С завистью смотрел маленький Родион на солдат и матросов, браво шагавших с песней по Одессе. Со всех сторон зеваки сообщали: "На войну с японцами". А позже, когда ему было шестнадцать лет, помогал своему дяде весовщику на станции Одесса-товарная, видел, как почти ежедневно отправлялись воинские эшелоны на войну с Германией. А что, если забраться тайком в пустой вагон и тоже на фронт? Не прогонят, найдется дело. А там и винтовку можно раздобыть. Вот так и стал Родион Малиновский солдатом. В шестнадцать лет начал осваивать азбуку войны. Шел в бой "за веру, царя и Отечество", готов был умереть за Россию, а унтер-офицер мог ударить его по лицу просто так, ни за что. Испытал презрение офицеров к низшим чинам, позже убедился в бездарности командования, добывавшего незначительный успех в боях только ценой солдатской крови.
      В бессонную ночь воспоминания проносятся вихрем. То одно придет на ум, то другое. То вчерашнее, то далекое прошлое. Нахлынуло в памяти детство и скрылось. Вспомнил только что состоявшийся разговор с начальником штаба фронта генералом М. В. Захаровым. Докладывал генерал по карте, не пользовался записями, говорил только о главном: где войска, какие задачи выполняют и как обеспечены. Захарову пришлось за свою службу быть и артиллеристом, и штабным работником - занимал должность начальника службы артиллерийского снабжения, а во время войны был начальником штаба фронта. Свое дело он знал превосходно.
      Генерал Захаров порадовал маршала сообщением об успешном продвижении войск 1-го Дальневосточного фронта. Маршал Мерецков принимает все меры, чтобы как можно скорее перерезать коммуникации, идущие из портов Северной Кореи в Центральную и Восточную Маньчжурию, чтобы противник не мог не только маневрировать войсками, но и уходить в порты. Еще немного - и вся группировка вражеских войск окажется в клещах. Забайкальский и 1-й Дальневосточный фронты в ближайшее время соединятся. Все идет по плану.
      Предугадать свой жизненный путь невозможно. Думал ли Родион Яковлевич, когда начинал службу в Красной Армии командиром пулеметного взвода, что через двадцать пять лет будет Маршалом Советского Союза? Конечно, нет. Не мог предвидеть, что придется быть начальником штаба полка, затем дивизии, корпуса. Он не стремился к повышению в должностях и воинских званиях. Единственное, к чему рвался, - к учебе. Никогда не испытывал такого счастья, как в годы, проведенные в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он закончил академию в 1930 году.
      В 1937 - 1938 годах Родион Яковлевич участвовал добровольцем в гражданской войне в Испании на стороне республиканского правительства. Он был военным советником, общался с республиканским командованием: испанцы его уважительно называли "компаньеро Малино". За участие в боях в Испании Малиновский был награжден орденом Ленина и орденом Красного Знамени. Его военный опыт, приобретенный в первую мировую, в гражданскую войну в России, в боях в Испании, пригодился сначала для преподавательской работы в военной академии, а затем на фронте.
      Полководческий талант Родиона Яковлевича ярко проявился в Великую Отечественную войну. Уже в 1941 году он становится командующим фронтом. Во фронте три общевойсковые армии, танковые, артиллерийские, авиационные и многие другие соединения и части. Численность фронта в годы войны в среднем была около миллиона воинов. Чтобы умело управлять таким огромнейшим объединением боевых частей и выполнять задачи стратегического масштаба, нужны незаурядные способности и прочные военные знания.
      Малиновский командовал Южным фронтом, затем Юго-Западным, 3-м и 2-м Украинскими фронтами. Под его командованием войска освобождали Донбасс, Правобережную Украину, Молдавию, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехословакию. Брали города: Запорожье, Никополь, Одессу, Николаев, Кишинев, Будапешт, Вену, Прагу.
      Вспоминая свое прошлое, Родион Яковлевич переносился мысленно в тихие уголки, на берег спокойной речки с белыми лилиями, в цветущие украинские сады, на зеленые луга с ромашками...
