Жизнь и приключения чудака

Железников Владимир
Жизнь и приключения чудака

      Владимир Карпович Железников
      Жизнь и приключения чудака
      Повесть
      В книгу известного детского писателя, лауреата Государственной премии СССР, входят повести "Жизнь и приключения чудака", "Последний парад", "Чучело" и другие. То, что происходит с героями повестей, может быть с любым современным школьником. И все-таки они могут поучить своих сверстников вниманию к людям, к окружающему. Автор изображает подростков в таких жизненных ситуациях, когда надо принимать решение, делать выбор распознавать зло и равнодушие, то есть показывает, как ребята закаляются нравственно, учатся служить добру и справедливости.
      Издается в связи с 60-летием писателя.
      Для среднего возраста.
      СОДЕРЖАНИЕ
      Тетрадь с фотографиями
      Женитьба дяди Шуры
      Вандал, варвар, гунн! Но в отличие от них на тебе
      лежит печать цивилизации нескольких столетий! Может
      быть, ты считаешь, это не имеет значения? Посмотрим,
      посмотрим...
      Из высказывания тети Оли в мой адрес
      ТЕТРАДЬ С ФОТОГРАФИЯМИ
      Эта история началась с того, что отец, уезжая в командировку, поручил мне купить подарок маме ко дню рождения. Он оставил целых десять рублей, но, прежде чем удалиться, все же спросил:
      - Надеюсь, ты меня не подведешь?
      Я, конечно, успокоил его самым решительным образом.
      Если бы с нами рядом была тетя Оля, то она обязательно сказала бы под руку: "Неисправим дух хвастуна!"
      Это я-то хвастун?! Посмотрим, посмотрим...
      Да! Вы же не знаете тети Оли. Это наша родственница и домашняя прорицательница. Она учительница литературы в отставке, ей уже за шестьдесят. Между прочим, большая благодетельница: уступила мне свою комнату, а сама переехала к сестре на другой конец Москвы. Подучается, что она ничего, не тычет в нос своей добротой, как другие. Ну, отдала комнату и отдала и не напоминает. Но зануда! У-у-у, зануда номер один.
      Она воспитывала меня с пеленок: говорят, запрещала писаться и плакать. И вроде бы ей удалось кое-чего добиться, но я думаю, это легенда, которую она распространяла сама. Не верится, чтобы я с моим характером поддался ей. Ни за что?
      В общем, она умоталась, и слаба богу, потому что я не люблю, когда меня постоянно воспитывают. Иногда даже хочется сделать что-нибудь хорошее, но специально отказываешь себе в этом, чтобы не подумали, будто я поддался воспитанию. Хотя тетя Оля это делает хитро и незаметно.
      Но меня не проведешь. У меня глаз наметанный. Я давно усвоил: главное в жизни - не поддаваться, а то погибнет всякая индивидуальность. А ее надо беречь.
      Я, например, принципиально не собираю марки, потому что в нашем классе их собирают все, плохо учусь, потому что у нас все учатся хорошо. Как-то я сострил на истории, что урок выучил, но отвечать не буду. Правда, за это меня выгнали из класса и влепили единицу, а отец обозвал балбесом и кричал, что я значение слова "индивидуальность" понимаю шиворот-навыворот.
      Хе-хе-хе, если бы тетя Оля услышала словечко "умоталась"! Вот бы подняла шум: "Что ты делаешь с великим русским языком? Это же святыня святынь! На нем разговаривал сам Пушкин!"
      Но оставим тетю Олю в покое.
      Так вот, заметьте, уже на следующий день после отъезда отца я собрался идти за подарком. Я не люблю откладывать важные дела в долгий ящик.
      Только я вышел на улицу, как встретил своего лучшего друга Сашку Смолина.
      - Ты куда? - спросил Сашка.
      - Никуда, - ответил я. - А ты?
      - И я никуда, - сказал Сашка.
      - А у меня, - сказал я, - есть десять рублей, - вытащил папину десятку и похрустел перед Сашкиным носом.
      - Подумаешь! - сказал Сашка.
      - Да это же мои собственные! - возмутился я.
      - Ври, да не завирайся. Вот чем докажешь, чем?
      Мне надо было остановиться и ничем не доказывать, но хотелось добить Сашку, и я небрежно сказал:
      - Пошли в кино.
      И разменял папину десятку.
      А через несколько дней раздался междугородный телефонный звонок. Конечно, это звонил отец. Он беспокойный тип: стоит ему уехать, как тут же начинает названивать чуть ли не каждый день. Когда он узнал, что мамы нет дома, то стал спрашивать про подарок. Я сказал, что уже кое-куда ходил и кое-что видел.
      - А куда? - дотошно спросил он.
      Я ответил:
      - Естественно, в магазин.
      - А в какой?
      - "Все для женщин".
      - Что-то я такого магазина не знаю, - сказал недоверчиво отец. - А ты, часом, не врешь?
      - Я? Ты что?!
      А мне понравилось название "Все для женщин". По-моему, прекрасное. А он так грубо: "Ты не врешь?" Недаром тетя Оля говорила про него, что недоверчивость мешает ему наслаждаться жизнью.
      - А где он находится? - продолжал он допрос.
      - На улице Веснина. Как свернешь, сразу по левую руку.
      - Там всю жизнь была керосиновая лавка! - завопил папа.
      - Ее снесли, - храбро ответил я. - И выстроили новый магазин.
      Ну, а дальше в том же духе. Рассказал ему, как этот магазин выглядит и что там продают, а цены, цены, - куда там с нашей десяткой! Тут мой папаша почему-то тяжело вздохнул и повесил трубку.
      А жаль! Я бы ему еще многое порассказал, не дали мне до конца расписать прелести магазина "Все для женщин".
      Между прочим, я потом сходил на эту улицу Веснина. Папа оказался прав: там был хозяйственный магазин, и это вызвало у меня большое любопытство.
      На всякий случай я зашел в магазин и почему-то купил там тюбик синей краски и кисть. Я бы не стал покупать, но в лавке никого не было, а продавец, сухонький зловредный старик, вцепился в меня хваткой бульдога и навязал.
      Я думаю, он в этой лавке работал еще до революции, а в то время, как известно, была конкурентная борьба, вот он и научился всучивать. А я без привычки растерялся: ухлопал ни за что ни про что еще один рубль из папиной десятки.
      Чтобы как-то успокоиться, я решил пустить краску в дело. Пришел домой и выкрасил свою кровать в синий цвет. Получилось красиво. А то кровать старая, облупившаяся.
      Правда, когда я закончил красить, мною овладело легкое сомнение, что моя работа может не понравиться маме. Она вполне могла придраться к тому, что синих кроватей не бывает. А почему, ответьте мне, почему не может быть синей кровати?
      Мы встретились с мамой вечером. Нет, она меня не ругала, а просто отвесила хороший подзатыльник.
