ГЛАВА XX. Друг Фриц

Адмирал Коллингвуд и Красноглазый провели тревожную ночь на палубе готового к отплытию корабля. Они никак не могли понять, почему так долго не приходит Пеггам.

Узнав о готовившемся на него покушении, адмирал понял, что герцогу Норрландскому известно про его преступление и что герцог никогда не простит ему убийства сестры. Поэтому он охотно согласился помочь «Морским разбойникам» навсегда отделаться от их общего опасного врага.

Отбросив всякую щепетильность, он вступил в братство «Морских разбойников» и выхлопотал себе продолжительный отпуск, чтобы непосредственно принять участие в пиратской экспедиции.

Экспедиция эта готовилась против Розольфского замка. На лучших кораблях, принадлежащих братству, были собраны самые смелые и преданные бандиты. Было решено плыть как можно скорее, чтобы прибыть в Розольфс раньше герцога Норрландского. Разбойники знали, что в замке оставалась ничтожная горсть воинов во главе с молодым Эриком Биорном. Овладев замком, злодеи рассчитывали устроить в нем засаду и таким образом захватить Фредерика и его брата.

Настало утро, взошло солнце. А между тем о Пеггаме не было ни слуху, ни духу.

— Должно быть, старая лиса попалась в капкан, — высказал предположение Красноглазый. — Ничем другим я не могу объяснить его отсутствие.

— Придется отправиться на поиски, — ответил Коллингвуд. — Я не могу дольше оставаться в состоянии этой томительной неизвестности. Мы должны спешить, если не хотим, чтобы норрландцы поспели в Розольфс раньше нас.

Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а сам с Коллингвудом пошел в Блекфрайярс.

Если бы адмирал и Красноглазый были внимательнее, они бы обратили внимание, проходя по набережной, на небольшую группу праздношатающихся, в центре которых стояли два цыгана с большим белым медведем на поводу. Но они были настолько погружены в собственные мысли, что не заметили даже того, как при виде их один из вожаков медведя отделился от своего товарища и, сделав тому знак, пустился за ними по пятам.

Дойдя до дома Пеггама, они были удивлены, найдя дверь открытой.

— Плохой признак, — сказал Надод.

— Надо узнать, что это значит, — ответил Коллингвуд, входя в дом.

В доме была полнейшая тишина.

Надод и Коллингвуд окликнули раз и другой. Никто не отвечал. В нижнем этаже они не заметили ничего подозрительного.

— Посмотрим наверху, — предложил адмирал.

Войдя в первую комнату, они невольно остановились: несмотря на дневной свет, на камине стояла зажженная лампа.

— Это плохой признак, — вновь повторил Надод. — Должно быть, Пеггам после вчерашней казни опомнился и вернулся сюда.

— Вообще, он очень неосторожен, — сказал Коллингвуд.

— Ну, разве можно оставлять врага, не удостоверившись в его смерти?

— Вот поэтому-то он, вероятно, и возвратился сюда, — продолжал Надод. — Разумеется, это он зажег лампу и потом позабыл ее погасить.

— Но чем же объяснить все-таки его отсутствие в данную минуту?

— Это верно, и я даже…

Он вздрогнул и не договорил.

— Посмотрите! — воскликнул он. — Посмотрите вот сюда… около окна…

И он указал на кровавое пятно на паркете.

— Кровь! — прошептал адмирал в волнении.

— Очевидно, здесь происходила борьба, — обеспокоено произнес Надод. — И я боюсь, что наш старик попал в скверную историю.

— И вот доказательство того, что вы правы, — сказал адмирал и, наклонившись, поднял с пола пучок рыжеватых с проседью волос. — Если я не ошибаюсь, эти волосы принадлежат Пеггаму.

— Что же в таком случае здесь произошло? — воскликнул Надод.

— Пойдемте в подвал. Выть может, там мы найдем объяснение.

С замиранием сердца спустились злодеи в подземелье, где была совершена казнь над несчастным Перси.

Войдя в подвал, Надод пошатнулся и едва не выронил из рук лампу.

Вырытая накануне яма была зарыта и пуста, а клерк Джошуа куда-то исчез.

— Не может быть, чтобы он выбрался сам отсюда! — пролепетал Надод. — Кто-то помог ему.

— Слишком много народу здесь было вчера, — заметил адмирал. — Разве не мог среди них затесаться изменник?

— Я ручаюсь головой за бывших вчера здесь, — возразил Красноглазый.

Лицо адмирала покрылось мертвенной бледностью. .

