От Мирона жеребенок - ни на шаг. Куда Мирон, туда и Звездочка. Бежит парнишка к озеру, она впереди, первая заходит в воду. Захочет есть - тычет мордочкой в ухо или заржет тоненьким голосочком.
      Через год военный ветеринар уехал на фронт. Звездочка стала уже большая. Ела все, как взрослые лошади. Любила осиновые веточки, морковь, свеклу. Сено Мирон всегда кропил теплой, чуть подсоленной водой, и лошадь ела охотно. Оранжевая шерсть вылиняла. Звездочка стала светло-рыжая, как лисица. Хвост и грива светлые. Выпустит ее Мирон погулять со двора и говорит: "На луг". Она идет на луг недалеко от дома, и никуда больше. Придет время, сама возвращается домой. А если забудется, не приходит до вечера, Мирон выходит на крылечко и свистит, как филин. Не было случая, чтобы Звездочка не пришла на его свист. С полутора лет стали приучать ее ходить под седлом и в легкой упряжке. Дедушка Василий сделал хорошие санки. Удивительно легко приучилась Звездочка ко всему. И вскоре Мирон стал садиться в седло.
      Взрослея, Звездочка меньше требовала к себе внимания и нисколько не обременяла юного хозяина. У лесника были в достатке овощи, сена хватало, и Звездочка обходилась без овса.
      Удивительная лошадь. Не признавала конюшни. Только в дождь и зимой в метель уходила под навес. Днем и ночью - под открытым небом. В сильные морозы Мирон укрывал ее шерстяным одеялом, оставленным ветеринарным врачом. Летом она паслась на лугу не спутанной, как другие лошади, и никого, кроме Мирона, не подпускала к себе близко. Даже лесник не мог поймать Звездочку.
      Весной сорок пятого она была уже взрослой, хорошо выезженной.
      Вслед за официальным сообщением из штаба армии о гибели сына Василий Ефимов получил письмо от Маршала Советского Союза Малиновского. Родион Яковлевич писал, что война вырвала из боевых рядов Советской Армии славного командира, так нужного Родине, друзьям и, конечно, Мирону. Дедушка по-прежнему скрывал печальное известие от Мирона.
      К полудню лесник возвратился, надел новый пиджак и заглянул к зенитчикам. Поздравил солдат и офицеров с победой и предложил посадить на делянке, где были спилены отжившие свой век деревья, кедровые саженцы.
      Командир зенитной артиллерийской батареи одобрил предложение лесника и приказал немедленно построить зенитчиков. Он сказал, что в войне с фашистами погибло много советских людей, не вернулся с фронта и сын местного лесника генерал-майор Ефимов. Потом обратился к леснику:
      - Скажите что-нибудь, дорогой товарищ Ефимов...
      Василий Федорович по-солдатски четко подошел к командиру, повернулся к строю лицом.
      - День сегодня необыкновенный, - заговорил он торжественно. - Ждали мы все, когда закончится война. И вот мы можем поздравить друг друга с великой победой. Нет ничего страшней войны. Сын мой Ефим сражался с первого часа, защищая Родину, и погиб в самом конце войны... Фашисты убили его жену - сноху мою. Война жестока, она уносит жизни миллионов людей. Тяжело мне, товарищи! Но я не чувствую себя одиноким. Хочу просить вас, товарищи воины, давайте посадим сегодня в память павших в боях с немецко-фашистскими захватчиками на этом месте кедровые саженцы...
      Послышались голоса одобрения. Капитан подошел к леснику и, сняв фуражку, поклонился, а потом поцеловал в мокрую от слез щеку и сказал тихо, но слышали все:
      - Спасибо, отец. От всех живых и погибших...
      Солдаты дружно сажали на делянке молодые кедры и возле каждого деревца ставили маленькие столбики с именем погибшего на войне отца или брата. Безымянных кедров было много. В центре делянки был посажен стройный и ветвистый кедр. И рядом на столбике надпись: "В память о генерал-майоре Е. В. Ефимове, погибшем в боях за Родину".
