37

Процесс начался, как говорится в ритуальной формуле, «перед вратами правосудия, где внемлют жалобе всякого страждущего, дабы отличить истину от лжи, в том великом месте, где защищают слабых, дабы уберечь их от сильных». Отведенный для суда двор перед пилоном храма Птаха был специально расширен, чтобы вместить множество знатных зрителей и простолюдинов, проявивших интерес к событию.

Судья Пазаир вместе со своим секретарем восседал в глубине открытого храмового зала. Справа от него – присяжные: верховный страж Монтумес, госпожа Нанефер, Беранир, Бел-Тран, жрец храма Птаха, жрица храма Хатхор, землевладелец и столяр. Присутствие Беранира, которого многие почитали как мудреца, свидетельствовало о значимости дела. Старший судья царского портика сидел слева от Пазаира. Как представитель иерархии он был призван следить за правильным ходом процесса.

Оба судьи, облаченные в длинные белые туники и скромные традиционные парики, вместе развернули папирус, воспевавший золотой век безраздельного господства мировой гармонии – Маат.

– Я, судья Пазаир, объявляю открытым процесс, где офицер-колесничий Сути выступит с обвинением против полководца Ашера, правого царского знаменосца и наставника офицеров азиатского отряда египетского войска.

Поднялся ропот. Если бы не строгая торжественность места, многие сочли бы, что это шутка.

– Я вызываю колесничего Сути.

Герой произвел впечатление на толпу. Красивый, самоуверенный, он вовсе не походил на мечтателя-визионера или растерянного солдата, поругавшегося с начальством.

– Клянетесь ли вы говорить правду перед этим судом?

Сути прочел предложенный ему секретарем текст присяги.

– Вечной жизнью Амона и вечной жизнью фараона – да продлятся дни его в процветании и гармонии, ибо его могущество сильнее смерти, – клянусь говорить правду.

– По какой причине вы подали в суд?

– Я обвиняю полководца Ашера в вероломстве, измене родине и убийстве.

Присутствующие не могли скрыть удивления, послышались возмущенные возгласы.

Вмешался старший судья.

– Из почтения к богине Маат я требую тишины во время заседания. Всякий нарушивший ее будет немедленно удален и приговорен к большому штрафу.

Предупреждение подействовало.

– Колесничий Сути, – продолжал Пазаир, – есть ли у вас доказательства?

– Есть.

– Согласно закону, – сообщил судья, – я провел расследование. Оно позволило мне обнаружить ряд весьма странных фактов, которые я считаю связанными с основным обвинением. Таким образом, я выдвигаю предположение о заговоре против государства и об угрозе безопасности страны.

Напряжение возрастало. Те, кто впервые видел Пазаира, поражались серьезности молодого человека, твердости его поведения и весомости его слов.

– Я вызываю полководца Ашера.

Как ни знаменит был Ашер, ему пришлось предстать перед судом. Закон не допускал ни замены, ни представительства. Маленький человечек с лицом грызуна вышел вперед и произнес клятву. Одет он был по-военному – короткий передник, поножи, перевязь.

– Полководец Ашер, что вы можете сказать в ответ на обвинение?

– Офицер-колесничий Сути, которого я же таковым и назначил, – человек храбрый. Я наградил его знаком золотой мухи. В ходе последней азиатской кампании он совершил много громких подвигов и вполне может быть признан героем. Я считаю его первоклассным лучником, одним из лучших во всем нашем войске. Его обвинения необоснованны. Я их отвергаю. Наверное, это какое-то странное заблуждение.

– Иными словами, вы считаете себя невиновным?

– Да, я невиновен.

Сути сел у подножия колонны лицом к судье в нескольких метрах от него. Ашер точно так же устроился с другой стороны, возле присяжных, которые могли легко наблюдать за его поведением и выражением лица.

– Задача данного суда, – уточнил Пазаир, – заключается в установлении истины. Если подтвердится факт убийства, дело будет передано на суд визиря. Я вызываю зубного лекаря Кадаша.

Кадаш, явно нервничая, произнес клятву.

– Признаете ли вы себя виновным в попытке воровства в армейской мастерской, возглавляемой химиком Чечи?

– Нет.

– Как вы объясните свое присутствие в этом месте?

– Я пришел купить высококачественной меди. Сделка не заладилась.

– Кто вам сказал, что такой металл в мастерской есть?

– Старший по казарме.

– Это неправда.

– Я утверждаю, что…

– Суд располагает письменным свидетельством. По этому пункту вы солгали. Кроме того, вы повторили свою ложь, после того как принесли клятву, совершив тем самым лжесвидетельство.

Кадаш вздрогнул. За такое суровые присяжные приговаривают к каторжным работам в рудниках, снисходительные – к сезону полевых работ.