— Но между тем ясно, что предатель не мог убежать сам.

— Во всяком случае, теперь мы можем догадаться о том, что здесь произошло: вернувшись сюда ночью, Пеггам зажег лампу и едва успел сделать это, как на него напали те, которые освободили Перси. Старик оказал сопротивление и был ранен. Но, судя по количеству крови, пролитой здесь, рана его была не опасна и он не умер… Следовательно, его унесли отсюда живым… Я уверен, что это дело рук норрландцев.

При упоминании о его заклятых врагах по лицу адмирала пробежала тень тревоги.

— Скоро настанет наш черед? — пробормотал он.

— Я нахожу, что вы правы, — печально согласился Надод.

Наступило длительное и тягостное молчание. Адмирал первый нарушил его.

— Вероятно, все произошло именно так, как вы представили, — сказал он. — Меня удивляет только одно: ведь он же знал, что его ожидает. Как мог Пеггам отдаться в руки врагов живым?

— Как бы то ни было, — заметил Красноглазый, — нам необходимо позаботиться о собственной безопасности, а для этого самое лучшее — уехать немедленно из Лондона да, пожалуй, и из Англии…

Этот разговор происходил в верхнем этаже, куда оба злодея вернулись, удостоверившись в побеге Перси.

— Я не разделяю вашего мнения, — произнес задумчиво адмирал. — Вы ведь знаете Фредерика Биорна: от него нам нечего ждать пощады ни в коем случае. Зачем же нам отказываться от нападения на Розольфс? Это можно сделать и без Пеггама. Если только вы уверены, что собранный вами отряд будет вам повиноваться…

— В этом я уверен, но прежде чем предпринять что-либо, я хотел бы подумать…

В эту минуту в нижнем этаже дома раздался легкий стук, как будто ветер хлопнул незапертою дверью, но ни Надод, ни Коллингвуд не слыхали этого, поглощенные своим разговором.

— Как! Вы колеблетесь? — сказал Коллингвуд. — Неужели вы не чувствуете, до какой степени тяжело и невыносимо наше положение? Неужели вам не случалось ни разу задаваться вопросом: «А что со мною будет завтра? « Находиться в постоянном страхе, что тебя убьют, отравят или похитят… Не знаю, как вы на это смотрите, но мне надоело жить такой жизнью. Я не могу… Уж лучше смерть.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Мы отправимся в Розольфс, а так как кровь взывает о крови, то до тех пор, пока норрландцы не будут истреблены до последнего человека, мы не положим оружия…

— В добрый час! — обрадовался адмирал. — Вот это называется быть мужчиной.

С этими словами он направился было к дверям, но Надод остановил его жестом.

— Обождите еще одну минуту. Я велел своим людям прийти сюда, чтобы доложить мне о результатах поисков Пеггама. Они скоро будут здесь, я уверен в их аккуратности… Слышите? По лестнице кто-то поднимается… Наверное, это они.

В дверях показались два человека, смуглые и черноволосые, и остановились, низко и почтительно кланяясь.

— Кто вы такие? — испуганно воскликнул Надод.

— Что вам нужно? Как вы смели войти сюда без позволения? — спросил Коллингвуд.

— Сэр, — отвечал один из цыган с таким ужасным акцентом, что адмирал с трудом понял его слова. — Не извольте гневаться. Мы пришли сюда показать, как работает наш друг Фриц. Старый джентльмен хотел купить Фрица, чтобы забавлять экипаж…

— Кого купить, любезный? Какой такой друг Фриц? В Англии людей не покупают… Вот тебе полкроны и уходи отсюда, не мешай нам.

— Друг Фриц, ваше сиятельство, не человек. Мы сейчас покажем вашему сиятельству, что такое друг Фриц.

Цыган потянул за веревку, которую держал в руках. Из-за двери показалась голова огромного белого медведя в наморднике.

— Ну, друг Фриц, поклонись джентльмену, — сказал цыган.

Медведь зарычал и начал кивать своей огромной головою направо и налево.

— Друг Фриц, поклонись теперь другому джентльмену. Медведь опять закивал головою.

— Друг Фриц у нас очень вежлив, сэр, — заметил цыган. Надод и Коллингвуд рассмеялись. Страх их успел совершенно рассеяться.

— Итак, наш Пеггам собирался купить этого ужасного зверя? — спросил Коллингвуд. — Скажите, вы этому верите, Надод?