      Сначала никто не обратил внимания на пришедшего Мирона, но когда он остановился возле кедра и стал читать написанное, солдаты и офицеры сняли головные уборы, замерли в скорбном молчании. К Мирону подошел офицер.
      - Мы тут вместо памятника отцу твоему живой кедр посадили... - сказал он. - Будем вместе ухаживать за ним. Вырастет, как вон тот кедр, под которым воины маршала Малиновского собирались, тогда можно мраморную доску прикрепить.
      - Родион Яковлевич тогда еще не был маршалом, - сдавленным голосом заговорил Мирон. - Давно это было...
      Мирон присел, пригладил ладонью землю вокруг ствола кедра и сказал еле слышно:
      - Рядом посажу березку и напишу: "мама"...
      Мирон хотел еще что-то сказать, горло перехватило, и все же он не заплакал.
      НАГРАДА
      На разъезд позвонили из Читы и передали, чтобы Мирон Ефимов прибыл на железнодорожный вокзал к военному коменданту.
      Лесник встревожился:
      - Возьми на всякий случай кусок хлеба и сала, мало ли что случится. Вдруг задержишься или пошлют куда-нибудь...
      В назначенное время Мирон прибыл в комендатуру. Комендант усмехнулся:
      - А мешок-то для чего? Сними с плеч, не в поход собрался. К генералу Морозову на прием вызывают.
      И он повел Мирона в конец платформы, потом по путям и остановился возле одинокого вагона в тупике, у которого стоял часовой с автоматом. Вагон был накрыт маскировочной сеткой. Окна зашторены.
      Часовой пропустил только коменданта. Мирону указал на лавочку возле клена. Через несколько минут из двери высунулась голова в красной фуражке.
      - Ефимов! Заходи!
      Когда Мирон поднимался по приставленной к вагону лесенке, комендант шепнул:
      - Представься командующему фронтом, как положено. Такой-то прибыл...
      Мирон несколько лет жил в военных городках и как представляться знает, но зачем? Он ведь не солдат еще.
      В вагоне было как в комнате. Стол, на столе - телефоны. Из-за стола поднялся майор и сказал:
      - Подожди. - Отодвинув занавеску, он кому-то доложил: - Прибыл!
      - Заходи, Мирон! - послышался знакомый голос.
      Придерживая зеленую портьеру, майор пропустил Мирона в просторный и светлый салон. В креслах сидели два генерала.
      Как и сказал комендант, Мирон, не глядя на генералов, потому что не знал, кто из них главнее, представился:
      - Ефимов прибыл по вашему вызову!
      - Ну, вот вам и Ефимов младший, - сказал генерал, сидевший ближе к столу. - Вырос-то! А?
      "Так это же Родион Яковлевич Малиновский!" - Мирон мгновенно узнал друга их семьи и чуть не бросился к нему. И тут же острая мысль: почему в кителе генерала? Он видел фотографию в газете: Малиновский в парадном маршальском мундире на трибуне Мавзолея. От неожиданности Мирон поперхнулся и даже закашлялся.
      - Здравствуйте... Вот неожиданность... - робко сказал он.
      Родион Яковлевич встал, подошел к Мирону и сказал почти официально:
      - Здравствуй, Мирон Ефимов! Мы вызвали тебя сюда не случайно. Родион Яковлевич сделал паузу и взял со стола беленькую коробочку. - Очень важных "птиц" ты задержал. Опасные диверсанты. Военный совет фронта наградил тебя медалью "За боевые заслуги".
      Малиновский вынул из коробочки медаль и прикрепил к серенькой рубашке Мирона. Потом губы его дрогнули, и он взял Мирона за плечи, прижал к себе, борясь в волнением, сказал:
      - Садись, расскажи, как живешь... Как дедушка Василий?
      - Дедушка не знает, что вы здесь, а то бы приехал...
      Малиновский налил воды, выпил глоток.
      - Твоему отцу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
      Генерал, сидевший рядом в кресле, спросил хрипловатым уставшим голосом:
      - Какие планы на будущее?
