Почуяв опасность, страус замер. Птицу охватило беспокойство, она забила крыльями, но, не в силах взлететь, сделала несколько шагов, изящных, как танцевальные па, приветствуя восходящее солнце, и пустилась бежать по направлению к ближайшим дюнам. Тщетно старался Сути натянуть свой лук. Его тело болело, мышцы сводило судорогой. Пантера делала ему массаж, натирала кожу мазью из флакона, висевшего у нее на поясе.
      – Сколько раз ты мне изменял?
      Сути с трудом подавил вздох раздражения.
      – Если ты мне не ответишь, я брошу тебя здесь. Не забывай, что у меня есть вода и сушеное мясо.
      – Приложить столько усилий, чтобы завести опять все тот же надоевший разговор?
      – Когда хочешь узнать правду, никаких усилий не жаль. В этом меня убедил судья Пазаир.
      Сути наслаждался минутами отдыха. Однако скоро Эфраим и Ашер обнаружат труп стражника и бросятся вдогонку за беглецом.
      – Нам надо убираться отсюда поскорее.
      – Сперва ты мне ответишь.
      Сути увидел кинжал, приставленный к его животу.
      – Если ты изменял мне, то я сделаю из тебя евнуха!
      – Ты же знаешь о моей женитьбе на госпоже Тапени.
      – Я задушу тебя собственными руками. Кто еще?
      – Уверяю, что это все.
      – А в Коптосе, городе разврата…
      – Я поехал туда, чтобы наняться рудокопом. А потом ушел в пустыню.
      – В Коптосе невозможно сохранять целомудрие.
      – Мне удалось.
      – Надо было убить тебя сразу после нашей встречи.
      – Смотри!
      Эфраим только что обнаружил труп и спустил с поводка собаку. Пес потянул носом, но предпочел остаться возле хозяина. Рудокоп обсудил ситуацию с Ашером, и они тронулись в путь. Бежать из Египта, прихватив с собой золото, казалось полководцу гораздо более важным, чем преследовать ослабевшего соперника. Поскольку стражник вышел из игры, они поделят добычу пополам.
      – Они уходят, – вздохнула Пантера.
      – Мы пойдем за ними.
      – Ты с ума сошел?
      – Теперь Ашер от меня не уйдет.
      – Ты забыл, в каком ты состоянии?
      – Благодаря тебе оно улучшается на глазах. Ходьба окончательно излечит меня.
      – Мой возлюбленный – сумасшедший.

* * *

      Пазаир сидел на террасе своего дома и смотрел на восток. Сон не шел к нему. Судья вышел наружу, чтобы поделиться своими думами со звездной ночью. Она была так светла, что он различал силуэты пирамид Гизы, лишь слегка задрапированные синей дымкой, сквозь которую уже проступали первые капли крови, оставленные зарей. Укорененный в своем тысячелетнем спокойствии, построенный из камня, любви и правды, Египет постигал самого себя в таинстве рождающегося дня. Пазаир не был больше ни крупным сановником, ни даже судьей; погруженный в бесконечность, где совершалось невероятное слияние видимого и невидимого, как того требовал дух предков, чье присутствие ощущалось в каждом шорохе земли, он пытался забыть самого себя.
      Бесшумно ступая босыми ногами, подошла Нефрет.
      – Еще так рано… Тебе надо бы поспать.
      – Это мое любимое время суток. Через несколько мгновений кромка гор окрасится золотом и Нил оживет. Тебя что-то беспокоит?
      Как признаться ей, что его, судью, верящего в святые для него истины, мучают сомнения? Все считают его несгибаемым, нечувствительным к окружающему, а ведь на самом деле многое больно ранит его, иногда сильно. Сознание Пазаира отказывается принять факт существования зла и привыкнуть к преступлению. Утекавшее время не помогает смириться со смертью Беранира, за которую он так и не отомстил.
      – Мне хочется все бросить, Нефрет.
      – Ты просто устал.
      – Я начинаю думать, как Кем. Справедливость, если она вообще существует, вещь абсолютно бесполезная.
      – Ты боишься, что у тебя не получится?
      – Собранные мной доказательства убедительны, обвинения – обоснованны, аргументы – серьезны… Однако Денес или кто-то из его подручных вполне может, с помощью какой-нибудь юридической уловки, разрушить все это, так тщательно возведенное здание. А если так, то к чему продолжать?
      – Это говорит твое утомление.
      – Идеалы, которыми руководствуется наша страна, высоки, но они не мешают существованию таких людей, как полководец Ашер.
      – Но тебе ведь удалось нарушить его планы.
      – Но на его место придет другой, потом третий…
      – На место выздоровевшего больного всегда приходит другой, потом третий, но ведь никто не говорит о том, чтобы прекратить их лечить?
      Он нежно сжал ее руку:
      – Я недостоин своей должности.
      – Это пустые слова, они оскорбляют Маат.
      – Разве настоящий судья имеет право сомневаться в существовании справедливости?
      – Ты сомневаешься лишь в себе самом.
      Вырвавшись из-за горизонта, солнце залило их своим светом, жгучим и ласковым одновременно.
      – На кону стоит наша жизнь, Нефрет.
      – Мы боремся не за себя, а за то, чтобы свет не померк. Свернуть с этого пути было бы преступно.
      – Ты сильнее меня.
      На ее лице появилась веселая улыбка.
      – А завтра меня поддержишь ты.
      Так, тесно прижавшись друг к другу, они встретили новый день.

