1

Акация Осириса увядала.

Если едва теплящаяся в ней жизнь угаснет, то нельзя будет совершать таинство воскрешения — и тогда Египет исчезнет. Египет, неспособный более поддерживать свет своего основного таинства, станет обыкновенной страной, такой же как и все остальные, — страной коррупции, страной, оказавшейся в путах несправедливости, лжи, жестокости, страной, отданной на волю амбициозных людей.

Поэтому фараон Сесострис, третий по имени, будет до последнего мгновения бороться за сохранение бесценного наследия предков, чтобы передать его своему наследнику. Фараон — колосс, ростом более двух метров, с проникающим в самую душу взглядом — ведет тяжелую борьбу, из которой, несмотря на всю свою власть, данную ему от рождения, мужество и решительность, возможно, так и не выйдет победителем.

Лицо Сесостриса, с глубоко посаженными глазами и тяжелыми веками, выступающими скулами, прямым тонким носом, горько сжатыми губами, казалось непроницаемым. А разве не говорили о нем, что его чуткий слух может уловить даже самый тихий шепот в глубокой пещере?

Фараон возлил к подножию дерева воду, а Великая Супруга фараона возлила молоко. Царь и царица были без золотых и серебряных браслетов и ожерелий, потому что правила Абидоса не допускали присутствия металлов на земле Осириса[1].

Абидос — центр духовного мира Египта, земля тишины, верности, остров Справедливых! Земля, над которой пролетают души-птицы и которую хранят немеркнущие звезды! Здесь царит Осирис, вечно воскресающая сущность, родившийся прежде всякого бытия, сотворивший небо и землю. Победив смерть, он воскрес в виде огромной акации, омывающей корни в океане энергии Нун, откуда берет начало жизнь. Мир людей — маленькая частичка, затерявшаяся в этой необъятности, — мог исчезнуть в любой момент.

Осознавая всю тяжесть сложившегося положения, Сесострис построил храм и Вечное Жилище, чтобы открыть поток духовной энергии для спасения акации. Процесс увядания прекратился, но зазеленела лишь одна ветвь Древа Жизни.

Поиски причины этой катастрофы, а также того, кто ее провоцировал, вскоре, конечно, увенчаются успехом: фараон незамедлительно предпримет решительные действия против правителя провинции[2] Хнум-Хотепа, подозреваемого в преступных деяниях.

Взяв в руки золотую дощечку, символ верховной власти над жрецами Абидоса, фараон громко прочел написанное на ней заклинание. Позади него стояли несколько постоянных жрецов, обладавших правом находиться внутри священной ограды, куда каждый день приходили работать временные жрецы, за которыми наблюдали стражники.

Являясь официальным представителем фараона, Безволосый не принимал ни одного решения без согласования с царем. Отвечая за архивы Дома Жизни, Безволосый всю свою жизнь провел в Абидосе и не имел ни малейшего желания увидеть иные горизонты. Угрюмый, неспособный к какой-либо дипломатии, он думал лишь о том, чтобы дело, порученное постоянным жрецам, исполнялось безупречно, при этом не терпел никаких отклонений от правил. Счастье принадлежать к тесному кругу избранных исключало с его стороны наличие малейшей слабости.

— Почитаются ли предки? — спросил царь.

— Служитель КА исполняет свою службу, Великий Царь. Энергия духов света еще изливается на нас, связь с невидимым миром остается прочной.

— Жертвенные столы полны?

— Тот, кто каждый день возливает к Древу Жизни свежую воду, исполняет свою миссию.

— Цела ли гробница Осириса?

— Тот, кто следит за великим телом, проверяет печати, наложенные на дверь его Вечного Жилища.

— Передается ли ритуалом знание?

— Тот, кто видит все тайны и призван исполнять их, не изменил своему делу, Великий Царь.

Но один из четырех постоянных жрецов больше и не думал чистосердечно исполнять свои священные обязанности. Раздосадованный тем, что он не получил пост Верховного жреца в награду за свою службу, которую считал безупречной, жрец решил разбогатеть, используя знание, добытое годами учения. И раз уж Сесострис не признал его заслуг, он сумеет отомстить и царю, и Абидосу.

— Врата неба закрываются, — пожаловался Безволосый. — Ладья Осириса[3] больше не плавает по звездному океану. Понемногу и она угасает.

Именно этих слов и страшился фараон. Несчастье с Древом Жизни повлечет за собой целую серию катастроф, а потом крушение всей страны. Но просто заткнуть уши и закрыть на все глаза было бы подло и недостойно фараона.

— Призови семь жриц Хатхор, — приказал он. — Пусть они помогут царице.

Эти женщины, родившиеся в разных провинциях, тоже постоянно проживали в Абидосе и, как и жрецы, также поклялись хранить абсолютную тайну. Безволосый был с ними любезен не больше, чем со жрецами-мужчинами, и не допускал с их стороны ни малейшей оплошности. В храмовом центре ни одно действо не являлось законченным, и любой исполнитель ритуала, небрежно относящийся к своему делу, был бы немедленно исключен из числа избранных, а Безволосый не проявил бы к нему снисходительности.

Пришла самая юная из семи жриц. Она совсем недавно была возведена царицей Египта в посвященные и обладала почти неземной красотой. Сияющий лик с тончайшими чертами, гладкая шелковистая кожа, глаза магического зеленого цвета, узкие бедра, походка, изящная и благородная, сводили с ума самых взыскательных мужчин.

Девушку же, посвященную в жрицы с детства, вовсе не интересовал мир. Ей нравилось освоение иероглифов и плавное течение жизни в храме. Молодую жрицу приглашали участвовать в совершении ритуалов во многие провинции, но всякий раз она с радостью возвращалась в Абидос.

Юная женщина, одетая в шкуру пантеры, усыпанную звездами, исполняла роль богини Секхат, правительницы Дома Жизни и владычицы Священного текста, в который складываются магические повелительные слова, обладавшие силой победить невидимых врагов.

Жизнь юной жрицы, отмеченная предзнаменованиями, должна была пройти мирно. Однако было несколько эпизодов, которые ее потрясли. Главный — это болезнь акации, навевающая печаль там, где должно царить лишь безмятежное спокойствие. Кроме того, предсказания твердили, что она не будет, как все прочие, просто служительницей Бога, ей предстоит важнейшая и опаснейшая миссия, которая граничит с исполнением чего-то невозможного. И, наконец, встреча с юным писцом Икером! Ей не удавалось изгнать его из памяти, и он все больше смущал ее размышления.

— Пусть семь Хатхор станут вокруг Древа Жизни, — приказала царица.

Когда жрицы встали, Великая Супруга фараона опоясала ствол акации красной лентой, чтобы связать ею силы зла.

Фараон осознавал, что этой защиты будет мало. Дело спасения акации требовало немедленного созыва Золотого Круга Абидоса.

Все исполнители действа, кроме Безволосого, ушли. Царская чета сосредоточенно ждала прихода членов Золотого Круга, которые приплыли в своих ладьях по вырытому Сесострисом каналу. По краю канала стояли триста шестьдесят пять жертвенных столов, что свидетельствовало о небесном пире, длящемся весь год.

Из легкой ладьи вышли генералы Сепи и Несмонту, Великий Казначей Сенанкх и Хранитель Царской Печати Сехотеп. Отсутствовал только один посвященный, отправленный со специальной миссией.

Во время торжественного шествия внесли реликварий в виде четырех львов, прижавшихся спинами друг к другу. В центре полого цилиндра находился обелиск. Он воплощал почитаемый всеми камень — опору, созданную в самом начале времен, ту опору, вокруг которой находился весь мир.

Четверо мужчин опустили реликварий рядом с акацией. Львы — неусыпные стражи, не смыкавшие глаз, — проглотили бы любого агрессора, если бы тот посмел приблизиться к Древу Жизни.

Супруги воткнули по перу страуса в крышку. Перо символизировало Маат — справедливость, порядок и гармонию — основу жизни Египета. Маат — божественный свет, сама стала жертвой, питавшей землю фараонов.

Дул холодный ветер.

— Посмотрите туда! — воскликнул генерал Несмонту.

На вершине голой скалы, на пустынной дорожке из ниоткуда появился шакал. Черными с огненным отблеском глазами он глядел на исполнявших ритуал.

— Дух Абидоса благословляет наш поступок, — сказала царица. — Глава живущих на Западе[4], тех, кто умер и стал Справедливым, почтил нас своим присутствием и благословил на продолжение наших поисков.

Этот знак благословения свыше утвердил Сесостриса в его решимости изменить украшение священного острова.

— Посадите по акации на севере, юге, западе и востоке, — приказал он.

Члены Золотого Круга Абидоса повиновались. Так Древо Жизни окажется под защитой четырех сыновей Хора, которые отныне станут бдительно следить за местопребыванием Осириса. Они, свидетели его воскрешения, станут действенным талисманом против смерти.

После освящения посадок монарх отправился посетить свой новый город, Землю Выносливых[5], где жили строители его храма и его гробницы. Там царила гнетущая атмосфера, но ни один из рабочих не оставлял своего дела. Монарх не допустил бы и малейшей небрежности на земле Осириса, где решалась судьба всего Египта.

По окончании инспекции царь удалился в свои покои, куда велел позвать юную жрицу.

— Благодаря сведениям, найденным тобой в старинных текстах, — сказал он, — я предпринял максимум усилий и ряд предосторожностей, чтобы продлить жизнь акации. Но дела идут все хуже.

— Я продолжу свои поиски, Великий Царь.

— Главное не оставляй их. Несчастье, постигшее Абидос, совсем не случайно и, возможно, имеет множество причин. Одна из них, может быть, кроется именно здесь.

— Что мне нужно понять?

— Жрецы Абидоса должны вести себя безупречно. Если это не так, в магической стене, воздвигнутой, чтобы уберечь Осириса от малейших посягательств, образуется брешь. Поэтому, прошу тебя, будь бдительной и обращай внимание на все мелочи.

— Все будет, как вы пожелаете, и я не премину предупредить Безволосого.

— Ты предупредишь только меня и никого другого. Ты можешь уезжать и возвращаться когда тебе угодно, ведь тебе понадобится не раз покидать Абидос.

Хотя эта обязанность и была нелегка для нее, жрица склонилась перед фараоном. Только здесь ее жизнь обретала свой смысл. Она любила эти места, где время было неизмеримо, любила надписи на каждом из старинных камней огромного храма, любила ежедневные ритуалы. Она делила с посвященными работу духа и разума, что с самого возникновения города Осириса сопутствовала его таинствам. Абидос был ее землей, ее миром, ее вселенной.

Но приказ фараона, гаранта самого существования этих мест, не обсуждался.

2

Секари, нахмурившись и время от времени почесывая круглый живот, сосредоточенно работал в саду. Опасаясь боли в спине и боясь задеть большой нарыв на шее коромыслом с подвешенными по краям тяжелыми сосудами с водой, он экономил усилия и старался не переусердствовать. Ведь как не спеши, а груши не станут расти быстрее!

Стряхнув самые спелые и крупные плоды на землю, Секари спрятал их в один из мешков, висевших на спине Северного Ветра, огромного осла с большими карими глазами — такими же, как у его друга писца Икера. Неутомимый молодой осел слушался только хозяина, ведь тот спас его от рук мучителя, а потом и от жертвоприношения. Но поскольку Икер позволил, то Северный Ветер последовал за Секари и теперь помогал садовнику в тяжелом труде.

По обычаю Секари в теплый сезон не поливал растения до заката солнца. Ночью вода испарялась медленнее, и растениям удавалось напитаться влагой, чтобы противостоять иссушающей жаре палящего дня.

Думая о том, как бы поскорее расстелить свою циновку и съесть прихваченный на обед лук, Секари встал на колени, чтобы выполоть сорняки. Но то, что он увидел, отбило у него желание продолжать работу...

«Убить фараона Сесостриса каким угодно способом» — такой была неотвязная мысль Икера. Юноша так настрадался от царской жестокости, что не видел другого выхода.

Попав в элиту писцов города Кахуна в Файюме[6], Икер мог бы воспользоваться своим положением и открывшимися возможностями карьеры. Но ему не удавалось забыть о прошлом, когда смерть преследовала его. Одни и те же сцены все время мучительно возвращались в его память и не давали заснуть, а магический талисман из слоновой кости, охранявший его от демонов, был украден.

Он снова видел себя, обреченного стать жертвой разъяренному морю, привязанным к мачте корабля под названием «Быстрый». Потом вспоминал свое спасение, когда лишь ему одному удалось выжить после неожиданного кораблекрушения. Тот корабль, отправившийся в сторону сказочной страны Пунт, мог принадлежать только фараону. И тот же самый монарх приказал мнимому стражнику убить Икера и тем самым не дать ему объявить правду и спровоцировать скандал, который способен поколебать царский трон. Этот жестокий тиран поработил Египет, страну, любимую богами, и попрал закон Маат!

Итак, путь юного писца определен: он должен помешать деспоту-убийце продолжать вредить стране.

Однако неразрешенными остались еще многие вопросы. Почему пираты его похитили? Почему на этом острове КА, во сне, огромный змей спросил у него, потерпевшего кораблекрушение, способен ли он спасти свой мир? Почему капитан назвал это похищение «государственной тайной»? Почему его старый учитель, писец из деревни Медамуд, предсказал ему: «Какими бы ни были посланные тебе испытания, я всегда буду рядом с тобой, чтобы помочь тебе исполнить предназначение, о котором ты еще не знаешь»? Испытаний на долю Икера выпало действительно немало, но тайна так и осталась тайной. Что ж, убив Сесостриса, он, по крайней мере, сделает хоть что-то полезное.

В доме, полагавшемся ему по службе, Икер ни в чем не испытывал недостатка. Он мог бы сделать прекрасную карьеру, если бы только уделял ей больше времени. Маленькая комнатка с полукруглым сводом, посвященная культу предков, скромная приемная, спальня, туалет, небольшая комната для омовений, кухня, погреб, терраса, прочное, но без излишеств имущество — чего же еще желать? Однако Икер даже не замечал материального достатка, настолько его мысли сосредоточились в одном направлении, на одной цели, которой так трудно было достичь.

Он часто думал о юной жрице, в которую влюблен и которую, скорее всего, никогда больше не увидит. Именно ради нее он продвигался по службе, ради нее совершенствовался в своей профессии. Именно ради нее он решил стать лучшим писцом, чтобы не разочаровать ее, если они снова встретятся и если ему выпадет счастье раскрыть ей свое сердце. Он долго верил в такое чудо. Но сегодня он знал, что это всего лишь чудесная, но недостижимая мечта.

Крик Северного Ветра отвлек Икера от тяжелых мыслей.

— Я вернулся, — сказал Секари. — Дай своему ослу поесть, а я приготовлю суп.

— Урожай хороший?

— Под моей рукой все зеленеет.

Фирменным блюдом Секари были не только овощи. Он добавлял к ним кусочки мяса, рыбы, хлеба, приправлял тмином и солью. Блюдо давало сытость желудку и позволяло спокойно спать всю ночь, не чувствуя голода до самого завтрака.

Избежав смерти вместе с Икером на бирюзовых рудниках Синая, Секари снова повстречался с ним в Кахуне, где стал его слугой на городском жаловании. Работы в саду приносили ему дополнительный заработок, он продавал плоды своих трудов писцам.

Отведя Северного Ветра в конюшню, Икер, тяжело ступая, вернулся в комнаты.

— У тебя невеселый вид, — заметил Секари. — Почему ты не смотришь на жизнь с хорошей стороны? Оденься в тонкие льняные одежды, погуляй по прекрасным садам, сходи в гости, подыши ароматом цветов! Выпей, наконец, устрой себе праздник! Жизнь так коротка и пролетает как сон! Если хочешь, я познакомлю тебя со славной девчонкой. Ее длинные волосы — это лассо, которым она ловит парней в западню. Ее кольцо обжигает их как раскаленное железо! Пальцы у нее, как лепестки лилии! Губы ее, как бутон лотоса! Груди ее как мандрагоры! Однако перед тем, как рисовать тебе соблазнительные картинки, дам-ка я тебе поесть!

Икер едва дотронулся до еды и лишь слегка отведал кулинарный шедевр Секари.

— Но ведь ты сможешь поднять настроение, лишь подкрепив себя! Не погибать же! Может быть, ты хочешь чего-нибудь другого?

— Нет, твой суп великолепен. Просто у меня нет аппетита.

— Что мучит тебя, Икер?

— Даже если я не понимаю, зачем фараон решил убить меня, начинающего и ничего не значащего писца, я должен что-то предпринять и начать действовать.

— Действовать, действовать... Что это значит?

— Если тебе известен корень зла, разве не нужно его уничтожить?

— Вы, писцы, всегда находите всему оправдание! Я — простой человек, и я советую тебе избегать сложностей. У тебя есть дом, профессия, обеспеченное будущее... Почему ты ищешь себе неприятностей?

— Главное для меня то, что диктует мне моя совесть.

— Если ты начинаешь использовать громкие слова, то я умываю руки! Но все же хочу тебе сказать...

Секари помрачнел.

— У меня грустное известие, — признался он. — Но тебе, быть может, не хочется о нем знать.

— Как раз наоборот!

— Это касается твоего магического амулета из слоновой кости, что хранил твой сон.

— Ты нашел его?

— И да и нет... Вор разбил его на мелкие кусочки, и осколки выбросил в траву. Может быть, это был тот человек, что напал на тебя и чей труп был брошен в канал. Амулет собрать невозможно. Мне кажется, это недобрый знак. Какими бы ни были твои планы, от них тебе придется отказаться.

— У меня остались те маленькие амулеты, которые подарил мне ты, — напомнил Икер. — С соколом, воплощением небесного бога Хора, и бабуинами Тота, повелителя писцов. Разве они меня не защищают?

— Но они действительно очень маленькие, эти амулеты! На твоем месте я бы им не слишком доверял.

Под отсутствующим взглядом Икера Секари закончил есть свой суп.

— В следующий раз добавлю специй. Пойдем спать? Утром рано на работу.

Икер повиновался.

Секари развернул прекрасную циновку на пороге их домика. С момента покушения на Икера слуга предпринимал меры предосторожности.

Удостоверившись, что Секари глубоко спит, Икер через террасу вышел из дома. Оглянувшись и убедившись, что никто за ним не идет, он быстро пошел по безупречно чистой улице и там на какое-то время задержался.

Кахун — замечательный город. Выстроенный по божественным законам и в соответствии с божественными пропорциями, он был разделен на две главные части. Западная часть состояла из двухсот домов среднего размера, а восточная — из нескольких вилл, часть которых имела по семьдесят комнат. На северо-востоке стояла огромная резиденция правителя города, возведенная на манер акрополя.

Икер не знал, что и думать об этом важном человеке. С одной стороны, правитель города сначала подверг его опасности, а потом покровительствовал его карьере. С другой — он был, разумеется, преданным слугой фараона. Но юный писец ведь не унизится до роли марионетки в игре, правила которой ему неизвестны!

Поскольку ничто не нарушало покоя города, Икер отправился дальше, к условленному месту встречи. Ни городской глава, ни непосредственный начальник Икера Херемсаф не знали о его контактах с юной азиаткой Виной, служанкой, не умеющей ни читать, ни писать, но борющейся, как и он, против тирании Сесостриса.

Девушка ждала его в скромном домике. Как только он вошел, она закрыла дверь и повела его в кладовую, где ни одно нескромное ухо не смогло бы услышать их разговор.

Брюнетка Бина была очаровательна и держалась непринужденно.

— Ты предпринял меры предосторожности, Икер?

— Ты считаешь меня безответственным?

— Нет, конечно, нет! Но мне страшно, так страшно... Разве ты не должен успокоить меня?

Бина прижалась к писцу, но тот никак не отреагировал. Каждый раз, как только она принималась соблазнять Икера, лицо юной жрицы возникало в его памяти, и это лишало его всякого желания уступить натиску заговорщицы.

— У нас не много времени, Бина.

— Однажды город окажется в наших руках, и мы больше не должны будем прятаться. Но до этого еще далеко, Икер. Только ты сумеешь помочь нам достичь цели.

— Не уверен.

— Ты все еще сомневаешься?

— Я — не убийца.

— Убить Сесостриса — это ведь акт справедливости!

— Нужно еще получить формальные доказательства его вины.

— Чего же тебе еще нужно?

— Я хочу посмотреть архивы.

— Это будет нескоро?

— Не знаю. Мои нынешние обязанности не позволяют мне этого, и я должен достичь большего положения, чтобы иметь к ним доступ, не привлекая внимания правителя и Херемсафа.

— Что же ты надеешься в них найти, Икер? Ты ведь уже знаешь, что только фараон виновен во всех твоих несчастьях и несчастьях страны. Ты осознаешь серьезность ситуации. Поэтому ты не имеешь права отступить!

— Ты считаешь, Бина, что я способен вонзить нож в сердце человека?

— На это у тебя хватит смелости, я в этом уверена!

Икер встал и прошелся по черепкам, лежавшим на полу горшечной мастерской. Один из них лопнул у него под ногами. Икер пожелал, чтобы так же легко было бы убить чудовище.

— Сесострис продолжает уничтожать мой народ, — горячо воскликнула девушка. — Завтра он начнет убивать и твой, начнется гражданская война. Глава провинции Хнум-Хотеп набирает армию, чтобы воевать с тираном, но сколько недель он продержится?

— Откуда тебе это известно?

— От наших союзников, которые скоро, надеюсь, очень скоро, придут в Кахун. С ними наши силы умножатся!

— Как они проникнут в город?

— Не знаю, Икер, но они придут. Понимаешь, мы будем иметь бесценную помощь!

— Это безумие, Бина.

— Уверяю тебя, нет! Другого средства, чтобы избавить себя от этого гнета, у нас нет, и ты будешь той вооруженной рукой, которая принесет нам свободу. Разве есть более великая и достойная судьба? Нападая на тебя, Сесострис породил силу, способную сокрушить его самого.

Последние слова Бины убедили писца в том, что он стоит на верном пути. И все же цель казалась ему далекой, а средства, которыми ему придется воспользоваться, неблагородными.

— Я разделяю твои сомнения и твое беспокойство, Икер. Но скоро мы будем не одни.

Растянувшись на террасе, Икер пролежал до утра, не сомкнув глаз. На этот раз планы набирали силу, и он чувствовал, что способен довести их до конца. Ничто ему не было так ненавистно, как несправедливость. И было все равно, кто ее совершает — царь или бедняк. И если нет никого, кто может противостоять ей, то лично он не отступит.

Снизу донеслись крики. Это заставило его подскочить.

— Вы с ума сошли! — кричал Секари, ожесточенно жестикулируя. — Людей не будят пинком в зад!

Икер спустился вниз.

Перед ним стояли двое стражников. С дубинками. Вид не слишком сговорчивый.

Секари стоял, потирая побитые бока.

— Кто этот человек? — спросил старший по возрасту стражник.

— Секари, мой слуга.

— Он всегда спит на пороге?

— Это мера предосторожности.

— С таким парнем, которого поднять можно только пинком, я бы скорее чувствовал себя в опасности! Ладно. Мы пришли сюда не ради него. Писец! Херемсаф срочно требует тебя к себе!

Двое посланцев удалились.

Икер подумал: «По крайней мере, они не надели на меня кандалы и не поволокли по улице как бродягу».

Но это, скорее всего, дело времени. Если Херемсаф призывает его к себе таким образом, то, вероятно, потому что понял его намерения. Икер считал себя арестованным и приговоренным. Единственным его шансом было бежать, но даст ли ему стража главных ворот выйти из города?

3

Фараон Сесострис назвал свой город, возведенный на острове Абидос, Землей Выносливых именно для того, чтобы воплотить первую из двух основополагающих ценностей монархии фараонов — постоянство. Вторая ценность — пробуждение Осириса в его воскрешении — давала фараону сверхъестественное величие, что позволяло строить в его память вечные монументы.

Фараон лично проверил график служб временных жрецов, работавших в пяти чередующихся группах.

Перед лицом этого гиганта низенький нервный человечек, отвечавший за график, не мог унять дрожь.

— Если ты следовал моим инструкциям и правильно исполнял порученное тебе дело, то отчего ты так боишься?

— Привилегия видеть вас, Великий Царь...

— Ни у тебя, ни у меня нет привилегий. Мы все — слуги Осириса.

— Именно так я и думал, Великий Царь, и...

— Как функционируют твои группы?

— Обычным порядком. Служители составляют группу, разделенную на несколько более мелких, у каждой из которых определенная задача. Ни одна группа не должна мешать другим, и все порученное должно быть выполнено в свой срок.

Отвечавший пустился в детальный рассказ, описывая уход за статуями, уборку ваз очищения, подготовку масла для светильников, которое не должно давать дыма, подбор продуктов для укладывания на жертвенные столы. Он называл царю имена и давал характеристику службы каждого из служителей, их начальников, скульпторов, художников, садовников, булочников, пивоваров, мясников, рыбаков, парфюмеров. Он не упустил ни малейшей детали и рассказал даже о самых скромных служителях — носильщиках продуктов для жертвоприношений.

— Каждый из них проверяется стражниками, у которых есть журнал, где записываются дни и часы прибытия и отъезда каждого человека, а также причины его отсутствия или опоздания.

— Сколько временных жрецов было исключено на сегодняшний день из-за серьезных нарушений?

— Ни одного, Великий Царь, — гордо ответил чиновник.

— Вот и доказательство твоей некомпетентности.

— Великий Царь, я...

— Как ты мог хоть на какое-то мгновение предположить, что достиг совершенства? Или ты пытаешься меня обмануть, а это непростительная ошибка, или ты доверяешь тому, что говорят тебе твои подчиненные, — и это тоже непростительная ошибка. Как только я назначу тебе замену, ты покинешь Абидос.

Осматривая мастерские, хранилища и пивоварни, Сесострис несколько раз заметил, что бдительность ослаблена. Собек-Защитник немедленно принял надлежащие меры. Затем царь пригласил к себе начальника строительства. У того было очень усталое лицо.

— Снова неприятности?

— Ничего страшного, Великий Царь. Нам покровительствуют жрицы Хатхор. Инструменты больше не ломаются, и каменотесы перестали болеть. Поэтому мне приятно сообщить вам, что строительство заканчивается: сегодня утром художники завершили роспись последнего божественного лика — лика богини Исиды. Ваш храм и ваше Вечное Жилище готовы источать максимум КА. Когда вы пожелаете осмотреть свою сокровищницу?

— Завтра.

В Фивах церемонии сопровождались народным ликованием. Но в Абидосе даже пивовары играли культовую роль в служении Осирису. А в нынешней ситуации любое проявление радости было бы неуместно.

Под внимательными взглядами жриц и постоянных жрецов Сесострис положил в тайник в основании своего храма восемьдесят слитков драгоценных металлов и драгоценные камни: золото, серебро, ляпис-лазурь, бирюзу, яшму и сердолик. Добытые в глубинах рудников металлы и камни все вместе составляли око Хора — самый могучий из всех талисманов.

Затем к святилищу потянулись вереницы носильщиков и носильщиц с жертвенными подношениями из продуктов и плодов, что было необходимо для правильного функционирования всего святилища: бассейны очищения, кубки, вазы, ларцы, алтари, кадильницы, ткани, ладьи. Постепенно все разместилось в сокровищнице храма, потолок которой был украшен золотом и ляпис-лазурью, пол сделан из серебра, а двери — из меди.

— Сегодня я совершу три ритуала — утром, в полдень и вечером, — сказал фараон, — чтобы сверхъестественные силы поддержали Хранителя этого места, жилища богов, а не человека. Роль святилища — источать энергию.

Юная жрица видела, как воплощаются тексты, прочитанные ею в Доме Жизни Абидоса, в которых говорилось о верховной роли царя Египта, повелителя и создателя ритуалов. Ему надлежит восстановить порядок вместо хаоса, справедливость — вместо беззакония. В человеческом обществе существовала возможность жить в гармонии: для этого следовало в должный час исполнять ритуалы и иметь фараона, способного в полном объеме осуществлять свои функции.

— Пусть зажгут огонь на алтарях, — приказал Сесострис.

Воскурили священные благовония. Цветы, мясо, овощи, ароматы, а также вода, пиво и вино, хлеба различной формы и величины — все было уложено на жертвенные столы из диорита, гранита и алебастра. Все эти богатства предлагались божествам, чтобы, отведав, они превратили их в усваиваемые субстанции. Жертвенное предложение утверждало связь между видимым и невидимым мирами. Благодаря этой связи обновлялось мироздание.

Сесострис вошел в крытый храм, куда имели доступ только несколько исполнителей ритуала, которым было поручено препровождать фараона. В этом месте, закрытом для непосвященных, избранные должны были представлять божественную безраздельность и отражать бесконечно атаки сил хаоса, стремившихся разрушить мир Маат.

В глубине святилища находился первобытный холм, к которому опускался потолок и поднимался пол. Происходящий из вод первобытного океана в первое утро творения, этот холм был фундаментом, на котором Создатель без устали строил свой мир.

В полумраке Святая Святых явила себя как пространство света[7], в которое фараон открыл врата. В самом центре небес царь возрождал истоки мира.

— Пока Вселенная будет покоиться на четырех опорах, — сказал монарх, обращаясь к Присутствующему, — пока разлив вод будет совершаться вовремя, пока оба светила будут управлять сменой дня и ночи, пока звезды будут пребывать на своих местах и начальники будут справляться со своей работой, пока Орион будет позволять видеть Осириса, этот храм останется неколебимым, как небо.

Освящение храма могло бы замедлить увядание акации Осириса. Расточая вокруг благотворные волны, храм сумел бы воздвигнуть магическую стену, которая станет защищать Древо Жизни от новых нападений, но не ликвидирует причину болезни.

Наступило время для использования сил иного порядка. И перед тем, как принять окончательное решение, фараон собрал членов Золотого Круга Абидоса.

— Только один правитель провинции отказывается подчиниться, — напомнил воинственный генерал Несмонту. — Обрушим на Хнум-Хотепа беспощадный удар и лишим его возможности сопротивления! Когда Египет действительно станет единым, акация вновь зазеленеет!

Старый вояка всегда был решительным и не имел привычки мямлить. Безразличный к почестям, он жил только ради величия Обеих Земель. А кто иной как не фараон Сесострис, ради которого он был готов пожертвовать жизнью, мог воплощать это величие?

— Я поддерживаю Несмонту, — заявил генерал Сепи. — Даже если это противоборство приведет к большому числу жертв с обеих сторон... Мне кажется, что иного выхода нет.

Сепи, высокий и властный, был правой рукой властителя провинции Зайца Джехути, ставшего верным подданным Сесостриса. Посланный к правителю Золотым Кругом со специальной миссией генерал постепенно убедил Джехути в необходимости избегать конфликтов, последствия которых могли оказаться разрушительными. Сепи возглавлял одну из самых блестящих школ для писцов в стране и потому никогда не выходил из себя. Он был умеренным и взвешенным и ненавидел разжигателей военных конфликтов.

— Я опасаюсь жестокости, — признался Хранитель Царской Печати Сехотеп. — Но я присоединяюсь к мнению Несмонту и Сепи, потому что Хнум-Хотеп не сдастся. Переговоры с ним, скорее всего, зайдут в тупик. И хотя он единственный из правителей, кто стоит на прежних позициях, он никогда не признает своей ошибки и предпочтет пролить потоки крови, но не откажется от своих привилегий.

Безволосый ограничился лишь тем, что утвердительно кивнул головой. Верховный жрец Абидоса не интересовался конвульсиями внешнего мира, но его поразило совпадение точек зрения таких разных людей, какими были Несмонту, Сепи и Сехотеп.

— Это противостояние будет ужасным, — предсказал Великий Казначей Сенанкх. — Хнум-Хотеп богат, его воины опасны, а их сопротивление будет жестоким. Думать, что победа у нас уже в кармане, легкомысленно.

— Я так и не считаю, — отрезал Несмонту. — Но это не повод, чтобы колебаться и оставлять недоделанным то, что создает фараон.

— Уверены ли вы все, — спросила царица, — что именно Хнум-Хотеп воспользовался силой Сета и вредит акации Осириса?

— Никаких сомнений не осталось, — ответил Несмонту. — Ведь другие правители провинций в этом не виноваты! Безумная жажда властвовать заставляет его контролировать юг страны. А так как наш правитель разрушил его планы, то вот он и мстит, нападая на центр жизни Египта.

— А если у него есть сообщники? — спросил Сехотеп.

— Вот это-то и самое страшное, — горько согласился Сепи. — Хнум-Хотеп уже давно держит под контролем все торговые пути, связывающие его с Азией. Может быть, он нашел союзников и во внешних племенах, которым тоже хотелось бы ослабить власть фараона.

— Ну это просто предположение! — заметил Сенанкх.

— Его легко проверить, — сказал Несмонту. — Разобьем армию Хнум-Хотепа, пленим его самого и расспросим. Уж поверьте мне, он нам расскажет всю правду!

— Известно ли Великому Царю мнение одного из наших собратьев, который сейчас исполняет тайную миссию и поэтому отсутствует?

— Я не стану говорить от его имени.

— Я с ним довольно близок, — сказал Сепи, — поэтому мне кажется, что он высказался бы за наступление.

— Твоя сдержанность свидетельствует о том, что ты против общего мнения? — спросил фараон у Сенанкха.

— Разумеется, нет, Великий Царь. Но меня гнетет перспектива потери стольких человеческих жизней во время гражданской войны. И все же я понимаю, что война неизбежна, и буду действовать так, чтобы экономика нашей страны ощущала ее как можно меньше.

— Золотой Круг высказался единодушно, — подвел итог Сесострис. — Стало быть, готовимся к нападению на Хнум-Хотепа, чтобы отвоевать провинцию Орикса. Пусть царица и Великий Казначей отправляются в Мемфис, чтобы осуществлять управление текущими делами. Если во время сражения я погибну, то царствовать будет Великая Супруга, которая вслед за тем вынесет решение по вопросу наследования, опираясь на оставшихся в живых членов Золотого Круга Абидоса и Дома Царя.

Итак, вот-вот должен разгореться кровавый конфликт, который зальет потоками крови весь Египет. А пока Сесострис наслаждался мирной тишиной Абидоса. Конечно, всех тревожит болезнь акации, но в душах еще живет воспоминание о золотых временах, когда смерть удавалось победить благодаря таинствам Осириса.

Теперь же, чтобы спасти жизненные ценности, фараон должен был погасить сопротивление Хнум-Хотепа и подчинить его. Если Сесострису удается разрушить этот бастион Сета и снова объединить Обе Земли, то у него появятся новые силы, которых ему сейчас так не хватает.

На берегу юная жрица читала заклинания о покровительстве путешествующим. Она стояла против ока, недавно заново нарисованного на носу корабля фараона. Собек-Защитник сам проверял личность каждого моряка и в ожидании отхода в третий раз все перерыл в царской каюте.

— Когда вы рассчитываете вернуться, Великий Царь? — спросила юная жрица.

— Не знаю.

— Вот-вот разразится война, да?

— Осирис, первый наш фараон, управлял единой землей, и провинции, не теряя своей самобытности, жили в союзе и мире. Мой долг — продолжать его дело. Вернусь я или нет, будь верна своему обету.

Корабль Сесостриса отчалил от пристани и отходил все дальше и дальше, но фараон не мог оторвать взгляд от великолепного пейзажа Абидоса, неповторимый облик которого был сотворен вечностью Осириса.

4

Каждые три месяца полностью обновлялась стража, осуществлявшая контроль за доступом в город Кахун. Солдат ставили у всех ворот, они пропускали в город только тех, кого узнавали и тех, у кого было разрешение. Икер, уверенный в том, что его тотчас арестуют, даже не попытался подойти к постам и с высоко поднятой головой направился к дому своего главного начальника Херемсафа.

Перед тем как его бросят в тюрьму и приговорят к каторжным работам или даже к казни, Икер сумеет бросить в лицо Херемсафу все, что думает. Разумеется, это бесполезно, потому что его высокий начальник служит Сесострису. Но если говорить о тиране правду, то, в конце концов, людям станет совестно и найдется какая-нибудь другая вооруженная рука, которой все же удастся ликвидировать это чудовище.

Для встречи со своим судьей Икер взял самый лучший письменный прибор — тот, что подарил ему его учитель, генерал Сепи. Он отдаст своему обвинителю эти дощечки, кисточки, скребки, резинки и чернильницы!

Так он подведет окончательную черту под своим прошлым.

Херемсаф лакомился грушами, разрезанными на тонкие ломтики и переложенными творогом с мелко нарубленным чесноком. Когда Икер приблизился, он не поднял головы — так был увлечен любимым блюдом.

Херемсаф — Икер вдруг увидел, что на его квадратном лице выделялись аккуратно подстриженные усы, — был одним из главных лиц в Кахуне. Он был интендантом пирамиды Сесостриса II и храма Анубиса, он каждый день контролировал поставки мяса, хлеба, пива, масла и ароматов, проверял книги писцов, считавших все это добро, вел учет дополнительного рабочего времени служащих и осуществлял справедливое распределение продуктов питания. Вставал рано, ложился поздно, забыл даже думать об отдыхе.

Икер был обязан Херемсафу своим первым местом службы и продвижением по служебной лестнице. Тогда впервые Икер услышал его совет: «Ничто не должно ускользнуть от твоей бдительности». Да-да, именно во время работы, порученной этим начальником, Икер обнаружил рукоять короткого меча с надписью «Быстрый» — именем того корабля, который мчал его к смерти. Кто направил руку судьбы — случай или Херемсаф? Отказав Икеру в пользовании архивами, он доказал свою солидарность с правителем, ставленником Сесостриса. Тем не менее, писец не мог ни в чем его упрекнуть и не знал, что за игру тот ведет.

Сегодня же Херемсаф сбросил маску: он всего лишь хотел расставить Икеру побольше силков в надежде, что юный писец совершит фатальную ошибку. А теперь, располагая неопровержимыми уликами, начальник, видимо, готов нанести удар.

— Нам нужно поговорить, Икер.

— Я в вашем распоряжении.

— Ты нервничаешь, мой мальчик. Тебя терзают заботы?

— Вы сами о них заговорили.

— Ты боишься, что я раскритикую твой отчет, так? Ну что ж, давай на него посмотрим поближе. Ты разрешил сложную проблему с амбаром, освободил город от крыс, проветрил и привел в порядок склады, необыкновенно быстро реорганизовал библиотеку храма Анубиса. Мой краткий перечень кажется тебе верным?

— К нему нечего добавить.

— Яркая карьера, не правда ли?

— Вам судить.

— Даже если ты решил держаться нелюбезно, ты не изменишь ни моего мнения, ни моего решения.

— У меня не было такого намерения. Вот мои инструменты писца.

Херемсаф, наконец, поднял голову.

— Почему ты решил расстаться с ними?

Икер молчал.

— Знай, мой мальчик, я ни от кого не принимаю подарков! Ты должен был бы извиниться за свой глупый поступок, но это не твой стиль. Ладно, забудем про это... Если бы даже я и захотел сказать о самом талантливом писце Кахуна что-то отрицательное, правитель все равно отругал бы меня. Те привилегии, которые он дает тебе, кажутся мне чрезмерными, но я вынужден подчиняться. Но не задирай, по крайней мере, нос! К тебе неизбежно будут относиться ревниво и при малейшей ошибке все припомнят. Поэтому будь исключительно осторожным и не хвались своим состоянием.

— Состоянием? На что вы намекаете?

— На твой переезд. Правитель дарит тебе новый дом. Большой и в хорошем месте. Теперь ты домовладелец.

— Чем вызваны такие милости?

— Теперь ты принадлежишь к элите писцов Кахуна, мой мальчик, и двери всех управлений города для тебя открыты.

— Должен ли я по-прежнему заниматься библиотекой и храмом Анубиса?

— Конечно, потому что на этой неделе туда привезут новые рукописи. Ты лучше других сможешь их разобрать. Мне кажется, что тебя вскоре пригласят в городскую управу советником. Тогда я перестану быть для тебя начальником, и тебе будет нужно самому строить отношения с чиновниками, уже давно сидящими на этих местах. Будь с ними осторожен, они к молодым относятся с недоверием и считают, что те метят на их места. Скажи, доволен ли ты своим слугой?

— Секари? Я отношусь к нему как к другу, который полдня работает у меня.

— Я отдаю его тебе на полный рабочий день. Твой дом должен быть постоянно в хорошем виде, от этого зависит твоя репутация. Доброго тебе дня, писец Икер. И у тебя, и у меня полно дел.

— Невероятно! С ума сойти! Никогда не думал, что мне такое приснится! — воскликнул Секари, обращаясь к Икеру. — Понимаешь, я съел осла! Если верить сонникам, которые я когда-то пересмотрел, то это чудесно: мне или моим близким обеспечено повышение по службе.

— Твой сон не обманул тебя: правитель подарил мне большой дом.

Секари не удержался и восхищенно свистнул.

— Невероятно... Ты действительно становишься в этом городе важной птицей! Когда я вспоминаю обо всем, что мы пережили, то благодарю судьбу. И когда переезжаешь?

— Немедленно.

— Тогда давай упаковывать вещи!

— Служба городской управы сама займется этим.

Икер, Секари и Северный Ветер отправились по указанному Херемсафом адресу. Улица была чистенькой и располагалась в прекрасном уголке Кахуна, недалеко от виллы правителя.

— Вот этот дом? — удивился Секари.

— Так точно.

— Невозможно... Какой красивый! Выбеленный известью! Двухэтажный! А ты видел, какая большая терраса?! Да будешь ли ты со мной теперь разговаривать!

— Конечно! Тем более что ты будешь следить за порядком и всем распоряжаться.

— Вот это да! Погоди, не можем же мы войти сюда как дикари или бродяги. Пойду, захвачу все необходимое.

Секари отсутствовал недолго. Он вернулся с сосудом, наполненным ароматизированной водой, и поставил его на пороге.

— Никто не сможет войти сюда, не омыв здесь руки и ноги. Ну, домовладелец, входи первым!

В комнате, отведенной для почитания предков, Секари потянул носом воздух.

— Эти стены хорошенько обработали присыпкой из чеснока, а потом промыли пивом, — сказал он. — Нам не будут страшны ни скорпионы, ни змеи, ни привидения.

Приемная, три комнаты, новые комнаты для омовений и туалет, большая кухня, а какой погреб! Секари, очарованный, несколько раз обежал все помещения.

— А... мебель?

— Думаю, что сейчас привезут.

Несколько городских работников внесли множество вещей. Под внимательным взглядом Северного Ветра Секари заставил их омыть ноги и руки и только потом позволил поставить драгоценный груз на предназначенное для каждой вещи место.

Корзины и сундуки для продуктов питания, одежды, сандалий и туалетных принадлежностей удовлетворили бы самый взыскательный вкус. Прямоугольные, продолговатые, яйцевидные или цилиндрические, сплетенные из стеблей тростника и перетянутые лентами из пальмовых листьев, выполненные из дерева и закрывавшиеся хорошо прилаженными крышками, застегивавшимися на веревочную петлю! А скатерти... Великолепного качества: поперечные волокна из тростника пересекались с волокнами льна, образуя цветные квадраты и ромбы. Одним предстояло лежать на столе, а другим висеть на окнах, служа экраном от палящих лучей солнца.

Низенькие столики и трехногие табуреты были элегантны и прочны, но в особенности Секари приглянулись низкие стулья, сплетенные из соломы. У них было квадратное сиденье и удобная, слегка вогнутая спинка. В гнезда вставлялись рамы, связанные под прямым углом, стулья были сделаны на века. А что уж говорить о великолепных лампах с основанием из известняка и деревянным стержнем, выполненным в виде стебля папируса, завершавшимся небольшой бронзовой втулкой, куда, собственно, и вставлялся масляный фитиль!

С прерывающимся от восторга дыханием Секари присел на стул.

