хью, лежавшее рядом с ним, повесил его на плечо.
– Надо бы и эти вещи уложить, ему-то они не понадобятся.
Он поднял большой охотничий нож в кожаном чехле вместе с ремнем и тоже повесил себе на плечо, встряхнул и сложил одеяло.
– … и кремень, – пробормотал он, шаря рукой. Нашел и сунул в сумку.
Джеми всхлипнул и отвернулся. Он слышал, как ле Бон понес снаряжение к лошадям.
– Прости, Хью, – прошептал он.
Он и сам не знал, сколько времени смотрел сквозь слезы на лежащего охотника, пока ле Бон не положил руку ему на плечо.
– Я знаю, это тяжело, – сказал разведчик, – но он бы понял. Прожив всю жизнь на тропе, он познал, что значит быть практичным.
Джеми кивнул, отвернувшись.
– Послушай, мне самому не нравится предлагать это, – продолжал ле Бон, – но сейчас в опасности наши жизни, и если мы потеряем скальпы ради того, чтобы отдать последний долг, то Хью мы этим не поможем. Чуть раньше, чуть позже. Не все ли равно. Он бы это понял, ты же знаешь. Сам бы так поступил, если б пришлось. Понимаешь, о чем я?
– Да, – отозвался Джеми.
– Так что думаю, нам лучше тронуться в путь – и чем раньше, тем лучше. Эти ри могут выскочить внезапно.
– Мне нужно побыть немного вдвоем с Хью.
– Конечно. Я понимаю. Я подожду возле лошадей. Джеми подошел к Хью и с тихими словами опустился на колени. Ле Бон ждал около лошадей, вглядываясь вдаль. Немного погодя, Джеми встал, подошел к своему коню, вскочил в седло.
– Поехали, – сказал ле Бон, – на запад, – и он тряхнул поводьями.
Джеми оглянулся назад, но увидел лишь гору земли.
Паря в пространстве, он видел внизу белую фигуру на голубом, она меняла форму – птица, гора, рыба, – медленно загоралась, рассыпалась, исчезала. Появилась новая фигура, на этот раз раскаленный добела заостренный щит, вот он раскололся пополам, соединился снова. Появилась горящая лодка, уплыла. А он смотрел, как голубое – вода? – становилось синим. По краям краски были ярче. Вдруг захотелось двигаться. Но когда он попытался, упала тьма. Все исчезло.
Он лежал, склонив голову к плечу, и вдруг почувствовал свет. Увидел огонь на голубом. Пришло и ушло слово «утро». Он моргнул и стал наблюдать.
Небо продолжало полыхать. Легче было смотреть в одну точку, чем поворачивать голову. Сначала оно было красное, с розовым, затем розовое сменилось оранжевым. Потом все краски растаяли и шар солнца выполз из-за края земли, на него было больно смотреть. Он поднял глаза вверх, и голова его откатилась назад. Теперь глазам стало прохладнее, остался только голубой цвет. Он глубоко вздохнул и выдохнул, почувствовав боль в груди.
И тут вдруг вспомнил медведя, который выдавил из него дыхание и дал свое, зловонно-сладкое… Он вспомнил скорость, с которой зверь приблизился и схватил его. И еще морду зверя, как она растекалась, превращаясь в другие образы, по мере того как его рассудок уплывал, а душа уносилась в вихре…
Несмотря на боль, дыхание становилось глубже. А Джеми? Джеми ведь был здесь, разве нет? Хью казалось, что он помнит его голос, словно во сне, растянутые во времени слова. Джеми…
Голубая твердь над ним, земля под ним… Он словно подвешен. Небо и земля. Это место принадлежало ему, он чувствовал это в силу необлеченной в слова физической узнаваемости, гнездившейся где-то на краю сознания. До тех пор пока он не будет шевелиться, рвать оковы, время останется неподвижным, это место защитит его, и нечто страшное, притаившееся в засаде, не обрушится на него.
И все же шевелиться было надо, ибо душа его вернулась из странствий и побуждала его восстать из сна земли и войти в день.