      Уже рассвело, когда Родион Яковлевич заснул.
      МОРСКИЕ ДЕСАНТНИКИ
      Во Владивостоке, в одном из охраняемых приморских зданий, на флагманском командном пункте командующего Тихоокеанским флотом ждали Маршала Советского Союза А. М. Василевского и Адмирала Флота Н. Г. Кузнецова.
      В просторном помещении возле большой - во всю стену - карты, подсвеченной электрическими лампами с обратной стороны, сидели в креслах командующий 1-м Дальневосточным фронтом Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, командующий 2-м Дальневосточным фронтом генерал армии М. А. Пуркаев, командующий Тихоокеанским флотом адмирал И. С. Юмашев, генералы и офицеры. Все они внимательно смотрели на карту.
      Матросы-операторы, находившиеся за этой стеклянной живописной схемой, принимали по радио сведения о боевых действиях флота и постоянно передвигали черные фигурки кораблей и судов, что позволяло всем, кто находился в зале, следить за боевыми действиями флота на всем морском театре военных действий.
      Начальник штаба флота вице-адмирал А. С. Фролов водил указкой по карте и негромко пояснял К. А. Мерецкову, где находятся в данный момент наши корабли и морская авиация.
      - Умно придумано, - заметил маршал. - Все как на ладони. Не то что в матушке-пехоте...
      - Это доступно и сухопутным штабам, - сказал адмирал Юмашев. - Но для этого нужна хорошая радиосвязь со всеми войсками, чтобы своевременно получать данные о боевой обстановке и наносить их на карту.
      - В том-то и дело, - согласился Мерецков. - Связь нужна хорошая. Вот такая карта на стекле с подсветкой изнутри была у нас в военной академии. Но то академия... Во фронтовой землянке такую не сделаешь.
      За стеной слышался разговор радистов. Они принимали закодированные боевые донесения из штабов военно-морских и авиационных частей.
      - Скажу вам, друзья дальневосточники, ваше Приморье очень похоже на район Карелии, - продолжал Мерецков. - Тоже бездорожье, леса, постоянные дожди. Тяжело там было.
      - Не случайно вас, имеющего опыт боев на Волховском фронте и Карельском, послали сюда, - сказал Юмашев. - Опыт - большое дело.
      - Я здесь служил. В 1935 году был начштаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Но до вашего опыта мне далеко, - улыбнулся маршал. - Вы здесь с 1939 года. Каждую бухточку знаете...
      - Не могу возражать, Кирилл Афанасьевич, знаю, - ответил адмирал. Вот одного не могу понять: почему так долго они добираются? Не случилось ли что?
      - Я тоже начинаю волноваться, - сказал Мерецков. - По времени маршал Василевский и адмирал Кузнецов уже должны быть во Владивостоке. Но в такую погоду все может случиться.
      Когда Главнокомандующий маршал А. М. Василевский с группой генералов и офицеров вылетел на специальном самолете из войск Забайкальского фронта во Владивосток, с востока надвигались тучи. Синоптики не сулили ничего хорошего, но Василевскому было крайне необходимо встретиться с командующими 1-м и 2-м Дальневосточными фронтами и с командующим Тихоокеанским флотом, чтобы на месте решить ряд вопросов. Одновременно в небо поднялся еще один самолет, на борту которого находился Адмирал Флота Н. Г. Кузнецов.
      Перелет из Монголии через Забайкалье и Хабаровск в Приморье был трудным. Самолеты шли за толщей грозовых облаков. К вечеру поднялась сильная буря, и самолеты совершили вынужденную посадку на одном из военных аэродромов далеко от Владивостока.
      Время на войне дорого. Маршал Василевский и адмирал Кузнецов вместе с сопровождавшими их генералами и офицерами продолжили свой путь на дрезине.
      На флагманском командном пункте они появились только перед рассветом, уставшие и промокшие. Поздоровавшись, Василевский сел возле большого стола и сказал спокойно и неторопливо:
      - Ну, что, товарищи, давайте начнем. - Он обратился к Мерецкову: Пожалуй, с вас, Кирилл Афанасьевич. Не очень подробно, у нас времени мало.
