Жара была столь удушающей, что один лишь черный скорпион отважился отправиться в путешествие по песчаному двору каторжной тюрьмы. Затерянная где-то между долиной Нила и оазисом Харга, более чем на двести километров отстоящая от священного города Карнак, она была предназначена для воров-рецидивистов, приговоренных к длительным срокам принудительных работ. Если жара не слишком лютовала, заключенные приводили в порядок дорогу, соединяющую долину с оазисом, по которой следовали караваны ослов, навьюченных тюками товара.
      В который уже раз судья Пазаир подал свое ходатайство начальнику тюрьмы – великану, скорому на кулачную расправу с нарушителями дисциплины.
      – Не нравится мне этот мой особый режим. Я хочу работать как все.
      Пазаир был довольно высок ростом, худощав, с карими глазами, высоким лбом, обрамленным каштановыми волосами. Постаревший от невзгод, он, тем не менее, сохранил некое благородное достоинство, внушавшее уважение.
      – Вы не такой, как все.
      – Я заключенный.
      – Приговор вам не вынесен, вы сидите в одиночной камере. Для меня вы вообще как бы не существуете. Вашего имени нет в списках, у вас нет личного номера.
      – Но ведь это не помешает мне работать в каменоломнях.
      – Возвращайтесь к себе.
      Начальник лагеря побаивался этого судью. Ведь это он взбудоражил весь Египет, начав судебный процесс против знаменитого полководца Ашера, обвиненного офицером Сути, лучшим другом Пазаира, в пытках и убийстве египетского солдата-лазутчика и в сотрудничестве с заклятыми врагами – бедуинами и ливийцами.
      В том месте, что указал Сути, труп жертвы так и не нашли. И присяжные передали дело на дополнительное расследование. Однако последствий их решение не возымело, так как Пазаир, попав в ловушку, был обвинен в убийстве своего духовного отца, мудреца Беранира, будущего верховного жреца Карнака. Пойманный якобы на месте преступления, судья, вопреки закону, был арестован и сослан.
      Усевшись на обжигающий песок и скрестив ноги в позе писца, он, не переставая, думал о своей жене Нефрет. Очень долго не верил он в то, что она когда-нибудь его полюбит; потом пришло счастье, буйное, как летнее солнце. Но внезапно все рухнуло: он оказался изгнан из рая, безо всякой надежды когда-нибудь туда вернуться.
      Поднялся горячий ветер. Закрутив вихрем песок, он хлестал кожу, но Пазаир не обращал на это внимания: его голова была покрыта белой тканью. Снова и снова прокручивал он в голове эпизоды своего расследования.
      Скромный провинциальный судья, совершенно потерявшийся в огромном Мемфисе, напрасно так старался вникнуть во все детали этого странного дела. Он выяснил, что гибель пяти ветеранов, составлявших почетную стражу у большого сфинкса Гизы, была не чем иным, как бойней, замаскированной под несчастный случай; обнаружил кражу значительного количества небесного железа, предназначенного для храмов; установил существование заговора, объединявшего ряд высокопоставленных лиц. Но ему так и не удалось доказать вину полководца Ашера, которого он подозревал в намерении свергнуть Рамсеса Великого.
      И пока судья пытался получить более широкие полномочия, чтобы соединить разрозненные элементы этого дела, злой рок нанес свой удар. Пазаир не забыл ни одной подробности этой ужасной ночи. Анонимное письмо, из которого он узнал, что его учитель Беранир в опасности; безумная гонка по улицам города; обнаруженный труп Беранира; перламутровая игла, проткнувшая его шею; появление начальника стражников, без колебаний объявившего судью убийцей; мерзкое пособничество верховного стража и старшего судьи Мемфиса; камера-одиночка, каторжная тюрьма и, в конце пути, одинокая смерть и похороненная навеки правда.
      Все было подстроено чрезвычайно ловко. При поддержке Беранира судья имел возможность проводить расследование в храмах, чтобы найти расхитителей небесного железа. Однако и учитель, и ветераны оказались отстранены неведомыми силами, чьи цели также были неизвестны судье. Пазаир выяснил, что среди нападавших было несколько иноземцев, в том числе одна женщина; он подозревал, что в этот круг входили химик Чечи, зубной врач Кадаш и судовладелец Денес – человек богатый, влиятельный и бесчестный. Но полной уверенности в том, что его догадки справедливы, у него не было.
      Пазаир старался не обращать внимания на жару, песчаные бури и плохую пищу, потому что хотел выжить, снова обнять Нефрет и увидеть, как восторжествует справедливость.
      Что еще мог придумать старший судья, его вышестоящий начальник, чтобы объяснить его исчезновение; какую еще клевету распространяли там на его счет?
      Бежать отсюда было нереально, несмотря на то, что тюрьма была открыта в сторону прилегавших холмов. Пешком далеко не уйдешь. Его привезли сюда для того, чтобы он здесь и сгинул. Когда он вконец ослабнет, измучается, потеряет всякую надежду, то начнет заговариваться, подобно жалкому безумцу, бормочущему свои бредни.
      Нефрет и Сути, конечно же, его не покинут. Они не поверят лжи и клевете, они обыщут всю страну. Он должен держаться, даже если по его венам течет не кровь, а время.