      Не знаю, зачем применять в наше время такие забытые средневековые методы воздействия. Можно придумать что-нибудь пострашнее. Например, не подзывать к телефону, когда звонит Сашка, или выключать телевизор на самом интересном месте.
      Рука у мамы тяжелая, она преподаватель физкультуры, гимнастка, после ее подзатыльников у меня голова по два часа гудит. Я проверял по часам. Как после посещения воздушного парада: ты уже дома, и тишина, и самолеты не летают, а в голове гул.
      Тут, к счастью, зазвонил телефон.
      Мама сняла трубку. Это звонила тетя Оля.
      - Приезжай, полюбуйся, что наделал твой любимец! - кричала мама. - Он выкрасил кровать в синий цвет. Может быть, ты теперь скажешь, что у него тяга к живописи! "Не ограничивайте мальчика в фантазии (это она повторяла слова тети Оли, передразнивая ее), дайте ему простор".
      Мама повесила трубку и посмотрела на меня. Она действительно была расстроена. С ума сойти, из-за какой-то кровати она готова была заплакать.
      - Ну чего ты? - сказал я. - Из-за кровати...
      - Да нет, - ответила она, - из-за тебя. Растешь балбесом.
      - Я обязательно исправлюсь, - сказал я. - Честное слово. Вот увидишь.
      Мама безнадежно махнула рукой.
      Эта безнадежность сильно меня огорчила. Я почти целый день об этом думал, но потом забыл. Московская суета!
      ...Как-то мы тащились с Сашкой в школу из последних сил. И вдруг нас нагнала незнакомая девчонка.
      Она улыбнулась нам, как старым знакомым, и сказала:
      - Здравствуйте, мальчики. Не узнаете? Я Настя Монахова.
      А я ее действительно не узнал, и Сашка тоже не узнал. Она училась с нами до четвертого класса, а потом на год уехала. Я внимательно посмотрел на нее. Она была Настя Монахова, но какая-то новая.
      А мы только перед этим решили пропустить первых два урока и придумали, что соврем, будто одинокой старушке стало плохо на улице и нам пришлось отводить ее домой. Мы даже записку написали от имени этой одинокой старушки и, чтобы наш почерк не узнали, писали в две руки; букву - я, букву - Сашка.
      Это все я придумал, потому что такой случай был в моей жизни, но произошел он не в будний день, а в воскресенье и я не смог им воспользоваться.
      Правда, эта старушка жила в нашем доме, ее звали Полина Харитоньевна Веселова, но мы с нею раньше не были знакомы. А в тот день, когда я ее спас от почти неминуемой смерти, она пришла к нам с тортом на чаепитие и долго объясняла маме, какой я замечательный мальчик. Ну, и теперь мы написали записку ее словами, теми, которые она говорила про меня маме.
      Я еще раз внимательно посмотрел на Настю Монахову и догадался, что меня в ней поразило: из мелюзги, замарашки она превратилась в настоящую красавицу. Вот что происходит с людьми, когда они долго отсутствуют!
      И тут мне почему-то расхотелось пропускать уроки.
      И Сашке, видно, тоже, потому что он шел рядом с прекрасной Монаховой и помалкивал.
      - А ты, Саша, по-прежнему учишься в музыкальной школе? - спросила Настя.
      - Он у нас знаменитый флейтист, - ответил я за Сашку.
      - Молодец, - сказала Настя. - А ты, Боря, чем увлекаешься?
      - Я? Исключительно ничем.
      - Ну и неостроумно. В наше-то время ничем не увлекаться!..
      - Еще один воспитатель на мою бедную голову! - сказал я.
      - Извини, - тихо ответила она. - Я не собиралась тебя воспитывать. Просто сказала то, что подумала. Мне тебя жалко стало.
      Вот так она меня пригвоздила. А пока я ей собирался ответить, мы уже вошли в класс, и все ребята с любопытством набросились на Настю и оттеснили нас с Сашкой.
      Мы сели за парту, но почему-то оба не спускали глаз с Монаховой.
      Она нас просто околдовала. "Но посмотрим, поборемся, не на таких наскочила", - подумал я и тут же сделал все наоборот.
      Дело в том, что в этот день меня назначили вожатым в первый класс "А". Об этом сообщила Колобок, то есть наша старшая вожатая Нина, которую прозвали Колобком, потому что она толстуха и всегда что-нибудь жует. И представьте, я согласился. Именно из-за нее, из-за Насти.
      Вот как все было. Влетает, значит, в класс Нина, дожевывая на ходу пирожок. Она у нас такая восторженная-восторженная и говорит всегда торжественно-торжественно, как будто выступает перед толпой.
      Однажды, когда я учился в третьем классе, она вцепилась в меня, и не где-нибудь, а на улице, и воспитывала сорок минут.
      Сашка в это время стоял в сторонке и ел мороженое. Ему в ожидании пришлось съесть три порции.
      Чтобы отделаться от нее, я начал икать. Это очень хороший, испытанный способ. Она тебе слово, а ты в ответ "ик". Она сказала, чтобы я перестал. А я в ответ снова "ик". А потом Нина узнала, что это мой способ отделываться, когда воспитывают, и невзлюбила меня. И вот когда теперь она мне заявила: "А я по твою душу, Збандуто", - у меня все внутри похолодело от предчувствия беды.
      - Что это вдруг? - удивился я. - Вроде еще ничего не случилось.
      - Случилось. - Нина загадочно улыбнулась.
      Настя повернулась в нашу сторону: это был немаловажный момент.
      - Интересно, - тут же стремительно вступил в игру Сашка.
      - Ребята, минуту внимания! - сказала Нина. - Во-первых, поздравляю вас с новым учебным годом!
      - Уря-а-а! - закричал кто-то тоненьким голосом.
      Я воспользовался тем, что Нина отвернулась, подмигнул Насте и сполз под парту.
      - А во-вторых... - сказала Нина торжественным голосом.
      После этого наступила тишина. Видно, Нина повернулась лицом к нашей парте, а меня нет, а я тю-тю! Сидел себе и похихикивал.
      - А где Збандуто? - спросила Нина.
      - Не знаю, - ответил Сашка. - Только что был тут.
      В этот момент на меня напал чих. Я зажал рукой нос, сморщился и чихнул про себя, но не рассчитал и треснулся головой о парту. Гул пошел по всему классу. Ясно было, что теперь меня обнаружат.
      И действительно, я увидел, что Нина лезет под парту. Я закрыл глаза и откинул голову на скамейку.
      - Что с тобой, Збандуто? - участливо спросила Нина.
      - Он сомлел, - сказал Сашка. - Здесь душно. Отвык за лето от школьной обстановки.
      - Воды, - приказала Нина.
      Я слышал, как кто-то услужливо побежал за водой и вернулся обратно. Потом этот кто-то приподнял мою голову и нахально ливанул полграфина воды мне за шиворот.
