Утром, в день погребения, когда мы собрались, чтобы проводить его до последнего жилища, гроб его был выставлен, по обычаю, перед домом, где он жил; вдруг появился какой-то индус и возложил на гроб громадный венок из жасмина, голубых лотосов и лилий и сейчас же смешался с толпой.
      На это не обратили внимания, потому что катафалк и без того утопал в цветах, но я понял, что это был последний отзвук любви, начавшейся два года тому назад в темную, благоуханную ночь на берегу священного Ганга.
      ГЛАВА III
      Коунпур. ? Агра. ? Развалины. ? Жара Банг. ? Тадж Махал. ? Джумма-мечеть. ? Возвращение в Чандернагор.
      Покинув Бенарес, мы поехали до Аллахобада берегом реки, а потом на пароме переехали на правый берег Ганга.
      Я взял с собой экипаж, в котором путешествовал и раньше: это была очень длинная фура с покрышкой из циновок. В ней помещался мой матрац и вся наша провизия.
      Фуру тащили два черных быка из долины Мейвара в Раджгастане, два красавца, сильных и выносливых, но кротких, как овечки.
      Со мной было трое слуг: мой нубиец Амуду, метор Тчи Нага, прибывший со мной в Пондишери, и виндикара, или погонщик быков, по имени Чокра Дази Пал, которого я нанял в Бенаресе.
      Я звал его лишь последним именем; к тому же оно звучало гордо ? "Пал", то есть господин, повелитель.
      А все его имя означало: маленький паж, танцующий перед господином.
      Надо прогуляться на дальний восток, чтобы услышать такие цветистые имена. Но так как я находил мало удовольствия в прибавлении к своим приказаниям фразы ? маленький паж, танцующий перед господином, то я просто говорил: ? Пал, запряги быков! ? и тому подобное.
      В первые три дня пути мне было трудновато примирять моих слуг.
      Маленький паж не хотел слушаться ни Амуду из-за того, что тот был негр и что на голове у него вместе волос была курчавая шерсть, ни Тчи Нагу, под предлогом того, что каста погонщиков быков была, по его мнению, выше касты бохи, то есть скороходов, из которой был мой метор.
      Я привык пускаться в путь с восходом солнца; в день, назначенный для отъезда, я встаю и вижу, что ничего не готово. Амуду заявляет, что Пал не желает исполнять его приказания.
      Немедленно приказываю погонщику приготовить быков и слушаться распоряжений Амуду и Тчи Нага, как моих собственных.
      В пышных фразах, присущих сынам востока, он ответил мне, что я его господин, что я для него являюсь на земле глазом самого Брамы, и что он понял мои приказания.
      Но завтра утром ? повторение вчерашнего; мой нубиец пришел в отчаяние от нежелания погонщика приняться за свои обязанности.
      Тогда я решил принять более крутые меры.
      ? Слушай, Пал, ? сказал я ему, ? если завтра утром быки не будут вовремя запряжены, то ты можешь быть уверен, что глаз Брамы велит тебе отсчитать десять палочных ударов, чтобы показать, что смеяться над собой я не позволю, и чтобы заставить тебя исполнить то, что тебе приказано!
      Телесные наказания внушают мне отвращение, но я должен сказать тем, кто вздумает меня осудить, что на крайнем востоке от слуг ничего не добьешься, если время от времени не прибегать к строгим мерам наказания.
      Я помню, в Пондишери у меня долго жил повар, по имени Мутузами, который был самым лучшим и самым преданным слугой, но это не мешало ему получать свою порцию наказания приблизительно раз в месяц; это случалось с ним каждый раз, как им овладевало желание выкинуть какую-нибудь штуку или растратить на свои удовольствия ту сумму, которая отпускалась ему на провизию. Обыкновенно он сам являлся ко мне и говорил:
      ? Господин, мне кажется, что злые духи хотят опять овладеть мной!
      Я приказывал легонько наказать его, и он успокаивался месяца на полтора.
