– Он может не волноваться; моя жена не намерена бороться с ним. Мы с ней уезжаем из Мемфиса.
– Как это все ужасно!
* * *
Пазаир представлял себе, как Денес пирует со своими приятелями. Удивительный указ фараона полностью восстанавливал их репутацию. Чтобы оставаться уважаемыми людьми, им нужно только не совершать необдуманных поступков и продолжать вести к цели свой заговор, корни которого так и остались неизвестными Пазаиру – теперь уже навсегда. Скоро появится и полководец Ашер, и он, конечно же, сумеет объяснить свое отсутствие. А что же Сути, где он сейчас и жив ли? Пазаир чувствовал себя разбитым, полным отвращения ко всему, а вокруг него летали ласточки. Их становилось все больше и больше. И вот уже сотня птиц с радостным щебетом кружилась вокруг, касаясь его крыльями. Наверное, они благодарили его за то, что он спас одну из них? Прохожие на улице останавливались, тронутые этим необычным зрелищем; им приходила на ум поговорка: «Кого любят ласточки, того любит царь». Стремительные, грациозные, жизнерадостные, птицы сопровождали Пазаира до дверей его дома, подбадривая легкими касаниями шелковистых серо-голубых крыльев.
Нефрет сидела на краю пруда с лотосами, над которым резвились синицы. На ней было легкое прозрачное платье, сквозь которое просвечивала грудь. Подойдя к ней, Пазаир почувствовал нежный запах духов.
– Нам только что привезли свежие благовония, – объяснила она, – и я приготовила кремы и душистые масла на следующий месяц. Я видела утром, что твой запас подошел к концу, и поспешила исправиться.
Ее тон был шутливым. Пазаир поцеловал жену в шею, разделся и сел на траву. У ног Нефрет стояли вазы из камня. Здесь был фимиам, коричневая прозрачная смола, собираемая с деревьев; небольшие красные кусочки мирры, привезенной из Пунта; сок зеленого гальбанума, который добывается в Персии, и темная смола ладана, закупленная в Греции и на Крите. В нескольких флаконах находились цветочные эссенции. С помощью оливкового масла, меда и вина лекари составляют из этих ингредиентов нужные им тонкие сочетания.
– Я подал в отставку, Нефрет. По крайней мере, мне больше нечего бояться, потому что у меня нет никакой власти.
– Что сказал визирь?
– Только одно: содержание царского указа не обсуждается.
– Как только Кадаш потребует своего восстановления на посту старшего лекаря, мы уедем из Мемфиса. Закон будет на его стороне, ведь так?
– Увы, именно так.
– Не грусти, дорогой мой. Наша судьба в руках бога, а не в наших. Это исполняется его воля, а не наша. Но наше счастье мы можем построить сами. Я спокойна: жить с тобой под кроной столетней пальмы, лечить бедных, любить друг друга – разве это не прекрасная судьба?
– Но как забыть Беранира? И Сути… Я все время думаю о нем. В душе у меня пожар, а я фыркаю, как осел.
– Оставайся таким всегда.
– Но я не смогу предложить тебе большой дом и такие красивые платья.
– Я без них обойдусь. А это надо снять сейчас же.
Нефрет спустила бретельки платья. Нагая, она накрыла тело мужа своим, их плоть стала одним целым, а губы слились в таком страстном порыве, что они содрогнулись, несмотря на теплые лучи заходящего солнца. Шелковистая кожа Нефрет была раем, где царил один закон – наслаждение. Пазаир тонул в ее плоти, опьянявшей его, и волны счастья уносили обоих.
* * *
– Еще вина! – вопил Кадаш.
Служащий поспешил выполнить заказ. С тех пор как хозяин вернулся, он без остановки кутил с двумя молодыми сирийцами. Зубной лекарь поклялся себе больше никогда не прикасаться к девочкам. До своего неудачного приключения он почти не интересовался однополой любовью, но отныне решил переключиться на красивых мальчиков, которых, когда они надоедают, можно сдать стражникам.
