Кто-то посоветовал купить билет до любой станции, но обязательно на читинский поезд. Лишь бы сесть в вагон, а потом можно и не выходить. Вон сколько детей едут на восток, и все без билетов. Война!
      Слава воспользовался советом, доехал до Свердловска, а там повезло: познакомился с Мироном.
      ...До дедушки Василия ребята добрались исхудавшие, голодные, почерневшие от копоти и пыли. Съели по две миски наваристых щей с мясом и спали ровно сутки. На следующий день Слава уехал в Читу, где почти без труда нашел тетю Клаву.
      Через неделю друзья встретились. Слава приехал на разъезд. Он рассказал Мирону, что квартира тети недалеко от вокзала и школа рядом. Узнал, что его примут в восьмой, а Мирона в седьмой класс.
      Зимой Мирону было трудно добираться до Читы. Иногда в метель он оставался ночевать у своего друга, старался не пропускать уроков. А Слава через год расстался со школой - решил помогать фронту. Ведь враг был недалеко от Москвы, Ленинград в блокаде, почти вся Белоруссия и Украина захвачены фашистами.
      Слава пошел на кожевенный завод, который выполнял военные заказы. Трудился в механическом цехе, наполненном грохотом машин и запахом смазки. Слава был помощником механика, чистил, смазывал агрегаты. Всегда в мазуте, в копоти.
      Дружба ребят не гасла, но виделись они все реже. Только в выходные дни, да и то не всегда. Ходили на рыбалку, собирали грибы, выколачивали из кедровых шишек орехи. Часто вспоминали своих родителей.
      Отец Славы в первые дни войны вместе со своим полком оказался в окружении и, присоединившись к партизанам, сражался в тылу противника.
      Зимой 1943 года, во время успешного наступления советских войск, партизанский отряд соединился с действующей армией, и многие партизаны были зачислены в стрелковые полки. Рядовой Николай Котин стал пулеметчиком. В те дни он послал письмо в Читу Клавдии - сестре жены, смутно надеясь, что Слава может быть у нее. Но вскоре он был ранен, отправлен в госпиталь и ответа не получил.
      Из госпиталя Котин разослал письма всем знакомым, в газеты, в отдел кадров торгового флота и еще раз в Читу. Может, кто-нибудь знает, где жена и сын Слава. С нетерпением ждал ответа, но шли дни, а известий никаких не было.
      В палате было восемь человек. Все раненые знали о своих семьях. Правда, не у всех было легко на душе. Четверо тоже не получали писем. Их семьи были на территории, занятой фашистами, а там - известное дело хозяйничает враг. Один из четверых - бывший председатель колхоза, брат его - работник милиции. Мало надежд, что семья жива. У троих молодых солдат родители живут на Урале, и письма приходят часто. Только радостного ничего не сообщают. У одного солдата отец погиб, у другого - два брата. А у третьего - престарелые родители, трудно живут без детей, ушедших на войну. У всех свои заботы и страдания.
      Котин уже выздоравливал, когда пришло письмо. Служебное. Адрес напечатан на машинке. Сердце забилось, опустился Котин на стул, вскрыл конверт и прочитал скупые, убийственные строчки: "Сообщаем, что судно, на котором находилась Ваша жена, судовой врач Котина, потоплено вражеской подводной лодкой".
      Два дня не вставал с постели убитый горем Котин.
      И вдруг еще одно письмо в самодельном конверте. Глазам не поверил солдат, увидев знакомый почерк. Сын! Слава! Он в Чите.
      КТО ОНИ?
      Слава приехал на разъезд вечером. Как всегда, остался ночевать, чтобы весь выходной день провести с Мироном. За ужином спросил лесника:
      - Василий Федорович, тетя Клава утверждает, что без кедровой рощи глухари не смогут жить в лесу, улетят и погибнут.
      Дед Василий неторопливо очистил печеную картофелину, положил на тарелку и, полив кедровым маслом, ответил:
      - Глухарь далеко не уйдет. Тут рядом сосновые леса. Корма ему вдоволь. На днях побывал там на зорьке. Поет глухарь.