— Тебя что, назначили помощником правителя?

Но самое поразительное было еще впереди: три кровати, по одной на каждую комнату, а к ним постельные принадлежности, которых Секари никогда в жизни не видел. Он осторожно потрогал матрасы, выполненные из пеньковых веревок и закрепленные в деревянной раме, украшенной фигурками бога Бэса и богини-гиппопотама Туэрис. Вооруженные короткими мечами, они побивали змеев и тем оберегали сон спящего. Слуга положил голову на набитую шерстью подушку, а потрогав льняные простыни, пришел в восторг.

— Ты только представь, Икер! Ты здесь спишь! А что, если простыни еще и надушить?! Я уже вижу, как...

Голос Северного Ветра прервал идиллические мечты Секари. За западной стеной дома осел обнаружил небольшой сад и конюшню с крышей из пальмовых листьев. Удобное стойло, кормушка, доверху наполненная зерном, овощами и ни с чем несравнимым лакомством — чертополохом! Как видно, Северный Ветер тоже высоко оценил перемену жилища.

У двери дома показались трое крепких мужчин.

— Где здесь погреб? — спросил один из них.

Секари подошел к ним.

— Для чего это вам?

— Мы привезли от правителя кувшины со свежим пивом.

Секари проследил, как через узкий вход парни передавали друг другу сосуды с узким горлышком и двумя большими ручками. Пробки из лимонного дерева гарантировали качество напитка.

— Хорошо... Теперь пошли за мной.

Только-только сосуды с пивом были аккуратно сложены вдоль стены погреба, как появился еще один разносчик, принесший набедренные повязки — схенти — из двух льняных полотнищ, симметрично сшитых посередине.

— Это последняя мода, — сказал он. — Эти схенти спускаются до щиколотки, а вверху достигают груди. Самые длинные концы треугольника завязываются на поясе. Самый короткий конец должен быть пропущен между ног вперед и на животе соединяться с двумя другими. Если все сделано правильно, то ткань оборачивается вокруг туловища дважды.

Икер тотчас же попробовал и остался доволен результатом.

— Мне для этого дали слугу.

Секари получил великолепную метлу из длинных жил пальмовых листьев, собранных в пучок. Две перетяжки из шести переплетенных веревок удерживали твердую ручку.

Пока Секари опробовал свое новое орудие труда, Икер внимательно рассматривал необычный предмет, который не должен был быть в его туалетных принадлежностях, — ложечку для притираний в виде обнаженной плывущей девушки с поднятой головой. Девушка держала в руках овальный кубок в виде утки. Это она, Нут, богиня Неба! Именно от союза Неба и Земли зависела циркуляция воздуха и света, делающая возможной жизнь.

Она...

Этот небольшой предмет вызвал вдруг образ юной жрицы — такой далекой и такой недоступной! Простая ошибка или знак судьбы?

— Что ты собираешься делать с этим? — спросил Секари, подтрунивая над Икером.

— Ты подаришь эту ложку одной из твоих красавиц.

— Ты все еще мечтаешь о той женщине, которую никогда не увидишь? Да я тебе приведу десять таких — и все будут хорошенькими и понятливыми. С таким домом, как этот, ты, Икер, станешь одной из лучших партий в Кахуне!

Икер подумал о необыкновенном камне, царской бирюзе, которую он и Секари добыли в руднике. С ее помощью он мог видеть лицо любимой, и никакое другое лицо заменить его не могло.

— Ты напрасно себя терзаешь, — настойчиво продолжал Секари, — и не ловишь свою удачу! Такой дом и элитное положение писца — ты отдаешь себе отчет?

— Разве не ты рассказал мне о Золотом Круге Абидоса?

Секари нахмурил брови.

— Не помню... Впрочем, какая разница? Каждый слышал это выражение, которое для посвященных означает тайну Абидоса. Мы-то не из их числа, и тем лучше! Только представь себе жизнь взаперти, без всяких удовольствий, вдали от вина и женщин!

— А если она принадлежит этому Кругу?

— Забудь ее и займись лучше своей карьерой! Зачем ходить с угрюмым видом, если у тебя есть все, чтобы быть счастливым?

— Друг мой, ты не понимаешь, что стоит за всей этой горой подарков!

Секари сел на табурет.

— Тебя признали великолепным писцом, и ты пользуешься привилегиями, которые свойственны твоей профессии! Что тут удивительного?

— Меня хотят купить.

— Ты бредишь!

— Мне хотят помешать вести дальнейшие поиски и открыть правду. Хорошая должность, прекрасный дом, материальное благополучие... Действительно, чего же еще желать? Ловко рассчитано, но меня не поймаешь. Меня никто не остановит, Секари.

— Что ж, если смотреть на вещи с этой точки зрения... А ты не преувеличиваешь?

— В глазах властей этого города я представляю опасность. Они пытаются усыпить мою бдительность.

— Допустим, ты прав. В этом случае тебе нужно воспользоваться ситуацией! Если правда, которую ты ищешь, приведет тебя к катастрофе, зачем тогда отказываться от пользования тем, что тебе дают?

— Повторяю тебе: меня никто не купит.

— Хорошо, хорошо. Я пойду делать свою первую уборку, а потом займусь завтраком.

Икер поднялся на террасу.

Здесь он не чувствовал себя дома. Пытаясь нейтрализовать Икера, противники лишь усилили его решимость.

Из-за пояса схенти писец достал короткий меч. Им он убьет Сесостриса. На лезвии сверкнул луч солнца.

5

Вдова работала, не покладая рук. Она хотела обеспечить счастливое будущее своим троим детям. На дальнем участке, на севере Мемфиса, она вместе с двумя нанятыми крестьянами выращивала овощи, которые потом продавала на рынке.

В тот момент, когда женщина складывала в корзину крепкие кабачки, перед ней появился лохматый громила. И хотя вдова была не из пугливых, она невольно попятилась.

— Привет, подружка! У тебя премилое маленькое хозяйство, скажи на милость! И дает, наверное, немалый доход!

— Это тебя не касается!

Кривая Глотка угрожающе улыбнулся.

— Я в общем-то неплохой парень и с пониманием отношусь к нуждам окружающих. Поэтому и забочусь об их безопасности. А тебе уж наверняка нужна моя опека.

— Ошибаешься.

— Ну нет! Я никогда не ошибаюсь!

— Убирайся!

— Вот чего я не люблю, так это когда со мной говорят в таком тоне! Тогда я сержусь. И не рассчитывай на помощь своих работников — они в руках моих ребят. Ну а твои сорванцы... Мы не сделаем им ничего плохого... Пока... Если ты будешь умницей.

Вдова помертвела.

— Что тебе надо?

— Десять процентов от твоих доходов в обмен на мою защиту. И не пытайся меня обманывать. Если обманешь или уклонишься, я отыграюсь на твоих крошках.

Методы Кривой Глотки работали без сбоев. Он и банда его головорезов держали под пятой скромные хозяйства, владельцы которых уступали их шантажу. Боялись либо за свою жизнь, либо за жизнь и благополучие своих близких, пытаясь уберечь их от мучений.

Вдова не стала исключением из общего правила.

Кривая Глотка не оставлял после себя трупов, поэтому не рисковал привлечь к себе внимание стражи. А поскольку он уже командовал большим числом поденщиков, то на эти средства можно было жить. Начало скромное, но он мог поздравить себя и надеяться на то, что его основной начальник будет доволен.

Кривая Глотка проник в Мемфис через северную его окраину, откуда была видна старая белокаменная цитадель, возведенная Медесом Неколебимым, первым фараоном. Народу там проходило множество, и удалось проникнуть незамеченным. Провозвестник выбрал себе жилище в скромном помещении над лавкой, которую держали его последователи.

Кривая Глотка, прирожденный бандит, совершивший много вооруженных нападений, отработал несколько лет в медных рудниках Синая. Ему удалось удрать с бирюзовых рудников только благодаря налету на них Провозвестника с его командой. Он не очень-то любил подчиняться, но все же прикинул, что лучшего начальника ему не найти. Решающим аргументом стало то, что Провозвестник позволял ему распоряжаться наживой вволю. Единственное условие, выдвинутое последним, — это возможность использовать шайки его разбойников в операциях посложнее, чем ограбление и шантаж отдельных ферм.

И жестокий бандит с удовольствием пользовался своим новым положением. Единственной его обязанностью было регулярно являться в Мемфис на встречу с Провозвестником и приносить ему его любимое лакомство.

Какой бы город ни избирал столицей тот или иной фараон, Мемфис с его крупным речным портом оставался для Египта экономическим центром. Туда прибывали товары с Крита, из Ливана и Азии. Их тщательно записывали и сортировали в обширных хранилищах. Бесчисленные амбары были наполнены зерном, в стойлах стояли упитанная скотина, в сокровищнице не переводились золото, серебро, медь, ляпис-лазурь; отдельно хранились ароматы, целебные вещества, вино, многочисленные сорта масла и другие богатства.

Кривая Глотка мечтал все это захватить и стать самым богатым человеком в стране. И Провозвестник всячески разжигал в нем эту жажду, потому что она была ему на руку.

Кривая Глотка ни во что не верил, даже в то, о чем говорил Провозвестник, но опасался жестокости начальника, который в этом превосходил его самого. Он мечтал только об одном: его начальнику — командование, а ему — деньги. И если для этого нужно было сеять вокруг ужас, уничтожив всех противников, он готов был обрушиться на них со всей яростью.

По мере приближения к жилищу Провозвестника Кривая Глотка все явственнее чувствовал за собой слежку. Часовые подмечали любопытных и в случае опасности предупреждали начальника. Тут сидел продавец хлебов, там — ротозей, а вон там — подметальщик.

Никто не помешал Кривой Глотке войти в лавку, где кучами громоздились сандалии, циновки и грубые ткани. Следуя указаниям своего наставника, последователи Провозвестника превратились в честных коммерсантов и пользовались в округе полным уважением. Некоторые обзавелись семьями, другие довольствовались мимолетными связями. Они принимали активное участие в многочисленных праздниках, которые отмечались в течение года, захаживали в таверны и постепенно сливались с египетским населением. Перед тем как нанести удар, им нужно было стать незаметными.

— Как дела, Кривая Глотка? — спросил у него рыжий верзила.

— Отлично, приятель. А у тебя?

Бешеный, правая рука Провозвестника, ловко владел коротким мечом и виртуозно наносил удар со спины. Хладнокровный, бесстрастный и бессовестный преступник, он благодарно впитывал учение нового пророка Бога.

— Наше дело продвигается. Надеюсь, за тобой не следили?

— Ты ведь знаешь меня, Бешеный. Я осторожный.

— Как бы там ни было, сюда никто не доберется.

— Подумать только, ты все такой же недоверчивый!

— Разве не в этом залог нашей будущей победы? Повсюду чужие глаза и уши. Но однажды... Однажды мы их всех перебьем.

Кривая Глотка кивнул головой. Он не любил пустых возвышенных разговоров.

— Провозвестник произносит проповедь. Идем со мной, только тихо!

Оба разбойника поднялись на второй этаж, где сидело человек двадцать последователей Провозвестника, внимательно ловя в каждое слово и буквально впитывая речь своего учителя.

— Со мной говорит Бог. Именно мне, и мне одному, — передавать вам его слова. Бог мягок и милосерден со своими верными, но беспощаден с неверными, которых он сотрет с лица земли! Вас, идущих за истинной верой, он подвергает жестокому испытанию, заставляя смешиваться с египетским населением, погрязшим в роскоши и поклоняющимся ложным божествам. Но не существует иного способа подготовить великую войну и навязать абсолютную и окончательную истину, Провозвестником которой являюсь я. Тот, кто откажется признать нашу истину, погибнет, и его мучения наполнят нас радостью. Мы уничтожим всех, оскорбляющих Бога, и начнем с первого из них — фараона. Не думайте, что этой цели невозможно достичь. Уже завтра мы воцаримся на этой земле. А затем уничтожим все границы и на Земле образуем единую империю. Ни одна женщина не будет больше ходить по улицам, ни одна драка не останется безнаказанной, и тогда Бог осыплет нас своими милостями.

«Умеет он произносить речи, — подумал Кривая Глотка, которого все-таки проняли пламенные интонации и сила убеждения оратора. — Это настоящий вождь! Он увлечет за собой многих».

Произнеся клятву, последователи Провозвестника в тишине разбрелись по домам, чтобы снова стать кто булочником, кто продавцом сандалий, кто цирюльником.

Как и на каждой такой встрече, Кривая Глотка подивился физической мощи Провозвестника. Высокий, худой, бородатый, с глубоко посаженными красными глазами, выпяченными губами и тюрбаном на голове, одетый в ниспадающую до пят шерстяную тунику, он своим взглядом хищной птицы внушал ужас даже самым храбрым! Его голос то резал как бритва, то становился медоточивым и обволакивающим. Каждый из его последователей знал, что Провозвестник может управлять чудовищами пустыни и питаться их мрачной силой.

— Ты принес то, что мне нужно, Кривая Глотка?

— Конечно. Возьмите.

Волосатый разбойник протянул Провозвестнику мешок. В ту ж секунду в мешок вцепился Шаб Бешеный.

— Минутку, я проверю.

— Ты за кого меня принимаешь? — возмутился волосатый.

— Требования безопасности касаются всех.

— Не ссорьтесь, друзья мои, — разнял двух спорящих Провозвестник. — Кривая Глотка никогда не осмелится меня предать. Я прав, не так ли?

— Разумеется.

Провозвестник открыл мешок и зачерпнул горсть соли, принесенной из оазиса. Провозвестник не пил ни вина, ни пива, ни спирта и очень мало воды. Он утолял жажду этой пеной Сета, которая выступала на почве во время сильных летних засух.

— Отлично, Кривая Глотка.

— Высшее качество. Из Западной пустыни.

— Продавец и вправду тебя не обманул.

— Посмел бы он надо мной посмеяться!

— Как твои дела?

— Как нельзя лучше. Фермеры в таком страхе, что смирились с моими требованиями.

— И сопротивления нет?

— Ни малейшего, господин!

— И не нужно бояться стражи?

— Вовсе нет! Ваш совет держать всех в страхе — великая мысль. Я сорву немалые деньги с дела.

— Твои люди продолжают тренироваться?

— Положитесь на меня. Мои парни — самые сильные! Сильнее, чем раньше! Когда они вам понадобятся — только скажите. Они всегда готовы!

— Вы оба подождите меня здесь.

Провозвестник вышел из комнаты, оставив Кривую Глотку и Бешеного.

Он вошел в небольшую комнатку, почти доверху наполненную корзинами, в которых хранились груботканые циновки. Подумал о том восстании, что когда-то он спровоцировал в ханаанском городе Сихеме, и криво улыбнулся. Египетская армия думала, что раздавила его, позабыв, что под пеплом тлеет огонь. Провозвестник, арестованный и посаженный в тюрьму, сумел выйти из нее, использовав простой путь: убедил простодушного крестьянина говорить его словами и тем выдать себя за него. Казнив крестьянина, египтяне посчитали, что избавились от возмутителя спокойствия. А Провозвестник, официально считаясь мертвым, действовал тайно и в полной безопасности.

Он повернул вокруг оси стену, укрепленную на специальном поворотном механизме, и из открывшегося тайника извлек сундук из акации, вырезанный столяром из Кахуна. Этого старика успели вовремя ухлопать! Он стал слишком много болтать.

Сундук — великолепная вещь, сделанная со всей тщательностью, — вполне заслуживал чести украшать великий храм. Внутри него лежали рукописи, магические фигурки и камень. Провозвестник осторожно извлек его и вернулся в большую комнату показать это чудо Кривой Глотке и Бешеному.

— Царская бирюза!

Драгоценный камень такого размера и такого качества не имел себе равных. Провозвестник подставил его под луч света, чтобы зарядить камень энергией.

— Благодаря этой бирюзе, — медленно и важно произнес он, — мы вызовем такую бурю, против которой фараон будет бессилен.

— Я, кажется, узнаю этот камень, — сказал Кривая Глотка. — Его добыл Икер, стукач стражников. Вынес из самых глубин горы Хатхор. Во время боя за рудник его убили, а труп сожгли.

— Смотрите, смотрите на это великолепие! Пользуйтесь привилегией, которую я дарую своим верным слугам!

Бандит не был склонен вдумываться в возвышенные речи.

— Каковы будут ваши дальнейшие указания, господин?

— Увеличивай число хозяйств, зависящих от твоего покровительства, умножай доходы, усиль вооружение и продолжай воспитание беспощадных воинов. Время работает на нас.

Такие указания подходили Кривой Глотке, и он вышел из лавки в хорошем настроении, для вида обвесившись сандалиями, словно простой торговец обувью.

Провозвестник зачерпнул горсть соли пустыни.

— По слухам, — сказал ему Бешеный, — Сесострис готовится нанести удар по правителю провинции Хнум-Хотепу. Этот военный конфликт будет, скорее всего, кровавым, а исход его — неясным. Ведь солдаты провинции Орикса многочисленны и хорошо вооружены.

— Тем лучше, друг мой.

— Может быть, Сесостриса даже победят и убьют. В этом случае...

— В этом случае его место займет Хнум-Хотеп, став нашей новой целью. Нам нужно уничтожить сам принцип власти фараонов, а не конкретных людей, которые приводят его в действие.

— Вы на самом деле доверяете Кривой Глотке? Если он разбогатеет, то может уйти из-под нашего контроля.

— Успокойся, этот преступник понял, что никто не может предать меня. Все боятся, что когти демона пустыни вонзятся в его плоть!

— Его слишком мало интересует истинная вера!

— Так будет со многими нашими сторонниками — простыми орудиями воли Бога. Ты — совершенно иной! У тебя другая природа. Мои откровения изменили твою судьбу, и отныне ты идешь по пути добродетели.

Мягкий голос Провозвестника поверг Бешеного в восторг. Таким образом вождь говорил с ним впервые и этим окончательно притянул к себе его душу. За учителем с огненным взглядом он пойдет до конца и будет слушаться его до последнего вздоха.

— Мне нужно знать, готова ли действовать наша ханаанская сеть, размещенная в Мемфисе, — сказал Провозвестник. — Чтобы проверить это, мы дадим ей настоящее задание и уберем заодно с нашего пути одно серьезное препятствие, которое мешает азиатской группе захвата проникнуть в Кахун.

6

Двое лазутчиков генерала Несмонту — оба семнадцати лет, быстрые, как ветер, и гибкие, как виноградные лозы, — не боялись ничего. Осознавая важность порученного им дела, они изо всех сил старались избежать опасности и добыть сведения об оборонительной системе Хнум-Хотепа, правителя провинции. В значительной части успех штурма зависел от тех сведений, которые они доставят своим начальникам.

Во-первых, Нил. Безоружные, в бедных набедренных повязках, от которых за версту несло рыбой, юноши вполне могли сойти за рыбаков. То, что они увидели, их поразило: в порту своей столицы Хнум-Хотеп построил настоящую флотилию из различных судов. А на берегу стояли десятки лучников.

Когда сторожевая ладья ткнулась носом в их бедную лодку, молодые разведчики решили, что лучше оставаться на месте.

— Что вы делаете в этом месте? — спросил стражник.

— Ну... ловим рыбу...

— Для кого?

— Ну... для себя... Нужно же семьи кормить!

— Вы, что, не знаете приказа господина Хнум-Хотепа? Ни одна лодка не должна плавать по этой части реки!

— Мы живем в деревне, там... и привыкли ловить здесь.

— Сейчас это запрещено.

— Тогда что же нам есть?

— Идите на ближайший контрольный пункт, еду вам дадут. Если увижу вас здесь еще раз, арестую.

Оба разведчика неспешно поплелись — эдакие два рыбака, которым навязывают новое правило. Они почти подошли к контрольному пункту, но потом свернули и углубились в заросли папируса, кишевшими змеями и крокодилами. По зарослям разведчики, пренебрегая опасностью и не обращая внимания на укусы надоедливых насекомых, добрались до кромки возделываемых полей.

Но и здесь Хнум-Хотеп предпринял все меры безопасности. Повсюду — замаскированные ветками и припорошенные землей — были выкопаны глубокие рвы, служащие западней для штурмующих. На полях, в тростниковых хижинах сидели не крестьяне, а солдаты. То же было и с фермами. Разведчики заметили также лучников, примостившихся на деревьях.

Продолжая наблюдение, лазутчики нырнули в канал, связывающий эту местность со столицей, и плыли под водой, изредка выныривая, чтобы набрать воздух. На значительном расстоянии от реки они обнаружили прочные укрепления, занятые большим числом воинов.

Диспозиция Хнум-Хотепа, казалось, не имела слабых мест.

Разведчики уже собрали достаточно информации, но оставалось главное — и самое трудное — нужно было вернуться домой живыми и здоровыми и передать собранные сведения.

Вот тогда и прозвенела мимо них первая стрела...

Едва царь переступил порог своего дворца, ему навстречу бросился правитель провинции Джехути. Одетый в широкую мантию, ослаблявшую немного мучивший его озноб, от которого он сильно страдал, старый заслуженный воин желал, забыв о возрасте и ревматизме, воздать почести своему царю, верным слугой которого он стал.

— Жду вас с нетерпением, Великий Царь.

— Плохие новости?

— Я укрепил границы с провинцией и развернул свои войска, чтобы изолировать Хнум-Хотепа, но каждый день опасаюсь с его стороны попыток разрушить эту блокаду. Его войско многочисленнее, чем мое, и долго удерживать свои позиции я не смогу.

— Это несчастье еще не произошло. Будем надеяться.

— Я не верю в лучшее, Великий Царь. Я не слишком доверяю даже собственным людям. Многие из них дрожат от мысли, что нужно будет сражаться с Хнум-Хотепом. Я вам советую не доверять солдатам-ополченцам из провинций, недавно присоединенных к Царству. Они с вами совсем недавно, и слава правителя провинции Орикса давит на них. Большинство думает, что Хнум-Хотеп побеждает в любом вооруженном конфликте. В самом деле, вы можете рассчитывать лишь на собственные силы.

— Спасибо, что ты говоришь со мной так откровенно.

— Вы обладаете достоинствами великого фараона, в котором так нуждается наша страна, но перед вами препятствие, и оно кажется мне непреодолимым. И даже если вы в этом сражении победите, раны от него будут неизлечимыми.

Джехути сомневался, что фараон серьезно отнесется к его словам. Собрать под властью Египта враждебные провинции, даже за исключением провинции Хнум-Хотепа, уже было великим делом. Но настоящее перемирие требует длительного времени. А времени сейчас нет! Да и Сесострис, желая полной победы, рискует, возможно, тем, что все может рухнуть окончательно. Но и ждать больше нельзя... Выжидая, фараон ослабит свои позиции перед Хнум-Хотепом, а тот непременно сумеет извлечь из этого пользу для себя.

С момента приезда царя в провинцию Зайца начальник личной стражи Сесостриса и всей стражи Египта Собек-Защитник больше не спал. Ему, такому закаленному в боях и трудах атлету, приходилось нервничать, как мальчишке, потому что он до сих пор в полной мере не имел данных о безопасности на этой обширной территории. Кроме того, он должен был соединить своих людей с воинами Джехути, чтобы сформировать смешанные команды, которые ему не внушали доверия. Что ж, по крайней мере, Собеку удалось настоять на том, чтобы во внутренних покоях и вокруг дворца находились только его проверенные люди.

По всей вероятности, Хнум-Хотеп сделает попытку уничтожить монарха еще до того, как тот пойдет на штурм. Войска без своего верховного начальника, без сомнения, перейдут на сторону противника. Осталось понять, где и когда именно случится эта попытка покушения.

В Кхемену, столице провинции Зайца, атмосфера была гнетущей. Никто из разведчиков, отправленных генералом Несмонту по ту сторону фронта, так и не вернулся. И потому Сесострис ничего не знал о системе обороны Хнум-Хотепа. Атаковать вслепую? Это могло стоить поражения.

На рассвете Собек лично расставлял служащих дворца. Он относился недоверчиво даже к внешне безобидным старикам и лично осматривал кухни, где повара в его присутствии снимали пробы с блюд.

В тот момент, когда он, наконец, позволил себе присесть, чтобы съесть бобовый хлебец, к нему с удрученным лицом нерешительно приблизился один из его помощников.

— Что случилось?

— Еще ничего, командир... Пока ничего... Но ведь вы приказали докладывать вам обо всем...

— Говори яснее!

Собек отодвинул свой хлебец. К нему тут же подошел верный пес, который хотя до этого и лежал на своей подстилке, но давно нацеливался на это лакомство. Осторожно взяв из рук хозяина добычу, он аккуратно отнес ее к себе на место, чтобы там, в своем углу, спокойно полакомиться.

— Видите ли, командир...

— Ну, я жду. Давай, наконец!

— Что ж. Это, наверное, пустяк, но... Официальный дворцовый брадобрей вчера вечером, чуть раньше захода солнца, вошел во дворец, но никто не видел, чтобы он из него выходил. Обычно он заканчивает свое дело еще до завтрака.

— Стало быть, он спрятался!

— Успокойтесь, его инструменты у меня! Никому не позволено ходить по дворцу с оружием или с опасными предметами.

— Дурак! Он спрятал свою бритву в каком-нибудь укромном месте!

Собек и его помощник бегом бросились в сторону покоев Сесостриса. В небольшом коридорчике, который вел туда, помощник Собека заметил брадобрея.

— Это он!

Человек, сжимая в руках кожаный мешочек, в испуге остановился. Собек всей своей массой навалился на него сзади и повалил на пол. Его помощник связал ноги и руки пойманного веревкой, которая больно вонзилась в тело.

— Ну что, парень, хотел зарезать царя?!

— Нет, нет, клянусь вам, что нет!

— Сейчас узнаем!

Собек открыл мешок брадобрея.

В нем не было бритвы. Только великолепный скарабей из сердолика.

— Ты украл его?

Брадобрей опустил голову.

— Да... Это правда.

— У кого?

— У одной горничной.

— И ты его спрятал ночью, чтобы утром завершить преступление?

— Я думал, что меня никто не заметит. Простите меня, я...

— Я обеспечу тебе много лет тюрьмы.

Когда Собек известил фараона о том, что двое раненых разведчиков только что достигли первой линии пехоты, Сесострис изучал план штурма, представленный ему генералом Несмонту. Недоверчивый начальник всей стражи попросил Несмонту опознать этих людей до того, как они предстанут перед повелителем.

Один из молодых людей был ранен стрелой в левое плечо, у второго была в крови вся правая нога. Разведчики, гордые тем, что им удалось успешно выполнить задание, отказывались от медицинской помощи. Они не могли заниматься собой, пока не рассказали монарху и генералу о том, что видели во вражеском стане. Те их внимательно выслушали.

Несмонту поздравил юных воинов и произвел их в офицеры. Двое героев не могли удержать слез, когда фараон, который был выше их на целую голову, наклонился, чтобы поцеловать их.

После отправки раненых к военному медику Сесострис собрал малый совет, куда входили генералы Несмонту и Сепи, Хранитель Царской Печати Сехотеп и Собек-Защитник.

Несмонту обстоятельно подытожил полученные разведывательные данные. За его докладом последовало долгое молчание.

— Диспозиция Хнум-Хотепа неуязвима, — высказал свое мнение Сепи. — Чтобы пробить ее, нам потребуется армия, втрое большая, чем сейчас. И то не обойтись без тяжелых потерь. В нынешнем состоянии у нас нет никаких шансов.

— Я признаю, что эта операция очень сложна, — согласился Несмонту. — И все же отступать мы не собираемся. Я лично возглавлю свои элитные части, и мы прорвем оборону противника.

— Ты будешь сражаться как лев, — возразил Сесострис, — но это будет стоить тебе жизни. И если наши лучшие солдаты погибнут, то какие шансы у нас останутся?

— То, что нам известны позиции врага, дает нам значительное преимущество. Если мы сумеем им воспользоваться, то судьба, быть может, будет к нам благосклонна!

— Тщетные намерения! — запротестовал Собек. — Ты только что сам объяснил нам, почему мы заранее обречены на поражение.

— Попытаемся еще раз провести переговоры, — предложил Сехотеп. — Я чувствую, что способен уговорить Хнум-Хотепа.

— Он захватит тебя в заложники, — предсказал Сепи. — Голова правителя этой провинции тверже гранита. Хнум-Хотеп на переговоры не пойдет, потому что не захочет расстаться ни с одной из своих привилегий.

Никто не стал возражать Сепи.

— У нас нет выбора, — согласился Несмонту. — Как бы ни был велик риск, будем штурмовать. В противном случае престижу фараона будет нанесен смертельный удар.

— Мне кажется, нужно сохранить имеющееся положение, — сказал Сехотеп. — Давайте окружим Хнум-Хотепа и прервем сообщение провинции с внешним миром. Пусть жители испытают, что такое настоящий голод. Это заставит их сдаться.

— Утопия! Его провинция достаточно богата, и еды хватит на многие месяцы, даже на годы. Кроме того, если не будем действовать мы, это сделает он.

— Здесь главное — безопасность царя, — напомнил Собек-Защитник. — Во время атаки царь не должен подставлять себя опасности.

— Именно об этом я и думаю, — прогремел Несмонту. — И сам пойду во главе своих солдат!

Сесострис встал.

— Решать буду я. Последнее слово за мной. И его вы узнаете завтра утром во время ритуала в святилище Тота.

7

В белом в мелкую складочку платье с короткими рукавами и бежевым корсажем, юная жрица поклонилась Древу Жизни и стала играть ему на маленькой арфе, которую очень трудно настроить. Инструмент в полметра высотой, сделанный из сикоморы, имел четыре струны. Музыкантша поставила его нижнюю часть на свое плечо и для лучшей гармонии держала горизонтально. Извлекаемые звуки охраняли два небольших скульптурных изображения, вырезанных на арфе: магический узел Исиды и голова Маат.

Юная жрица стала играть медленную, ритмичную мелодию, унимающую боль и несущую блаженный покой.

Безволосый, прежде чем приступить к возлиянию, ждал, пока в небе замрут последние звуки.

— Небо и звезды играют свою музыку в честь Древа Жизни, — напомнил он. — Солнце и Луна поют хвалы, а богини в его честь танцуют. Истинному музыканту известен план Создателя, он чувствует ту материю, что движет миром, и приводит его составляющие в резонанс. Так рождается небесная музыка, скромными исполнителями которой можем быть мы. Пусть твоя музыка станет ритуалом.

Прибыв на Абидос, Жергу чувствовал себя неуверенно. Он, правая рука богатого и могущественного Медеса, секретаря Дома Царя, был назначен главным инспектором амбаров. В этой должности он ездил по всему Египту и шантажировал богачей, которым угрожал преследованиями в случае отказа отдавать ему, в полной тайне, часть своих доходов.

Толстяк Жергу — любитель вкусно поесть, неплохо выпить и позабавиться с женщинами, три раза разведенный — должен был сесть в тюрьму за избиение своей последней жены. Но Медес выручил его из этой ситуации, приказав ходить только к профессиональным жрицам любви.

Мнительный, боявшийся мистической власти божеств и магов Жергу отправлялся в поездки, запасаясь большим числом амулетов. И все же, как только его нога ступала на священную землю Осириса, он чувствовал: невидимые силы оказывают ему сопротивление.

Будучи опытным моряком и хорошим охотником, Жергу ненавидел неоправданный риск. А Медес подверг его такому риску, снова послав именно сюда. Но он не мог ни в чем отказать своему покровителю, и приезжал в этом место под предлогом привоза жрецам съестных припасов, стоявших в официальном списке поставок.

Истинной же целью поездки было совсем другое: возобновить контакт с одним из постоянных жрецов, превратить его в союзника в надежде овладеть богатствами Абидоса.

Во время их последней встречи Жергу подумал, что затею можно реализовать. Но чем больше он размышлял, тем страшнее ему становилось, что жрец расставляет ловушку.

И, тем не менее, ни один аргумент не сумел переубедить Медеса, который настаивал на этом плане. Жергу буквально заставил себя сойти с борта судна — и то только после нескольких литров крепкого пива.

Как и в прошлое свое посещение, Жергу был поражен числом стражников, занятых наблюдением за городом. Что происходило в Абидосе? Каждого вновь прибывшего тщательно обыскивали, каждый корабль и каждая ладья проверялись с носа до кормы!

Жергу не стал исключением. Видя, как к нему идут с дубинками четыре крепких стражника и командир, он вспотел.

Сейчас его арестуют, бросят в тюрьму и станут допрашивать!

— Ваши документы, — потребовал офицер.

— Вот они.

Дрожа всем телом, Жергу вручил военному свой папирус. Тот стал внимательно его читать.

— Инспектор амбаров Жергу, официальная командировка на ладье со съестными припасами... Проверим сейчас, совпадает ли с действительным грузом.

Офицер странно посмотрел на Жергу.

— Вы плохо выглядите.

— Должно быть, я съел негодной пищи.

— У нас есть военный доктор. Там, на командном посту. Если вам станет хуже, обязательно сходите к нему. А пока мои ребята осматривают ваш груз, пойдемте со мной.

— Зачем это?

— Затем, что на ваш счет я получил специальные указания.

Жергу почувствовал, как ноги под ним обмякли. Ему стоило больших трудов удержаться и не упасть. По всей видимости, судьба его была решена. И побег невозможен — вон сколько солдат на берегу! В отчаянии он отправился за офицером, который привел его в большую комнату, где работало с десяток писцов.

Офицер взял с этажерки деревянную табличку и протянул ее Жергу.

— Учитывая частоту ваших поездок в Абидос, вот ваш временный пропуск, подписанный начальником внешних сношений. Всегда имейте данный документ с собой, когда ездите в этот город. Он не дает вам права ходить по территории, запретной для непосвященных, и не освобождает вас от какого бы то ни было контроля. Но если человек нам знаком — это упрощает дело.

Жергу не был способен произнести ни слова, только слабо улыбнулся.

— Вас проводят к месту встречи.

Онемевший от только что пережитого страха Жергу был счастлив, что на условленном месте пришлось какое-то время подождать. Это ожидание позволило ему собраться с мыслями перед решающей встречей с постоянным жрецом, который, казалось, был готов его предать.

Жергу снова охватили сомнения.

«А если из тайного храма выйдет другой служитель культа, чтобы обвинить в воровстве одного из членов самой закрытой братской общины Египта?»

Горло сдавило, и пересохшие губы отказывались делать глоток воды.

Наконец человек появился.

Это был тот же самый жрец, как всегда суровый и мрачный!

Бега, оскорбленный тем, что Сесострис не назначил его главным над постоянными жрецами Абидоса, жаждал отомстить виновнику, остановившему его карьеру, то есть самому фараону. Но для успеха нужны были союзники. Каким образом найти их, если ты постоянно вынужден оставаться на земле Осириса?

Приезд Жергу был для Беги настоящим чудом. Несмотря на сомнительные нравственные качества этого человека, Бега относился к нему как к эмиссару могущественного лица, решившего проникнуть в тайны Абидоса. Именно тот направил к нему Жергу, чтобы узнать, есть ли здесь какое-нибудь слабое место, куда можно было бы проникнуть.

И этим слабым местом был он, Бега.

Итак, он объявит стоимость своих услуг, назначив максимальную цену, и обогатится, продолжая исполнять свои законные обязанности.

— Ваш новый статус значительно упрощает наши контакты, — начал Бега. — Конечно, я буду и дальше давать вам список съестных продуктов, которые мне нужно доставлять, а вы продолжите исполнять эту задачу со всем рвением.

— Разумеется, — пообещал Жергу.

— И, пока мы еще не начали сотрудничать, я хотел бы кое в чем быть уверенным. Вы действительно способны предоставить мне необходимую сеть, чтобы сбывать то, что у меня есть на продажу?

— Никаких проблем, каков бы ни был товар.

— Стало быть, Жергу, вы очень влиятельный чиновник!

— Только посредник. А вот мой начальник действительно занимает высокий пост.

— Входит ли он в окружение фараона?

— Я не имею полномочий говорить вам больше. Нам нужно лучше узнать друг друга. И главное... То, что вы хотите продавать, действительно, так ценно?

— Пойдемте со мной.

У Жергу от страха опять свело желудок. Может быть, это ловушка?

— Ничего не бойтесь, — сказал ему Бега. — Я оказываю вам честь, которую высоко ценят временные жрецы, если она им выпадает. Вы подойдете к террасе Великого Бога.

Испытывая страх и удивление, Жергу увидел многочисленные святилища, стоящие по обеим сторонам дороги. Алтари их были отгорожены от дороги двором, густым садом и каменной стеной.

— Кто обладает привилегией быть здесь похороненным? — спросил Жергу.

— В действительности никто.

— Но тогда...

— Подойдем к одному из этих памятников. Сейчас вы все поймете.

Через открытую дверь в стене они оба вошли в сад большого святилища. У сикоморы, посвященной богине Неба Нут, был бассейн, в котором цвели лотосы. У стен стояли стелы, статуи и разной величины столы с жертвенными продуктами.

— Здесь не покоится ни одно тело, — объяснил Бега. — И, тем не менее, многие высокие чиновники представлены Осирису посредством этих памятников, которые позволено отправлять в Абидос и которые с помощью магических ритуалов оживляются постоянными жрецами. Так странствует душа. Владение стелой или статуей, расположенной рядом с террасой Великого Бога, означает уверенность в том, что ты разделяешь с ним вечность. Жрецы, в том числе и я, часто совершают возлияние божественной росы и воскурение воскрешающих благовоний над этими священными камнями. И тогда возрождаются имена избранных счастливцев.

Жергу, очарованный красотой и величием места, испуганно заморгал.

— Очень впечатляет, но я не вижу...

— А вы посмотрите внимательнее.

Жергу пристально вглядывался, но видел лишь святилища и памятники, воздвигнутые по обету.

— Ценность этих стел, этих статуй и этих жертвенных столов неизмерима, — уточнил Бега. — Ведь они были посвящены духу Осириса и освящены им.

Жергу не осмеливался понимать.

— Но вы все же не считаете, что...

— Все, что привозится на Абидос, подвергается строгому досмотру, но не контролируется то, что увозится с него.

— Вывозить эти вещи?

— Не статуи, не большие стелы этих крупных сановников, отправленных в Абидос самим фараоном, а маленькие. В некоторых святилищах их так много, что никто не заметит их исчезновения. Теперь ваш черед найти покупателей для этих сокровищ.

Жергу подумал: «Никаких сложностей, и цену я взвинчу максимальную».

— В будущем, — продолжал Бега, — у меня будет еще более ценный товар, но о нем мы поговорим позже.

— Вы мне не доверяете?

— Я играю по-крупному и не хочу проиграть. Перед тем как двинуться дальше, посмотрим, как вы провернете первое дело.

— О, вы не разочаруетесь! Мой партнер — деловой и неболтливый человек.

— Надеюсь.

— Почему вокруг Абидоса столько стражников и солдат? — спросил Жергу.

— Это один из секретов, который я вам продам. Возможно, слухи и ходили, но только постоянные жрецы и приближенные фараона знают правду. Это факты исключительной важности и окружены самой строгой тайной.

— И этот секрет вы готовы продать?

Бега стал еще холоднее.

— Увидим.

Мужчины медленно спустились с террасы Великого Бога. Тишина была такой глубокой, что успокоила напряженные нервы Жергу.

— В следующий вас приезд, — сказал ему Бега, — я дам вам первую миниатюрную стелу.

— И как мы будем действовать?

— Не беспокойтесь. Если сделка удовлетворит меня, я потребую познакомить меня с вашим партнером.

— Не знаю...

— Вы — и через вас он — знаете, кто я. Значит, и я должен знать, кто он, чтобы наш союз был нерушим и долог.

— Я передам ему ваши требования.

— Вот список съестных продуктов, которые нужно будет доставить постоянным жрецам. Не торопитесь, и пусть пройдет достаточно времени перед тем, прежде чем вы вернетесь.

На обратном пути Жергу не подвергли никакому досмотру. Он, признанный отныне временным жрецом, спокойно прошел, ответил на приветствия стражников, и один из них даже помог ему погрузить в ладью сумку.

Жергу дивился смелости и решимости этого жреца. Должно быть, много ненависти и обиды накопилось у него, раз он дерзнул на такое предательство! Однако какая нежданная сказочная прибыль... Даже в самых безумных мечтах Медес никогда бы не мог себе представить, что у него будет такой союзник в самом сердце Абидоса!

8

В свои тридцать лет Руди являлся одним из самых недоверчивых стражников Мемфиса. Сам Собек-Защитник назначил его на этот чрезвычайно сложный пост, и атлет контролировал азиатскую иммиграцию, выполняя порученное дело с исключительной строгостью.

Руди был тружеником и подозрительным от природы. Это свойство значительно в нем усилилось после восстания в Сихеме, когда был убит его лучший друг, служивший там. И хотя Руди был счастлив, что главаря этого восстания, безумца, который называл себя Провозвестником, казнили, стражник тем не менее был весьма осторожен.

Каждый раз, когда иноземный караван просил позволения войти на территорию Египта, Руди лично брался за дело и изучал дела каждого из торговцев. Если было что-либо подозрительное, то он отправлялся на таможенный пункт, располагавшийся к северу от Мемфиса, и сам допрашивал лиц, в которых сомневался.

Руди не любил ни ханаан, ни азиатов за их хитрость. Поэтому он отклонял максимально возможное число просьб и был уверен, что способствует тем самым поддержанию спокойствия, без которого ни о какой безмятежной и счастливой жизни не может идти и речи.

— Господин, — предупредил Руди его заместитель, — тут возле храма Птаха забрали двух подозрительных типов. Оба говорят, что они — продавцы сандалий, а никаких сандалий на продажу у них нет.

— Займусь ими немедленно.

— Но ведь время завтрака!

— Долг превыше всего.

— Кажется, дорога свободна, — сказал Шаб Бешеный.

Идя впереди Провозвестника по изгибам улочек, расположенных позади мемфисского порта, Бешеный вел себя как сокол на охоте. Он пытался уловить малейшую опасность, и его бдительность не смог бы обмануть ни один соглядатай. Кроме того, он высоко ценил способность своего наставника превращаться в хищную птицу и разрывать когтями тело врага.

Бешеный остановился перед полуразвалившимся домом и огляделся.

Ничего подозрительного.

Он четыре раза с большими интервалами стукнул в низенькую дверь. Изнутри ответили одним ударом. Бешеный стукнул еще два раза, коротко и быстро. И дверь открылась.

Осторожно оглядываясь, Бешеный первым вошел в комнатку с утрамбованным земляным полом, на котором на корточках сидели двое бородатых мужчин.

Полагая, что опасности больше нет, Бешеный сделал знак Провозвестнику, который тоже вошел в дом.

Дверь со стуком захлопнулась.

— Сходи за остальными, — приказал Провозвестник привратнику.

Вскоре появились еще четверо, но уже безбородых мужчин лет тридцати. Они простерлись ниц перед своим господином.

— Почему эти двое отпустили себе бороды?

— Господин, — ответил тот, кто числился хозяином дома, — нашим товарищам не удается приспособиться к образу жизни этого проклятого города. Они не жалеют усилий, но смотреть на то, как по улицам бродят эти бесстыдные бабы, выше их сил. Поэтому они предпочитают оставаться здесь и соблюдать наши обычаи.

— А ты? Какого результата достиг ты?

— Думаю, немногим лучше. Мы с товарищами стали портовыми рабочими, но египтяне смотрят на нас косо. Они пьют вино, рассказывают скабрезные истории, очень громко смеются и развлекаются с развратными женщинами. Как же дружить с такими людьми? Они вызывают в нас отвращение! Нам бы хотелось вернуться в Сихем и продолжить там нашу борьбу против поработителей.

У Бешеного возникло желание плюнуть в лицо этому тупице, но решение было за Провозвестником.

— Что ж, понимаю ваши переживания, — мягко сказал тот. — Египет — это заблудшая земля, и нужно вернуть ее на путь добродетели.