А вечером он отправится на встречу заговорщиков, организованную Денесом. Анонимное письмо, отправленное ими Рамсесу, дало ожидаемые результаты. Попав в ловушку, царь был вынужден уступить их требованиям и объявить всеобщую амнистию, благодаря чему преступление судовладельца затерялось в огромном количестве других. Единственный неприятный момент – возможное появление полководца Ашера, который им уже абсолютно не нужен. Впрочем, Денес сумеет от него отделаться.
* * *
Поглотитель теней проник в поместье Кадаша через сад. Чтобы не оставлять следов на песчаных аллеях, он прошел по каменному бордюру и залез в кухню. Притаившись под окном, он слушал разговор двух слуг.
– Я несу им уже третий кувшин вина.
– А четвертый не понадобится?
– Скорее всего, да. И старик, и мальчишки пьют, как солдаты, прошедшие через пустыню. Ну, я пошел, а то он разозлится.
Виночерпий откупорил кувшин вина, привезенного из города Имау, что в Дельте, на котором был ярлык «Пятый год правления Рамсеса». Это было пьянящее красное вино, с долгим послевкусием, от которого человек терял голову. Приготовив налиток, слуга вышел из кухни и справил у ограды малую нужду.
Поглотитель теней воспользовался этим моментом, чтобы сделать то, за чем пришел: в кувшин с вином он бросил яд, приготовленный из растительных экстрактов и змеиного яда. Кадаш начнет задыхаться, его тело изогнется в конвульсиях, а потом он умрет, так же как и его молодые дружки-иноземцы, которых, скорее всего, и обвинят в преступлении. И никто не захочет копаться в подробностях этого грязного дела.
* * *
В то время как зубной лекарь, после долгой и мучительной агонии, отдавал душу демонам преисподней, Денес нежился в объятиях прекрасной нубийки с круглой попкой и тяжелыми грудями. Он видел ее в первый и последний раз в жизни, но пользовался ею с присущей ему жадностью и грубостью. Разве женщины не были существами, специально созданными для того, чтобы услаждать мужчин?
Судовладелец сожалел о своем друге Кадаше. В отношении его он всегда вел себя безупречно. Разве не он обеспечил ему место старшего лекаря, обещанное с самого начала заговора? Увы, зубной лекарь сильно сдал. Впадая в старческий маразм, он совершал ошибку за ошибкой и, в конце концов, стал опасен. Угрожая тем, что он даст показания судье Пазаиру, Кадаш фактически подписал себе смертный приговор. Денес предложил сообщникам воспользоваться услугами поглотителя теней, и те согласились. Да, им будет не хватать своего человека на посту старшего лекаря; но эту потерю компенсировала ожидаемая отставка судьи Пазаира, которая была пределом их мечтаний. С их пути будет убрано последнее препятствие.
Пора было приступать к реализации конечной цели заговора: вначале завладеть постом визиря, а потом и высшей властью в стране.
35
Порывистый ветер гулял по некрополю Мемфиса, по которому Пазаир и Нефрет шли к вечному приюту Беранира. Прежде чем покинуть большой город и уехать на юг, они хотели последний раз поклониться могиле учителя, ушедшего при ужасных обстоятельствах, и заверить его, что, несмотря на их малые возможности, они не откажутся от попыток найти убийцу.
Нефрет повязала поверх платья пояс из аметистовых бусин, подаренный ей мужем. Бывший старший судья царского портика, которого била легкая дрожь, был одет в шерстяную накидку. По дороге им встретился жрец, ухаживающий за усыпальницей и садом, – этот пожилой старательный человек получал от городской управы хорошее жалованье за то, что поддерживал в должном состоянии захоронения и собирал пожертвования.
Душа умершего, принявшая форму птицы, напитавшись новой энергией в лучах небесного светила, присела, чтобы утолить жажду, на край бассейна со свежей водой, расположенного в тени деревьев.