Хью развел руки в стороны, согнув локти и прижимая ладони к земле. Вздохнул и задержал дыхание. Затем нагнул голову вперед и начал отталкиваться, пытаясь подняться. Медленно-медленно его плечи оторвались от земли. Кровь оглушительно застучала в висках, прилила к лицу. Он отталкивался все сильнее.
Его охватила дрожь. Она началась в руках, быстро распространилась на плечи, шею, голову. Левая рука подогнулась, он упал. В голове, еще до того как он коснулся земли, что-то бухнуло, поплыли перед глазами красно-черные волны. Сознание снова ускользнуло.
Хью услышал тяжелое дыхание, почувствовал влагу на бровях. Казалось, прошло всего несколько секунд, прежде чем он снова открыл глаза. Но теперь он не чувствовал себя подвешенным. Время двигалось рывками, как колесо фургона, застрявшего в колее. Нечто, притаившееся в засаде, придвинулось ближе.
Хью уставился в голубизну, дыша глубоко, хотя это и причиняло боль. Все лицо пульсировало, словно на нем лежала горячая маска. Под веками был песок; он чувствовал его каждый раз, как моргал. Темные кисточки на веках обрамляли зрение. Он поднял правую руку, посмотрел на нее, опустил.
Стиснув зубы, подался вперед, оттолкнулся локтями и отодвинул их назад для упора. Теперь, помимо груди, заболели бока и спина, точно раскаленный обруч обхватил верхнюю часть тела. Превозмогая боль, он сделал глубокий вдох.
Огляделся. Его лошадь убежала с перепугу, когда появился медведь, в этом Хью был уверен. Но где Джеми? Он был где-то рядом, это точно, Хью слышал его голос в призрачных беседах, пока кругом царил мрак.
И земля… Она была истоптана, словно здесь прошло множество коней, и видны были и следы сапог. Майор Генри и его люди? Куда же тогда все подевались? Почему оставили его одного?
И что это за огромная куча земли? Хью уронил руки на землю и сел, стараясь побороть дурноту, которая, он был уверен, вот-вот охватит его. И точно. Все вокруг поплыло. Хью сделал еще один глубокий вдох и задержал дыхание, ожидая, пока взгляд прояснится и пройдет головокружение.
Нужно попытаться встать. Хью подогнул ноги и оттолкнулся. Левая нога слушалась, но правое бедро взорвалось страшной болью. Руки ослабли, и он рухнул навзничь, беспомощно уткнувшись лицом в землю. Боль отдавалась биением красного пульса. Хью стиснул зубы, лицо его исказилось гримасой.
Боль утихла нескоро. Он стал осторожно ощупывать ногу, она отзывалась острейшей болью на самые нежные прикосновения. Похоже, сломана. Нет, не может быть.
Но куда же все провалились, бросив его в таком состоянии? Он снова медленно приподнялся и лег на правый бок. Перекинул левую ногу через правую и упер ее в землю, прекрасно понимая, какая ждет его боль, когда он попытается повернуться дальше. Оборот вокруг правой ноги вернул агонию, зато теперь он, задыхаясь, лежал на животе, подняв голову и приподнявшись на локтях.
Хью смотрел на рассвет и на длинные тени, протянувшиеся от деревьев и скал. Вскоре майор Генри поедет на запад со своими ребятами. Они обязательно должны вернуться, заехать за ним. Должны ли? Что-то тут не так, но думать об этом, лежа вот так, было очень больно.
Тогда Хью пополз, волоча за собой, как бревно, бесполезную ногу. Он развернулся в сторону земляной кучи. Возможно, она подскажет ему, что здесь произошло, пока он валялся без сознания.
Вот он приблизился к земляному холму и увидел яму. Подполз ближе. Что бы могла значить эта огромная яма здесь, в пустыне? Он оценил ее глубину, осмотрел аккуратно спрямленные углы…
Могила. Точно. Это должна быть могила. Хотя и пустая. Ждет. Моги…
Чья? Его затрясло. Пот выступил на лбу. Как долго? Как долго он здесь пролежал? Насколько подошел он к тому, чтобы попасть в эту яму? Были ли его друзья готовы положить его туда? И все же… Почему они так долго ждали и бросили его в тот самый момент, когда огонь вновь затеплился? Он покачал головой.