Все сели, и Провозвестник начал долгую проповедь, в которой он бичевал роскошь, скандальную распущенность женщин и учреждение статуса фараонов, которое Бог приказал ему разрушить. Несколько раз ханаане в такт согласно качали головами. Повелитель, твердо державшийся своих позиций, их вполне устраивал.

— Мы победим, — обещал Провозвестник, — и вы будете первыми, кто совершит подвиг, о котором заговорит вся Ханаанская земля.

Внимавшие ему слушатели в сомнении отвели глаза.

— Чтобы нанести смертельный удар, — объяснял дальше Провозвестник, — необходимо, чтобы караван, в котором будут наши люди, вошел в Кахун. Но один высокопоставленный чиновник по имени Руди мешает этому, чиня непреодолимые препятствия. И вот эту помеху уберете вы, мои храбрые последователи.

— Каким образом? — спросил один из бородачей.

— Мы расставим Руди ловушку, из которой живым он не выберется. И честь совершить это принадлежит вам.

Ханаане внимательно слушали объяснения Провозвестника.

— До того момента, пока я не дам вам сигнала к действию, — продолжал Провозвестник, — я требую абсолютного молчания. Если один из вас проболтается, мы все окажемся в опасности.

— Мы отсюда не двинемся, — пообещал бородач, — и строго будем следовать вашим приказаниям.

Шаб Бешеный внимательно осмотрел улицу.

Никого.

Провозвестник мог выходить из ханаанского укрытия.

По дороге домой Бешеный не удержался и сказал:

— Подлые и неспособные люди, господин. На мой взгляд, рассчитывать на них нельзя.

— Ты не ошибаешься.

— Но... Вы только что поручили им дело первостепенной важности!

— Конечно, друг мой, но не станет ли оно и единственным?

— Итак, — сказал Руди, — вы — торговцы сандалиями!

Двое допрашиваемых бросились на колени.

— Это правда, — ответил тот, что постарше. — Мой брат немой, и я буду говорить за двоих.

— Старайся не слишком врать, а то я рассержусь!

— Клянусь вам, что...

— Не упирайся. Как ты вошел в Египет?

— По дороге Хора.

— Значит, ты оставил свой след в одном из фортов. В каком?

— Сейчас не вспомню.

— Ты и твой сообщник тайно проникли на нашу территорию. С какой целью?

— Египет богат, а мы бедны. Мы надеялись здесь разбогатеть.

— Продавая сандалии?

— Вот именно, вот именно.

— И делая их сами?

— Конечно!

— Я обоих вас поведу в мастерскую. И вы мне покажете, как это делаете.

— Ладно... Мы ничего в сандалиях не понимаем.

— Тогда начнем сначала, парень! На этот раз больше не ври. В противном случае мои люди расспросят тебя на свой манер.

— В Египте ни с кем жестоко не обращаются!

— Когда они закончат тобой заниматься, тебя уже никто не узнает.

Оба брата переглянулись.

— Если сболтнем, то будут неприятности.

— А если промолчите, то они будут еще серьезнее!

— Ну, если говорить правду, я не очень-то много знаю... Но мне бы не хотелось неприятностей! Если я вам скажу все, то вы нас выпустите на свободу? И меня, и брата?

— Не многого ли ты хочешь? Заключим честную сделку: ты мне говоришь все, как есть, а я вас отпускаю.

— Честное слово?

— Честное слово!

— Тогда вот что: мой брат и я — мы из города Сихема, что в Ханаанской земле. В Мемфис нас пригласил один земляк, который обосновался здесь в прошлом году. Он пообещал нам жилье и работу. Но на самом деле он хотел превратить нас в разбойников!

— Как же это?

— Он собирался ограбить один из портовых складов и перебить всех тамошних стражников. Для нас это не вопрос! После этого мы счастливо вернемся на родину. Вот и все.

— Отсутствует одна деталь: где живет этот ханаанин?

— В доме позади храма Птаха. Под тремя пальмами. Это очень подозрительный человек.

— Пароль?

— Отмщение.

— Ты и твой брат сегодня же покинете Египет.

Руди должен был бы предупредить своего начальника Собека, но предпочел самостоятельно организовать такое рядовое дело. Проще самому допросить этого ханаанина и вытянуть из него имена членов его шайки. К чему беспокоить начальство из-за незначительных нарушителей порядка!

И все же из соображений осторожности Руди захватил с собой пятерых стражников, так как ханаане слыли за искусных мастеров удирать с места происшествия. И Руди ни за что не хотел упустить шанс поймать их вожака.

Дом было найти нетрудно. Руди разместил своих людей, направился к калитке и подошел к человеку, который заснул на пороге.

Он разбудил его, стукнув по плечу.

— Твой хозяин дома?

— Может быть. О ком доложить?

— Отмщение.

— Пойду посмотрю.

Слуга медленно открыл калитку, пошел по маленькой посыпанной песком аллее, вошел в дом, несколько мгновений оставался там и снова вышел, не прибавив скорости.

— Он ждет вас.

Руди, в свою очередь, пошел по аллее. К нему навстречу вышел один из побрившихся ханаанеев, которых Провозвестник привел сюда за несколько минут до того, как отправить двух заговорщиков к храму Птаха. Поведение этих двоих должно было заинтересовать стражу, Руди должен был их допросить и, по тем сведениям, которые Провозвестник имел об этом человеке, вмешаться в дело лично.

Западня сработала безотказно.

— Можете ли вы повторить мне пароль? — спросил ханаанин.

— Отмщение.

— Это отмщение предназначено тебе!

Привратник сзади уже связывал Руди, а остальные сообщники Провозвестника, высыпав из дома, наносили египтянину удары короткими мечами. Упав, он все же нашел в себе силы, чтобы позвать на помощь, и в схватку немедленно ввязались его люди.

Когда она окончилась, в живых остался только один стражник, хотя и тяжело раненный. Он выполз наружу, окликнул какого-то прохожего и потерял сознание.

Бешеный стукнул в дверь вчерашнего дома условленным кодом. Один из двух бородатых ханаанеев, остававшихся на месте и не участвовавших в схватке, ему открыл. Бешеный вошел, за ним Провозвестник.

— Наши победили? — спросил второй бородач, который сидя пил молоко.

— Руди убит.

— А наши уже ушли в Сихем?

— Нет, они ушли гораздо дальше.

Бородач поднялся.

— Вы хотите сказать, что...

— Они пожертвовали своими жизнями ради нашего дела. Бог примет их как героев, и они смогут, наконец, вкусить блаженства.

— А мы... Мы можем уйти из Мемфиса?

— Разве вы не мечтаете стать героями?

Бешеный уже перерезал медным лезвием горло первому бородачу. Второй попытался бежать, но железная рука Провозвестника легла ему на грудь.

Ханаанин взвыл.

Когти сокола впились в его тело и вырвали сердце.

— Что будем делать с трупами? — спросил Бешеный.

— Оставим на видном месте и не будем закрывать за собой дверь. Кто-нибудь из прохожих заметит тела и позовет стражников. Они будут счастливы, что нашли укрытие ханаанеев, и соотнесут его с делом убийц стражника Руди. На Сихем как на гнездо наемников обрушатся новые репрессии. Фараон сделает еще более строгим надзор за землей Ханаанской, считая, что именно в ней корень зла. А мы получим полную свободу действий.

9

С вершины горы, где была выдолблена теперь уже вполне законченная просторная гробница, Хнум-Хотеп созерцал раскинувшуюся перед ним провинцию Орикса, которая через несколько дней или даже часов станет театром кровавой гражданской войны.

В его гробнице, украшенной великолепными разноцветными птицами, еще царил глубокий мир. Но сохранится ли этот памятник, если победит Сесострис? Он, без сомнения, по камням разберет его, чтобы стереть с лица земли и самую память о своем последнем враге. А что станет с его столицей Менат-Хуфу, «Кормилицей Хеопса», где родился знаменитый строитель великой пирамиды?

Нет, Сесострис не одержит победы! Нет, он не воцарится над возделанными долинами этой провинции, над ее аккуратными деревнями с маленькими белыми домиками, над ее пальмовыми рощами и ирригационными запрудами! Он не будет контролировать караванные дороги, ведущие в восточную пустыню, он не будет командовать многочисленным и хорошо тренированным войском. Провинция вступит в отчаянный бой, и ни один воин не сдастся, пока у него есть оружие.

— Принесите опахала, — приказал он двум слугам, которые тут же выбрали опахала в форме лотоса и принялись размеренно ими работать.

Слугам были известны вкусы хозяина, и они взяли правильный ритм.

Хнум-Хотеп подумал: «Как прелестен этот пейзаж, какой он мирный! Почему же эта мечта, ставшая реальностью, должна получить такой жестокий конец?»

Но нельзя было дальше предаваться размышлениям, потому что указания правителя провинции нужны были каждому.

— Возвращаемся во дворец.

Хнум-Хотеп, грузный мужчина, всегда брал с собой три паланкина с твердой спинкой и запасных носильщиков.

Его три собаки — юркий кобель и две суки с округлыми боками — подбежали, чтобы их приласкали. Но занятый своими мыслями хозяин не обратил на них никакого внимания.

Четыре крепких носильщика подняли укрепленный паланкин и в сопровождении собак направились в столицу.

Приняв сеанс массажа с любимой мазью, составленной на основе очищенного жира, сваренного в ароматизированном вине, Хнум-Хотеп опустился в кресло с высокой спинкой.

Слуга принес ему воды для умывания рук, второй налил в его любимый кубок белого вина и прикрыл золотым листком, третий вытащил из сундука два дорогих парика — один короткий, с волосами, заплетенными в косички, а второй длинный, с волнистыми прядями. Хнум-Хотеп любил каждый день менять прическу и не выносил ни малейшего беспорядка. Порой ему хотелось, чтобы лоб, уши и затылок были закрыты, а в другие дни ему нравились ниспадающие тугие пряди.

— Ни тот ни другой, — сказал он слуге. — Дай мне самый старый и самый скромный.

Для встречи с врагом Хнум-Хотеп хотел походить на своих предков.

Пришла Текхат — казначей, контролер амбаров провинции и управляющая личными владениями правителя провинции.

— Ваши указания выполнены со всей тщательностью. Оборонительная система готова, ратники на местах.

— Провинция Орикса станет кладбищем для войск захватчика. Они бросятся на приступ и попадут в наши ловушки.

— Простите мне мою дерзость, господин, но не бесплодны ли наши надежды? Вы ведь не больше меня верите в наивность Сесостриса. Разве не шпионили за нами его разведчики?

— Мы их перебили!

— Но не всех же! Разве царь не знает наших сильных и слабых сторон?

— В таком случае ликвидируем слабые!

— У нас не так много людей.

— Пусть в защите нашей земли примут участие женщины и дети!

— Это уже сделано.

Хнум-Хотеп нахмурился.

— Если верить тебе, Текхат, то у нас нет никаких шансов на победу!

— Может быть, наше мужество и позволит нам отразить штурм.

— Уж не готовишь ли ты нашу сдачу?

— Разумеется, нет, господин! Но как не понять, что это ужасное противостояние — каким бы ни был его исход! — обескровит нашу провинцию? Мне страшно. Страшно, что разрушится все, что мы с такой любовью созидали!

Хнум-Хотеп не произнес ни слова утешения. Нечего было возразить прозорливой советнице!

— Разрешите мне уйти в отставку, господин. Я не хочу присутствовать при этом побоище. Если нас победят, они не возьмут меня в плен живой!

Хнум-Хотеп поглубже втиснулся в кресло. Именно здесь его предупредят о нападении Сесостриса. Тогда он возглавит своих лучших людей, которые будут сражаться, пока хватит сил.

Послышались быстрые шаги.

— Господин, — объявил ему секретарь дрожащим голосом. — Фараон!

— Он атаковал? Где?

— Он не атаковал, он здесь!

Хнум-Хотеп протер глаза.

— Здесь... Что это значит?

— Он у вашей двери, господин.

— Моя армия перебита, а меня предупреждают только сейчас?!

— Нет-нет, господин! Никто не убит!

— Ты что, сошел с ума?

— Фараон один. Ну, почти один. С ним только Хранитель Царской Печати.

Не веря своим ушам, Хнум-Хотеп поднялся и направился ко входу во дворец.

У дверей возвышалась фигура фараона в голубой короне. На нем был удивительный схенти — весь покрытый иероглифами, напоминающими о священной функции этого одеяния: превращать царя в действующий свет, делать его победителем зла, созерцающим полноту мироздания.

— Никто... Никто не помешал вам пройти ко мне?

— Кто осмелился бы поднять руку на царя Верхнего и Нижнего Египта?!

— Моя провинция независима, — покраснел Хнум-Хотеп, а затем пустился в долгие и детальные объяснения об истории своего рода.

Делая упор на результаты доброго управления, ни одной подробности из которого он не опустил, он затем стал нахваливать заслуги администрации.

Сесострис, неподвижный и внимательный, ждал окончания этого потока красноречия, не выказывая ни малейшего знака нетерпения. Потом выдержал многозначительную паузу и...

— Красноречивый оратор, волнующий толпу, — опасный человек, потому что болтун — виновник смут. Подстрекание толпы чревато разрушениями. Поэтому правитель должен научиться умело управлять своим словом.

Присутствовавшие при разговоре чиновники были убеждены, что глубоко оскорбленный Хнум-Хотеп прикажет немедленно арестовать неосторожного царя.

Но правитель провинции Орикса, словно громом пораженный, никак не отреагировал.

— Фараон — собеседник богов, он заключает с ними союз, — продолжал Сесострис, — но он действует не для себя. Созидательная энергия, хранителем которой является фараон, предназначается его народу. Гармония государства свершается в сопричастности всех людей, которые не требуют друг у друга прав, но живут взаимными обязанностями. Пусть будет единой мысль людей и замысел богов, пусть Дом Царя будет единым, пусть правление настаивает на способности всех людей к союзу, а не к противостоянию и разделению. И все провинции должны объединиться, чтобы приносить жертвы в храме и сделать Египет единым телом, подобно Небу. Фараон не довольствуется речами, он действует. То, что замышляет мое сердце, я реализую — с упорством и постоянством. И если ты — человек дела, действительно отвечающий за свой край, не приговаривай провинцию Орикса к изоляции. Не задело ли тебя зло, Хнум-Хотеп? Не прячешь ли ты золото богов? Не причинил ли ты вреда Древу Жизни? Не пытаешься ли ты помешать воскрешению Осириса?

И снова — молчание.

На этот раз Хнум-Хотеп не выдержал. Это не просто красивые речи, в них заключены тяжелые обвинения! Такие тяжелые, что правитель провинции должен был уничтожить этого монарха!

В конце концов, Хнум-Хотеп отреагировал, но совершенно неожиданным образом.

Тучный человек расхохотался.

Раскатистый громоподобный хохот слышен был даже за пределами дворца.

Отсмеявшись, Хнум-Хотеп увидел, что фараон продолжает читать в его душе взглядом.

— Великий Царь, я признаю, что болтлив. И смеялся я по двум причинам. Во-первых, над самим собой и над своей медлительностью, с которой я понимал ваши так сжато изложенные, но такие действенные аргументы! А во-вторых, из-за несоразмерной огромности ваших обвинений. Эксплуатация золотых рудников в Восточной пустыне уже давно сведена к минимуму, и то небольшое количество металла, которое я получаю, предназначено храму. Что до Древа Жизни — предположим, что речь не идет о легенде! — то я даже не знаю, где оно находится! И если бы я не почитал Осириса, единственного гаранта воскрешения моей души, то не был причастен к таинству его воскрешения и, стало быть, не имел бы никакой власти ни над ним, ни над его священной землей в Абидосе. Не я преступник, которого вы ищете, Великий Царь. Эта встреча — самый важный момент моей жизни, потому что она кладет конец нашему противостоянию и позволяет избежать кровавого и опустошительного конфликта. Я вижу перед собой и слышу действительно фараона, верным слугой которого я отныне становлюсь. Я возвращаю в ваши руки провинцию Орикса, Великий Царь, и приглашаю вас на самый грандиозный пир, который когда-либо давали в моей столице.

Для Собека-Защитника, еще сомневавшегося в искренности Хнум-Хотепа, этот пир был настоящим кошмаром. Как обеспечить безопасность царя в огромном зале, где разместились чиновники провинции с супругами? Не играет ли их хозяин комедию, чтобы понадежней заманить в ловушку?

Генерал Несмонту разделял с Собеком его сомнения. Торжественность мероприятия вынудила его одеть солдат своего корпуса в церемониальные одежды, но он считал этого Хнум-Хотепа вполне способным осуществить убийство царя и его близких во время удивительного пира, где братались воины провинции Орикса и солдаты фараона. Недоверчивый Несмонту дал очень четкие указания своему элитному полку, которому было поручено вмешаться при малейшем инциденте.

Генерал Сепи и Хранитель Царской Печати Сехотеп были настроены менее пессимистично. Первый — потому что понимал, какое единодушное облегчение принес всем отказ от военного конфликта. Второй — потому что он присутствовал при метаморфозе, случившейся с Хнум-Хотепом, и понял, что сыграть это невозможно.

Зал для пира был украшен сотнями ароматных цветов, освещен десятками светильников и был истинным наслаждением для глаз.

Когда Хнум-Хотеп возвысил свой властный голос, наступила полная тишина.

— Приехал фараон. Он объединяет Обе Земли — Верхний и Нижний Египет, правит Красной землей и под свой скипетр берет Черную землю, дает жизнь тростнику и пчеле. Мы все здесь присутствуем — склонимся же перед ним и воздадим ему почести!

И даже суровые мужчины, такие как Несмонту, не смогли сдержать своих чувств. В это мгновение Египет снова стал единым целым, олицетворением мира и гармонии. Жезл гражданской войны рассыпался в прах.

Этот подвиг сделал Сесостриса в египетской истории величайшим среди фараонов.

Повара Хнум-Хотепа выбрали для пира множество рыб, одних зажарили, других приправили спаржей, третьих подали с соусом из тмина, сельдерея и кориандра. Самые крупные окуни были до двух метров в длину и весили до ста пятидесяти килограммов. Они были сильными, и выловить их стоило большого труда. (Когда наступала зима, они подплывали к поверхности воды, и можно было любоваться их могучей красотой: спина у них была коричневой с оливковым отливом, брюхо серебристое.) Вкус был удивительно тонок. И подали их не случайно: в знак сближения земного пира и пира божественного. Ведь окуни сопровождали солнечную ладью Великого Бога, предупреждая о приближении чудовищного змея, решившего выпить нильскую воду!

Генералу Несмонту понравилась кефаль с круглой головой и крупной чешуей, водившаяся в горьковато-соленых болотах Дельты. Рыба эта быстрая, ловкая и часто ускользает из сетей.

Сехотеп воздал должное изысканному мясу усача (туловище его имеет бело-серебристую блестящую окраску, ловят его с помощью тройных рыболовных крючков, а в качестве наживки использовались либо финики, либо шарики, слепленные из пророщенного зерна).

Генерал Сепи отведал очень дорогую рыбу — мормиру — с короткой головой и большими глазами (водится у берегов Нила; эта рыба ночная, пугливая, редко показывается на поверхности и становится добычей только заядлых рыболовов).

Что же до Собека-Защитника, то он с аппетитом уплетал великолепную кифарину (бело-серебристую на боках и животе, серовато-голубую на спине).

И никто не удержался, когда слуги стали предлагать блюда с султанкой, угрем, карпами и линями.

Икра кефали была великолепного качества — несколько раз промытая в соленой воде, потом отжатая в прессе и высушенная! Она сопровождала главные блюда, которым был уготован огромный успех. Поданы были и прекрасные вина. Даже Несмонту вынужден был согласиться, что виноделы провинции Орикса могут поспорить с виноделами Дельты.

Когда атмосфера разрядилась, и разговоры уже не стихали, Хнум-Хотеп обратился к фараону.

— Великий Царь, можно мне попросить вас объяснить, почему вы задали мне те ужасные вопросы?

— Древо Жизни — акация Осириса в Абидосе — стала жертвой злоумышления. Ее может вылечить только определенный вид золота. И мы обязаны найти виновника, который использует против Осириса силу Сета.

— И вы считали... что это я?!

— Мы подозревали каждого правителя провинции, дорожившего своими привилегиями. Воевать против единства страны — разве это не значит мешать воскрешению Осириса? Сегодня Обе Земли снова едины, и твоя невиновность, как и невиновность остальных правителей, доказана.

— Но кто же тогда?

— Пока мы этого не узнаем, все будут в крайней опасности.

— Буду помогать вам всеми моими силами!

— Без упреков и нервных срывов?

— Приказывайте — я повинуюсь!

Уже наступала ночь, когда принесли сочные пирожные на меду. Фараон встал, а за ним все остальные. Всем хотелось скорее услышать его слова. И все предполагали, что эти слова станут самыми важными.

— Больше не существует правителей провинций, наследственная власть упразднена. Верхний и Нижний Египет объединились в сердце и руке фараона. Я поручаю управление Обеими Землями визирю. Он каждое утро будет говорить со мной, отчитываться за свои действия. Ему будут помогать министры, контролировать его будет Дом Царя. Его бремя будет тяжким, неблагодарным и горьким, как желчь. Он будет применять закон Маат без злоупотреблений, без слабости и без излишней строгости. Он будет бичевать несправедливость, будет выслушивать и бедных, и богатых. Его с достаточным основанием будут страшиться, и он не будет склонять своей головы перед чиновниками.

Все замерли, всех заботила одна мысль: сейчас царь назовет имя этого первого сановника, которому поручит столь тяжкий пост, — человека, который будет пользоваться абсолютным доверием монарха и будет нести все бремя порученных царем обязанностей.

— Я дарую звание визиря Хнум-Хотепу, — заключил фараон.

10

Солнце только что село. Икер вошел в заброшенный дом, где он вдали от нескромных ушей встречался с юной азиаткой Биной.

Местечко было жутковатое. Одна стена готова была вот-вот упасть, штукатурка осыпалась. Скоро этот домик снесут и вместо него выстроят новый.

— Это я, — сказал он вполголоса. — Покажись!

Никаких признаков жизни.

Внезапно Икеру пришла мысль, уж не предала ли его, не выдала ли его властям эта хорошенькая брюнетка? Не плетет ли она заговор против юного писца вместе с правителем города или Херемсафом, чтобы погубить? Если она раскрыла им его планы, то Икера приговорят к высшей мере наказания, а тиран будет продолжать разрушать Египет и плодить зло.

Когда он уже собирался уходить — в надежде, что стража не устроила ему засаду снаружи, — чьи-то две руки закрыли ему глаза.

— Икер! Я здесь!

Он быстро высвободился.

— Ты с ума сошла! Зачем ты меня так напугала?

Она состроила рожицу маленькой хитрой девочки.

— Я-то? Я люблю веселиться! Не в пример тебе!

— Ты что, считаешь, что у меня на сердце весело?

— Ты прав, прости меня.

Они сели рядом.

— Ну, ты решился, наконец, Икер?

— Мне нужно еще кое-что проверить.

— А у меня прекрасные новости! Наши союзники скоро придут! Скоро, скоро они будут в Кахуне. Это настоящие воины, и они сумеют взять город под свой контроль. Высокопоставленный чиновник, который запрещал им вход в Египет, только что смещен со своего поста. Его преемник менее непреклонен, и караван пройдет без труда.

— Надеюсь, и с другими городами поступят так же?

— Не знаю, Икер. Я всего лишь маленькая служанка, преданная делу угнетенных. Но я знаю наверняка, что наше дело победит!

— Городские власти подарили мне великолепный дом, — признался Икер.

— Твою совесть хотят усыпить! Но ты не из породы тех честолюбивых людей, Икер, которых можно подкупить, правда?

— Меня никто не купит, Бина. Мой старый учитель всегда учил меня искать правды и справедливости и только потом действовать.

— Тогда убей тирана Сесостриса!

— Я должен еще кое-что проверить, в частности посмотреть архивы, куда мне пока доступ закрыт.

— Как хочешь, Икер. Но не слишком долго оттягивай.

Вытянувшись в кровати, Секари вспоминал о сладостных минутах, проведенных в объятиях своей новой возлюбленной, служанки из соседнего дома, не устоявшей перед его забавными историями, которые постепенно становились все более игривыми. Согласившись на предложение разыграть одну из сцен, малышка до того увлеклась своей ролью, что играла ее просто великолепно. Да и какая женщина, достойная этого звания, отказалась бы поваляться на простынях из тонкого льна, мягких да еще надушенных?

Секари охотно повторил бы это приключение, но должен был задать корм Северному Ветру — нельзя было заставлять ждать осла своего хозяина. Потом ему нужно было приготовить плотный обед, хотя у Икера по-прежнему не было аппетита. Но готовить было нужно, и Секари, утешаясь воспоминаниями, заставил себя довести дело до конца.

Когда он вернулся из кухни, юный писец уже вымыл руки и ноги и сел в кресло. Его лицо было мрачнее обычного.

— Держу пари, что ты не оценишь ни моих бобов с чесноком, ни моего жаркого из кабачков.

— Мне не хочется есть.

— Икер, каким бы ни был твой идеал, ты не добьешься ничего, если ослабнешь.

Послышался знакомый голос.

— Я могу войти? Мне нужен писец Икер.

— Херемсаф...

Юноша подумал: «На этот раз он не подарит мне ни поста, ни дома. Должно быть, он следил за мной и знает о моих встречах с Биной».

— Давай я приму его, — решительно предложил Секари.

— Не нужно, оставь. Это касается только меня.

У начальника Икера было серьезное и мужественное лицо.

— Красивый дом, Икер. Но ты выглядишь усталым.

— День был тяжелым.

— Согласишься ли ты пойти за мной, ни о чем не спрашивая?

— А у меня есть выбор?

— Разумеется. Либо ты остаешься здесь и отдыхаешь, либо попытаешь удачи в приключении.

«Приключение... Забавное название для тюрьмы!» — подумал Икер.

Бежать? Утопия. Да и какое удовольствие для Херемсафа видеть, как юного писца заваливают на пол и избивают стражники! Ну раз уж это конец пути, Икер поведет себя достойно.

— Я иду с вами.

— Мне кажется, ты не пожалеешь.

Икер сдержался и не отреагировал на столь язвительную иронию. Победитель не увидит ни малейшего признака его слабости.

Но, во-первых, вокруг ни одного стражника. Во-вторых, Икер отметил, что Херемсаф повел его не за город, а в направлении южной стены.

— Куда мы?

— В храм Анубиса.

— В чем вы можете меня упрекнуть? Разве я плохо выполнял свою работу? Разве библиотека не в порядке?

— Напротив, Икер, напротив! Ты так хорошо справляешься со своими обязанностями, что тебя пожелал увидеть совет жрецов Анубиса.

— Сейчас?

— Ты ведь знаешь, что для этих людей нет ни дня, ни ночи. И все же ты волен отказаться от их приглашения.

«Что за уловку придумал Херемсаф?» — подумал Икер, но, заинтригованный и испуганный, все же решил идти до конца.

На пороге храма стоял жрец с выбритой головой, держа факел. Рядом с ним — один из его товарищей, хранитель папирусного свитка.

Он поклонился Херемсафу, а тот повернулся к писцу.

— Икер, желаешь ли ты стать жрецом Анубиса?

Застигнутый врасплох юный писец все же ответил незамедлительно:

— Да, желаю!

Слова вырвались сами, освобождая огонь его подспудных желаний, которые теперь, возможно, станут реальностью.

— Был ли ты посвящен в тайны священного письма? — спросил Икера хранитель папируса.

— Мне известны буквы-прародительницы и слова Тота.

— Тогда прочти этот ритуальный текст. Затем ты напишешь формулы познания, относящиеся к доброму использованию искусства писца.

Икер успешно выдержал вступительный экзамен, вспоминая максимы Птах-Хотепа, в которых Маат — гармония и справедливость — занимала основное место.

— Соберем наш суд, — сказал носитель факела, — и приступим к оценке претендента. Согласится ли наш председатель возглавить его?

Херемсаф утвердительно кивнул.

Икер остолбенел. Херемсаф! Этот чиновник, которого он, казалось, хорошо знал, — и вдруг хранитель тайн Анубиса!

Икера взяли под руки и ввели в первую комнату храма.

Вдоль стен на каменных скамьях сидели постоянные жрецы, исполнявшие ежедневные ритуалы и обеспечивающие уход за священным местом.

Херемсаф занял место в восточной части комнаты и задал первый вопрос:

— Икер, что тебе известно об Анубисе?

— Он проходит между мирами и является хранителем тайн воскрешения. Воплотившись в шакала, он избавляет пустыню от падали, преобразуя ее в энергию.

Было задано пятьдесят точных вопросов. Икер отвечал на них без спешки и не пытался скрыть свое незнание под риторикой.

На время обсуждения претендента отвели в маленькую комнатку с голыми стенами, освещенную единственным светильником. Время прекратило свой бег, и писец погрузился в умиротворяющее размышление.

Один из жрецов принес ему длинное льняное платье, в которое Икер облачился.

— Сними свои амулеты, — потребовал он. — В том месте, куда ты идешь, они бесполезны. Твоим судьей, твоим единственным судьей будет Анубис. И его решения отменить нельзя.

Жрец отвел Икера в темную крипту.

— Созерцай глубину этого грота и будь терпелив. Возможно, божество тебе и явится.

Оставшись один, Икер постепенно привык к темноте. В конце концов, он различил две удивительные фигуры — шакала-самца и шакала-самку, стоявших друг перед другом, так что между ними оставался лишь узкий проход, манивший Икера.

Икер, безразличный к опасности, прошел между двумя хищниками, которые коснулись передними лапами его плеч[8].

В это мгновение Икер почувствовал, как новая энергия потекла в жилах. Все происходило так, словно его тело обновилось, словно оно, отдохнув, наполнилось незнакомой до этого силой.

В крипту вошел Херемсаф с ларцом из акации. Он поставил его у ног Икера и медленно открыл.

Внутри лежал золотой скипетр — секхем. Его название изображалось иероглифами, обозначавшими также понятия «мастерство» и «могущество».

Писец припомнил слова горшечника, сказанные у храма Анубиса. Разве не поведал тот Икеру, что бог с головой шакала имеет истинную силу, воплощенную в этом символе, сохраняемом в Абидосе? С помощью луны, серебряного диска, которым он играет ночью, Анубис освещает Справедливых; и он же превращает золотоносный камень в золото, принимающее форму солнца.

Херемсаф закрыл ларец и вышел из крипты. Икер шел за ним до зала с колоннами, потолок которого был сделан из больших каменных плит. Постоянные жрецы с благодарностью выслушали слова своего главы, обращенные к новому жрецу.

— Обрати взгляд свой к Святая Святых, здесь место Неба на Земле. Никогда не входи туда в нечистом состоянии, не совершай никакой несправедливости, не скрывай ни мысли, ни вещи, не используй лжи, не выдавай тех тайн, которые дано тебе увидеть, не касайся жертвенных приношений, не питай словами того, что свято в твоем сердце, выполняй свои функции по правилам, а не по фантазии! Ты не знаешь ни одной догмы, которую мог бы навязать другим, ни одной абсолютной истины, которую мог бы распространять. Когда тебя призовут в храм, обуй белые сандалии, исполни службу строго, так как бог знает того, кто действует для него. Готов ли ты, Икер, принести клятву?

— Готов.

— Подойди к алтарю.

Икер приблизился.

— Вот камень в основании храма, давший ему рождение. Если ты станешь клятвопреступником, он превратится в змея, который убьет тебя. Повторяй за мной заклинание: «Я — сын Исиды, я никогда не предам семь тайных слов, спрятанных под камнями долины»[9].

После всей этой процедуры Херемсаф перечислил Икеру его обязанности.

— Раз в неделю ты будешь возлагать жертвенные приношения на этот алтарь. Во время процессий и праздников, посвященных Анубису, ты будешь зажигать светильник. За свою работу ты будешь получать ячмень и волокно для фитиля. И еще ты будешь служителем КА этого храма — его духовной силы. Во время церемоний ты будешь произносить слова, оживляющие эту энергию. Добро пожаловать к нам. Икер, займи свое место на нашем пиршестве!

Вновь принятого жреца поцеловали все его новые собратья по храму.

Ночь была тихой и мягкой, и блюда казались особенно вкусными. Во время раздачи жертвенного хлеба, олицетворявшего лицо бога, Икер почувствовал, что стал гораздо ближе к священным тайнам, пусть даже истинные секреты были ему еще недоступны.

Он, Икер, маленький ученик писца из деревеньки Медамуд, возведенный в ранг временного жреца храма Анубиса в Кахуне... О подобной судьбе можно было только мечтать. Он вспомнил юную жрицу, ту восхитительную женщину, которую все еще любил. Разве она сегодня вечером не гордилась бы им?

Нет, конечно, нет! Она, должно быть, бывает у таких высокопоставленных чиновников, что и глазом не поведет в сторону Икера! Но он вошел в священную иерархию и получил покровительство Анубиса...

— Вот твой новый амулет, — сказал Херемсаф, подавая Икеру маленький скипетр Могущество из сердолика. — Повесь на шею и никогда не снимай.

Все служители Анубиса по очереди поприветствовали нового собрата.

Слушая их приветливые спокойные слова и пожелания постепенно постичь учение бога, юноша спрашивал себя, не сбился ли он с пути. Не должен ли он позабыть свои безумные планы и довольствоваться жизнью здесь, в Кахуне, занимаясь новыми обязанностями и изучая мудрые книги?

Магия ритуала, безмятежная доброта этих людей, красота храма... Каким радостным видится ему будущее!

Но он зашел слишком далеко.

В его комнате спрятан короткий меч, которым он убьет Сесостриса. И Бина также осталась реальностью и напоминала ему об истинном его предназначении. Забыть о долге, забыть о несчастных, притесняемых тираном, — непростительная подлость!

— Ты считаешь себя действительно способным исполнять свои новые обязанности? — спросил Икера Херемсаф.

— Если бы это было не так, позвали ли бы вы меня с собой?

— Разве жизнь — не последовательность опытов?

— Так вы сводите мою жизнь к простому опыту?

— Это ты мне скажешь, Икер.

Писец плыл в каком-то неверном пространстве. Вино пиршества, накладываясь на теплые дуновения ночи, путало его мысли. Херемсаф... Покровитель, который открывает ему путь к тайнам, или враг, который готовит ему погибель?

Ни время, ни место не подходили для вопросов и ответов. Они годились только для пиршества служителей Анубиса.

11

Когда начальник всей стражи гневался, лучше всего было хранить полное молчание и, внимательно ловя каждое слово, слушаться его приказов и исполнять их, не теряя ни секунды. Поэтому расследование смерти Руди было проведено быстро.

Идентификация убийц не оставляла сомнений: это ханаанеи родом из Сихема, города мятежников, который находится под суровым наблюдением. Но предосторожностей было предпринято явно мало, ведь душегубцы просочились в Мемфис и совершили убийство. Это покушение нужно было как-то связать с трупами бородатых ханаан в домике, что находится позади порта. По всей вероятности, это был второй адрес одной и той же небольшой группировки. Но почему тогда такое побоище? Убили ли они друг друга, или их прикончил перед своим бегством их же главарь? И сумеет ли полуразрушенная преступная группа восстановиться где-нибудь в другом месте?

В любом случае, необходимо было уничтожить источник зла, а стало быть, прочесать Сихем и ужесточить меры в Ханаанской земле.

Такими были выводы, сделанные в докладе Собека. Доклад передали фараону, который, вернувшись в Мемфис, собрал членов Дома Царя. В Доме появился новый избранный член — визирь Хнум-Хотеп, устроившийся в обширных помещениях, примыкающих ко дворцу. Между ним и его двумя основными сотрудниками — Великим Казначеем Сенанкхом и Хранителем Царской Печати Сехотепом — тут же установилась взаимная симпатия. Хнум-Хотеп уже заявил о себе как строгий визирь, преданный царской службе. С помощью своих чиновников Хнум-Хотеп набирал элитных писцов и создавал действенную администрацию. Никто не завидовал его положению, потому что ежедневно ему приходилось сталкиваться с огромными трудностями.

— Я отправил генерала Сепи на поиски целительного золота, — объявил Сесострис. — Он с небольшой командой осмотрит все города, где мы надеемся его разыскать. Надеюсь, что недавнее восстановление целостности нашей страны замедлит угасание Древа Жизни, но, чтобы спасти его, этого мало. Нам все еще неизвестна личность того преступника, который осмелился покуситься на акацию и пытается помешать воскрешению Осириса. Установление этого лица остается главным. Но нам придется столкнуться и с другой опасностью: Собек считает, что убийство ханаанами стражника Руди может быть связано с подготовкой нового восстания. Значит, нам придется резко вмешаться и в дела Ханаанской земли, и всей Сирийской Палестины. Вчера это было невозможно. Сегодня мы можем пустить на это дополнительные средства и создать армию, в которую войдут объединенные войска провинций, вернувшихся под скипетр Египта. Командование новой национальной армией я поручаю генералу Несмонту, который организует ее в самые сжатые сроки. И пусть эта армия станет не выражением слепой жестокости по отношению к населению, а лишь одним из средств борьбы с беспорядком и волнениями.

Единственный, кто подсмеивался над собой и своей обрушившейся на него славой, был сам генерал Несмонту. Старый воин, равнодушный к почестям и наградам, занимался формированием главного штаба, куда подбирал местных дисциплинированных и храбрых офицеров, некоторые из которых пришли к нему из ополчения. В каждом полку будет по сорок лучников и сорок копейщиков, командовать ими будет лейтенант. Лейтенанту будут помогать знаменосец, в обязанности которого будет входить несение знака полка, писец от интендантства и писец для рисования географических карт. Основным снаряжением и вооружением станут луки, метательные копья или дротики, палицы, палки, боевые топоры, короткие мечи, кожаные щиты и поручи — все это в большом количестве производилось в мастерских Мемфиса. Несмонту лично осматривал каждый военный корабль, проверяя не только его боеготовность, но и готовность к службе капитана.

Генерал и его подчиненные работали без устали, чтобы египетская армия в кратчайший срок оказалась в состоянии дать ханаанам понять, что любая их попытка восстания обречена на поражение.

Как только был составлен царский указ о создании нового военного формирования, Медес приказал почтовым службам разослать копии по всем городам царства. Как обычно, эта работа была выполнена прекрасно, и Сесострису не в чем было упрекнуть секретаря.

Медес, несмотря на возраст, был крепким мужчиной — любил вкусно поесть и выпить хорошего вина. Его волосы были еще черны и густо обрамляли голову; круглое, как луна, лицо; крепкое и широкое туловище ладно сидело на коротковатых ногах. Он стал одним из самых видных сановников двора. Владел великолепной виллой в Мемфисе, был женат на напыщенной избалованной дуре, посвящавшей много времени сохранению своей уже несколько увядающей красоты. Итак, Медес был образцовым чиновником со вполне удавшейся карьерой.

Тем не менее, Медес продолжал тосковать и постоянно чувствовал себя обделенным. Его завораживали власть и богатство, он полагал, что его достоинства не оценили в полной мере. Кроме того, ему хотелось завладеть золотом Пунта, сказочной страны, в которую он верил как в реальную. Хоть он и организовал похищение юного писца, чтобы принести его в жертву разбушевавшемуся мору, снаряженный им корабль «Быстрый» погиб в бурю. Новая должность, обеспечивающая ему доступ к главной информации, все же не позволяла в ближайшем будущем и думать о снаряжении нового корабля, поскольку это могло привлечь к нему нежелательное внимание.

С того времени, как Сесострису удалось вопреки ожиданиям и ко всеобщему удивлению объединить Египет, секретарь Дома Царя спал отвратительно. Несколько месяцев тому назад он еще надеялся дестабилизировать положение монарха, даже убить его. Он не отказался от этих мыслей, нет, но теперь должен был действовать гораздо осторожнее.

Основная цель у Медеса осталась та же — проникнуть в тайны закрытого храма. Но, несмотря на ловкие маневры и обильно и постоянно расточаемую лесть, ему до сих пор не удалось ни от одного влиятельного жреца получить разрешения проникнуть в следующую часть святилища. Именно там, в частности на Абидосе, фараон и черпал свою власть! Что ж, именно там — рано или поздно — Медес будет черпать свою!

А сейчас все двери, казалось, были закрыты. Назначение Несмонту командующим новой национальной армией тоже не радовало. Старый солдат не питал нежности ни к деньгам, ни к почестям. И, несмотря на все свои усилия, Медесу никак не удавалось его подкупить.

— Главный инспектор амбаров Жергу просит аудиенции, — сказал Медесу его интендант.

— Проводи его в беседку и принеси нам белого вина.

Для Медеса было совсем нетрудно манипулировать Жергу, но время от времени требовалось поднимать ему настроение. Да, этот пьяница, обжора и любитель сладкой жизни иногда впадал в депрессии. Но все же исключительный эгоизм и стремление к удовольствиям, делал его прекрасным исполнителем.

Выпив вина, главный инспектор широко улыбнулся.

— Контакт с вашим постоянным жрецом с Абидоса поддерживается и даже укрепляется, — заявил он с гордостью.

— Ты действительно убежден, что это не западня?

— Благодаря ему я получил статус временного жреца и побывал в той части священной земли Осириса, где по обету возведены святилища, стелы и статуи. Впечатляющее местечко... Но главное, жрец частично раскрыл передо мной свои намерения: продавать священные предметы, которые мы будем вывозить с Абидоса.

Медес остолбенел.

Он спрашивал себя, не смеется ли над ним Жергу. Однако его подробный рассказ успокоил Медеса.

— Как, должно быть, обозлен на всех этот жрец!

— Это верно, но какая удачная находка! Разве вы не жили мечтой о союзнике с Абидоса?

— Это была просто мечта...

— Теперь она становится реальностью, и мы в двух шагах от успеха, — торопливо заговорил Жергу. — Но жрец поставил условие: узнать, кто мой партнер, и встретиться с ним.

— Это невозможно!

— Вы должны понять его. Он тоже боится западни и хочет иметь гарантии. Если не пойти ему навстречу, он от всего откажется.

— В моем положении я не могу так рисковать.

— Но в его положении рисковать еще опаснее.

Медес был потрясен. Довольствоваться своим видным положением значило поставить крест на личных амбициях. Пуститься в авантюру — страшно было все потерять.

— Мне нужно подумать, Жергу.

Как всегда ранним утром юная жрица с зарей отправилась на священное озеро Абидоса — новое воплощение Нун, океана энергии, где зародилась жизнь. Омывшись в нем, она набрала воды в кувшин для того, чтобы полить акацию Осириса.

Почувствовал на своих обнаженных плечах чей-то настойчивый взгляд, она тревожно обернулась.

На нее смотрел один из постоянных жрецов.

— Что вы хотите, Бега?

— Чистой воды. Согласитесь ли вы наполнить и эти кувшины?

— Разве это не входит в обязанности временных жрецов?

— Если вы согласитесь, я уверен, что возлияние пройдет эффективнее, чем обычно.

— Не придавайте мне такого значения!

— Вы принадлежите к жрицам Хатхор, вам покровительствует лично царица Египта. Разве перед вами не открывается блестящее будущее?

— Я хочу только служить Осирису.

— Не слишком ли вы молоды для такого сурового пути?

— Я не вижу в нем суровости. В нем скорее свет, который оплодотворяет все, к чему прикасается.

Бега смутился.

— Прекрасная мысль, но как предугадать будущее Абидоса? Если Древо Жизни угаснет, это место будет покинуто, а нас разгонят.

— Надежда еще не потеряна, — с уверенностью возразила юная жрица. — Разве одна ветвь не зазеленела вновь?

— Боюсь, это очень хрупкая надежда. Но все же вы правы: мы будем бороться до конца, каждый на своем месте.

