Илья Новак, Лев Жданов

Бешенство небес

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На тропе войны

Глава 1

«Небесные паруса» плыли на восток через облачный океан.

Гана Тулага Дарейн, бывший ловец живого жемчуга, пират и раб, стоял на носу ладьи. Казалось, все хорошо. Ветер раздувал паруса, острова архипелага Суладар давно исчезли за кормой. С начала путешествия ни один корабль не появился на горизонте: ни военный флот Купеческих Плотов, ни пиратские эфиропланы или облачные колеса дикарей, – никто, способный помешать экспедиции.

Его спутники, то есть команда ладьи и личный охранник туземного монарха Уги-Уги, кривобокий Камека из племени онолонки, занимались своими делами. Гана окинул взглядом палубу. Изящная быстроходная ладья была невелика, чтобы справиться с нею, хватало семи матросов, боцмана и капитана, кривоногого метиса, которого звали Тук-Манук. Трое моряков драили доски при помощи насаженных на палки пушистых облачных губок; четвертый стоял возле штурвала, остальных видно не было. Впервые попав на ладью, Тулага был удивлен: несмотря на то, что большинство туземцев архипелага Суладар отличались статью и привлекательной, на взгляд белого человека, внешностью, половину команды «Небесных парусов» составляли страшилищи. Впрочем, позже он понял, что это – следствие вздорного характера толстяка Уги-Уги, который, будучи почти что уродливым, не любил окружать себя красивыми людьми... за исключением, конечно, своих наложниц.

Тулага ощущал непривычную расслабленность и в то же время легкий страх. С одной стороны, расстояние между ним и полным ядовитого света провалом в центре Проклятого острова увеличивалось, что было хорошо. С другой – они приближались к безымянным островкам, где, по словам странного человечка Фавн Сива, были спрятаны сокровища давно исчезнувшей церкви Congressionis. И как только драгоценности попадут в руки Камеки, тот постарается убить Гану. Сумрачный взгляд, который онолонки иногда бросал на единственного пассажира ладьи, был красноречив. Скорее всего, они доберутся до места уже завтра – значит, пора приниматься за дело.

Впрочем, Гана начал действовать еще утром.

Вечерело, светило в небе медленно гасло, и на раскаленно желтой поверхности его проступали тонкие огненные линии. Тулага оперся локтем о борт, искоса посматривая в сторону кормы. Капитана, боцмана Оракина и Камеки видно не было, скорее всего, они с удобством устроились в роскошной каюте отсутствующего монарха, чтобы сыграть в кости за бутылкой вина. А вот Укуй, лопоухий хромой матрос, сидел на корточках возле мачты и не слишком успешно делал вид, что вовсе не интересуется пассажиром. Гана уже давно понял, что матрос приставлен следить за ним во время плавания.

Он не спеша пошел вдоль борта, скользя взглядом по облакам. Недавно ладья попала в шторм, что вызвало удивление у всех, кроме Ганы. Сильные волнения крайне редко случались в юго-западной части Аквалона; область Кораллового океана между Южным Завихрением и Суладаром называлась Сном – из-за мягкого климата и отсутствия бурь. Но в этот раз облачные валы чуть не перевернули корабль, и лишь Тулага догадывался о причине. Аквалон подлетал к миру, разбившемуся о поверхность Сферы Канона, – близость его колоссальной разлагающейся туши и приводила к возмущениям в облачном покрове.

Он миновал матросов, добравшись до шканцев, встал возле расположенной у борта легкой приземистой пушечки. Рядом была горка ядер, пыжевник и короткая тяжелая палка. Тулага уставился на ядра. По лицу его расползлось изумление, он даже присвистнул, наклонился, приоткрыв рот, затем сел на корточки и протянул руку. Некоторое время ничего не происходило. Покрутив головой, будто человек, который никак не может справиться с растерянностью, Тулага провел пальцами по шершавой поверхности ядра, и тогда сбоку раздались шаги.

Туземцы любопытны как дети – Гана знал это.

– Смотри, – негромко сказал он Укую. – Никогда такого не видел... как вы ими стрелять собираетесь, если что?