      Мирон не раз бывал с дедом на глухарином току, любовался пернатыми красавцами, слушал их песни, в книжках о глухарях читал.
      - Махнем на зорьке в лес, - предложил Мирон Славе. - Знаешь, как здорово поют глухари! Темно еще, а петух начинает: "щелк, щелк". Как деревянными ложками постукивает. Опять "щелк", и слушает, нет ли соперника поблизости. А потом басовито: "тэк, тэк, тэк!" И начинается трель...
      - Как у соловья? - спросил Слава.
      - Ничего похожего! - засмеялся Мирон. - Это скорее как при заточке большого ножа о сухой камень: вчжик, вчжик, вчжик. Нет, это не выразишь словами... А сам сидит на ветке, голову кверху поднимает, борода под клювом торчком, и ничего в это время не слышит.
      - Я видал на картинке, - сказал Слава. - Красивый: хвост и крылья черно-бурые, грудь черная с сине-зеленым блеском. Брюхо белое с черными пятнами.
      - Картинка - не то, - возразил Мирон. - На картинках глухарь и тетерев похожи. Я раньше даже не мог отличить их. Тетерев - это как маленький черный петух, а глухарь в сумерках на огромного орла похож, клюв большой, загнутый, как у хищной птицы. Великан!
      - В кого ты такой говорун, Мирон? - удивлялся Василий Федорович, ополаскивая посуду в тазике. - Отец - молчун, от матери слова лишнего не услышишь, ну, а я вовсе не мастак говорить. Ты не рассказывай, а поведи Славу на ток, где мы были с тобой, да покажи.
      Решили сходить. Поднимутся в потемках и пойдут. Поглядят, как токуют глухари.
      Дедушка посоветовал взять ружье.
      - Заодно загляните на Лысую гору. Что-то там вчера ночью огоньки мигали. Боюсь, как бы браконьеры не поселились. Глухаря-то бить запрещено.
      Как договорились, на рассвете дед Василий разбудил ребят, напоил чаем со ржаными сухарями и проводил до тропы, ведущей к сосновому бору. Еще раз предупредил об осторожности.
      В бору было еще темно. Сквозь крону сосен лишь кое-где виднелось темно-синее небо с робко мерцающими звездами. Под ногами хлюпала пропитанная снеговой водой подстилка из опавшей иглы, мелких веточек и прошлогоднего папоротника. От прелых пней пахло грибами. Там, где посуше, по голенищам сапог хлестал черничник. Черничные и брусничные поляны любимые места глухарей. Зимой и весной глухарь питается иглами и почками хвои. Токует там же, где ночует, не ищет открытых мест для драки с соперником, как задиристые тетерева.
      Кое-где еще лежал мокрый, ледянистый снег, засоренный осыпавшейся крошкой сосновой коры и отжившими иглами.
      Слава рассказал, что получил повестку из военкомата. Его зачислили в морскую пехоту, нужно ехать во Владивосток.
      - Счастливый ты, Славка, - позавидовал Мирон.
      Ему самому поскорее хотелось стать военным. Но бежать на фронт "зайцем" считал несерьезным. Без документов немедленно задержат.
      - Тсс! Поет... - шепнул Слава. - Близко поет...
      "Тэк, тэк, тэк!" Огромная царь-птица словно извещала всех, что она уже проснулась. В ответ послышалось: "тэк, тэк, тэк!" Стало тихо, и в этот момент под ногами треснула ветка. Глухарь не сразу повторил свою песню.
      Неожиданно он стал "тэкать" слева. Мирон успел сделать несколько шагов. Слава остался на месте и притаился. Было тихо. Лишь где-то журчал ручеек, бежавший с вершины сопки.