— Ваши кувшины наполнят временные жрецы, — сказала жрица, улыбнувшись.

Она направилась к акации, возле которой уже находился Безволосый. Пока они не начали возливать вместе к подножию дерева воду и молоко, он рассказал ей о только что полученном известии.

— Гонец царской почты принес мне копию продиктованного фараоном указа: все правители провинций присоединились к Короне, Египет объединился. Теперь Обе Земли крепко связаны друг с другом.

Подул легкий ветерок, ветви акации вздрогнули... И на глазах у Безволосого и юной жрицы сухая ветка акации, до этого казавшаяся мертвой, покрылась свежей зеленью.

— Великий Царь движется в верном направлении, — сказал Безволосый. — Я немедленно ему об этом сообщу. А вдруг Древо оживет полностью?

В следующие дни, к несчастью, новых признаков возрождения не последовало. Зло, направленное на акацию, всего лишь уменьшили, но не ликвидировали.

— Пойдем со мной в Дом Жизни, — приказал юной жрице Безволосый. — Если тебе удастся переступить порог, ты найдешь там старинные тексты, в которых, возможно, имеются указания на то, как нужно действовать, чтобы вылечить акацию.

В каждом большом египетском храме был Дом Жизни, где хранилась Душа божественного света[10], то есть священные архивы. По качеству и количеству хранящихся в нем текстов Дом Жизни в Абидосе не имел себе равных.

Войти туда можно было только с разрешения фараона. Поэтому юная жрица поняла, что Безволосый действовал по его приказу.

Бесценное сокровище было скрыто за высокими стенами.

— Вот хлеб, на котором я написал слова «враги», «мятежники» и «бунтовщики» — все люди изефет, отрицательной и разрушительной силы, противостоящей Маат. Поступи с ними правильно.

Безволосый толкнул маленькую дверцу, ведущую в узкий коридор.

Тотчас появилась великолепная пантера — Хранительница Дома Жизни.

Она долго изучала глазами юную жрицу, которую до этого момента никогда не видела, потом, упруго и грациозно, подошла к ней.

Девушка не сдвинулась с места.

Обнюхав ее, зверь положил переднюю левую лапу на бедро своей жертвы. Когти, хотя и были выпущены, в тело не впивались.

Жрица предложила пантере, воплощавшей богиню Мафдет, хранительницу священных архивов, хлеб. Пантера проглотила частицы, объединенные изефет, потом стала умываться и заснула возле двери.

Путь был свободен.

Мир, который предстал перед юной жрицей, поверг ее в изумление. На полках обширной библиотеки лежали папирусы и таблички, рассказывающие обо всех аспектах науки древних. Там были великая книга о тайнах Неба, Земли и небесных светил; книга о понимании языка птиц, рыб и четвероногих; книга о тайных формах божеств; книга для умиротворения Секхмет — убивающей богини-львицы; книга о превращениях в свете; книги о Ниле. Кроме того, были собраны пророчества, мудрые изречения, трактаты по алхимии, магии, медицине, астрологии, астрономии, математике и геометрии, словари иероглифов, календари тайных и всенародных праздников, учебники для исполнителей ритуалов, книга о сохранении божественной ладьи, учебники по архитектуре, скульптуре и живописи, списки ритуальных предметов, список фараонов и их летописей... От одного чтения наименований начинала кружиться голова!

Но у юной жрицы была своя миссия, и она не должна была уступать слабостям. Руководствуясь знаниями и интуицией, девушка отобрала рукописи, в которых более точно говорилось о созидательной энергии, КА, и о способах сохранять эту энергию.

Безволосый лично принес девушке обед. Потом ей было позволено спать в маленькой комнатке возле библиотеки. Отдыхая совсем немного, юная жрица продолжала поиски день и ночь, сверяя полученные в книгах указания и следуя открывавшемуся пути, никогда не отчаиваясь, если путь этот был неверен.

В конце концов, ей показалось, что она нашла.

Проверив свою гипотезу с помощью рукописи, содержавшей формулы воскрешения из Текстов Пирамид, она переговорила с Безволосым.

— Твоя теория кажется мне вполне приемлемой, а твои аргументы убедительными, — ответил он. — Завтра же ты сядешь на корабль, отправляющийся в сторону Мемфиса, и по приезде расскажешь обо всем Великому Царю.

12

Ливанец, сильно надушенный и одетый в длинное цветастое платье, скрадывавшее его полноту, походил на того, кем всегда был, — богатого словоохотливого коммерсанта, заинтересованного в любом деле, позволявшем ему получить максимум прибыли. При этом он умел заставить своего партнера поверить в то, что именно тот остается в выигрыше.

Со времени своего обоснования в Мемфисе в большом, красивом и одновременно обособленном доме, достойном богатого сановника, ливанец не знал печали: его торговля — как легальная, так и нелегальная — процветала.

И все же он нервничал: во-первых, его беспокоили поставки под носом у египетских таможенников большой партии ценного леса из Ливана, а во-вторых, его мучила зубная боль. Ее обязательно нужно было унять, потому что именно в этот критический момент ему необходимо было во что бы то ни стало сохранить безмятежный вид.

— Господин, — объявил слуга, — к вам зубной врач. Благодаря своим связям ливанец добился скорейшего прихода к нему одного из лучших врачей города.

Специалист — низенького роста щуплый человечек — внушал не слишком много доверия.

— Где болит?

— Везде... Но особенно вверху слева. Но и внизу справа тоже. Будет больно?

— Если вы боитесь боли, я могу вас усыпить.

— А если я не проснусь?

— Это происходит редко. Усаживайтесь.

Врач усадил своего пациента в кресло в свет яркого солнечного луча. Оглядев с помощью маленького зеркальца ротовую полость, он обнаружил больные места.

— Гниения еще нет. Но если вы будете увлекаться сладким, оно скоро возобновится. Плохо ухаживаете за зубами, десны очень воспалены. Еще несколько лет такого ухода, и вашим зубам конец. К счастью для вас, я как раз специалист по протезам из слоновой кости. Ставлю также золотые пломбы. И отлично владею сверлом и щипцами.

— О, с этим я не спешу, — простонал ливанец. — А есть ли более мягкие методы лечения?

— Чистите зубы и десны пастой, содержащей морскую соль, по крайней мере, два раза в день. Полезны будут и полоскания для рта на основе аниса, горькой тыквы и нарезанных ломтиков персика. Это неприятно, но эффективно.

— Сколько я вам должен?

— Две амфоры вина, кусок льняного полотна и пару роскошных сандалий.

Хотя врач и был самым дорогим в столице, поставленный им диагноз успокоил пациента. Он тут же приказал слуге принести запрошенный гонорар, а потом отправляться за указанными лекарствами в ближайшую лавочку.

Оставалась поставка леса. Благодаря сотрудничеству его сообщника, высокопоставленного чиновника Медеса, первый опыт был вполне успешен. Без Медеса было бы невозможно уйти от контроля и поставлять груз контрабандой. После жестких споров оба сообщника договорились о разделе прибыли пополам. Ливанец поставлял сырье, Медес ликвидировал административные препятствия и давал список богатых клиентов. А его сообщник сам занимался коммерческими операциями. Таким образом, египтянин нигде не значился.

На этот раз вместительное товарное судно везло кедр, эбеновое дерево и различные сорта сосны. Из этой древесины получалась отличная мебель. Самая требовательная клиентура могла быть довольна, тем более что не нужно было платить никакой пошлины. Выгодное дельце... Но при условии, что Медес не вышел из игры.

— Господин, вас спрашивают.

Ливанец спустился на первый этаж.

Наконец-то! Он его так ждал! Это был его лучший агент — разносчик воды, который имеет возможность незаметно ходить по всему городу. Именно он выследил тогда Медеса. От него ливанец узнал, что его партнер — один из самых влиятельных высокопоставленных чиновников государства, секретарь Дома Царя. Но ему нужны были дополнительные сведения.

— Что тебе удалось разузнать?

— Медес не прошел незамеченным. Мои соглядатаи во дворце не скупятся на комментарии. Ему поручено составлять указы, продиктованные царем, а потом он рассылает их по провинциям. По всеобщему мнению, этот чиновник очень много знает. Никто не может его ни в чем упрекнуть. Медес точен и властен, он не спускает ни малейшей ошибки своим подчиненным. Он довольно часто увольняет людей и набирает лишь трудолюбивых писцов. Он богат, женат, имеет красивый дом. Внешне — вполне счастлив. Но одно из его честолюбивых стремлений, как поведал мне один из моих собеседников, остается неудовлетворенным. Он жаждет быть назначенным временным жрецом в храм Птаха, но, несмотря на неоднократные попытки, доступ к тайнам ему до сих пор закрыт. Это всего лишь деталь, так как его карьера стремительно развивается, и перед ним открываются очень интересные перспективы. Рано или поздно он войдет в Дом Царя.

— Никаких слухов относительно его темных делишек?

— Никаких. Медес выглядит вполне честным человеком. Он создал себе репутацию ответственного, целеустремленного и благородного чиновника.

— Кто у него в друзьях?

— Чиновники, которые всем ему обязаны и которыми он манипулирует по своему усмотрению.

— Есть новости о моем корабле?

— Прибыл в порт Мемфиса. Сейчас как раз происходит оформление бумаг.

— Возвращайся туда. Если произойдет какой-нибудь инцидент, предупреди меня как можно скорее.

Решительный момент приближался. Если Медес играет честно, то он не замедлит с визитом к ливанцу. Если он расставил ему западню, то заберет всю выручку себе и отправит к нему стражников.

Медес не знал, что ливанец был агентом Провозвестника, вербующим для него высокопоставленных чиновников, способных поставлять информацию о дворе, близких фараона и привычках Сесостриса — врага, которого Провозвестник должен был убить. Однако ливанец чувствовал себя не в своей тарелке. Не слишком ли большую рыбу он вытянул? Но если Медес окажется амбициозным подлецом, то чего же было еще желать?

Размышления на эти животрепещущие темы пробуждали голод. И ливанец набросился на фаршированную перепелку, которую изумительно готовил его повар.

Трехэтажный дом в центре Мемфиса был гордостью Медеса. Двор, огороженный высокой стеной, вокруг озера росли сикоморы, выходившая в сад лоджия поддерживалась колоннами, расписанными растительным орнаментом. Все это нравилось Медесу.

— С кем мы обедаем сегодня, милый? — спросила его жена, единственным развлечением которой было раскрашивать собственное лицо по последней моде.

— С начальниками управления каналов.

— Но разве они не ужасно скучные люди?

— Будь очаровательна и приветлива. Они могут оказаться полезными.

— У меня нет помады для волос и притираний, стирающей с лица следы времени. Оно делается из стручков бобов, зерен тригонеллы, меда и алебастрового порошка. Если у меня не, будет его сегодня, я не осмелюсь показаться на людях. Главное в этих притираниях — качество минерала. Тот, что использует наш обычный поставщик, меня не устраивает.

— Пошли одного из наших слуг в царскую скульптурную мастерскую. Заместитель градоначальника выдаст ему куски лучшего алебастра, а ты прикажешь его размолоть.

Жена бросилась Медесу на шею.

— Ты и в самом деле идеальный муж! Я займусь этим немедленно!

Наконец появился Жергу.

— В порту все идет хорошо, — обрадовал он Медеса. — Таможенники, подкупленные нами, закрывают глаза, в управление отданы подложные накладные, а грузчики уже выкладывают товар в хранилище, которое я контролирую. Ливанец не посмеялся над нами: в перспективе это целое состояние!

— Свою часть ты получишь. Что касается жреца с Абидоса, я принял решение. Я согласен с ним встретиться. Несмотря на риск, случай мне кажется слишком удачным, чтобы его упустить. При первой возможности ты вернешься туда и организуешь эту встречу.

Над Мемфисом сияла полная луна. Прикрывшись капюшоном, Медес шел торопливо. Уверившись, что за ним никто не идет, он стукнул в дверь дома, где жил ливанец. Дом был хорошо спрятан среди узких улочек позади порта, здесь было спокойнее.

Медес показал сторожу небольшую кедровую дощечку с изображением иероглифа дерева.

Охрана открыла, пропустила посетителя внутрь и тут же закрыла калитку. Слуга провел Медеса в приемную с дорогой мебелью. На прямоугольных столах — вазы с фруктами и пирожными. Несколько курильниц источали сладкие ароматы.

— Дорогой друг, драгоценный друг! — восклицал ливанец. — Какое несказанное счастье снова видеть вас! Садитесь, прошу вас! В это кресло, сюда... Первоклассный кедр и мягчайшие подушки. Могу ли я предложить вам вина?

— Охотно выпью, — ответил явно осторожничающий Медес.

— Я только что приобрел прекрасную каменную посуду, — сказал ливанец. — Смотрите: голубой сланец, красная брекчия, белый алебастр и розовый гранит... Настоящая музыка цвета! Знаете, кажется, что хорошее вино становится еще ароматнее, если какое-то время находилось в большой гранитной вазе! А вот взгляните на это чудо — кубки из горного хрусталя!

Ливанец сам налил гостю изысканного вина.

— Дорогой друг, уверяю вас, что я в высшей степени доволен. Этот великолепный напиток — продукт редкий и имеет качество «трижды отличный». Мягкое, сладкое вино с большим содержанием спирта хранится много лет. Спелые ягоды должны быть собраны в хорошую погоду, когда не слишком жарко, не слишком ветрено. После выжимания сусло выливают в чан, предназначенный именно для этого вина. Его нагревают на медленном огне и шумовкой снимают плавающие сверху остатки от веточек. Жидкость должна быть абсолютно прозрачной, поэтому ее очень тщательно процеживают. При втором нагревании, а это очень ответственный момент! Ключ успеха именно в этом!..

— Я пришел не для того, чтобы запомнить рецепт, — оборвал речь ливанца Медес. — Нам нужно поговорить о нашем деле. Твой товар доставлен по назначению, и я тебе принес новый список клиентов. Как и договаривались, твоя команда торгует и доставляет в указанный срок по указанным адресам. Половина прибыли должна быть выплачена мне как можно скорее. Для нашей третьей операции я сменю хранилище.

— Разумная предосторожность, — рассудил ливанец с некоторой холодностью. — Разве секретарь Дома Царя не должен быть в высшей степени осторожным, когда проворачивает тайные и незаконные операции?

Медес вскочил как ужаленный.

— Что это значит? Ты осмелился шпионить за мной!

— Операции такого масштаба не ведутся вслепую. Вы знаете обо мне все. Если бы я вел себя так доверчиво, вы бы продолжали принимать меня всерьез? Садитесь, и давайте отпразднуем наш успех этим исключительным вином.

Вынужденный признать, что ливанец прав, Медес протянул ему свой кубок из горного хрусталя.

— Наша торговля лесом принесет нам немало, — пообещал ему хозяин дома. — Но у меня есть и другие цели. Один я не сумею достичь их. А с вами результаты будут потрясающи.

— О чем же речь?

Ливанец сглотнул.

— Ну, во-первых, об импорте сосудов в виде беременной женщины, что делают на Кипре. В качестве талисмана они имеют большом спрос в египетском обществе. Я могу получить на них исключительные права, а стало быть, держать более высокие цены.

— Сделка заключена.

— Кроме того, — продолжал ливанец, — я рассчитываю взять в свои руки весь опий, собираемый в Сирии. Мне еще нужно устранить двух-трех конкурентов, но это вопрос нескольких недель. Египетские парфюмеры высоко ценят шафраново-опиумную настойку за ее сильный и аромат. Однако у меня нет каналов, через которые я мог бы получить права быть главным поставщиком.

— Никаких проблем, — заверил Медес.

— Самое выгодное и самое сложное я оставил напоследок: великолепные восточные масла. Египет потребляет их в невероятном количестве, но меня среди всех интересуют только два сорта: кунжутовое масло, главным образом импортируемое из Сирии, и в особенности масло моренги — бесцветное, мягкое, которое не становится прогорклым. Это настоящая роскошь! Его используют аптекари и парфюмеры, и спрос на него только растет. У меня в Ливане есть агентурная сеть, способная поставлять его в неограниченных количествах. Но меня волнует вопрос, сможем ли мы здесь в достаточной мере проконтролировать продавцов и хранилища?

— Сможем, — ответил Медес, увлекшись проектами компаньона.

— И... сколько времени на подготовку?

— Несколько месяцев, чтобы не было ни одной неувязки. Цепь должна быть прочной, и каждый в ней должен иметь свою выгоду.

— Вас это не слишком подставит?

— У меня есть доверенный человек, способный осуществить все эффективно и надежно.

— Простите мне мой вопрос, Медес: почему такая важная персона как вы, идет на такой риск?

— Потому, что коммерция у меня в крови, и к тому же я люблю богатство. Моя должность во дворце, как бы высока она ни была, все же мелкая. Мне хочется большего, значительно большего. И с тобой я надеюсь добиться желаемого. Разумеется, мой дорогой друг и сообщник, с этих пор мы повязаны на всю жизнь. И я рассчитываю на твое абсолютное молчание.

— Само собой.

— В особенности берегись заключать сделки, даже самые мелкие, с кем-нибудь другим. Отныне я твой единственный партнер.

— Это само собой разумеется.

— Ну раз уж мы столь откровенны, я бы хотел знать, как широко простираются твои сети и откуда у тебя такие удивительные способности. Я не хочу тебя обидеть, но не являешься ли ты рукой чьей-то умной головы?

Ливанец отхлебнул подогретого вина.

— Вы подозреваете, что существует некий руководитель, диктующий мне свои условия?

— Вот именно.

— Это деликатный вопрос. Очень деликатный.

— Дела, которые мы ведем, тоже деликатные. Я боюсь, что знаю о тебе меньше, чем ты обо мне. Итак, мой дорогой партнер, я требую правды. Всей правды.

— Понимаю, понимаю... Но вы ставите меня в затруднительное положение.

— Не думай играть со мной. Никто не стоит головы Медеса.

Ливанец смотрел себе под ноги.

— Да, действительно руководитель существует.

— Кто он и где?

— Я поклялся молчать.

— Я ценю твою порядочность, но мне этого мало.

— Остается только одно решение, — сказал ливанец. — Предложить ему с вами встретиться.

— Отличная идея.

— Не радуйтесь прежде времени! Я не знаю, согласится ли он.

— Посоветуй ему. Ладно?

— Хорошо.

Медес пришел как раз к тому выводу, к которому осторожно подводил его ливанец, а тот, по своему обыкновению, позволял партнеру думать, что последний полностью владеет ситуацией.

13

От Абидоса до Мемфиса[11] путешествие на корабле длилось меньше недели. Капитан вел корабль осторожно, и юная жрица, глядя на берега Нила, хорошо отдохнула.

На пристани царили оживление и сутолока в отличие от тишины и спокойствия Абидоса.

Капитан переговорил со стражей и показал офицеру свой бортовой журнал. Тот приказал отвести девушку в приемную к визирю. Ей бы хотелось провести несколько часов, в храме Хатхор, но срочность миссии не позволяла этого.

Мемфис, с его амбарами, хранилищами, лавками, базарами, большими домами, соседствовавшими с хижинами и внушительными официальными строениями, и прежде всего великолепными храмами Птаха, Секхмет и Хатхор, показался ей огромным и пестрым. Вблизи старой белокаменной цитадели и святилища Нейт, семь слов которой сотворили мир, находился представительный административный квартал. Писцы торопились и бегали из одного управления в другое. Здесь, далеко от центра культа Осириса, принимались главные решения, касающиеся управления царством.

Визирь помещался в новом крыле, пристроенном к царскому дворцу. Жрицу, прошедшую два поста контроля и ответившую на строгие вопросы, пригласили подождать в комнате рядом с приемной, где царила приятная прохлада.

Через несколько минут вышел секретарь и открыл перед ней дверь в просторный кабинет, три окна которого выходили в сад, где тамариски соперничали в красоте с сикоморами.

К ней молча подбежали две упитанные суки и поджарый кобель. Она погладила их, но они требовали новой ласки.

— Извините, они невыносимы!

— Наоборот, они кажутся мне очень приветливыми.

— Я визирь фараона Сесостриса. Вы можете показать мне приказ о вашей миссии?

Девушка вручила Хнум-Хотепу деревянную табличку, составленную Безволосым и скрепленную его печатью.

В тексте говорилось о царской аудиенции для вестницы.

— Что вы хотите сообщить царю?

— Сожалею, но мне позволено говорить только с ним.

— У вас упорный характер, но вам, без сомнения, известно, что я — Первый министр Великого Царя и что мне поручена забота о решении большей части проблем.

— Я понимаю ваше положение, а вы поймите мое.

— У меня такое впечатление, что мне не удастся уговорить вас изменить свое мнение. Стало быть, мой секретарь отведет вас во дворец.

Жрица пошла за секретарем. Как только она перешагнула порог, ее отвели к начальнику караула, отправившемуся, в свою очередь, за своим начальством.

Атлетически сложенный Собек не замедлил вмешаться со всей обычной суровостью.

— Никто не входит в зал аудиенций, не сообщив мне точную цель визита.

— Я приехала с Абидоса, — ответила юная жрица. — Мне приказано передать важное сообщение фараону.

— Его содержание?

— Оно предназначено только царю.

— Если вы будете настаивать на своем молчании, вы не увидитесь с Великим Царем.

— То, что я должна передать ему, касается будущего нашей страны. Прошу вас не мешать моей миссии.

— Она противоречит моим правилам.

— Сожалею, но я прошу вас об исключении.

— Одна из моих помощниц должна будет вас обыскать.

Юная жрица выдержала это испытание безропотно. Затем ее отвели в комнату, где вели наблюдение два вооруженных стражника, и велели ждать.

Вот тогда, выходя из одного из кабинетов и проходя по этой приемной, предназначенной для лиц, просящих аудиенции царя, Медес и увидел юную жрицу.

Из любопытства он пообещал себе справиться о ней. Она не принадлежала к мемфисскому двору и не бывала во дворце. Откуда же явилась эта незнакомка такой лучезарной красоты и почему фараон готов был ее принять?

— Великий Царь, — сказал Собек, — жрица не уступает. Ни визирю, ни мне не удалось склонить ее открыть содержание послания. Даже унизительный обыск не изменил ее решения. Вы можете быть уверены в том, что это очень верный человек безупречной преданности.

— Введи ее и оставь нас одних.

Юная жрица склонилась перед монархом.

— Великий Царь, почти сразу после вашего указа об объединении Обеих Земель зазеленела вторая ветвь Древа Жизни. И, кроме того, мне удалось сделать открытие в библиотеке Дома Жизни: чтобы бороться с увяданием акации, фараон должен изливать КА. Объединить все провинции в целостное государство мало, нужно усилить целостность Осириса. Самые древние тексты говорят ясно: Осирис — это дело фараона, Осирис — это пирамида[12]. И хотя время строительства больших пирамид прошло, не следует ли воплотить Осириса в этой форме?

Фараон, задумавшись, долго молчал.

— Великолепное предложение, — сказал он, наконец. — Остается найти место, где будет воздвигнута моя пирамида.

Вместе с юной жрицей и личной охраной фараон обошел некрополи Абузира, Саккара, Гизеха и Лишта, но не нашел ни одного знака. В Дашуре[13], к югу от Саккара, на самом краю Западной пустыни, возвышались две гигантские пирамиды Снефру, предшественника Хеопса, и маленькая пирамида Аменемхата II, умершего за семнадцать лет до того, как третий по имени Сесострис взошел на трон.

К этому месту вела дорога, уставленная по обеим сторонам стелами. Дорога петляла по северной части Файюма и выходила к Каср аль-Саха, где над зоной каменных карьеров возвышался необычный храм. Другая дорога вела к оазисам, известным своими винами.

Город строителей Джед-Снефру («Снефру продолжается во времени») еще посещали служители культа, которым поручалось питать КА знаменитого фараона, считавшегося величайшим созидателем Древнего Царства. Они покрывали столы жертвенными приношениями и отправляли культ в высоких храмах, воздвигнутых рядом с двумя пирамидами, одна из которых была гладкой, а вторая — с двойным склоном.

Солнце садилось рано, и нужно было позаботиться о том, чтобы возвратиться в Мемфис.

Когда тени двух гигантских пирамид долгими иглами легли на песок пустыни, Сесострис замер.

— Душа Снефру почиет в мире, — сказал он. — Она бдит над этим местом и продолжает его освящать. Своим именем — «Тот, кто исполняет божественные повеления», — он заповедует нам созидать. Здесь, в тени этого величайшего монарха, я и построю свою собственную пирамиду.

После обоснования в Мемфисе бывший правитель провинции Зайца Джехути чувствовал себя больным. Доктор Гуа, к счастью, прибыл и в столицу, где его слава день ото дня росла. Маленький худой человечек, Гуа никогда никуда не ходил без своей тяжелой кожаной сумы, в которой лежали хирургические инструменты и медикаменты для экстренной помощи больным.

— Если вы будете продолжать такой образ жизни, — сердито сказал врач своему пациенту, — я откажусь вас лечить. Впрочем, я вас уже об этом предупреждал: вы едите и пьете слишком много, а физических упражнений не делаете совсем.

— Это просто приступ ревматизма, — оправдывался Джехути.

— Если бы только это! Что ж... Немного концентрированного экстракта из коры ивы поможет. Но есть кое-что и похуже: устало ваше сердце. Поэтому перед сном вы каждый вечер будете принимать по пять пилюль с виноградом, валерианой и медом. После этого я попытаюсь прочистить пути, по которым идут жизненные соки. Они снова должны стать крепкими и обрести свою эластичность. Ведь все идет через сердце. Ну вот... Если подытожить, то отдых и еще раз отдых! Обязательно! В противном случае я ни за что не отвечаю.

Слуга Джехути прервал встречу.

— Господин, простите, но...

— Что ты себе позволяешь! — набросился на него доктор Гуа.

— Господина Джехути желает немедленно видеть фараон.

Доктор обреченно махнул рукой и сердито захлопнул сумку. Осмотр был закончен. Видя, как в комнату больного входит царь, он только спрашивал себя, настанет ли когда-нибудь день, когда ему дадут возможность лечить его пациента.

— У меня к вам только одна просьба, Великий Царь: не давайте моему больному никаких поручений и немедленно отправьте его на покой.

Гуа, ворча себе что-то под нос, удалился, а Джехути быстро надел на голову парик с седыми волосами.

— Старость приближается, — вздохнул он, — но мне пока еще удается держать ее на расстоянии. Этот милый доктор уже много лет обещает, что я скоро умру, но его лечение сохраняет мне жизнь.

— Ты получил известия от Сепи?

— Его экспедиция будет, видимо, долгой и трудной. Карты, если и есть, то неточные. А ему нужно собрать лучших искателей, техников и знатоков пустыни.

— Вопреки требованию твоего медика, хочу предложить тебе новую работу, которой я придаю особое значение. Согласишься?

Лицо Джехути стало серьезным.

— Великий Царь, я ваш слуга. Хочу работать во имя величия Египта до своего последнего дыхания.

— Джехути, я назначаю тебя начальником города пирамиды, которую я желаю возвести в Дашуре. Великий Казначей Сенанкх будет финансировать строительство.

В благодатной тени памятников Снефру Сесострис жил мечтами о строительстве будущего памятника, главные параметры которого он передал Джехути.

— Когда фараон закладывает основание святилища, — размышлял вслух Хранитель Царской Печати Сехотеп, — он воссоздает Египет. Строя, он продолжает созидание первого утра мира. Да смогут эти живые камни стать одним из оснований его счастливого царствования!

На грубый камень, золотившийся в последних лучах заходящего солнца, юная жрица возлила воду, привезенную из священного озера у храма Птаха.

— Имя этому месту будет Кебеху, то есть «Небесная живительная влага», — объявил фараон. — Мы окружим пирамиду стеной с бастионами и реданами по образцу стены Джосера в Саккаре. Так как эта пирамида должна начать испускать КА как можно скорее, мы раскопаем землю до скалы и на нее положим ядро пирамиды из обожженных кирпичей. Затем обложим ее известняком из Туры. В этой пирамиде, которая будет называться Хотеп — «Закат солнца, Мир, Полнота», — будет начертан путь души до саркофага, места нового рождения тела в сиянии.

По мере того как монарх объяснял свои мысли, Джехути заносил их на папирус.

— В северной части пирамиды, — говорил царь, — будет расположено вечное жилище визиря Хнум-Хотепа. Другие гробницы придворных — более скромные — будут напоминать гробницы Древнего Египта. Внутри разместятся тексты, составленные в этот золотой век.

В Абидосе юная жрица поняла, почему строительство Вечных Жилищ было так необходимо. Только эта символическая, магически оживляемая архитектура превращала посвященных в акх — сияющее тело, способное входить в контакт со всеми энергиями, циркулирующими во Вселенной. Несмотря на свою физическую смерть, воскресший продолжал деяния на Земле и передавал свет туда, где он жил новой жизнью.

Вокруг пирамиды фараона верные служители образовывали сверхъестественное окружение, которому поручалось одновременно и защищать его, и открыть путь добру.

— Дома строителей будут скоро готовы, — сказал Джехути. — С завтрашнего дня начнут готовить почву. В вопросе доставки материалов я рассчитываю на Сенанкха.

Заканчивая составление указа, касающегося возведения нового архитектурного ансамбля в Дашуре, Медес поразился размаху этого проекта и огромным средствам, которые предполагалось потратить для его завершения в самые короткие сроки. К материальному управлению страной Сесострис явно приобщил духовный труд, который еще больше упрочит его авторитет.

Можно ли убрать противника такой величины? Отложив этот вопрос на более позднее время, Медес попытался разузнать, кто та женщина, которая просила аудиенции. Сравнивая различные сведения, полученные из разных источников, он заключил, что она — приехавшая с Абидоса жрица и привезла фараону конфиденциальное послание.

По всей вероятности, какая-нибудь незначительная помощница. Но почему начальство Абидоса отправило в Мемфис именно ее? Может быть, Жергу во время своей ближайшей поездки туда постарается ответить на этот вопрос?

14

Рыбалка до паводка — это был почти подвиг: Нил был мелок, жара выжигала все живое, рыбы недоверчиво уходили от приманки. И, тем не менее, Секари как добрый слуга хотел накормить Икера, своего друга и хозяина, свежей пищей, наполненной КА. Поэтому он пускался на все ухищрения, чтобы все же раздобыть пару-тройку вкусных рыбешек. Увы! Удочка не принесла ему сегодня удачи. С сачком, требовавшим зоркого глаза и скорости, он чувствовал себя увереннее. Но как только рыбы туда заплывали, они сразу же бросались обратно. Оставались лишь верши, спрятанные в тростнике: забираясь туда, кефали и сомы уже не могли ускользнуть.

И как только эти негодники узнавали, что там западня!

— Ну... не блестяще, — признался Секари Северному Ветру, когда этот большущий осел Икера повез пустые корзины обратно. — С этими хитрыми бестиями нужно большое терпение!

Серый осел с большими карими глазами поднял правое ухо в знак согласия. Северный Ветер имел рыжее пятнышко на макушке, за которое в детстве чуть не поплатился жизнью: его прежний хозяин счел это знаком Сета и бросил его в болото на верную погибель. К этому месту Икера привел ибис — птица бога Тота, — и он спас малыша. Осленок вырос и превратился в настоящего гиганта, навеки преданного Икеру.

— Но, Северный Ветер, если честно, — продолжал Секари, — то твой хозяин беспокоит меня. Куда-то исчезли его хорошее настроение и бодрость. Он вечно погружен в свои черные мысли, а это никогда до добра не доводит. Ты не пытался с ним побеседовать?

Осел кивнул: да.

— Ну и какой результат?

Осел, подняв свое левое ухо, ответил: нет.

— Я так и думал. Вот этого-то я и опасался. Даже ты больше никак на него не влияешь. Он грызет ногти, не замечает разницы между добрым вином и дешевой подделкой, ложится слишком поздно и встает слишком рано, не смеется моим шуткам и думает только о своих абсурдных планах. И все же я не собираюсь сдаваться! Прочь отчаяние! У нашего парня здоровое нутро, и мы вытащим его из этой передряги. А пока пойдем-ка в лавочку и купим что-нибудь поесть!

Правитель Кахуна редко выходил из дома, но его работа не прекращалась никогда. Днем и ночью непрестанно сновали писцы, пивовары, повара, булочники, горшечники, плотники и другие служители, обеспечивавшие жизнедеятельность этого человеческого улья и получавшие в обмен хорошее жалованье, которое возрастало по мере заслуг. Начальник города сидел в своем кабинете, занимаясь сложными делами, и был, тем не менее, осведомлен обо всем, что происходило в городе. Ни одно назначение не могло быть сделано без его явного одобрения, ни одна административная ошибка от него не ускользала. Появляясь перед ним по его приказу, никто не знал, похвалят ли его или отругают. Если хвалили, лучше было не впадать в восторг, потому что похвалы обычно сопровождались дополнительными поручениями, еще более сложными, чем первые.

— У тебя прекрасное будущее, мой мальчик! — сказал он Икеру, который пришел по его приглашению. — Быть временным жрецом в храме Анубиса в твоем возрасте — это сродни подвигу! А твое управление библиотекой встретило единодушное одобрение. Для Кахуна ты — настоящее чудо! Даже твои старшие коллеги, которые еще вчера лопались от зависти, вынуждены признать твои достоинства и больше не думают, чем тебе навредить. Твой единственный недостаток — это излишняя суровость. Почему ты не хочешь отдохнуть или жениться на хорошенькой девушке, которая будет счастлива родить тебе ребенка?

— Я приехал сюда, чтобы стать лучшим писцом.

— Ты достиг своей цели, мой мальчик! Что ж, твоя личная жизнь касается только тебя. Но твоя общественная жизнь, напротив, зависит от меня. И так как Херемсаф неустанно расточает тебе похвалы, а меня окружает слишком много посредственностей, то я назначаю тебя советником городской управы.

— Ваше доверие делает мне честь, но моя нынешняя должность подходит мне идеально.

— В Кахуне решаю я. Раз ты доказал способность к работе, то я хочу найти тебе применение. Не думай, что своим назначением ты обязан доброте моей души, хоть она у меня и есть. Фараон поручил мне сделать этот город процветающим и создать в нем лучшую школу писцов во всем царстве: вот видишь, какие у меня цели. Можешь приступать.

Икер не поверил ни одному его слову. Продвигая по служебной лестнице, правитель только хочет усыпить его бдительность, надеясь, что за грузом ответственности и лестью профессиональных лизоблюдов, в прекрасном доме и в прекрасных условиях он потонет в комфорте и позабудет и свое прошлое, и свои идеалы.

Но какова бы ни была стратегия правителя, она на него не подействует. Не тут-то было! Икер, ведя себя безупречно, использует его в своих целях. Прикидываясь, что охотно принялся за работу, Икер будет выполнять свои функции с рвением и компетентно. И ни правитель, ни Херемсаф ни за что не догадаются о его истинных намерениях. Они сами дадут ему оружие, которым он не замедлит воспользоваться.

Подобный дом сам по себе был счастьем. Для Секари заниматься поддержанием в нем порядка было не обязанностью, а удовольствием. С утра он размахивал метлой, насвистывая модную песенку, и не мог видеть небрежно брошенного на табурет схенти. Кухня и комната для омовений неизменно сверкали чистотой, да и состояние других комнат могло служить образцом.

А что уж и говорить про мебель — элегантную и прочную! Короба, сундуки, кресла и низкие столики спокойно переживут не одно поколение. А что до кухонных блюд, то в прекрасной посуде они приобретали необыкновенный вкус.

— Твой хозяин дома? — спросил Волосатый, когда Секари красил косяк входной двери в красный цвет, чтобы отпугнуть демонов.

— Ты, как обычно, принес дурные вести?

Волосатый, знаток сплетен, болтливый и ленивый, имел плохую репутацию.

— Неблестящие, это верно, но что я могу сделать! Мне нужно поговорить с Икером.

— Перед тем как входить, омой ноги и сядь в первой комнате. Я схожу за ним.

Желая поскорее избавиться от нежеланного гостя, юный писец не предложил ему освежиться каким-либо прохладным напитком.

— Что случилось, Волосатый?

— Меня направила городская управа, и срочно. Только что получено предсказание о разливе Нила. Вести скорее тревожные.

— Паводок слишком слабый или слишком сильный?

— Слишком сильный. Тебе нужно как можно скорее позаботиться об укреплении плотины.

— Сделаю.

— Меня пригласишь на работу?

— Раз может произойти катастрофа, лучше будет, если ты окажешься со мной. Отправляйся к воротам на Файюм и попроси детальный отчет о состоянии запасных водохранилищ.

— Бегу!

Икер отправился к зданию, где хранились государственные архивы, которые ему так хотелось посмотреть.

Хранитель, сдержанный и чопорный, принял его с почтением. По сравнению с первым визитом его отношение к Икеру сильно изменилось.

— Чем могу служить нашему новому советнику управы, чье назначение, вполне заслуженное, я бесконечно поддерживаю?

— Чтобы оценить опасность паводка, мне нужно посмотреть документы о предыдущих замерах и плотинах в нашей области.

— Хорошо, все архивы в вашем распоряжении!

Икер не ограничился только этими документами. Наконец он смог посмотреть список кораблей, построенных в провинции Файюм, и узнать имена членов экипажей.

Но никаких сведений о «Быстром»!

Как и в провинции Тота, все соответствующие документы в архиве были уничтожены. Ни одного упоминания и об экспедиции в страну Пунт.

И, тем не менее, одно доказательство все же нашлось, и вполне весомое: Икер нашел имена Черепашьего Глаза и Головореза в списке моряков, нанятых на торговый флот фараона! Стало быть, именно тиран приговорил Икера к смерти!

— Где ты прячешься, Бина? — спросил Икер, осматривая домик, в котором они встречались.

— Я позади тебя! Но не покажусь, пока ты не скажешь мне своего решения.

— Теперь мое решение окончательно.

— И ты поразишь чудовище?

— Я убью его!

— Тогда я могу выйти!

Когда он ее увидел, он ее не узнал...

Перед ним была другая женщина: искусно подкрашенная, с подведенными специальным составом глазами, в большом парике, который скрывал большую часть ее лица.

— Это ты, Бина? Это правда ты?

— Я знала, что твой ответ будет положительным. И я предусмотрительно договорилась, что приведу тебя к нашим друзьям. Но при условии, что ни один прохожий меня не узнает. Твое оружие?

— Оно со мной.

— Я пойду впереди, на значительном расстоянии. Когда войду в мастерскую, следуй за мной.

Несколько светильников освещали мастерскую, где изготавливались ножи и короткие мечи для домашних нужд и для охраны.

Сидя в полумраке, ремесленники враждебно смотрели на Икера.

— Не беспокойся, — сказала Бина. — Это наши союзники. Они привезли партию продукции, предназначенную для освободителей. Скоро наши ряды вырастут! Кахун обещан нам, Икер! И все же ничего не произойдет, пока у тирана сохраняется абсолютная власть! Покажи нам оружие, которое станет оружием справедливости.

Писец вынул свой короткий меч. Бина взяла его и отдала мастеру.

— Наточи его, да так, чтобы лезвие стало острым, как смерть.

Хотя задача, порученная новому советнику городской управы и была непосильной, Икер оказался на высоте. Его писцы, техники и специально нанятые рабочие укрепили берега каналов земляными насыпями. Каждая плотина была упрочена, каждое водохранилище уплотнено. Писец считал и пересчитывал необходимые объемы и кубатуру грунта, которые нужно было перевезти и уплотнить, чтобы сделать берега незатопляемыми. Даже если паводок будет чудовищным, жители останутся в безопасности. Писец был также занят перевозкой фуража в те места, где вдали от воды будет собран скот. И не забыл предусмотреть множество пристаней, которые позволяли бы населению перемещаться.

Всех поражала невероятная трудоспособность юноши. Внешне он совсем не был атлетом, но, тем не менее, оказался неутомимым работником и стремился все контролировать лично. По всей вероятности, правитель дал ему слишком тяжкое задание, но Икер был настойчив. Если его одолевали усталость и отчаяние, он начинал думать о ней, своей юной жрице, которая в мечтах была постоянно с ним. Тогда словно расступались тучи, темное небо прорезала молния и он вновь преисполнялся сил. Он снова брался за дело. Однако исход этой битвы был неясен.

Когда наступили дни «сверх года», завершавшие цикл из трехсот шестидесяти предшествующих дней и отмечавшие начало следующего цикла, каждый в душе замирал. Во всех крупных храмах страны служители культа произносили заклинания, предназначенные для умиротворения Секхмет, львицы-убийцы, чтобы она не насылала на Египет своих вестников и злых гениев, несших с собой несчастья и болезни.

В первый из пяти опасных дней отпраздновали рождение Осириса. Разве паводок не символизировал его воскрешение? Второй день был посвящен сыну Осириса Хору, считавшемуся покровителем царства. Но третий день мог быть началом любой катастрофы, потому что он был посвящен рождению Сета.

Бина, накрашенная и поэтому неузнаваемая, встретилась с Икером на маленькой площади в тени пальмы.

— Весь город только и говорит о тебе. Ты спас его от разрушения.

— Никто не жалел своих сил. Но Нил решит...

— Я с нетерпением жду дня Сета. Хоть бы он стер с лица земли этот проклятый Египет!

— Проклятый Египет? Что ты хочешь этим сказать, Бина?

Юная азиатка поняла, что совершила ошибку.

— Я говорю о тиране, который ведет свою страну к погибели и повсюду плодит несчастья для своего народа. Ты изменил свое мнение, Икер?

— Ты что, считаешь меня безголовым?

— Нет, конечно, нет!

— Тогда опасайся Сета. Если он поразит деспота, тем лучше. Но если он опустошит возделываемые земли и обречет тысячи людей на голод и нищету?! Разве можно этому радоваться?

— Не нужно подозревать меня! Я только хотела, чтобы сила этого бога дала силу нашему делу.

В день Сета визирь прекратил все дела.

Часы тянулись нескончаемо долго.

И, наконец, настал день Исиды, затем пришел день Нефтиды. С помощью этих двух сестер новый год родился в гармонии.

Паводок, сильный и высокий, все же не причинил больших разрушений плотинам. Жертв не было. Городская управа поздравила писца Икера с замечательной работой. Все его расчеты оказались правильными, благодаря ему Кахун и его окрестности остались нетронутыми бушевавшими водами. Можно было даже предсказать отличный урожай, что позволит доверху наполнить амбары и скопить запасы на случай тяжелых лет. По окончании празднеств, посвященных начавшемуся году, Икер получил, наконец, право на несколько часов отдыха.

— У тебя невеселый вид, — сказал ему Секари. — Надеюсь, правитель города не станет выжимать из тебя все соки, как из бурдюка с вином?

— И не думай даже, — ответил Икер. — Теперь я должен составить доклад о том, насколько пригодны хранилища Кахуна для долговременного хранения запасов. Правда, архивы облегчат мне задачу, но, тем не менее, потребуется все перепроверить, потому что технические службы имеют дурную привычку переписывать документы с ошибками.

— Кстати, об архивах... Ты нашел там то, что искал?

— У меня больше нет сомнений в том, как я должен себя вести.

— Ты — блестящий молодой человек, ты умен, ты воспитан. Я — темный человек, у меня нет образования, но я доверяю моему инстинкту и редко ошибаюсь. Зачем тебе нарываться на несчастье, когда удача держит тебя за руку?

— Счастье для меня невозможно пока я не исполню свой долг.

— Вспомни хотя бы слова мудреца: «Фараон знает все, что делается. Нет ничего ни на небе, ни на земле, что бы ему не было известно».

— Какими бы ни были сети осведомителей у тирана, правосудие, в конце концов, поразит его.

Секари опустил голову.

— Мне неприятно тебе это говорить... Но на мою помощь в этом деле не рассчитывай. Моя жизнь не была легкой, я вынес немало ударов судьбы. Здесь мне хорошо.