      Детски наивный, хитрый и ленивый народ, который нельзя выпускать из рук, иначе он сядет вам на шею.
      Я знал одного морского аптекаря, который был слишком мягок и не хотел применять телесные наказания. И что же? Жизнь его стала невыносимой, и ему пришлось уехать из Индии; он ел тогда, когда слуги благоволили вспомнить о его существовании, приказания его не исполнялись совсем и кончилось тем, что прислуга так обнаглела, что пила его вино, ела его консервы и чуть не спала на его кровати...
      Угроза моя произвела очень небольшой эффект, виндикара хотел, очевидно, испытать меня и решил каждое утро оттягивать два-три часа, что, конечно, должно было повлечь за собой продление моего путешествия. Утром я приказал Амуду отсчитать хитрецу десять ударов. Амуду торжествовал и лепетал на своем живописном диалекте:
      ? Твоя не верила, твоя бита, твоя почесывается, твоя кусает!
      Мне кажется, что нубиец действительно твердой рукой отсчитал ему эти десять ударов, так как погонщику пришлось прибегнуть к листьям остролистника, чтобы утишить боль... Но зато с этой минуты я не мог пожаловаться на небрежность маленького пажа, танцующего перед господином...
      После двенадцати дней пути мы без всяких особенных приключений прибыли в Коунпур, город знаменитый по осаде, которую он выдержал при восстании сипаев.
      Коунпур расположен на правом берегу Ганга в провинции Аллахобад, в двухстах пятидесяти лье от Калькутты.
      Коунпур, несмотря на красивый вид на него с другого берега реки, внутри, как и все азиатские-города, построен довольно скверно, и в нем нет, как в Бенаресе, ни великолепных монументов, ни замечательных зданий.
      Как пейзаж он красив, и в особенности хороши его окрестности, где много мечетей и пагод, окруженных деревьями, и куда стекается много паломников.
      С другой стороны реки, откуда мы в первый раз увидели город, мы заметили купола в виде митры, являющие собой чисто индусский стиль. Купола принадлежали двум пагодам; против них стоял дворец богатого туземца, а вдали виднелись бунгало английского квартала. Панорама эта мне так понравилась, что я набросал ее карандашом в свой альбом, который с каждым днем пополнялся новыми и новыми эскизами.
      Коунпур довольно важная стоянка английских войск с сильным и значительным гарнизоном.
      Дома английских офицеров очень удобны, с массой света и воздуха, с большими верандами. Я получил приглашения от многих офицеров, посетил эти миниатюрные дворцы, и еще раз убедился, что когда индусов не торопят и предоставляют дело их вкусу, то они являются первыми в мире архитекторами и первыми декораторами.
      Все сады, которые я видел, очень плодородны и прекрасно содержатся; кроме чисто местных продуктов, там отлично культивируются все европейские фрукты и овощи.
      Лимоны, апельсины и вообще все фрукты родятся так обильно, что ветви деревьев гнутся под их тяжестью.
      Мангустан, гуява, лечи, ананас, бананы произрастают в таком количестве, что никто не дает себе труда нагнуться, чтобы поднять их, а рядом персики, фиги, сливы, земляника, абрикосы и виноград такой величины и такого вкуса, о которых в Европе не имеют и представления.
      Базары переполнены мясом, птицей и дичью. Я купил целую клетку, наполненную живыми курами, индейками, куропатками, утками и индийскими фазанами. Все они сидели в разных отделениях.
      На лотках у продавцов лежали груды прекрасной рыбы из Ганга, и, странная вещь, я встретил там многих английских фермеров, устроившихся как в родной стране. Они делают сыр и масло, откармливают свиней, которых превращают в копченое сало и в очень аппетитную йоркскую ветчину.
      Но все-таки я не решился купить эту ветчину, предпочитая ей привозную из Англии; все-таки опасно есть свинину, взрощенную в тропиках.