      Неожиданно за ворот что-то посыпалось, видно крошка коры. Мирон глянул вверх и увидал на фоне неба бородатую голову глухаря и его раскрытый, как у орла, клюв. Глухарь-петух, вытянув кверху шею, топтался на месте, распустив хвост веером. Красив! Разве можно убивать такого красавца? Недалеко запел еще один глухарь. Значит, дед Василий прав: не улетели из леса глухари.
      - Видишь? - тихо спросил Мирон и нечаянно задел ветку.
      Наверху захлопали крылья, посыпались на голову высохшие сосновые шишки и сломанные кончики веток, лес наполнился шумом, но вскоре опять стало тихо.
      - Зачем же ты вспугнул их? - огорчился Слава. - Мы могли дождаться полного рассвета, и они не заметили бы нас... Сколько их? Вот это да!
      - А ты говорил, что они покинули лес, - сказал Мирон. - Нет, не покинули.
      - Ну, пройдемся по склону сопки до Лысой горы, - предложил Слава. Посмотрим, что там.
      - Пойдем, - согласился Мирон, все еще испытывая вину за то, что спугнул глухарей.
      Почти четыре года они дружат и ни разу не ссорились. Мирон всегда уступчивый, спокойный. Любит читать. А Слава только с виду озорник, а по натуре он мечтатель, и душа у него добрая. Приедет к Мирону в выходной день погостить - не даст деду Василию ни за водой сходить, ни дров нарубить, все сделает сам. Любит косить траву. А как радуется, когда вытащит крупную рыбу на озере. Радуется, а улов всегда отдает Мирону.
      У себя на кожевенном заводе Слава смастерил из отходов овчины деду Василию рукавицы, а Мирону - унты, чтобы в лютые морозы ездить в школу.
      Вырос Слава ловким, сильным, красивым. Он был почти на голову выше Мирона, говорил баском и выглядел старше своих восемнадцати лет. От того мальчика, с которым познакомился Мирон в Свердловске в сорок первом году, остались только светлые волосы, зачесанные набок, да задумчивые грустные глаза.
      Выйдя из соснового бора, ребята направились по кратчайшему пути через редкий, мелкий осинник, выросший после лесного пожара, к сопке. За сопкой возвышалась Лысая гора.
      - Смотри, лоси осинник обглодали, - заметил Мирон, рассматривая стволы молодых осин. - Любят полакомиться осиновой корой и молодыми побегами.
      - Да, и натоптали здорово, - удивился Слава. - Сколько же их?
      Дошли до межгорной впадины, где еще плотным настом лежал снег и заметили... следы человека. Ясный след от сапог с металлической подковкой на каблуке. Впрочем, чему удивляться, военных на Безымянном стало много. Быть может, кто-то и ходил на охоту.
      У вершины сопки ребята забрались на побуревшие от высохшего лишайника огромные камни-граниты, навечно прижавшиеся друг к другу, и залюбовались прозрачной далью. За много километров видна железная дорога, отчетливо просматривается шоссе, уходящее на юг, к государственной границе. Оживилось шоссе весной. Автомашины идут непрерывным потоком. Издали кажется, будто бы какое-то живое существо ползет, извивается между горами. Никогда такого не было.
      По железной дороге с небольшими промежутками бегут поезда. С высокой сопки они выглядят игрушечными. Вот бы посмотреть в бинокль... А Лысая гора еще выше. Дедушка Василий сказывал, что оттуда волки выслеживают добычу. Заметят лося-подранка или больного, сразу нападут. А со здоровым взрослым лосем не справятся.
      - Чуешь, курит кто-то? - Мирон прислонился к Славе.
      - Да, вроде запах дыма. Неужто с дороги ветерок доносит? - Слава втянул воздух носом и шепотом произнес: - Курят, и где-то близко.
      Мирон сразу решил, что это браконьер.
      - Бродит неподалеку, а скорее всего, бросил окурок, вот и чадит. А сам небось уже лосятину жарит или глухаря.
      Слава оглянулся и тут увидел какого-то человека с тяжелой ношей на плече.
      - Смотри! - шепнул он. - Сюда кто-то идет...
      Словно по команде, ребята в мгновение сползли с камня и замерли.