      Тут я вскочил. Ну конечно, передо мной стоял Сашка. В руках у него был графин с водой. Он был очень доволен, потому что вызвал всеобщее веселье. Даже Настя хохотала. По-моему, он унизил меня ради нее. Я бы на его месте так не поступил.
      - Ну, как ты себя чувствуешь? - спросила Нина участливо. - Получше?
      - Ничего, - сказал я. - Только зачем же лить воду за шиворот? Разве нельзя было просто побрызгать в лицо?
      - Хорошо, - сказала Нина, - в следующий раз.
      Она надо мной издевалась.
      - А теперь, ребята, я вам сообщу новость, - снова торжественно начала Нина. - Совет дружины назначил одного из вас вожатым в первый класс "А". Она повернулась ко мне и объявила: - Бориса Збандуто.
      И тут почему-то поднялся невообразимый шум. Все начали смеяться, а больше всех - мой друг Сашка. Каждый острил как мог, нарочно перевирая мою фамилию.
      - Донато! Ха-ха-ха! - закричал Сашка. - Он научит их получать двойки.
      - Бандито! Плакали деревья в школьном дворе!
      - Надувато! Научи их лупить девчонок!
      - Бить окна!..
      - Играть в расшибалочку!..
      Все ребята хохотали, и я тоже не отставал от них. Действительно, какой из меня вожатый!
      - Ну, хватит. Посмеялись - и хватит! - серьезно сказала Нина. Согласен, Збандуто?
      - Нет, - ответил я. - У меня профессиональная негодность. Я от волнения заи... заи... заикаюсь.
      Ребята снова засмеялись.
      - То ты икаешь, - сказала Нина, - то ты заикаешься. Довольно валять дурака. Говори, согласен или нет?
      - А что я буду с ними делать? - спросил я.
      - Подготовишь в октябрята, - ответила Нина.
      - Будешь их сажать на горшки и вытирать носы! - выкрикнул Сашка и посмотрел в спину Насти.
      Он явно хотел ей угодить. И тут она оглянулась и сказала те самые слова, которые и втянули меня в эту историю. Потом-то оказалось, что она просто пошутила.
      - Что здесь смешного? - сказала она. - Это ведь серьезное дело.
      На секунду наши глаза встретились, и я вдруг, к своему величайшему удивлению, услышал собственный голос, который произнес:
      - Я согласен.
      - Несчастный Надувато, мне тебя жаль! Сашка корчился от смеха.
      - Может, помолчишь? - спросил я. - А?
      - Ну, вот и хорошо, Збандуто, сказала Нина. Мы знаем твои слабости, но доверяем. А ты должен оправдать это доверие.
      - Можете на меня положиться, - громко ответил я и победно оглядел притихший класс.
      - Подумай, о чем ты будешь говорить с ними на первом сборе. Для этого нужна какая-то находка, предупредила Нина.
      По дороге домой я думал о первоклассниках. Мы с ними понаделаем дел. Можно, к примеру, перейти на ускоренное обучение: за год три класса. Вот будет пожар! Все обалдеют. Может быть, моим методом сможет воспользоваться наша школа или даже вся страна. А можно еще организовать для них учение во время сна. Они будут ночью спать и учиться, а днем гулять. Чем не жизнь?.. Идеи так и роились в моей голове.
      Пусть теперь Н.Монахова скажет, что я ничем не увлекаюсь. Воспитать современного человека, подготовить его для жизни в двадцать первом веке это поважнее, чем пищать на флейте.
      И тут меня осенило: надо для первой встречи произнести речь. Это будет та самая "находка", о которой говорила Нина.
      Я вытащил на ходу из портфеля тетрадь и, остановившись, быстро написал: "Дорогие ребята, пионерская организация..." Дальше у меня почему-то не пошло, хотя сама находка показалась мне блестящей. И, не в силах сдержать радость, я побежал домой, чтобы рассказать обо всем маме.
      Дверь мне открыла Полина Харитоньевна. С тех пор как я ее спас от неминуемой смерти, она зачастила к нам: пьет с нами чай или обедает. Ей нравилось, что из наших окон хорошо видно, кто куда пошел, кто что понес, кто как одет. Мама ее жалела и говорила, что в ней, в Полине Харитоньевне, сильны пережитки прошлого, что она из буржуазной среды. Конечно, ей ведь восемьдесят лет.
      Вид у Полины Харитоньевны был испуганный, особенно в этом странном салопе, который она натянула на себя. А в тот момент, когда она открыла дверь, меня как раз снова посетило вдохновение, и я выпалил ей прямо в лицо продолжение своей речи.
      - "Дорогие ребята! - крикнул я торжественно-торжественно. Я теперь начинал понимать Нину. - Пионерская организация, известная своим благородством..."
      - Что-нибудь случилось? - спросила Полина Харитоньевна, отступая.
      - Случилось, - ответил я.
      - Что? - Полина Харитоньевна всего боялась.
      - Меня назначили вожатым! - крикнул я и пролетел мимо нос в комнату, чтобы записать продолжение речи.
      Она вошла следом за мной:
      - Вожатым? Тебя?
      Я вырвал листок из тетради и быстро стал записывать речь.
      - В первый класс "А", - ответил я.
      - Ну, что ж, Бока, теперь ты должен будешь показывать пример другим.
      - Не называйте меня больше Бокой, - попросил я, - я уже не маленький.
      - Хорошо, - согласилась Полина Харитоньевна. - Может быть, пообедаешь?
      - Нет, - твердо ответил я, - я буду сочинять речь... и развивать силу воли. Волевой человек может добиться чего угодно.
      Я склонился к столу, потому что почувствовал, что меня опять осенило.
      В это время хлопнула входная дверь. Пришла мама. Я выскочил ей навстречу.
      - Мама! - закричал я. - У меня хорошая новость!
      - Тише, тише, не кричи так, - попросила она.
      - Меня назначили вожатым в первый класс, - с ходу перешел я на шепот.
      Мама скептически поджала губы. До чего же все-таки взрослые скучный народ! Я думал, она закачается или хотя бы улыбнется. Ну ничего, когда она узнает, какие я задумал дела, поверит в меня.
      - Только не называй меня больше Бокой, - предупредил я и удалился в свою комнату.
      Речь была написана, и теперь, нежно разглаживая эту драгоценную бумагу, я учил ее наизусть.
      - "Дорогие ребята! Пионерская организация, известная своими славными делами, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам..."
      Я перестал читать, подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине, чтобы послушать, что обо мне говорят мама и Полина Харитоньевна.
      - Неужели исправится? - долетел до меня голос мамы. - Неужели возьмется за ум?
      - А что вы думаете, - ответила Полина Харитоньевна. - Обещал развивать силу воли.
      - Боже мой! - вздохнула мама. - Чего он только не обещал развивать: и силу воли, и память, и внимательность, и не лгать, и не драться, и, наконец, помогать мне!