Островитянин подошел, опасливо поглядывая то на пассажира, то на ядра; не замечая в них ничего необычного, присел. Рука Ганы взлетела, конец палки со стуком ударил туземца по затылку, и Укуй, не издав ни звука, повалился на палубу. Бросив дубинку, которую заранее положил возле пушки, Тулага выпрямился. С этого места он видел согбенные спины трех матросов со швабрами, но больше никого. Он перевалился через борт, схватившись за веревку, быстро полез вниз. Гана подвесил ее рано утром, пока Укуй разговаривал с капитаном, хотя сделать все, что задумывал, тогда не успел.

Некоторое время на шканцах было пусто; затем над бортом показалась голова с темными волосами, заплетенными в короткую косу. Оглядевшись, пассажир «Небесных парусов» перелез обратно. Туземец под пушкой оставался неподвижен.

На шее Тулаги висел кожаный ремешок с ножнами, из которых торчала черная каменная рукоять. Он достал нож – лезвие с легким зеленоватым отливом было стеклянным, – полоснул по узлу и отправил веревку в облака.

Укуй пошевелился, застонал. Тулага вернулся к носу, встал там, сложив руки на груди. Облачный океан длился до горизонта – никаких признаков земли. «Небесные паруса» плыли от Суладара на восток по длинной пологой дуге; на пути их располагались две группы островов: безымянные, где, по словам Фавн Сива, были спрятаны сокровища, и Кораллы – там когда-то, еще будучи пиратом, жил Тулага.

Услыхав шум, он повернулся. Укуй, держась за голову и хромая больше обычного, прошел мимо мачты, выпученными полубезумными глазами глянул на Тулагу, попятился и исчез в люке. Вскоре раздались голоса; на палубу один за другим выбрались капитан Тук-Манук, боцман Оракин, Камека и Укуй. Последний что-то говорил, показывая в сторону носа.

Четверо остановились в нескольких шагах от пассажира, причем Укуй старался держаться позади других. Из-за матерчатого пояса боцмана торчал широкий тесак; нагую темно-синюю грудь Камеки перехлестывал ремень – Тулага знал, что за спиной онолонки прячутся два пуу, небольших топорика, лезвия которых, сделанные из плавника старой акулы-серлепки, легко перерубают человеческую руку.

– Ты это что делаешь? – спросил Тук-Манук слегка растерянно, но с угрозой в голосе. – Зачем ударил его?

– Он мне надоел, – пояснил Гана. – Бродил за мной везде, в затылок дышал...

– Ну так что? Ты на корабле, а не на острове. Здесь места мало, все друг другу в затылок дышат!

Он молчал, глядя на них, а они смотрели на пассажира ладьи.

– Долго еще плыть? – спросил наконец Оракин. – Курс-то правильный вообще?

– Правильный, – откликнулся Гана и пошел вперед, прямо на стоящих перед ним. – Я давно через Сон плавал, плохо помню. Но завтра должны добраться до места.

Он не сбавлял шагу, и в конце концов капитан с боцманом машинально отступили в стороны, пропуская его. Укуй попятился к борту, с опаской косясь на пассажира. Лишь Камека не сдвинулся с места: стоял, медленно поворачивая голову, провожая Тулагу взглядом, полным подозрительности и злобы. Онолонки был крайне молчаливым человеком, сколько Гана помнил, он с самого начала путешествия не произнес ни слова, во всяком случае, в присутствии своей будущей жертвы.

* * *

Арлея с опаской провела пальцами по влажной поверхности листа и машинально вытерла ладонь о бедро. Листья напоминали мясистые блины, их зелено-розовую мякоть, сквозь которую просвечивали лучи светила, пронзали багровые жилки.

– Они другие теперь, да? Видите? Вроде... вроде вены там внутри.

Было полутемно и сыро, в переплетении ветвей виднелись совсем маленькие участки неба. Коренастый боцман Лиг, держась за дерево, будто капитан возле мачты корабля, глядел вдаль. У этого человека была привычка бубнить, бурчать что-то недовольным голосом. Хотя брюзгой он не был – просто такая манера говорить. Арлея перевела взгляд на второго спутника. Эрланга, здоровяк-юнга, стоящий с серебристым стволом пушечки-горлянки на плече, отличался молчаливостью... в основном потому, что, как понимала девушка, обычно просто не знал, о чем говорить. Он был младше хозяйки на несколько лет и на две головы выше. В самом начале путешествия юнга снял рубаху и соорудил из нее нечто вроде туахи на голову, но теперь вновь надел. Идти приходилось под пологом ветвей, так что лучи не пекли затылок, но зато ветки и мелкие сучки царапали кожу.