— Вполне, — отвечал Красноглазый. — Старику иногда приходили в голову самые нелепые фантазии; я помню, он говорил мне однажды, что собрал на своем острове коллекцию всевозможных животных со всех концов света. Очень возможно, что он встретил этих цыган, и медведь ему понравился. Зверь действительно великолепный…

— Именно так, сэр, — подтвердил цыган. — Старый джентльмен видел работу друга Фрица, остался очень доволен и пожелал его купить… Ну, друг Фриц, потанцуй для джентльменов, покажи, какой ты мастер.

Медведь принялся танцевать на одном месте, оставаясь в дверях.

— Теперь, друг Фриц, потанцуй для другого джентльмена.

Медведь повторил представление.

Другой цыган стоял сзади на лестнице в задумчиво-ленивой позе, свойственной этому беспечному и беззаботному племени.

— Теперь друг Фриц проглотит голову своего хозяина, — сказал вожак, — а потом выпустит ее, как только хозяин ему прикажет. Это будет очень забавно.

Цыган стал снимать с медведя намордник.

— Не смей снимать! — заволновался Коллингвуд.

Но уже было поздно: в один миг с медведя был снят не только намордник, но и ошейник. Почувствовав себя на свободе, медведь громко зарычал от радости и несколько раз раскрыл свою огромную пасть, как бы вознаграждая себя за долгое пребывание в наморднике.

— Ну, друг Фриц, позабавь джентльмена, проглоти голову своего хозяина.

Цыган заставил медведя встать на колени и сунул свою голову ему в пасть.

Голова поместилась там целиком.

Вслед затем из пасти медведя послышался глухой голос вожака:

— Ну, друг Фриц, возврати голову твоему хозяину.

И он вынул из пасти свою голову, мокрую от слюны зверя.

Медведь занял свое прежнее место в дверях и начал тихонько приплясывать, топчась на одном месте и поматывая своей чудовищной головой.

— Ну, однако, довольно, — раздраженно сказал Коллингвуд. — Надевайте на медведя намордник и ошейник и уходите отсюда.

И адмирал бросил цыганам золотой.

ГЛАВА XXI. Надод вспомнил

Стоя в стороне, Надод силился припомнить, где он раньше слышал эту кличку: друг Фриц. Он напоминала ему что-то знакомое, но дальше этого его память не шла. Время от времени он бросал недоверчивый взгляд на цыгана, но ничего не мог прочесть на его бронзовом, спокойном лице.

Цыгане, как видно, не собирались уходить.

Адмирал, теряя терпение, повторил свой приказ. Тогда вожак нехотя взял намордник и стал надевать его на друга Фрица, но медведь заартачился и глухо зарычал.

— Что это значит? — спросил адмирал, видя, что цыган собирается оставить медведя в покое.

— Друг Фриц не хочет намордника, а когда друг Фриц чего-нибудь не захочет, его трудно принудить.

— Так убирайтесь вы отсюда с вашим медведем! — набросился на них Коллингвуд. — Скорей!.. Живо!..

— Пойдем, друг Фриц, а то сеньор гневается, — сказал цыган, стараясь говорить самым нежным голосом.

Но друг Фриц даже ухом не повел.

— Друг Фриц не хочет уходить, — печально произнес цыган, — а когда друг Фриц чего-нибудь не хочет, его никак не заставишь.

— Убирайся к черту со своим другом, а не то я приму свои меры!..

— О, друг Фриц не боится никаких мер. Когда он заупрямится, то уж никого не послушает.

— Да ты что же? Смеешься что ли надо мной?..

— Я спрашивал друга Фрица, почему он не хочет уходить, и он ответил, что желает дождаться старого джентльмена.

— Нет, это уж слишком!.. Уберетесь вы отсюда или нет? — закричал адмирал, подняв трость и подходя к цыгану.

— Если вы меня тронете, друг Фриц растерзает вас, — сказал цыган.

Решительный тон, каким были сказаны эти слова, подействовали на адмирала; Коллингвуд остановился.

— Прекрасно! — заревел он вне себя от ярости. — Оставайся тут со своим медведем хоть до скончания века, а мы уйдем. Пустите нас!

Адмирал направился к двери, Надод за ним. Но медведь, сидя в дверях на задних лапах, злобно зарычал и щелкнул зубами.

— Уйми его и вели посторониться! — приказал Коллингвуд цыгану.

— Друг Фриц очень любит вас, — ответил цыган, — а кого друг Фриц любит, того не отпускает от себя.

— Стало быть, ты не хочешь нас выпустить? — возмутился Коллингвуд.