* * *

      Незадолго до того как надо было отправляться к визирю, Пазаир опять расчихался и пожаловался на резкую боль в затылке. Нефрет его жалобы не слишком обеспокоили; она напоила мужа отваром из листьев и коры ивы – снадобьем, которым часто пользовалась, чтобы снять лихорадку и боли разного происхождения.
      Боль прошла быстро, дыхание Пазаира стало свободным, и он бодро предстал перед визирем, еще более согбенным, чем обычно.
      – Вот полное собрание документов на полководца Ашера, судовладельца Денеса, химика Чечи и зубного лекаря Кадаша. Как старший судья царского портика, я прошу вас рассмотреть эти дела в открытом судебном заседании, предъявив обвинения в государственной измене, подрыве безопасности, умышленном убийстве, злоупотреблении должностным положением и хищении денежных средств с использованием служебного положения. Некоторые пункты обвинения установлены, другие необходимо прояснять дополнительно. Но в целом обвинительная база такова, что, на мой взгляд, ждать дольше не имеет смысла.
      – Это дело чрезвычайной важности.
      – Я понимаю.
      – Обвиняемые – известные люди.
      – Это лишь усугубляет их вину.
      – Вы правы, Пазаир. Я открою судебный процесс после праздника Опет, несмотря на то, что Ашер до сих пор не найден.
      – Сути тоже.
      – Я разделяю ваше беспокойство. Поэтому я отдал приказание послать в район Коптоса отряд пехотинцев, чтобы совместно со специализированной стражей прочесать пустыню. В ваших выводах есть что-либо о том, кто убил Беранира?
      – К сожалению, нет. Во всяком случае, я не уверен.
      – Мне нужно его имя.
      – Я продолжу расследование в этом направлении.
      – Выдвижение Нефрет на пост старшего лекаря выглядит сомнительно. Злые языки непременно отметят, что обвинение Кадаша открывает путь для вашей супруги, и на этом основании попытаются ее дискредитировать.
      – Я думал об этом.
      – А какого мнения Нефрет?
      – Если Кадаш виновен, он должен быть осужден.
      – У вас нет права на ошибку. Осудить Денеса и Чечи будет непросто. Я боюсь, что на суде им удастся все передернуть: Ашер на такие вещи большой мастер. Предатели, как правило, умеют убедительно оправдывать свое коварство.
      – Я очень надеюсь на ваш трибунал: ложь перед ним не устоит.
      Баги положил руку на медное сердце, висевшее у него на шее. Этим жестом он показал, что перед чувством долга все остальное отступает на второй план.