Мужчины были увешаны пистолетами и ножами, а у Лига имелись еще сабля и два ружья за спиной. У самой Арлеи был «пояс крутого путешественника», как называл его Тео Смолик. Широкий, почти как корсет, со множеством крючков, петель, ремешков, карманов, он нес на себе три пистолета, короткий обрез, три мешочка: с дробью, пулями и горючим песком, – а также флягу и пару ножей. На спине болталась котомка.

– Ладно, идем дальше, – решила Арлея.

Юнга шагал впереди, прорубая в зарослях просеку, потом шла она, замыкал боцман. Таких деревьев, как здесь, мощных, но кривых, с изогнутыми узловатыми стволами, по которым удобно лазать, на островах Суладара девушка не видела. Свисающие с ветвей толстые лианы напоминали мохнатых мертвых змей.

– Намного они нас опередили, Лиг?

Как выяснилось, боцман был неплохим следопытом. Эрланга топал напролом, круша ветви, но Лиг подмечал сломанные сучки, примятую траву, клок ткани на коре или упавшее на землю крупное перо – следы тех, кто недавно прошел здесь.

– Кажись не, ваш’милость, – пробурчал он, перекладывая из руки в руку длинную прямую палку, которую использовал вместо посоха и дубинки.

Они уходили все дальше в глубь Проклятого острова, туда, где никогда не ступала нога обычного человека, лишь серапцев – укушенных. Полдневный зной окутывал лес, и тот будто потел: все вокруг покрывали густые крупные капли. Чем глубже путешественники забирались в Гвалту, тем чаще попадались необычные растения, с желтой корой и розоватыми мясистыми листьями. Они оплетали знакомые деревья, образовывая вокруг стволов нечто вроде решетчатых труб. Позже Арлея с удивлением заметила, что они начали срастаться, зеленая и розовая листва появилась на одних и тех же ветках, и в конце концов джунгли стали желтыми – не ярко-желтыми, как те, первые ветви и тонкие стволы, что обвили деревья Аквалона, но бледными, рыжеватыми, будто они вобрали в себя свойства как местных, так и чужих растений.

Девушка уже решила, что пора устроить привал, когда впереди показалось болото.

– Ух! – только и вымолвил Эрланга, раздвинув лианы.

Взгляду открылось пространство шириною в три десятка шагов. Слева и справа топь полого загибалась, исчезая в зарослях, а впереди, до кромки джунглей, тянулись кочки, бочажки и лужи, залепленные белесой массой полипов-этикеней.

– Облачное болото, – растерянно пробормотал Лиг. – Я и не знал, что такие есть...

– Я тоже, – откликнулась девушка.

Оно и вправду казалось необычным – смесь эфирного пуха и воды. Арлея присела, набрала в ладонь жижу. Та была теплая и будто шершавая на ощупь.

– Осторожнее теперь надо, ваша милость, – сказал Эрланга.

Впереди протянулись какие-то ползучие растения, они то исчезали в грязи, то показывались из нее, чтобы вновь скрыться в густой зелено-бело-коричневой каше. Их украшали короткие веточки-спиральки, на каждой росло по одному мясистому листу, напоминающему свернутые лодочкой ладони. Юнга уселся, раздвинув ноги, положил пушку и достал из-за плеча котомку. Порывшись в ней, извлек кусок хлеба и тряпицу, в которую было завернуто вяленое мясо, развернув, принялся есть, громко чавкая.

– Ам-м! – вдруг промычал он с набитым ртом, и спутники повернулись к нему.

Продолжая жевать, Эрланга выпученными глазами пялился на вылетевшее со стороны болота существо: напоминающую ужа змейку с двумя парами тонких и прозрачных стрекозиных крылышек. Едва слышно жужжа, она повисла перед лицом юнги; тот медленно поднял руку, растопырив пальцы, будто собираясь сграбастать ее пятерней.