— Я тебя понимаю и нисколько не осуждаю. Можешь ли ты, по крайней мере, поклясться мне, что не выдашь меня?

— Клянусь тебе, Икер.

15

Рано утром прекрасный дом Медеса наполнился истерическими криками его взбалмошной супруги, чей нервный срыв завершил череду непростительных и катастрофических ошибок слуг. Во-первых, кайма, украшавшая вырез и края ее туники, оказалась отпорота, словно одежда была заказана в мастерской у каких-то там неумех. Во-вторых, мастерица по прическам оказалась настолько глупа, что заболела и отправила ей свою помощницу, а та была настолько неловкой, что не сумела правильно прикрепить дополнительные пряди к ее черному парику. А ведь достаточно было приподнять одну прядь парика, обвернуть ее вокруг большой шпильки, подцепить дополнительную прядь и поставить на место настоящую. И тогда уловок не будет видно! В ярости жена секретаря Дома Царя бросила зеркало наземь и отправила эту дуру назад, не заплатив ей!

А потом у нее случился ужасный приступ мигрени, которую эта богатая дама пыталась унять, намазав голову специальным притиранием на основе аниса, брионии и кориандра. Но, как назло, лекарство не помогало!

Фурией ворвалась жена в покои мужа.

— Дорогой, я жестоко страдаю! Пошли за доктором Гуа! Только он один может мне помочь!

— Сама займись своими делами и не смей меня так грубо будить! Я всю ночь работал!

Жена выскочила, хлопнув дверью.

Медес поднялся и прошел в комнату для омовений. Обычно он находил удовольствие в утреннем туалете и следовавшем за ним обильном завтраке. Но сегодня, после беспокойной ночи, его терзало слишком много тревог.

Когда, наконец, Жергу вернется с Абидоса и с какими результатами? Медесу все еще не мог поверить в то, что скоро у него появится надежный союзник внутри жреческой колонии. Как могло так случиться, что постоянный жрец так жестоко предает собственное братство? И не идет ли здесь речь о попытке манипулировать? Если это так, то автора идеи предположить нетрудно. А не слишком ли Медес подозрителен?

К тому же возникала еще одна проблема — оглушительный успех Хнум-Хотепа. Первый визирь, назначенный фараоном Сесострисом, показал себя таким замечательным правителем, что в короткий срок сумел сделать взаимодействие центральной власти и власти бывших самостоятельных провинций удивительно слаженным. Как и многие, Медес полагал, что будут неувязки и возмущения, но ничего этого не произошло. С помощью постоянных советников из Дома Царя, нисколько не завидовавших его назначению, визирь твердо держал в руках эффективно заработавшее управление. К счастью, Хнум-Хотепу было довольно много лет, и он, вероятно, долго не прослужит. Но в ожидании этого Медес и сам терял влияние при дворе. И чтобы удержать свои позиции, ему вскоре придется прибегнуть к помощи друзей и сочувствующих царедворцев.

Многие двери перед ним уже закрыты, и вернуть свое влияние ему будет нелегко. Сейчас самую большую надежду Медес возлагал на Абидос.

Будущая встреча с руководителем ливанского партнера его подбадривала. Что за каналья этот ловкач, если сумел прибрать к рукам пройдоху ливанца! Такой человек определенно внушал интерес, и Медес надеялся его использовать.

Когда он заканчивал одеваться, на пороге снова показалась жена.

— Доктор Гуа сможет меня осмотреть не раньше вечера, — простонала она. — Используй свое влияние, надави на него, пусть он отложит свои визиты и займется мной!

— Ну, это непросто! У Гуа, ты же знаешь, паршивый характер: он не выносит чьего-либо давления. И к тому же твоя мигрень мне не кажется смертельной. Возвращайся в спальню и поспи до завтрака. А затем тебя утешат твои подруги, их щебетанье вернет тебя в форму.

Приход Жергу прервал разговор.

Медес весь напрягся и потащил сообщника в кабинет, закрыв плотно двери.

— Отличные новости, начальник! — сказал, широко улыбаясь, Жергу. — Удивительный тип этот жрец! Он понимает вашу осторожность и хочет доказать свое желание сотрудничать: он дает нам возможность вести дела без него.

Ошарашенный Медес спросил себя, уж не пьян ли Жергу!

— Во-первых, вот печать Абидоса. Она ставится на различные материалы и позволит нам выдавать фальшивые свидетельства за подлинные. Мы будем готовить свидетельства сами, а продавать как прибывшие со священного места Осириса. Это моя идея, и я уже нанял мастера, которого устроила цена. А вот второй подарок нашего нового друга и союзника. Он еще дороже: священное заклинание, которое произносят Справедливые в потустороннем мире: «Пусть плывет он в ладье Осириса и гребет веслами, пусть движется он туда, куда влечет его сердце, пусть Великие с Абидоса пожелают ему доброй встречи и мира, пусть он участвует в таинствах Осириса, пусть он следует за ним по безгрешным дорогам священной земли». Мы награвируем его на нашей продукции и будем продавать ее на вес золота!

Торговец винами происходил из простой семьи. В последнее время его здоровье пошаливало, и он все чаще стал подумывать о предстоящем великом путешествии в иной мир. Богатство позволяло ему приобрести прекрасный саркофаг, но он жаждал привилегий. Ему хотелось, чтобы его имя было навечно выгравировано на памятнике в Абидосе, вблизи от Осириса и под его сенью. Разве могло быть что-либо лучше, чем уверенность в счастливой будущей жизни?

Когда он увидел Жергу, первое, что пришло ему в голову, что главный инспектор амбаров пришел за очередной мздой.

Конечно, с таким влиятельным лицом лучше было бы полюбовно договориться. У него такие связи во дворце!

— Мой дорогой Жергу, я только что получил вино нового урожая! Не хотите ли попробовать?

— Разумеется. Мы можем поговорить без свидетелей?

— Тогда прошу в мой винный погреб.

У торговца перехватило дыхание, губы пересохли. Интересно, какой донос на него написали? Чтобы умаслить инспектора, он предложил ему свое лучшее вино.

— Неплохо, — сказал Жергу, — но на мой вкус чуть сладковато. Говорят, ты заказал себе первоклассный саркофаг?

— Нужно же подумать о будущем веке!

— А что тебе говорит имя Абидос?

— Абидос?.. Не понимаю.

— Я могу получить для тебя подлинную стелу со священным заклинанием. Останется выгравировать только твое имя, и ты проведешь вечность у подножия лестницы Великого Бога.

Торговец вином чуть не умер от переполнявших его чувств.

— Вы... Вы шутите, — еле смог он пролепетать.

— Теперь можно подумать о цене. И... с учетом моих расходов...

— О, да! Конечно! Все что пожелаете!

— Перед тем как окончательно скрепить дело, взгляни на этот шедевр!

Жергу вновь увлек в погреб еле живого от потрясения торговца, у которого заплетались ноги. Там он показал ему стелу.

— Договорились! — еле выдавил из себя торговец.

— Ну вот и отлично! — радостно воскликнул Жергу. — Ваш и мой винные погреба полны чудным вином! И все это в обмен на маленький точеный камушек, который никогда не отправится в Абидос и который сегодня же ночью будет уничтожен нашим рабочим. О, нет-нет! Не беспокойтесь, он будет молчать! Я хорошо ему заплатил! Да и нам теперь нет нужды мотаться в Абидос. Обойдемся и без нашего славного жреца!

— Ошибаешься, дорогой Жергу, — возразил Медес. — Мне никогда не нравились твои методы. Их следует применять осторожно и не спешить. Нам нужно действовать гораздо изощреннее. Гораздо изощреннее, говорю я тебе! Ведь настоящие стелы заинтересуют богатых жителей Мемфиса. И мы поднимем цены так высоко, что торговаться станет неуместно. Эти аргументы потрясли Жергу.

— Значит, мы не оставим этого жреца с носом...

— Это было бы непростительной ошибкой, потому что его помощь нам просто необходима. Во-первых, чтобы творить поистине масштабные дела. А во-вторых, чтобы сообщать нам информацию с Абидоса, а значит, способствовать тому, чтобы мы могли проникнуть в тайну Абидоса. Поэтому как можно скорее организуй мне встречу с этим посланцем провидения.

Земля Выносливых — город Сесостриса в Абидосе — постепенно набирал силу. Там жили строители храма и гробницы, служители культа, которым было поручено проводить духовные церемонии, а также управленческий персонал со своими семьями. В каждом доме было несколько комнат, внутренний двор и сад. Улицы шириной в пять локтей[14] планировались под прямым углом. Виллы, стоявшие недалеко от пустыни, были роскошны. В доме правителя города, находившемся в юго-восточной части города, располагались кабинеты чиновников и многочисленные мастерские[15].

Именно в одном из помещений, расположенных там, и принял постоянный жрец по имени Бега временного жреца Жергу и его помощника Медеса, приехавшего в Абидос под чужим именем и назвавшегося надзирателем за охранниками. Стражникам, которые его прекрасно знали, Жергу сказал, что работа становится все сложнее, поэтому ему нужен помощник. Руководителей на Абидосе это вполне удовлетворило. Когда Бега вошел в комнату, Медес почувствовал, как его обдало ледяным ветром. Он даже представить себе не мог, что посвященный в тайны Абидоса может быть таким холодным и непривлекательным. Высокий и прямой до неестественности, с выдающимся носом — все в его внешности было отталкивающим. Бега сел на значительном расстоянии от своих собеседников. Не снисходя до разговора с Жергу, он обратился сразу к тому, кто выглядел солиднее.

— Кто вы?

— Меня зовут Медес. Я — секретарь Дома Царя. Фараон диктует мне свои указы, а я рассылаю их во все провинции.

— Это очень важный и ответственный пост.

— Ваш не менее высок.

— Я надеялся на более высокий. Значительно более высокий. Возможно, и вы тоже?

— Печать и заклинание дали нам возможность заключить первую сделку, в которой заинтересованы, конечно, и вы. Давайте и дальше помогать друг другу. Тогда мы сможем добиться того, чего заслуживаем.

На мрачном лице Беги не отразилось и подобия улыбки. И все же Медесу почудилось, что он ощутил, что Бега доволен.

— Ваш друг Жергу передал вам мои предложения?

— Да. Они мне подходят идеально. Мы займемся изготовлением фальшивых стел, которые будут продаваться любителям. Те же будут верить, что стелы — настоящие и будут увезены на Абидос. Вы не должны опасаться каких-либо случайностей, потому что уничтожать их мы будем сами. А как вам удастся уносить с места подлинные памятники и какую цепочку мы должны создать, чтобы доставлять их в Мемфис?

— Я уже объяснял Жергу, что люди и товары, приплывающие на Абидос, подвергаются строжайшему контролю. И наоборот, выезд совершенно свободен. Заручившись молчанием одного стражника, который каждые десять дней стоит в карауле на лестнице Великого Бога, я вынесу в тайник некоторое количество маленьких бесценных стел. Пусть у вас будет некий доверенный человек для их получения. Потом останется лишь отнести их по дороге к Нилу (дорогу я укажу), где будет ждать лодка.

— На мой взгляд, план великолепен. Что же заставило вас так поступать?

— Я хотел то же спросить у вас.

— Ну раз уж мы берем на себя такой риск, — начал Медес, — то было бы глупо запираться. Меня не оценили должным образом, и мне приходится доказывать свою истинную ценность всеми имеющимися у меня средствами. Но вы-то... Вы — человек из внутреннего храма!

— Я долго думал, что духовной высоты мне достаточно, что это сведет мои желания к минимуму. Появление Сесостриса все изменило. Он, вместо того чтобы назначить меня, сам управляет жреческой иерархией и реформирует жреческую коллегию. Это присвоение Сесострисом не свойственной фараону власти лишает меня привилегий, которые по праву принадлежат мне. И я решил отомстить. Моя месть — добиться успеха, а значит, денег.

— Давайте проясним, Бега: что вы понимаете под местью?

— Уничтожить человека, который мешает моей карьере.

— Вы знаете Сесостриса? Я-то его довольно часто вижу, и мне хорошо известна его способность к действию. Поверьте, он недоверчивее быка и безжалостнее льва. Я тоже желаю ему гибели, но как выбить почву из-под столь твердо стоящего на ней человека?

— Вы хотите отказаться от борьбы?

— Я просто недоумеваю, какой способ борьбы выбрать. Вокруг царя есть сплоченный круг друзей и единомышленников, а его недавно назначенный визирь пользуется всеобщей поддержкой.

— И все же как бы ни были прочны дела человеческие, они, в конце концов, рассыпаются в прах. Мы должны объединить наши усилия и выбрать слабое звено.

— Почему войско и стража стерегут Абидос? Бега поднял голову и холодно взглянул на Медеса.

— Государственная тайна.

— Мы до такой степени доверяем друг другу, — заметил Медес, — что между нами не может быть тайн. Разве вы не можете мне этого сказать?

— Одна из тайн Абидоса — это Древо Жизни, — медленно произнес постоянный жрец. — Болезнь акации Осириса угрожает гибелью Египту. Меры, которые предпринимают Сесострис и исполнители ритуала при Древе, замедляют процесс угасания, но кто знает, надолго ли? Для выздоровления нужно особое целительное золото, но его, возможно, так никогда и не найдут.

«Золото Пунта», — подумал Медес, буквально впитывавший каждое слово жреца.

— А кто же виной этому несчастью?

— Мы не знаем. Чтобы установить виновного, царь приказал провести несколько расследований.

— Есть подозрения?

— Ни малейшего. Если акация угаснет, то таинства больше не будут отправляться и Осирис больше не воскреснет. Это станет концом Египта.

— Расскажите мне о тайнах! Это не мираж?

— Ах, Медес! Если бы вы знали хотя бы малую их часть, вы бы так не говорили!

— В качестве постоянного жреца вы ведь можете ходить во все секретные районы Абидоса и посвящены во все ритуалы, отведенные лишь для посвященных.

Бега не проронил ни слова.

— Я хочу знать все, — настойчиво продолжал Медес. — Уже много лет мне чинят препятствия и отказывают в доступе в закрытый храм. Разве храм Абидоса — не самый значимый и не самый жизненно важный для всех?

Жрец странно улыбнулся.

— Я поклялся не выдавать секрета.

— Ну любой человек имеет свою цену. Вы обладаете множеством сокровищ, и я заплачу за них справедливую цену.

— У нас еще будет время поговорить об этом.

— Да-да, поспешность может привести нас к провалу, вы правы. Сначала нам следует завязать прочные связи и собрать военный запас. Затем пойдем дальше.

Бега пристально взглянул на секретаря Дома Жизни.

— Давайте взаимно подвергнем друг друга испытанию. Если все пройдет нормально, пойдем дальше.

— И еще один вопрос: в Мемфисе я увидел одну молодую женщину. О ней ходили слухи, что она привезла с Абидоса конфиденциальное послание фараону. Вы ее знаете?

— Опишите ее.

Бега внимательно выслушал рассказ Медеса.

— Это одна из живущих здесь жриц Хатхор. Для этой жрицы наш Верховный жрец, Безволосый, открыл двери библиотеки Дома Жизни, чтобы она могла изучать старинные тексты.

— Она, без сомнения, вручила монарху планы, которые должны облегчить ему строительство пирамиды. Эта девушка здесь на первых ролях?

— О, нет! Она занимает подчиненное положение и была лишь посланницей Безволосого. Она погрязла в мистике, поэтому нам нечего ее бояться. Не скажу того же о жрецах, но по отношению к ним я сам предприму меры безопасности. Ну а вы, Медес, будете осторожны?

— У меня нет обыкновения совершать ошибки.

16

На борту корабля, плывущего в Мемфис, Медес пытался взвесить доводы, из-за которых стоило бы разорвать зарождавшийся союз с Бегой. Ни один из них не выдерживал серьезной критики. Этот жрец выглядел идеальным сообщником, затаившим горькую обиду, злопамятным, обладающим извращенным умом. Он твердо стоит на своем, лишен изначального стыда, который мешает совершать зло, обладает теми секретами, которыми Медесу всегда страстно хотелось завладеть. Да, разумеется, его потребуется задабривать, льстить ему в нужный момент и заставить поверить в то, что он и есть тот самый главный человек, заправляющий всеми делами. Медесу предстоит лишь использовать его неуемное честолюбие и страстный характер.

Не забыл Медес и о золоте Пунта, которое не казалось сказкой только ему самому. В ближайшем будущем без поддержки ему не удастся направить за ним специальный корабль. А вот позже он сумеет использовать верфь и свои богатства, чтобы завладеть сокровищем.

Стражник у ворот дома приветствовал хозяина низким поклоном и поспешил просигналить стражнику, стоящему за воротами, который тотчас же отворил перед Медесом тяжелую калитку. В аллее сада Медес повстречал явно торопящегося доктора Гуа.

— Моя супруга больна?

— Мигрень. Я предписал ей мазь и легкое снотворное. Но есть вещи и посерьезнее.

— Ради всего святого, говорите скорее!

— Она страдает излишним весом. Если она будет продолжать целыми днями есть, то заболеет ожирением. Питание — вот секрет здоровья. Всего хорошего, я спешу. У меня, как всегда, много тяжелых больных.

Секретарь Дома Царя и Жергу уединились в кабинете. Выпили пива, съели по горячему хлебцу и порции сушеного мяса.

— Убить Сесостриса не представляется возможным, — задумчиво сказал Жергу. — Его слишком хорошо охраняют, и никто не решится напасть на него. Если же нанять убийцу, то его схватят и он нас выдаст.

— Вероятнее всего, — согласился Медес. — Но, тем не менее, средство есть: ослабить царя, нанося удары по тем, кто его окружает. Если разрушить основы, которые кажутся фараону незыблемыми, он попадет в изоляцию и... окажется в нашей власти. Начнем с того, кого ты знаешь лучше всех, — с Великого Казначея Сенанкха.

— Знать-то я его знаю, это верно, но ничего особенно интересного о нем рассказать вам не могу. Это цельный человек! Единственный его недостаток состоит в том, что он слишком любит хорошую кухню. Ни одной женщине, как бы хороша она ни была, еще не удавалось превратить его в блеющего ягненка.

— Твой анализ кажется мне точным, — согласился Медес. — Ну раз Сенанкха нельзя подкупить, подстроим ему западню. Не забудь, что я работал в Министерстве экономики и что его работа для меня не секрет. И вот что мы сделаем. На этот раз нам сослужит верную службу единственный талант моей жены.

Сенанкх, Великий Казначей, — полный мужчина в расцвете своих сорока лет — возглавлял Белый Дом Обеих Земель. Несмотря на такой высокий пост, он был любителем сладко пожить. На самом же деле ему были свойственны черты прирожденного лидера. Увлекая за собой решительностью и неподкупностью, он был опасен для врагов и безжалостен с мошенниками. Вялые и льстивые сотрудники у него не задерживались. Фараон поручил ему одну из самых сложных и важных задач — распределение доходов. Сенанкх полагал, что четкое ведение государственных счетов является условием, необходимым для поддержания справедливости Маат и всей египетской цивилизации. В случае расточительства, неоправданных долгов или ведения дел спустя рукава связи в обществе ослабнут, порвутся и откроется лазейка для любых вторжений.

Каждую неделю Великий Казначей отправлялся к визирю Хнум-Хотепу, на этой неделе нужно было уточнить выплаты менее обеспеченным провинциям. Добиваясь процветания всех провинций, визирь тем самым ежедневно боролся за обретенное единство страны, что согласовывалось с желанием царя.

И тот и другой вели себя откровенно и прямо, поэтому между ними царило полное взаимопонимание. Без помощи Сенанкха Хнум-Хотепу, возможно, и не удалось бы постичь все премудрости и мельчайшие хитрости централизованного управления. И оба они были рабами амбиций, довольствуясь теми обязанностями, которые им поручил монарх.

— Каких-либо особых проблем нет, Великий Казначей?

— Нужно срочно перестроить некоторые хранилища; без моего ведома были подняты налоги на навигацию; пришло с десяток жалоб на сборщиков налогов, возомнивших себя тиранами; задерживаются поставки глиняных кувшинов в Фивы; мне придется уволить двух лежебок... Остальное я решу без твоей помощи. А у тебя все в норме?

— Визирь выбивается из сил, зато Египет чувствует себя хорошо... Ну, почти хорошо.

На языке Хнум-Хотепа это выражение означало, что ожидаются серьезные осложнения.

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Надеюсь, что ты поможешь себе. Скажи, разве справедливое распределение доходов — это не твоя первейшая обязанность?

— Я считаю, что не забыл о ней.

— Некоторые высокопоставленные чиновники считают иначе.

— На каком основании?

— Я только что получил несколько донесений, к которым приложены письма с твоей печатью. В них рекомендуется распределение урожая зерновых... просто поразительное! Если кратко, то три четверти идет богатым землевладельцам, а остальное — семьям среднего достатка и в деревни, где урожай минимален, то есть тут же обнаружится недостаток в продовольствии. Население немедленно узнает об этом твоем распоряжении, и покатится волна протестов. Судьи, разумеется, тут же начнут составлять жалобы. Они дойдут до меня, и я буду вынужден наказать виновного. Ты, Сенанкх, будешь вынужден оставить Дом Царя, и твоя карьера закончится тюрьмой.

— Ты что, воспринимаешь эти обвинения всерьез?

— Мне не спится уже несколько ночей, но уничтожить эти документы я не имею права.

— Если ты совершишь подобное преступление, то будешь недостоин своей должности. Покажи мне эти письма.

Сенанкх внимательно все прочел.

— Это твоя печать? — спросил его визирь.

— Можно предположить.

— И твоя рука?

— Тоже можно предположить.

— В таком случае, как ты оправдаешься?

— Я бы предпочел объясниться в присутствии царя.

— Великий Царь уже просил меня об этом, поэтому не будем терять времени.

Хнум-Хотеп тяжело поднялся. Он охотно обошелся бы без этого скандала, ведь он серьезно ослабит Дом Царя. Ему с трудом верилось, что Сенанкха подкупили.

Спокойствие Великого Казначея удивляло визиря. Как мог он сохранять безмятежный вид под тяжестью таких обвинений? Но перед лицом Сесостриса этот фасад рухнул.

Под напряженным взглядом фараона Хнум-Хотеп описал ситуацию. Монарх не выказал ни малейшей эмоции.

— Все это, разумеется, подлог.

— Разумеется, — подтвердил Сенанкх.

— Великий Царь, — возразил визирь, — у вас перед глазами доказательства!

— Моя печать и мой почерк великолепно подделаны, — заявил Сенанкх.

— Твоя система доказательств не кажется тебе смехотворной? — спросил Хнум-Хотеп.

— Она была бы таковой, если бы я был неспособен доказать свою невиновность.

Визирю показалось, что он снова обрел надежду.

— Каким образом?

— Я уже давно опасался какого-нибудь удара в этом роде. Поэтому, кодируя свою официальную переписку, предпринял меры. Я всегда сдвигаю третью и пятую строки своих писем. Когда я пишу букву С, то в восьмой раз удлиняю ее правую сторону. А в букве Б через раз уменьшаю ее основание. И, кроме этого, ставлю три черные точки — почти незаметные, образующие пирамиду, — в середине текста. Просмотрите все ложно приписываемые мне документы, и вы увидите, что ни одного из указанных мной трех признаков в них нет.

Визирь в этом убедился.

— Как я могу проверить, что ты не выдумал сейчас то, что рассказал?

— Двумя способами: во-первых, вынув из моего архива официальные письма, где имеются все указанные мной особенности; во-вторых, подтвердив мои слова показаниями свидетеля, бывшего в курсе и достойного доверия.

Визирь облегченно вздохнул.

— Какое счастье! Какое счастье! Я немедленно предупрежу пославших письма, что они перебрали через край! Какой извращенный ум мог придумать подобный злой ход?

— Кто-нибудь, кто хочет законным образом и без жестокости удалить меня. Идея коварна, парирование казалось невозможным. А так феноменально подделать печать и почерк — само по себе маленький подвиг. Все заставляет предположить, что мой противник — высокопоставленный чиновник.

— Возможно, он даже находится в твоем собственном министерстве! — предположил визирь. — Поищи среди завистников и разочарованных: кто из них хотел бы занять твое место? Но я советую тебе принять срочные меры: измени свой код и поставь о нем в известность только Великого Царя.

Ливанец попробовал во второй раз.

И во второй раз неудача. Как отказаться от белого вина — такого сладкого и ароматного?! От тушеного мяса, от фасоли на гусином жиру, от медовых пирожных и варенья из инжира! Да, конечно, Провозвестник рекомендовал ему меньше пить и меньше есть, а его советы равнозначны приказу. Но для чего тогда богатство, если нужно придерживаться режима, который отнимает все радости жизни? Благодаря более широкому платью ливанец надеялся создать впечатление, что худеет. В присутствии Провозвестника он будет вести себя как истинный аскет.

Своему лучшему агенту, водоносу, ливанец предложил только сушеные фиги.

— Медес вернулся в Мемфис.

— Откуда?

— Мои информаторы утверждают, что из Абидоса.

— Абидос — это территория Осириса, предназначенная только для посвященных! — удивился ливанец. — Зачем он туда ездил?

— Не имею никакого понятия.

Заинтригованный, ливанец отпустил агента, искупался, дал растереть себя массажисту и надел белый халат с такой мягкой бахромой, что, вытянувшись на подушках, сладко заснул.

Его разбудил интендант, предупредивший, что пришел капитан судна — прекрасный моряк, которому было поручено привезти лес из Ливана.

— Пришел новый товар, начальник. И с ним остальное.

— С таможенниками никаких сложностей?

— Ни единой. Цепочка работает отлично.

Морской волк — резкое выразительное лицо, спутанные волосы — говорил медленно и сурово.

— Со стороны транспорта проблем никаких. Со стороны внутренней сети еще есть кое-какие нелады. Конечно, после воссоединения Египта ситуация улучшилась, потому что беспрепятственно можно переезжать из провинции в провинцию. У меня теперь есть контакты в каждом порту, и информация доходит быстро. Но в Кахуне затор.

— Почему?

— Местный чиновник отказывает в последнем разрешении нашему каравану. У каравана есть даже пропуск от мемфисской администрации, но тому все мало! Он лично хочет проверить документы каждого прибывающего и характер груза.

— Досадно, очень досадно... Как его имя?

— Херемсаф.

— Я сам займусь им.

Херемсаф, как старый охотничий пес, нюхом чуял — с этим караваном что-то не так. Но, как ни странно, документы были в абсолютном порядке — имелись даже все разрешения. Писец, не раздумывая, должен был открыть перед ним ворота Кахуна. И все же инстинкт останавливал его, требовал дополнительной проверки. Возможно, он ошибается, ну что ж... По крайней мере, не будет сожалеть о допущенном промахе. Лучше уж быть недоверчивым, чем попустительствовать. Не в первый раз Херемсаф сталкивается с ситуацией, когда в караване укрывались нелегально пересекающие границу люди и имелся сомнительный груз, который нельзя было допускать в Кахун. Недавно какой-то сириец попытался продавать в городе бракованный папирус, выдавая его за товар наивысшего качества.

Завтра Херемсаф встретится с Икером. Этот юноша сделал такую головокружительную карьеру, и она может привести его к самым неожиданным и высоким результатам! Но отчего он постоянно мрачен? Что мучит его? Уже давно Верховный жрец храма Анубиса не беседовал по душам с этим парнем! А ведь все в городе называют его теперь не иначе, как «наш спаситель», — за тот труд, который Икер вложил в дело защиты города от паводка. Херемсаф просто физически ощущал, что вокруг писца вьет свои кольца зло, но откуда оно исходит?

Только прямые вопросы позволят ему получить прямые ответы. И завтра Херемсаф позовет к себе Икера и добьется, наконец, правды.

Секретарь объявил, что его хочет видеть какая-то девушка.

— Сейчас выйду.

Хорошенькая брюнетка с прекрасным макияжем поднесла ему блюдо — бобы с чесноком под соусом из ароматных трав.

— У повара Икера это коронное блюдо. Ему кажется, что вам было бы приятно его попробовать.

— Прекрасная мысль.

— Ешьте, пока теплое, это очень вкусно!

Поскольку Херемсаф не успел еще позавтракать, он не заставил себя долго упрашивать. Блюдо оказалось превосходным. Пока он ел, Бина, улыбаясь, ушла.

Первые боли Херемсаф почувствовал с наступлением ночи. Сначала он подумал о пищевом отравлении, но боль становилась все сильнее и вдруг перехватила ему дыхание.

Он так и не успел встать со своей постели. Его мускулы расслабились. Сердце остановилось. Ливанский яд произвел свое действие.

17

— Тебя спрашивает Волосатый, — сказал Икеру Секари.

Икер вскочил с кровати. Вид у него был потрясенный.

— Какую плохую новость он принес?

— Он хочет говорить только с тобой.

Перед тем, как спуститься на первый этаж, Икер привел себя в порядок.

— Что произошло, Волосатый?

— Херемсаф... Сегодня ночью умер Херемсаф!

— Херемсаф?! Ты уверен?

— К сожалению, это так.

— А причина смерти?

— Остановилось сердце. Последнее время он чрезвычайно много работал и отказывался отдохнуть. У вас, конечно, большая разница в возрасте, но тебя, Икер, этот случай должен тоже кое-чему научить! Ты тоже работаешь слишком много.

Икер отправился в храм Анубиса, в котором новый Верховный жрец будет проводить погребальный ритуал. Икер предложил ему свои услуги, чтобы на погребении Херемсафа не было ни в чем недостатка.

Дела покойного были взяты в городскую управу и поделены между различными чиновниками. Тот, кто стал заниматься караваном, не заметил ничего странного в нем, и разрешение на вход в Кахун было выдано.

Весть о смерти Уакхи, бывшего правителя провинции Кобры, глубоко ранила фараона Сесостриса, но он, как это было ему обычно свойственно, ничем не выдал своих чувств. Уакха был первым, кто его поддержал и поклялся ему в верности — в самом начале борьбы за соединение провинций. Тогда страна легко могла соскользнуть в пропасть междоусобной войны, и помощь Уакхи оказала решающее влияние. Его смерть тоже станет важнейшим этапом: как отреагируют семья, близкие и советники? Они или подчинятся визирю Хнум-Хотепу, которого фараон пошлет на похороны, или попытаются сами посадить нового правителя и тем направить провинцию на путь отделения.

Во втором случае монарху придется применить силу.

Эти мрачные мысли накладывались на все возрастающее беспокойство: кто покушается на жизнь Древа Осириса и жаждет помешать воскрешению Великого Бога? На сегодняшний день фараону было известно, что речь не идет о ком-либо из правителей провинций, когда-то противостоявших объединению. Согласно логике, черным магом должен был быть восставший ханаанин, чьей единственной целью было разрушение Египта. Может быть, генералу Несмонту, расставляющему войска по сирийско-палестинской области, удастся что-нибудь о нем разузнать?

Вечером, едва вернувшись в Мемфис, Хнум-Хотеп немедленно прошел к царю.

— Никто и не мыслит восстанавливать местное самоуправление, Великий Царь, — объявил он радостно. — Я поставил там администрацию, которая будет работать под контролем одного из моих доверенных лиц.

— Не допускай ни слабости, ни перегибов. Пусть провинция Кобры, как и остальные, управляется по законам Маат, пусть никто из ее обитателей не страдает от голода и пусть любая несправедливость тут же наказывается. Я отвечаю перед лицом богов за счастье своего народа. А ты отвечаешь передо мной.

— Я первый оцениваю весь объем ваших усилий. Они сейчас стали частью моей души, и нет у меня более горячего желания, чем сплотить и упрочить единство, гарантом которого являетесь вы. Отныне провинции не принесут вам никаких печалей.

— А если нам не удастся исцелить акацию Осириса, что же будет с Египтом?

— Как это «ничего»? — разозлился Медес, меряя огромными шагами свой просторный кабинет.

— Они ему действительно ничего не сделали, — подтвердил Жергу. — Великий Казначей Сенанкх остался на своем посту.

— И ни малейшего наказания?

— Ни малейшего. Визирь доверяет ему по-прежнему.

— И фараон, к несчастью, тоже! А я-то надеялся, что Сесострис, чтобы спасти лицо, разыграет комедию и станет защищать честь Дома Царя! Но все же моя жена ведь великолепно подделала почерк Сенанкха? А печать разве не совершенство?

И вдруг... Вдруг Медеса осенило.

— Код... Сенанкх использовал код! Другое объяснение невозможно. Поэтому он без труда и доказал свою невиновность.

— Изучая архивы, мы, в конце концов, его вычислим.

— Это бесполезно. Он его обязательно поменяет. Даже уже поменял. Или будет менять постоянно.

— Но кто-нибудь должен о нем знать!

— Наверняка только фараон.

Жергу постигло полное разочарование.

— Тогда Сенанкх остается вне досягаемости.

— На данный момент, друг мой, на данный момент. Но есть мишени, по которым бить значительно легче.

Медес рассказал Жергу о своем новом плане. Тот высоко оценил его и тотчас же отправился воплощать в жизнь.

Это поражение дало заговорщикам немало информации, и в то же время ни одна ниточка не протянулась к Медесу. Дом Царя выглядел крепостью, которую не удастся взять в один день. Но теперь в Абидосе у них есть союзник. И этот союзник даст Медесу возможность коснуться самой сокровенной части великих тайн и достичь могущества, почти равного могуществу царствующего фараона.

Ливанец оглядел себя в нескольких зеркалах и тщательно перепроверил, как на нем сидит его новое платье. Благодаря своему новому, еще более широкому платью с вертикальными полосами он выглядел гораздо менее полным.

И все же, когда в приемную вошел Провозвестник, ливанцу отказали силы и он постарался как можно скорее отвести взгляд, предложив своему гостю воды.

Гость от предложения отказался.

— Не хотите ли вы чем-нибудь подкрепиться, господин?

— Только подробным отчетом. И... без обмана!

На низких столиках ни фруктов, ни пирожных. Это даст Провозвестнику возможность оценить усилия хозяина.

— По коммерческой части достижения великолепны. Наши будущие совместные операции должны принести нам существенный доход. Мои аргументы убедили Медеса. Как и было предусмотрено, я заставлю его подождать встречи с... моим руководством. Его любопытство возрастет, и он попытается на меня поднажать.

Провозвестник слега улыбнулся. Улыбка вышла скорее тревожная, чем ободряющая.

— Что же касается сети моих информаторов, — продолжал ливанец, — то она работает все лучше и лучше. Информация даже при минимуме агентов циркулирует быстро. Объединение, проведенное Сесострисом, оказалось не пустым словом: ни одна провинция больше не противостоит центральной власти. Перемещаться по Египту становится все проще.

— А что с караваном, шедшим в Кахун?

Теперь настал черед улыбаться для ливанца.

— Вот здесь как раз и лежит прямое доказательство эффективности моей сети! Мой лучший агент на этом месте — девушка по имени Бина — узнала, какой чиновник блокирует дело. Этим дотошным чиновником оказался некий Херемсаф, отказывавшийся дать приказ пропустить караван через городские ворота. Тогда я передал Бине весьма действенную субстанцию, употребляемую в Ливане, чтобы избавляться от тех, кто мешает делу. Эта многообещающая девушка только что блестяще завершила операцию. Херемсаф умер, городская управа Кахуна сняла последние препятствия, и караван вот-вот войдет в город.

— Прекрасная работа.

Ливанец порозовел от удовольствия.

— Стараюсь действовать как можно лучше, господин. Мне доставляет огромное удовольствие уничтожать Египет.

— Хорошо. Хоть ты и потолстел еще больше, я тебе многое прощу.

Когда длинный караван дошел до окраины Кахуна, его остановила стража. Она тщательнейшим образом проверила документы, разрешающие вход в город.

Азиаты, все как на подбор бородатые и с обнаженным торсом, были одеты в оранжевые схенти и черные сандалии. У некоторых были с собой циновки, а кое-кто играл на восьмиструнных лирах. На щиколотках женщин, одетых в пестрые туники и обутых в кожаные ботинки, блестели браслеты.

Стражники осмотрели груз в тюках: корзины, дротики, сосуды для притираний из синайского малахита, кузнечные мехи для работы по металлу...

— Кто начальник каравана? — спросил писец, перепроверяя данные, полученные от контролеров.

— Ибша, — ответил, улыбаясь, мальчик.

— И где он?

— В конце каравана.

— Сбегай за ним.

Мальчишка побежал.

Ибшей оказался солидный мужчина с густой бородой.

— Почему в вашем багаже оружие?

— Луки и стрелы служат нам для защиты от нападений во время пути в пустыне. Многие из нас — мастера по работе с металлом и умеют изготавливать дротики с металлическим наконечником.

— Раз вы собираетесь поселиться в Кахуне, — возразил писец, — я конфискую ваше оружие. И буду впускать вас в город по очереди. Каждый из вас, проходя, назовет свое имя, возраст, семейное положение и профессию. Потом я отведу вам жилище.

Азиаты выказали покорность и обещали исполнить все предписания.

Покончив с формальностями, писец снова обратился к начальнику каравана Ибше.

— В Кахуне все подчинено строгим правилам. При малейшем неподчинении, каким бы незначительным оно ни было, виновный и его семья выдворяются за пределы города. Мы не потерпим никаких ссор между вами и требуем абсолютного подчинения приказам городского правителя. Следуй за мной.

Ибша пошел за писцом в мастерскую, где производили оружие. На полках были выставлены в большом количестве ножи. Именно в этой мастерской Икеру заточили его короткий меч.

— Такой продукции нам не хватает, — сказал писец. — Правитель города хочет снабдить охрану новым оружием. Оно должно быть отличного качества. Мы расширили кузницу, она находится рядом. Склады металла тоже. Разумеется, каждый изготовленный вами предмет будет проверен и пронумерован. Даю вам два дня на отдых и обустройство. Потом — за работу. Жалованье, как у квалифицированного ремесленника. Ты и твои мастера сможете пользоваться в Кахуне всем, что вам понадобится. В обмен на пару сандалий вы получите два литра масла, или двадцать хлебов, или двадцать пять литров пива. Добро пожаловать в наш город.

Бина, стоя неподалеку, наблюдала за сценой. Первая часть ее миссии была успешно выполнена, и она продолжала пользоваться наивностью египтян, веривших в эффективность своего надзора. Азиаты же на каждые десять произведенных коротких мечей изготавливали и прятали один. Постепенно у них скопилось достаточное количество оружия, чтобы его хватило на всех бывших хозяев города. Если Икеру удастся прикончить фараона, революция покатится быстрее, чем было предусмотрено!

— Знаешь, — сказала Икеру Бина, — мои союзники прибыли в город! Скоро нам не придется больше прятаться в этой заброшенной хижине!

— Какие у них планы?

— Не знаю, но будь уверен: они ненавидят тирана так же, как ты и я, и не задумываясь пожертвуют своей жизнью, чтобы свергнуть его!

Икер, все еще глубоко потрясенный смертью Херемсафа, даже не вспомнил про азиатский караван.

— В Кахуне, — напомнил он Бине, — за иностранцами постоянно наблюдают. Как же твои друзья собираются действовать?

— Говорю тебе, что не знаю.

— А какая роль будет у тебя?

— У меня? Я — простая неграмотная служанка. Я могу всего лишь доставать им пищу и одежду. Слушай, мои соотечественницы сделали мне чудный подарок! Хочешь посмотреть?

Не дожидаясь ответа юного писца, Бина вынула небольшой треугольный кусок льняного полотна.

— Один край просовываешь между ног, — объяснила она сладким голоском, — и это прикрытие для... завязываешь двумя другими углами. Поможешь мне примерить?

Хорошенькая азиатка скинула свою тунику. В темноте, обнаженная, она медленно двинулась к нему.

— Так ты поможешь мне?

— Нет, извини. Я... я слишком занят.

Искусительница усилием воли подавила гнев.

— Хорошо, в другой раз.

Праздник бога Бэса был в самом разгаре. В нем участвовали все обитатели Кахуна. Вино лилось рекой, в каждом квартале играла музыка, все надеялись, что танцующий карлик с маской льва пройдет мимо. Он, бородатый и с кривыми толстыми ногами, отгонял демонов и разрубал дурные замыслы длинными мечами. Поэтому ремесленники изображали его на кроватях, изголовьях, светильниках, стульях и туалетных принадлежностях. Высовывая красный язык, Бэс выпускал очищающее слово; ударяя в бубен, он распространял вокруг волны добра. Именно его призывали в комнату для родов следить за рождением детей и охранять обряды посвящения в храме.

Везде в городе были зажжены факелы. Кахун был полностью освещен и отдавался за доброй пирушкой радостному веселью.

Выпив два-три бокала в компании других советников городской управы, Икер незаметно удалился, сославшись на головную боль. Невольно ноги принесли его к той мастерской, где азиаты заточили ему его короткий меч.

В эту праздничную ночь здесь было непривычно тихо.

Икер подошел к дому.

Ни музыки, ни песен, ни смеха. Из окна лился приглушенный свет.

Окна были завешены шторами. На одной из занавесок была дырка, и писец заглянул внутрь.

Тихим голосом Бина читала какой-то текст десятку внимательно слушавших ее мужчин. Затем она взяла кисть и начала писать письмо.

Икер оцепенел.

Значит, она солгала ему, когда сказала, что не умеет ни читать, ни писать?!

Да-а! Бедная неграмотная служанка, которую подавляет и преследует государство, в действительности является вожаком банды!

Икера чуть не стошнило. Бегом он бросился домой.

— Икер, проснись! Уже поздно!

Не получив никакого ответа, Секари, чья голова еще была затуманена минувшим праздником, толкнул дверь и вошел в комнату писца.

Комната была пуста.

Пусто было и в комнате для омовений. Не веря своим глазам, Секари обошел весь дом, зашел в конюшню к Северному Ветру, который мирно жевал люцерну. Но и там Икера не было.

— Ну не бросил же он своего друга! А, понимаю... Он перебрал вина и сейчас где-нибудь заказал себе новую порцию!

Секари обежал весь Кахун и расспросил всех кумушек в округе.

Тщетно. Очевидно, Икер все же ушел из города.

На корабле, плывшем в сторону Мемфиса, Икер жалел лишь об одном — он не взял с собой Северного Ветра. Но из своей авантюры писец, разумеется, не вернется живым, а Секари, насколько он его знал, никогда не бросит осла.

Икер был вынужден резко оборвать всякие контакты с азиатами. Он больше не видел в них союзников. И ему было плевать, какая цель была у них на самом деле.

Он должен действовать один.

18

Ночью под председательством Вины состоялось экстренное совещание.

— Из города ушел Икер, — сказала она своим людям, приехавшим в Кахун изготавливать оружие.

— Он всех нас предаст! — забеспокоился Ибша, начальник ремесленников.

— Если бы у него были такие намерения, мы были бы уже в тюрьме.

— Тогда почему он так неожиданно бежал?

— Сдали нервы, — объяснила Бина. — Он хочет нанести удар по тирану в одиночку и тогда, когда ему одному это покажется удачным. Не предупреждая никого, даже меня.

— Никаких шансов!

— Этот писец — парень не простой. В нем горит огонь, погасить который не подвластно никому. Поэтому я не стану утверждать заранее, что он обречен.

— Ты представляешь себе, сколько препятствий ему нужно будет преодолеть, чтобы добраться до тирана?

— Препятствия! Да он уже преодолел их немало! И мне удалось его убедить, что Сесострис — безжалостное чудовище, которое нужно убить, чтобы спасти Египет.

— И этот наивный тебе поверил?

— Икер знает, что зло существует, и думает, что источник его — Сесострис. Если будет нужно пожертвовать собой, чтобы ликвидировать этот источник, он так и сделает.

— Мне кажется, что его убьют. Ну а если ему это удастся, то тем лучше для нас!