      Я решил напомнить о себе и прокричал в замочную скважину:
      - "Чтобы я закалил вас и подготовил нам достойную смену..." - На слове "смена" у меня сорвался голос, и получилось не очень красиво.
      Тем не менее я прильнул глазом к скважине: Полина Харитоньевна и мама были передо мной как на ладони. Представьте, они с аппетитом обедали, пока я страдал на благо общества. Я с возмущением открыл дверь.
      - А, Бока, - сказала мама. - Может быть, все же пообедаешь?
      - Опять "Бока"! - возмутился я. - Это, наконец, надоело.
      Но за стол я сел. От этой речи я здорово проголодался.
      После обеда я вновь вернулся к своей работе. Пробежал речь глазами и остался доволен. Вот только нет в ней упоминания о мужестве. Вставил в нескольких местах слово "мужество".
      - Борька! - крикнул кто-то за окном. - Збандуто!
      Я узнал Сашкин голос.
      "А-а-а, притащился! - подумал я. - Ну покричи, покричи. Только теперь мне не до тебя. Я занят серьезным делом, это тебе не этюды для флейты".
      - "Дорогие ребята! Пионерская организация, известная своим мужеством, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам, мужественным, мужественным..." продолжал я повторять одно слово, как испорченный проигрыватель, явно выжидая, позовет меня Сашка еще или нет.
      Нет, не зовет. Неужели ушел? Предатель! Бросает друга в трудную минуту! Чтобы убедиться, что Сашка действительно предатель, я подошел к окну - мы живем на первом этаже - и открыл его.
      Сашка стоял на своем обычном месте.
      - Ну, скоро ты? - спросил он.
      - Не мешай, - ответил я. - Я занят.
      - А как же я? - удивился Сашка. - Что же мне делать в полном одиночестве?
      - Действительно, - я посмотрел на его постную физиономию, - а как же ты? - и, не раздумывая, полез в окно.
      От сквозняка совсем некстати широко распахнулась дверь, и мама с Полиной Харитоньевной увидели меня сидящим верхом на подоконнике.
      - Ты куда? - закричала мама. - А как же твоя речь?
      - Ничего, - ответил я, - даже министры читают свои речи по бумаге, - и прыгнул вниз.
      Через несколько дней, когда все ребята и я, между прочим, уже забыли, что меня назначили вожатым, в нашем классе появились две маленькие девочки. Все, конечно, тотчас уставились на них. Это ведь необычное событие.
      А я в это время стоял на голове на спор с Сашкой. Стоял, поглядывал на Настю и болтал ногами. На этот раз победителем выходил я. Сашка отстоял до ста, а я пошел на вторую сотню. Между прочим, это полезно. Только учителя этого не понимают. Говорят - хулиганство. А как же йоги?
      Да, наша дружба с Сашкой из-за Насти зашла в тупик. С ним творится что-то невозможное. Он преследует меня днем и ночью (во сне).
      Сегодня мне приснилось, что он, Сашка, уже генерал и Настя выходит за него замуж. Я проснулся в холодном поту.
      Каждый раз, когда я обращаюсь к Насте, его вечно розовое лицо с двумя спелыми помидорами вместо щек делается бледным, как у мертвеца. Насколько я понимаю, это ревность. Хорошо, что он мне приснился с нормальным лицом, а то я закричал бы и разбудил маму. Я всегда кричу, когда мне снится что-нибудь страшное.
      Чем это все кончится, не знаю. Из-за ревности и не такие люди погибали. Говорят, раньше многие из-за этого пускали пулю в лоб или сердце. Надеюсь, Сашка не последует этому глупому примеру. Я же изо всех сил старался облегчить его страдания. Вчера угостил его двумя стаканами сока на выбор, истратив еще шестьдесят копеек из бывшей десятки. Причем сам я выпил стакан чистой газированной воды за копейку!
      - Чего вам надобно, крошки? - спросил Сашка.
      - Нам нужен Боря З... - Девочка покраснела, ей трудно было выговорить мою фамилию.
      А вторая ей помогла:
      - Занудо...
      Все только этого и ждали и сразу засмеялись.
      Я догадался, что это девчонки из первого "А", вскочил на ноги и стал незаметно вытеснять их из класса.
      - Это я и есть. Только я не Занудо, а Скандуто, переврал я свою фамилию.
      - Извините, сказали девчонки в два голоса. Мы из первого "А". Вы наш вожатый. Мы вас ждем уже неделю.
      К нам подскочил Сашка, загородил меня от девчонок и крикнул:
      - Бегите, детки, он вас съест. Он Серый Волк! - Он дернул одну из них за косу.
      Все стали хохотать еще больше.
      Я подумал, что Сашка их сейчас доконает и они убегут, но тут вмешалась Настя и всю игру спутала.
      - Перестаньте, - сказала она. - Борис, что же ты?
      И действительно, мне стало стыдно. Что это я? Ведь я сам не люблю, когда над другими издеваются.
      - Послушай, Красная Шапочка... - многозначительно произнес я. - Мы же разговариваем, - отстранил Сашку рукой и сказал: - Я приду к вам. Сегодня. После уроков. Будет сбор. Я уже речь написал.
      Вот так-то. Знай наших!
      После уроков я заметил, что Сашка необычно быстро собирает портфель. Его поспешность мне была ясна, я видел, куда он косит глаза.
      В это время Настя вышла из класса. Я выскочил следом за ней.
      - Привет! - крикнул на ходу Сашка, обгоняя меня в коридоре.
      Встретились мы на первом этаже около библиотеки.
      Когда он увидел меня, то прикинулся, что ничего не видит, и хотел пройти мимо. А я, видно тоже от смущения, подставил ему ножку, и он растянулся во весь рост.
      - Ты что, - взревел он, вскакивая, - обалдел? - и трахнул меня портфелем.
      Я в ответ тоже. В результате у нас вышла настоящая современная дуэль. Из-за женщины, потому что каждому из нас было ясно, чего мы здесь околачиваемся.
      А тут появилась и сама виновница нашего поединка. Она вышла из библиотеки.
      - Чего это вы деретесь? - спросила Настя. - А еще друзья!
      - У нас дружеская драка, - сказал Сашка, зло поглядывая на меня.
      - Разминка после уроков, - поддержал я.
      А в следующий момент произошло нечто неожиданное: в одном из классов открылась дверь, в нее просунулась голова какого-то, малыша, который, увидя меня, издал оглушительный, победный клич:
      - Ребята! Боря при-ше-о-ол!
      Стремительно, как будто их выпустили из катапульты, из класса вылетела толпа детей и дикой ордой устремилась на меня. Они смотрели на меня с немым восхищением, как на бегемота в зоопарке. Через секунду Настя и Сашка оказались оттесненными в дальний угол.
      Я криво улыбнулся. Я совсем забыл, что обещал к ним прийти, и смущенно сказал:
      - Давайте пойдем в класс. Там мы будем в своей тарелке.