– Не трогай! – тихо приказала Арлея. – Может, оно ядовитое.

Существо поднялось немного выше и разинуло крошечную пасть, из которой показалось множество тонких, раздвоенных на конце язычков. Не менее дюжины их извивались, будто щупальца, то втягиваясь, то выскакивая наружу.

Змейка подлетела к носу Эрланги – зрачки юнги сползли к переносице, по низкому лбу потекла капля пота. Арлея видела, что он едва сдерживается, чтобы не вскочить и не схватить существо, раздавить его или швырнуть на землю и растоптать. Но тут в руках Лига свистнула палка, конец ее пронесся перед самым лицом юнца, и крылатая змея, отброшенная сильным ударом, исчезла в зарослях.

Фразу, которую после этого произнес юнга, Арлея не смогла разобрать, настолько она была замысловатой. Схватив пушку, Эрланга буквально вырвал из лежащего рядом мешка каменное ядрышко и сунул руку в карман за огнивом.

– Ты из пушки по ней собираешься шмалять? – проворчал Лиг, вновь опираясь на свою палку. – Не шуми, малец. Успокойся.

Малец, который был на полторы головы выше его и на локоть шире в плечах, шумно выдохнул и положил оружие в траву.

– Заряжу ее на всяк случа€й, – произнес он, вкладывая камень в ствол. – Чтоб с ходу можно было, ежели што...

– Выкатится, – возразила Арлея. – Выпадет наружу.

– Не-е, я ужо смотрел, руку просовывал, там такой... такая смола навроде внутри возле казенника, липкое че-то, вымазано – штоб оно там держалось, значит. Круглое ядро не удержит, а камень, он же с углами всякими и шершавый, так застрянет... – Эрланга еще что-то бубнил, но Арлея не слушала. Она вопросительно смотрела на боцмана.

Покосившись на хозяйку, Лиг вздохнул. Пожал плечами, бросил котомку к ногам юнца, обеими руками взял палку за конец и ткнул перед собой. Шагнул на островок зелени, торчащий посреди облачно-грязевой лужи, постоял там, собираясь с духом, затем стал медленно перемещаться, иногда опуская ногу в грязь, но чаще находя кочку или поросший травой земляной бугор.

Зарядив пушку, юнга вновь принялся есть. Арлея стояла рядом, наблюдая за неторопливыми движениями Лига. Ближе к берегу черно-коричневого и зеленого было больше, а на середине болота раскинулась обширная лужа – сплошь грязно-белый, с разводами зеленого, цвет. Лиг довольно быстро отыскал обходной путь, то и дело тыча перед собой палкой, миновал лужу и остановился в нескольких шагах от стены деревьев, высящейся по другую сторону. Обернувшись, он позвал:

– Давайте, ваш’милость! Не страшное оно.

– Эрл, хватит жрать, – сказала Арлея. – Пошли.

Юнга кивнул, быстрее запихивая в рот остатки хлеба, забросил котомку на спину, взял пушечку и выпрямился.

– Но ты все равно за мной иди, след в след, – решила девушка. – Тяжелый ты слишком, а я буду внимательно глядеть, куда ступа...

– Чего, за бабой топать?! – перебил Эрланга возмущенно, но тут же, смешавшись под суровым взглядом хозяйки, потупился и переступил с ноги на ногу. – Звиняюсь, ваша милость... Не, я грю: давайте я впереди, оно мне несподручно, чтоб передо мной... И с пушки я... как же я с нею пальну, ежели чего, когда перед мордой прямо маячит ктось...

Не слушая, девушка шагнула на ближайшую кочку, ощущая, как мягкая земля прогибается, готовая в любое мгновение провалиться внутрь себя, засосав ступню, а то и ногу до колена, – и быстрее перескочила дальше, потом еще дальше, глядя то перед собой, то под ноги.

Необычные корни. Хотя разве могут на корнях расти листья? Значит – это ветви такие? Арлея заметила, что они тянутся от облачно-грязевой лужи, образуя как бы лучи звезды, – должно быть, растут откуда-то со дна. Морщинистые гибкие стволы, украшенные листьями-лодочками, иногда лежали на поверхности, иногда исчезали в болоте.