      В городе есть прекрасный театр и очень хорошо обставленный клуб; я провел в последнем несколько часов; его посещают исключительно офицеры и чиновники. В этом клубе я встретил тот солидный комфорт, который англичане всюду приносят с собой с привязанностью к нему, скорее выказывающую их национальную гордость и точность привычек, нежели их ум.
      В сущности ясно, что эти громадные куски кровавого ростбифа, эль и постоянное злоупотребление спиртными напитками вроде бренди, виски и кларета, мало подходят к здешним тропикам.
      Разумная природа наделила каждый климат теми продуктами, которые .необходимы для человека, живущего в нем: свежая вода, фрукты, овощи и немного или совсем никакого мяса для экватора и тропиков, и много мяса и вина для холодного климата.
      Но попробуйте убедить англичанина, что он убивает себя, объедаясь ростбифом и опиваясь коньяком в сорокаградусную жару! Ваш собеседник ответит на вашу попытку той холодной улыбкой, тщеславной и высокомерной, которую всякий порядочный англичанин на континенте считает долгом носить, как они все носят одинаковые перчатки, одинаковые пиджаки, одинаковые саквояжи, бинокли, начиная с члена парламента и кончая продавцом ножей в Бирмингеме...
      Как я говорил выше, провизии в Коунпуре, и самой разнообразной, очень много. Офицеры проживают здесь много денег; они выписывают из Европы книги и журналы в очень большом количестве; на столиках в клубе я видел все мало-мальски известные в мире газеты; театр и периодически устраиваемые скачки придают жизни известное разнообразие; и все же мне говорили, что английские офицеры недолюбливают этот гарнизон, так как служба очень тяжела, а роскошь до того привилась здесь, что, против воли, приходится жить очень широко.
      Мы простояли лагерем у Коунпура два дня, но так как не оказалось ничего особенно любопытного для осмотра, то я подал сигнал к отправлению в Агру, до которой было около десяти дней пути.
      На другой день мы достигли левого берега Джумы, самого большого притока Ганга; вечером мы расположились на небольшой площадке, окруженной кустарником; я уже давно заметил на песке следы тигра, и мне хотелось поместить мой маленький караван так, чтобы ему не грозили какие-нибудь неприятные сюрпризы. И я хорошо сделал, так как рычание диких зверей беспокоило моих быков.
      Выражаясь вульгарно, я спал лишь одним глазом и с оружием в руках; против меня небольшой огонь, поддерживаемый Тчи Нагой, бросал на окружающие меня предметы колеблемый ветерком отблеск; веки мои отяжелели, и по всем признакам ночь обещала пройти спокойно... как вдруг раздался выстрел метрах в пятидесяти от меня. По короткому, серебристому звуку я узнал карабин Амуду.
      В одно мгновенье я вскочил и выпрыгнул из фуры.
      ? Берегись, господин! ? крикнул мне Амуду. ? Берегись, это тигр, и он лишь ранен!
      Тчи Нага бежал за мной с большим факелом в руках. Эта предосторожность моего верного бохи спасла, быть может, мне жизнь.
      В трех метрах от меня я заметил темную массу, которая, видимо, с трудом приближалась ко мне; я вскинул ружье к плечу и выстрелил, масса эта покачнулась и осталась неподвижной. Мы могли теперь безбоязненно приблизиться к ней.
      Перед нами лежал громадный королевский тигр, но в таком виде, что сразу стало видно, что нам не придется воспользоваться его шкурой; Амуду выстрелил ему в спину и разрывная пуля изуродовала ее; моя же попала тигру прямо в грудь и сделала его неузнаваемым.
      Эти разрывные пули ужасны; как защита они прекрасны, так как животное погибает почти сразу, но зато на трофей в виде его шкуры надежда плохая.