— Существует и еще один повод для размышлений, — сказала Бина. — Какой-то незнакомец тщетно пытался убить Икера. И крокодилы сожрали труп злоумышленника.

— Если речь идет об посланце заговорщиков, — заметил Ибша, — его соратники на этом не остановились бы. Другие серьезные попытки после этого были?

— Нет. В Кахуне это дело не вызвало никакого шума. Можно было бы даже сказать, что ничего и не произошло.

— Икеру кто-нибудь завидовал?

— Конечно, да. Из-за его способностей и быстрой карьеры.

— Ну тогда не нужно ходить далеко: банальное сведение счетов. Твой протеже избавился от надоедливого конкурента. Это меня скорее успокаивает. Если он умеет драться, то имеет дополнительные шансы.

В свои тридцать два года Хранитель Царской Печати Сехотеп слыл одним из самых опасных сердцеедов Мемфиса. Единственный наследник богатой семьи, всегда одетый по последней моде, исключительный по таланту писец, обладающий острым умом, Сехотеп всегда прекрасно обманывал свое окружение. Его часто принимали за любителя удовольствий, мало способного к долгому и упорному труду. Но это значило не принимать в расчет его светящиеся умом глаза и исключительную способность в кратчайшие сроки разбираться в огромном количестве документов. Верховный начальник всех начинаний фараона, наблюдающий за строжайшим соблюдением тайн храмов и процветанием населения, он нес тяжелое бремя всех этих забот с видимой легкостью, что являлось прикрытием для его неукоснительной строгости.

Царедворцы ненавидели Сехотепа, чье существование казалось им нескончаемой чередой незаслуженных успехов. Сам он поддерживал сложившееся мнение, рассказывая, что никогда не встречал ни малейших препятствий и с легкостью преодолевал самые невероятные трудности. Разумеется, он при этом никогда не пропускал ни одного из светских приемов в столице и пышных застолий, в которых участвовала знать. Каждый охотно там болтал, и Сехотеп охотно ко всему прислушивался, собирая максимум информации.

Будучи приглашенным на открытие новой школы танца в Мемфисе, Хранитель Царской Печати почтил эту церемонию своим присутствием. Наставница танцовщиц была в таком же приподнято-веселом настроении, что и ее юные ученицы, одетые в очень короткие набедренные повязки, не стеснявшие их движений.

Хорошенькая брюнетка подарила Сехотепу очаровательную улыбку. Он улыбнулся в ответ. Затем она присоединилась к другим девушкам и они показали серию акробатических фигур, от которых у зрителей перехватывало дыхание. Выбросив вперед ногу, носок которой поднимался до уровня плеча, танцовщицы склонялись и выпрямлялись с неизъяснимой грацией и изяществом. Потом они исполнили ряд опасных прыжков, при этом их тела изгибались, словно кто-то натягивал невидимую тетиву, а приземлившись, прошлись колесом. Сехотепу казалось, что мелькание девичьих рук и ног сливается в нарядные круги, но его взгляд все чаще и чаще отыскивал ту хорошенькую брюнеточку.

Когда показ был окончен, наставница танцовщиц с беспокойством подошла к Сехотепу.

— Вам понравилось?

— Замечательная техника. Я хотел бы поздравить артистов.

— Какая высокая честь!

Сехотеп чуть помедлил возле своей избранницы.

— Какая гибкость и какой верный ритм! Я думаю, ты училась этому ремеслу с раннего детства?

— Это так, господин.

— Как тебя зовут?

— Оливия.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Должно быть, ты невеста.

— Нет... Ну, не совсем. Наша наставница очень строга.

— Может быть, мы бы пообедали вместе? Ну, скажем... сегодня вечером?

Вино оазисов, такое сладкое, напоенное такими нежными ароматами! Его подали к обеду, а затем Сехотеп отпустил прислугу. Оливия, очарованная чудесной виллой и обаянием хозяина, ела с аппетитом и одновременно все время рассказывала о трудностях своего искусства.

Когда Сехотеп нежно взял ее за руку, она ее не отодвинулась. В ее глазах читалось желание.

Он медленно раздел ее и увлек в спальню.

— Ни тебе, ни мне не нужен ребенок, правда? Будь добра, воспользуйся этим притиранием.

Оливия исполнила просьбу своего любовника. Притирание, приготовленное из настоя листьев акации, было маслянистым и приятно пахло.

Танцовщица была не слишком избалована нежностями. Да и Сехотеп не стал терять времени на бесконечные ласки. Угадывая желания юной любовницы, он старался удовлетворить ее, думая только о том как ублажить ее. Так они исполнили томительный танец, соперничая друг с другом в искусстве и искушенности.

После пережитого вместе экстаза, вытянувшись рядом на тончайших льняных простынях, они упивались нежностью пережитых мгновений.

— А над чем работает Хранитель Царской Печати?

— Если я опишу тебе все свои занятия, ты мне все равно не поверишь. Ну, например, ты знаешь, что я готовлю прибытие откормленных быков в храм Хатхор? Готовится великий ритуал посвящения новых жриц, и он закончится пышным празднеством. Вот я и занимаюсь реставрацией ворот храма и его святилища.

— Ты что, архитектор?

— Нет, я нанимаю архитекторов по всему царству и проверяю каждый город, особенно в исключительных случаях.

— И это как раз такой случай?

— Я также слежу за соблюдением тайны храмов, — с улыбкой ответил Сехотеп.

— Разве это настолько важно?

— Если бы ты знала, как велико сокровище, которое будет привезено в святилище богини Нейт, то ты бы не стала сомневаться.

— Сокровище заставляет меня мечтать! Из чего оно будет состоять?

— Это государственная тайна.

— Ты еще больше подстрекаешь мое любопытство! Разве ты не можешь сказать мне чуть больше?

— То, что имеется в этом сокровище, настолько ценно, что сами богини будут очарованы!

Ласки, которыми Оливия осыпала своего любовника, снова пробудили в нем желание. И они снова занялись любовью.

На этот раз после ласк юная Оливия выпрыгнула из постели.

— Давай пойдем на террасу! Оттуда, должно быть, открывается удивительный вид!

Сехотеп с радостью повиновался.

Обнаженные, обнявшись, они смотрели на Мемфис, озаренный сиянием луны.

— Как красиво, — прошептала она. — Я никогда бы не поверила, что в городе столько храмов! Вон тот, огромный, это храм Птаха?

— Именно.

— А тот, другой, более вытянутый к северу? Кому он посвящен?

— Богине Нейт.

— Той самой, которой предназначено сокровище?

— По правде говоря, оно будет храниться у нее временно.

— А куда оно отправится дальше?

— В место, которое недоступно непосвященным.

— Далеко отсюда?

— В Абидосе.

— Абидос, священная земля Осириса... А ты ее знаешь?

— Кто может похвастаться тем, что знает Абидос?

Она еще крепче прижалась к Сехотепу.

— Завтра вечером мы танцуем на одном пиру. Но послезавтра я свободна.

— А я нет.

— Значит, увидимся на следующей неделе?

— Я еду проверять быков, предназначающихся для ритуала. Когда вернусь, сокровище будет в храме Нейт. Я буду сопровождать его до Абидоса. Увидимся после.

Она страстно его поцеловала.

Меньше чем через час Оливия в третий раз оказалась в объятиях мужчины. На этот раз ею овладел Жергу. Он был толст и груб, но платил хорошо. Конечно, она бы предпочла заниматься любовью с Сехотепом, таким деликатным и внимательным. Танцовщица навсегда запомнит ту волшебную ночь, когда с ней обращались, как с принцессой.

— Ты кончил?

— Ты довела меня до изнеможения, красотка! С тобой всегда все чудесно.

— Когда придет твой начальник?

— Скоро. И главное, ты не забудь подробно рассказать ему все, до мельчайших деталей. Если он будет доволен, то обещанное вознаграждение увеличится.

Когда Медес вошел в комнату, где Жергу одерживал свои победы, Оливия сочла его уродливым и одутловатым. Но какой мужчина после Сехотепа показался бы ей мил?

— Ну, девушка, тебе удалось соблазнить Хранителя Царской Печати?

Оливия по голосу почувствовала, что этот человек для нее опасен. С ним нужно было играть осторожно.

— Жергу пообещал мне роскошную одежду.

— Хорошо ли тебя встретил Сехотеп?

— Лучше, чем я могла надеяться.

— Ты такая хорошенькая, что он, должно быть, недолго сопротивлялся. Ты вытянула из него откровения?

— После любви многие мужчины любят похвастаться своей работой. К счастью, Сехотеп из их числа.

— Слушаю тебя, малышка. И заплачу тебе в зависимости от ценности твоей информации.

— Сехотеп говорил о своих разнообразных занятиях: о больших стройках, о...

— Мне все это известно. Не описал ли он тебе что-нибудь конкретное, что ему предстоит сделать в ближайшем будущем?

— Он уезжает встречать быков и приведет их в Мемфис.

Эта деталь заинтриговала Медеса, потому что ни одного большого праздника в ближайшем будущем не предвиделось.

— И для чего будут предназначены эти быки?

— Для совершения ритуала и для пира в храме Нейт.

— Он наплел тебе с три короба, крошка. Сейчас это здание на ремонте.

— Сехотеп осуществляет общий надзор за этими работами. И я также знаю, для чего будет организовано празднество.

— Тогда скажи!

Оливия стала жеманиться.

— А если мы уточним мое вознаграждение?

Медеса это явно позабавило.

— Ты ловка и умна, но не насилуй своего таланта.

— Если вы будете мне угрожать, то ничего больше так и не узнаете.

— Назови свое самое безумное желание.

— Красивый дом в центре города!

— Ты с ума сошла!

— Не думаю.

— Ладно, давай поглядим, что у тебя есть на продажу. Если твой товар высшего качества, я согласен и на дом.

— Чтобы Сехотеп действительно мне поверил, я использовала тактику в два этапа. Его тщеславие и гордое сознание своей значимости привели к тому, что он не устоял перед желанием произвести на меня впечатление. Если бы я не выказала любопытства, это его удивило бы, а если бы я стала задавать слишком много вопросов, то, пожалуй, он и насторожился бы. Но наше взаимопонимание оказалось идеальным и не имело ни одной фальшивой ноты, он пустился в рассуждения и поведал мне о существовании некоего сокровища, которое вскоре будет положено в святилище храма Нейт. Вот как раз по случаю этого события и будет организовано празднество.

— Сокровище... Что за сокровище?

— По его собственным словам, оно «настолько ценно, что сами богини будут очарованы»!

Сехотеп не бросал слов на ветер, поэтому эти речи удивили Медеса.

— И он ничего не уточнил?

— Это сокровище прибудет в Мемфис на следующей неделе.

— Это, скорее всего, статуя, которая должна будет украсить храм Нейт, — с разочарованием в голосе сказал Жергу.

— А вот и нет, — ответила Оливия.

— Почему ты так уверена? — в свою очередь спросил Медес.

— Потому что это сокровище останется в храме Нейт только на какое-то время.

— И тебе известно его конечное назначение?

— Я хотела бы получить неоспоримый документ по поводу моего будущего дома.

— Жергу, принеси один лист папируса.

Медес продиктовал своему помощнику свидетельство о собственности по всей форме. Свидетельство было составлено на имя танцовщицы Оливии.

— Тебя это устраивает?

— Здесь не хватает вашей печати.

— А мне не хватает сведений о конечном назначении сокровища.

Молодая женщина почувствовала, что не должна слишком долго играть на такой натянутой струне.

— Абидос.

Медес еле удержался от того, чтобы не вскрикнуть.

— Ты в этом уверена?

— Сехотеп даже уточнил, что там сокровище станет недоступным для непосвященных.

Золото... Это может быть только целительное золото, которое сможет оживить акацию! Известие, принесенное Оливией, стоило куда больше, чем красивый дом в центре Мемфиса!

— Когда вы снова встречаетесь?

— Когда он вернется с Абидоса, куда доставит сокровище.

У Медеса разболелось где-то в области солнечного сплетения, и он заставил себя пройтись по комнате, чтобы немного успокоиться.

— Хорошая работа, Оливия! Очень хорошая работа.

Он нервно разорвал папирус.

— Что это значит! Вы мне обещали!

— Ты уже и так владеешь домом. С этого вечера ты будешь там жить. И это всего лишь первая часть твоего вознаграждения.

— Вы смеетесь надо мной!

— Жергу отведет тебя в твое новое жилище, но ты должна будешь еще поработать на меня, чтобы получить окончательное свидетельство о собственности и многие другие преимущества.

— Что вам нужно еще?

— Я хочу это сокровище, и ты поможешь мне его получить.

— Как же это?

— Выдав себя за жрицу богини Нейт и проникнув в святилище.

— А если мне это не удастся?

— Удастся.

— Что в награду?

— Одежда и пища на долгие годы, слуга и служанка за мой счет и в полном твоем распоряжении.

Танцовщица подумала, что даже в самых смелых мечтах не могла и предположить, что будет жить в таком хрустальном ларце.

— Я узнаю, в какой именно момент сокровище будет положено в храме Нейт. Тебя тотчас же предупредят, и ты начнешь действовать.

— Одна?

— Нет. С тобой пойдет один из моих людей, чтобы устранить возможные преграды. Он и вынесет сокровище из святилища.

— Это предприятие представляет собой серьезный риск!

— Не больше, чем карьера танцовщицы. Серьезная рана — и твое будущее ломается.

Оливия поняла угрозу. Отступать ей было некуда.

— Стало быть, я жду от вас известий... дома!

— Отведи ее, Жергу. Второй дом на первой улице от северо-восточного угла храма Птаха. На двери красной краской нарисован короткий меч. Стражник из дома напротив даст тебе ключ. Скажи ему, что ты от Бельтрана.

Под этим сирийским именем Медес владел несколькими домами в Мемфисе и использовал их для хранения товаров, прибывавших в столицу разными путями. Этот дом еще пустовал, потому что был куплен недавно.

Пока эти двое уходили, Медес дал успокоиться обуревавшим его чувствам. Необузданное влечение к женщинам погубило Сехотепа. Сесострис обвинит его в краже бесценного сокровища, и Дом Царя придет в беспорядок, в нем все смешается. Счастливый случай и удачная комбинация сделают Медеса владельцем целительного золота!

19

Даже если мысли о сокровище, которым он надеялся завладеть, и не покидали его, Медес не должен был пускать свои дела на самотек. Поэтому он снова хотел встретиться с ливанцем и узнать, держит ли коммерческое обещание его партнер. Использовав свой обычный прием, он оказался в доме у ливанца поздно вечером. Его, как обычно, встретил приветливый хозяин.

Низкие столики были заставлены блюдами с аппетитными пирожными. Медес, не произнеся ни слова, поднес к губам кубок с выдержанным вином.

— Я только что его получил, — начал ливанец, — и счастлив, что вы — первый, кто его пробует. Сказочный Египет! Благодатный климат, несравненные вина, кухня выше всяких похвал! Она совершенно не позволяет сесть на диету! Здесь даже самый большой пессимист откажется от своих мрачных мыслей.

— Твоя философия довольно интересна, но мне хотелось бы знать, реализуются ли наши с тобой планы.

— О, не откажите мне в удовольствии и отведайте это пирожное с заварным кремом, спрыснутым финиковым спиртом. По словам моего кондитера, это — самый изысканный десерт во всем Мемфисе!

Попробовав, Медес не пожалел о том, что уступил просьбам хозяина дома.

— Египтяне так любят мебель из кедра, что наши склады уже пусты, — снова завел разговор ливанец. — Готовится новая поставка, значительно большая, чем первые две. А с вашей стороны все в порядке? Трудностей нет?

— Никаких.

— Сосуды в виде беременной женщины прибудут сюда недели через две. Мой корреспондент пишет, что они по своей красоте и прочности превосходят те, что поставлялись на рынок раньше. А что касается урожая опия, то он самый высокий за последние десять лет, и — заметьте — я скупил его полностью! Мои конкуренты были... устранены. Такой же результат и в отношении масел. Сколько мы можем задействовать хранилищ?

— Ты изумляешь меня своей проворностью, — признал Медес.

— Я могу быть и терпеливым.

— Должен признать, что ты меня удивляешь.

— О, в ваших устах этот комплимент дорогого стоит! Я постараюсь работать как можно лучше, чтобы продолжать в том же духе и завоевать ваше доверие. Но мои добрые новости на этом еще не кончились: мой руководитель согласился встретиться с вами. Ближайшее новолуние вам подходит?

— Подходит. В Мемфисе?

Ливанец, казалось, смутился.

— Нет, немного южнее.

— Где точно?

— Возле Абидоса.

— Абидос? Это запретная земля.

— Он сказал, что у вас там знакомый постоянный жрец. Ему хотелось бы поговорить с вами, вашим помощником Жергу и жрецом с Абидоса.

Медес побледнел. Кто мог быть в курсе его союза с Бегой?

— Назови мне имя твоего главы!

— Он вам назовет его лично.

— Берегись, ливанец! Раз тебе известно, кто я, не провоцируй меня!

— Я получил строгие указания и должен им следовать, Медес. Поймите это.

— На эту встречу я не поеду.

— Если вы ее пропустите, то совершите ложный шаг.

— Это угроза?

— Ну что вы, это не мой стиль! Я только считаю, что эта встреча будет вам полезна.

Медес был в ярости. Как осмеливался диктовать ему условия этот проклятый иноземец!

— Если ты немедленно не перестанешь шпионить за мной, я разорву наше сотрудничество!

— Разве это не будет серьезной ошибкой? Ведь оно так многообещающе!

— Что тебе известно об Абидосе?

— Мне? Ровным счетом ничего.

— Но твой руководитель, он...

— Он всего лишь попросил меня предложить вам эту встречу.

Ливанец выглядел искренним. А если этим таинственным руководителем был другой жрец с Абидоса, который хотел обойти Бегу?

— Мне вовсе не хочется подстраивать вам западню, — прибавил хозяин дома. — Да и моему руководителю тоже.

— Я должен подумать.

Медеса приводило в ужас то, что не он был в центре игры. Но порой нужно было уметь делать вид, что проигрываешь, чтобы в следующий ход отыграться с большим выигрышем.

С восходом солнца все постоянные жрецы Абидоса начинали исполнять свои функции. Тот, кто наблюдал за целостностью великого тела Осириса, удостоверился в идеальном состоянии печатей на дверях его гробницы. Тот, о чьих обязанностях не знал никто, ибо он ведал тайны, помог первому, а потом другому, кто делал возлияния свежей воды на жертвенные столы. Почитая культ предков, служитель КА восстановил связь со световыми телами — покровителями Абидоса. А семь музыкантш богини Хатхор воспели божественный дух.

Безволосый, которому не в чем было упрекнуть никого из жрецов, пригласил всех в теперь уже совсем законченный Храм Миллионов Лет Сесостриса. Он возглавил процессию и вошел в открытую дверь в центральной части северной стены. Отсюда начиналась дорога к храму — обширному четырехугольному зданию, окруженному двором с портиком из четырнадцати колонн. На этот портик выходили двери службы, обеспечивающей сообщение со складами жертвенных продуктов и ритуальных предметов. За портиком начинался колонный зал.

Зачерпывая воду из бассейна, Безволосый провел очищение одного за другим всех участвующих в церемонии. Затем все прошли перед статуями фараона и его Великой Супруги, которые в безмятежном покое стояли в святилище, воплощая вечную тайну священного брака.

На потолке храма блестели золотые звезды. На стенах был изображен царь, беседующий с богами, и в частности с Осирисом.

От имени монарха Безволосый посвятил Маат Невидимому миру.

— Это здание было построено Осирисом в виде подобия Долины света, — сказал он. — Эти колонны являются опорами космоса, священные символы лежат каждый на своем месте, а внутри разлит божественный аромат. Пусть же жрицы акации споют и сыграют на музыкальных инструментах для Древа Жизни!

Голоса слились в медленном песнопении, заставившем всех представить, что в мире царит гармония, которая царила в Абидосе до болезни акации.

После пения все вернулись к реальности.

— Зазеленели только две ветви, — сказал Безволосый. — Пирамида Дашура, возможно, воспрепятствует новой волне увядания, но мне хочется подчеркнуть, что с нашей стороны совершенно необходимо строжайшее исполнение обязанностей. В нынешних обстоятельствах нельзя будет простить ни малейшей небрежности.

Наступил черед юной жрицы и Беги менять жертвенные продукты на столах и распределять остатки продуктов среди временных жрецов. После того как боги отведали нематериальных эманации от этих продуктов, они могли быть использованы для питания физического тела.

— Удачно ли прошла ваша миссия в Мемфисе? — спросил Бега.

— Я передала фараону послание от нашего Верховного жреца.

— Понравилась ли вам столица?

— Город большой, очень оживленный. Великолепные храмы. Но мне бы не хотелось там жить. Я предпочитаю покой Абидоса.

— Царский двор наполнен интригами и амбициями. Здесь же царство обретает свое реальное равновесие. Абидос — это основной долг фараона, и я убежден, что строительство этой пирамиды станет решающим этапом.

— Мы все этого желаем, Бега.

Когда закончилось ее служение, юная жрица долго оставалась внутри храма. От каждого барельефа, от каждой росписи, от каждого символа исходила энергия, которая боролась с изефет — всем тем, что неразрывно связанно с разрушением и хаосом. Сесострис, создавая это Вечное Жилище, способствовал воссоединению неба и земли. Жрица испытывала потребность в этом мире, в котором абстрактное становилось ощутимым, где божественные законы озаряли смысл вещей.

Она остановилась у портала ограды.

У ее ног огромный скарабей с блестящим панцирем, замешивая лапками, формировал навозный шарик. Закончив свое дело, этот мастер-гончар покатил шарик задними лапками, двигаясь задом наперед с востока на запад. Потом он зарыл шарик в символическое изображение Земли.

— Чтобы понять плоды этой работы, — сказал серьезный и могучий голос, — ты должна ждать двадцать восемь дней.

Жрица подняла глаза и увидела фараона.

— Абидос — это город божественного скарабея, — продолжал Сесострис. — Через одну луну старый Осирис, содержавшийся в шаре, встретится с испытанием смертью. Если гармония была соблюдена, то из земли выйдет свет и он воскреснет. Взойдет новое солнце, и жизнь распространится во всех пространствах. Сколько существ могли бы предсказать такое чудо, наблюдая за этим насекомым, которое непосвященные давят ногами с такой легкостью? Чтобы понять это послание, тебе понадобятся еще долгие часы работы и поиска. Решилась ли ты войти в новую дверь?

— Это мое самое горячее желание, Великий Царь!

— Осознаешь ли ты опасность?

— Я уже обнаружила столько богатств, что их хватило бы на целую жизнь! Но отказаться от риска было бы непростительной подлостью.

— Тогда иди за мной.

Сесострис пошел по вымощенному плитами пандусу длиной в сто метров, который вел из его храма в Вечное Жилище. Это строение, тоже только что завершенное, стояло на краю пустыни, неподалеку от некрополя фараонов первой династии, было окружено оградой и имело странноприимный храм.

— Сейчас мы окажемся в звездной матрице, — предупредил фараон. — Осирис, создатель ритуалов и правил храмов, постоянно в ней возрождается. И, тем не менее, ее постигло великое несчастье. Мир испытал ущербность в преступлении и смерти, ночь стала непроглядной, день исчез, и наш мир колеблется. Хочешь пережить это испытание, чего бы тебе это ни стоило?

Юная жрица утвердительно кивнула головой.

— Я тебя предупредил: путь опасен, тьма непроглядна, слабое сердце не выдержит. Ты все еще настаиваешь?

— Да, Великий Царь.

Во дворе два колодца. Один вертикальный, а другой с относительно пологим склоном, что позволяло спускаться в коридор, который вел в зал со стенами, облицованными известняком, и с потолком, с удивительной точностью имитирующим деревянные бревна. По всей видимости, гробница оканчивалась именно здесь.

Но монарх отправился в ту часть, где царили кварцит, песчаник и гранит. При свете особого светильника, спрятанного среди камней, юная жрица пережила все этапы сотворения этого алхимического произведения.

В потолке не хватало нескольких блоков. Через это отверстие, которое потом должно быть заложено, фараон и жрица проникли в очень узкую комнату высотой в шесть метров.

— Мы меняем уровень и вместе с ним — мир, — объяснил царь. — То, что казалось замкнутым и оконченным, таковым не является. Переходя с помощью безграничного разума на более высокий уровень, мы открываем дверь, ведущую к скрытому свету.

Чтобы пробраться к горизонтальному проходу, они воспользовались веревкой. Проход вел в комнату, напоминавшую ту, которую они только что покинули. С помощью другой веревки они спустились по ограде и снова оказались на земле.

Взгляд юной жрицы изменился. Среди камней она видела свет.

— Вот мы и вернулись на тот же уровень, — сказал царь. — Но он изменился. Открыв дверь в звездную матрицу, ты видишь другую сторону жизни. Здесь оканчиваются человеческие ощущения. Поэтому многотонный гранитный блок, который ты видишь сейчас, будет скрыт известняком и прикрыт другим блоком. Если бы я хотел тебя уберечь, то мы не пошли бы дальше. Но разве я не предупредил, что тебя ожидают жестокие испытания? Пока ты не перешла этой границы, ты еще можешь изменить свою судьбу.

— Я хочу познать невидимое.

— Но цена этого знания очень высока, а усилие, которое нужно приложить, почти сверхчеловеческое!

— Но ведь таково правило! Пусть Великий Царь ведет меня.

Они прошли по коридору длиной около двадцати метров. Когда гробница закрывается, гранитные блоки закрывают все это место.

И тут обнаружилась комната воскрешения, стены которой были покрыты кварцитом.

В центре этой маленькой комнатки при слабом свете юная жрица увидела на самом почетном месте гранитный саркофаг и сундук с канопами[16].

— Саркофаг — это ладья Осириса, — сказал Сесострис. — Его крышка закроет глаза и простых смертных, и гениев-разрушителей. И ладья тихо поплывет в райские места. И как четырем сыновьям Осириса было поручено продолжать дело их отца, так и в стенах этой комнаты будут сокрыты четыре вазы канопы. Спустившись из Ра, Осирис создал свет, выйдя из своей матери Нейт. Из его тела родилось все сущее. И он почивает во всех провинциях и во всех святилищах. Люби его радостно, потому что он покровительствует Справедливым и воскресшим. Раз ты хочешь познать его, войди в его ладью.

Жрица заколебалась.

То, что предлагал ей царь, было невероятно. Как это?! Живой войти в саркофаг и предпринять такое путешествие?!

Но она не могла отступить.

И вот, опираясь на руку монарха, она переступает край саркофага и ложится внутри него, глядя на каменное небо.

— Плыви, смотри и познавай, — приказал торжественный голос Сесостриса, и жрице казалось, что эхо этого голоса никогда не умолкнет. — Сейчас ты проникнешь в самую великую тайну Египта: тот, кто посвящен в таинства Осириса, сможет вернуться из страны смерти.

20

Поплыв из устья Пекера по каналу, вырытому в направлении гробницы Осириса и уставленному по берегам тремястами шестьюдесятью пятью жертвенниками, члены Золотого Круга Абидоса собрались вдали от посторонних глаз и ушей — под защитой Собека-Защитника, чьи стражники охраняли все подступы.

Золотой Круг возглавляла царственная чета. Присутствовали Безволосый, Хранитель Царской Печати Сехотеп, Великий Казначей Сенанкх и генерал Несмонту.

— К сожалению, двое отсутствуют, — сказал монарх. — Генерал Сепи продолжает свое обследование золотых копей, но пока все еще безрезультатно. Что же до нашего другого духовного брата, то ему я поручил деликатную миссию, однако никто и не подозревает об ее истинном значении.

— Великий Царь, — начал Сенанкх, — я предлагаю принять в наше собрание Хнум-Хотепа. Он замечательно работает и каждый день упрочивает восстановленное вами единство государства. Визирь живет по законам Маат и применяет эти законы во всех своих делах, которые посвящает вам со всей преданностью. Посвятив его в таинства Золотого Круга, мы еще больше расширим его видение.

— Кто-нибудь из вас против этого? — спросил фараон.

Ответом ему было молчание.

— Раз мы все единодушны, то Хнум-Хотеп вскоре будет среди нас. Сейчас же нужно подвести итоги.

— Посадка четырех акаций по четырем сторонам света дает Древу Жизни положительную энергию, — сказала царица. — Тем самым Древо оказалось в центре определенного пространства могущественных сил, которое не могут преодолеть ни вредные испарения, ни болезни. Но это всего лишь система защиты.

— Дверь неба закрывается, — многозначительно напомнил Безволосый. — Ладья Осириса больше не плывет, как обычно, по невидимому миру и постепенно разрушается.

— Строительство пирамиды в Дашуре поможет нам выстоять, — сказал Сенанкх. — Стройка идет, условия для работы у мастеров отличные. Джехути неустанно работает, и ни одно мгновение не тратится впустую.

— Но главный вопрос все еще остается без ответа, — напомнил царь. — Кто замыслил недоброе и покушается на Древо Жизни?

— В Сирийской Палестине ситуация улучшается, — сказал генерал Несмонту. — Наши разведывательные службы допрашивают подозрительных, включая деревенских колдунов. Пока ничего, кроме разных пустяков. И все же у меня предчувствие, что атака началась оттуда.

— Если предположить, что виновный — знатное лицо из мемфисского двора, — начал Сехотеп, — то мои розыски в этой области тоже ничего не дали. В надежде, что чье-нибудь неосторожное слово наведет меня на след, я хожу на все приемы и пиры, но пока... ничего.

— Поиски среди лиц управления тоже не слишком эффективны, — признался Сенанкх.

— Со своей стороны я не могу ни в чем упрекнуть жрецов и жриц Абидоса, — прибавил Безволосый. — Они относятся к своей работе самым серьезным образом.

Сесострис не мог исключить чудовищного предположения, согласно которому зло проистекало от священной земли Абидоса. Но юная жрица, которой было поручено сразу же сообщать о малейшем недобром знаке, до сих пор молчит.

— Мы боремся с коварным врагом, — констатировал царь. — Он умен, хитер, обладает опасной властью и ловко руководит группой заговорщиков. Ни службам визиря, ни стражникам Собека тоже не удалось рассеять туман.

— Это пугает! — признался Сенанкх. — Это чудовище плетет свою паутину, а ее нити для нас невидимы. Не будет ли слишком поздно, когда мы ее обнаружим?!

— Может быть, уже слишком поздно? — беспокойно спросил Безволосый.

— Конечно же, нет, — ответил Сесострис. — Пусть и немного, но наши ритуалы потеснили вражеские атаки. Акация Осириса еще жива, и мы производим энергию, которая необходима, чтобы помешать ее гибели.

— Врагу это известно, — сказал Сехотеп. — Не попытается ли он нанести новый удар, чтобы сломать нашу отчаянную защиту?

— Строительство пирамиды будет оберегаться самым тщательным образом, — заверил царь. — Меры безопасности вокруг Абидоса будут дополнительно усилены.

— Не вечно же мы будем занимать оборонительную позицию! — воскликнула царица. — Чтобы выковать оружие, способное поразить такого врага, нужно время, но Золотой Круг Абидоса никогда не предастся отчаянию. И раз он в силах спасти духовный источник нашей страны, то только с этой мыслью мы должны жить.

Подбородок-Башмаком подпрыгнул.

Он как раз стал засыпать, и шум шагов внезапно выдернул его из сонного оцепенения.

Уже десятую ночь подряд сидел он на углу маленькой улочки перед храмом Нейт и внимательно следил за боковой дверью. Во время ремонта храма основной вход открывался только во время торжественных церемоний.

Подбородок-Башмаком любил полумрак. Ему были знакомы все злачные места столицы, и он вытряхнул карманы не одного наивного пешехода. Его короткий меч побывал в животе уже двух бедолаг. А страже ни за что не поймать его в ближайшие дни, тем более что его прикрывает теперь такой покровитель, как Жергу. Да и платит он исправно и сполна.

Вот и сейчас благодаря полученному от Жергу специальному поручению, которое сводилось к тому, чтобы узнать, будет ли ночью кто-то вносить что-нибудь в храм Нейт, Подбородок-Башмаком получит приличное вознаграждение. И тогда он сводит двух-трех профессионалов своего дела в лучшую городскую пивную.

Ночь за ночью бессонно карауля у храма, Подбородок-Башмаком уже поверил в то, что ничего и не произойдет...

Звук шагов сопровождался тревожным шепотом. Подбородок-Башмаком прислушался. «Осторожно, никто не видит?.. Тихо-тихо, опускайте, да потихоньку — это так драгоценно!.. Заноси в святилище, спрячем там!.. А теперь разошлись, быстро!.. Да смотрите, тихо у меня, а то мало не будет!..»

Груз, который несли четверо мужчин, выглядел нелегким. Если бы Подбородок-Башмаком вышел из своего укрытия, его тут же обнаружил бы пятый человек, что шел поодаль от своих напарников и прикрывал их перемещение.

Как только операция была завершена, маленькая дверца захлопнулась, ключ в скважине немедленно повернулся, и пятеро сообщников растворились в темноте.

Подбородок-Башмаком переждал нужное время, а потом потихоньку выскользнул из своего наблюдательного пункта. Петляя, он вприпрыжку пустился по узким и темным улочкам. Путь был нелегок, но зато свободен от стражников. Добравшись до условного места, он сообщил добытые сведения Жергу.

— Сокровище прибыло, — объявил Жергу Медесу. — Тяжелый сундук внесли в храм пятеро дюжих молодцов.

— Скажи-ка! Эта крошка Оливия действительно хорошо поработала! Что ж, когда такой важный чиновник, как Сехотеп, слишком много болтает, он совершает непростительные ошибки. Ты навел справки относительно постов стражи вокруг храма Нейт?

— Два дополнительных ночных обхода. Больше ничего. Собек не хочет привлекать внимание к закрытому на ремонт храму, в котором обычно нечего красть.

— Как входили носильщики?

— Через боковую дверь. У церковного служки был ключ.

— Нам он нужен! Достань!

Жергу улыбнулся.

— Подбородок-Башмаком уже снял глиняный слепок. Сегодня же вечером у нас будет ключ.

— Ты доверяешь своему стукачу?

— Это самый настоящий бандит.

— Он уже кого-нибудь убил?

— Тяжело ранил две свои жертвы.

— Стало быть, убрать Оливию для него труда не составит?

— Если ему хорошо заплатят, то никакого.

— Пусть оставит труп девчонки на видном месте, чтобы скомпрометировать Сехотепа. Следствие докажет неосторожность и виновность Хранителя Царской Печати.

— Больше не хочу... — заявила Оливия, брезгливо сморщившись. — И не буду!

Жергу прикинулся, что не расслышал.

— Что-что?

— Моя профессия — это танец. Теперь у меня есть прелестный домик, слуга, и я посвящу себя своему искусству. Больше не желаю влезать в твои темные делишки.

— Ты с ума сошла, малышка. Ты что, забыла условия нашего контракта?

— Свою работу я сделала.

— Но еще не до конца! Этой ночью ты должна пойти в храм Нейт. Если потребуется, прикинешься жрицей, а потом вместе с приятелем, которого мне приятно тебе представить, вынесешь сокровище.

Оливия метнула презрительный взгляд в сторону Подбородка-Башмаком.

— Мне он не нравится.

— А никто тебя и не просит его любить. Он будет тебе помогать и в случае надобности избавит от осложнений.

— Не настаивай, Жергу.

— Как хочешь, крошка. Но не рассчитывай на меня и не проси вытянуть тебя из пивной в пригороде Мемфиса, где будет угасать твоя жалкая жизнь.

Внезапно испугавшись, Оливия схватила своего покровителя за руку.

— Ты ведь шутишь со мной, правда?

— Мой господин не выносит, когда его предают. Тебя выгонят из танцовщиц, и больше никто не осмелится взять тебя на работу... кроме меня.

Она отшатнулась.

— Ладно! Я повинуюсь... Но после этого... Обещай мне, что оставишь меня в покое.

— Договорились.

Если Подбородок-Башмаком столько лет ускользал от стражников, то был этим обязан тому, что великолепно знал местность и был исключительно осторожен. Так, перед тем как зайти за своей сообщницей, он как простой гуляка долго прогуливался в окрестностях храма Нейт. Каменотесы работали там до вечерней зари, а затем настал черед первой стражи.

Подбородок-Башмаком не заметил ничего необычного.

Он повторил тот же маневр возле дома Оливии. Там тоже все выглядело мирно. Тогда он — как было условлено — постучал в дверь.

На пороге показалась молодая женщина, одетая в скромное зеленое платье. На шее у нее висел амулет в виде двух перекрещенных стрел — символ богини Нейт.

— У тебя такой скромный вид, что тебя действительно можно принять за жрицу!

— Воздержись от комментариев.

— Ну мы не так и спешим, красотка. Не хочешь ли вкусить со мной земных радостей?

— Не имею ни малейшего желания.

— Ты не знаешь, что теряешь!

— Как-нибудь обойдусь.

— Ладно, запомним... Слушай, пойдем не рядом. Ты будешь держаться сзади, на приличном расстоянии. Если я брошусь наутек, возвращайся домой. Это будет означать, что я обнаружил препятствие. Если засомневаешься ты, то станешь что-нибудь напевать и пойдешь в другую сторону. Поняла?

По дороге никаких случайностей не было.

Оказавшись перед маленькой дверцей, Подбородок-Башмаком воспользовался ключом.

— Поворачивается... Иди, быстро!

Она подбежала и первой вошла в помещение, в воздухе которого был разлит аромат цветов.

С десяток светильников слабо освещали зал с колоннами, но жертвенные столы были пусты. У стен стояли жаровни.

— Идем к святилищу, — прошептал Подбородок-Башмаком.

— Я боюсь...

— Чего?

— Богини! Она может убить святотатствующего стрелой из своего лука!

— Кончай дурить, девчонка!

Он подтолкнул ее в спину.

Когда они подошли к порогу дальнего святилища, их окликнул женский голос.

— Что вы здесь делаете?

Подбородок-Башмаком обернулся и увидел перед собой старушку-жрицу — такую сухонькую и маленькую, что ее могло опрокинуть даже слабое дуновение ветра!

В порыве нахлынувших чувств Оливия склонила перед ней колени.

— Я — служанка богини и приехала из провинции поклониться ей.

— В такой поздний час?

— Мой корабль уходит завтра рано утром.

— Как же ты вошла сюда? И кто этот мужчина?

— Он — мой преданный слуга. Мы вошли через боковой вход.

— Ой-ой-ой! Стражник позабыл закрыть дверь! У тебя с собой молитвы богине Нейт, создательнице мира?

— Они записаны в моем сердце...

— Тогда соберись с мыслями, и пусть семь слов богини озарят твою душу. Я слишком устала, пойду в свою комнату, отдохну...

Старушка ушла. Подбородок-Башмаком тут же присел на табурет, потому что едва держался на ногах от страха.

Выждав время, переведя дух и заодно убедившись, что ничто больше не нарушает тишины этого уединенного места, он взял светильник и вместе с Оливией отправился в святилище.

На гранитном цоколе стоял сундук из акации.

— Вот оно, сокровище! Помоги-ка мне его вынести! Голос — на этот раз мужской — пригвоздил обоих похитителей к месту:

— Привет, Оливия! Разве ты — презренная воровка?

— Сехотеп! Но...

— Я люблю женщин, люблю легкие победы и мимолетные связи, но я — в первую очередь Хранитель Царской Печати! Поэтому я никогда не болтаю в постели, если только не подозреваю, что мне расставляют силки. Тогда самое лучше — постараться расставить свои!

Из полумрака вышли стражники.

Подбородок-Башмаком всегда скрупулезно выполнял условия своих контрактов — это было главным условием, почему его нанимали для новых дел. Поэтому перед тем, как бежать, он, как и договаривались, перерезал Оливии горло. Она как подкошенная рухнула наземь.

— Взять его живым! — приказал Сехотеп.

Один стражник, защищаясь от Подбородка-Башмаком, прорывавшегося к двери и размахивавшего окровавленным коротким мечом, был вынужден нанести удар. Меч вошел прямо в сердце. Подбородок-Башмаком упал.

Хранитель Царской Печати не упрекнул своего стражника в этом непреднамеренном убийстве, потому что прыжок бандита был неожиданным и сильным. Другого выхода не было.

К несчастью, ни бандит, ни танцовщица не успели назвать имени нанявшего их человека.

— Что будем делать с сундуком? — спросил начальник группы стражников.

— Отнеси к себе. Он пуст.

21

С момента своего назначения на должность начальника всей стражи царства Собек-Защитник мало спал. Его очень заботила безопасность фараона, а тот, к сожалению, ездил по стране часто и подвергал себя большому риску. Вообще-то Собек предпочел бы, чтобы фараон вовсе никогда не выходил за пределы своего дворца. Но не тут-то было. Сесострис не обращал никакого внимания на его советы, и Собеку приходилось постоянно приспосабливаться к ситуации, какой бы неблагоприятной она ни выглядела.

Несмотря на многочисленные обязанности, Собек выкраивал час-другой для тренировок. Раз в день он обязательно занимался с отборными частями стражи, которые составляли личную охрану царя. Их было немного, они умели быстро и эффективно работать, во время поездок не оставляли фараона одного и знали, что следует делать и как реагировать при любом типе нападения.

В это утро Собек был в отвратительном настроении. Да, конечно, нелегко было создавать хорошую сеть информаторов во всех землях объединенного Египта, особенно в провинциях, которые когда-то были настроены к Сесострису враждебно. И все же почему стража не получала никаких сведений о тех лицах, которые кичились своей оппозиционностью к правительству? Эти преступники никогда долго не оставались в тени, потому что любили, чтобы о них говорили. Ввергнуть страну в опасность, напав на ее духовный центр, — разве это, с их точки зрения, не подвиг, которым хотелось похвастаться?!

И, тем не менее, ни одного известия...

Собек ругал себя, что ему никак не удается выйти хотя бы на один след, который бы оказался полезен фараону. Он все чаще собирал начальников различных внешних и внутренних подразделений, стражи, повторяя им, что нужно умножить усилия. Будь эти заговорщики хоть сподвижниками демонов, им все равно не удастся остаться незамеченными!

После драмы, разыгравшейся в храме Нейт, Собек и Хранитель Царской Печати встретились дома у Сехотепа.

— Ты знал эту Оливию до встречи в школе танца?

— Нет. Но так как она слишком быстро уступила моим ухаживаниям, я заподозрил Оливию в том, что ее кто-то нанял. Ты расспросил уже наставницу танцовщиц?

— Она и все остальные девушки к этому делу непричастны. Сехотеп, ты слишком рискуешь. Представь, что эта девчонка могла получить задание убить тебя!

— Это не в ее вкусе. После неприятностей с Сенанкхом я был уверен, что попытаются скомпрометировать и меня тоже. Возможно, даже обесславить. Кто-то решил скомпрометировать чиновников Дома Царя и разрушить ближайшее окружение фараона. А что тебе удалось разузнать по поводу этой Оливии?

— Увы, ничего особенно интересного. Она и в самом деле хотела сделать карьеру танцовщицы.

— У нее не было постоянного любовника?

— Так, маленькие проходные интрижки. Мы разыскали двух последних ее приятелей, но их допрос ничего не принес. По всей видимости, эта Оливия была простой девчонкой.

— Это только видимость! Ведь кто-то же ее все-таки нанял!

— Знаю, Сехотеп. Случайно сотрудничество с таким закоренелым бандитом как Подбородок-Башмаком не возникает.

— Да и он, скорее всего, действовал не по собственной инициативе.

— Разумеется, нет, но установить того, кто им управлял, невозможно. Подбородок-Башмаком работал от случая к случаю и всегда заключал сделки с теми, кто больше всего платит.

— Тебе не кажется, что он получил приказ убрать Оливию?

— Вполне вероятно.