Услыхав за спиной сопение и хлюпанье, девушка оглянулась. Эрланга, крепко сжав пушечку под мышкой и далеко отставив свободную руку, перемахивал с кочки на кочку, разбрызгивая грязь. Поймав взгляд хозяйки, он смущенно заулыбался, показывая крупные белые зубы. Обе котомки, и его и боцмана, висели за широкой спиной. Арлея кивнула и пошла дальше, к Лигу, – тот добрался до большой кочки, скорее даже островка в пару шагов, и присел, ухватившись за росший из центра куст. Он с меланхоличным видом жевал табак.

Вокруг кочек лениво закручивались зелено-белые полосы. Пробираясь мимо лужи, Арлея заглянула в нее: нет, слишком густая, не видно, что под поверхностью. Может там кто-то жить? Да и какая, собственно, здесь глубина?

– Молодец, – сказала она, останавливаясь рядом с Лигом. – За тобой не так страшно идти было.

Боцман открыл было рот, чтобы ответить, но тут из джунглей донесся шум, и он вскочил, оглядываясь, схватился за рукоять пистолета.

– Чего у вас? Чего это шуршит тамось? – крикнул Эрланга, как раз огибающий лужу.

– Спокойно! – громко ответила девушка. – Не топай ты! Медленно иди, а то провалишься!

Она уставилась на деревья. Шелест и треск звучали ритмично, то чуть стихая, то становясь громче, – и приближались.

– По веткам кто-то скачет? – предположил Лиг. – А, ваш’милость?

– Может, и так, – согласилась Арлея, на всякий случай потянув из кобуры пистолет.

Что-то мелькнуло на самой границе джунглей: существо размером с трехлетнего ребенка, двигавшееся вдоль болота, на мгновение показалось среди ветвей. Затем другое, третье... судя по всему, небольшая стая, но что это за звери, отсюда разглядеть было невозможно.

Крякнув, Лиг прицелился, однако стрелять не стал. Арлея присела, упершись ладонью в землю, вернее, в протянувшуюся по островку лиану, и подняла пистолет.

Лиана под рукой дернулась. Вскрикнув, девушка упала на бок и случайно нажала курок – пистолет громыхнул, выплюнув красно-коричневый язык дроби и огня.

Боцман начал поворачиваться, сзади что-то кричал Эрланга. Арлея в ответ орала не своим голосом, потому что, когда она упала, лицо оказалось возле лианы, и девушка увидела, как листья на ветке развернулись. В центре каждого был глаз – бледно-зеленый, водянистый, без зрачка. Лиана взметнулась, выдернув из болота свой конец, и только что смолкнувшая Арлея взвизгнула. Теперь двигались все растения вокруг – извивались, дергались, ползли... В центре лужи вспух пузырь, стал шаром, оторвался от поверхности и взлетел, поддерживаемый со всех сторон выгнувшимися лианами. Арлея, которую боцман ухватил за плечи и тащил, волоча спиной по грязи, поняла, что это башка, заросшая не то волосами, не то водорослями. Безглазая, зато с кривым черным ртом – словно широкая трещина в трухлявом пеньке, – она выросла над болотом, мотаясь из стороны в сторону. Подталкиваемая щупальцами, рванулась вперед, распахнувшись при этом, будто расколовшись пополам, показав глубокую пасть.

Арлея еще заметила, как Эрланга скачет между щупальцами, вопя что-то нечленораздельное, а потом Лиг, потеряв равновесие, повалился навзничь. Башка пронеслась высоко над островком – щупальца под нею выпрямились, будто связка шестов, выпихнули ее наверх. Вломившись в джунгли, она схватила одного из скачущих по ветвям существ и рванулась обратно. Фонтан грязного пуха ударил из лужи, когда страшило рухнуло в нее вместе с добычей.