Движение дало Хью почувствовать, что горло словно набито сухими листьями. Он тут же испытал жажду, которая заслонила собой все прочие чувства. Вновь распластавшись на земле, он повернулся и пополз к ручью, волоча ногу.
Несколько раз он останавливался, когда силы уходили из рук, плеч, здоровой ноги. Хью лежал, опустив голову на вытянутые руки, тяжело дыша и прикидывая, сколько сил ему еще отпущено в этом испытании. Каждый раз, как он поднимался, чтобы продолжить путь к воде, к жажде добавлялось тяжелое дыхание и непреодолимая усталость.
Когда Хью наконец добрался, оказалось, что он не в состоянии поднять голову. Он рассчитывал согнуть ладонь в виде чашки, наполнить ее водой и пить, но вместо этого пришлось опустить лицо в воду. Он набрал полный рот и проглотил. Еще раз набрал в рот воды. Поперхнулся. Закашлявшись, отпрянул назад. Бока болели, лицо горело. Все раны ожили, будто их обдали кипятком. В горле запершило, но это быстро прошло. Теперь он уже мог набирать воду в ладонь и пить более осторожно. И никак не мог остановиться. Медленно глотал пригоршню за пригоршней, пока не почувствовал, что наполнил желудок прохладой. Наконец Хью заставил себя отползти в сторону, уронил голову на руки и заснул.
Проснувшись, он снова напился и обмыл лицо. После этого осторожно приподнялся и стал осматривать следы, оставшиеся от лагеря. Вряд ли здесь останавливались ри, они бы добили раненого. Значит, майор со своими следопытами уже ушел на запад. Может быть, они ждали, что он поправится, пока не отчаялись или не испугались чего-то? Однако готовая могила и сам он, до сих пор живой, казалось, противоречили этому…
Или же… Как долго? Как долго он был без сознания? День? Два? Несколько? Может быть, в этом объяснение? Ждали-ждали, а потом были вынуждены уехать? И все же…
Хью пополз налево, к отпечаткам лошадиных копыт. Рассмотрел их глазами следопыта, потом подполз ближе и потрогал слежавшийся грунт пальцами.
Следы старые. Сухие. Несколько дней, понял он, прошло с тех пор, как отряд проехал на запад. Может, они оставили кого-нибудь приглядывать за ним? Вон небольшой навес из веток возле того места, где он лежал… Хью пополз туда, работая руками, отталкиваясь здоровой ногой. Да, здесь мог бы укрыться от непогоды наблюдатель.
Добравшись до навеса, он осмотрел все, что находилось под ним. Трава примята, земля продавлена с двух сторон. Здесь спали люди, возможно, не одну ночь. Плоский кусок коры, круглые отпечатки на нем, похожие на дно кружки… Хью представил, как Джеми сидит здесь, пьет чай, смотрит на него…
Один навес… Достаточно большой для Джеми и еще одного человека… Только один навес… Значит, остались, чтобы позаботиться о нем, а отряд отправился дальше. Ну конечно.
Но почему их нет здесь сейчас? Хью развернулся и пополз прочь от навеса, от Того места, где он лежал, от могилы с ее холмом. Еще раз осмотрел утоптанное место, где были привязаны лошади. Нет… следы старые. Вон там, возле молоденьких деревьев, где сочная трава, он сам привязал бы свою лошадь. Он пополз туда, то и дело останавливаясь передохнуть.
Следы… Он оказался прав. На этот раз более свежие. А вот и конский навоз, ему всего несколько часов.
Он вновь уронил голову на руки, стараясь нарисовать себе картину происходившего.
Отряд уехал несколько дней назад. Джеми и его товарищ – совсем недавно. Ждать, а потом вот так уехать… Почему?
Он приподнялся и осмотрел горизонт. Ничего. Снова пополз. Когда добрался до навеса, его всего трясло. Опять мучила жажда. Нужно было что-то делать, но для этого нужны были силы.