Пазаир и Нефрет преломили хлеб и разделили вино в память о своем учителе, незримо присутствовавшем на их скромной трапезе.
* * *
– Мы должны набраться терпения, – убеждал Бел-Тран. – Видеть, как вы покидаете Мемфис, для меня несказанное огорчение.
– Мы с Нефрет хотим простой и спокойной жизни.
– Но вы не сделали еще и сотой доли того, что могли бы, – сожалела Силкет.
– Сопротивляться судьбе – это значит проявлять гордыню.
В свой последний вечер в Мемфисе судья с женой приняли приглашение распорядителя государственной казны и его супруги. Бел-Тран, у которого случился приступ крапивной лихорадки, обещал прислушаться к совету Нефрет, последить за своей ослабленной печенью и начать вести более здоровый образ жизни. Тем более что рана на ноге все не заживала и часто мокла.
– Пейте больше воды, – советовала она, – и попросите вашего будущего лекаря выписать вам дренирующие средства. Ваши почки не справляются.
– Когда-нибудь у меня, возможно, будет время заниматься собой. Но сегодня казначейство ставит передо мной массу проблем, которые необходимо решать срочно, не забывая при этом ни интересов государства, ни нужд людей.
Слова Бел-Трана прервало появление его сына. Мальчик обвинил сестру в том, что она стащила у него кисточку, которой он учился выводить красивые иероглифы, чтобы быть таким же богатым, как папа. Рыжая девчушка, возмущенная обвинениями, пусть и справедливыми, отвесила брату оплеуху и расплакалась. Силкет, как заботливая мать, увела детей, постаравшись положить конец ссоре.
– Теперь вы видите, Пазаир, как нам нужен судья!
– Боюсь, следствие будет очень сложным.
– Вы выглядите спокойным, я бы сказал, даже счастливым, – удивился Бел-Тран.
– Это видимость: не будь Нефрет, я бы впал в самое черное отчаяние. Амнистия похоронила все мои надежды увидеть торжество справедливости.
– Остаться один на один с Денесом мне тоже не улыбается. Боюсь, что при другом старшем судье между нами начнутся конфликты.
– Положитесь на визиря Баги; слабого человека он на этот пост не назначит.
– Поговаривают, что он тоже собирается подать в отставку.
– Решение фараона произвело на него такое же впечатление, как и на меня, а здоровье у него отнюдь не железное. И все же почему Рамсес это сделал?
– Видимо, он верит в могущество милосердия.
– Но от подобных шагов его популярность может пострадать, – заметил Пазаир. – Народ опасается, что его магическая сила иссякла, и он теряет контакт с небесами. Выпустить на волю преступников недостойно правителя.
– Но до сих пор его правление было безупречным.
– Вы принимаете и оправдываете его решение?
– Фараон видит дальше, чем простые смертные.
– До амнистии я тоже так думал.
– Подумайте еще раз, Пазаир; государство нуждается и в вас, и в вашей супруге.
– Боюсь, что я не менее упряма, чем мой муж, – пошутила Нефрет.
– Какие аргументы нужны, чтобы вас убедить?
– Восстановить справедливость.
Бел-Тран наполнил кубки свежим вином.
– После моего отъезда не прекращайте, пожалуйста, поисков, – попросил Пазаир. – Я говорю о Сути. Кем будет вам помогать.
– Я обращусь в судебные инстанции. Но не разумнее было бы и вам остаться в Мемфисе, чтобы мы могли действовать вместе? Репутация Нефрет так прочна, что клиентура ей обеспечена.
– Мои финансовые возможности очень ограничены, и вы вскоре пожалели бы, что так обременили себя.
– Каковы ваши планы?
– Устроиться в каком-нибудь селении недалеко от Фив, на западном берегу Нила.
Уложив детей спать, Силкет вернулась и застала последние слова Нефрет.