— Совсем нет, ваша светлость, но другу Фрицу хочется еще посидеть с вами.

— Наконец всякому терпению есть мера!.. Пропустишь ты нас или нет?..

— Вы не пройдете, — произнес цыган, и в голосе его прозвучала легкая нотка раздражения, которую адмирал в своем гневе не расслышал, но которая поразила Надода.

— Не пройдем?.. Это почему?.. — спросил адмирал, стараясь сдержать накипавшую в нем ярость.

— Потому что друг Фриц не хочет, — по-прежнему твердым тоном ответил цыган.

— Постой же, негодяй!.. Я тебя научу, как смеяться над нами!..

И прежде чем Надод успел его остановить, адмирал поднял трость и ударил ею цыгана по плечу.

Кровь бросилась в голову цыгану. Он хрипло зарычал и схватился за кинжал, торчавший за поясом. Лезвие сверкнуло в воздухе, но цыган вовремя спохватился и, бросив на адмирала презрительный взгляд, спрятал кинжал за пояс.

Товарищ его, неподвижно стоявший в стороне, тихо сказал по-норвежски:

— Отлично сделали, ваша светлость, что не замарали своих рук убийством этого негодяя.

Надод вздрогнул и побледнел. Норвежский язык был его родным, и он понял все. Сразу же ему вспомнился и друг Фриц, и место, где он его видел: это было в Розольфсе, куда он проник, чтобы подготовить неудавшееся нападение на замок. Там встретил он этого ручного медведя, всеобщего любимца.

Значит, они опять попали в руки своих непримиримых врагов. Он пошатнулся и упал бы, если бы адмирал его не поддержал.

— Пойдемте, — сказал Коллингвуд Красноглазому, не подозревая истинной причины его полуобморочного состояния. — На воздухе вам станет легче.

Он не успел договорить.

Надод с силой оттолкнул его и сказал:

— Взгляните!

Коллингвуд обернулся и застыл от ужаса. В трех шагах от него стоял человек, которого он раньше принял за настоящего цыгана. Это был герцог Норрландский!

ГЛАВА XXII. На родину

Розольфские корабли «Олаф», «Гаральд» и «Магнус» уже три недели тому назад покинули устье Темзы и на всех парусах шли по направлению к Розольфскому фиорду. Герцог Норрландский и его моряки горели нетерпением увидеть родные места. Жители суровых северных стран отличаются особенной любовью к своей родине, как будто тяжелая борьба за существование привязывает их к ней сильней.

Норрландские моряки и сам герцог с удовольствием покидали лондонскую роскошь, готовясь променять ее на бури севера, на просторы снежных равнин, покрытых следами белых медведей и оленей.

Корабли шли уже вдоль северных берегов Норвегии, и при виде ее угрюмых скал и фиордов сердца матросов бились сильней, а лица сияли радостью. Еще три дня, и корабль «Олаф» во главе всей эскадры первым вступит в Розольфский фиорд.

Герцог и его брат также разделяли общее веселье. Им удалось сдержать свою клятву. Убийцы Элеоноры, ее семьи и старого герцога и Олафа были в их руках. А так как Норрландское герцогство было независимо и пользовалось правом самостоятельного суда, то Коллингвуда и Надода должны были судить там, где они совершили свои преступления.

В Норрландии еще действовал старинный обычай, введенный Хаккином III Кривым. Этот обычай гласил: «Двадцать четыре обывателя из самых пожилых отцов семейств под председательством герцога произносят приговоры по всем уголовным делам. Исполнение приговора поручается, по жребию, одному из двадцати четырех самых младших обывателей, начиная с двадцатилетнего возраста, если кто-нибудь не вызовется сделать это добровольно».

Уже более двух веков не созывался Совет старейшин. Честные и храбрые норрландские моряки пользовались у себя дома полным гражданским миром, и в их среде не было места не только уголовным преступлениям, но даже и простым тяжбам. Все земли обрабатывались сообща, и урожай, приплод скота и прочие хозяйственные доходы делились между всеми членами общины поровну. Остаток от деления обыкновенно вносился в казну герцога, который никогда не пользовался им для себя, а употреблял его на нужды своих подданных. В случае какого-нибудь бедствия, например пожара, наводнения, пострадавшие получали пособие от казны. Казна же выдавала молодым новобрачным деньги на первоначальное обзаведение и принимала на себя расходы по устройству свадеб. Преступления были настолько редки, что, как мы уже говорили, верховный Совет не собирался двести лет.