— Эх, Собек! В любой группе злоумышленников всегда есть слабое звено!

— Знаешь, Сехотеп, теперь я все больше и больше в этом сомневаюсь.

— Оба погибли? Ты уверен? — тревожно спросил Медес.

— Абсолютно уверен, начальник, — ответил Жергу.

— А у стражников было время надавить на них?

— Судя по той ярости, которая охватила в последние дни Собека-Защитника, наверняка нет. Ну и Подбородок-Башмаком как хороший профессионал исполнил условие своего договора и прирезал танцовщицу. Его убили при попытке к бегству. Если вас интересует мое мнение, то мы были на волосок от катастрофы!

— Я недооценил Сехотепа, — признал Медес. — Но как можно было предположить, что этот волокита расставит нам такую изощренную ловушку?!

— Сенанкх, Сехотеп... Уже два поражения, — горько вздохнул Жергу. — Члены Дома Царя нам не поддаются.

— Фараон ведь не случайно их подобрал! Они доказали ему свою ловкость. Но и они — всего лишь люди. И, в конце концов, мы нащупаем их слабое место.

Жергу глубже втиснулся в низкое кресло и недовольно крякнул.

— Мы богаты, уважаемы, влиятельны... Что если мы сосредоточимся на нашем богатстве?

— Кто не идет вперед, тот отстает, — заметил Медес. — Не ной из-за двух этих срывов. Главное — ослабить царя.

Жергу налил себе вина.

— Но теперь его ближайшее окружение насторожится.

— Покажем себя более изобретательными! Мне кажется, я знаю, куда нужно нанести решающий удар.

Медес поведал о своем плане. Его исполнение требовало немалых хлопот, но не выходило за рамки разумного. В случае успеха Сесострис будет действительно сильно ослаблен.

И снова совещание начальников подразделений стражи оказалось безрезультатным. Ни у одной из служб не оказалось ни одного заслуживающего внимания следа. В тавернах никто ни о чем подозрительном не болтал и не хвастался сомнительными подвигами, никто не хвалился, что поставил страну на грань катастрофы.

Один из помощников Собека показался ему смущенным.

— Ко мне пришло несколько досадных жалоб, — признался он. — Они отправлены из четырех провинций — одна с юга и три с севера.

— Жалобы?

— Бродячие торговцы, которых несправедливо задержали, деловая женщина из Саиса и один фермер из Фив, на которого напали стражники.

— Все это капля в море.

— И все же! Такого рода вещи происходят редко, а здесь просто эпидемия какая-то!

— Начни административное расследование. Если действительно есть какие-то ошибки, то я потребую санкций.

Как раз в тот момент, когда Собек выходил из своего кабинета, он столкнулся с посланным от Хнум-Хотепа.

— Визирь желает срочно вас видеть.

«Возможно, у него, — подумал Собек, — есть какие-то серьезные сведения!»

Он предпочел бы, конечно, найти эту информацию сам, но время не располагало к профессиональному тщеславию. Откуда бы ни пришло известие, оно всегда будет желанным.

По суровому лицу визиря начальник всей стражи понял, что о хорошей новости речь не идет.

— Великий Царь тебя очень ценит, и я тоже, — напомнил Хнум-Хотеп, — но...

— Но я не добыл еще сведений и заслуживаю того, чтобы меня отругали! И все же уверяю тебя, что мои люди неустанно повсюду их разыскивают!

— Я это знаю и не могу тебе за это сделать ни одного упрека.

— Тогда что же случилось?

— Скажи, за свободное передвижение людей отвечаешь ты?

— Это так.

— Я только что получил целую серию жалоб и обстоятельных описаний, в которых содержатся упреки во многих несправедливых нарушениях этой свободы.

— Пустяки!

— Вовсе нет. Со времени воссоединения Египта не осталось границ между провинциями, и каждый должен иметь возможность перемещаться из одной в другую безо всяких препятствий и в полной безопасности. Роль стражника состоит в защите от контроля, а не в его навязывании! Число и тяжесть присланных обвинений доказывают, что твои подчиненные допускают серьезные нарушения и проявляют самоуправство.

— Я уже приказал провести расследование.

— Пусть оно окончится поскорее и завершится примерным наказанием. Советую позабыть эти злоупотребления, если они не носят регулярного характера.

На корабле, на котором он плыл в Мемфис, Икер не доверял ни одному пассажиру, начиная с капитана и заканчивая лохматым крестьянином, мирно спавшим на своих тюках. Молодому человеку не милы были даже красоты природы, настолько он был поглощен поставленной перед собой целью — убить тирана.

На сегодняшний день он мог поздравить себя с тем, что во время пребывания в провинции Орикса прошел военную подготовку. Это определенно помогало ему, потому что в моменты усталости он, как солдат в пылу сражения, умел концентрировать силы, отвагу и решимость.

Икер не чувствовал себя способным хладнокровно убить человека. Но ему предстояло уничтожить не обычного человека. Фараон вел себя как кровавый тиран и обрекал страну на путь несчастий и разрушений. Сколько убийств он совершил, чтобы упрочить свою ужасную власть!

— Скажи-ка, дружок, это твои такие прекрасные писчие инструменты?

Подошедший старик пристально смотрел на писчие принадлежности, которые Икер положил себе на колени.

— Да, они принадлежат мне.

— Значит, ты умеешь читать и писать! Как мне повезло! Я ведь так мечтал об этом! А вместо этого в моей жизни... земля, семья, дети, стадо... Короче говоря, жизнь прошла, как один день, и времени на учебу у меня не осталось. Сегодня же я — вдовец, свое хозяйство передал сыновьям. И живу теперь в Мемфисе в маленьком домике у городских ворот. Ты ведь тоже едешь в столицу?

— Именно так.

— Держу пари, ты там получил должность! Ах, какое счастье!.. Это самый красивый город в стране. Я думаю, ты уже там бывал?

— Нет.

— А, тогда это твоя первая поездка в Мемфис! Я помню, как я впервые побывал в Мемфисе! Какие впечатления! Приготовься к тысяче и одному открытию! Скажи-ка, ты согласишься оказать мне услугу?

— Зависит от того, что за услуга.

— О, ничего сложного! Я должен написать письмецо в управление о моих налогах. Я ведь больше не работаю, и налоги должны снизиться. Только я не знаю, как это написать.

— Есть ведь общественные писцы, которые...

— Знаю, знаю! Но мы-то здесь, и у тебя есть время, это проще! Погоди, я сумею тебя отблагодарить: я тебя бесплатно поселю у себя, пока ты не найдешь что-нибудь получше.

Предложение было неожиданным... А может быть, это стража расставляла свои сети? Но, решив, что вряд ли страже могла принести пользу работа такого старого человека, писец все-таки рискнул.

— Хорошо.

— Ты облегчишь мне жизнь! Начнем прямо сейчас?

Икер открыл свою дорожную сумку, вынул кусок папируса и кисть. Разведя немного черных чернил, он внимательно выслушал жалобу крестьянина, попросил его сделать несколько уточнений и составил текст, которому позавидовал бы чиновник налоговой службы. Налоговый контролер, убедившись, что письмо написано писцом, который прекрасно изучил законы и обычаи, согласится с просьбами старика.

— Ты пишешь на редкость красиво, мой мальчик! Мне повезло... Если хочешь, я покажу тебе город. Я знаю все его закоулки. Но ты, может быть, слишком занят?

— Нет, у меня есть несколько свободных дней до занятия моей новой должности.

— И ты не пожалеешь! Со мной ты быстро превратишься в мемфисца!

Осторожный и предусмотрительный старик вынудил Икера написать второе письмо — на этот раз начальнику того контролера, которому было адресовано первое письмо. В нем он просил проконтролировать исполнение закона нижестоящим контролером. Второй текст было составлять сложнее, потому что Икер должен был найти такие слова, которые бы никого не обидели.

Старик был несносным болтуном. Он с удовольствием рассказывал нескончаемые истории из своей жизни. Рассказы были удручающе банальны, но перегружены подробностями, которые могли интересовать только самого рассказчика.

Как только показался Мемфис, собеседник Икера просто помолодел на глазах.

— Смотри, подъезжаем! Полюбуйся, какой порт, какие у него длинные набережные и целые сотни кораблей! Все богатства мира плывут сюда! А какие хранилища! Таких огромных амбаров нет больше нигде в Египте! А посмотри, как работают портовые рабочие!

Берег напоминал муравейник.

— Я живу недалеко. Ты поможешь отнести мой багаж?

Старик, резво соскочив с борта, стал прокладывать себе дорогу в толпе. Икер пошел за ним.

Как он будет выходить из положения — один во всем городе? Судьба поистине сама шла ему на помощь.

Попутчик Икера жил в простом квартале, где небольшие двухэтажные домики соседствовали с более просторными жилищами. На улице играли дети, хозяйки делились друг с другом рецептами, торговец хлебами раскладывал свой товар.

— Здесь! — гордо сказал старик, толкая дверь с нарисованным красной краской богом Бэсом, бородатым и счастливым, призванным отводить дурных людей.

Перешагнув порог, Икер замер.

Внутри кто-то был.

Икер поставил на пол багаж старика. Сколько человек ждало его внутри дома? Сумеет ли он уйти от них?

Но вот в двери показалась высокая крепкая шестидесятилетняя старуха с метлой.

— Это моя экономка, — пояснил старик. — В мое отсутствие она управляет домом.

— Один из ваших сыновей? — спросила старуха подозрительно.

— Нет, это писец, получивший новое назначение в Мемфис. Я решил на время приютить его.

— Надеюсь, он чистый, хорошо воспитан и ничего здесь не перепачкает.

— Можете на меня рассчитывать, — пообещал Икер.

— Все так говорят... Посмотрим как получится.

— Твоя комната внизу, — сказал старик. — Устраивайся, а потом пойдем обедать в ближайшую таверну.

Оставшись один, Икер вынул из-под туники короткий меч, положил его на кровать и долго на него смотрел. Ничто не заставит Икера забыть о его миссии.

22

Капитан баржи, груженной зерном, приготовил себе пюре из бобов с чесноком. Меньше чем через четыре часа он пришвартуется в порту Мемфиса, а там его уже ждет жена... Забавно! Она так любит его морские рассказы!

— Капитан, показалась речная стража, — предупредил капитана помощник.

— Ты в этом уверен?

— Она дает нам сигнал остановиться.

Капитан в ярости бросил завтрак и побежал к носовой части судна.

Действительно, быстрый кораблик с десятком вооруженных людей на борту уже перегородил ему дорогу.

— Обязательная инспекция, — проинформировал офицер.

— Чей приказ?

— Начальника стражи Собека-Защитника.

Репутация этого человека была всем хорошо известна, и капитан понимал, что с ним лучше не шутить. Поэтому он выполнил маневр, пристал к берегу и пустил представителей стражи на свой корабль.

— Что происходит?

— Изменились правила навигации, — ответил офицер. — Ты должен подождать и до завтра не ходить в Мемфис.

— Ты поплатишься головой! Ведь у меня расписание!

— К тому же мы должны осмотреть груз.

— Но мои документы в порядке!

— Это мы как раз и проверим... Незамедлительно...

— Это не в моих правилах!

— Тогда, пока мои ребята делают свою работу, покажи мне свои бумаги.

Капитан повиновался.

На вечерней заре последовало решение.

— Ты нарушил правила, — решил офицер. — Состояние твоего корабля плохое, груз слишком велик, команда слишком мала. Конечно, ты можешь плавать и дальше, но мы назначим тебе высокий штраф.

Как только стражники ушли, капитан стукнул кулаком по бортовому ящику для хранения коек.

— Я этого так не оставлю! Собек не имеет права изменять правила навигации по собственному усмотрению. Я напишу визирю!

Старик говорил без умолку, но рассказчик он был замечательный. Теперь Икеру было известно о Мемфисе все. Он прошел по всему порту, побывал в центре города, в его северном и южном пригородах, полюбовался храмами Хатхор, Птаха и Нейт, походил по Анкх-Тау — Жизни Обеих Земель, — где возвышались святилища в память усопших фараонов, поплавал по каналам, забрался на старинную белокаменную цитадель и пообедал в лучших тавернах, что стало ему платой за прошения к властям, которые он составил для своего хозяина и его друзей.

Несколько раз Икер и его экскурсовод издали смотрели на дворец. Вокруг дворца стояли на посту многочисленные стражники.

— Что, фараон опасается покушения? — спросил Икер.

— Египет объединился и живет теперь мирной жизнью. Но это не всем нравится. Семьи бывших правителей провинций не слишком любят нашего монарха. Из-за него они утратили значительную часть своих привилегий. Визирь Хнум-Хотеп затыкает им рот, и народ этому рад. Такой царь как Сесострис — это счастье для страны!

Икер понял, что не сможет высказать ни малейшего упрека в адрес тирана, потому что старик принадлежит к числу сторонников фараона.

— Да, задача начальника всей стражи, должно быть, не из легких! — сказал он.

— Ох, мой мальчик, мы все так думаем! Но у Собека-Защитника могучие плечи. Как только его видишь, во всем готов признаться, даже в преступлениях, которых не совершал! Пока фараон будет под такой охраной, ему нечего бояться... Я бы чего-нибудь выпил... А ты?

Старик пил гораздо больше обычного, и писец с большим трудом выдерживал его темп. Поскольку алкоголь делал старика многословным, Икер благодаря ему становился настоящим мемфисцем.

Но каждую ночь во сне к Икеру возвращались одни и те же воспоминания: вот он привязан к мачте «Быстрого», потом кораблекрушение, остров КА, змей, спрашивающий его, сумеет ли он спасти свой мир, потом сказочная страна Пунт, мнимый стражник, пытающийся его убить, затем его старый учитель, который говорил ему о неразгаданной судьбе, и, наконец, она, юная жрица, — такая прекрасная, такая лучезарная и такая недоступная!

Он просыпался, вскакивал, хватался за короткий меч и, лишь когда стискивал его рукоять, успокаивался.

О, его будущее ему хорошо известно!

— Почему ты сегодня не ешь? — спросил Икера старик, не страдавший отсутствием аппетита. — Добрый завтрак — прежде всего!

— Прости, не хочу.

— Тебе не нравится, как у меня готовят?

— Нет, готовят великолепно, но у меня свело желудок.

— Кажется, мне известна причина, Икер... Твое назначение затягивается, так?

Молчание юноши было красноречиво.

— Не слишком переживай, это обычная волокита здешних чиновников. Составляя письма для жителей квартала, ты прилично зарабатываешь. И все же скажи мне, на что ты... надеешься?

Икер предвидел этот вопрос.

— Я ведь не только писец, но и временный жрец. Поэтому я должен поискать себе место в храмах.

— А, понимаю! Ты становишься высокопоставленным чиновником, и я для тебя слишком мелкая птица!

— Ну что ты, как раз наоборот. Я не знаю, как и отблагодарить тебя за твое гостеприимство.

— Ведь ты спас меня от высокого налога, это огромная услуга! Благодаря твоим письмам у меня теперь безбедная жизнь. И то, что я пользуюсь твоими знаниями, для меня — неожиданное счастье. Но я понимаю, что оно не может длиться вечно.

Икер пришел в храм Птаха, вокруг которого располагалось множество административных зданий, хранилищ, мастерских и библиотек. Жрец, которому была поручена охрана, отвел его к главному интенданту.

Юноша решил играть в открытую.

— Твое имя?

— Икер.

— Чем занимался?

— Писец и временный жрец в храме Анубиса в Кахуне.

— Это ничего не значит... Чего ты хочешь?

— Исполняя функции библиотекаря, я понял, что мне нужно, продолжая приносить пользу, повысить свои юридические знания.

— Тебе нужна квартира?

— Если можно, то да.

— Я представлю тебя тому, кто нанимает людей. Он проверит твои знания.

Это оказалось для Икера простой формальностью, потому что во время учебы у генерала Сепи он научился отвечать и на более сложные вопросы. Итак, его взяли на испытательный срок в три недели, затем полагалось два дня отдыха. Если его услуги подойдут, Икера примут.

Как только писец дотронулся до книг, его охватило давно забытое чувство блаженства. Снова погрузиться в эти богатейшие религиозные, литературные или научные тексты — какое счастье! Ему поручили сверить инвентарь, выправить в нем возможные ошибки и внести новые поступления. Это позволило Икеру оценить, что за богатства хранятся в библиотеке!

Икер почувствовал на себе чей-то вопросительный взгляд. Подняв голову, он увидел, что за ним внимательно следит начальник библиотеки, которому было поручено оценить способности нового служащего. Но Икер быстро позабыл об этом человеке, настолько увлекала его работа.

Когда чиновник хлопнул Икера по плечу, юноша вздрогнул.

— Рабочий день уже давно кончился.

— Уже?

— Работать после закрытия можно только по специальному разрешению, а выдать его тебе я не уполномочен. Если ты будешь слишком много и быстро работать, вызовешь зависть у коллег. Старайся удержаться на своем месте.

Икер без единого протеста встал и пошел за служащим. Тот отвел его в комнатушку, находившуюся в здании для временных жрецов.

— Завтра будешь принимать участие в распределении жертвенных продуктов после их освящения. Время обеда уже прошло, поэтому желаю тебе доброй ночи.

Из мешка со своими писчими принадлежностями, с которыми никогда не расставался, Икер извлек короткий меч и прижал к груди. Каждый вечер он укреплял себя в своем намерении.

Утром Икер — выбритый, вымытый и надушенный — принял из рук постоянного жреца круглые хлебцы с румяной корочкой, которые он раздал каждому из служивших за утренним ритуалом. Сам Икер последним съел жертвенный хлебец, запив его холодным молоком.

— Ты новенький? — спросил его чуть сутулящийся жрец лет тридцати. — У тебя какая специальность?

— Право.

— Где ты ему учился?

— В провинции Зайца.

— Город Тота дает прекрасное образование, но тебе придется обновить многое из изученного. Так, сейчас больше не существует правителей провинций. И всю совокупность юрисдикции осуществляет визирь, применяющий на практике законы Маат.

— Где я могу пополнить знания?

— В школе юристов, возле зданий, где располагается служба визиря.

— Мне кажется, что туда понадобится рекомендация.

— Если ты будешь хорошо работать, то получишь ее.

В следующие недели поведение Икера было примерным. Он слился с массой временных жрецов, не выказывая в рвении ни недостатка, ни излишеств. Получив от своего начальника рекомендацию, Икер отправился в школу, где царила атмосфера полного погружения в занятия. Его товарищи по учебе не выказывали по отношению к нему ни симпатии, ни отвращения, и Икер старательно посещал все занятия. По всей вероятности, его знаний в юридической области было достаточно, чтобы продолжать занятия, потому что его не исключили из школы, как многих других.

Недалеко от помещения, где шли занятия, находился царский дворец, его также охраняли многочисленные стражники.

Во время одного из перерывов между уроками к Икеру подошел один худощавый и живой ученик.

— Ты родом из Мемфиса?

— Нет, из-под Фив.

— Кажется, это великолепное место.

— Фивы много меньше Мемфиса.

— Тебе здесь нравится?

— Я приехал сюда учиться.

— Ты не разочаруешься! Здешние преподаватели нас не щадят, но дают нам отличную подготовку. Лучшие ученики будут направлены в высшую администрацию, и она не будет синекурой, потому что визирь реорганизовал все государственные службы, которые отныне должны будут доказать свою эффективность. Не может быть и речи о том, чтобы засыпать в кабинетах или сидеть сложа руки, довольствуясь прежними заслугами. Никто здесь не пользуется привилегией считаться писцом пожизненно, и лучше всего не давать повода для гнева Хнум-Хотепу. Да и фараон имеет такой же крутой характер, поэтому бесполезно рассчитывать на его снисхождение.

— Царь часто бывает в Мемфисе?

— Да, часто и подолгу. Каждое утро визирь отчитывается. После объединения страны работы прибавилось.

— Ты уже видел Сесостриса?

— Два раза, когда он выходил из дворца. И тебя эта участь не обойдет. Он действительно один из самых великих египтян!

— Почему вокруг дворца так много стражников и солдат?

— Это из-за Собека-Защитника, отвечающего за безопасность фараона. Настоящий маньяк! Он все боится, что кто-нибудь из разочарованных чиновников покусится на Великого Царя. Да, кроме того, осложняется и ситуация в Сирийской Палестине. Кажется, генералу Несмонту удается контролировать эту область, но с бандитами никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Один из них может оказаться таким фанатиком, что попытается убить царя.

23

— Собек, объясни мне это, — потребовал визирь Хнум-Хотеп, показывая начальнику всей стражи пачку жалоб, которые вот уже несколько дней ложились к нему на стол.

Собек посмотрел документы. Капитаны торговых кораблей протестовали против произвольного изменения правил навигации, несправедливого повышения тарифов и недопустимого поведения сил правопорядка.

— Я не давал таких распоряжений.

— Но ведь ты — начальник всей стражи царства и отвечаешь за речное судоходство?

— Я этого не отрицаю.

— Но в этом случае ты не контролируешь своих подчиненных! Это серьезно, Собек, чрезвычайно серьезно! Из-за этих непростительных ошибок оказывается под угрозой репутация фараона. Может оказаться под угрозой сам процесс объединения страны. Если местные стражи будут диктовать закон, то к чему мы придем? Вскоре все вернется опять к правителям провинций!

— На данный момент у меня нет ни одного объяснения.

— Твое признание в беспомощности меня поражает. Ты все еще считаешь, что можешь исполнять свои функции?

— Я тебе это докажу. Все досадные недоразумения вскоре прояснятся.

— С нетерпением жду от тебя доклада и конкретных результатов.

Собек-Защитник пронесся над своим управлением как торнадо. Его инспекторы провели тщательнейшую проверку. Он лично допросил капитанов и сопоставил их показания.

В свете собранных сведений проявилась истина. И Собек снова предстал перед визирем.

— Мои служащие не нарушали правил судоходства, — твердо сказал он. — Это случилось только один раз, когда им были присланы два поддельных приказа из администрации.

— Что это значит?

— Это значит, что работает банда исключительно ловких вредителей, которая пытается посеять смуту.

— Они арестованы?

— К сожалению, нет.

— Ты это серьезно?

— К сожалению, да.

— Это угроза гражданскому миру?

— Не будем ничего преувеличивать, — запротестовал Собек. — У меня есть уверенность в том, что действует всего лишь небольшая группа, хорошо подготовленная и очень подвижная, но это не армия. Отныне на борту каждого торгового судна будет по два стражника. Кроме того, я изменю код моей служебной корреспонденции. А ты, визирь, сообщишь всем, что правила судоходства остаются прежними и что ни один капитан не должен уступать провокаторам, даже если его будут убеждать в обратном.

Хнум-Хотеп немного успокоился.

— Связано ли это с увяданием акации в Абидосе?

— Доказательств нет. Такая атака проводится не впервые, и предлагаемые мной меры вернут спокойствие. Разумеется, охота на смутьянов начата, и виновные закончат свою жизнь в тюрьме.

— Эти два скандала очень сильно тебе повредят, Собек.

— Плевать мне на них.

— Я смотрю иначе. Если ты окажешься некомпетентным, я буду вынужден принять меры. Не забудь, что ты отвечаешь и за безопасность фараона.

— Ты считаешь, что Великий Царь в опасности?

— Я тебя все еще поддерживаю, но дополнительных инцидентов не потерплю.

Икер делил время между обязанностями временного жреца в храме Птаха и занятиями правом в школе визиря. Сдержанный, трудолюбивый и ответственный, он пользовался всеобщим уважением. Писец трудился бок о бок со жрецами и чиновниками. Но ни один из них не мог дать Икеру той информации, которую он хотел получить: привычки монарха и способ, как к нему подойти поближе. Ничем не выдать себя и выждать подходящий момент казалось ему верным путем. Сколько же времени нужно будет ждать?

После завершения одного из занятий по праву в Доме Царя преподаватель объявил новость, которая заставила сердце Икера заколотиться в груди с бешеной силой: трое лучших учеников получат привилегию быть отрекомендованными Хранителю Царской Печати, который обычно представляет их фараону, чтобы тот смог убедиться в качестве их образования. Трое писцов изложат монарху предложения относительно реформы, направленной на упрощение законодательной деятельности.

Икер сразу же свел к минимуму время для отдыха. В качестве своей темы он избрал управление хранилищами, настаивая на необходимости накапливать запасы в главных городах и на упрощении их распределения во время неурожая. До сих пор в качестве основных текстов законов использовали — по оплошности — неисправленные документы.

Настал день подведения итогов.

Среди первых двух имен, которые назвал преподаватель, его имени не было. Вот-вот объявят третье и последнее...

Сосед толкнул Икера локтем.

— Ты спишь, Икер? Можно подумать, что тебе все равно! А ведь об этом мечтал каждый! Но повезло тебе, и вот ты среди избранных, которых представят фараону!

Учащиеся соревновались честно, поэтому побежденные радостно поздравляли победителей.

Но в следующее мгновение Икер уже думал о том, как всадит короткий меч в грудь тирану.

Трое учащихся в безупречных схенти, аккуратных туниках, коротких париках и кожаных сандалиях выглядели нарядно, но плохо скрывали свое нервное состояние.

Утром, когда Икер прятал под тунику свой короткий меч, он задавался вопросом, не станут ли их обыскивать? Если оружие найдут, то его тотчас арестуют и бросят в тюрьму.

Икер был вынужден отказаться от мысли брать с собой оружие, и у него сейчас не было с собой ничего, чем бы он мог поразить тирана. Что ж, возможно, ему удастся завладеть чьим-нибудь мечом, например отобрать его у стражника. Значит, придется действовать быстро и решительно.

Обыск прошел без осложнений. Секретарь и стражник провели учеников в зал для аудиенций, где их принимал Сехотеп.

— Будьте кратки, — предупредил преподаватель. — У Хранителя Царской Печати мало времени.

Высокопоставленный чиновник смутил молодых людей. Первый из них пробормотал что-то нечленораздельное, второй забыл основную мысль своего проекта. И только Икер сумел, правда, не без некоторых запинок, изложить свои мысли.

— Это интересно, — сказал Сехотеп. — Мои службы, возможно, возьмут кое-что из этого на вооружение. Пусть ваши ученики спокойно продолжают учебу и научатся лучше собой владеть.

— Когда вы представите их Великому Царю? — спросил преподаватель.

— Сейчас об этом речь не идет.

Икер должен был устранить две трудности: войти во дворец с оружием и быть допущенным в покои царя. Та и другая казались ему непреодолимыми.

Однако писец запретил себе отказываться от своей мысли. Разве доныне судьба ему не улыбалась? Устроиться в Мемфисе тоже казалось ему невозможным, и, тем не менее, двери перед ним открылись!

Итак, он решил продолжать заниматься своим усовершенствованием как учащийся школы права и одновременно исправно посещать службы в качестве временного жреца. Когда преподаватель предложил ему долгий курс, Икер тут же согласился, а когда Верховный жрец храма Птаха попросил его помогать астрономам и следить ночью за звездами, он беспрекословно послушался.

Такое привилегированное положение имело свои преимущества: с крыши храма был виден царский дворец. Икер отмечал не только положение звезд, но и смену караулов. Все это внушало ему надежду, что он найдет прореху в системе безопасности дворца.

Но напрасно.

Ночью стражников было столько же, сколько и днем, а их смена происходила с точностью и скоростью, которые исключали любое нападение. Собек был профессионалом, а его стражники тем более.

Икер подумал было о том, чтобы расспросить начальника охраны храма Птаха. Это могло бы дать ему кое-какие полезные подробности, например о привычках личной охраны монарха. Но он отказался от этой идеи, потому что такие разговоры представили бы его в дурном свете. Как же получить информацию о внутреннем расположении помещений дворца и точно узнать, где живет фараон?

Войти в здание казалось невозможным. Оставалось только поразить фараона во время одного из его выходов. Но для этого требовалось знать даты и направления его движения. Но каким же образом?

Когда Жергу вышел из питейного заведения, где его так мило обслужила сирийская блудница, он шагал не слишком уверенно. И все же он отыскал дом Медеса. Привратник заставил его подождать. Шатаясь, Жергу все-таки дошел до кабинета своего патрона.

— Лучше сядь, — сказал Медес.

— Я пить хочу!

— Хватит с тебя и воды.

— Воды? Это после нашего-то успеха? Да тот доклад, который я вам принес, заслуживает вина, и только лучшего!

Медес уступил. Состояние Жергу было вполне приемлемым, он сохранял самообладание. Да к тому же не следовало гасить его оптимизм.

— Все действует самым лучшим образом! — сказал Жергу, осушив бокал. — Слухи живо расползаются по городу! Я-то не верил, но вы были правы, что нужно было атаковать Собека!

— Хорошо ли ты заплатил тем ложным стражникам, которые затеяли смуту в речном судоходстве?

— Хорошо... Через посредников... И все очень довольны... До нас никто не докопается. Но продолжать в том же духе невозможно: Собек предпринял радикальные меры. На каждом торговом судне есть теперь стража, усилен контроль.

— Подумаешь, мы достигли нашей первой цели: запятнать репутацию Собека-Защитника. Даже визирь начинает сомневаться в его компетенции, а значит, и в его честности!

— С удовольствием представляю, как он сердится! Ведь он думал, что неуязвим, а теперь ему снятся кошмары!

— Ладно, продолжим, — решил Медес.

— А это не будет... неосторожно?

— Тогда для чего мы потратили столько сил? Чтобы остаться с этим? Нет, сделать Собека уязвимым мало. Нужно его убрать!

Жергу расхотелось пить.

— Давайте потерпим! Может быть, визирь его заменит?

— Улик недостаточно, а Собек еще слишком близок к царю. Нам нужно предоставить доказательства его предательства.

— Не вижу, каким образом!

— У тебя ведь есть под рукой несколько ребят, которые способны уверенно лгать?

— Никаких проблем.

— Значит, мы одним ударом избавляемся от Собека, превращая подозрения визиря в уверенность!

Каждый раз, когда ливанец встречался с Провозвестником, у него моментально пропадал аппетит, а желудок сводило судорогой. Он пугал его и одновременно завораживал. С того момента, как этот человек-сокол едва его не убил, впечатав в тело приснопамятный след, негоциант знал, что всегда будет на него работать и никогда от него не избавится. Притерпевшись к судьбе, он извлекал из нее максимум выгоды и вел честную игру по отношении к своему сомнительному партнеру. Как только у него появлялись новости, он тут же информировал Провозвестника. Потому что тот не простил бы ему ни опоздания, ни небрежности.

На низких столиках никаких пирожных, на диванах меньше подушек, во всем доме больше строгости... Ливанец всеми средствами пытался избежать упреков Провозвестника.

— Дай-ка мне соли.

— Тотчас, господин!

Провозвестник окинул презрительным взглядом салон ливанца. К чему вся эта роскошь? Новое общество, которое будет руководствоваться истинным законом, все это оставит в прошлом.

Торговец вернулся с большим бокалом.

— Вот цветы пустыни.

Провозвестник вдоволь насытился пеной Сета.

— Ну какие у тебя новости?

— Это всего лишь слухи, но такие упорные, что у них должны быть причины. Подозревают начальника всей стражи царства Собека-Защитника. Ему вменяют в вину то, что он пресекает свободный проход граждан и по собственному произволу изменяет правила судоходства. Два дела были замяты, но отношения между ним и визирем Хнум-Хотепом стали прохладными.

— Как тебе кажется, можно ли подкупить Собека?

— Конечно же, нет. Это чистый человек и суровый стражник. Неподкупный. Кто-то пытается его скомпрометировать, чтобы снять с должности.

— Есть какие-нибудь подозрения?

— Нет, господин. Но я веду свое расследование и не знаю пока, чем оно кончится. Тот, кто осмеливается атаковать Собека-Защитника, должен быть злым и очень осторожным.

— Разве визирь позволит себя увлечь сфабрикованными обвинениями?

— Маловероятно, но Хнум-Хотеп надзирает за справедливым применением закона, и его репутация строгого человека не запятнана. Если у него появятся веские доказательства, то есть в нашем случае достаточно хорошо подстроенные, он будет вынужден отстранить Собека от должности. А как только его удалят, вся система безопасности распадется, по крайней мере, на какое-то время. И Сесострис станет уязвим.

24

Икер любил бывать в храме ранним утром. После очищения на заре участие в церемонии возложения жертв наполняло душу блаженным покоем. Созерцая священное озеро, он забывал о своих горестях и о своем ужасном плане. Жизнь снова становилась гармоничной и мирной, словно зла и не существовало.

Но заканчивался ритуал, и реальность вновь возвращалась.

— Ты выглядишь усталым, — сказал Икеру Верховный жрец. — Пора тебе прекращать помогать астрономам. У меня есть для тебя новое дело, но боюсь, что оно не слишком понравится любителю права и литературы. И, тем не менее, разве писец не должен получить образование во всех направлениях?

— Я в вашем распоряжении.

— Я вижу в послушании высшую добродетель, Икер, и оно у тебя есть. С сегодняшнего дня ты занимаешься контролем за мясом.

Это решение Верховного жреца, хоть и принятое Икером, болью отозвалось в его душе. Видеть, как убивают животных, было для него невыносимо. Он подумал о Северном Ветре, которого бросил в Кахуне. Но он был уверен, что Секари позаботится о нем.

С бледным лицом, тяжело ступая, Икер отправился в отделение, где приносились кровавые жертвоприношения. Они состояли из бойни и мясного отдела, там работали эксперты по видам мяса. В этой бригаде не было ни слюнтяев, ни плакс.

Люди привыкли к жестокости смерти и стойко переносили последний взгляд животных, осознающих свою судьбу. Эти мужчины держались особняком и неохотно смешивались с интеллектуалами в льняных жреческих одеждах.

Икер пришел как раз во время перерыва. Мясники с аппетитом лакомились сочными антрекотами. Не прерывая еды, они посмотрели на вновь прибывшего с недоверием.

— Ты кто? — спросил Икера мясник, крепкий человек лет сорока с седыми волосами и прямой осанкой.

— Я — Икер, новый ответственный за контроль мяса.

— Еще один писака, считающий нас нечистыми на руку... Ты ел?

— Мне не хочется.

— Тебе не нравится жареное мясо?

— Нравится, но... не сейчас.

— Тебе не нравится наша работа, так? Ты не единственный, мой мальчик! И все же нужны специалисты, умеющие убивать животных и поставлять добрую пищу таким хищникам, какими являются люди.

— Я нисколько не презираю вашу работу, но признаю, что не способен ею заниматься.

Мясник похлопал Икера по плечу.

— Взбодрись, от тебя это и не требуется! Иди, поешь. Потом запишешь число кусков, отрезанных сегодня утром.

Икер вынужден был научиться отличать филе, тонкий филей, селезенку, печень, потроха и остальные части тела жертвенных быков. Он удостоверял протоколы ветеринаров, которые после пробы крови каждого животного давали гарантию ее чистоты. Постепенно Икер привык к своеобразной атмосфере этого места, где царила самая строгая гигиена. Но ни разу юноша не присутствовал при забое, который осуществляли по меньшей мере четверо технических работников, причем только единственный мастер имел право резать животное, умаляя, как мог, его страдания.

Между Икером и другими работниками сложились доверительные отношения и взаимное уважение. Он не выказывал излишней придирчивости, не желая их задевать, а они старались быть менее грубыми.

Однажды вечером после трудового дня мастер и писец сидели рядом. Они пили пиво и ели сушеное мясо.

— Где ты учился своей профессии? — спросил мастер.

— В провинции Орикса, а затем в Кахуне, где стал временным жрецом Анубиса.

— Анубис-шакал... Он очищает пустыню, избавляя ее от падали, которую превращает в жизненную энергию. Это тебя, конечно, удивит, но мы с тобой коллеги. Я ведь тоже жрец, как и любой мастер-мясник, потому что забой скота — это ритуал. Никакой жестокости не должно быть ни в моем сердце, ни в моей руке. Я благодарю животное за то, что оно жертвует жизнью ради того, чтобы продлить нашу. Жрицы Хатхор освящают нашу работу, которая не лишена опасности.

— Ты говоришь о непредвиденных реакциях животного?

— Нет, мы умеем обездвиживать его с помощью веревок. Я имею в виду соприкосновение с несущим опасность Сетом.

— В какой же момент оно происходит?

— Каждый раз, когда мы касаемся передней левой ноги животного. Именно в ней максимум мощи. Посмотри на небо, и ты ее увидишь[17]. Исполнители ритуалов представляют эту ногу у двери в тот мир, чтобы она открылась и дала пройти душе воскресших. Если ритуал не совершится, то дверь останется закрытой и огонь Сета спалит нашу землю.

Эти признания удивили писца.

— Но если души фараонов живут в звездах, которые находятся вокруг Полярной звезды, то как же они могут быть под покровительством Сета?

— Они питаются его силой, как царствующий фараон питается теми блюдами, которые ему приношу я.

— Ты... ты знаешь Сесостриса?!

— Знать — это слово с очень глубоким смыслом! Но я действительно имею привилегию видеть его один раз в неделю, если он находится в Мемфисе. В такой вечер он любит обедать один. Я и мой помощник приносим ему мясо, полное энергии.

В это мгновение Икер почувствовал, что, наконец, обретает возможность уничтожить тирана. О, он во что бы то ни стало должен сохранить спокойствие, не показать своего нетерпения или воодушевления!

— Это большая ответственность... Здесь нельзя разочаровать Великого Царя!

— Мое дело — хорошо знать свою профессию.

— Говорят, что царь — человек не из легких.

— Как можно так говорить! Он выше всех на голову, и никто не может вынести его взгляда. Когда он говорит, его низкий могучий голос пронизывает душу, и ты себе кажешься маленьким! А его спокойствие! Оно почти нечеловеческое! Кажется, ничто не может поколебать его. Я уж не говорю о его власти... Мудрецы, выбиравшие его, не обманулись!

— К счастью, — поспешил вставить Икер, — он находится под высоким покровительством.

— С той системой безопасности, которую выстроил начальник всей стражи Собек, Сесострису действительно нечего бояться! Через контроль могут пройти только знакомые люди. Даже я и мой помощник подвергаемся обыску и только потом получаем пропуск на вход в покои Великого Царя.

Из боязни вызвать подозрение у мастера-мясника Икер сменил тему разговора. Разве сегодня он мало узнал? Разве этого недостаточно, чтобы подогреть в нем жажду осуществить план? А вдруг ему повезет!

— Многие опасаются войны в Сирийской Палестине. Как ты считаешь, она будет?

— Нет! Царь совершенно правильно и очень твердо вмешался в дела земли Ханаанской, где кандидатов на роль смутьянов хоть отбавляй. Этим людям только и нужно, что мутить воду в колодце — даже во вред собственному народу. Отбить им охоту к этому может лишь генерал Несмонту. А как тебе нравится этот жареный кусочек?

— Ничего вкуснее не ел!

— Это любимое блюдо нашего царя.

— Тебе действительно очень повезло, что ты его видишь.

— Если бы ты стал моим помощником, то и тебе выпало бы это счастье!

— О, я всего лишь писец-контролер и совершенно не способен исполнять обязанности мясника.

— Чтобы сопровождать меня во дворец и нести блюдо, этого и не нужно. Если мой подручный сменит свою профессию, я возьму тебя. Ну хоть разок! Великому Царю будет приятно познакомиться с таким юным и блестящим писцом.

Тонкий Нос заканчивал штопать парус своей лодки, на которой в соседний город возил продавать горшки. В его родной деревне, что в двух днях плавания от Мемфиса, у женщин было в запасе все необходимое снаряжение. Но здесь Тонкому Носу явно не хватало прочных и подходящих кусков парусины.

Подошли двое стражников.

— Это ты — Тонкий Нос?

— Да, я.

— Ты — деревенский горшечник?

— Насколько я знаю, там другого нет.

— Эта лодка — твоя?

— Да.

— Ты и твоя лодка забираетесь на принудительные работы.

— Принудительные работы... Какие это принудительные работы?

— Увидишь.

— Ничего я не увижу! Я ремесленник и соглашусь на принудительные работы только в случае абсолютной необходимости, когда нужно будет чинить дамбы перед паводком. Но сейчас не то время!

— У нас приказ.

— Чей?

— Собека-Защитника, начальника всей стражи царства.

— И что же требует ваш Собек?

— Я тебе сказал, сам увидишь.

— И речи не может идти!

— Или ты подчиняешься, или мы забираем твою лодку.

— Попробуйте, увидим!

Ударом дубинки один из стражников поставил Тонкого Носа на колени. Другой набросился сверху и связал его.

— Тихо, приятель! Будешь кричать, мы размозжим тебе голову.

Тонкий Нос в испуге глядел, как двое стражников уплывали на его лодке.

Обокрали, избили, ранили... Ну он им еще покажет!

После долгого разговора с фараоном визирь Хнум-Хотеп в отчаянии смотрел на кипу папок с делами. Назначить новую администрацию, бороться с любыми формами проявления коррупции, от каждого добиваться самого лучшего результата, обеспечить каждому египтянину благополучное существование, не ставить ни одну провинцию в зависимое положение — вот только некоторые из приоритетных задач, которые ставил перед ним Сесострис. Царь и сам вел большую работу, не считая ежедневных обязанностей по исполнению ритуалов. Визирь брал на себя остальное, но это остальное делалось с помощью членов Дома Царя.

Те, кто считал, что эта высокая должность доставляет такое же удовольствие, как и приятная прогулка, были глупцы или наивные люди. Это удовольствие было горьким. Но Хнум-Хотеп испытывал глубокую радость, если в какие-то моменты ему удавалось исполнить закон Маат и восстановить справедливость — вне зависимости от того места, которое занимали обвиняемый и обвинитель.

— Сколько сегодня просьб об аудиенции?

— Двадцать, — ответил секретарь.

— Есть серьезные причины?

— Внешне нет. Разве только один ремесленник, но его история выглядит такой странной, словно этот человек не совсем в своем уме.

— Тогда пусть войдет первым. Если это безумец, то разговор будет коротким.

Ремесленник не осмеливался войти в кабинет визиря. Секретарь был вынужден его подтолкнуть.

— Как тебя зовут? — строго спросил Хнум-Хотеп.

— Нос... Тонкий Нос.

— Профессия?

— Горшечник.

— Судя по рапорту, который лежит передо мной, правитель твоей деревни сказал, что не в его возможностях решить твое дело, и он тебе посоветовал обратиться в суд твоей провинции. Но и тот оказался не в состоянии решить его. Следовательно, твое последнее обращение — это обращение в суд визиря. Факты должны быть исключительной важности.

— Они... Они действительно важные!

Зная, что второго такого случая ему не представится, Тонкий Нос заговорил быстро, проглатывая окончания слов.

— На меня напали, меня избили и увели мою лодку! Их было двое, вооружены дубинками. Они даже пригрозили мне, что убьют меня, если я буду сопротивляться. И все из-за принудительных работ! Но сейчас не то время. Поэтому я отказался и...

— Кто были эти люди?

— Стражники.

— Стражники, ты уверен?

— Да, господин. Они действовали по приказу Собека-Защитника.

Лицо визиря стало угрожающим.

— Ты согласишься повторить это, поклявшись именем фараона, что ты говоришь действительно правду?

Тонкий Нос все повторил и поклялся.

— В каком направлении они поплыли?

— Они уплыли на север. Вы... действительно восстановите справедливость?

— Государство даст тебе новую лодку, хлеба, пива, масла и одежду. Тебя отведут к врачу, и тот осмотрит тебя и вылечит. Расходы на пребывание и дорогу за мой счет.

— И Собека приговорят?

— Правосудие пойдет своим обычным путем.

С описанием украденной лодки, на парусе которой было поставлено имя Тонкого Носа, писцы прибыли в порт и остановились перед воротами, которые вели на пристань судов стражи.

— Что вам нужно? — спросил мрачный охранник.

— Мы из надзора.

— У вас есть письменный приказ начальника Собека?