      - Противник, стремясь не допустить прорыва главной группировки войск 1-го Дальневосточного фронта в Харбин и Гирин, - стал докладывать командующий, - сосредоточил в районе Муданьцзяна четыре пехотные дивизии, отряды смертников и другие части. - В продуманном докладе Мерецкова не было ничего лишнего. - Ударная группировка фронта - 1-я армия генерала Белобородова и 5-я армия генерала Крылова полностью прорвали полосу укреплений противника. Условия для наступления трудные: сильные дожди превратили даже маленькие речушки в серьезные препятствия. Уровень воды в реках поднялся до четырех метров. Долины затопило водой, дороги размыло. Но наступление развивается стремительно. - За пять-шесть минут Мерецков дал полную характеристику войскам противника и своим армиям, доложил о принятых им решениях. - Заверяю вас, товарищ Главнокомандующий, что в указанный срок мы отрежем Квантунскую армию от Кореи, выйдем в Центральную Маньчжурию и соединимся с войсками Забайкальского фронта.
      Василевский сразу же попросил командующего 2-м Дальневосточным фронтом Пуркаева начать свой доклад и тоже предупредил - только покороче.
      Максима Алексеевича Пуркаева, участника гражданской войны, маршал Василевский знал хорошо. Член партии с 1919 года, Пуркаев был в начале войны начальником штаба Юго-Западного фронта, командовал армиями, а затем Калининским фронтом. С 1943 года он на Дальнем Востоке и, пожалуй, лучше многих, присутствовавших здесь, знал театр военных действий.
      Главком Василевский обратился к Н. Г. Кузнецову:
      - А теперь послушаем, как развиваются события у моряков.
      Николай Герасимович Кузнецов хорошо понимал, что в данном случае необходимо заслушать доклад командующего Тихоокеанским флотом адмирала И. С. Юмашева. И, посмотрев на него, сказал:
      - Прошу, Иван Степанович. И немного поподробнее о высадке морских десантов...
      Адмирал Юмашев взял указку, неторопясь подошел к стеклянной карте.
      - Прошу вас, товарищ Маршал Советского Союза, - обратился он к Василевскому, - утвердить мое решение на высадку десантов в Юки, Расин и Сейсин, чтобы помешать отходящим войскам противника переправиться морем в Японию.
      - Желательно бы услышать характеристику этих объектов, - сказал Василевский.
      Адмирал Юмашев доложил, что порты и базы Северной Кореи, расположенные в ста сорока - двухстах километрах от Владивостока, имеют хорошо оборудованные гавани, на которых базируются японские боевые корабли и суда. Противодесантная оборона гаваней и прилегающего побережья состоит у противника из отдельных опорных пунктов с большим количеством дотов и дзотов. Гарнизоны портов многочисленны и могут быть усилены за счет отступающих войск. Города опоясаны двумя линиями обороны и минными полями, дотами и дзотами.
      - Высадка десантов в значительной мере облегчит нам дальнейшее наступление вдоль побережья, - послышался голос маршала Мерецкова.
      Эта идея была поддержана Юмашевым. Он подчеркнул, что действия десантов согласованы планом взаимодействия фронта и флота и, продолжая доклад, сказал, что безраздельное господство в воздухе советской авиации, а также большие потери японского флота в транспортных судах привели к нарушению морских коммуникаций, связывающих Японию с Северной Кореей, Южным Сахалином и Курильскими островами.
      Когда Юмашев закончил свой доклад, но все еще стоял возле карты, маршал Василевский облегченно вздохнул.
      - Думаю, что Тихоокеанский флот успешно решает свою задачу. Благодарю вас, товарищ командующий флотом. Но впереди еще сложная операция по очистке Южного Сахалина и Курильских островов. А что нам скажут авиаторы? И неплохо бы открыть окно. Пусть заглянет дневной свет. А в Москве сейчас ночь...