      - Пошли в свою тарелку! - крикнул какой-то находчивый малыш.
      - Пошли! Пошли! - загалдели остальные.
      В классе ребята уселись за парты и притихли.
      На доске большими печатными буквами было выведено: "БОРЕ УРА!"
      - Ну, это уж слишком, - сказал я и стер надпись.
      Откашлялся, дрожащим" руками разгладил на учительском столе листок с речью и начал:
      - "Дорогие ребята! - Голос у меня был странный, дребезжал, как старый репродуктор: - Пионерская... организация... всем известная..."
      Я легкомысленно оторвал руку, придерживавшую листок, а легкий ветерок, ворвавшись в открытую форточку, взметнул мою драгоценнейшую речь, унес с учительского стола и уронил на пол.
      Я проследил за нею тупым взглядом, но поднять не решился.
      - "Пионерская организация, всем известная..." - начал я наизусть и замолчал. Слова окончательно вылетели у меня из головы.
      Мальчишка с первой парты догадливый оказался: поднял листок и положил передо мной на стол. А я, как заправский телевизионный диктор, который читает текст по бумажке, но делает вид, что совсем не читает, скосив глаза, быстро прочел:
      - "Пионерская организация, всем известная... - На секунду поднял голову, криво усмехнулся: "Повторенье - мать ученья", и продолжал: ...своим мужеством, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам, чтобы я вас закалил и подготовил нам достойную, мужественную смену..." - Я умолк окончательно.
      - Ура-а-а! - закричал мальчишка с последней парты.
      - Не надо, - сказал я.
      Стало тихо и неизвестно, что делать дальше. Первоклашки преданно смотрели на меня.
      - Ну, давайте познакомимся, - упавшим голосом сказал я.
      На первой парте сидели девочки, которые приходили ко мне.
      - Тебя как зовут? - спросил я одну из них.
      - Стрельцова, - ответила она, вставая.
      - Фамилий не надо, - предложил я. - По фамилиям скучно. Давайте только имена.
      - Зина, - сказала Стрельцова и села.
      - А меня Наташа, - сказала ее соседка.
      У этой Наташи были круглые глаза, как пятаки, и эти пятаки не отрываясь следили за мной.
      - У нас две Наташи! И обе дуры! - выкрикнул какой-то острослов с последней парты.
      Мальчишки засмеялись, а Наташа захлопала своими пятаками. Видно собираясь разреветься.
      Я направился к этому острослову. Я угрожающе приближался к нему.
      В классе стало тихо.
      - Тебя как зовут? - спросил я.
      - Генка, - ответил он.
      - А сколько у вас Генок?
      - Трое.
      - Надеюсь, не все такие умные?
      Ребята засмеялись, и острослов Генка тоже. А Наташа уставила на меня свои пятаки и сказала:
      - Нет, только этот... Костиков.
      - Значит, ты Генка Костиков? - Я немного повеселел и спросил соседнего мальчишку: - А ты?
      Мальчишка встал и, сильно смущаясь и краснея, прошептал что-то неразборчиво.
      - Громче, - попросил я.
      - Толя! - вместо него выкрикнул Генка. - Он у нас трус. Как девчонка.
      - Тихо, тихо, - сказал я. - Храбрость дело наживное. Садись, Толя. - И повернулся к классу: - Продолжим знакомство...
      И тут со всех сторон защелкало, как горох:
      - Лена!
      - Лена!
      - Гена!
      - Саша!
      Они вскакивали и садились, как оловянные солдатики.
      - Сима!
      - Коля!
      - Леша!
      - Шура!
      Сначала я пытался запомнить имена ребят и их лица, даже пальцы загибал, но вскоре понял всю тщетность этой затеи.
      У меня от них голова пошла кругом. Они были ужасно одинаковые, эти первоклашки. Все в форме. Все с белыми воротничками. Девочки - с косичками. Мальчишки - с челками. Да еще одно имя на двоих или троих.
      - Довольно! - решительно прервал я этот поток имен. - На первый раз достаточно. Хватит!
      Отошел к окну, чтобы сосредоточиться, и увидел, как Настя и Сашка пересекали школьный двор. Они шли рядом, и Сашка все время хохотал. Вероятно, рассказывал что-нибудь смешное про меня. Это его излюбленный прием.
      Надо было отделаться от первоклашек и догнать их.
      - Вот что, ребята, - сказал я, - мы пойдем с вами в автоматическую фотографию. Там вы сфотографируетесь, тогда я вас по фотографиям и запомню.
      Малыши завыли от восторга. Ужас, до чего они были восторженные!
      - А сейчас мы возьмем портфели и ранцы и дружно побежим домой. Только бегом до самого дома! Понятно?
      Они, конечно, не поняли, что я просто решил сбежать от них, зашумели и дружно стали расхватывать свои портфели.
      - Приготовились! - скомандовал я, делая незаметно шаг к двери, чтобы выскочить первым. - За мной!
      Я сделал стремительный рывок, сильно толкнул дверь и на легких парусах покинул коридор первоклашек.
      А они, эти несчастные, неумелые дети, рванули к дверям все одновременно. Ну, конечно, застряли, и получилась классическая пробка.
      Ловко я от них отделался. Хотя, если совсем честно, мне было немного не по себе. Неинтересно их обманывать, они всему верят. Я представил себе, как они придут домой и будут рассказывать про меня и про то, что я собираюсь их вести в автоматическую фотографию... А я-то совсем не собирался.
      Нет, пожалуй, надо. Свожу их в фотографию, раз обещал. Это было последнее, что я подумал о первоклассниках, ибо я увидел впереди Настю и она застила для меня весь мир.
      Где-то рядом с ней, в полутумане, прыгал и корчился Сашка.
      ...Мы играли в футбол. Шестой "В" на шестой "А". Я стоял в воротах, а Сашка был в нападении. Это была принципиальная игра, но дело не только в этом. Среди зрителей сидела Настя. Понимаете?
      И вдруг слышу чей-то писклявенький зовущий голосок:
      - Бо-ря!
      Скосил глаза. О боже, возле меня появилось милое видение: та самая первоклашка, у которой глаза как пятаки!
      Я сделал вид, что не слышу. Нечего сказать, нашла подходящее время для задушевной беседы!
      Она снова окликнула меня:
      - Бо-ря!
      Я оглянулся, посмотрел на нее с диким удивлением, точно вижу впервые:
      - Ты меня?
      Она кивнула, представьте!
      Я снова отвернулся. А она не уходит и говорит мне в спину:
      - Я Наташа Морозова из первого "А".
      - Ну и что? - спросил я.
      - Там собака, - ответила она. - Я боюсь, а мне надо домой.
      - Ты же видишь, я занят, - возмутился я.
      - А я думала, - сказала девчонка, - ты меня проводишь.