* * *

      Пятеро заговорщиков собрались, как обычно, в заброшенной усадьбе. У всех было приподнятое настроение, события развивались именно так, как они планировали.
      Сообщники проникли в большую пирамиду Хеопса и похитили знаки отличия высшей власти, золотой локоть и завещание богов, без которого Рамсес Великий лишался своей легитимности, – все это приближало их к намеченной цели. Убийство ветеранов – хранителей сфинкса, открывшее им доступ в подземный проход, который вел во внутренность пирамиды, а также устранение судьи Пазаира выглядели на фоне этих успехов малозначащими подробностями, уже практически забытыми.
      – Однако главное еще не сделано, – объявил один из заговорщиков. – Рамсес сидит прочно.
      – Следует набраться терпения.
      – Говорите за себя!
      – Я говорю за всех; чтобы заложить основы нашей будущей империи, нужно время. Чем более Рамсес будет связан, чем меньше у него останется свободы действия, чем яснее он поймет, что его конец близок, тем легче мы добьемся своего. Он не сможет никому признаться в том, что пирамида разграблена и что источник сакральной энергии, за который он несет полную ответственность, иссяк.
      – Силы скоро покинут его; ему придется пройти через ритуал обновления.
      – Кто его заставит это сделать?
      – Традиция, жрецы, в конце концов, он сам! От этого долга невозможно уклониться.
      – Но на празднике он должен будет явить народу завещание богов!
      – Которое находится у нас.
      – И тогда Рамсес отречется и передаст трон своему преемнику.
      – Тому, на которого укажем мы.
      Заговорщики заранее наслаждались своей победой. Они не оставят выбора Рамсесу Великому, низведя его до положения раба. Все члены их союза будут вознаграждены в соответствии с их заслугами, и каждый займет привилегированное положение. У их ног будет лежать самая великая страна в мире; они перестроят ее внутренние механизмы, изменят их движение – в соответствии со своим видением, полностью противоположным взглядам Рамсеса, который живет в плену устаревших ценностей.
      В то время как плод дозревал, они продолжали расширять свою сеть из сторонников, союзников и сочувствующих. Преступления, подкупы, насилие… Никого из заговорщиков это не смущало. Власть того стоила.