На краю болота, под самыми деревьями, тянулась полоса воды в пару шагов шириной. Арлея, спихнув с себя боцмана, вскочила и прыгнула – но лужи не заметила и опустилась посреди нее. Жидкая грязь плеснула в лицо, девушка погрузилась по пояс, закричала – пронзительно, мерзко, так что, невзирая на испуг, испытала внезапный приступ стыда, настолько женским, призывно-испуганным был этот крик, – ощутив, как мягкое жирное дно под ногами расходится, всасывая ступни, как внизу что-то шевелится, будто большие змеи извиваются там...

Эрланга перемахнул через полосу, не опуская горлянку, повернулся, ухватил Арлею под мышки, рывком потянул. Болото чавкнуло, хлюпнуло, извергнуло вялую грязную волну – и отпустило девушку.

Застонав, она лбом прижалась к груди Эрланги. Впрочем, уже через мгновение Арлея опомнилась и оттолкнула его от себя... хотя скорее оттолкнула себя от юнца, потому что сдвинуть с места такого дылду ей было не под силу.

Лиг встал рядом. Они огляделись; на болоте все было тихо и спокойно, будто никакое чудище с глазастыми щупальцами не обитало там.

– Навроде осьминога оно, – пробурчал боцман. – Только не...

– А там обратно шумит чегось, – перебил юнга.

У Арлеи еще дрожали руки и ноги слегка подгибались. Поворачиваясь, чтобы посмотреть, куда указывал Эрланга, девушка качнулась и неловко ухватила его за локоть.

– Угу... – протянул Лиг, задумчиво разглядывая джунгли. – Шумит, слышу. А ведь туда нам и надо идти, а, ваш’милость?

Глава 2

– Так это же святилище Живой Мечты!

В подзорную трубу капитан Тук-Манук с удивлением рассматривал строение из белого гранита, высящееся между двумя рифами. Плоская крыша и могучие извилистые колонны, основаниями погруженные в облака, – все было очень светлым и даже в слабых лучах слепило глаза. Святилище, давным-давно заброшенное, сохранилось неплохо, хотя камень рассекали многочисленные трещины. Постройка напоминала очень широкий плоский мост, соединяющий рифы: поверхностью его являлась крыша святилища, под которой было что-то вроде пролетов и колонн-опор, как и положено мосту. В глубине за колоннами виднелись стены и окна, ну а фундамент у здания отсутствовал – нижняя часть была погружена в облака.

Опустив трубу, капитан повернулся к пассажиру:

– Мы плыли сюда?

Стоящий рядом Камека глядел на Тулагу, склонив голову к узкому, приподнятому левому плечику.

– Твои сокровища спрятаны в святилище? – продолжал допытываться Тук-Манук.

– Да.

– Где? – спросил онолонки.

При Гане он впервые раскрыл рот. Голос оказался тихим и вкрадчивым – таким могла бы говорить небольшая ядовитая змея.

Тулага посмотрел на кривобокого туземца.

– Зачем тебе? Ты будешь их доставать?

Камека, подумав, ответил:

– Нет. Ты будешь.

Все трое вновь поглядели вперед. Светило только разгоралось в лазурном небе, облачные перекаты колыхались за бортом, с севера дул прохладный ветерок. Вскоре «Небесные паруса» должны были войти в пространство между рифами.

– Но поплывешь не один, – добавил Камека и похромал прочь.

Гана не стал оборачиваться, когда услышал, как за спиной коротышка-онолонки негромко разговаривает с матросами. К Туку-Мануку приблизился боцман, что-то спросил, выслушал ответ и ушел к штурвалу. Вновь появившийся Камека прошипел:

– Оно большое?

Гана пожал плечами.

– Нужно нырять за ним? – не отставал онолонки.

– Да, – сказал Тулага и кивнул на капитана. – Еще на Гвалте я спрашивал, он сказал, у вас есть пояса.

– Есть, – подтвердил метис.

– Тогда нырнешь, – буркнул Камека.

Они разговаривали отрывисто и напряженно, будто за каждым словом был скрыт тайный смысл, и оба знали, что собеседник осознает его, но все равно не стремились произносить вслух то, что подразумевалось. Смысл был прост: не успеет настать ночь, как они сделают все возможное для того, чтобы собеседник погиб.