– Откажитесь от этой затеи, прошу вас! Как вы можете покинуть ваших больных?
– В Мемфисе достаточно прекрасных лекарей.
– Но вы – мой лекарь, которого я не на кого не променяю.
– Между нами, – серьезно сказал Бел-Тран, – не должно быть никаких счетов материального свойства. Каковы бы ни были ваши потребности, мы с удовольствием поможем вам.
– Мы вам очень признательны, но я больше не могу занимать высоких постов в государстве. Мои идеалы попраны; и единственное, чего я хотел бы сегодня, – жить частной жизнью. Земля и животные – вот единственная правда; я надеюсь, что благодаря Нефрет сумерки не будут безысходно черны.
Эти слова были выстраданы, и после них спорить было бесполезно. Обе семейные пары любовались красотой сада, изяществом клумб, наслаждались качеством поданных за ужином блюд, отодвигая от себя мысли о том, что принесет с собой завтрашний день.
* * *
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросил Денес супругу, лежавшую на подушках.
– Отлично.
– Что сказал лекарь?
– Ничего, потому что я здорова.
– Я не понимаю…
– Знаешь басню о льве и крысе? Хищник поймал грызуна и собрался его сожрать. Но жертва взмолилась о пощаде: я такая маленькая, ты мной не наешься. А я тебе еще пригожусь. Лев проявил милосердие. Некоторое время спустя охотники заманили льва в сети, крыса перегрызла их, освободила хищника и вцепилась ему в гриву.
– Эту сказку знает любой школьник.
– Ты должен был вспомнить ее, когда изменял мне с госпожой Тапени.
Массивное лицо судовладельца исказила гримаса.
– Что ты придумываешь?
Нанефер с надменным видом поднялась с ложа. Ее душило холодное бешенство.
– Эта шлюха была твоей любовницей и теперь ведет себя как крыса из басни. Но она еще и охотник! Только она может освободить тебя от сетей, в которые сама же и заманила. Шантажистка! Вот к чему привело нас твое распутство!
– Ты преувеличиваешь.
– Нисколько, мой дорогой супруг. Хорошая репутация стоит дорого. У твоей любовницы длинный язык, и она легко может разрушить наше положение в обществе.
– Я заставлю ее молчать.
– Ты ее недооцениваешь. Лучше ей дать то, что она хочет, или мы превратимся во всеобщее посмешище.
Денес нервно вышагивал по комнате.
– Ты забыл, мой любимый, что супружеская неверность – серьезное преступление и даже настоящий порок, который карается по закону.
– Это не более чем легкий проступок.
– Сколько раз ты с ней встречался?
– Ты бредишь.
– Благородная дама рядом с тобой на приемах и более молодая в твоей постели! Не слишком ли, Денес? Я требую развода.
– Ты с ума сошла!
– Напротив, я разумна как никогда. Наше жилье останется мне, это была моя собственность, мое приданое. И земля тоже. И поскольку супружеская неверность на твоей совести, суд приговорит тебя к выплате средств на мое содержание. И вдобавок оштрафует.
Судовладелец стиснул зубы:
– Эти шутки не смешны.
– Твое будущее выглядит довольно мрачно, дорогой мой.
– Ты не имеешь права разрушать наше существование; разве мы плохо жили все эти годы? Ты пожалеешь об этом, когда остынешь. Нас слишком многое связывает.
– Это ты все разрушил. Развод – единственный выход.
– Ты представляешь себе, какой будет скандал?
– Пусть лучше так, чем стать посмешищем. И скандал ударит по тебе, а не по мне; я же, напротив, буду выглядеть жертвой.
– Это бессмысленная затея. Прости меня, и пусть все останется по-прежнему.
– Ты унизил меня, Денес.
– Я этого не хотел, ты же знаешь. Мы слишком тесно связаны, дорогая; если ты разоришь меня, то и для тебя это будет началом конца, наши дела так тесно переплетены, что разрыв невозможен.