      - Лося убил, мясо тащит... - сказал Мирон.
      - Тсс! Замри! - Слава дернул его за пиджак. - Пригнись пониже.
      Незнакомец не заметил ребят. Он подошел к стыку двух камней, тихонько откашлялся и нырнул в узкий вход в пещеру.
      - Беги на разъезд, доложи! - приказал Слава, как командир. - Я притаюсь здесь и покараулю этого типа...
      Тревожным и долгим показалось ожидание. Мирон привел солдата с автоматом.
      - Один он там? - спросил солдат.
      - Не знаю, - ответил Слава, - но мне кажется, в пещере кто-то разговаривал. Чуешь, папиросным дымом попахивает? Не махру курят.
      Солдат подал сигнал ребятам укрыться за камнем и подошел к входу в пещеру сбоку.
      - Кто там? Выходи! - приказал он властно.
      Тишина.
      - Выходи! Или брошу гранату!
      Осторожно, как зверь, вышел плюгавый человек. Нос - как редиска с проткнутыми отверстиями.
      Солдат, держа автомат наготове, спросил:
      - Ты что, живешь в этой берлоге?
      - Зачем живешь? Моя живет в Бурятии, моя в Читу идет... - ответил незнакомец.
      - Ничего себе! - удивился Слава. - Бурятия там, - он указал рукой на север, - а Читу вы уже прошли.
      - Не прошел, моя там живет... - прикидывался глупым незнакомец. Он зыркал глазами, словно больше всего боялся оружия в руках солдата и Славы. - Не надо трогать бурята-охотника. Соболя ищу. Деньги много плачу, если есть соболь. Продавай.
      - Соболей нельзя бить! - возмутился Мирон. - И лосей без разрешения бить нельзя.
      - Есть разрешений, есть, - сморщился незнакомец. - Бумага имеем.
      Солдат обратил внимание на руки незнакомца. Они чистые, коротко обрезаны ногти. Догадался: не браконьер. И говорит не с бурятским акцентом. Скорее всего... японец.
      - Вот что, бурятский охотник, не тумань нам голову! Руки назад! И не шевелись! А вы, ребята, свяжите ему руки покрепче.
      Пригодилась веревка на поясе Мирона.
      - В Чите пожалуюсь! Меня забирают! - стал громко кричать незнакомец.
      Его маневр солдат сразу разгадал.
      - Возьми его на мушку! - приказал солдат Славе и бросился к входу в пещеру. - Против входа не стой! - крикнул Мирону. - Эй, выходите! Приказываю: выходите немедленно!
      Окрик подействовал. Из пещеры вышел, озираясь, коренастый, широколицый человек лет сорока. С виду русский. В новой телогрейке защитного цвета, шапке-ушанке со следом пятиконечной звезды, в добротных унтах. В руках бескурковое охотничье ружье.
      Он, конечно, слышал разговор, и был убежден, что их принимают за скупщиков соболиных шкурок. А поскольку у них нет ни одной шкурки, то и задерживать их никто не имеет права.
      Но солдат рассудил по-своему:
      - Брось ружье! Брось - или стреляю!
      Широколицый положил ружье. Стал грубо возмущаться, но солдат приказал ему молчать и отойти от ружья.
      Не спуская глаз с задержанного, солдат еще раз крикнул:
      - Кто еще там? Выходи!
      Не услышав ответа, приказал Славе:
      - Стреляй в пещеру!
      Слава не сразу выстрелил. Он тоже крикнул, чтобы вышли из укрытия люди, и, не уловив даже шороха, выстрелил в темноту.
      - Вы мне за все ответите! - пригрозил широколицый. - Ведите, если это так нужно.
      - Я предупредил, - сказал солдат, - попытка к бегству или неподчинение дает мне право применить оружие... Больше ни слова!
      Продолжая держать незнакомцев под охраной, солдат послал Мирона и Славу осмотреть пещеру. Они вытащили оттуда небольшую радиостанцию и бинокль.