Онолонки ушел, капитан также покинул бак. Корабль подвели к рифам, теперь он двигался куда медленнее. Спустили небольшую лодку, которая поплыла впереди, лотом промеряя глубину. Судя по всему, это было не мелкооблачье – рифы вздымались не из общей основы, находящейся неглубоко под поверхностью, но являлись чем-то вроде очень длинных и тонких скал-иголок. Верхушки их, торчащие над облаками, состояли в основном из панцирей известковых моллюсков и закаменевшей массы отмершего живого жемчуга.

Теперь Гана видел, что святилище окружают шесть или семь рифов. Строение было куда больше, чем показалось вначале: обширный лабиринт под плоской гранитной крышей, состоящий из колонн, стен, коридоров, лестниц, галерей и залов, частично погруженных в облака. Лодка с тремя матросами приблизилась к портику и встала. Они вновь бросили лот. Когда на баке появились боцман с капитаном, один из матросов прокричал:

– Дальше не надо!

«Небесные паруса», развернувшись левым бортом к святилищу, опустили два глубинных спиральных якоря. Лодка вернулась, с помощью талей ее подняли из облаков. Время шло к полудню, жара разливалась над тихим Сном.

Гана обернулся, услыхав шаги: к баку подошел Камека в сопровождении четырех матросов с баграми и вооруженного пистолетом боцмана. Фигуры капитана и Укуя виднелись дальше, возле штурвала. Моряки стали в ряд, Камека – посередине, чуть впереди, левое плечо приподнято, голова склонена к нему. В каждой руке он сжимал по топорику.

Гана глядел на них, положив ладонь на каменную рукоять ножа, висящего на груди.

– В святилище? – спросил онолонки.

Он ответил:

– Да.

– Надо плыть на лодке?

– Да.

– Отдай нож.

Сунув один топор за пояс, Камека поднял руку ладонью вверх.

Гана ждал этого и сказал:

– Ты тоже плывешь?

– С тобой, – подтвердил туземец.

– Без топоров.

– Без топоров? – На лице мелькнуло удивление, глаза блеснули. – Нет! Камека не может без топоров. Камека всегда...

– Даже спишь с ними? – предположил Гана с насмешкой. – Я плыву без ножа – ты плывешь без топоров. Иначе не будет.

– Но Камека... – растерянно и злобно пробормотал онолонки, подавшись вперед. – Никогда! Без топоров Камека не бывает совсем! – Он взмахнул рукой с оружием, и отполированный обух из акульего плавника тускло блеснул.

– Тогда ты не плывешь, – сказал Гана.

– Камека плывет. С топорами. Ты плывешь без ножа, – возразил онолонки. – Камека все сказал!

Пока они пререкались, Тулага медленно перемещался влево и теперь уже стоял почти возле борта.

– Видишь, где я сейчас? – спросил он. – Спрыгну и постараюсь уплыть от вас. Скорее всего, вы подстрелите меня в облаках. Но тогда кто найдет сокровища? Что тебе приказал хозяин, Камека?

– Но вокруг Сон! – громко возразил прислушивающийся к разговору капитан. – Даже если не попадем в тебя – плыть некуда, земля слишком далеко. Да ты ведь и без пояса...

– Значит, утону. Камека, мы оба плывем без оружия. Или ты не плывешь. Я тоже все сказал.

Некоторое время стояла тишина, прерываемая только негромким сопением Укуя. Наконец онолонки произнес:

– Лад, Камека не плывет. Плывешь ты без ножа и четыре матроса.

– Но они поплывут без оружия, как и я.

– Лад, лад!! Нож мне давай быстро! И что в кошеле твоем?

Гана развязал висящий на поясе мешочек и высыпал на ладонь содержимое: несколько мелких монет, воткнутую в клок ткани иглу, моток суровой нити, сломанную пуговицу.

– Иголку тоже давай, – велел онолонки. – Теперь карманы. В карманах что?

Вскоре Гана стоял возле лоцманского трапа; в облаках ждала лодка с четырьмя моряками. Камека сам отобрал их – это были самые сильные члены команды, и среди них Укуй, который, хоть и хромал, отличался физической крепостью.