Фредерик Биорн предполагал воспользоваться этим старинным обычаем, чтобы вынести приговоры над Коллингвудом и Надодом. Нужно было поскорее покончить с этими опасными злодеями. Но и после их казни Фредерик не мог быть спокоен, пока оставался в живых Пеггам.

С той самой ночи, когда нотариус попался в руки клерку мистера Джошуа, оба они точно в воду канули.

В самый разгар ожесточенной борьбы между Пеггамом и Перси выследивший их розольфский лазутчик поспешно вернулся к своим и доложил, что грозный главарь бандитов находится в Блэкфрайярсе. Туда тотчас же бросился герцог со своими слугами Гуттором и Грундвигом, но опоздал: в доме уже не было никого. Только кровавое пятно, замеченное впоследствии Коллингвудом и Надодом, свидетельствовало о происходившей здесь борьбе.

Герцог Норрландский поднял на ноги своих лазутчиков, велел осмотреть все больницы и частные лечебницы. Поиски не дали никаких результатов: Перси и Пеггам исчезли бесследно.

Казалось невозможным раскрыть тайну исчезновения главаря «Морских разбойников». А между тем от ответа на этот вопрос зависели дальнейшие действия Фредерика Биорна. Если Пеггам убит, то, следовательно, у герцога Норрландского развязаны руки и он может спокойно заняться своими делами. Лишенное своего главаря и вдохновителя братство «Морских разбойников» неминуемо должно было распасться, так как Пеггам никогда не имел помощников и предпочитал управлять всей организацией и вести дела братства единолично.

ГЛАВА XXIII. Тайна Пеггама

Кажется, во всем мире не было еще ни разу такой идеальной организации, как братство «Морских разбойников». Ее конспирация была прямо поразительна.

Так, например, дорогу на «Безымянный остров'« знали, кроме Пеггама, еще только два капитана, да и те не решились бы ехать туда без него.

Это обстоятельство требует некоторого пояснения. К тому же нашим читателям пора подробно ознакомиться с таинственным островом, где должно разыграться последнее действие нашей книги.

Лет за тридцать пять до описываемых событий, когда Пеггам только что получил от своего отца в наследство нотариальную контору в Чичестере, у берегов Англии разразилась страшнейшая буря. В одну из ночей на берег, близ Чичестера, была выброшена небольшая шхуна. Из семи человек ее экипажа спасся только один капитан. Он оказался, по жене, родственником Пеггаму, который и приютил его у себя в доме. Тогда капитан сообщил нотариусу, что он сделал одно совершенно невероятное открытие. Речь шла о каком-то острове, который, по странной игре природы, был со всех сторон закрыт от взоров.

Описание острова казалось совершенно неправдоподобным. По словам капитана, на этом острове, находившемся среди Ледовитого океана, были мягкий, теплый климат и роскошная тропическая растительность. Дичь и плоды имелись на нем в таком изобилии, что капитан вместе со своим экипажем прожил там два года, купаясь, как сыр в масле. В заключение капитан предложил Пеггаму составить компанию для освоения этого чудесного острова.

Первое время нотариуса только забавляли эти рассказы, но потом, слушая, как капитан изо дня в день твердит одно и то же, он начал склоняться к мысли, что во всей этой истории есть доля правды. В конце концов родственники условились отправиться к таинственному острову на небольшой лоцманской лодке, для управления которой достаточно было двоих человек. Пеггам не хотел брать с собой никого по следующим причинам: во-первых, чтобы не показаться смешным, если их постигнет неудача, а во-вторых, чтобы в случае успеха сохранить тайну.

Запасшись провиантом на полгода, нотариус и капитан отплыли из Лондона и через две недели прибыли в те воды, где, по словам капитана, лежала обетованная земля.

— Кажется, мы приближаемся, — сказал однажды вечером капитан, поглядев на морскую карту, где у него было отмечено положение острова.

— Может быть, но только я ничего не вижу, — отвечал недоверчиво нотариус.

— Да ведь я вам говорил, что остров невидим!.. Впрочем, наступает ночь, и я боюсь подплывать ближе, чтобы не попасть в водоворот… Завтра, когда взойдет солнце, мы попробуем подойти к острову.

— Только попробуем? — не без иронии заметил нотариус.

— Да, потому что приблизиться к острову можно лишь с опасностью для жизни. Но так как я уже раз был здесь, то надеюсь, что все обойдется благополучно.