      Совещание неожиданно было прервано. Маршала Василевского вызывала Москва.
      Для переговоров с Генеральным штабом была подготовлена специально оборудованная комната. На столе возле телефона мигало небольшое табло: "Вызывает Верховный Главнокомандующий".
      - Докладываю, товарищ Сталин. Войска фронтов и флот действуют по утвержденному плану.
      Главком Василевский спокойно и четко доложил о ходе операций на всех трех фронтах, о подготовке к высадке крупных десантов.
      - Товарищ Василевский, благодарю вас за подробный доклад, - сказал Сталин, и голос его был слышен так ясно, словно он был в соседней комнате. - Наступление наших войск против Квантунской армии в Маньчжурии, на Ляодунском полуострове и в Северной Корее должно вестись с возможной быстротой до тех пор, пока японские войска действительно не прекратят сопротивления, не сложат оружия и не сдадутся в плен.
      - Все будет выполнено, - ответил Василевский, пользуясь небольшой паузой.
      - И еще, товарищ Василевский, - заметил Сталин. - Срочное освобождение Южного Сахалина и всей гряды Курильских островов приобретает особо важное для нас значение. Согласуйте с начальником Генерального штаба содержание ответа на радиограмму штаба Квантунской армии о согласии капитулировать. Пока японское правительство только говорит об этом, а войска сопротивляются...
      Десантники батальона морской пехоты, в котором начал службу восемнадцатилетний Слава Котин, на ночь разместились в трехэтажной школе. По стеклам барабанил дождь, за окном вспыхивали молнии. Здание сотрясалось от ударов грома, и Славе казалось, что к берегам подошли японские корабли и палят из пушек по городу. Потом обуревала страшная мысль: а может, в эту дождливую темную ночь американцы бомбят японские острова атомными бомбами и грохот доносится до нашего Приморья...
      О том, что на японские города Хиросиму и Нагасаки были сброшены американские атомные бомбы, десантники батальона узнали из газет. Тяжелое чувство вызвало у солдат это известие. Старшина Яценко, знаток военного дела - он прошел всю войну с гитлеровской Германией, - пожимал плечами:
      - Не знаю, при чем тут города? Там дети, женщины, старики. Они-то не причастны к войне...
      Слава Котин только что стал засыпать, когда раздалась грозная команда: "Подъем! Тревога!" Впопыхах Слава схватил автомат, а шинель забыл. Хорошо, что сосед Борис Чуркин под вспышку молнии увидел забытую шинель, схватил ее.
      - Не бросай, пригодится...
      Погрузка на корабли началась с рассветом. Дождь утих. Над морским горизонтом появилось огромное оранжевое солнце. Скользящие лучи отражались от гладкой воды и слепили глаза.
      Посадка заняла не много времени. Все делали как на тактических занятиях - быстро, четко, без суеты. Вдруг появятся вражеские самолеты? Медлить в таких случаях нельзя.
      Отчалили от родного берега. На причале люди машут руками, платками, головными уборами. Возвращайтесь с победой, товарищи!
      ...Корабли все дальше и дальше уходили от тихой бухты, и вот уже берег растворился в дымке. Роте автоматчиков повезло: их разместили на палубе. Любуйся морем сколько хочешь.
      Шли "самым быстрым", вода, разрываемая форштевнем, кипела, и пенный след тянулся до самого горизонта. Когда бойцы на палубе мысленно прощались с родным берегом, командир десантной роты приказал всем подойти ближе к нему. Десантники обступили командира.
      - Садитесь поплотнее, - сказал старший лейтенант. - Слушайте внимательно: наша боевая задача высадиться в порту Сейсин, захватить приморскую часть города и удерживать ее до подхода главных сил.
      Он стал говорить о том, как нужно действовать каждому взводу после высадки на берег, повторяя сказанное капитаном 1-го ранга Якоревым на совещании командиров подразделений.