Хью заполз под навес и вытянулся. Когда проснулся, нога, лицо и бока болезненно пульсировали. И снова он не сразу понял, где находится. Невдалеке пела птица.
Хью долго лежал, вспоминая утреннее путешествие – визит к ручью, осмотр лагеря, найденные следы. Он внимательно прислушивался к миру. Никаких звуков, свидетельствующих о том, чго кто-то вернулся или возвращается.
Хью приподнялся, подождал, пока пройдет дурнота, выполз из-под навеса. Передохнул, пополз, опять остановился, осматривая горизонт. Ничего.
Развернувшись, направился к ручью. На этот раз пил сдержанно, медленно глотая, пока не напился. После чего плеснул воды на лицо и промокнул рукавом. Холод вызвал шок, застучало в висках, хотя на этот раз тише. Хью повернулся и вновь посмотрел на лагерь.
Могло ли случиться так, что Джеми просто бросил его? Может, он просто устал от ожидания, когда его друг выкарабкается или умрет? Думал и майоре и его людях, которые все дальше и дальше удалялись на запад – при том, что путешествие, которое предстояло ему, с каждым часом становилось все более тяжелым и опасным – и, наконец, просто бросил старого Хью и пустился вдогонку? Ему не хотелось так думать, но все признаки указывали на это.
Хыо понял, что, похоже, никто не собирается за ним возвращаться. Так ли это было на самом деле? Он решил, что не может позволить себе рассчитывать на иное, предполагать нужно было самое худшее.
Хью уронил голову на руки, и мощное рыдание сотрясло все тело. Как это ни горько, но друзья предали его.
– Джеми… – позвал он тихим всхлипывающим голосом.
При этом имени воспоминания нахлынули на него. Как он спас осиротевшего мальчика в день битвы, как учил его охотиться, как ветер играл его соломенными волосами, когда они мчались по прериям, как он смеялся…
Нет. Если Джеми и бросил его, на то должны были быть веские причины. Было что-то, чего он не смог разглядеть в следах. Они стали слишком близки, чтобы быть способными на подобную подлость.
Сейчас, однако, было более важно решить, что делать, ибо Хью понял, что рассчитывать приходится только на себя. Он мог настрелять дичи, развести огонь, укрыться под одеялом. Он должен прикинуть, как наилучшим образом использовать оставшиеся силы, чтобы продержаться как можно дольше.
Он попил еще. Стиснув зубы, затащил себя под навес. Пришло время пересчитать запасы.
Он тщетно искал свое ружье и под навесом, и там, где лежал, и вокруг земляного холма, и даже в яме. Его нигде не было. Потом обнаружил, что и ножа тоже нет. Обшарил карманы. Исчез и кремень. Не было нигде одеяла.
Огонь, пища, укрытие… Ничего нет. Джеми забрал все. Устал ждать и уехал… забрав все. Саму жизнь. Все. Мальчишка оказался вором. Как глупо было заботиться о том. кого совсем не знаешь.
И вновь перед ним возник образ Джеми, на этот раз на лице его играла подленькая улыбка, такой он никогда раньше не замечал. Слеп… Как же он был слеп, не разглядел натуру мальчишки, его эгоизм, неблагодарность. Но теперь… Теперь он знает все, только что толку? Чувство обреченности повисло в воздухе, охватывая его так же неотвратимо и крепко, как то медвежье объятие, что сокрушило его. Ему доводилось видеть раненых животных, загнанных животных, животных, ожидавших смерти. Теперь он знал, о чем они думали в те последние минуты. О том, что, когда приходит твое время, ты остаешься один.
Хью выругался. Он все-таки не животное. Он – Хью Гласс, охотник. Умереть просто. Смерть всегда с тобой – иногда далеко, а иной раз, как сейчас, так близко, что ты чуешь ее запах.
Хью снова выругался. Предан волчонком, который вырыл ему могилу, лишил последней возможности выжить и бросил. Он стукнул кулаком по земле. Горький рев вырвался из груди, Хью еще раз ударил кулаком. Он найдет выход.