      От этих ее слов я чуть не упал, даже перестал следить за игрой и едва поймал мяч.
      Нет, вы видели? У всех ребят детство - лучшая беззаботная пора жизни, а у меня каторга! В футбол не дают поиграть. Нет, нет, нет, меня на жалость не возьмешь! Я не буду жалостливым. Она испугалась собаки! Подумаешь! И если даже та ее немного покусает, ничего страшного.
      Через пять минут мне стало ясно: она без меня никуда не уйдет.
      В общем, я вынужден был попросить замену.
      Не оглядываясь, я побежал к школьным воротам. За мной, еле поспевая, бежала Наташка.
      Ну, уж тут я высказался. Я ее пригвоздил, растер в порошок! Я сказал ей:
      - Если ты боишься, пусть тебя мамочка встречает. Или папаша. Я в няньки не нанимался.
      - У меня папа в Африку уехал, - ответила Наташка.
      - Куда? Куда?
      - В Африку.
      - А ты хоть знаешь, где находится Африка? - спросил я.
      - Конечно! - Она рассмеялась: - Я даже стихи про Африку знаю. "В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы..."
      - И все? Больше ты ничего не знаешь про Африку? Ну, и нечего врать.
      Она вдруг остановилась:
      - Я никогда не вру.
      - Совсем? - выскочило у меня.
      - Совсем, - ответила Наташка. - Я не умею.
      - Не горюй! - Я похлопал ее по спине. - Этому я тебя научу.
      - Зачем? - спросила Наташка, и ее глаза-пятаки превратились в воздушные шары.
      Я засмеялся, не зная, что ответить. Действительно, глупо получилось.
      - Я пошутил. Я сам никогда не вру, - сказал я.
      И тут меня затрясло от смеха, потому что мы подошли к школьным воротам, а там прыгала привязанная на ремешке к изгороди собачонка на тонких ножках, с оттопыренными ушами.
      - И ты ее испугалась? - возмутился я.
      Протянул руку, чтобы погладить собачонку, но она неожиданно ощетинилась, зло залаяла и рванула поводок. Я еле успел отскочить.
      - Вот видишь! - сказала Наташка. - Она кусается. - Взяла меня за руку и крепко прижалась.
      - Ну ладно, африканка, - сказал я, - до свиданья.
      - Спасибо! - крикнула девочка.
      Я посмотрел ей в спину. До чего смешная! Ноги - как у африканского страусенка.
      В это время подошел хозяин собачонки и стал отвязывать ее от изгороди.
      - Между прочим, - сказал я громко, - здесь ходят маленькие дети.
      - Учтем, - ответил хозяин собачонки.
      Подошел троллейбус, Наташка села в него. Водитель поторопился закрыть двери, и ее портфель прищемило.
      Я бросился на выручку: застучал кулаком по двери. Водитель снова открыл двери, и портфель плюхнулся на тротуар.
      Я подхватил портфель, впрыгнул в троллейбус и позвал:
      - Наташка, ты где?
      - Я здесь, - ответила Наташка.
      Водитель закрыл двери, и троллейбус тронулся.
      - Все из-за тебя! - угрожающе прошипел я и сунул ей портфель.
      Вскоре троллейбус остановился, я сошел, и она тоже сошла.
      - А ты чего? - удивился я.
      - Здесь мой дом, - сказала она.
      - И ты пешком не можешь пройти одну остановку?
      - На троллейбусе интересней.
      - "Интересней"! - передразнил я ее.
      Я здорово обозлился.
      Я стал стягивать наколенники, а то на меня все оглядывались: они были натянуты поверх брюк.
      - А твой дом где? - не унималась Наташка.
      - Там... - Я неопределенно махнул рукой и пошел.
      - Можно, теперь я тебя провожу? - Она догнала меня.
      - Нельзя, - ответил я. - Я возвращаюсь на футбол.
      Конечно, когда я прибежал в школу, никакого футбола не было и все разошлись. Я уже собирался уходить, как вдруг вижу, ко мне подбегает Наташка.
      - Ты чего вернулась? - спросил я.
      - Я хотела узнать, чем кончилась игра, - сказала она. - Кто победил?
      - Тоже мне болельщица! - возмутился я.
      - Боря, а теперь можно, я тебя провожу?
      - Провожай, провожай! - От нее нельзя было отделаться.
      Домой мы возвращались вместе. Она оказалась смешной и симпатичной. С ней легко было разговаривать. Ее отец действительно уехал работать в Африку. Он врач. А матери у Наташки нет. Она умерла, когда Наташка была маленькой. И теперь они живут вдвоем с бабушкой, пенсионеркой:
      Ну, тут я, чтобы поддержать разговор, сказал, что у меня тоже есть знакомая пенсионерка - тетя Оля.
      - Пенсионерка! - повторила радостно Наташка и засмеялась.
      Почему ей было смешно, я не понял. Не всегда ведь так сразу поймешь этих маленьких.
      - Все пенсионерки смешные, объяснила она. - В тот день, когда им разносят пенсию, они не выходят на улицу, боятся прозевать почтальона.
      Правда она веселая. Она мне так поправилась, что я разменял еще один рубль из папиной десятки и угостил ее мороженым. Она его лизала медленно, чтобы растянуть удовольствие.
      - Боря, - спросила Наташка (она все время поддерживала разговор), - а твой отец куда уехал в командировку? - Улыбнулась и добавила: - Тоже в Африку?
      Шутница!
      - Нет. В Сибирь. Он живет среди тофаларов.
      - А кто такие тофалары? - спросила Наташка.
      - Это маленькая народность в Сибири.
      - Так это люди, - догадалась Наташка. - А я про них ничего не слышала. А что он там делает?
      - Ищет метеорит в тайге. - Мне нравилась эта игра.
      Она была неиссякаема на вопросы.
      - А что такое метеорит? - спросила Наташка.
      - Это небесное тело. Может быть, осколок далекой звезды.
      - Осколок звезды! - восхищенно прошептала Наташка.
      - Он летит к Земле со сверхзвуковой скоростью и так разогревается, что превращается в огненный шар.
      - В огненный шар, - повторила она.
      Все-таки я ее потряс.
      Наташка подняла глаза к небу, надеясь увидеть в нем этот огненный шар, но увидела только солнце. Сощурилась, глаза у нее превратились в щелки, и она спросила:
      - Как солнце?
      - Нет, - ответил я. - Он маленький. Я вижу, вас надо учить еще да учить.
      - Конечно, - согласилась Наташка. - Боря, а ты не знаешь, как спят африканские жирафы?
      Ну и девица, что придумала! Я бы мог соврать ей или отшутиться, сказать: "Они спят, задрав кверху копыта", или: "Они спят на земле". Но я честно признался, что не знаю. И самое удивительное - мне самому понравилось то, что я сказал правду. Это было что-то новое во мне и подозрительное. Уж не заболел ли я?