      - Вы солдаты не обстрелянные, но хорошо обученные, - говорил командир роты. - Высаживаемся быстро. Держаться ближе к командиру отделения и слушать его команду. Вперед - перебежками. Один прикрывает другого, и смелее, смелее, смелее! Гранаты беречь, запасы у нас не велики. Рота должна захватить и удержать мосты. Город не очень большой, но важный. Есть предприятия. А вот какой там гарнизон и где он, не знаем.
      В обед каждому десантнику выдали по банке крабов и колбасу. Хлеба сколько хочешь. Кое-кто крабов не ел. Слава положил банку в вещевой мешок.
      Потом все дремали, привалившись друг к другу. Спать хотелось и Славе, но он терпел. Время тянулось медленно.
      Боря Чуркин стоял у борта и разговаривал с бывалым матросом.
      - Скажи мне, морская пехота, на чем держится флаг? - спросил матрос.
      - На древке, - ответил Борис, - по-морскому - на штыре.
      - Рассмешил... Флаг наш держится на гафеле, запомни.
      - А ты, видать, не соленый матрос, - послышался голос старшины Яценко. - Флаг корабельный держится на душах морских. Я, брат, в десантах не один раз бывал. К тебе пришвартовался сухопутный боец, а ты сразу свое удальство напоказ. А один известный воин сказал: "Уважай боевого товарища, потому что он вместе с тобой идет в атаку против общего врага". Кто так сказал?
      - Не знаю, - пожал плечами матрос.
      - Старшина Яценко так сказал. Запомни.
      ...Показался берег и разбросанные по склонам гор дома. Неожиданно катера окутала густая дымовая завеса, грохотавшая разрывами снарядов. Повернули к берегу, скрываясь в дыму. Стреляла японская артиллерия. Было страшно. Попади в катер хоть один снаряд - спасения нет... К счастью, снаряды плюхались далеко от бортов. Со стороны моря на бреющем полете пронеслись наши самолеты. С берега доносились громовые взрывы.
      Скорее бы высадиться. Все же на земле чувствуешь себя уверенней.
      Под прикрытием плотного дыма, стреляя по берегу из крупнокалиберных пулеметов и зенитных пушек, катера ворвались в гавань с хода и прижались к пирсу. Началась высадка. Все торопились, но растерянности не было.
      Котин выскочил на берег вслед за старшиной Яценко. Он не отставал от бывалого фронтовика. И хотя у солдата Котина на гимнастерке красовалась медаль "За отвагу" и многие думали, что он уже бывалый боец - все для него здесь было новым, как и у любого молодого солдата.
      Слава, так же как и Яценко, упал на землю, осмотрелся, потом вскочил, побежал, пересекая открытое место от берега до строений. И, как старшина, растянулся у самой стены, плотно к ней прижался.
      - Не робей! - подбадривал Яценко. - Бьет, гад, из окон.
      Старшина вскочил, ловко, наотмашь бросил ручную гранату-"лимонку" в окно второго этажа и тут же побежал, стреляя, вдоль улицы. Вскоре он исчез за углом одноэтажного дома.
      На ротных тактических занятиях Слава бросался в атаку с криком "ура" и косил из автомата условного "противника". А теперь, когда отовсюду стреляли и где-то рядом оглушительно грохотала пушка, а противника не видно, он растерялся и не смог применить ни один тактический прием. В настоящем бою оказалось все не так. Но все же Слава почувствовал в эту минуту свою силу и принял верное решение. Он, как и Яценко, одним броском достиг угла дома и несказанно обрадовался, увидав старшего лейтенанта и старшину. Откуда-то появился и Боря Чуркин - он перемахнул через забор из плоских камней. Возбужденный, лицо красное.
      - Мы тута! - сказал он, пытаясь шутить даже в этой горячей обстановке.
      - Вот что, старшина, давай с ними вперед, - приказал командир роты. Где-то вон там за городом река. Надо найти мост и взять его под охрану. Я соберу роту и тоже - к мосту...
      - Все в полном порядке, - ответил Яценко. - Меня учить не треба! За мной, хлопцы!