      Я побранил Амуду за то, что он неосторожно удалился от лагеря и пошел бродить ночью между кустарником; бедный малый клялся, что это в последний раз, но я не очень-то поверил его клятвам, так как слышал их уже сотни раз; как только мой чернокожий попадал в лес или в джунгли, то его дикие инстинкты бывшего охотника нубийских пустынь брали верх, и искушение было так велико, что никто не мог удержать его; первое рыкание в лесу заставляло его забывать все на свете и бежал навстречу опасности.
      Всю свою молодость он провел с отцом-проводником караванов, идущих из Египта в Нубию, Абиссинию, Судан и Дарфур, относительно спокойная жизнь у меня не заглушила его любовь к приключениям.
      До конца путешествия нас больше никто не беспокоил, потому что я принимал все меры, чтобы наш маленький караван становился на ночь подальше от мест, посещаемых хищными животными.
      Как я предполагал, в Агру мы прибыли на десятый день нашего отъезда из Коунпура.
      Восточный берег Джумы в Агре покрыт обширными роскошными садами, лимонными деревьями и виноградом, и все вокруг изобилует восхитительными фруктами; воздух там освежается многочисленными фонтанами, а пышные мраморные павильоны, разбросанные в рощицах, как бы приглашают к отдыху тех, кто любит эту ленивую и праздную жизнь, которая составляет счастье востока.
      Я решил пробыть в Агре пять-шесть дней и без стеснения раскинул свою палатку в Ягара Банге, очаровательном приюте раджи.
      По мере того как мы подвигались по величественным аллеям этого парка, мне казалось, что я вижу наяву те дивные сказочные картины, которые возникали в воображении арабских сказочников, давших нам "Тысячу и одну Ночь."
      Из павильона Ягары перед моими очарованными глазами раскинулся чудесный вид.
      Джума катит свои воды по каменистому дну, а ее песчаные берега кишат веселым пернатым населением. Чайки-рыболовы подхватывают на лету серебристых рыбок. В ветвях деревьев, спускающихся к самой воде, воркуют зеленые голуби и пронзительно перекликаются ара с желтыми шейками.
      На противоположном берегу Агры красивейший город Индии глядится в воду своими роскошными зданиями. Мраморный Дворец Шах-Джихана, построенный у самой воды, отражает в ней свои восхитительные башенки, свои террасы и колоннады.
      Дальше ? стены бастионов и массивные ворота крепости, увенчанные сверкающими куполами мечетей, полуприкрытых пышной растительностью баобабов, тополей и тамариндов; обширная и величественная перспектива башен, дворцов, садов и густых рощиц заканчивается высокими минаретами и величественным куполом Тадж-Махала.
      Я не знаю более красивой и блестящей панорамы, чем вид Агры в тот момент, когда восходящее солнце заливает его волнами пурпура и золота.
      Вдали, на пустынной долине, виднеется могила Ахмеда Дулах, которую я посетил на другой же день. Это здание является лучшим образцом могольской архитектуры.
      Знаменитая Мумтаз-Махал воздвигла эту могилу в память своего отца; сначала она хотела поставить мавзолей из массивного серебра, но ее уговорили поставить мраморный, чтобы дурные люди не покусились на него. В сравнении с другими намогильными памятниками, этот может показаться небольшим, но он удивительно красив и изящен, и мельчайшие подробности поражают своей художественностью. Он состоит из центральной залы с восьмигранными покоями по углам и заканчивается куполом с четырьмя ажурными минаретами.
      Все здание сплошь покрыто мраморным трельяжем, украшено мозаичными цветами и листьями дивной работы. К несчастью, этот удивительный мавзолей, который англичане не содержат должным образом, начинает уже поддаваться разрушительному времени.
      Стены окружающего его сада развалились, заброшенные площадки заросли травою, а когда я проник внутрь мавзолея, то увидал там стадо мирно пасущихся коров.
      Англичане вовсе не для того в Индии, чтобы поддерживать старые артистические традиции этой волшебной страны; они там для того, чтобы делать деньги, как гласит их поговорка, а не для того, чтобы тратить их на поддержку этих остатков цивилизации, которой им при их торгашеских наклонностях не понять.