      Мирон не ответил, растерялся. Посмотрел на Малиновского.
      - Прекрасным боевым командиром был твой отец, - опять заговорил Родион Яковлевич. - Не дожил до победного салюта... Как много людей унесла война. Очень жаль. Но ты сильный, молодой. А вот Матвей Васильевич спрашивает, какие у тебя планы?
      Малиновский не назвал фамилии генерала Захарова - начальника штаба фронта.
      - В военное училище мечтаю поступить, - ответил Мирон. - Хочу быть танкистом, как и отец.
      - Похвально, - сказал генерал Захаров. - Вид у тебя богатырский. А мне тут Родион Яковлевич говорил, что ты еще маленький.
      - Я не ожидал, что Мирон так возмужал, - оживился Малиновский. - А в сорок первом был вот таким. - Он указал, каким был тогда Мирон. - На велосипеде катался без седла. Едва доставал педали. А теперь вот - орел.
      - Такие нужны для военного училища, - опять заговорил генерал Захаров.
      Малиновский положил руку на колено сидевшего рядом Мирона.
      - Ну, что, Мирон, думаю, найдешь верную дорогу в жизни. А будет туговато, приходи.
      Принесли чай. Но Мирон не притронулся к чашке. В памяти промелькнули картины встреч с Родионом Яковлевичем до войны, мама, отец. В ту же минуту он вспомнил о Славе. И когда Родион Яковлевич спросил, нет ли каких просьб, сказал:
      - Шпионов мы задержали вместе со Славой Котиным. Он теперь служит во Владивостоке... Его наградили?
      Малиновский и Захаров переглянулись.
      - Твоему другу медаль уже вручили, - сказал генерал Захаров и посмотрел на часы.
      Малиновский тоже посмотрел на часы.
      - Ну, до свидания. Передай привет дедушке. - Малиновский встал. - И никому ни слова, что ты разговаривал с маршалом Малиновским. Я теперь временно генерал-полковник Морозов. Будет время, загляну к вам.
      Из Читы Мирона отвезли домой на легковом автомобиле. Ветер трепал волосы, колоколом надувал серую рубашку, медаль подрагивала, и ее легкие толчки мерно отзывались в груди юного героя.
      Водитель повертел зеркальце, чтобы видеть пассажира, и бросил взгляд на награду Мирона. Не стерпел и спросил:
      - За что награжден?
      - Задержали диверсантов, - ответил Мирон.
      После ночного дежурства на разъезде Мирон спал на сеновале. Его разбудили знакомые голоса во дворе. Он сразу узнал: дед Василий разговаривал с Малиновским.
      - Прекрасная лошадь! - восторгался Родион Яковлевич. - Я хотя и рос в городе, но лошадей с детства люблю. Умное и красивое животное.
      Мирон выглянул в окошечко. Родион Яковлевич был в белой рубашке без галстука и в серых брюках. В гражданской одежде видеть его было непривычно. Он показался как-то моложе и стройнее.
      Малиновский увидел у забора ульи.
      - Занимаетесь пчеловодством?
      - Трудно зимой. Им сахарок для подкормки нужен, - посетовал дед Василий на житейские невзгоды.
      Мирон соскочил с сеновала.
      - Здравствуйте, Родион Яковлевич! - сказал он громко. - Что же вы в дом не заходите? У нас вяленая рыбка есть, сами ловили.
      - Спасибо, спасибо, - пожал ему руку Малиновский. - Твой дедушка уже угостил меня и медом, и грибами, орехов насыпал. Спасибо. А мы вот Звездочку твою смотрим. Хороша, превосходная верховая лошадь.
      - Под седлом ходит отлично, - возгордился Мирон. - Буду проситься в действующую армию вместе со своей лошадью.
      - Вот таким и отец был, - улыбнулся Малиновский. - Горячий. - Родион Яковлевич посмотрел на часы. - Ну, друзья мои, мне пора. До встречи. Рад, что с вами повидался и разъезд посмотрел. Давно здесь не был.
      Малиновский направился к машине, стоявшей у ворот. В ней сидел офицер и два автоматчика.