      Закат окрашивал холмы в розовые тона. В этот час пес Пазаира Смельчак и его осел Северный Ветер должны были вкушать блюда, которые на исходе долгого трудового дня приготовила для них Нефрет. Скольких больных она поставила на ноги за время его отсутствия? Продолжает ли жить в их маленьком доме в Мемфисе, весь первый этаж которого занимает рабочая комната судьи, или, устав от городской суеты, вернулась в деревню в фиванской округе и лечит людей там?
      Мужество оставляло Пазаира. Он, отдавший свою жизнь служению Закону, лучше других знал, что справедливости ему не дождаться. Ни один суд не признает его невиновности. И даже если ему удастся выйти из этой тюрьмы, что он сможет предложить Нефрет?
      Рядом сел какой-то старик – худой, беззубый, с обветренной и морщинистой кожей. Он вздохнул.
      – Для меня с этим покончено. Слишком старый. Начальник освободил меня от переноски камней. Теперь я буду при кухне. Хорошая новость, да?
      Пазаир согласно кивнул.
      – А ты почему не работаешь? – спросил старик.
      – Мне не разрешают.
      – Ты что-то украл?
      – Да нет.
      – Здесь собрались отъявленные воры. Их ловили столько раз, что с этой каторги им не выйти: они нарушили клятву, что больше не будут воровать. Судьи такого не прощают.
      – Ты их осуждаешь? Старик плюнул в песок.
      – Странный вопрос! А ты что, на стороне судей?
      – Я сам судья.
      Даже новость о собственном освобождении не произвела бы на собеседника Пазаира большего впечатления.
      – Ты шутишь.
      – Думаешь, у меня есть настроение шутить?
      – Вообще-то нет… Судья, настоящий судья!
      Он рассматривал Пазаира настороженно и уважительно.
      – И что же ты сделал?
      – Расследовал одно дело, а мне захотели заткнуть рот.
      – Интересное, должно быть, дельце. А я вообще невиновен. Один конкурент-жулик обвинил меня в том, что я украл мед. А мед был мой.
      – Ты разводишь пчел?
      – У меня была пасека в пустыне, мои пчелы приносили лучший мед в Египте. Конкурентам это не нравилось, и они меня подставили. А в суде я разнервничался. Не признал обвинительный приговор, потребовал повторного расследования. И вместе с писцом сам подготовил свою защиту. Я был уверен, что выиграю дело.
      – Но тебя приговорили.
      – Конкуренты подбросили мне какие-то вещи, как будто я их украл, и дальнейшее расследование было прекращено.
      – Судья был неправ. Я бы на его месте повнимательнее занялся теми, кто тебя обвинял.
      – А если бы ты и вправду занялся этим? И выяснил бы, что все доказательства против меня сфабрикованы?
      – Сперва надо выйти отсюда.
      Старик-пчеловод снова плюнул в песок.
      – Судью, который неправильно ведет дело, не сажают в камеру-одиночку. Да еще в такую тюрьму, как эта. Тебе ведь даже нос не отрезали. Наверное, ты был шпионом или что-нибудь в этом роде.
      – Думай как хочешь.
      Старик поднялся и отошел.
      К вечерней похлебке Пазаир даже не притронулся. Желание бороться покинуло его. Что мог он предложить Нефрет, кроме стыда и бесправного существования? Будет лучше, если они больше не увидятся, и она забудет его. Пусть в ее памяти он останется неподкупным слугой закона, безумно влюбленным в нее и мечтавшим о торжестве справедливости. Вытянувшись на спине, Пазаир смотрел в небо, принявшее цвет лазурита. Завтра он исчезнет.