* * *

      Заговорщики встретились в заброшенной усадьбе, где они имели обыкновение собираться в случае настоятельной необходимости. Денес, всегда торжествующий и уверенный в себе, был явно растерян.
      – Нам придется действовать очень быстро. Пазаир передал документы Баги.
      – Это слухи или серьезная информация?
      – Дело записано за трибуналом Баги, слушание начнется после праздника Опет. То, что обвинен Ашер, это неплохо, но я не хочу, чтобы оказалась запятнанной моя репутация.
      – Но разве поглотитель теней не должен был убить Пазаира?
      – Ему не везет, но он продолжает преследовать свою жертву.
      – Это очень мило с его стороны, но нас, между прочим, тащат в суд!
      – Не волнуйтесь, мы контролируем ситуацию. Нам достаточно задействовать лишь малую толику наших возможностей.
      – Но в этом случае мы себя выдадим.
      – Вовсе не обязательно. Достаточно послать простое письмо.
      План Денеса получил одобрение.
      – А чтобы впредь не попадать в такие щекотливые ситуации, я предлагаю начать действовать по одному из направлений нашего плана: заменить визиря. И тогда шаги Пазаира не будут иметь последствий.
      – А мы не слишком торопимся?
      – Подумайте сами: лучшего момента нам не найти.

* * *

      Ашер и Эфраим удивленно смотрели на сторожевого пса, который, выпрыгнув из повозки, кинулся к невысокому каменистому пригорку.
      – С тех пор как погиб его хозяин, – сказал Эфраим, – он как будто взбесился.
      – Он нам не нужен, – заметил полководец. – Сейчас, я полагаю, мы уже вне досягаемости патрульных стражников. Путь свободен.
      Пес, с пеной на губах, несся огромными прыжками. Он летел от скалы к скале, не обращая внимания на острые камни. Сути заставил Пантеру лечь ничком и натянул тетиву лука. На расстоянии выстрела собака остановилась как вкопанная.
      Человек и животное с вызовом смотрели друг на друга. Понимая, что промахнуться он не может, Сути ждал атаки. Убивать собаку ему не хотелось. Внезапно издав жалобный крик, собака легла. Отложив лук, Сути подошел поближе. Подчинившись воле человека, пес дал себя погладить. В его глазах были тоска и усталость. Избавившись от безжалостного хозяина, найдет ли он здесь новое пристанище?
      – Пойдем.
      Пес радостно забил хвостом. Сути обрел нового союзника.

* * *

      Пьяный Кадаш, шатаясь, вошел в пивную. То обстоятельство, что он непременно окажется замешан в предстоящем процессе, приводило его в бешенство. Несмотря на уверенность Денеса и надежное покровительство, которым пользовались заговорщики, тревога зубного лекаря усиливалась. Он чувствовал, что не в состоянии противостоять Пазаиру, и опасался, как бы предъявленные обвинения не помешали ему занять пост старшего лекаря. Кадаш испытывал непреодолимое желание забыться; вино ему не помогало, и он надеялся найти успокоение в объятиях проститутки.
      Сабабу владела крупнейшим заведением в Мемфисе и дорожила его репутацией. Прежде чем продемонстрировать богатым посетителям свое эротическое искусство, тамошние девицы читали клиентам стихи, танцевали и музицировали.
      Толкнув привратника и отстранив девушку, игравшую на флейте, Кадаш кинулся на молоденькую служанку-нубийку, державшую поднос с пирожными. Опрокинув оторопевшую девчонку на разноцветные подушки, он попытался ее изнасиловать. На ее вопли прибежала Сабабу и своей мощной рукой оттащила зубного лекаря.
      – Я хочу ее.
      – Эта малышка всего лишь служанка.
      – Но я ее хочу!
      – Немедленно покиньте заведение.
      Девочка спряталась за Сабабу.
      – Я готов заплатить сколько нужно.
      – Оставьте ваши деньги себе и уходите.
      – Она будет моей, клянусь, будет!
      Кадаш не отходил от пивной. Притаившись в темноте, он ждал, когда начнут выходить слуги. Взошло солнце, служанки, и нубийка вместе со всеми, вышли на улицу.
      Кадаш последовал за своей жертвой и в пустынном переулке схватил ее и закрыл ей ладонью рот. Девушка отбивалась, но зубной лекарь впал в такую ярость, что она покорилась. Сорвав с нее платье, он повалил ее и изнасиловал.