      - Мечтаю приехать сюда на отдых, - сказал он. - Какие места чудесные...
      Дед Василий долго смотрел вслед уходящей машине. Он положил руку на плечо Мирона, и внук чувствовал, как вздрагивают от волнения пальцы.
      - Еще не высохли слезы на глазах отцов и матерей, а скоро опять воевать... - вздохнул лесник. - Хорошо бы, в последний раз.
      Добровольца Мирона Ефимова зачислили в отдельный кавалерийский эскадрон и назначили старшим вагона, в котором стояли шесть лошадей вместе со Звездочкой.
      Дед Василий, не зная, что внук добился своего и призван досрочно, наказывал, как сдаст Мирон Звездочку, скорее возвращаться домой. Но Ефимов младший решил по-своему: непременно побывать в боях, отомстить врагу за мать и отца.
      В отдельный кавалерийский эскадрон он прибыл перед самой погрузкой в вагоны. Прибыл верхом на своей Звездочке, еще не одетый в военное обмундирование. В пути на первой же остановке в вагон заглянул командир кавалерийского эскадрона. Назвал Мирона по фамилии:
      - Как дела, Ефимов?
      - Ничего, - ответил Мирон.
      - Как это ничего? А как нужно отвечать по уставу? А это что за лошадь? - спросил майор.
      - Моя лично. Сам воспитал и дарю ее части, - нашелся Мирон. - Мы вместе с дедом дарим ее.
      - Спасибо! Хвалю. А теперь марш в последний вагон! Немедленно получить обмундирование и оружие.
      Часа через три поезд опять остановился. Загнали в тупик. В вагон пришел тот же майор с солдатом. Сначала Мирон подумал, что солдат такой же молодой, как и он, парнишка лет семнадцати, а оказалось, что солдат девушка. В брюках, сапоги со шпорами, только без сабли.
      - Ну, красноармеец Ефимов, покажи твою красавицу моему боевому коноводу, - сказал майор. - Знакомьтесь: Женя Лунь. А это боец-доброволец Мирон Ефимов, хозяин Звездочки.
      Женя Лунь, как показалось Мирону, была своенравной. Из-под фуражки торчат светлые кудри... Расхаживает по вагону, заглядывает, есть ли сено в яслях. И носик морщит, словно принюхивается.
      "Зачем они пришли? Только умыться помешали", - подумал Мирон. Он только что развязал вещевой мешок, в который старшина насовал ему запасное белье, портянки, полотенце, котелок, ложку, кружку, неприкосновенный запас продуктов - банка консервов, сухари. Даже мыло дал. Старшина сам уложил все в мешок защитного цвета, научил завязывать.
      Майор и боец-девушка долго рассматривали Звездочку.
      - Не знаю, чего ты восторгался, - сказала Женя мимоходом, обращаясь к майору на "ты". - Лошадь в хомуте ходила, вот потертости на шее.
      Мирону девушка не понравилась. Воображает, словно что-то понимает в лошадях. Да и кто она такая?
      Мирон еще не знал, что Женя - дочь майора.
      - Ну, чем тут восторгаться? - не умолкала Женя. - Звезда на лбу? Так это бывает, и не редко.
      - Замечательная лошадь! Посмотри, какой постав ног. И я не восторгаюсь, товарищ Лунь, а оцениваю, - нарочито строго ответил майор. Боец Ефимов молодой, еще не обучен, а ты прошла школу верховой езды, так что принимай лошадь, а Ефимов пойдет пока в наш обоз...
      - Нет, это, товарищ майор, не получится! - осмелился возразить Мирон. - В таком случае я сдаю вам лошадей и возвращаюсь в Читу. Я в обозе не буду!
      - Это что еще за условия! - прикрикнул командир эскадрона. - Стойте, как положено, когда говорите со старшим по званию. Идем, товарищ Лунь! Майор едва сошел с подножки, как поезд дернул и стал набирать скорость. А Женя осталась в вагоне.
      Командир успел прыгнуть на подножку следующего вагона. Поезд шел без остановки долго.