Успокоившись, охотник затих. Кровавые образы плясали перед закрытыми веками. Хью задремал, но пляска продолжилась во сне. Когда он проснулся, ярость осталась с ним, поселившись в груди тлеющим углем.
Хью поморгал, прочищая сознание, и поглядел на небо. Солнце приближалось к зениту.
Он пополз влево, к яме. Медленно, со стоном повернулся на бок, расстегнул брюки и помочился в могилу.
ПЯТЬ
КОЛЬТЕР
В предрассветных сумерках Кольтер молча смотрел на мальчика. Разглядел нож в чехле из перьев, висевший на поясе, рванулся вперед, схватил мальчика за ноги, дернул, повалил на землю. Застигнутый врасплох, парнишка тяжело ударился о землю и застонал.
Но прежде чем Кольтер успел извлечь выгоду из своей внезапной атаки, мальчик перекатился через левое плечо, вскочил на ноги, молниеносно выхватил нож и нанес резкий удар в область подбородка. Стальное лезвие скользнуло по кости челюсти. Теплый ручеек крови побежал по шее.
Мальчик был изумлен. Бог явно не был хорошим бойцом. Кровь, стекающая с подбородка… а, может, как говорят некоторые, Белобровый был человеком…
Снедаемый любопытством, мальчик наступал. Помахивая ножом с шутовским дружелюбием, он сделал несколько обманных выпадов перед животом Кольтера. Тот увернулся от ножа и сделал вид, что споткнулся, приняв облик сонного медведя, большого, неуклюжего и тяжелого на подъем. Мальчик клюнул на розыгрыш и с наивной беспечностью подошел ближе. Кольтер левой рукой схватил его за запястье и, резко качнув мальчишку, правой нанес мощный удар в переносицу. Мальчик выгнулся, голова свесилась на грудь, он захрипел, сложился пополам и упал на бок, зажав в левой руке пучок листьев. Выпавший нож блеснул в траве.
Кольтер подобрал его, зажал в зубах, бесшумно прошел между корягами, глубоко вдохнул и тихо скользнул в воду.
Языки пламени поползли по коже, проникая глубоко в тело. Невыносимый холод сковал мышцы, но ему было необходимо как можно дальше отплыть от лагеря черноногих. Мальчик скоро придет в себя и поднимет шум. К тому же Кольтер заметил между соснами первые лучи рассвета. Он выплыл на быстрину и вздохнул с облегчением.
Река сама понесла его. Дрейфуя на спине, он увидел двух лосей на предрассветном водопое. Подняв морды, они с любопытством посмотрели на него. Течение было сильным, но Кольтер знал, что через милю оно разобьется на мелкие протоки между болотистыми островками, где селились бобры. Его план в том и состоял, чтобы проплыть эту милю и найти подходящее убежище в одной из обширных бобровых берлог.
Два года назад они с Поттсом ставили здесь капканы, и вот он уже начинал замечать обглоданные ольховые стволы, явные признаки бобровой деятельности. Джон усмехнулся, припомнив, как однажды они наблюдали за целой семьей бобров, неделями обгладывавшей одно и то же бревно. Это продолжалось почти все лето. Наконец Поттс подобрался и посмотрел, над чем же они трудились. Твердая, как гранит, окаменевшая древесина.
Кольтер подумал, что к этой минуте спящий лагерь уже наверное пробудился от криков мальчика, и разведчики бросились в погоню. Но он уже был близок к тому месту, где начинались бобровые дамбы и броды, целые акры набухшей от воды, ощетинившейся гниющим лесом местности, размытое тело болота. Человек не сможет ни войти туда, ни выйти, не оставив следов в грязи.
Если только он не умеет плавать, как бобер, и мыслить, как человек. Человек, которого обложили, преследуя…
Он будет идти по упавшим деревьям, где это возможно… путать следы, как лиса… ползти на животе по мелководью. Он знал кое-какие приемы. Но он Знал и то, что черноногие их знают тоже.
И будут искать его следы.
Каменное Лицо внимательно осмотрел место, где мальчик дрался с Кольтером. Он чувствовал запах белого человека – или думал, что чувствует. Прижимая нос к траве, он вынюхивал запах крови Белобрового.