– Наши дела известны мне лучше тебя. Ты красуешься, а работаю я.
– Не забывай, что у меня прекрасные перспективы. Разве ты не хочешь разделить их со мной?
– Говори яснее.
– Над нами пронеслась буря, моя милая; в какой семье их не бывает?
– Я полагала, что буду избавлена от подобных неурядиц.
– Предлагаю заключить перемирие, чтобы обдумать все как следует. Поспешность только навредит. Такой хищник, как Тапени, была бы слишком рада разрушить то, что мы возводили с таким трудом.
– Говорить с ней будешь ты.
– А я хотел просить об этом тебя.
* * *
Северный Ветер уже поднялся на борт судна, отправлявшего в Фивы; осел жевал свежее сено, меланхолично поглядывая на реку. Проказница, зеленая обезьянка Нефрет, ускользнув от хозяйки, взобралась на мачту. Смельчак вел себя более сдержанно: видимо, его беспокоила перспектива долгого путешествия, и он старался держаться поближе к Пазаиру. Пес не был ценителем таких приключений, как морская качка, но готов был последовать за хозяином даже в бушующее море.
Сборы были недолгими; бывший старший судья царского портика оставил дом и всю мебель своему предполагаемому преемнику, которого Баги не торопился назначать, предпочитая сохранить это место вакантным до того момента, пока появится серьезная кандидатура. Перед тем как уйти на покой, старый визирь, таким образом, отдавал дань уважения Пазаиру, который, на его взгляд, этого вполне заслуживал.
Пазаир, как в бытность простым квартальным судьей, имел при себе только циновку, в руках у Нефрет была ее медицинская сумка. Пространство вокруг них было загромождено ящиками с горшками и кувшинами, которые отправлялись в путешествие вместе с чрезвычайно шумливыми торговцами: те во все горло нахваливали друг другу свой товар, который везли на большой рынок в Фивах.
Пазаира печалило только одно – отсутствие Кема. Видимо, нубиец не одобрял его решения об отъезде.
– Нефрет, Нефрет! Не уезжайте!
Молодая женщина обернулась. Запыхавшаяся Силкет схватила ее за руку.
– Кадаш… Он мертв!
– Что случилось?
– Ужас… Отойдем в сторонку.
Пазаир свел на пристань Северного Ветра и позвал Проказницу. При виде уходящей хозяйки обезьянка спрыгнула с мачты. Смельчак покинул судно с чувством удовлетворения.
– Кадаш и оба его молодых любовника-иноземца отравлены, – выпалила Силкет единым духом. – Слуга сообщил об этом Кему, который сейчас находится на месте происшествия. Один из его помощников предупредил Бел-Трана… И вот я здесь! Все перевернулось, Нефрет. Ваше избрание на пост старшего лекаря снова вступает в силу… Вы снова будете моим доктором!
– Вы уверены в том, что…
– Бел-Тран утверждает, что ваше назначение не может быть оспорено. Вы остаетесь в Мемфисе!
– Но нам негде жить, у нас…
– Муж уже нашел вам жилье.
Слегка растерянная, Нефрет взяла мужа за руку.
– У тебя нет выбора, – сказал он.
Смельчак залаял, и в его голосе послышались необычные нотки. Лай был совсем не злобный, напротив, в нем звучало радостное удивление. Внимание пса привлекло двухмачтовое судно, только что прибывшее из Элефантины. На носу стояли молодой человек с длинными волосами и блондинка с роскошными формами.
– Сути! – завопил Пазаир.
* * *
Пир устроили на скорую руку, но было великолепно. Бел-Тран и Силкет отмечали разом назначение Нефрет и возвращение Сути. Главным героем был, конечно, Сути со своими подвигами, подробности которых интересовали всех. Авантюрист рассказывал о том, как нанялся рудокопом, о жизни в раскаленном аду, о предательстве стражника пустыни, о встрече с полководцем Ашером и о том, как тот пытался сбежать за пределы Египта. А также о своем чудесном освобождении благодаря вмешательству Пантеры. Сама ливийка пила вино, смеялась и не сводила глаз со своего любовника.