      В это время я заметил Сашку, стоящего возле нашего дома. В руках у него был мяч, он небрежно постукивал им об асфальт. Рядом, около стены, лежали наши портфели.
      Я остановился и стал перевязывать шнурки в ботинках, а сам соображал, как отделаться от Наташки. Не хотелось бы, чтобы они сталкивались.
      - Иди, - прошипел я, - тебе пора домой.
      - Ничего, - успокоила меня Наташка, - я не спешу.
      Тогда, все еще завязывая шнурки, я медленно повернулся к Сашке спиной, чтобы уйти.
      Я даже прополз несколько шагов на четвереньках, и так, может быть, я бы полз через весь двор, но неожиданно передо мной выросла стена в виде Сашки.
      - Ну что? - спросил я беззаботным тоном, делая вид, что Наташка вроде бы не со мной. - Зайдем ко мне?
      Собственно, если бы он ответил мне сразу, ничего и не произошло бы, но он так долго обсасывал свой леденец, как будто это было самое важное занятие в мире.
      Он сосал леденец и презирал меня. Щеки у него были пунцово-малиновые, и поэтому особенно контрастно выделялся синяк под глазом, который кто-то ему поставил во время игры.
      И вот тут-то нетерпеливая Наташка вполне дружески ворвалась в нашу беседу.
      - Какой у вас синяк! - сказала она и заботливо добавила: - Вам надо к врачу.
      Сашка ей ничего не ответил и стал кричать, что они продули игру из-за меня, потому что я поставил в ворота размазню, что я совсем в последнее время ошалел, что ему противно со мной разговаривать, что я предатель.
      - Так вы проиграли, - разочарованно сказала Наташка.
      Сашка секунду помолчал и, не поворачиваясь к ней, не вытаскивая изо рта леденца, едва разжимая губы, процедил:
      - А ну валяй отсюда, шмокодавка!
      Наташка посмотрела на меня, ждала, видно, что я за нее заступлюсь.
      А я сказал:
      - Иди, иди! Тебе пора.
      Она повернулась и пошла, медленно так пошла, - может, думала, что я все же ее окликну.
      Глупо, конечно. И со стороны может показаться смешным. Подумаешь, проиграли в футбол! Но я-то знал, что этот проигрыш для Сашки большое несчастье. И чтобы как-то его успокоить, кивнул в спину удаляющейся Наташки и сказал: "Вот привязалась!" - но не рассчитал и произнес эти слова слишком громко.
      Наташка услышала и, не веря своим ушам, оглянулась. Глаза у нее снова из пятаков превратились в воздушные шары. Два голубых воздушных шара.
      Может быть, она с таким предательством никогда не сталкивалась. Только что были верными друзьями, рассказывали друг другу биографии, ели мороженое, смеялись, и на тебе!
      И тут я увидел, что на Наташку движется какая-то гигантская собака. Не собака, а буйвол! Я догнал ее и сказал:
      - Спокойно. Я здесь.
      Она радостно схватила меня за руку, прижалась и ответила:
      - А я с тобой, Боря, даже собак не боюсь.
      Вот здорово! Значит, она не обиделась. Действительно, чего на меня обижаться? Подумаешь, что-то не так сказал. Важно, что сделал.
      - Портфель забыл! - крикнул Сашка.
      Я вернулся и побежал за портфелем. Когда я подбежал, он расшнуровывал мяч. Я ждал, что он мне еще скажет, а он нахально выпустил воздух из камеры мне в лицо и сказал:
      - Воспитатель! - взял портфель и удалился.
      - Да ты не волнуйся, - жалким голосом крикнул я ему вслед, - мы их обыграем!
      Он не откликнулся.
      - Спасибо за портфель, - не сдавался я.
      Вот что меня губит, так это жалость, и то, что я эмоциональный человек: не раздумывая совершаю разные поступки. Мне бы сейчас надо было перетерпеть, не бросаться Наташке на помощь, а я не выдержал.
      А ведь мне Сашка дороже, чем она. У нас одна жизнь, одни идеалы. Нам вместе жить да жить. А эта пигалица уже стояла опять около меня. Треснуть ее, что ли, по макушке, чтобы отделаться раз и навсегда? Я поднял руку для щелчка, но снова натолкнулся на ее доверчивые, прямодушные глаза и, вместо того чтобы ударить, обнял за плечи.
      В этот день я прибежал в школу раньше обычного. В портфеле у меня лежало заявление о том, что я ухожу в отставку с высокого поста вожатого, поскольку это мешает моей личной жизни.
      И действительно, эти первоклассники одолели меня окончательно. Они мне не дают ни вздохнуть, ни охнуть. Вчера, например, притащился Толя. Лицо серьезное, глаза жалостные. А мы в классе были вдвоем с Сашкой. Сидели на парте и тихо обсуждали проблему Насти.
      Дело в том, что накануне Настя и я совершили незабываемую прогулку. Мы бродили по улицам, сидели на скамейке на бульваре, плевали с Крымского моста в воду, за что были обруганы прохожим "верблюдами", выпили две бутылки лимонада и съели по три эскимо.
      Правда, мне это дорого обошлось, я истратил еще один папин рубль, но зато было весело.
      Теперь придется купить маме подарок поскромнее. В конце концов, дело не в дорогом подарке, а во внимании.
      А Сашка, когда узнал о нашей прогулке, покрылся страшной бледностью мертвеца. Эта бледность так долго держалась у него на лице, что я испугался за его здоровье. Вот ревнивец!
      Но я открытый человек и не стал скрывать от Сашки свои истинные намерения, а предложил ему начать генеральную битву за Настю. Мы решили оба за ней ухаживать под покровом полнейшей тайны - это было непременное Сашкино условие, - пока она не полюбит кого-нибудь из нас. Побежденный гордо удалится.
      Ну вот, сидим мы, значит, и шепчемся о Насте, и вдруг входит Толя. А Сашка как раз расспрашивал меня во всех подробностях о нашей прогулке, ему интересно. И поэтому он когда увидел Толю, то закричал на него. А я вскочил на подоконник и стал открывать форточку, будто бы чтобы проветрить класс.
      Я подумал: может быть, Сашка его выгонит, но уже через секунду почувствовал, как кто-то тянет мою штанину. Ах, так? Ну пожалуйста! Я спрыгнул с подоконника, вытащил заявление и поднес к Толиному носу. Он мне ответил, что такие буквы читать не умеет. Тогда я ему объяснил, что не буду больше у них вожатым, потому что это мешает моей личной жизни.
      Он это выслушал, но не ушел. Стоял, как-то странно сжавшись, засунув руки глубоко в карманы.
      - Ну, что тебе? - спросил я.
      - По секрету, тихо ответил Толя.
      Я нагнулся к нему, меня опять подвела жалость, и он прижав губы к моему уху, прошептал свой секрет. Оказалось, он не умеет сам застегивать брюки. Я же говорю, с ума сойти можно от этих младенцев! Хотел ему тут же застегнуть брюки, но он кивнул на Сашку.