      По многочисленным развалинам, тянущимся вдоль Джумы, по обоим сторонам Агры, можно судить о былой красоте этого древнего города. Но теперь все эти руины погребены под вьющейся зеленью, и лишь кое-где блеснет мрамор колонны или угол разрушенной стены.
      Жаль смотреть на состояние запустенья, в котором находится очаровательная мечеть Джумна Мусджид; возможно, что это происходит из-за того, что она в стороне, и даже не все путешественники дают себе труд проникнуть внутрь ее.
      Она стоит против ворот в Дели и крепости того же названия и занимает огромное пространство, живописно заросшее зеленью и покрытое руинами на протяжении нескольких миль до остатков старой стены, некогда окружавшей город.
      Архитектура этой мечети полна величия и благородства; стены покоятся на могучих сводах; по углам возвышаются восьмигранные башни. Над высоким порталом, ведущим внутрь, возвышаются два минарета; самая внутренность мечети очень проста, но вместе с тем грандиозна.
      Мусульманская религия не дозволяет никаких посторонних украшений, орнаментов и арабесок в храмах. Взамен этого моголы украшают ими свои дворцы и могильные монументы.
      Ворота в Дели и крепость являются прекрасно сохранившимся образцом прежних укреплений в Индии. Конечно, при нынешних пушках защитить эту цитадель было бы трудно, но в свое время она была неуязвима. Ее высокие и широкие стены из шлифованного гранита, ее величественные башни переносят вас в век феодализма; гордый символ моголов, золотой полумесяц, еще сверкает на вершине купола; к счастью для искусства и воспоминаний старины англичанам не пришлось брать эту крепость приступом; ее подарила им, как и многое другое в Индии, измена.
      Моотэ Мусджид, или жемчужина мечетей, как и дворец Великого Акбара находятся внутри укреплений.
      Дворец, выстроенный весь из белого мрамора, сохранился прекрасно. Главная зала великолепна, она покоится на очень красивых колоннах и на сводах удивительной архитектуры; затем очень много небольших прелестных комнат, дивно разукрашенных мозаичными цветами из агата, розового и красного мрамора, ляпис-лазури и яшмы.
      Все эти покои выходят на Джуму, и перед ними расстилается чудесный вид на реку с заросшими тропической растительностью берегами и на живописные развалины.
      Мраморные лестницы ведут на плоскую крышу дворца, откуда видна безграничная даль. Утром и попозже вечером, когда спадает дневной зной, все обитатели дворца поднимаются на крышу подышать свежим, благоухающим воздухом и насладиться видом живописных окрестностей.
      Много небольших квадратных двориков перемешано с красивыми зданиями, и в каждом свой цветник, свой мраморный бассейн, свои фонтаны. Бесчисленное множество разноцветных голубей порхает между яркими цветами, отражаясь в воде, бегущей по выложенным мрамором каналам. В этом волшебном дворце прежде жили генералы и комиссары, а теперь он служит резиденцией губернатору Бенгалии, когда он посещает Агру и принадлежащие ей окрестности.
      Хотя и без того этот дворец много выше Альгамбры по изяществу законченности своих орнаметов, но восхитительная мечеть Акбара еще усугубляет его превосходство своей волшебной красотой.
      Ее зовут жемчужиной, но если бы она была действительно построена из жемчугов, то не могла бы быть белее, изящнее и ярче: не верится, что она вышла из рук этих тупых моголов, и, конечно, ее строили индусские архитекторы и рабочие.
      Ослепительно белый свет, который она отбрасывает вокруг себя, может лишь сравниться с белизною куска алебастра, освещенного серебристым светом луны.
      Что касается архитектуры, то она превосходит все, что я мог представить себе о ней по рассказам и описаниям.