Скоро наступила ночь, темная и безлунная. Пеггам провел ее без сна и, нужно сказать правду, чувствовал себя довольно жутко. Море было какое-то зловещее; вдали слышался странный гул, похожий на извержения отдаленных вулканов. По временам темные глубины моря освещались полосами фосфорического света, потом снова наступала непроглядная тьма. Лишь под утро нотариус слегка вздремнул, но вскоре же был разбужен своим товарищем.

— Помогите мне повернуть лодку, — кричал капитан. — Иначе мы потонем.

Пеггам бросился к рулю. Лодка прыгала среди бушующих волн, как пробка. Море сердито ревело, а между тем ветер был настолько слаб, что едва надувал паруса. Гул вдали не умолкал, и с той стороны, откуда он слышался, поднимался красноватый туман, похожий на огромную огненную завесу.

Но это явление продолжалось недолго. Вскоре туман рассеялся и лодка поспешила покинуть опасное место.

Когда Пеггам спросил капитана о причине его испуга, тот ответил:

— Я дал себя захватить врасплох. Мы неслись прямо на остров и едва не попали в водоворот… Но теперь опасность миновала… Можете спать спокойно.

Эта ночь тянулась нескончаемо долго. И сонное воображение нотариуса рисовало ему кипящую пучину, которая вот-вот должна была поглотить его вместе с лодкой.

Наконец стало светать.

— Ну, теперь мы поплывем к острову и постараемся попасть в течение, — сказал капитан. — Главное, не надо терять мужества.

Пеггаму оставалось молча сидеть и внимательно следить за действиями своего товарища. Через полчаса нотариус закричал:

— Посмотрите! Посмотрите! Прямо на нас идет смерч! Поверните лодку, иначе он ее потопит!

Капитан улыбнулся.

— Успокойтесь. Этот смерч на нас не пойдет. Мы сами пройдем сквозь него.

— Но ведь это безумие!

— Это дорога к острову.

— Стало быть, ваш остров находится за этим колоссальным столбом воды?

— Нет, не за ним, а в самой середине его. Этот столб имеет около тридцати миль в окружности. Теперь вы понимаете, почему мой остров невидим?

Пеггам просто не мог поверить. Он стоял в лодке и таращил глаза на гигантский смерч.

— А как велика толщина этого водяного столба? — спросил он.

— Около ста метров. Я понимаю, для чего вы об этом спрашиваете: вам хочется знать, может ли лодка пробиться через такую массу воды.

— Вот именно.

— Я могу вам объяснить этот феномен, так как вполне изучил его во время своего пребывания на острове.

— Как вы назвали свой остров?

— Никак.

— В таком случае, назовем его «Безымянным».

— Прекрасно… Слушайте же меня. Возле самого острова существует подводный вулкан, находящийся в постоянном действии. Извержения вулкана расходятся под водой в виде короны, нагревают окружающую воду и доводят ее до состояния кипения. Образующийся при этом пар сдавливается верхним слоем воды, а вам, конечно, известна сила пара, находящегося под давлением. Чтобы выбиться из-под этого пресса, он подбрасывает водяной столб вверх, а вода падает обратно вниз, рассыпаясь мелкими брызгами. Впрочем, вы это сейчас сами увидите. Действием подводного вулкана объясняется и тропический климат острова, находящегося в центре извержения.

— Удивительно! — пролепетал нотариус. — Непостижимо!

— Вовсе уж не так непостижимо, как это кажется сначала. Я думаю, что большинство островов вулканического происхождения были прежде точно такими же… По крайней мере, в тех случаях, когда извержение вулкана происходило в подобной форме. В сочинениях древних греков мы читаем, что многие мореплаватели того времени боялись вулканических извержений среди моря, считая эти подводные вулканы отдушинами ада.

— Я и не подозревал, что вы обладаете такими научными и литературными познаниями.

— О, ведь я учился в Кембридже, собираясь сделаться пастором, но потом променял это скучное ремесло на веселую жизнь моряка… Теперь мне осталось только объяснить вам способ, каким мы причалим к острову. Если бы уровень воды вокруг острова был везде одинаков, то к нему нельзя было бы подъехать, но этого нет и не может быть по причине вулканического происхождения острова. Поэтому около острова существует необычайно сильное течение, пробивающее в одном месте столб воды и пара. Отдавшись этому течению, можно и подойти к острову, и уйти от него.

— Теперь мне все ясно. Остается только проверить вашу прекрасную теорию на практике.

— Это нетрудно, но только вы должны мне помогать.