* * *

      По Нилу плыли белые паруса. В эти закатные часы гребцы развлекались тем, что прыгали с лодки на лодку, а северный ветер все ускорял их ход. Падали в воду, смеялись, окликали друг друга.
      Сидящая на крутом берегу реки женщина не слышала их криков. Это была Нефрет, светловолосая, с чистым и нежным лицом, глазами цвета летнего неба, прекрасная, как распустившийся цветок лотоса. Она вызывала дух Беранира, ее убитого учителя, чтобы попросить его защитить Пазаира, которого она любила всем сердцем. Она получила официальное уведомление о его смерти, но не верила в нее.
      – Могу ли я отвлечь вас на мгновение?
      Она обернулась. Перед ней стоял старший лекарь египетского двора, пятидесятилетний красавец Небамон. Ее самый лютый враг. Несколько раз он пытался сломать ей карьеру. Нефрет ненавидела этого царедворца, жадного до денег и женщин, использующего свое ремесло для достижения собственных целей, обогащения и власти над другими.
      Небамон окинул молодую женщину восхищенным и страстным взглядом: льняное платье не скрывало ее безупречных и волнующих форм. Упругая, высокая грудь, длинные стройные ноги, изящные ступни и кисти рук притягивали взгляд. Нефрет была ослепительна.
      – Оставьте меня, прошу вас.
      – Вам следовало бы быть со мной полюбезнее; я знаю кое-что весьма интересное для вас.
      – Ваши интриги мне неинтересны.
      – Речь идет о вашем муже.
      Она не сумела скрыть своего волнения.
      – Он умер.
      – Вы не точны, моя дорогая.
      – Лжете!
      – Я знаю правду.
      – Я должна встать перед вами на колени?
      – Нет, вы мне больше нравитесь гордой и неуступчивой. Пазаир жив, но его обвиняют в убийстве Беранира.
      – Но это… полный абсурд! Я не верю вам.
      – И напрасно. Верховный страж Монтумес арестовал его и посадил в одиночную камеру.
      – Пазаир не убивал своего учителя.
      – Монтумес уверен в обратном.
      – Его хотят сломать, испортить ему репутацию, чтобы помешать продолжить свое расследование.
      – Какая разница.
      – А зачем вы мне все это говорите?
      – Я единственный, кто может доказать невиновность Пазаира.
      По телу Нефрет прошел трепет тоски, смешанной с надеждой.
      – Если вам угодно, чтобы я довел свою информацию до ушей старшего судьи, выходите за меня замуж и забудьте своего жалкого мужа. Такова цена его свободы. А возле меня вы займете достойное вас место. Сейчас от вас зависит, будет ли Пазаир освобожден или сгинет в тюрьме.

      Согласиться на предложение Небамона было бы для Нефрет ужасно, но, отказав ему, она превращалась в палача Пазаира. Где он томится, какие мучения испытывает? Если она будет тянуть время, он может не выдержать. Нефрет не могла посоветоваться даже с Сути, верным другом и духовным братом мужа: если он узнает о гнусном предложении старшего лекаря, он его убьет.
      Она решила согласиться на предложение этого шантажиста, но при условии, что он устроит ей встречу с Пазаиром. Обесчещенная и отчаявшаяся, она расскажет ему все и отравится.
      К молодой женщине подошел Кем, пристав-нубиец, помощник ее мужа. В отсутствие судьи он продолжал совершать свои обходы по городу вместе с Убийцей, устрашающим павианом, помогавшим ему арестовывать воров, в ноги которых тот впивался клыками.
      Кем был замешан в убийстве офицера, занимавшегося перепродажей золота, и приговорен за это к отрезанию носа; но поскольку было признано, что в этом деле нубиец оказался на стороне закона, ему позволили стать судебным приставом. Его уродство слегка скрашивал деревянный крашеный протез.
      Кем очень уважал Пазаира. Не испытывая никакого трепета к закону, он был убежден в порядочности молодого правоведа и именно ее считал причиной его исчезновения.
      – У меня есть возможность узнать, где находится Пазаир, – серьезно объявила ему Нефрет.
      – В царстве мертвых, откуда никто не возвращается. Разве полководец Ашер не показывал вам донесение, из которого следует, что Пазаир погиб в Азии, куда направился в поиске доказательств?
      – Это была фальшивка, Кем. Пазаир жив.
      – Вам солгали?
      – Пазаира обвиняют в убийстве Беранира, но старший лекарь Небамон может доказать его невиновность.
      Кем взял Нефрет за плечи:
      – Он спасен!
      – При условии, что я выйду замуж за Небамона.
      – Да он смеется над вами? – рассвирепел нубиец.
      – Я хочу увидеть Пазаира.
      Кем пощупал свой деревянный нос:
      – Вы не пожалеете, что рассказали мне все.