– Спустите вторую лодку, с припасами, – произнес Тулага, держась за борт и глядя на онолонки с капитаном. – Ты сиди в ней. Без топоров. Понял? Топоры оставишь на палубе. Если, когда вернемся, я увижу, что лодки нет, или в ней не один ты, или у тебя топоры, переверну сокровища в облака. Они в сундуке, а тот в сетке, сбросить легко будет, у лодки невысокие борта. Когда вернемся, я на ладью не поднимусь уже. Разделим сокровища пополам, я пересяду с половиной во вторую лодку и сразу уплыву. В ней должна лежать сетка, чтобы я ловить мог, и припасы. Ты все понял?

– Лад, – ответил Камека, и Тулага начал спускаться.

Оружие у матросов и вправду отсутствовало, во всяком случае, Гана не заметил его. Но зато трое из них были онолонки – лучшие воины архипелага Суладар. Укую сразу же велели садиться на весла, он принялся было возражать плаксивым голосом, но в конце концов подчинился.

Этих троих звали Ру-Охай, Ахулоа и Третаку. Первые два устроились на корме, а Третаку, обладатель пышных иссиня-черных волос, которыми туземец явно гордился, – на носу возле пассажира.

С собой взяли веревку с тройным крюком, пару длинных багров, лежащих сейчас на дне у борта, и пять плавательных поясов. Тулага оглянулся на украшенный деревянным серапионом нос ладьи, где виднелось несколько силуэтов, и вновь стал смотреть перед собой. Святилище приближалось, колонны вздымались все выше, нависая над лодкой вместе с крышей портика.

– Внутрь нам, – сказал Тулага. – Туда греби, Укуй.

Они проплыли между колонн. Сбоку, где постройка вплотную подходила к рифам, часть коралловой массы как бы въелась в гранит, срослась с ним, образовав сероватое дырчатое вещество. Миновав портик, лодка очутилась в начале большого зала цилиндрической формы. Облака здесь были очень спокойными, тихими. Впереди возвышалась широченная гранитная лестница, заканчивалась она горизонтальной площадкой под самым потолком далеко вверху.

– На крышу лезть? – спросил сидящий рядом Третаку.

– Нет, нам не туда надо. Дальше, под лестницу.

– Давай багор брать?.. – полувопросительно сказал туземец, и Гана кивнул.

– Но не ты с Ру-Охаем или Ахулоа, а мы с тобой вдвоем.

Укуй повел лодку вдоль лестницы. Позади наклонной громады обнаружились три проема без дверей, ведущие в глубь святилища.

– Нам в средний, – сказал Гана, припоминая объяснения Фавн Сива.

Баграми они стали отталкиваться от стен и дна, помогая гребцу вести посудину.

Теперь со всех сторон был светлый гранитный лабиринт, наполненный едва слышным шелестом эфирного пуха. Сквозь многочисленные проломы в крыше лучи светила проникали внутрь, было жарко. Третаку положил свой шест, теперь Укую помогал лишь Гана. Стоя коленями на передней банке, он отталкивался багром от пола и стен.

Все пятеро надели плавательные пояса. Лодка плыла мимо порталов, коридоров, комнат и лестниц, углубляясь в заброшенное святилище; двигаясь вдоль ряда колонн, миновала длинный неф, проскользнула под широкой аркой. Люди молчали: гулкая тишина рождала ощущение собственной незначительности пред торжественным гранитным величием высоких сводов.

– Долго еще? – негромко спросил Ахулоа сзади, и Тулага ответил:

– Нет, рядом.

Он сказал это наобум, потому что, как и остальные, никогда не бывал здесь. Но он не ошибся: вскоре лодка достигла просторного зала в форме конуса с усеченной вершиной. Высоко над облаками в наклонных стенах были узкие окна, почти щели; посередине зала из эфирного пуха торчала глыба. По ней медленно ползла прыгающая улитка со спиралевидной раковиной и мясистой пружинкой под розовым брюшком.

Они заплыли в самое сердце святилища, в центр его гранитного тела. Облака здесь были неподвижными – будто плотный слой ваты, уложенной между стенами. Ни единого звука не доносилось снаружи. Широкие веера света развернулись от окон-щелей к эфирной поверхности, мельчайшие пуховые пылинки лениво пролетали сквозь них.