      Первой заговорила Женя.
      - Говорят, ты сын генерала? Отец с кем-то говорил о тебе по телефону в Чите.
      - Какой отец? - не понял Мирон.
      - Ну, майор Лунь - мой отец. И ты не совсем вольный казак. Хотя ты добровольно пришел в Красную Армию, ты зачислен в наш эскадрон рядовым, ты теперь солдат.
      Мирон долго молчал, вдумывался в услышанное, а потом спросил:
      - А как же это: девчонка - и вдруг в кавалерии, да еще коновод?
      - Очень просто. - Женя присела на тюк сена, вздохнула. - Мы жили до войны в Ямполе. Потом война. Отец ушел на фронт. А вскоре в город ворвались фашисты. Маму и брата убили... Я успела спрятаться в крапиве. Мне тогда было двенадцать лет. Всю крапивой обожгло, а я сидела и не шевелилась. Жила потом в деревне у бабушки. В сорок четвертом Ямполь освободили. Полк, в котором служил отец, первым ворвался в Ямполь. Я как вцепилась в батю, так оторвать не могли. Говорю ему: "Что хочешь делай, а я с тобой!" Сначала была помощником повара, потом телефонисткой. Отца в конце войны сюда, на Дальний Восток, послали. И я с ним. Формировались возле Читы. Лошадей люблю. - Женя улыбнулась. - Ты сколько учился?
      - Десятилетку закончил. А что?
      - Значит, в два раза грамотнее меня, а ничего не понял, - сказала Женя. - Я почему твою Звездочку корила?
      - Откуда я знаю. Видно, не понравилась, - пожал плечами Мирон.
      - Вот и не догадался, - опять улыбнулась Женя. - Чтобы отец не взял ее у тебя. Я ведь знаю, что такое любимая лошадь. Боевой конь - верный друг воина.
      Мирон не хотел говорить Жене, что его родители погибли, чего доброго, подумает, что жалуется, ищет сочувствия.
      Но Женя уговорила его рассказать о себе.
      - Я же тебе все рассказала...
      Мирон долго смотрел на Женю. И все-все, что произошло с ним, рассказал новой знакомой.
      ДЕВЯТОЕ АВГУСТА
      Воинский эшелон прибыл в Читу в ясный полдень. Выходить из вагонов, как и на других станциях, не разрешалось. На кассах висели таблички: "Билеты все проданы".
      В вагоне было жарко и душно, но открывать зашторенные окна на остановках также не разрешалось.
      Во всей пулеметной роте никто не был так взволнован, как сержант Котин. Здесь живут сестра жены - Клавдия и его сын Слава. Не виделись давно. Уже в пути на Дальний Восток он получил письмо от Славы. Сын сообщал, что его вызывали в военкомат. Медицинская комиссия признала годным в Военно-Морской Флот. Отец не смог сообщить Славе, что будет проезжать Читу. Личному составу был объявлен приказ, запрещающий сообщать родным о перемещении воинской части.
      Когда поезд подходил к Чите, сержант Котин обратился к командиру роты капитану Мякову с просьбой разрешить ему хотя бы позвонить с вокзала Клавдии на службу и спросить о сыне.
      Командир понимал состояние воина-отца, но помочь ничем не мог.
      - Если бы я и разрешил, то мой боевой сержант отстал бы от поезда... Глянь в окно, - сказал капитан.
      Вагон раза два качнуло, и безлюдный перрон поплыл в обратную сторону. Поезд уже набирал скорость.
      - Садись, - предложил капитан. - У меня тоже истосковалась душа по семье...
      Котин присел на край постели.
      - Я понимаю... - вздохнул он.
      Разговорились. Мяков показал фотографию своих дочерей. Большеглазые голышки сидят в корыте. Обе светловолосые и похожи на отца.
      - Тоже давно не видел, - сказал капитан. - Старшая уже в школу пошла.
      Мяков до войны служил на Севере, воевал на Карельском фронте. В конце войны написал жене о скорой встрече в Тамбове, но неожиданно был получен приказ грузиться в вагоны.