– Я ставлю под сомнение ваши предыдущие ответы, – продолжал Пазаир, – и повторяю свой вопрос: кто сообщил вам о существовании и местонахождении ценного металла?

Кадаш стоял с открытым ртом, явно потеряв дар речи.

– Это был химик Чечи?

Зубной лекарь заскулил, ноги его подкосились. По знаку Пазаира, секретарь отвел его на место.

– Я вызываю химика Чечи.

На мгновение Пазаиру показалось, что ученый с грустным лицом на суд не явится. Но он повел себя благоразумно.

Полководец попросил слова.

– Позвольте мне выразить удивление. Вам не кажется, что речь идет о совсем другом процессе?

– Эти люди, на мой взгляд, имеют отношение к разбираемому нами делу.

– Ни Кадаш, ни Чечи под моим началом не служили.

– Потерпите немного, полководец.

Ашер недовольно взглянул на химика краем глаза. Внешне он держался весьма непринужденно.

– Вы работаете для армии в особой мастерской, и ваша задача – совершенствование вооружения?

– Да.

– На самом деле вы исполняете две должности: одну, официальную – при свете дня, в дворцовой мастерской, другую, куда менее заметную – в тайной мастерской в казарме.

Чечи в ответ только кивнул.

– Из-за попытки ограбления, произведенной зубным лекарем Кадашем, вы перенесли мастерскую в другое место, но в суд подавать не стали.

– Я обязан соблюдать тайну.

– Будучи специалистом по металлам и процессу литья, вы получаете сырье от армии, складируете его и переписываете.

. – Разумеется.

– Почему вы скрывали слитки небесного железа, предназначенные для ритуальных целей, и тесло из того же металла?

Вопрос поразил присутствующих. И сам металл, и названный предмет относились исключительно к сакральной деятельности храмов; их хищение каралось смертной казнью.

– Я ничего не знаю о существовании этого сокровища.

– Как вы объясните его появление в вашей мастерской?

– Злой умысел.

– У вас есть враги?

– Сделав так, чтобы меня осудили, можно положить конец моим исследованиям и нанести вред Египту.

– По происхождению вы не египтянин, вы – бедуин.

– Я забыл об этом.

– Вы солгали смотрителю особых мастерских, сказав, что родились в Мемфисе.

– Мы просто не поняли друг друга. Я имел в виду, что чувствую себя коренным жителем Мемфиса.

– Армейские власти проверили и подтвердили ваше утверждение. Не в вашем ли ведении, полководец Ашер, находилась служба проверки?

– Возможно, – пробормотал тот.

– Таким образом, вы утвердили ложь.

– Не я, а чиновник, работавший под моим началом.

– По закону вы в ответе за ошибки своих подчиненных.

– Согласен, но кто же станет проверять такие мелочи? Писцы ежедневно ошибаются при составлении донесений. Кроме того, Чечи стал настоящим египтянином. Его деятельность свидетельствует об оказанном ему доверии, которое он вполне оправдал.

– Существует, однако, иная версия изложенных фактов. Вы давно знаете Чечи, познакомились с ним во время одной из первых своих азиатских кампаний. Вас заинтересовало его дарование химика; вы облегчили ему путь на территорию Египта, умолчали о его прошлом и обеспечили работу в области разработки оружия.

– Чистые домыслы.

– Небесное железо – не домысел. Зачем оно вам понадобилось и почему вы передали его Чечи?

– Все это выдумки.

Пазаир повернулся к присяжным.

– Прошу обратить внимание на то, что Кадаш – ливиец, а Чечи – бедуин из Сирии. Я считаю, что эти двое действовали сообща и были связаны с полководцем Ашером. Они давно готовят заговор и рассчитывали перейти к решительным действиям, используя небесное железо.

– Это всего лишь ваше убеждение, – возразил полководец. – Вы не располагаете доказательствами.

– Признаю, я установил лишь три непреложных факта: лжесвидетельство Кадаша, ложное заявление Чечи и административная небрежность ваших служб.

Полководец вызывающе скрестил руки на груди. Пока судья был просто смешон.

– Второй аспект моего расследования, – продолжал Пазаир, – происшествие у большого сфинкса в Гизе. Согласно официальному документу, подписанному полководцем Ашером, пятеро ветеранов, составлявшие почетную стражу памятника, погибли в результате несчастного случая. Вы это подтверждаете?

– Да, я поставил на этом документе свою печать.

– Это изложение событий не соответствует действительности.

Ашер встревожился.

– Армия оплатила похороны этих несчастных.

– Точную причину смерти троих из них, начальника стражи и двух его товарищей, проживавших в Дельте, мне установить не удалось; еще двое были отправлены на пенсию в фиванский район. Следовательно, после предполагаемого несчастного случая они были еще живы.

– Это очень странно, – признал Ашер. – А можно их услышать?