Как и было обещано, Бел-Тран предоставил в распоряжение Пазаира маленький домик на северной окраине города, где он сможет жить с женой до того момента, пока ей не дадут служебного жилья. Пара тут же пригласила под свой кров Сути с Пантерой. Увидев постель, ливийка рухнула на нее и мгновенно заснула. Нефрет удалилась в свою спальню, а мужчины поднялись на оборудованную на крыше террасу.
– Ветер не такой теплый, а в пустыне ночи иногда бывают просто ледяными.
– Я ждал от тебя весточки.
– Невозможно было ничего переслать, а если ты мне присылал письмо, то я его не получил. Во время обеда я не очень хорошо понял: Нефрет действительно теперь старший лекарь царства, а ты и вправду больше не старший судья царского портика?
– Ты все правильно понял.
– Тебя прогнали?
– Откровенно говоря, нет. Я ушел сам.
– Этот мир разочаровал тебя?
– Рамсес объявил всеобщую амнистию.
– И все преступники в белых одеждах…
– Лучше не скажешь.
– Твоя вера в справедливость разлетелась вдребезги.
– Никто не понял, зачем он это сделал.
– Здесь важнее результат.
– Я должен тебе признаться в одной вещи.
– Серьезной?
– Боюсь, что да. Я подумал, что ты меня предал.
Сути весь подобрался, готовый взорваться.
– Я пробью тебе голову, Пазаир.
– Это будет справедливо, но то же самое можно сделать и с тобой.
– За что?
– За то, что ты солгал мне.
– Это наш первый разговор в спокойной обстановке. Я вовсе не обязан исповедоваться перед этим богатеньким Бел-Траном и его расфуфыренной супругой. Ты – другое дело, и тебе я скажу всю правду.
– Как могло случиться, что ты упустил след полководца Ашера? Твой рассказ представляется правдоподобным до того момента, как ты на него наткнулся. В то, что произошло дальше, я не верю.
– Ашер и его подручные пытались покончить со мной, рассчитывая, что я умру медленной, мучительной смертью. Но пустыня помогла мне, а Пантера оказалась моей спасительницей. Когда я окончательно потерял мужество, меня выручила наша дружба.
– Освободившись, ты начал преследовать полководца. Каковы были его планы?
– Уйти в Ливию через южную границу.
– Ловко. А кто были его сообщники?
– Стражник… И опытный рудокоп.
– Тоже мертвы?
– С пустыней шутки плохи.
– Что нужно было Ашеру в этой глуши?
– Золото. С этим богатством он надеялся жить припеваючи у своего друга Адафи.
– И ты убил его, так?
– Его трусость и подлость не имеют границ.
– Пантера это видела?
– Более того. Это она его приговорила: она дала мне стрелу, а я выстрелил.
– Ты закопал его?
– Его саваном будет песок.
– Ты не дал ему шанса…
– Ты считаешь, он его заслуживал?
– Значит, бравый полководец не воспользуется амнистией…
– Ашер был осужден, я привел в исполнение приговор, который должен быть ему вынесен по закону пустыни.
– Ты с этим не мешкал.
– И мне полегчало. Я часто вижу во сне лицо человека, которого он мучил и, в конце концов, убил: теперь оно стало умиротворенным.
– А что с золотом?
– Это военный трофей.
– Расследования не боишься?
– Но ведь вести его будешь не ты.
– Тебя станет допрашивать начальник стражи, а Кем – человек прямой и договориться с ним не удастся. Он потерял свой нос как раз в истории с кражей золота, за которую его несправедливо обвинили.
– Но это же твой человек?
– Пойми, Сути, я больше никто.