* * *

      После отъезда каторжников на работы Пазаир направился в кухню – деревянное строение под холщевой крышей. Огонь там разжигали с помощью кремня, который он рассчитывал украсть, чтобы вскрыть себе вены. Смерть медленная, но верная; под жарким солнцем он будет постепенно погружаться в сладостное оцепенение. А вечером надзиратель пнет его ногой, и бесчувственный труп опрокинется на обжигающий песок. Эти последние часы душа Нефрет будет рядом с ним, он надеялся, что она незримо будет сопровождать его в последний путь. Он схватил острый камень и тут же получил сокрушительный удар в затылок и рухнул среди кастрюль и мисок. Старик-пчеловод с деревянным черпаком в руках иронически заметил:
      – Судья встал на путь воровства! Зачем тебе этот камень? Не двигайся, а то приложу еще раз! Собрался пустить себе кровь и уйти из этого проклятого места дорогой дурацкой смерти? Глупо и недостойно приличного человека.
      Старик заговорил тише:
      – Послушай меня, судья, я знаю, как выбраться отсюда. Мне не хватит сил пройти через пустыню. А ты молод. Я научу тебя, если ты согласишься помочь мне и докажешь мою невиновность.
      Пазаир начал приходить в себя.
      – Это бесполезно.
      – Ты отказываешься?
      – Даже если мне удастся бежать, я больше не смогу работать судьей.
      – Сделай это ради меня.
      – Невозможно. Меня обвиняют в преступлении.
      – Тебя? Это смешно!
      Пазаир потер себе затылок. Старик помог ему подняться.
      – Завтра последний день месяца. Из оазиса сюда придет повозка с грузом продовольствия; обратно она пойдет порожняком. Заберись внутрь и вылезай, когда увидишь справа по ходу движения первую реку. Поднимись по ее руслу до подножия холма; там, в глубине пальмовой рощи, увидишь источник. Наполни свой бурдюк. И иди по направлению к лощине и постарайся встретить кочевников. Так, по крайней мере, у тебя будет шанс.

* * *

      Старший лекарь Небамон уже во второй раз делал операцию по удалению жировых отложений Силкет, молодой супруге богача Бел-Трана, торговца папирусом и важного государственного чиновника, чье влияние постоянно росло. Как пластический хирург, Небамон требовал со своих пациенток огромные гонорары, которые те выкладывали беспрекословно. Драгоценные камни, ткани, съестные припасы, мебель, скот и инструменты стекались к нему, умножая его богатства, где не хватало лишь одного неоценимого сокровища – Нефрет. У него были красивые женщины, но ни в одной из них не соединялись столь гармонично ум и обаяние, источая какой-то особый, неповторимый свет.
      И как она только могла влюбиться в этого нелепого Пазаира? Легкомыслие юности, о котором она сожалела бы всю жизнь, не вмешайся Небамон.
      Иногда он чувствовал себя могущественным фараоном – разве он не обладал секретами, которые могли спасать и продлевать чьи-то жизни, разве он не царил над всеми лекарями и фармацевтами, разве не был он тем, у кого в ногах валялись многие важные персоны, умоляя вернуть им здоровье? Его помощники трудились в безвестности, разрабатывая самые эффективные методы лечения, Небамон пожинал плоды этих трудов. А Нефрет обладала медицинским гением, который надо было использовать.
      После удачной операции Небамон позволял себе неделю отдыха в своем загородном доме, к югу от Мемфиса, где целая армия слуг исполняла его малейшие желания. Доверив завершение второстепенных задач своей команде, которую он держал в строгости, лекарь составлял список приглашенных для увеселительной прогулки на барке. Его ожидали тонкие белые вина из Дельты и его собственных виноградников и последние изыски повара.
      Управляющий сообщил, что в прихожей ждет молодая и хорошенькая посетительница. Заинтригованный Небамон направился к дверям.
      – Нефрет! Какой чудесный сюрприз… Вы позавтракаете со мной?
      – Я тороплюсь.
      – Вы скоро сможете увидеть мою усадьбу, я в этом уверен. Вы дадите мне ответ?
      Нефрет опустила голову. Лекарь ощутил прилив радости.
      – Я знал, что вы прислушаетесь к голосу разума.
      – Дайте мне время.
      – Но раз вы здесь, значит, решение уже принято.
      – Вы дадите мне возможность увидеть Пазаира?
      На лице Небамона появилась гримаса.
      – Это лишнее испытание для вас. Спасите Пазаира и забудьте его.
      – Я должна с ним увидеться в последний раз.
      – Дело ваше. Но мои условия остаются прежними: сперва вы должны доказать мне свою любовь. И после этого я начну действовать. Только после этого. Вы согласны?
      – У меня нет возможности торговаться.
      – Я ценю вашу мудрость, Нефрет; она может сравниться только с вашей красотой.
      Он нежно взял ее за запястье.
      – Нет, Небамон, не здесь и не сейчас.
      – Где и когда?
      – В большой пальмовой роще, у колодца.
      – Это памятное для вас место?
      – Я часто хожу туда.
      Небамон улыбнулся:
      – Природа – прекрасный антураж для любви. Я, как и вы, считаю, что пальмы – это очень поэтично. Когда?
      – Завтра вечером, после захода солнца.
      – Пусть сумерки скроют наше первое объятие; но впредь мы не будем таить нашу любовь от дневного света.