Улыбнулся. И удовлетворенно кивнул. Указав на юг, он велел разведчикам идти туда, где вода теряется в ивах. Потом посмотрел на солнце и вознес утреннюю молитву:
«О Солнце, – пел он, – сделай нас храбрыми, сделай нас сильными. Подари нам этот день, чтобы мы прожили его в твою честь». Пыльцой камышей, что росли на болоте, он посыпал свой головной убор и то место, где капли крови Кольтера окрасили траву. Затем кликнул своих людей, и они тронулись в путь, согреваемые первыми лучами восходящего солнца.
Джон Кольтер находился меньше чем в миле от преследователей. Вода была дьявольски холодной, мышцы начали деревенеть. Пора было выбираться на сушу, поросшую болотной травой, там он рассчитывал оставить глубокие вмятины, похожие на отпечатки лап медведя гризли. Это наверняка привлечет внимание индейцев – четкие следы, которые легко заметить и проследить.
Нужно будет постараться увести следы в сторону, заставить их раствориться в прозрачном воздухе. Джон вспомнил лицо мальчишки, его приоткрытый рот, изумленный взгляд при виде свалившегося с неба человека. Что бы он там ни подумал потом, нужно было развить зародившееся суеверие.
Камыши были выше роста человека и острые, как мечи. Почва под ними была топкая. Кое-где зыбучие пески подстерегали жертву. В густых камышах легко было спрятаться, и Кольтер остановился передохнуть, настороженно вслушиваясь. Утреннее солнце, пылая, коснулось его прикрытых век. Джон произнес свою молитву: «Господи, подари мне этот день».
Наконец он двинулся дальше, шумно ломая камыш. Топь старалась засосать ноги, но он шел достаточно быстро, чтобы дать ей такую возможность.
Спустя некоторое время камыш закончился и он очутился на поляне, поросшей низкой травой и осокой. Здесь и начиналось бобровое болото, обширная кочковатая пустошь, испещренная причудливой паутиной водянистых прогалин.
Вдруг впереди он увидел что-то большое, размыто отражавшееся в мутной воде. Подойдя поближе, Джон разглядел лося, увязшего в болоте. И давно уже мертвого. Мощные плечи и круп были начисто обглоданы хищниками и трупоедами. Кольтер услышал, как неподалеку в кустах ссорится стайка сорок, ожидая, когда человек уйдет. Внезапно его осенила идея. Возможно, это и не спасет его шкуру, но поможет – если сделать все быстро – выиграть время. Ножом он попытался отрубить копыта мертвого лося. Зажимая нос от вони, перерубал сухожилия и кости. Гниение зашло настолько далеко, что копыта отделились гораздо легче, чем он ожидал. Отрезав копыта, Кольтер бросил их на траву, после чего лося, надавив всей тяжестью тела на рога мертвого животного. Череп треснул, выпустив облако зловония.
Джона едва не вырвало, он еле сдержался. Огромная рогатая голова и тело лося стали погружаться в трясину. Кольтер давил своим весом на мертвое животное, быстро, исчезавшее в древнем иле, до тех пор пока даже кончики рогов не скрылись в болоте; после чего быстро перепрыгнул на зыбучий песок, и дальше – на травянистую кочку.
Заткнув нож за пояс, на котором держались остатки его штанов, Джон подобрал копыта и соскользнул в мелкую воду. Они смогут найти место, где он вошел, но вряд ли сумеют, он надеялся, определить, откуда вышел. Невдалеке виднелся островок высушенных солнцем серо-голубых сосен. Джон двинулся туда.
Вода не достигала и фута глубины, и он скользил по ней на животе, не оставляя следов. Выбравшись на островок, Кольтер спрятался в сосновом молодняке и здесь вырезал четыре ремешка из остатков штанов. Затем крепко привязал задние копыта лося к подошвам ступней так, чтобы ноги его не касались грязи, когда он будет пробираться по болоту. Передние копыта он зажал в руках.