      У Котина не было фотографий. Все оставлено в Риге. Он достал из кармана старый блокнот и вытащил из него письмо из Москвы, в котором сообщалось о гибели его жены.
      - Да, брат, стукнула по тебе война, - посочувствовал командир, прочитав письмо. - Но ты не сердись на меня. Не мог я отпустить тебя...
      - А как вы думаете, товарищ капитан, - настороженно спросил сержант, - зачем нас перебрасывают сюда? Неужели будет война с Японией?
      - Думаю, что не случайно здесь все это... - ответил Мяков, кивнув головой в окно. - Погляди.
      Все не заросшие кустарником участки возле железной дороги занимали пушки, тягачи, санитарные автобусы. Их скатили с платформ и поставили один за другим впритык.
      - Да, махина! - удивился Котин. - Но когда нас много, на сердце легче, - сказал он.
      В полдень поезд остановился. Послышалась команда дежурного по эшелону выгружаться.
      От полустанка, где выгружались войска, рота капитана Мякова, оказавшаяся в хвосте полка, долго шла по лесным дорогам, огибая сопки, и только под вечер прибыла на берег быстрой и красивой реки Аргунь. Ближние лесистые подножья сопок были заняты войсками - танкистами и артиллеристами. Всюду дымили костры, но дым не останавливал "атаки" комаров.
      Не обремененная тяжелой боевой техникой, рота разместилась довольно вольготно на крутом склоне горы, куда не могли забраться ни артиллеристы, ни танкисты. Солдаты после изнурительной дороги с жадностью пили холодную воду, многие лежали на земле, отгоняя комаров ветками. Перед закрытыми глазами все еще мелькали телеграфные столбы, деревья, поля и горы, краснофуражечные дежурные на станциях и путевые с поднятыми вверх желтыми флажками.
      Ужин был приготовлен лишь к ночи. Ели у костров. И спать ложились тут же, завернувшись в шинель.
      Утром, когда рота Мякова выстроилась на физзарядку, послышались реплики: "Чтобы солдат не зажирел..."
      После завтрака чистили оружие. Сержант Котин приказал своему отделению разобрать пулеметы и смазать не густо свежей смазкой. В жару излишняя смазка стекает и собирает пыль в пазах. Он не заметил, как подошел капитан Мяков и молча присел на камень.
      - Малость загореть надо, привыкнуть к палящему солнцу, - сказал он, снимая китель. - Разрешаю всем снять гимнастерки. А вы, сержант, пишите письмо сыну. Скоро к нам заглянет полковой почтальон.
      - Теперь не стоит, - ответил Котин. - Пока нет определенности. Что я напишу? Вот от него получить бы...
      - Вы правы, - поддержал капитан, подставляя солнцу правый бок, определенности нет.
      - Здорово вас протаранил осколок, - удивился Котин, заметив большой розоватый шрам на теле капитана чуть выше пояса. - Давно?
      - Это не осколок. В рукопашной фашист штыком полоснул. Но короток его штык, наш граненый подлиннее и покрепче. Память сорок первого года.
      - У меня тоже две отметины на спине, - сказал сержант.
      Разговор прервался. Пришел заместитель командира полка по политчасти капитан Васнев. Его обступили солдаты. Кто-то спросил: правда ли японцы вынашивали планы захвата советского Дальнего Востока и всей Сибири?
      Замполит рассказал, что такие планы японские милитаристы вынашивают давно и не раз пытались их осуществить. Япония издавна рассматривала русские дальневосточные земли как объект своих агрессивных устремлений.
      Еще в 1855 году, воспользовавшись слабостью России после Крымской войны, она заключила с царским правительством договор, по которому Сахалин объявлялся общим владением Японии и России, а Курильские острова были поделены. Спустя 20 лет Япония отказалась от совместного владения Сахалином в обмен на уступку ей всех островов Курильской гряды. А в 1905 году отторгла Южный Сахалин и превратила его в свою колонию. Япония закрыла для российского флота свободный выход в Тихий океан, к портам Камчатки и Чукотки. После Великой Октябрьской революции Япония открыто заявила о своем стремлении сокрушить Советскую власть на Дальнем Востоке и поднять знамя империи над азиатскими землями вплоть до Уральских гор.