      - Денег много даю, никому не говорю, если отпустите нас... - стал умолять бурят.
      Что-то хотел сказать и широколицый, но солдат сделал предупредительный выстрел.
      - Еще одно слово - и уложу наповал! - строго сказал он. - Руки вверх и марш впереди меня!
      При обыске у задержанных были найдены пистолеты, фотоаппарат и пачки советских денег. В тот же день их отправили в Читу.
      Слава Котин с командой призывников был направлен во Владивосток. В письме, которое опустил еще в Чите, он писал своему другу: "Мы задержали опасных типов. Не случайно они облюбовали Лысую гору, с которой видны и железная дорога и шоссе к границе. Будь осторожен.
      А еще, Мирон, большое горе у меня. Отец сообщил, что японцы потопили судно, на котором была мама... Скорее всего, она погибла. Как приеду на место, сообщу тебе свой адрес. А если тебя пригласят в военкомат, просись на флот, может, увидимся".
      ПРИШЛО ВРЕМЯ
      В конце июня 1944 года начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза А. М. Василевский временно находился на 3-м Белорусском фронте. Он координировал наступательные действия двух фронтов: 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского.
      В те дни Василевскому позвонил И. В. Сталин и сказал, что нужно принять главу военной миссии США в СССР генерала Д. Дина по его просьбе, ознакомить его с боевыми действиями и поговорить о том, как американские войска выполняют союзнический долг.
      Но американца меньше всего интересовали успехи советских войск и освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков.
      В первой же беседе после обеда в честь гостя генерал Дин предложил маршалу Василевскому прогуляться по берегу живописной речушки без охраны и без переводчиков. Генерал Дин знал русский, а маршал Василевский владел английским.
      - Я уполномочен начальником штаба армии США просить вас об ускорении начала войны против Японии, - начал Дин. - Наши дела идут успешно: вы изгоняете немецкие войска из своей страны, а мы вместе с войсками Великобритании успешно наступаем в Нормандии. Это большая помощь Красной Армии.
      Генерал напомнил о том, что американские военно-морские силы и авиация одержали ряд побед над японским флотом, а затем спросил: когда советские войска начнут боевые действия на Дальнем Востоке?
      Начальник Генерального штаба Советских Вооруженных Сил, конечно же, знал о том, что США и Великобритания еще в декабре 1941 года просили И. В. Сталина начать боевые действия против милитаристской Японии. Нашим союзникам нужна была помощь в войне с Японией. А разве Советский Союз не нуждался в помощи в то тяжелейшее время? До 1943 года, до открытия второго фронта, Советская Армия вела тяжелейшую борьбу с фашистскими полчищами и с войсками союзников Германии. Советскому народу было слишком тяжело вести войну и на Западе, и на Дальнем Востоке. Так что рановато завел разговор генерал Дин о боевых действиях на Дальнем Востоке. Ему хотелось знать, готовится ли Генеральный штаб к наступательной операции против японской Квантунской армии, которая давно ждет приказа броситься на советский Дальний Восток и начать действовать по заранее разработанному плану под названием "Кантокуэн", что означает - "Специальные маневры Квантунской армии".
      Но подготовка к боевым действиям всегда держится в строжайшем секрете. И на вопрос американца маршал Василевский ответил:
      - Этот вопрос должны решить главы трех великих держав. Но думаю, что мы выполним свой союзнический долг, когда завершим разгром фашистской Германии.
      Глава военной миссии США в СССР генерал Дин, несмотря на интересные впечатления, полученные от посещения участка фронта, и радушный прием, который устроил командующий фронтом генерал И. Д. Черняховский, покинул штаб фронта неудовлетворенным.