Он видел, как плоскоголовые танцуют олений танец, держа копыта подобным образом, и решил, что это может сработать, особенно в воде, при условии, правда, что следопыты не заметят утонувшего лося. Нет, в этом он был уверен, животное полностью погрузилось в зыбучие пески.
Каменное Лицо знал, куда направился Белобровый и знал наверняка, что этот человек будет делать, потому что сделал бы то же самое, спасая собственную жизнь. Кажущаяся безопасность болота манила.
– Он спрячется в бобровой норе, – сказал Каменное Лицо своим воинам.
Человек с сорочьими перьями в пучке волос возразил:
– Там много нор. Нам понадобятся дни, чтобы обшарить их.
Каменное Лицо улыбнулся. Он и сам думал об этом. Действительно, в Долине Вод было не меньше сотни больших бобровых домов. Конечно, они не смогут обыскать их все. Белобровый был умен, но…
– …Он не полезет в большие норы, потому что там мы сможем легко найти его.
Он проницательно усмехнулся. Воины поняли, что Каменное Лицо отлично знает пути Белобрового.
– Он обязательно, – объявил он, – спрячется в маленькой труднодоступной норе. Их-то мы и подожжем – сегодня вечером, когда он будет думать, что мы просто разбиваем лагерь. Горящие норы дадут достаточно света. Мы увидим его и схватим. Живого. И запомните, он – мой.
Воины вновь принялись искать следы Кольтера в болоте. Несложная работа, усмехнулся Каменное Лицо. Даже для раненого человека, пробирающегося в камышах, след был слишком заметным. Еще одна уловка Белобрового.
– Стойте! – приказал он, как только черноногие добрались до места, где затонул лось. – Это не тот путь, которым он шел… он хочет ввести нас в заблуждение. Он пришел сюда, затем вернулся обратно, прополз в камышах, как змея. Не будем терять время здесь, пойдем прямо к бобровым норам. Уверен, мы найдем его следы в черной прибрежной грязи.
Кольтер мысленно прикинул неровный шаг раненого лося. Добавить к этому, решил он, какую-нибудь особенность, нарушающую равновесие. Например, задняя нога волочится и лишь касается земли.
В голове окончательно сложился хромающий танец смертельно раненного животного. Вжившись в него, наложив его на свое измученное тело, Джон словно слился с раненым лосем, который, хромая, отмерял последние метры жизни. Кольтер, пошатываясь, старался держаться мелкой воды, где следы будут немного размытыми, и сильно вдавливал руки и ноги в грязь, не забывая и про сломанную заднюю, которая, касаясь земли, оставляла едва заметный волочащийся след. Добравшись наконец до глубокой части озера, он подплыл к входу в бобровый домик и засунул копыта в туннель, ведущий к норе. Джон надеялся, черноногие решат, что животное поплыло к другому берегу. И не найдут никаких признаков того, что здесь прошел человек на двух ногах.
До сих пор ему везло. Но вот он услышал звенящие в соснах голоса. Они были близко, очень близко. Кольтер наметил цель: самую большую нору на озере, и поплыл под водой к тому месту, где, по его расчетам, начинался туннель, ведущий внутрь. У большой норы должен быть длинный и хитрый лаз, а сама она представляет собой настоящую крепость.
Кольтер нашел на берегу отверстие, укрытое папоротником. Бобровый дом находился футах в 25 от берега и, судя по размерам, представлял собой сорокафутовую пещеру с высоким потолком. Кольтер просунул голову и плечи в туннель шириной в двадцать пять дюймов и начал протискиваться. Наполовину заполненный водой, туннель причудливо петлял под илом. Извиваясь, как змея, Кольтер с трудом продвигался вперед. Воздуха хватало, достаточно было просто выгнуть шею и вздохнуть, наподобие черепахи. Изгибаясь то в одну сторону, то в другую он медленно, но верно приближался к цели. Наконец свежий воздух дал понять, что вход в нору совсем рядом.
И тут плечи Кольтера застряли в узком лазе. Он отполз назад, развернулся ногами вперед, сделал глубокий вдох и предпринял еще одну попытку. Теперь он пытался ввинтиться в нору, пятясь задом.