– Зато я богат! Упустить такой шанс было бы непростительной глупостью.
– Золото предназначено для богов.
– У них его вдоволь.
– Ты ввязываешься в опасную историю.
– Все самое опасное уже позади.
– Ты хочешь уехать из Египта?
– Вовсе нет, я хочу помогать тебе.
– Я всего лишь простой деревенский судья, у меня нет прежней власти.
– Но ты должен довести дело до конца.
– У меня нет возможности продолжать.
– Ты готов растоптать свои идеалы и забыть о смерти Беранира?
– Скоро начнется процесс Денеса; это будет важный этап в продвижении к истине.
– Написанное тобой обвинительное заключение отправлено в архив, но можно найти что-то еще?
– Что ты имеешь в виду?
– Моя приятельница Сабабу вела интимный дневник. Я уверен, что там можно найти потрясающие подробности; полагаю, что это могло бы тебе помочь.
– Пока Нефрет не приступила к своим новым обязанностям, ты должен пройти у нее обследование. Твое приключение, должно быть, оставило свои следы.
– Я очень надеюсь, что она поставит меня на ноги.
– А Пантера?
– Она ливийка, дочь пустыни, у нее здоровье как у скорпиона. Дай бог, чтобы она поскорее оставила меня в покое.
– Но ведь любовь…
– Она изнашивается быстрее, чем медь. А я предпочитаю золото.
– Если ты отдашь его в храм в Коптосе, то получишь премию.
– Ты шутишь. Это же гроши по сравнению с тем, что у меня есть сейчас. Пантера хочет богатства. Пойти на поиски золота и вернуться с победой… Разве это не потрясающее чудо? И поскольку ты усомнился во мне, я требую сурового наказания.
– Я готов.
– Давай исчезнем на пару дней. Поедем удить рыбу в Дельту. Я умираю от желания видеть воду, купаться, валяться на сочной, зеленой траве, плавать в лодке по болотам!
– Но Нефрет вступает в должность…
– Я знаю твою жену: она не станет возражать и даст нам свободу.
– А Пантера?
– Если ты поедешь со мной, она будет спокойна. И поможет Нефрет подготовиться к церемонии; Пантера отлично причесывает и укладывает парики. А мы вернемся с огромным количеством рыбы!
36
Доктора общей практики, зубные и глазные лекари, другие специалисты-медики собрались, чтобы присутствовать при вступлении Нефрет в должность. Церемония происходила на просторном дворе под открытым небом напротив храма богини Сехмет, которая, как считалось, насылала болезни и в то же время открывала лекарям средства для их излечения. Руководил происходящим торжеством визирь Баги, выглядевший чрезвычайно утомленным. То обстоятельство, что на верху медицинской иерархии окажется женщина, не шокировало египтян, хотя коллеги-мужчины позволяли себе легкую критику в ее адрес за уступчивость и недостаточную твердость характера.
Пантера оказалась настоящей искусницей. Мало того, что она сделала Нефрет прическу, она озаботилась также и ее туалетом; молодая женщина предстала перед присутствовавшими в длинном платье из ослепительно белого льна. Обрамлявшее шею широкое ожерелье из сердолика, браслеты из лазурита на запястьях и щиколотках придавали виновнице торжества величественный вид, производивший на зрителей сильное впечатление, несмотря на несколько контрастировавший с ним ее кроткий взгляд и легкую изящную фигуру.
Старейшина корпуса лекарей накинул на Нефрет шкуру пантеры в знак того, что если жрец во время ритуала возрождения должен вдохнуть жизнь в царскую мумию, то ее долгом отныне станет возрождение жизненной силы великой нации египтян. Он вручил ей печать старшего лекаря – символ ее власти над коллегами, и письменные принадлежности, которыми она будет пользоваться при составлении указов, касающихся здоровья нации и исцеления, передаваемых на подпись визирю.