– Они оба мертвы. Четвертый ветеран стал жертвой несчастного случая в собственной пекарне; если, конечно, его не столкнули в печь. Пятый, испугавшись, скрывался под видом перевозчика. Он утонул, вернее, был убит.

– Есть возражение, – заявил старший судья. – Согласно донесению, поступившему в мою контору, начальник местной стражи считает, что это несчастный случай.

– Как бы то ни было, по меньшей мере двое из пяти ветеранов не погибли, упав со сфинкса, как пытался убедить меня полководец Ашер. Кроме того, перевозчик успел поговорить со мной перед смертью. Его товарищи подверглись нападению и были убиты вооруженными людьми, среди которых было несколько мужчин и одна женщина. Они общались на чужом языке. Такова правда, скрытая за рапортом полководца.

Старший судья портика нахмурился. Не вынося Пазаира, он тем не менее не ставил под сомнение слова судьи, сказанные во всеуслышание и сообщающие о новом, необычайно серьезном и тревожном факте. Даже Монтумес дрогнул; начинался истинный процесс.

Полководец рьяно защищался.

– Я каждый день подписываю множество рапортов, лично не проверяя факты, а до ветеранов мне дела мало.

– Присяжным будет интересно узнать, что мастерская Чечи, где хранился ящик с железом, находилась в казарме для ветеранов.

– Какая разница, – раздраженно парировал Ашер. – Несчастный случай был засвидетельствован воинской стражей, я всего лишь подписал административный документ, чтобы можно было организовать похороны.

– Вы отрицаете под присягой, что были извещены о нападении на почетную стражу сфинкса?

– Да, отрицаю. И я также отрицаю, что прямо или косвенно замешан в гибели этих пятерых несчастных. Я ничего не знал ни о самой трагедии, ни о ее последствиях.

Полководец защищался с таким воодушевлением, что расположил к себе большинство присяжных. Конечно, судья обнаружил страшное происшествие, но Ашеру можно вменить в вину лишь незначительную административную оплошность, но никак не соучастие в кровавых убийствах.

– Я считаю, – вмешался старший судья, – что, вместо того чтобы перебирать странные обстоятельства этого дела, необходимо провести дополнительное расследование. Но не следует ли поставить под сомнение заявление пятого ветерана? Чтобы произвести впечатление на судью, он вполне мог сочинить невероятную историю.

– Несколько часов спустя он умер, – напомнил Пазаир.

– Прискорбное стечение обстоятельств.

– Если он все же был убит, значит, кто-то хотел помешать ему рассказать больше и выступить здесь, на суде.

– Даже если согласиться с вашей версией, – сказал полководец, – каким боком это касается меня? Если бы я проверил, я бы, как и вы, узнал, что почетная стража не погибла в результате несчастного случая. В то время я занимался подготовкой азиатской кампании и эта задача первостепенной важности занимала меня целиком.

Пазаир надеялся, хотя и не слишком на это рассчитывал, что полководец будет владеть собой не столь хорошо, однако тот отбивал все нападки и ловко обходил самые острые аргументы.

– Я вызываю Сути.

Колесничий торжественно поднялся с места.

– Вы настаиваете на своих обвинениях?

– Да, настаиваю.

– Объясните причину.

– Когда я воевал в Азии, после гибели моего колесничего, павшего в стычке с врагом, я в одиночку шел по весьма неспокойным землям, надеясь присоединиться к отряду полководца Ашера. Я уже решил, что заблудился, как вдруг мне довелось стать свидетелем ужасной сцены. На расстоянии нескольких локтей от меня истязали, а потом убили египетского солдата; я был слишком изможден, чтобы прийти ему на помощь, да и врагов было слишком много. Я хорошо запомнил человека, который вел допрос, а потом зверски расправился с пленником. Этим преступником, этим предателем был полководец Ашер.

Обвиняемый оставался по-прежнему невозмутим.

Ошеломленная публика затаила дыхание. Лица присяжных посуровели.

– Эти возмутительные речи лишены всякого основания, – заявил Ашер почти беззаботным тоном.

– Отрицать недостаточно. Я вас видел, убийца!

– Соблюдайте спокойствие, – приказал судья. – Это свидетельство доказывает, что полководец Ашер сотрудничает с врагом. Поэтому-то мятежный ливиец Адафи остается неуловимым. Сообщник заранее предупреждает его о перемещениях войск и вместе с ним готовится к захвату Египта. Виновность полководца позволяет предположить, что он не остался в стороне и в деле сфинкса. Может быть, он приказал убить пятерых ветеранов, чтобы испытать оружие, изготовленное Чечи? Это может выявить дополнительное расследование, которое свяжет между собой изложенные мною факты.

– Моя вина абсолютно не доказана, – заявил Ашер.

– Вы ставите под сомнение слова колесничего Сути?