      Увидев реку, вьющуюся между скал в направлении холма, открытого всем ветрам, Пазаир выскользнул из повозки и бесшумно спрыгнул на песок. Повозка покатила дальше, сквозь жару и пыль. Сонный возница предоставил впряженным в нее быкам полную свободу.
      Никто не преследовал беглеца, потому что адская жара и жажда не оставляли ему ни малейшего шанса выжить. Если когда-нибудь караульный отряд наткнется на кучку его костей, он подберет их. Босой, в старой набедренной повязке, судья заставлял себя идти медленно, чтобы экономить силы. Там и сям на песке виднелся волнистый след, оставленный рогатой гадюкой, страшной пустынной змеей, чей укус был смертельным.
      Пазаир представил себе, что гуляет с Нефрет среди каналов по зеленой деревенской местности, оживляемой птичьим пением; окружающий пейзаж показался ему менее враждебным, его походка стала более легкой. Он шел по пересохшему руслу реки до подножия покатого холма, где упрямо торчали три нелепые пальмы.
      Пазаир встал на колени и поскреб пальцами землю; под верхней потрескавшейся коркой, на глубине нескольких сантиметров, песок был влажным. Старый пчеловод не обманул. Еще через час тяжких усилий, прерывавшихся короткими передышками, он увидел воду. Напившись всласть, Пазаир снял повязку, почистил ее песком и наполнил драгоценной влагой припасенный бурдюк.
      Ночью он шел на восток. Вокруг слышался свист – это с заходом солнца на охоту выходили змеи. Если он наступит на одну из них, это будет означать неминуемую и ужасную смерть. Лишь такой опытный врач, как Нефрет, знала противоядия. Забыв об опасности, при свете луны судья стремительно шел вперед. Когда занялась заря, он утолил жажду, вырыл в земле углубление и заснул, свернувшись калачиком.
      Проснулся он, когда солнце уже клонилось к закату. С горящей головой и усталым телом он вновь устремился на восток, к долине, такой далекой, что она казалась недостижимой. Запас воды подошел к концу, и ему оставалось надеяться лишь на то, что он наткнется на другой колодец, обозначенный горкой камней. Один на этом бесконечном пространстве, то плоском, то бугристом, он шел вперед. Губы его пересохли, язык распух, силы были на исходе. Надеяться оставалось лишь на помощь богов.