      Но кажется, что я нахожусь здесь в стране чудес, потому что, когда я стоял, пораженный несравненной красою, о которой в Европе и понятия не имеют, мой туземный проводник, которого я взял, чтобы осмотреть Агру, сказал мне улыбаясь:
      ? Побереги твое восхищение для Тадж-Махала!
      Мы решили отправиться туда на другой день и посвятить его весь осмотру этого монумента, быть может, единственного в целом мире как по богатству материалов, из которых он выстроен, так и по величию и красоте его архитектуры.
      Этот мавзолей был поставлен Шах Джиханом над могилой его любимой жены принцессы Мумтаз-Махал, которую влюбленный император называл светом мира. После ее смерти шах сказал, что поставит ей памятник, превосходящий все другие настолько, насколько сама Мумтаз-Махал была выше всех женщин мира.
      У подножия Тадж-Махала катит свои воды Джума, омывая стену из красного гранита, окружающую роскошный сад, в котором стоит мавзолей.
      Этот монумент покоится на террасе из белого мрамора, и склеп находится в самом центре нижнего этажа. Над могилою висит лампада, в которой всегда поддерживается огонь.
      В верхний этаж ведет мраморная лестница ? чудо искусства. Там целый ряд апартаментов, в три комнаты каждый. В них потолки, полы, стены и перегородка, которая их разделяет, сделаны из чудного белого мрамора, резного, точеного, ажурного; то же и во всем здании. На площадке над этим этажом среди массы минаретов и небольших куполов возвышается восьмигранное здание, увенчанное куполом.
      Сюда ведут четыре мраморные двери, и все сделано из белого мрамора, за исключением великолепной мозаики из черного мрамора над входами. Мозаика представляет собою стихи из Корана. Эти надписи идут вроде бордюров, и нельзя себе представить, как они оригинальны и эффектны.
      По четырем углам площадки находится по великолепному минарету в сто пятьдесят футов вышины каждый.
      Несмотря на величественный вид, все эти колонны так легки и грациозны, что представить их себе, не видев их, невозможно. Такая масса белого, полированного, резного и точеного мрамора является одним из самых чудесных зрелищ в мире.
      Некогда двери этого великолепного здания были из массивного чеканного серебра, а полумесяц, сверкавший на шпиле в тридцать футов вышины, ? из чистого золота, как и сам шпиль. Но англичане давно уже заменили эти драгоценные металлы простой подделкой.
      Справа и слева Тадж-Махала были выстроены две мечети из красного гранита с инкрустациями из белого мрамора и с мраморными же куполами, обе чарующей красоты.
      Внутренность Тадж-Махала превышает ожидания. Посреди одной из зал стоят саркофаги Шах Джихана и его верной подруги, тела которых заключены в гробницы из сандалового дерева художественной работы.
      Саркофаги, как и стены зала, покрыты мозаичными цветами и надписями, удивительно тонкой, артистической работы из карнолина, агата, ляпис-лазури, яшмы и других полудрагоценных камней. Цветы натуральной величины и так хорошо сделаны, что можно подумать, что их только что сорвали и положили на белый атлас.
      Цветы удивительно натуральны, и в каждом лепестке гвоздики собрано до тридцати пяти оттенков красного карнолина.
      План этого великолепного здания приписывают самому строителю, причем предание говорит, что для выполнения его он созвал самых искусных мастеров.
      За мечетью расположен дивный сад, наполненный чудными персиковыми деревьями, а между ними тянутся виноградные лозы и миллионы восхитительных бенгальских роз. Через весь сад к мечети ведет широкая аллея из кипарисов.
      Трудно передать ту красоту и величие, которыми поражает мечеть, если смотреть на нее с дальнего конца этой аллеи; эти фонтаны, купола, минареты, колонны, террасы из чудного белого полированного мрамора выступают на фоне пышной зелени и дают такую изумительную картину чистой красоты, что человеческий язык бессилен выразить ее.