* * *

      – Дорогие коллеги, – объявил старейшина совета лекарей, – мы не можем больше откладывать назначение старшего лекаря царства. Поскольку у нас всего два кандидата, нам предстоит выбирать из них – Нефрет или Кадаш. Мы будем заседать до тех пор, пока не примем решения.
      Это предложение было одобрено всеми, и каждый член совета получил возможность выступить. Одни говорили спокойно, другие – со страстью. Сторонники Кадаша яростно клеймили Нефрет: разве она не использовала положение мужа, выдвинувшего обвинения против зубного лекаря, чтобы устранить соперника со своего пути? Клеветать на практикующего лекаря с безупречной репутацией, пачкать его доброе имя – подобные методы покрыли молодую женщину позором.
      Пожилой хирург добавил, что у Рамсеса Великого все чаще болели зубы, и ему хотелось бы иметь рядом с собой опытного врачевателя. К пожеланиям фараона, от которого зависело благополучие страны, следовало бы прислушаться. Никто не посмел возразить.
      После четырехчасовых дебатов приступили к голосованию, и старейшина совета объявил результаты.
      – Следующим старшим лекарем царства станет Кадаш.

* * *

      Покружившись вокруг Сути, осы накинулись на собаку, жевавшую сушеное мясо. Понаблюдав за ними, молодой человек обнаружил подземное гнездо.
      – Удача улыбнулась нам. Раздевайся.
      Пантера охотно приняла это приглашение и, нагая, обвилась вокруг его тела.
      – Любовью мы займемся позже.
      – Тогда зачем?..
      – Мне необходимо плотно закрыть все тело: я хочу вырыть осиное гнездо и положить его в бурдюк.
      – Если они тебя искусают, ты можешь умереть! С осами шутки плохи.
      – Я намерен жить до глубокой старости.
      – Чтобы спать с другими женщинами?
      – Прикройся.
      И Сути начал копать. Пантера помогала ему. Растревоженные осы пришли в бешенство, но их жала не могли проникнуть сквозь ткань. Сути засунул в бурдюк большую часть жужжащего роя.
      – Зачем они тебе?
      – Это военная тайна.
      – Перестань насмехаться надо мной.
      – Доверься мне и успокойся.
      Она положила руку ему на грудь.
      – Ашер не должен ускользнуть от нас.
      – Не беспокойся, я знаю пустыню как свои пять пальцев.
      – Если мы потеряем их след…
      Она опустилась на колени и начала, едва касаясь пальцами, ласкать ему верхнюю часть бедер с такой сладостной медлительностью, что он не устоял. Лежа между гнездом растревоженных ос и спящим сторожевым псом, они наслаждались друг другом со всей страстью молодости.

* * *

      Нефрет была потрясена. С того момента, как юную нубийку доставили в больницу, она рыдала, не переставая. Раны телесные усугублялись раной душевной: она цеплялась за руки лекаря как за спасательный круг. Дикарю, который надругался над ней, украв ее чистоту, удалось скрыться, но его видели несколько человек, сумевшие описать преступника довольно точно. Однако предъявить ему обвинение можно было лишь на основании показаний жертвы.
      Нефрет обработала истерзанное влагалище и дала девочке успокоительных капель. Мало-помалу бившая ее нервная дрожь затихла, и больная попросила пить.
      – Ты можешь говорить?
      Затравленный взгляд хорошенькой негритянки остановился на ее благодетельнице.
      – Я выздоровею?
      – Это я тебе обещаю.
      – Мне кажется, будто злые птицы клюют мой живот… Я не хочу, чтобы у меня был ребенок от этого мерзавца!