* * *

      На опушке большой пальмовой рощи Небамон спустился с носилок и отпустил их. Он предвкушал чудесную ночь – Нефрет обещала отдаться ему. Правда, ему хотелось, чтобы это случилось в более естественной обстановке, но, в конце концов, это не имело особого значения. По обыкновению своему он добивался чего хотел.
      Стражники, охранявшие рощу, сидя под деревьями, играли на флейтах, попивая свежую воду и болтая между собой. Старший лекарь устремился по главной аллее, свернул налево и направился к старому колодцу. Место было тихим и уединенным.
      Ему показалось, что она появилась из лучей заходящего солнца, окрасившего оранжевыми тонами ее льняную тунику.
      Нефрет уступала ему. Она, такая гордая, бросившая ему вызов, повиновалась, как рабыня. Он завоюет ее. Она забудет о прошлом и поймет, что только Небамон даст ей ту жизнь, о которой она мечтала, сама не зная об этом. Она слишком любила свое ремесло, чтобы долго оставаться на вторых ролях; стать женой старшего лекаря – разве это не было ее заветной целью?
      Она не двигалась. Он приблизился.
      – Я увижу Пазаира?
      – Я же дал вам слово.
      – Верните ему свободу, Небамон.
      – Я сделаю это, если вы станете моей.
      – Зачем так жестоко? Будьте великодушны, умоляю вас.
      – Вы смеетесь надо мной?
      – Я взываю к вашей совести.
      – Вы станете моей женой, Нефрет, потому что я так решил.
      – Не настаивайте.
      Он остановился в двух шагах от своей жертвы:
      – Я люблю смотреть на вас, но хочу и других наслаждений.
      – Уничтожить меня?
      – Освободить вас от иллюзорного чувства и убогого существования.
      – Повторяю свою просьбу, откажитесь от меня.
      – Вы принадлежите мне, Нефрет. И Небамон протянул к ней руку.
      Но как только лекарь коснулся ее, он оказался отброшенным на землю. Растерянный Небамон увидел нападавшего – огромного павиана, с открытой пастью и пеной на губах. Его мощная, покрытая шерстью левая рука держала лекаря за горло, а правой он сжимал и выкручивал жертве яйца. Небамон завопил. Ему на лоб опустилась нога Кема. Павиан, не ослабляя хватки, замер.
      – Если вы откажетесь нам помочь, мой павиан оторвет вам мужское достоинство. Я ничего не видел, а его вряд ли будут мучить угрызения совести.
      – Чего вы хотите?
      – Доказательства невиновности Пазаира.
      – Да нет, я…
      Бабуин глухо зарычал. Его пальцы начали сжиматься.
      – Я согласен, согласен!
      – Говорите.
      Небамон тяжело дышал.
      – Когда я осматривал труп Беранира, я понял, что смерть наступила несколько часов назад. Возможно даже, что с ее момента прошли целые сутки. Я видел это по глазам, цвету кожи, по тому, как сжаты челюсти, по состоянию раны… Клинические признаки никогда не обманывают. Все это я записал на папирусе. То есть ни о каком захвате на месте преступления речь не шла, Пазаир был всего лишь свидетелем. Против него нет никаких серьезных улик.
      – Почему вы скрыли правду?
      – Слишком удобный случай… Нефрет наконец-то оказывалась в моей власти.
      – Где сейчас Пазаир?
      – Я… я не знаю.
      – Знаете наверняка.
      Бабуин снова зарычал. Перепуганный Небамон покорился.
      – Я подкупил начальника стражников, чтобы он оставил Пазаира в живых. Это было необходимо для достижения моей цели. Судью держат в одиночной камере, но я не знаю где.
      – Вы знаете, кто настоящий убийца?
      – Нет, клянусь, что не знаю!
      Кем не сомневался в искренности этих слов. Когда в допросе участвовал павиан, подозреваемые не лгали.
      Нефрет молилась, вознося благодарность душе Беранира. Учитель не дал погибнуть своему ученику.