      Я принялся бродить по этому прекрасному саду, вечно покрытому цветами и фруктами, и при виде этого волшебного памятника не мог удержаться от печального сравнения. Во времена своего владычества моголы покрыли всю Индию дивными, несравненными памятниками и употребляли богатства страны на ее украшение и процветание, а англичане думают лишь о том, как бы самим откормиться за счет Индии.
      Почти пятнадцать лет ушло на постройку Тадж-Махала; стоила она около двадцати пяти миллионов, громадная сумма для того времени.
      Мрамор добывали в Кандагаре, за шестьсот миль отсюда. Гранит для садовой стены и для окружающих зданий привозили из гор Мейвара.
      Говорят, что у Шаха Джихана было намерение поставить точно такой же монумент и по другую сторону реки, для своей могилы. Он хотел соединить оба здания каменным мостом через реку, но не успел этого сделать. Пленником своего сына Аурензеба, который свергнул его с трона, он окончил свои дни в Агре, откуда до последней минуты жизни мог видеть мавзолей, в котором покоилась его дорогая Мумтаз.
      Я должен отдать справедливость англичанам за то, что они взяли Тадж-Махал под свое специальное покровительство и не жалеют ни денег, ни забот на поддержку этой мечети в хорошем состоянии; сад содержится прекрасно и постоянно открыт как для европейцев, так и для туземцев, которые бы пожелали его осмотреть или прогуляться.
      Третий день моего пребывания в Агре был воскресный; все фонтаны были пущены, сад наполнен веселыми и блестящими группами разнообразных посетителей; одни в кафтанах из бархата или вышитого золотом брокара, другие в кисее, расшитой серебряными блестками, с тюрбанами из кашемира. Все вместе было оригинально и живописно.
      Я не мог покинуть Агру, не посетив Фатхпур-Сикри, которую справделиво зовут Индийским Версалем могольских императоров.
      Это место находится в двадцати пяти милях от Агры; оно было очень любимо Акбаром и его потомками. Хотя сейчас там нет ничего, кроме хижин и развалин, где ютятся бедные поселяне, но то, что остается от былого здания, еще чрезвычайно красиво и изящно и, пожалуй, превосходит все, что встречается в других провинциях Индии.
      Мечеть, которая составляла часть дворца Акбара, очень красива.
      Против входа два мавзолея, удивительно изящных; в них покоятся многие из семьи Акбара, а также и Солиман, его любимый министр.
      Весь дворец в развалинах; но что сохранилось и что можно еще кое-как поддержать, еще чрезвычайно красиво.
      В особенности я обратил внимание на один павильон, как говорят, выстроенный Акбаром для своих занятий.
      Три мраморных окна художественной резной работы сохранились почти в целости.
      По кое-где уцелевшим остаткам стен можно судить, что они были украшены дивной скульптурой, изображающей деревья, кисти винограда, птиц и других животных, исполненных с недюжинным талантом. Аурензеб велел разрушить это здание, так как ислам не допускает таких изображений. Этим поступком Аурензеб хотел заставить забыть, что он свергнул своего отца и убил братьев.
      Город Фатхпур положительно весь в развалинах, и лишь обломки колонн, разбитые капители и груды осколков мрамора, заросших зеленью, свидетельствуют о былом блеске.
      Агра и ее окрестности могут справедливо назваться страной дворцов, потому что я не знаю нигде в мире столько развалин и пышных монументов, как здесь.
      У меня не было возможности осмотреть все эти прославленные места, так как я не мог долго оставаться в Агре. И без того я сократил, сколько возможно, свои остановки, чтобы не просрочить данного мне отпуска, и намеревался, после посещения Дели и Лагора, вернуться через Бунделькунд и Кандейх по железной дороге, идущей от Борампура до Калькутты; доехал в три дня до Чандернагора, но путешественник всегда зависит от случая, впрочем, как и все люди.