      Многое вспомнили: о тщетных попытках японцев захватить Дальний Восток в годы становления Советской власти, о провокации, организованной в 1929 году на Китайско-Восточной железной дороге, о захвате в 1931 году японскими агрессорами Маньчжурии, о нападении на территорию СССР в районе озера Хасан 29 июля 1938 года, о разгроме советскими и монгольскими войсками японских милитаристов на реке Халхин-Гол летом 1939 года.
      Беседа увлекла бойцов. Нашелся участник боев на реке Халхин-Гол, рассказал, как героически действовали тогда наши воины под командованием Георгия Константиновича Жукова, ставшего Маршалом Советского Союза.
      ...Привезли обед. После сытного обеда отдохнуть бы часок, но послышалась команда строиться. Рота капитана Мякова, затерявшаяся в нескончаемой колонне войск - ее живая частица, - начала выдвижение к государственной границе.
      Впереди, где-то далеко за сопками и лесами, за горами и степями, притаился враг...
      Что же представляла собой группировка вооруженных сил Японии в Маньчжурии? Основная масса японских войск, предназначенная для агрессии против СССР, МНР и Китая, размещалась вблизи советских границ.
      Крупные резервы и штабы Квантунской армии находились на значительном удалении в населенных пунктах и в городах. Наша разведка знала, где располагались группировки войск и армейские штабы, характер оборонительных сооружений.
      Карта Главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке Маршала Советского Союза А. М. Василевского сплошь пестрела условными знаками, обозначающими узлы обороны, группировки войск, штабы, аэродромы, дороги, по которым могут выдвигаться резервы, крупные склады и базы снабжения.
      Дальневосточный театр военных действий охватывал Маньчжурию, Внутреннюю Монголию, Северную Корею и по протяженности границы и рельефу местности резко отличался от европейского. Площадь его более 1,5 миллионов квадратных километров. Территория только Маньчжурии, где размещалась Квантунская армия, равнялась площади Германии, Италии и Японии, вместе взятых. Протяженность государственной границы Советского Союза и Монгольской Народной Республики с Маньчжоу-Го и Кореей - рубеж развертывания советских войск - составляла более 5 тысяч километров, что намного превышало протяженность советско-германского фронта.
      История войн подобного не знала. Здесь и горы, и леса, и безводные пустыни, и песчаные степи, и множество рек и озер... Территория огромная, но в военном отношении достаточно подготовленная японцами для ведения затяжной войны. К началу боевых действий в Маньчжурии и Корее было построено 20 авиабаз, 133 аэродрома, сотни посадочных площадок. В полосе укреплений свыше 4500 железобетонных долговременных сооружений. Не так-то просто овладеть любым укрепленным районом, если глубина его до 50 километров. А в укрепленном районе сотни артиллерийских и пулеметных дотов, бронеколпаков, открытых артиллерийских позиций.
      Квантунская армия - объединение сухопутных войск - включала в себя два фронта и две отдельные армии, в составе которых было 24 пехотные дивизии, 9 бригад, состоявших из нескольких полков. Две танковые бригады и бригада смертников. Помимо этого в Квантунскую армию входили 2-я воздушная армия и Сунгарийская военная флотилия. Перед началом военных действий командованию Квантунской армии был подчинен фронт, размещавшийся в Корее.
      Много ли это или мало? Теперь, спустя много лет после войны, военным историкам стало известно, что группировка противника имела свыше 1 миллиона человек, 1215 танков, 6640 орудий и минометов, 1907 боевых самолетов, 26 кораблей. Этого достаточно, чтобы вести не только оборонительные, но и наступательные действия.