      В районе железнодорожного моста велась сильная перестрелка. Японцы, несмотря на потери, в открытую бросались на десантников, пытались задержать их у моста.
      В порту стрельба не затихала. Ожили туповерхие сопки, опоясывающие город полукольцом. С них стреляли пушки. Когда пробирались к шоссейному мосту, старшина Яценко высказал верную мысль: "Хоть японцы нас и не ожидали, жарко будет!"
      До моста оставалось метров двести, когда на шоссе появились грузовики с японскими солдатами. Соскочив с машин, солдаты рассыпались в цепь и, что-то визгливо выкрикивая, бежали к мосту. Десантники-автоматчики, притаившись, подпустили их метров на сто и дружно ударили по бегущим. Японцы от атаки отказались, залегли и вели беспорядочный огонь из винтовок. Их офицеры то и дело вскакивали, безуспешно пытаясь увлечь своих обреченных вояк в атаку.
      Тем не менее один японец подкрался со стороны берега и бросился с ножом на старшину. Не будь рядом Славы, он вонзил бы нож в спину Яценко. Котин дал очередь из автомата, и вражеский солдат, раскинув руки, упал навзничь.
      - У, паршивый самурай! - не сдержался Яценко. - Глядите, офицер шашку обнажил, опять призывает своих в атаку... А ну, хлопчики, выдержку! Подпустить поближе.
      Неожиданно справа грозно застучал "максим". К его голосу старшина Яценко за войну привык. Он что-то хотел еще сказать, но шагах в десяти разорвались сразу три мины, потом еще и еще...
      - К берегу! Всем к берегу! - крикнул Яценко, на ходу стреляя в бегущих японцев.
      Вражеские минометчики стреляли метко, и группа автоматчиков под командованием старшины вынуждена была отойти к берегу реки. Как нужна была в этот момент артиллерия! Но пока пушки с десантом не прибыли, а орудия кораблей не могли подавить невидимые цели.
      Заняв оборону у реки, десантники остановили атаку японцев и задержали продвижение их автомашин к шоссе. Тем временем около сорока наших бойцов пробились по кукурузному полю к вражеской автоколонне с тыла. Неожиданная атака застала японцев врасплох...
      Бой не затихал всю ночь. Утром обстрел из пушек и минометов с сопок усиливался. В группе Яценко пятеро убитых, семеро раненых. Патроны на исходе, гранат нет.
      - Беги в порт. Там, чую, тихо. Найди капитана 1-го ранга Якорева, который был с нами на катере, - приказал старшина Котину. - Доложи: срочно нужна Подмога!
      Слава еще не успел уйти, как Борис Чуркин приволок за ворот раненого японского солдата. Маленький, коренастый, кривоногий.
      - Захвати этого с собой, - сказал Яценко. - Может, командованию "язык" нужен... А ты, Чуркин, не самовольничай...
      - Он сам гадюкой подполз ко мне, - оправдывался Чуркин. - Ранен в ногу, а ползет...
      - Чего ждешь? - прикрикнул старшина на Котина. - Иди и без подмоги не возвращайся!
      Прижимаясь ближе к реке и прикрываясь кустами, Слава тащил пленного километра два, но железнодорожного моста все еще не было видно. Пленный японец, припадая на левую ногу, шел нехотя, озирался по сторонам. Неожиданно он упал, закатил глаза под лоб и перестал дышать. Слава растерялся. Во фляге ни капли воды. Сбегал к реке за водой. Нагнулся, стал лить из каски воду в рот японцу и в это время почувствовал сильный удар в живот. Мгновенно оказался под японцем. Блеснуло лезвие ножа... Слава закрыл глаза и тут же же услышал непонятный приглушенный треск, словно надломился сучок дерева. Облегчение... Открыл глаза. Видит: стоят два парня. Японец лежит на боку, обхватив руками голову.
      Один из парней с загорелым русским лицом, на голове копна русых волос, в обрезанных до колен рваных брюках и в ветхой полосатой тельняшке. Второй - кореец, чуть ниже ростом, в соломенной шляпе с большими полями и в длинной рубашке. Оба босые. Кореец держал в жилистых руках толстую суковатую палку.