      Новый, 1945 год Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин встречал на своей даче в сосновом лесу недалеко от Кунцева. На ужин были приглашены члены Политбюро, некоторые народные комиссары, маршалы и генералы. Собралось человек тридцать. Когда кремлевские куранты пробили двенадцать, И. В. Сталин провозгласил здравицу в честь Красной Армии и советского народа и поздравил всех присутствующих с новым, 1945 годом. Через некоторое время он поднялся из-за стола, закурил трубку и стал беседовать с кем-то из гостей. Остальные разбились на группы, пошли дружеские разговоры. Маршал Буденный внес из прихожей баян, видимо привезенный с собой, сел на стул и растянул мехи. Играл Семен Михайлович мастерски. Больше русские народные песни. Сидел он, склонившись ухом к инструменту, улыбался, и было заметно, что игра на баяне доставляет ему большое удовольствие.
      К Буденному подошли и многие гости. Спели несколько военных песен, а потом Семен Михайлович пустился в пляс. Плясал он лихо, вприсядку, с прихлопыванием ладонями по голенищам сапог. Все от души аплодировали ему.
      Сталин подошел к стоявшим в стороне генералам и, обращаясь к генералу А. И. Антонову, занимавшему в то время пост заместителя начальника Генерального штаба, сказал:
      - Подготовьте мне краткий письменный обзор о войне на Тихом океане. Скоро предстоят переговоры с Рузвельтом и Черчиллем по вопросу вступления СССР в войну против Японии. - Он поднес зажженную спичку к трубке и, старательно раскурив ее, вынул изо рта. Указав мундштуком в сторону поодаль стоявших военачальников, сказал: - Пусть подойдет сюда товарищ Кузнецов.
      Главнокомандующий Военно-Морскими Силами Адмирал Флота Н. Г. Кузнецов, быстро подойдя к И. В. Сталину, замер.
      - Из того плана, который вы представили мне, нужно сделать сокращенный вариант и взять с собой. - Верховный Главнокомандующий неторопливо указал концом мундштука трубки сначала на генерала А. И. Антонова, затем на Адмирала Флота Н. Г. Кузнецова и сказал вполголоса: - Оба поедете в Ялту на конференцию трех великих держав. Подготовьте необходимые документы.
      Не сказав больше ни слова, он направился к столу, где сидел нарком иностранных дел.
      На Крымской конференции трех великих держав были рассмотрены и решены проблемы, связанные с завершением войны против фашистской Германии, послевоенным устройством Европы и учреждением Организации Объединенных Наций. Тогда же были определены и сроки вступления Советского Союза в войну против милитаристской Японии - через два-три месяца после капитуляции фашистской Германии.
      Союзники просили ускорить начало кампании против Японии. Было совершенно очевидно, что они не в состоянии своими силами быстро принудить Японию к капитуляции. Правительства США и Англии хорошо понимали, что исход войны на Тихом океане зависел прежде всего от разгрома сухопутных сил Японии на азиатском континенте.
      Все годы Великой Отечественной войны японское командование держало вблизи границы с Советским Союзом готовую к вторжению Квантунскую армию.
      Квантунская армия - основная сила сухопутных войск Японии - была хорошо обучена и насчитывала более миллиона солдат и офицеров. Воспитанная в духе фанатичной преданности императору и ненависти к Советскому Союзу, она представляла большую силу, способную вести упорную и длительную войну. Демонстративно готовясь к нападению и накапливая силы, японская военщина тем самым вынуждала СССР держать достаточно мощные войска на границе с Японией. А ведь в этих войсках очень нуждались наши фронты на Западе.
      Даже тогда, когда Советская Армия перешла в наступление и успешно освобождала без помощи союзников свою территорию от немецко-фашистских захватчиков, Япония не отказалась от плана вторжения в пределы СССР, устраивала провокации на границе, разбойничала в нейтральных морских водах, топила советские суда, нарушала воздушное пространство. Японская разведка работала на гитлеровские штабы. А как расценивать создание японских отрядов, которые готовили бактериологическое оружие против СССР и МНР? Все это никак не отвечало соблюдению имевшихся договорных условий о нейтралитете.
      Крымское соглашение по вопросам Дальнего Востока было реальным шагом в приближении конца второй мировой войны.