Произнесенная Баги официальная речь была краткой; он перечислил обязанности старшего лекаря и призвал Нефрет уважать волю богов, что поможет ей обеспечить благополучие простых смертных. Когда его супруга стала давать клятву, судья Пазаир отошел в сторону, чтобы никто не видел его слез.
* * *
Несмотря на испытываемые им боль и страдания, о которых догадывался только Кем, павиан быстро выздоравливал. Его лечением занималась Нефрет, и глубокие раны затягивались, не оставляя следов. Большая обезьяна снова начала есть с аппетитом и вскоре смогла приступить к обычному обходу территории.
Пазаир и Убийца дружески обнялись.
– Я обязан ему жизнью и никогда этого не забуду.
– Не надо его баловать, – сказал Кем. – Он может расслабиться и будет больше подвержен опасностям. У вас все спокойно?
– Теперь, когда я подал в отставку, мне уже ничего не угрожает.
– Чем вы собираетесь заняться?
– Я получу место в пригороде, и буду заниматься делами простых людей. Если возникнут какие-то проблемы, я сообщу вам.
– Вы все еще верите в справедливость?
– Вы оказались правы, но мне горько это признавать.
– Я тоже хочу заняться чем-нибудь другим.
– Умоляю вас, не бросайте вашу работу. По крайней мере, преступники будут задержаны и безопасность обеспечена.
– Ровно до следующей амнистии… Меня все это не удивило, но мне больно за вас.
– В этой ситуации, даже если наши возможности скромны, мы будем делать то, что должны. Больше всего, Кем, я боялся, что вы не одобрите мои действия.
– Я страшно расстроился, что из-за дела Кадаша не смогу вас проводить.
– Каково ваше мнение об этом деле?
– Тройное отравление. Но кто виновник? Двое молодых людей были сыновьями бродячего актера. Погребальная церемония прошла быстро, на ней никто не присутствовал, кроме жрецов. Это самое мрачное дело из всего, чем мне приходилось заниматься. Тела не останутся в Египте, их передадут в Ливию, учитывая происхождение Кадаша.
– Видимо, там был кто-то четвертый, кто и совершил злодеяние?
– Это мог быть тот, кто охотился за вами?
– Во время праздника Опет Денес расспрашивал меня о том, как держался в тюрьме его друг Кадаш. И я рассказал ему, что он обещал мне, перед тем как выпьет яд, раскрыть истину.
– То есть Денес убрал неудобного свидетеля…
– Но почему так жестоко?
– Слишком крупная идет игра. Конечно, Денес воспользовался услугами какого-то наемного убийцы, и я постараюсь его найти. Мой павиан уже здоров, и мы будем действовать вместе.
– Меня мучает одна деталь: Кадаш был уверен, что избежит смертной казни.
– Он надеялся, что его выручит Денес.
– Наверное, но он вел себя так нагло… как будто предвидел будущую амнистию.
– Утечка сведений?
– Но тогда я бы об этом знал.
– Не обольщайтесь; наоборот, вы бы узнали все в последнюю очередь. Всем известны ваше упорство и неуступчивость, а ведь процесс Денеса получил бы оглушительный резонанс.
В голове у Пазаира крутилась ужасная мысль, которую его мозг отказывался рассматривать: сговор между Рамсесом Великим и Денесом, разложение на самом верху, земля, любимая богами, отдана на растерзание алчным злодеям.
Кем почувствовал волнение судьи.
– Понять все мы сможем, только зная факты. Поэтому я и хочу пойти по следу, который должен привести к тому, кто угрожал вам. Он может рассказать много интересного.
– Теперь ваша очередь быть осторожным, Кем.
* * *
Хромой был одним из самых знаменитых торговцев на черном рынке Мемфиса, который разворачивался на заброшенной пристани в те дни, когда в порт приходили суда, груженные самым различным товаром. Стража не спускала глаз с этих мест; писцы, занятые сбором налогов, тоже не обходили их стороной.