      - С ними нужно быть осторожным, - сказал русоволосый и передал отнятый у японца Славин кинжал. - Ему, подлому, помощь оказывают, а он тебя ножом в сердце... Вставай, красноармеец, мы свои. Я Сергей, а это мой друг Сун.
      - А как вы оказались здесь? - растерянно спросил Слава.
      - В яме сидели. Пули свистят... Пушки японские по домам бьют. Из города все убежали. Вот и мы спрятались. Всё видели. Опоздай мы на секунду...
      Сергей объяснил, что он - русский, был с отцом Суна на советском торговом судне, потопленном японцами. Отец Суна спас его от верной гибели.
      Если бы Слава в то время спросил, на каком именно корабле был Сергей, он узнал бы о судьбе своей матери. Но уточнять подробности времени не было. Главное, встретил друзей. Вместе добрались до железнодорожного моста, где наши бойцы начисто разгромили японцев. Долго искали капитана 1-го ранга Якорева, и только вечером встретившийся солдат подсказал, где разместился штаб десантного отряда.
      - Пленных у нас хватает, "языки" тоже есть, - сказал Якорев, когда Котин доложил ему обо всем. - А вот переводчиков нет. Выражаю вам, рядовой Котин, благодарность за этих ребят. Оставляю их при штабе. А ты веди пополнение в свою роту... Даю вам бойцов из резерва.
      Под утро в синеве моря отчетливо были видны военные корабли. В порт подходили основные силы десанта - бригада морской пехоты под командованием генерал-майора В. П. Трушина.
      16 августа военно-морская база Сейсин была полностью очищена от противника. На высоком здании города-порта развевалось подхваченное морским ветром красное полотнище флага!
      Десантники радостно встретили подошедшие передовые части 1-го Дальневосточного фронта. В Сейсине состоялись многочисленные митинги, на которых выступавшие корейцы горячо благодарили советских воинов за освобождение от японских захватчиков.
      И НЕ ТОЛЬКО ТОПИЛИ СУДА...
      Людмила Николаевна в тот теплый летний вечер была в хорошем настроении. Радио сообщило об успешном наступлении советских войск под Орлом и Курском. Радовало и завершение трудного рейса в Америку. Скорее бы закончилась война... Нелегко женщине быть постоянно в плавании. Сколько было случаев нападения боевых кораблей на советские безоружные торговые суда и караваны.
      Капитан судна, скупой на комплименты, за ужином в кают-компании заметил:
      - Сегодня наш доктор в приподнятом настроении. Но насколько мне известно, Людмила Николаевна, мы придем в Советскую Гавань не раньше, как завтра к полудню, а вы уже в праздничном наряде.
      - Сегодня у меня нет больных, товарищ капитан, - ответила врач, хочу вечером отдохнуть на верхней палубе. Море спокойное, теплое.
      - Это прекрасно. Мы почти дома, - сказал капитан.
      В кают-компании сразу повеселело.
      Повар приготовил отменный ужин - напек пирожков с паштетом и заслужил похвалу моряков. Все улыбались, шутили. Радость вполне объяснима: завершался длительный очередной и небезопасный рейс в Сан-Франциско. Еще несколько часов - и судно доставит в Советскую Гавань сгущенное молоко, яичный порошок, свиную тушенку в банках, медикаменты. Все это будет затем отправлено на фронт и детям. Команда сойдет на берег. Моряки ступят на родную землю. Людмила Николаевна напишет сестре в Читу, нет ли новостей о муже.
      После ужина она вышла на палубу. Свободные от вахты моряки всматривались в сторону родных берегов. Попутный ветерок, теребя гладь моря, помогал кораблю прибавить скорость, и появлялась надежда прибыть в порт на часок-другой раньше. Мореходы говорят, что последние часы многодневного плавания кажутся вечностью.