* * *

      Только фиги и сыр – таков был скудный обед старшего судьи царского портика. К бессоннице добавилось отсутствие аппетита. С трудом вынося чье-либо присутствие, он отослал своего слугу. В чем он мог себя упрекнуть, ведь он лишь стремился помешать тому, чтобы в Египте воцарился хаос? Тем не менее, его совесть была неспокойна. Никогда на протяжении своей долгой карьеры он не отходил так далеко от истины. Он с отвращением оттолкнул деревянную миску.
      Снаружи послышались стоны. Может, это духи, которые, если верить россказням магов, приходят мучить души недостойных? Старший судья вышел. Кем, сопровождаемый караульным павианом, тащил за ухо старшего лекаря Небамона.
      – Господин старший лекарь желает сделать признание.
      Старший судья не любил этого нубийца. Он знал его бурное прошлое, не одобрял методов его работы и сожалел, что его взяли на службу стражником.
      – Вы привели Небамона под конвоем. Его показания не будут иметь силы.
      – Речь идет не о показаниях, а о признании. Лекарь попытался высвободиться. Павиан легонько прикусил его за ляжку.
      – Осторожнее, – посоветовал Кем. – Если его разозлить, он прокусит насквозь.
      – Уходите! – гневно приказал судья.
      Кем подтолкнул лекаря к нему.
      – Поторопитесь, Небамон. – заметил он. – Павианы не отличаются терпением.
      – Я располагаю сведениями по делу Пазаира, – прохрипел лекарь.
      – Не сведениями, – уточнил Кем, – а доказательствами его невиновности.
      Старший судья побледнел.
      – Это провокация?
      – Старший лекарь – человек серьезный и уважаемый.
      Небамон вытащил из-под туники свернутый и запечатанный свиток папируса.
      – Здесь записаны мои выводы по поводу осмотра трупа Беранира. Поимка… на месте преступления – это ошибка. Я забыл… передать вам этот рапорт.
      Старший судья прикоснулся к документу с такой опаской, как будто это были горячие угли.
      – Мы ошиблись, – с прискорбием признал он. – Но для Пазаира уже слишком поздно.
      – Возможно, что и нет, – возразил Кем.
      – Вы забываете, что его нет в живых!
      Нубиец улыбнулся:
      – Возможно, что это еще одна ваша ошибка. А может, и добросовестное заблуждение.
      Нубиец взглянул на павиана, и тот отпустил свою жертву.
      – Я… я свободен?
      – Катитесь.
      Небамон, прихрамывая, потрусил к выходу. На его ноге ясно отпечатались следы обезьяньих зубов. Глаза их обладателя горели в темноте красным огнем.
      – Я вам подыщу хорошее место, Кем, если вы согласитесь забыть эти печальные обстоятельства.
      – Не вмешивайтесь больше в это дело, старший судья, не мешайте мне ловить убийцу. И когда я его поймаю, вам придется сказать правду. Всю правду.

      Застывший пейзаж из белого песка и черно-белых гор внезапно оживило облако пыли, поднятое появлением двух всадников. Пазаир заполз в тень большого обломка камня, отвалившегося от пирамиды. Без воды двигаться дальше было безумием.
      Если это стражники пустыни, то они вернут его в тюрьму. А если бедуины, то все зависит от их настроения: они могут его пытать или взять в рабство. По этим пустынным местам рискуют передвигаться только караваны. В лучшем случае Пазаир из каторжника превратится в раба.
      Это бедуины, в цветных полосатых бурнусах! У них длинные волосы и короткие бороды.
      – Ты кто?
      – Я бежал из каторжной тюрьмы.
      Тот, что помоложе, спешился и стал рассматривать Пазаира.
      – У тебя измученный вид.
      – Я хочу пить.
      – Воду надо заслужить. Поднимайся и сразимся.
      – У меня нет сил.