      - Сашка, - попросил я, - выйди на минуту.
      Сашка долго кривлялся и не хотел выходить, а потом вышел и, видно, рассказал нашим ребятам, потому что именно в тот момент, когда я застегивал Толе брюки, появилась Настя.
      - Боже, - пропела она, - какая трогательная картина! Збандуто, ты просто создан для работы в яслях.
      Я вскочил и стал подталкивать Толю к выходу, а он, наивная душа, решил мне помочь и сказал Насте:
      - Там петельки маленькие. У меня ничего не получается.
      Вот тут уж начался хохот.
      Между прочим, во время нашей прогулки с Настей выяснилось, что она, как и Сашка, считает, что нет в мире более скучного занятия, чем возиться с первоклассниками. Мне это показалось странным: ведь когда меня назначали вожатым, она говорила противоположное. Оказалось, тогда она шутила! А я на эту шутку клюнул и теперь жестоко расплачивался.
      В общем, только я отделался от Толи и показал Насте свое заявление и она меня похвалила и сказала, что я решительный человек, как прибежала Зина Стрельцова, тоже, естественно, первоклассница, с криком, что Гена Костиков убивает Гогу Бунятова и вот-вот выбросит его в окно.
      Ну, конечно, я понимал, что ничего страшного в этом нет, когда мальчишки дерутся, и даже если какой-то Генка выбросит какого-то Гогу из окна, тоже ничего не случится они ведь учатся на первом этаже.
      Но потом я почему-то не вытерпел и незаметно выскользнул из класса, чтобы Сашка и Настя не догадались.
      И представьте, не зря. Когда я прибежал в первый "А", то Генка Костиков на виду у всех продолжал дубасить неуклюжего толстяка Гогу Бунятова. Тот, видите ли, обозвал Генку "дворником", потому что он помогал матери подметать улицу.
      По-моему, Генка лупил его за дело, и поэтому я растащил их не сразу, а когда Гога стал уж очень вопить.
      - Что же ты? - сказал я Гоге. - Разве не знаешь, что все люди равны?
      - Знаю, ответил Гога. - Он первый начал дразниться "толстяком" и хлопнул меня по животу. А я крикнул на него без злобы, а он стал меня дубасить.
      Тут мои воспоминания были прерваны, потому что в пионерскую комнату, в которой я сидел и ждал Нину, чтобы вручить ей заявление об отставке, вошла Наташка.
      Я подскочил на стуле и сказал себе: "Осторожно, преследование продолжается". Тем более, что за Наташкой бочком протиснулись Толя и Гога.
      - Привет! - изображая радость, сказал я.
      Они недружно ответили. Конечно, они пришли из-за меня к Нине, а тут я, собственной персоной.
      - Ты Нину ждешь? - спросила находчивая Наташка.
      - Нину, - ответил я. - А что?
      - Ничего, - ответила Наташка. А у самой голос задрожал, но она все же нашла в себе мужество сознаться: - И мы к Нине.
      Они стояли рядком, напротив меня, и не знали, что делать.
      - Садись, - сказал я. - Будем ждать вместе.
      - Конечно, - сказал Толя. - Вместе всегда веселей. - И взгромоздился на стул.
      Наташка с Гогой тоже сели.
      Помолчали.
      Они за мной следили исподтишка, но я все прекрасно видел: как они переглядывались, как ободряли друг друга, как подталкивали для беседы.
      - А у меня зуб больше не болит, - сказал Гога.
      Дело в том, что я его вчера водил к зубному врачу. У них там дома все были заняты. Я хотел спросить у Гоги, отчего это он так вопил у врача, потом решил, что при всех не стоит.
      - Боря, а как ты думаешь, Нина скоро придет? - спросила Наташка. - А то я сегодня дежурная.
      - Не знаю, - ответил я.
      Я стал их рассматривать, и под моим взглядом они перестали подталкивать друг друга - сидели не шевелясь. До чего же у них были смешные лица! Нет, правда. Вы когда-нибудь попробуйте, всмотритесь в первоклассников. Это совершенно особенные люди. На их лица можно смотреть без конца. Они всегда живые: что на сердце, то и на лице.
      - Боря, а может быть, ты передумал? - спросила Наташка.
      - Ничего я не передумал, - ответил я.
      А сам действительно испугался, что могу передумать, и стал себя растравлять и вспоминать, как я из-за них был неоднократно унижен. Они из меня сделали няньку: и брюки я им застегивал, и к зубному врачу водил. А вчера еще в добавление ко всему пришлось зашивать Наташке платье: она его разодрала на одном месте, села на гвоздь.
      Тут я почувствовал, что погибаю, ибо все эти воспоминания не вызывали во мне ни протеста, ни негодования. Я вскочил, чтобы обратиться в бегство, но Наташка, хитрая душа, все поняла и тоже вскочила.
      - Ты куда? - спросила она и загородила мне дорогу.
      В это время, на мое счастье, в комнату вошла Нина, и я протянул ей заявление. Все произошло в одну секунду, никто не успел опомниться, а Нина уже держала заявление в руке и читала.
      - Так, - сказала она. - А вы чего, ребята?
      Они промолчали.
      - Ах, да, - сказала Нина, она их узнала. - Идите, идите. Я сама разберусь. - Проводила до дверей и вернулась ко мне: - Так. Значит, работа вожатого мешает твоей личной жизни?
      - Интересы у меня совсем другие, - ответил я.
      - Знаю я твои интересы: в футбол гонять вместе со Смолиным.
      - Неправда, - возразил я. - Мы в кино ходим, и книги читаем, и всякое прочее.
      - Они сюда пришли из-за тебя, - сказала она, - а ты "всякое прочее", "мешают личной жизни"! Ты вот за все это время ничего для них не придумал.
      - Почему? - возразил я. - Я придумал. Надо отвести их в автоматическую фотографию.
      - Зачем? - Она посмотрела на меня с некоторым удивлением.
      - Они там сфотографируются, а потом эти снимки можно будет наклеить в толстую тетрадь. Ты передай это новому вожатому, - великодушно предложил я, - пусть он их отведет.
      - А зачем? - снова спросила Нина.
      Кажется, произошла осечка. Она ничего не поняла.
      - Фотография ведь автоматическая, работает без фотографа. Детям будет интересно: можно любые рожи корчить.
      - Знаешь, Збандуто, хорошо, что ты подал заявление, - сказала Нина. Нет в тебе гармонии. И выдумка твои нелепые.
      - Так ведь они люди двадцать первого века, - сказал я. - Им технику и автоматику подавай.
      Она не ответила, видно, забыла про меня. Склонилась над листом бумаги и чертила мужское лицо с бородкой.
      - Так я пойду, - сказал я.
      - А, это ты, - спохватилась она. - Ну ладно, найдем тебе замену.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.