      Пожалуй, самые счастливые люди на корабле - радисты. Они постоянно держат связь с землей, знают что-то важное, интересное, но держат это в тайне. Только капитан имеет право на полную радиоинформацию.
      Уже темнело, вода казалась черной. На палубу вышел и радист Сережа Сидоров. По-военному поприветствовал врача.
      - Какие новости в эфире, юнга?
      - Доктор, я давно уже не юнга, а радист второго класса, по должности - дежурный радиоузла, - сдержанно заметил Сергей. - А во-вторых, никаких новостей сообщить даже вам не могу.
      - Ну, если не хочешь, - Людмила Николаевна взяла его за руку, побудь со мной. Ты уже порадовал нас всех передачей о наступлении наших войск.
      Сережа был похож на ее Славу - такого же возраста, светловолосый, голубоглазый и всегда опрятный, - и это вызывало у врача материнское чувство к юноше.
      - Ты счастливый, Сережа, - сказала она. - Дома тебя ждет мама... А мой Слава лишен такой возможности...
      - Счастье не только в этом, - ответил Сергей, - счастье... это исполнение желаний, а мое желание - стать капитаном корабля, только оно не сбудется. Я совершил ошибку: бросил школу и закончил, как вы знаете, всего-навсего языковые курсы.
      - Ну и что? Это же хорошо, - сказала Людмила Николаевна. - Ты прекрасный радист, знаешь японский язык, а тебе только шестнадцать лет. Учись в вечерней школе, а потом поступишь в мореходное училище, еще лучше - в военно-морское...
      Сергей услышал то, о чем мечтал сам.
      - Хорошо бы, - вздохнул он. - Но...
      Договорить ему не удалось. Недалеко от корабля взбугрилась вода, и показалась подводная лодка.
      - Торпеда!
      Сергей вмиг бросился к Людмиле Николаевне и заслонил ее, как солдат в бою защищает своего командира.
      Вслед за первой торпедой, прорезая на огромной скорости морскую гладь, неотвратимо неслась к кораблю вторая. В наступивших сумерках показалась всплывшая вражеская подводная лодка. Страшной силы удар, и блеснуло пламя... Взрыв. Еще взрыв...
      Кто бы мог подумать, что в Японском море, недалеко от родных берегов, подводная лодка страны, с которой заключен пакт о нейтралитете, так вероломно нанесет удар по беззащитному торговому судну...
      Все окуталось дымом, небо стало сдвигаться куда-то назад, все грохотало, трещало.
      Людмила Николаевна почувствовала мгновенный удар и вслед за этим стала захлебываться соленой водой... Очнулась она не скоро. Ее бросало то вверх, то вниз, и она видела то небо, то лица незнакомых людей. Кто-то приблизился к ней, шевелил губами, видимо, что-то говорил, но она ничего не слышала. Догадалась, что она в баркасе. И снова забытье. Очнулась в темноте. Душно, и очень болит спина. Пошарила руками по сторонам: что-то твердое, сухое. Стала понемногу шевелить руками, ногами, поворачивать голову. В ушах сплошное шипение. Контузия. Дотронулась до ушей, почувствовала прикосновение своей руки. Да, ясно: слух восстановится. "Но почему так болит спина?" Опять забытье. Теперь очнулась она уже не на баркасе, а в просторном трюме.
      Напрягая память, Людмила Николаевна мысленно представила себе, как все случилось. Взрывом ее выбросило в море, упала спиной, поэтому так болит позвоночник. "Если из баркаса меня перенесли свои, то почему здесь никого нет рядом?"
      В мучительных догадках прошло немало времени. Людмила Николаевна была в бредовом состоянии, когда в трюме посветлело. В потолке зажглась маленькая электрическая лампочка. Возле лестницы стоял человек, он был в каком-то балахоне, лица не видно.
      Людмила Николаевна приподняла голову, осмотрелась. Вокруг окованные железом ящики, она лежит на одном из них. Человек покачнулся и стал приближаться. Присел, поставил железную миску с едой и удалился. В миске была отварная рыба.