      После завершения Крымской конференции группа опытных генералов и офицеров Генерального штаба в строжайшей тайне разрабатывала стратегический план разгрома Квантунской армии, давались указания о срочной подготовке Дальневосточной железной дороги к большому потоку поездов и постройке новых путей и тупиков, постоянно уточнялась группировка войск противника. Разведке группировки японских войск и системы обороны Квантунской армии уделялось первостепенное внимание.
      Нападение Японии на СССР в 1941 - 1945 годах не состоялось не потому, что японское правительство считало себя обязанным соблюдать пакт о нейтралитете. Нет, истинная причина крылась в том, что японские милитаристы, активно готовя вторжение и приурочивая его к наиболее подходящему моменту в ходе войны фашистской Германии против СССР, так и не дождались этого момента.
      Пришло время ликвидировать опасный очаг новой агрессии. Разгром Квантунской армии должен был обеспечить начало долгожданного мира на земле, только он мог помочь народам Азии, и в первую очередь Китаю и Корее, сбросить навсегда ярмо иностранного ига.
      Переброска войск и боевой техники с Запада на Дальний Восток началась еще зимой сорок пятого. К весне, когда Великая Отечественная война близилась к победоносному завершению, поток воинских эшелонов на Дальний Восток резко возрос.
      В полном составе прибыл штаб бывшего Карельского фронта. В конце апреля начала выдвигаться в Забайкалье многотысячная армия генерал-полковника И. И. Людникова, а когда фашистская Германия капитулировала, в далекий путь тронулись прославленные в боях армии: 5-я под командованием генерал-полковника Н. И. Крылова, 53-я - во главе с генерал-полковником И. М. Манагаровым и 6-я гвардейская танковая армия генерал-полковника А. Г. Кравченко.
      В Читу прибыли и многие из военачальников бывшего 2-го Украинского фронта вместе со своим командующим Маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским.
      Командовали войсками и штабами генералы и офицеры с большим боевым опытом, многие из них были награждены орденами и медалями.
      По замыслу Верховного Главнокомандования, стратегическая операция по разгрому Квантунской армии должна была завершиться полным разгромом и капитуляцией войск противника в самые сжатые сроки.
      Подготавливая войска к наступлению, советское командование учитывало не только силу и группировку дивизий и полков противника, но и сложные географические и климатические условия театра военных действий. Сама территория, на которой предстояло вести боевые действия, затрудняла ведение наступательных операций: железных и шоссейных дорог мало, на пути войск будут и горы, и реки, и заболоченные лесистые районы, и безводные пустыни.
      Предстояла невиданная по размаху, дерзкая по замыслу, труднейшая по географическим условиям и важная для всего мира последняя стратегическая операция второй мировой войны.
      В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
      На разъезде Безымянном - красные флаги. С утра льется музыка из круглого репродуктора, установленного на телеграфном столбе у платформы. Все поздравляют друг друга. Наконец-то война кончилась. Немецко-фашистская Германия капитулировала. Радуются все. А дедушка Василий озабочен. Сказал утром Мирону, что поедет в Читу по делам, но зачем-то надел резиновые сапоги и взял двустволку.
      Пришли солдаты-зенитчики, человек десять. Все веселы, счастливы. Поздравили с Победой. Едва они ушли, прибежала из поселкового Совета женщина:
      - Где дедушка, Мирон? Я пришла пригласить его на праздничный митинг.
      - Уехал в Читу, и до сих пор нет, - ответил Мирон. - Я передам ему, когда вернется.
      Женщина побежала к зенитчикам.
      С позиций зенитных батарей доносились крики "ура", слышались глуховатые выстрелы ракетниц, и в небо взвивались разноцветные ракеты. Все так рады, а на душе Мирона щемящая тоска. Слишком большое горе принесла ему война: погибла мама, и не случайно так долго нет писем от отца. Что-то знает дедушка, все эти дни мрачный, в глаза не смотрит внуку, словно в чем-то провинился, и Мирон догадывается: что-то случилось с отцом.