– Я верю в его искренность, но он заблуждается. Он же сам сказал, что совсем обессилел. Наверное, его подвело зрение.

– Черты убийцы врезались мне в память, – настаивал Сути, – и я поклялся его разыскать. Тогда я и помыслить не мог, что это полководец Ашер. Я узнал его во время нашей первой встречи, когда он награждал меня за подвиги.

– Вы засылали лазутчиков на вражескую территорию? – спросил Пазаир.

– Естественно, – ответил Ашер.

– Сколько?

– Троих.

– Их имена были записаны?

– Так положено.

– Вернулись ли они живыми из последней кампании?

Впервые полководец смутился.

– Нет… один из них погиб.

– Тот, кого вы убили своими руками, потому что он догадался, что вы ведете двойную игру.

– Это неправда. Я не виноват в его смерти.

Присяжные отметили, что голос его дрожит.

– Вы, человек, увенчанный славой и занимающийся воспитанием офицеров, подло предали свою страну. Пора признаваться, полководец.

Взгляд Ашера устремился в пустоту. На сей раз казалось, он вот-вот сдастся.

– Сути ошибся.

– Пусть меня отправят на место происшествия вместе с воинами и писцами, – предложил колесничий. – Я узнаю место, где наспех похоронил несчастного. Мы привезем его останки, он будет опознан и достойным образом погребен.

– Приказываю немедленно снарядить экспедицию, – заявил Пазаир. Полководец Ашер будет взят под стражу и заключен в главной казарме Мемфиса. До возвращения Сути ему не разрешается вступать в какие бы то ни было контакты с внешним миром. После возвращения экспедиции мы возобновим процесс и присяжные вынесут свое решение.

38

Эхо процесса громко прокатилось по всему Мемфису. Некоторые уже считали полководца Ашера гнуснейшим из предателей, превозносили мужество Сути и высокий профессионализм судьи Пазаира.

Последнему очень хотелось посоветоваться с Бераниром, но закон запрещал ему общаться с присяжными до окончания дела. Он отказался от приглашений многих известных людей и закрылся у себя дома. Не пройдет и недели, как вернется отряд с телом лазутчика, убитого Ашером, полководец будет уличен и приговорен к смерти. Сути получит высокое назначение. Но главное, заговор будет раскрыт и Египет избежит опасности, исходящей одновременно извне и изнутри. Даже если Чечи ускользнет, цель будет достигнута.

Пазаир сказал Нефрет правду. Он ни на миг не переставал думать о ней. Даже во время процесса перед его мысленным взором стояло ее лицо. Ему приходилось сосредоточиваться на каждом слове, чтобы не уйти в мир грез, где она царствовала безраздельно.

Небесное железо и тесло Пазаир передал старшему судье портика, а тот сразу же вручил верховному жрецу Птаха. Теперь судье вместе с жрецами предстояло выяснить, откуда взялось это сокровище. Одно смущало Пазаира: почему жрецы не заявили о краже? Исключительная ценность предмета и материала сразу наводила на мысль, что храниться все это могло только в очень богатом и могущественном святилище.

Пазаир дал три выходных дня Ярти и Кему. Секретарь тут же поспешил домой, где разыгрывалась новая семейная драма: дочь отказывалась есть овощи и питалась одними сладостями. Ярти капризу потакал, супруга была против.

Нубиец никуда из конторы не ушел. Отдых ему был ни к чему, а себя он считал в некотором роде ответственным за безопасность судьи. Неприкосновенность неприкосновенностью, но осторожность следовало соблюдать.

Когда к судье захотел войти жрец с бритой головой, Кем преградил ему путь.

– Я должен передать сообщение судье Пазаиру.

– Можете это сделать через меня.

– Нет, только ему одному.

– Подождите.

Хотя мужчина был тщедушный и без оружия, Кему стало не по себе.

– С вами хочет поговорить какой-то жрец. Будьте осторожны.

– Вам повсюду мерещится опасность!

– Пусть хотя бы павиан останется с вами.

– Как хотите.

Жрец вошел, Кем остался за дверью. Павиан безучастно чистил орех пальмы дум.

– Судья Пазаир, вас ждут завтра на рассвете у больших ворот храма Птаха.

– Кто хочет меня видеть?

– Больше мне нечего вам сообщить.

– А по какому поводу?

– Повторяю: больше мне нечего вам сообщить. Соблаговолите сбрить волосы по всему телу, воздержитесь от половой жизни и вознесите молитвы предкам.

– Я судья и не собираюсь становиться жрецом!

– Сделайте все в точности как я сказал. Да хранят вас боги.

Цирюльник закончил брить Пазаира под наблюдением Кема.

– Ну вот, теперь вы совсем гладенький и можете приступить к таинствам! Неужели нам предстоит потерять судью, дабы обрести жреца?