      Для разгрома вражеской группировки в кратчайший срок и с минимальными потерями советское командование создало значительное превосходство боевых сил и военной техники. Три советских фронта имели: личного состава свыше 1 миллиона 700 тысяч человек, танков и самоходных артиллерийских установок 5250, орудий и минометов почти 30 тысяч, боевых самолетов - свыше 5 тысяч, боевых кораблей - 93. Внушительная сила! Полное превосходство в количестве и качестве. Основу группировки Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке составляли солдаты и офицеры войск, во время войны находившиеся на Дальнем Востоке, хорошо обученные в ходе длительной боевой подготовки и знавшие театр военных действий, характер обороны противника и особенности японской армии. Личный состав, прибывший с запада, обладал большим опытом действий против сильного противника.
      Вблизи государственной границы Советского Союза с марионеточным Маньчжоу-Го и Кореей и на территории Монгольской Народной Республики были развернуты и находились в готовности начать наступление войска трех фронтов: 1-го и 2-го Дальневосточных, Забайкальского. Для управления действиями войск и флота Ставка Верховного Главнокомандования создала Главное командование на Дальнем Востоке. Главнокомандующим был назначен Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Его штаб находился в Чите.
      Внушительную силу представляли не только сухопутные войска, но и Тихоокеанский флот и Краснознаменная Амурская военная флотилия. Координацию их боевых действий с войсками осуществлял главнокомандующий Военно-Морскими Силами Адмирал Флота Н. Г. Кузнецов. Действиями авиации руководил командующий Военно-Воздушными Силами Главный маршал авиации А. А. Новиков.
      На пограничные войска впервые возлагалась боевая задача: активно участвовать в наступлении, ликвидировать вражеские пограничные кордоны и посты, уничтожить его укрепленные опорные пункты, а затем принимать участие в преследовании вражеских войск и охранять дороги, мосты, штабы, военные склады и базы.
      Большое видится на расстоянии. В то время ни солдаты, ни офицеры не знали и не могли знать, сколько армий, дивизий, полков имеется в каждом фронте, не многим было известно, кто командовал фронтами, армиями, корпусами. Планы советского командования держались, как и положено, в тайне. Теперь в летописи военной истории названы имена всех советских полководцев.
      Забайкальский фронт Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского состоял из четырех общевойсковых армий. Армиями командовали опытные, прошедшие войну с фашистской Германией генералы: А. И. Данилов, А. А. Лучинский, И. И. Людников, И. М. Манагаров. В состав фронта входили: прославленная 6-я гвардейская танковая армия генерала А. Г. Кравченко, 12-я воздушная армия генерала С. А. Худякова, конно-механизированная группа советско-монгольских войск под командованием генерала И. А. Плиева. Его заместителем по монгольским войскам был генерал Ж. Лхагвасурэн.
      Конно-механизированные соединения и части Монгольской Народно-революционной армии имели 4 кавалерийские и авиационную дивизии, мотобронебригаду, танковый, артиллерийский полки и полк связи.
      1-й Дальневосточный фронт, командующим которого был Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, включал четыре армии, возглавляемые генералами А. П. Белобородовым, Н. И. Крыловым, И. М. Чистяковым и Н. Д. Захватаевым. В состав фронта также входили Чугуевская оперативная группа войск, отдельный механизированный корпус и воздушная армия генерала И. М. Соколова.
      На долю этого фронта выпала нелегкая задача: действовать в тесном боевом взаимодействии с Военно-Морскими Силами на Дальнем Востоке и наступать на Приморском направлении по бездорожной местности, изобилующей обширными болотами, реками, озерами и крутыми сопками.
      Не случайно в состав фронта были включены войска, имевшие опыт боев и сражений на Карельском фронте, и воинские части, долго находившиеся на Дальнем Востоке.
      2-й Дальневосточный фронт под командованием генерала М. А. Пуркаева, занимавший пространство между Забайкальским и 1-м Дальневосточным фронтом, протяженностью более двух тысяч километров, имел три хорошо укомплектованные общевойсковые армии. Армиями командовали генералы М. Ф. Терехин, С. К. Мамонов, Л. Г. Черемисов. Во фронте имелась воздушная армия генерала П. Ф. Жигарева, стрелковый корпус и другие воинские части, не входившие в состав общевойсковых армий.