      Вечером, вернувшись из Фатхлура, я дал распоряжение Амуду относительно отъезда на другой день утром и, качаясь в своем гамаке, повешенном между двумя тамариндовыми деревьями, мирно отдыхал; вдруг возгласы удивления, испускаемые моим нубийцем и мотором Тчи Нага, вспугнули мои мечты; приподнявшись, чтобы узнать, в чем дело, я увидел перед собой знаменитого Вайу, доверенного слугу моего сослуживца и друга, господина де М***, начальника суда в Чандернагоре; не успел я опомниться от понятного изумления, как моя рука очутилась в руке самого господина де М***, который, улыбаясь, говорил мне:
      ? Я бы нашел вас даже в джунглях!
      ? Что случилось? ? спросил я, обеспокоенный, отвечая на его дружеское приветствие.
      ? Ничего дурного, семья ваша чувствует себя хорошо!
      ? Ну, слава Богу! Какую тяжесть вы сняли с моей души!
      ? Я явился, чтобы прервать ваше путешествие. Судья, который исполнял за время вашего отпуска ваши обязанности, захворал этой ужасной бенгальской лихорадкой, и ему пришлось экстренно уехать, так что теперь суд без председателя; генеральный прокурор в Пондишери телеграммой просил меня вызвать вас в Чандернагор для присутствия на сессии с присяжными, а сессия открывается через неделю. Так вот, вместо того, чтобы телеграммами разыскивать вас, я предпочел сесть в поезд и через тридцать шесть часов был в Бенаресе, а там мне уже было легко напасть на ваш след. Отдохнув несколько часов, я сел в поезд, идущий в Агру, решив ехать до Дели и Лагора. Но здесь не прошло и двадцать минут, как первый попавшийся туземец, у которого я спросил о вас, ответил мне:
      ? Здесь есть один богати (иностранец), который расположился в Ягара Банге; у него трое слуг и фура с двумя быками...
      ? Я догадался, что это вы.
      ? Если так, ? отвечал я, ?то я готов следовать за вами хоть сейчас. Мне надо лишь отпустить моего виндикару и развязаться с фурой и быками.
      ? Можно и не спешить так, ? отвечал мне господин де М***; разыскивая вас лично, я имел в виду поохотиться три-четыре денька в джунглях Мейвара; говорят, эта местность кишит тиграми, буйволами и дикими кабанами, и мне очень хотелось бы при вашем участии посетить те места!
      ? Хорошо, ? ответил я моему другу, ? так как железная дорога доставит нас в три дня в Чандернагор, то у нас имеется достаточно времени, чтобы исполнить ваше желание!
      ? Тем более, что нам вполне достаточно двух дней для подготовки к сессии!
      ? Отлично! А охотились ли вы когда-нибудь на тигра? ? спросил я моего друга.
      ? Никогда! ? отвечал он.
      ? А не попадем мы из-за вас тигру в лапы?
      ? Правда, на больших зверей я не охотился, но глаз у меня верный и промахов я не даю!
      ? Я не знал такого таланта за вами!
      ? Хотите убедиться?
      Над нами высоко пролетала ласточка, и я не успел остановить руки моего друга, как выстрел уже прогремел, и бедная птичка упала к нашим ногам.
      ? Но вы удивительный стрелок! ? в восторге вскричал я. ? И до сих пор вы мне об этом не говорили!
      ? Как вы думаете, могу я рискнуть выступить против тигра в вашем обществе и вашего смелого Амуду?
      ? Без сомнения, но при условии, что при виде тигра или буйвола вы сохраните присутствие духа и полное хладнокровие, как будто бы это была простая птичка!
      ? Я не могу вам обещать, что не буду испытывать никакого волнения, и что душа моя при виде опасности не уйдет в пятки, но могу дать вам слово, что рука моя не дрогнет, и что я не сдвинусь ни на йоту с назначенного мне пункта; уже давно мечтаю я испытать волнения этой странной охоты и, зная ваш громадный опыт, позволяю себе просить вас взять меня с собою!