      Послышалось ржание Звездочки. Пришла с луга, и нужно открыть ей ворота. "Пить хочет", - подумал Мирон и вынес ведро воды. Лошадь всегда пила неторопливо, процеживая чистую воду сквозь губы. Выпила, не отрываясь, все до дна.
      Забота о Звездочке - поить, кормить, чистить и присматривать за ней полностью на Мироне. Дружба у них неразлучная.
      С весны у Мирона прибавилось забот. Нужно не только за Звездочкой ухаживать, но и помогать дедушке дежурить на разъезде. Дежурство на разъезде круглосуточное. Придет воинский эшелон, дежурный расскажет командиру, где есть свободные места для размещения частей, где водоем, как выехать к шоссе. Мало ли какая помощь может потребоваться военным, прибывшим на разъезд. У Мирона есть красная фуражка, дед подарил, и когда он в фуражке, к нему обращаются как к настоящему дежурному. Бывает, и поругают офицеры за то, что поблизости места уже заняты. Но это не его вина.
      Раньше людей не было видно на разъезде, а теперь в лесу тесно: всюду склады, палатки, танки, обозы. Днем спокойно, в целях маскировки все замирает, а как стемнеет, идет выгрузка техники, войск.
      Скоро потеплеет, и Мирон переселится на чердак. Будет спать на сене под марлевым колпаком. Хорошая защита от комаров. Колпак оставил ему ветеринарный врач. У врача была фамилия - Умница. Звали его Тит Титович. В сорок втором он все лето жил на разъезде. Спал на сеновале. Вот тогда он и натянул на согнутые прутья лозы марлю, сделал защиту от комаров.
      - Удобная штука. Когда уеду, оставлю тебе на память, - сказал он Мирону.
      Ветеринарный врач вместе с военными ездил по колхозам и подбирал для Красной Армии лошадей. Многочисленные табуны пригоняли военные на разъезд. Ночью подходили вагоны, и к рассвету эшелон с лошадьми мчался на Запад.
      Иногда Тит Титович браковал лошадь. Не годна для армии. От ветврача пахло лекарствами и дегтем. В петличках его гимнастерки поблескивал красный квадратик, на груди орден Красного Знамени. В гражданскую он служил в конной армии Буденного. Врач Умница был прекрасным наездником. Мог на скаку поднять с земли фуражку, спрыгнуть и снова вскочить в седло на полном галопе. Несколько раз он приглашал в какое-нибудь селение Мирона и Славу, давал им заседланных лошадей и в дороге весело покрикивал: "Делай, как я!" Но он знал, что ребята не смогут джигитировать, они лишь наблюдали и восторгались его мастерством, и это подзадоривало его.
      Военный ветеринар был очень занят делами. Уезжал в колхозы рано, а возвращался поздно. Но когда оставался на разъезде, для Мирона - праздник.
      Однажды в жаркий день ветврач привел во двор лесника жеребенка. Он был оранжевого цвета, хвост и грива светло-желтые, как куриный желток. Мордочка маленькая. На лбу звездочка белая. Так и назвали его Звездочкой. Прекрасный жеребенок, послушный, ручной. Быстро привык к Мирону.
      - Редкий случай, - сказал Тит Титович, - у матери-кобылицы нет молока, и она не признает дочь. А у меня кобылиц с жеребятами нет значит, надо самим кормить малышку. Я все время в разъездах. А ей нужна постоянная няня.
      Дед Василий поначалу упрямился, не хотел брать, как он говорил, коняшку, забот с ней не оберешься, но Мирон уговорил его, дал слово, что будет сам кормить и ухаживать.
      Тит Титович рассказал Мирону, чем и как кормить Звездочку. Сначала пойло, как называл Умница пищу жеребенка, он готовил сам, а потом поручил Мирону. В большую литровую бутылку наливали разбавленное молоко и сыпали немного овсяной муки. Через месяц Звездочка научилась пить из ведра. Постепенно научилась щипать траву, с аппетитом ела отруби и овес. Росла быстро, на глазах.