— Достаточно того, что у нас есть приказ визиря.

— Я подчиняюсь только начальнику Собеку.

— А он подчиняется визирю. Освободи-ка нам путь. Если ты этого не сделаешь, мы тебя арестуем.

Охранник повиновался.

Не понадобилось и получаса, чтобы инспекторы обнаружили лодку Тонкого Носа, пришвартованную между двумя судами речной стражи.

25

— Что еще, Хнум-Хотеп?

— На этот раз, Собек, все действительно очень серьезно. Один горшечник, Тонкий Нос, подвергся нападению, был избит и обворован двумя стражниками, действовавшими по твоему приказу с целью отправить его судно на принудительные работы.

— Сейчас не то время, и я никогда не отдавал такого приказа!

— У меня есть доказательство.

— Какое?

— Воры захватили лодку своей жертвы. И мы только что нашли ее в порту стражи.

— Меня подставили!

— Но факты есть факты, Собек. Среди твоих ребят, по крайней мере, двое — злоумышленники. Мне хочется верить, что ты тут ни при чем, но виновные должны быть арестованы, и быстро. Если этого не случится, ты будешь ответствен за это серьезное преступление.

Защитник бросил все свои дела и принялся за проверку своей собственной службы.

Они шли, опустив голову, у них были потухшие глаза и плечи портовых рабочих, но они были богаты. Каждому из них Жергу только что вручил кожаный мешок, наполненный полудрагоценными камнями, которые они продадут по хорошей цене.

— Странно, заплатили хорошо! — признал старший из них, намекая на легкость работы. — Избить горшечника, напугать его и украсть лодку — мы брались за задания и похуже!

— Ну, завести лодку на пристань стражи — это все-таки риск!

— Это темной-то безлунной ночью, когда охранник пьян в стельку? Да, пожалуй, слишком тяжелый труд! Нет ли у вас еще такой же работы?

— Сожалею, — ответил Жергу, — но нам лучше больше не встречаться. Но в Сихеме, напротив, один из моих друзей подготовил вам сюрприз.

— Еще более прибыльный?

— Куда прибыльнее!

— Кто хочет перебраться через Стены Царя, должен внушать доверие.

— Вот табличка, которую ты покажешь таможенникам. Вы пройдете без задержки.

Мужчина накинул на себя тунику.

— А как зовут твоего друга?

— Представься в управе, он вас ждет.

Бандит понял так: речь шла о самом правителе, который был так же подкуплен, как и другие. Да уж, действительно, работа на Жергу заведет их бог знает куда.

С высоты холма, спрятавшись в зелени баланита, Жергу смотрел, как двое кретинов спокойно шли в сторону границы.

Ни тот ни другой не умели читать.

Когда они показали свой документ солдату, ситуация мгновенно накалилась. Произошла ссора, из которой оба бандита вышли победителями. Но только-только они собрались бежать, как с десяток лучников взяли их на прицел и... не промахнулись.

На табличке было написано: «Смерть египетской армии, да здравствует ханаанская революция!»

Так исчезли двое напавших на горшечника. Теперь никто не сумеет найти связь между ними и трупами провокаторов-смутьянов.

— Как это — ты спал? — возмутился Собек.

— Да, сознаю.

— И вместо того, чтобы наблюдать за портом, ты проспал всю ночь?

— Ну не всю... Ох, действительно почти всю. Я не мог подозревать... Это все же пристань стражи, здесь нечем рисковать!

— Ты что, выпил?

— Финиковой водки, и отличной!

— А кто угостил?

— Не знаю, я нашел ее в своей сторожке. Попробовал, а потом... Ну вы знаете, что это такое... Скучно, становится прохладно... Но обычно-то я держу кое-что получше алкоголя.

«Этот кретин принял наркотик!» — догадался Собек.

Тот, кто совершил эту проделку, не был глуп и не оставлял ничего случайно. За Собеком ловушка захлопнулась... Если только он не сумеет найти подкупленных стражников.

Чтобы выявить возможных провокаторов, Собек-Защитник лично провел несколько чрезвычайно неприятных допросов, а его доверенные подчиненные — углубленное расследование.

Очень быстро распространилась весть о том, что стражу раздирают серьезные противоречия.

В таверне пьяный сириец влез на стол и с грацией слона стал танцевать.

Охмелевшие посетители зааплодировали.

— Я свалил Собека! Он считал себя сильнее других, но пшик... Один хороший пинок под зад, и он слетел! Самый сильный — я!

Последовала целая тирада из непотребных слов, вызвавших дружный хохот окруживших сирийца выпивох.

Разносчик воды, лучший агент ливанца, внимательно слушал этот бред. Он и в этой таверне, как и во многих других, почти не пил и собирал сведения, чтобы информировать своего хозяина о несчастьях, свалившихся на голову начальника всей стражи Собека.

Скорее всего, подвыпивший гуляка похвалялся зря, но водонос был дотошен и хотел выяснить подробности. Поэтому после закрытия таверны он потихоньку пошел следом за сирийцем, который едва стоял на ногах.

В темной улочке водонос едва успел подхватить споткнувшегося сирийца под мышки.

— Спаси... бо... К счасть... ю, еще есть... д-о-об... рые люди! — запинаясь, произнес он. — Не то, что Со... бек! Но я... его по... имел!

— Один?!

— Один!.. Ну поч... ти!.. Небольшая такая... подполь... ная группа... О, ее... л и бы ты... знал! Мы пред... ставились реч... ной... стражей! Ты бы... видел ли... цо капи.. тана бар... жи! Он принял нас... за... настоящих! Это нас-то! А мы их в ду... ше ненавидим! Как мы сме... ялись! Осо... бенно тот, кому за... платили лу... чше всех. Но тихо, приятель! Я тебе ничего не говорил! Абсолютно ничего!

— Да я ничего и не слышал. А другие тоже рассказывают эту забавную историю?

— Другие исче... зли. Мы хо... тели встре... титься, чтобы от... пра... праздновать день Со... бека, но они... не пришли.

— А где ты живешь?

— Это зави... сит от того, какой вечер.

— Слушай, а кто вас нанял?

Сириец зловеще улыбнулся, поднял указательный палец к небу, и его опьянение мигом исчезло.

— Меня не так-то легко взять, малыш! Это секрет из секретов! Но парень этот не промах!

По всей вероятности, банда этих простоватых разбойников, которым было поручено скомпрометировать Собека, была уничтожена, чтобы ни один из ее членов не смог открыть правды и тем доказать невиновность начальника всей стражи. Плохая работа, если судить по тому, что в живых остался один очевидец. Тем более пьяница и болтун! Водонос решил обо всем донести своему ливанцу.

Как устоять перед устрицами под соусом, в котором смешивались пахучие травы? Это блюдо было подано после двух закусок и рыбы, а за ним следовал знаменитый десерт искусного повара! Ливанец позабыл обо всех диетах и стал предаваться ни с чем несравнимому удовольствию...

Но следовало, однако, не забывать и о последнем докладе разносчика воды... На этот раз, сомнений никаких: Собек-Защитник стал жертвой заговора. Отличная новость сама по себе, но необходимо было вычислить того, кто все это замыслил и осуществил. Себя при этом ливанец ничем не выдавал: от своих агентов он всегда требовал крайней осторожности, так как любая неуместная инициатива могла испортить всю игру.

Вкусный обед и красное вино, букет которого ласкал нёбо и горячил кровь, освежали голову. Во всей массе информации, собранной агентами, ливанца поразила одна деталь: суда, остановленные стражниками, были баржами с зерном. Кому мог быть известен их маршрут и кто мог знать, в каком месте их лучше остановить? Только двое!

Один человек — это начальник речной полиции, которого назначил Собек. Зачем ему было вредить своему начальству?

А вот вторая личность гораздо интереснее: Жергу, главный инспектор амбаров. А за Жергу — Медес, секретарь Дома Царя!

И если только этот Медес действительно стоит во главе заговора, то, не предупредив Провозвестника, дальше идти нельзя.

— Если ты просил о встрече, — сказал Собеку визирь, — то, конечно, потому что хочешь сообщить мне о результатах своего расследования. Надеюсь, результат положительный.

— С моей точки зрения, да.

— Имена виновных?

— Я их не знаю, но уверен: это не стражники.

Тон Хнум-Хотепа стал более жестким.

— Напрасно и смешно запираться, Собек! Дело слишком серьезное. Если ты продолжаешь покрывать своих людей, то будешь отвечать один.

— Я никого не покрываю. Серьезные допросы, которые велись со всей строгостью, только вызвали ненужные разговоры среди стражников.

— Ты мне не оставляешь выбора. Я обязан тебя обвинить и снять с тебя полномочия.

— Я стал жертвой заговора, и ты принимаешь несправедливое решение.

— Не наказав тебя, я накажу право нашего государства, и царская власть будет серьезно ослаблена.

— Ты совершаешь серьезную ошибку, визирь.

— До того, как пойдет твой процесс, у тебя будет много времени, чтобы доказать свою невиновность. Но с этого момента ты больше не управляешь стражей. И я считаю, что лучше будет, если твои доверенные люди не станут более нести службу непосредственной охраны царя.

Собек побледнел.

— Это почему?

— Предположим, что двое виновных принадлежат к элитной части стражи, которую ты сформировал и контролируешь... Разве осторожно будет оставить их руки свободными?

— Да пойми же ты, преступник пытается уничтожить меня, чтобы сделать уязвимым фараона!

Хнум-Хотеп задумался.

— Это действительно одна из возможностей, и я приму необходимые меры, чтобы Великий Царь не подвергся никакому риску. Но существует и другая возможность: люди, преданные начальнику всей стражи царства, сочли, что могут совершать преступления в полной безопасности, потому что их покрывает начальник. Такой подлый поступок повел бы к недопустимому упадку государственной власти. Моя главная обязанность помешать этому.

— Позволено ли мне будет увидеть царя?

— Такая встреча означала бы, что он дает тебе позволение на все твои действия. Кроме того, фараон никогда не вмешивается в дела правосудия.

— Я тебя уважаю, Хнум-Хотеп, но ты, видно, меня плохо знаешь, раз так заблуждаешься.

— Надеюсь.

— Готово! — воскликнул Жергу, торжествуя. — Собек-Защитник только что был обвинен визирем в намеренных побоях, краже лодки, нелегальном использовании работ по повинности и злоупотреблении властью. Ну как?

— Хнум-Хотеп хотел показать пример и доказать народу, что государство не подкупается, — сказал Медес. — Но еще нужно, чтобы Собека осудили.

— У него не осталось никаких шансов выкрутиться. Доказательства отягчающие, горшечник поддержит свои обвинения. Мои разбойнички поработали на славу.

— А с этой стороны никакого риска, Жергу?

— Абсолютно никакого! Как мы и предусмотрели, их на границе убили. После себя я следов не оставил.

— Собек попытается доказать свою невиновность.

— Уверяю вас, это невозможно. Проблема решена, и начальник всей стражи царства с дороги убран.

— Возможно, визирь назначит нескольких начальников во главе разных служб безопасности и лично станет их контролировать. В первое время вся организация рассыплется, а этим воспользуемся мы и провернем наш план.

Энергии у Жергу поубавилось.

— А может быть, нам лучше сначала взяться за остальных членов Дома Царя? Падение Собека ухудшит их положение, и...

— Без него Сесострис станет уязвимым. Преданную Защитнику отборную стражу сразу не заменишь! Стало быть, можно будет нанести удар прямо по дворцу.

— Но ни вы, ни я не можем этого сделать!

— Жергу, ты, кажется, колеблешься?

— Убить фараона... Слишком рискованно!

— Как только распустят стражу, набранную Собеком, мы подкупим некоторых из тех, что придут на смену. Тогда дорога станет свободна.

— Не требуйте от меня слишком многого, начальник!

Медес, однако, и не питал никаких иллюзий относительно своего подручного: тот отлично умел работать в темноте, но у него никогда не хватило бы смелости убить Сесостриса.

— Ты прав: ни ты, ни я не можем себя так подставлять. Наймем опытного человека, который ничего не побоится.

— А кто-нибудь есть на примете?

— Этот человек нам еще не известен. Ты должен найти его, Жергу! Ищи в тавернах, доках и бедных кварталах. Найди мне такую отчаянную голову, которая бы клюнула на заманчивую мысль разбогатеть за одну-единственную ночь.

— Но если он провалится, то выдаст нас.

— Провалится ли он или будет действовать с успехом — ему все равно не жить. Либо его убьют стражники, не дав ему выйти из дворца, либо его ликвидируем мы, когда будем вручать его гонорар.

26

Предвидения Медеса сбылись.

Оказавшийся в изоляции Собек, подавленный сложившейся ситуацией, бился как сокол в клетке, боявшийся никогда не оказаться на свободе. Двери перед ним закрывались одна за другой, и он ощущал, что ему как воздуха не хватает поддержки фараона. Вокруг — даже в рядах стражников — перешептывались: «Дыма без огня не бывает. Возможно, и Собек-Защитник был не без греха. У него было слишком много власти, и он переступил допускаемые законом границы, считая себя неприкосновенным!»

Тот, на кого пало обвинение, не знал, за что хвататься: ни одного подозрения, ни малейшего следа и больше ни одной возможности вести расследование. И вместо того чтобы доказывать свою невиновность, Собек впал в бездеятельность. Во время процесса его, конечно, изваляют в грязи, напридумывают новых обвинений, наговорят, что он был завистлив, резок и честолюбив, а потом приговорят к позорному наказанию.

Перед лицом такой несправедливости ему хотелось бежать из страны. Но он не мог вести себя как трус. Кроме того, бегство лишь утвердит всех в его виновности... Оставалось лишь надеяться на чудо.

Самым страшным ударом — прямо в сердце — стало для Собека разрушение дела, которому он отдал многие годы. Личная охрана царя, подозреваемая в сговоре со своим начальником, была рассредоточена по другим подразделениям и заменена профессиональными военными, не знакомыми с тактикой бандитов. К тому же личное соперничество военачальников, каждый из которых стремился привлечь к себе симпатии визиря, а значит, и обеспечить себе и своим подчиненным повышение по службе, дезорганизовывало патрули, обходы и в целом наблюдение за дворцом.

Собек начинал опасаться худшего.

Икер и мастер-мясник понимали друг друга как нельзя лучше. Юный писец хотя и постигал сложности и ритуальный характер работы своего нового покровителя, все же чувствовал, что никогда не будет способен ее исполнять. Но от него требовали лишь ведения строгой отчетности и скрупулезного учета кусков мяса, каждый из которых должен стать жертвой богу.

Один день в неделю мастер уходил с работы, чтобы присутствовать на церемонии в храме Хатхор вместе со жрицами из Жилища акации, которыми руководила сама царица.

Однажды за обедом, когда оба лакомились внушительным куском филея, Икер осмелился задать мастеру давно мучивший его вопрос:

— Случается ли тебе говорить с царицей?

— Когда она живет в Мемфисе, то сама исполняет ритуалы и не склонна к пустым разговорам.

— Почему ты приписан именно к этим жрицам?

— Я доставляю им силу Сета, которую только они умеют направлять и воссоединять в небесной гармонии с силами добра. Разве ты не знаешь, что Хатхор и Сет вместе обитают в едином существе — в теле фараона? Царица — единственная видит это. Только она способна познать целостность этой двойственности. Созерцая царя, она созидает гармонию. И, создавая ее, она примиряет непримиримое.

Икеру захотелось крикнуть, что Сесострис — тиран, Сет, попирающий ногой Хора! Но он лишь до крови прикусил себе язык.

— Задача царицы Египта тяжела, — проглотив несказанные слова, выдавил из себя Икер.

— Особенно сейчас!

— А что сейчас происходит?

— Царица из-за кризиса увеличила число ритуалов, охраняющих фараона. Начальника стражи Собека обвинили в злоупотреблении властью. Это очень тяжелый удар по фараону, который полностью ему доверял. Визирь улучшает службу безопасности, а на это нужно время.

— Но двери дворца все же не раскрыты всем ветрам!

— Ох, почти! Система, с такой тщательностью отлаженная Собеком, с треском развалилась. Вчера вечером, неся со своим помощником блюдо к царю, я понял, что многие виды проверки больше не действуют.

Для Икера стало настоятельной необходимостью занять место помощника мастера. Разве падение Собека-Защитника не открывало перед ним неожиданные возможности? Он должен действовать!

Вкусив любимой соли, Провозвестник тяжелым взглядом посмотрел на ливанца.

— Что хочет мне сообщить мой дорогой друг?

— У меня отличные новости, господин! Собек-Защитник снят со всех своих должностей. Он, без сомнения, попал в западню, подстроенную ему Медесом, но у меня пока нет прямых тому доказательств. И мне представляется, что не следует дальше расследовать это дело.

— Кто сменил Собека?

— Никто. У него были такие обязанности и такие умения и навыки, что его отстранение пробило настоящую брешь в защите египтян. Визирь пытается залатать ее, но без большого успеха. Итак, защита царя значительно ослаблена.

— Почему Хнум-Хотеп ведет себя так странно?

— В его глазах — а он слишком прямолинеен — исполнение закона важнее любых других доводов. Из слухов мне известно, что у него против Собека собраны веские аргументы.

— Это похоже на сведение счетов...

— Возможно. Хнум-Хотеп был правителем провинции, и ему, должно быть, не так уж досадно удалить одного из своих бывших противников. Полагаю, что на этом он не остановится и вскоре возьмется за других близких к фараону людей.

— Возможно ли получить информацию о внутренних комнатах дворца и личных покоях Сесостриса?

— Если бы стражей руководил Собек, я бы вам ответил: нет. Сегодня все по-другому. Стража и слуги не подчинены больше одному начальству.

— Постарайся узнать, в какой именно момент царь окажется более всего уязвимым.

— Вы считаете, что...

Провозвестник вдруг заговорил очень мягким и ласковым голосом.

— Судьба может продвинуть вперед наше дело гораздо раньше, чем мы намечали.

Таверны переполняли мелкие жулики, которые в любой момент были готовы провернуть еще одно какое-нибудь темное дельце. Но... в допустимых пределах... Конечно, отставка Собека многих из них побудила взяться за старое, но увы! Большинство, уже хорошо знакомое со стражей, вовсе не горело желанием возвращаться в тюрьму. Визирь не шутил с охраной людей и имущества. Преступление и насилие карались смертной казнью, а воровство расценивалось как тяжкое преступление. Вор считался человеком, наделенным таким качеством, как жадность. А жадность была проявлением изефет — разрушительной силы, противопоставленной Маат.

Чтобы найти такую редкую птицу, которую хотел получить его покровитель, Жергу следовало воспользоваться периодом смуты, временем, когда Хнум-Хотеп менял силы порядка и назначал новых начальников. Но этому Медесу все было не так...

Таверны? По мнению Медеса, там много болтали, слишком много. Найти там подручных вроде тех, которых они набирали обычно, чтобы потом по-тихому от них избавиться, еще куда ни шло... О них быстро забывали, и никто о них не жалел. Но убийца фараона... У этой личности должен быть масштаб! В питейных заведениях Жергу не найдет потенциального убийцы!

И тогда Жергу методично обследовал небогатые кварталы Мемфиса, в которых, несмотря на бедность жителей, царила истинная радость жизни. Нищеты не было ни в одном семействе, и популярность Сесостриса непрерывно росла. Благодаря ему люди ели досыта, жили в мире и не боялись завтрашнего дня.

Когда фараон — добрый, все хорошо.

Во время бесед Жергу слышал только похвалы монарху. В разочаровании он не осмеливался развивать эту тему дальше.

Оставались лишь портовые рабочие.

В этой среде было два преимущества: физическая сила, необходимая, чтобы убить царя, и то, что здесь работало много иноземцев. Разве не лучше было бы, чтобы убийцей был иностранец?

Жергу навел справки о таких рабочих и особенно подробно просмотрел списки тех, кто занимался перегрузкой зерна. Как главный инспектор амбаров он имел доступ ко всем административным документам.

После нескольких дней бесплодного поиска его заинтересовала одна деталь. По документам, на втором причале в бригаде работало десять портовых рабочих, из которых двое были иностранцами — один сириец и один ливиец.

Но на самом деле рабочих было одиннадцать.

Стало быть, этот одиннадцатый не имел никаких законных оснований жить в Египте! Наблюдая из укрытия за передвижением грузчиков, Жергу заметил, что время от времени высокий мужчина с изрезанным шрамами торсом сворачивает в другое хранилище и прячет там свой груз. При каждом таком заходе он перебрасывался парой слов с ливийцем.

Когда стемнело, ливиец привел двух ослов, нагрузил на них мешки и повел их из порта. Жергу отправился следом. В тихом предместье ливиец выгрузил добычу и спрятал ее в сарайчике рядом с домом.

Когда он уже собирался переступить порог своей хижины, Жергу вышел из укрытия.

— Стой спокойно, дружок, дом окружен. Если попытаешься бежать, лучники тебя пристрелят.

— Вы... стражник?

— Хуже: служба преследования хищений. У нас нет ни суда, ни следствия, мы караем немедленно. Мне известны все твои махинации. Воровство зерна — это пожизненная каторга. Но, может быть, тебе удастся выкрутиться.

Не помня себя от испуга, ливиец прохрипел пересохшим горлом:

— Выкрутиться? Как?

— Войдем-ка в дом.

Домик был симпатичный.

— А твое дело приносит тебе неплохой доходец!

— Поймите меня, я хотел заработать побольше! Я заплачу вам, клянусь!

— Кто твой сообщник?

— У меня нет сообщника... Никого нет...

— Еще одна ложь, и прощайся со своей свободой!

— Ладно... Есть человек, который мне помогает. Это... мой брат.

— Нелегальный рабочий?

— Ну что-то в этом роде.

— Почему он не пришел в Египет законным образом?

— Это его не очень устраивало.

— Правду! И быстро!

Ливиец опустил голову.

— Он убил оскорбившего его стражника. Мой долг был помочь ему. Но поскольку он не вписан в список рабочих, мы пытаемся как-то выйти из положения. Другие согласились ничего не рассказывать.

— Где он живет?

— В хижине рядом с портом.

Жергу потребовал уточнений, чтобы легче было найти этого парня.

— Его имя?

— Изрезанный. Если честно, он всегда был задирой.

— Уж конечно, он укокошил не одного стражника, твой милый братец!

— Нужно же было ему защищаться! Вы нас арестуете?

— Это зависит от многих обстоятельств, — многозначительно ответил Жергу.

— От каких именно?

— От вашего с братом желания сотрудничать.

— Что мы должны делать?

— Ты должен помалкивать и работать как обычно, объяснив всем своим коллегам, что твой брат вернулся в Ливию.

— Значит, вы его арестуете!

— Я предложу ему поручение с целью преследования хищений, — заявил Жергу. — Если он справится хорошо, то получит разрешение на законное пребывание в Египте и на законную работу. У вас обоих все будет в порядке, и вы перестанете вести себя как воры. Но если он откажется, то ваше будущее будет незавидным.

— Я могу... с ним переговорить?

Жергу сделал вид, что колеблется.

— Это не в наших правилах, но...

— Пожалуйста, доверьте мне уладить дело! Если я не подготовлю почву, Изрезанный может как-нибудь неправильно отреагировать!

— Ты просишь меня слишком о многом! Ладно, будь что будет, стану для вас добрым волшебником! Завтра переговори со своим братом, но больше ни одного мешка налево, и вечером я жду вас обоих у него. Постарайся убедить брата.

— Рассчитывайте на меня!

27

Кривая Глотка любил Мемфис. Он мечтал обзавестись собственными хранилищами и стать очень богатым. Увы! Эти планы были более зыбкими, чем откровенный грабеж отдельных хозяйств, находящихся под его покровительством.

Волосатый гигант с огромными ручищами внушал страх своим жертвам, и этого было достаточно, чтобы они соблюдали абсолютное молчание и платили свои взносы исправно.

В итоге Кривая Глотка видел, что его небольшой капиталец постоянно растет. Когда он бывал в Мемфисе, то, не забывая о работе на Провозвестника, успевал воспользоваться и радостями жизни.

Квартал, где жил вождь, охранялся четырьмя его верными людьми, немедленно выслеживавшими всякого нового или просто любопытного человека. Кривая Глотка вошел в лавку, которую держал один из бандитов. Он был довольно симпатичным и продавал сандалии, циновки и домотканые ткани клиентам из народа.

Взглядом хозяин указал вошедшему, где подняться на второй этаж.

Однако на лестнице Кривой Глотке загородил проход Шаб Бешеный.

— Я должен тебя обыскать.

— Ты сбрендил, приятель? Я тебе не незнакомец какой-нибудь!

— Это приказ Провозвестника.

— Берегись, Бешеный, я рассержусь!

— Приказ есть приказ.

Между двумя бандитами отношения никогда не были сердечными. Бешеный смотрел на Кривую Глотку как на зарвавшегося бандита, думавшего только о собственной выгоде. Кривая же Глотка ненавидел Бешеного за то, что тот был предан своему хозяину как собака.

— Когда я иду в Мемфис, я никогда не беру с собой оружия. Если меня остановит стража, я в безопасности.

— И все же дай я проверю...

— Ну если это тебя позабавит...

Кривая Глотка не лгал. Оружия при нем не было.

— Иди за мной!

Провозвестник сидел в самом центре темной комнаты. Окна были завешены циновками и не пропускали ни одного луча света.

— Как твои дела, мой храбрый друг?

— Как нельзя лучше, господин! Бизнес процветает. Я принес свой взнос.

— В каком виде?

— Со мной пришли двое моих ребят. Они сложат в лавке драгоценные камни, которые я купил на налоги с моих подопечных. Вы можете обменять это на оружие.

— Надеюсь, ты не рискуешь.

— О, никакого риска! Я выбираю подходящее хозяйство, угрожаю, слегка трясу, если нужно, и снимаю плату за свое покровительство, не прощая ни малейшего опоздания.

— Видишь, Кривая Глотка, благодаря мне ты стал богат.

— Ну не будем преувеличивать, господин. Содержание моей команды обходится мне недешево.

— Твои ребята без тренировки не застоялись?

— О, нет! Мы тренируемся много, и никто не выдерживает нашего удара.

— Собек-Защитник больше не является начальником всей стражи. А раз его организация развалилась, обстоятельства нам благоприятствуют. Вскоре у меня будет информация, которая позволит нам войти внутрь дворца. Мне нужен храбрый доброволец, способный убить Сесостриса.

— Мои ребята все такие, но у меня есть любимчик: один порочный и быстрый на руку сириец. Его никто еще не сумел устрашить. Его ненависть к Египту так велика, что он вырежет хоть всю страну! Для него убить фараона — высшее удовольствие!

В этой части города было совершенно темно. Если бы Жергу не побывал здесь днем, ему было бы очень трудно сориентироваться ночью. Этот район города вскоре должны будут снести, чтобы выстроить на этом месте новые, более просторные здания.

— Изрезанный, покажись!

Ответа нет.

И вдруг Жергу испугался.

А если грузчик нападет на него? С такой мускулатурой главному инспектору амбаров не справиться!

— Покажись или я уйду.

— Я здесь, — сказал глухой голос.

Жергу двинулся вперед, и его взгляд стал различать в темноте силуэт ливийца. Тот стоял у стены, скрестив руки.

— Твой брат говорил с тобой?

— Говорил.

— И ты согласен?

— Конечно, нет. Мне ничего не навяжешь.

— Тем хуже для твоего брата.

Докер выпрямился.

— Что это значит?

— А то, что команда по ликвидации хищений его арестовала, и его судьба зависит от твоего согласия.

— Я сейчас переломаю тебе все кости!

— Это не спасет твоего брата. Если ты не послушаешься, он умрет.

Ливиец сплюнул.

— Что тебе от меня нужно?

— Поскольку ты уже убивал, то, не колеблясь, можешь сделать это еще разок.

— Возможно.

— Твои прежние подвиги — так, мелочь! Возьмешься ли ты, Изрезанный, убить большого человека?

— Что это меняет? Это значит, что одним мерзавцем на земле будет меньше.

— Убьешь даже фараона?

Ливиец вжался в стену.

— Фараон — это бог!

— Ну не более чем ты и я.

— Убирайся, я и слушать не хочу!

— Выбирай: царь или твой брат. Если откажешься, твоего брата казнят сегодня же ночью.

— Фараона защищает магия!

— Ложь, ситуация изменилась.

— Да? А что произошло?

— Собек-Защитник снят с должности. А без него никакая магия не действует. Теперь царь такой же человек, как и остальные.

— А стража?

— Те, что были поставлены Собеком, ушли. Мы сделаем так, что до самых покоев Сесостриса дорога тебе будет свободна.

— Когда и каким оружием?

— Оружие тебе подготовят. Когда придет момент, я дам тебе знать. Не выходи из дома и жди.

— А брат?

— Он останется заложником до тех пор, пока ты не исполнишь поручение. Потом вы оба будете богаты. Не нужно будет ни воровать, ни прятаться, ни работать. Ты и твой брат будете героями. У вас будут богатый дом и целая армия слуг. Теперь ты волен отказаться.

— Я согласен.

Помощник мастера-мясника, старательный и веселый парень, обучался профессии с благоразумной ленцой и соблюдал буквально все советы своего учителя. Благодаря требовательности мастера бойня при храме Птаха была лучшей в стране.

— У меня приятная новость, — сказал помощник мастера Икеру. — Я скоро женюсь. Ах, если бы ты знал, какая она красавица! Ее родителей было убедить нелегко. Но раз она приняла решение, то им осталось лишь согласиться.

— Желаю тебе большого счастья.

— А сам ты не подумываешь о свадьбе?

— Нет еще.

— Ты не слишком... серьезный?

— Приезжему устроиться в Мемфисе совсем нелегко, и мне хочется сначала выучиться. А потом посмотрим.

— Ну хотя бы не забывай захаживать к девочкам!

Пока помощник мастера был занят в разделочной, Икер стал думать о юной жрице, образ которой продолжал посещать его по ночам. Если бы он не возложил на себя миссию, из которой не выйдет живым, то давно бросился бы ее разыскивать.

А зачем? Найти ее невозможно. Если бы чудо свершилось и он ее увидел, то разве не рассмеялась бы она в ответ на его глупые слова? У него была бы другая жизнь!? Но питать себя мечтами и иллюзиями не следует, это никуда не ведет. Да, Икер знал свою цель: царский дворец.

Составляя недельный отчет, который оказался таким же хвалебным, как и предыдущий, Икер думал о последнем препятствии. Конечно, можно было бы подделать расчет и бросить тень на помощника. Но это значило предать закон Маат и разрушить карьеру хорошего парня. Пожаловаться на него мастеру также было неблагородно.

И вот сейчас, так близко у цели, Икер чувствовал, что беспомощен. Преступник тут же избавился бы от этого препятствия, но писец был не из их числа. Он просто хотел освободить Египет от убийцы и тирана. Только он один должен подставить свою грудь.

Продолжая рисовать иероглифы, Икер судорожно искал выход.

Среди ночи, убедившись, что никто за ним не следит, разносчик воды прошмыгнул в дом к ливанцу. Привратник имел приказ пропускать его в любое время.

Пока слуга ходил будить хозяина, неожиданный гость воздал должное сластям, разложенным на низких столиках. Он-то из-за своих бесконечных шатаний по городу не страдал избыточным весом!

Вошел завернутый в широкое цветастое платье заспанный ливанец.

— Твое дело не могло подождать до завтра?

— Не думаю.

— Хорошо, слушаю тебя.

— Я стал любовником одной из дворцовых прачек. Это хорошенькая девчонка, у которой есть одно бесценное и положительное для нас качество: она болтлива. Она так гордится своим местом, что мне даже не нужно задавать ей вопросов. С сегодняшнего вечера я практически знаю все расположение охраны.

У ливанца сон как рукой сняло. Водонос никогда не хвастался зря.

— Военные со стажем, уверенные в себе и претенциозные, заменяют стражу, которую когда-то ставил Собек. Они очень дисциплинированны, с полуслова слушаются своих офицеров, а те сменяются каждые шесть часов. Царь порой остается в своих покоях один, обедает там или занимается делами. В его покоях — ни одного стражника. И сегодня вечером он будет как раз один.

— Прекрасная работа! Но все-таки стражники есть!

— Их не будет, если их удалить.

— Как это?

— Моя прелестная любовница сказала мне, как зовут того офицера, который будет дежурить завтра с часу ночи. Нужно будет позвать его по имени и заменить одним из наших людей, который прикажет солдатам покинуть дворец, чтобы те вмешались в инцидент на улице. Тогда проход будет свободен.

Одноглазый застучал кулаком по земле, признавая свое поражение. По уговору сириец должен был перестать его душить. Но тот, напротив, нажал еще сильнее.

— Хватит, отпусти его! — приказал Кривая Глотка.

Сириец прикинулся, что не слышит.

Начальнику пришлось схватить его за волосы. Наконец, тот разжал руки.

— Одноглазый просил пощады!

— Не видел. Кроме того, это уловка. Это прожженный хитрец. Он делает вид, что отступает, и снова бросается в контратаку.

Одноглазый лежал, распростершись на земле, его единственный глаз смотрел в небо.

— Эй, давай, подымайся!

Окрик Кривой Глотки не подействовал.

— Можно подумать, что он умер, — ухмыльнулся сириец.

— Слушай, ты убил его!

— Да? Невелика потеря, он сражался все хуже и хуже!

— Пойди умойся и оденься, — приказал Кривая Глотка. — Я тебе даю поручение.

Взгляд сирийца заблестел от возбуждения.

— Наконец-то, наконец-то! И кого же я должен убить?

— Фараона Египта.

28

Мастер-мясник как раз готовил жертвенное приношение для утреннего ритуала, когда ему сообщили неприятное известие: будущий молодожен свалился в горячке и не может выйти на работу.

Мастер позвал Икера, разводившего в это время чернила.

— Сегодня вечером, — сказал он, — царь останется один, и я займусь его ужином. Не хочешь ли ты поработать сверхурочное время и заменить моего заболевшего помощника?

Писец едва сдержал крик и чуть не подпрыгнул от радости.

— Боюсь, я не настолько компетентен.

— Успокойся, ничего сложного! Я понесу первое блюдо, а ты — второе.

— Во дворце меня никто не знает. Стражники меня не пропустят.

— Зато знают меня! А кроме того, меры безопасности сейчас стали значительно слабее. Поверь мне, ты пройдешь без всяких проблем. Ты что, боишься увидеть царя?

— Признаюсь...

— Не паникуй! Я постучу в его дверь. Когда он своим громовым голосом, проникающим сквозь стены, прикажет войти, мы с опущенной головой войдем в комнату и поставим блюда на низенький столик справа от входной двери. Если монарх будет слишком занят своей работой, мы сразу же уйдем. Если же он спросит, хорошо ли работает наше мясное заведение, я отвечу. Если он заметит, что у меня сменился помощник, я представлю ему тебя. Заметь, я понимаю твои опасения. Ведь царь, даже когда сидит, похож на сказочного гиганта! Его взгляд пригвождает тебя к месту, у тебя пересыхает в горле, и ты молчишь, как немой от рождения. И даже те, кто знают его, бывают поражены. Ладно, хватит болтать, принимаемся за работу. Отметь количество и качество кусков, предназначаемых для храма. Потом позволим себе полакомиться.

Когда мастер-мясник ушел, Икер трясущимися руками попытался взять чернильницу. Она тут же у него выскользнула, и чернила вылились на пол блестящей лужицей.

Цель так близка! Сумеет ли он исполнить свою миссию?

Рабочий-ливиец с трудом находил в себе силы работать — настолько он беспокоился за брата. А тут еще его товарищи почему-то решили устроить ему выволочку. Двое из них — с ними он как раз и разгружал баржу с хлебом — ненавидели его родину. Ливиец не осмеливался расспрашивать их о причинах внезапной холодности и старался брать на себя мешки потяжелее. «Господи, как там брат? Уговорили ли его сотрудничать?» Странный тип, который им так навязывался, ливийцу не нравился. Такие люди не шутят. Поэтому его требования придется выполнять.

Еще один мешок... Он был такой тяжелый, что ливиец чуть не рухнул под ним.

— Ребята, здесь нужны двое, иначе мне его не донести!

— Когда ты насиловал девчонку, ты был один, а? — спросил его один из рабочих, глядя на ливийца ненавидящим взглядом.

— Что ты несешь?

— Мы все знаем, мерзавец!

— Вы ошибаетесь, я ни на кого не нападал!

— Говорю тебе, мы все знаем. Такие мерзавцы как ты не заслуживают даже суда. Мы сами сейчас исполним предписание.

Рабочий столкнул ливийца в воду. Тот плавать не умел и беспомощно забил по воде руками. Когда он стал звать на помощь, ему на голову сбросили тот самый тяжелый мешок. Потеряв сознание, ливиец пошел ко дну.

— Справедливость восстановлена, — прокомментировали случившееся товарищи.

Жергу наблюдал за сценой издали. Портовые рабочие, убежденные в том, что насилие действительно состоялось, получили от него солидную плату за убийство этого чудовища под видом несчастного случая и исполнили свою задачу блестяще.

Согласно требованию Медеса Жергу не оставлял следов.

По окончании совещания Дома Царя Хранитель Царской Печати Сехотеп сообщил Медесу положения, согласно которым тот должен был составить новые указы. Они должны были улучшить положение ремесленников и снимали административные ограничения, мешавшие торговому обмену между провинциями.

— Великий Царь желает, чтобы эти указы как можно скорее разошлись по стране, — сообщил Медесу Сехотеп. — Иначе говоря, это срочно.

— Сегодня же вечером я представлю проект царю.

— Нет, не вечером. Фараон сегодня обедает один, потому что ему нужно поработать с делами. Но завтра утром, после обычного ритуала на заре, момент будет как раз подходящий. Не ограничивайся обычным проектом и не забудь, что ночь предназначена для того, чтобы спать.

— Вы меня предупредили, — ответил Медес, улыбаясь, — и мне не на что жаловаться.

— У тебя не самая легкая должность, но царь ценит твою работу.

— Быть полезным своей стране — разве это не высшая радость? Извините, не хочу терять ни мгновения.

Медес вернулся к себе и тотчас же отправил слугу разыскивать Жергу по всем амбарам, где тот распускал свои павлиньи перья перед подчиненными. Жергу поспешил в дом к патрону.

— Действовать нужно сегодня ночью, — сказал Медес. — Сесострис в своем кабинете будет один.

— А стража?

— Смена караула будет около часу ночи. В течение нескольких минут коридор, ведущий к личным покоям царя, останется без присмотра. Пусть твой ливиец войдет через служебный вход и идет прямо к цели.

— А если он встретит неожиданное препятствие?

— Пусть уничтожит его. Покажи ему этот план внутренних покоев дворца, и пусть он сохранит его в своей памяти. Потом план сожги. Как дела с его братом?

— Решены окончательно.

— Предупреди твоего бандита и проинструктируй его.

Жергу действительно побаивался этого квартала. Там царила гнетущая атмосфера, и это так отличалось от привычной веселости Мемфиса! Горы мусора дымились на солнце, источая болезнетворный запах, от которого воротило с души. Бездомные собаки рылись в нем, пытаясь найти что-нибудь съестное.

Даже под яркими солнечными лучами укрытие Изрезанного выглядело зловещим.

— Выходи, — приказал Жергу.

Дверь продолжала оставаться закрытой. Жергу в беспокойстве подошел ближе.

— Выходи немедленно!

В нескольких шагах от Жергу угрожающе стали собираться крысы. И в тот момент, когда Жергу решил бросить в них куском засохшей глины, чьи-то руки схватили его за горло и приподняли в воздух.

— Мне хочется тебя задушить! — проревел Изрезанный.

— Отпусти, — успел прошептать Жергу, — я принес тебе первый взнос.

Рабочий опустил египтянина на землю.

— Если ты соврал, тебе конец.

Жергу держался руками за горло. Этот идиот чуть не свернул ему шею!

— Где деньги?

Главный инспектор амбаров порадовался своей осторожности. Предвидя реакцию головореза, он захватил с собой маленький мешочек с великолепной ляпис-лазурью.

— Камни стоят очень дорого! И это всего ли маленькая часть от общей платы... Ты ее получишь, если исполнишь обещанное сегодня ночью.

Ливиец восхищенно гладил камни.

— Никогда ничего подобного не видел... Сегодня вечером, говоришь?

— Я покажу тебе план царского дворца и объясню, как туда пройти. Если тебе все удастся, то для тебя настанет сказочная жизнь! Вот тебе короткий меч, им и воспользуешься.

Офицер, которому было поручено в течение шести часов командовать силами безопасности дворца, пользовался собственной методой, а не приказами Собека, к которым относился с недоверием. Он отправлял младшего офицера предупреждать стражников о времени смены караула, и те друг за другом выходили из дворца в порядке, обратном тому, в котором туда заходили. Так офицер мог не только сосчитать их, но и узнавать в лицо. Затем он расставлял по местам другую группу своих людей.

Солдат, охранявший служебный вход, был рад, что покидает свой пост. Поясница отчаянно ныла, и стоять было невыносимо трудно.

Едва он скрылся из виду, во дворец тут же проник Изрезанный, готовый убить любого, кто встретится у него на пути.

Сириец был поражен.

Как опытный вояка, прошедший подготовку у Кривой Глотки, он уже добрый час наблюдал за постом и дожидался маневра, который должен был организовать подставной стражник. Тогда наступала очередь действовать для сирийца...

Но, по всей вероятности, появившийся стражник не входил в состав караула.

Кем же он тогда был и что ему было нужно? В руке короткий меч, крепкая шея и плечи, суровый взгляд... Ничего обнадеживающего ...

И вдруг сириец понял: переодетый стражник!

А если есть еще и другие, спрятавшиеся во внутренних коридорах? Единственное средство узнать это — прибить вот этого, а потом убедиться самому.

Внезапно послышались приказы, а за ними раздался топот бегущих ног...

Это запланированная диверсия!

Капитану только что сообщили о попытке проникновения в кабинет визиря. Все солдаты должны были немедленно броситься на помощь.

Никого...

Изрезанный медленно двигался по коридорам, припоминая план расположения помещений. Его работа казалась ему такой легкой, что он улыбнулся.

И как раз в этот момент длинное лезвие сильно и точно резануло его по горлу.

В предсмертном прыжке грузчик выбросил вперед руку с коротким мечом, пытаясь достать грудь своего врага. Но сириец увернулся и с удовольствием наблюдал, как умирает тот, кого он принял за стражника.

Боевик двинулся дальше.

Ни стражи, ни солдат. Как и планировалось, дворец на это краткое время был пуст.

Вот, наконец, и кабинет Сесостриса.

Теперь фараону жить недолго! Сириец до конца дней своих сможет хвастать таким подвигом!

В тот момент, когда он уже собирался толкнуть дверь, в его живот больно ударила чья-то голова, которая была тверда, как камень. Дыхание перехватило, и сириец опрокинулся навзничь. Ударом ноги противник сломал ему правую кисть, заставив бросить оружие.

Но долгие часы тренировок не прошли даром — сириец научился действовать в самых крайних ситуациях. Не обращая внимания на рану и боль, он вскочил на ноги и левой рукой сбоку ударил только что напавшего на него человека.

Используя свое преимущество, сириец хотел было нанести еще удар, но его противник оказался стремительнее. Предвидя атаку, он сделал маневр в сторону и мгновенно захватил сирийца сзади за шею. Если бы тот не был ранен, ему было бы проще избавиться от этого захвата. Рана сильно мешала сирийцу в неравной борьбе, которая очень быстро кончилась жутким хрустом шейных позвонков.

Вздохнув с облегчением, победитель оттащил труп в узкий проход, куда складывали белье для стирки.

Перед главным входом во дворец царила суета. Но даже в обстоятельствах, когда стража оказалась в расстроенном порядке из-за ложной тревоги, офицер не утратил контроля над ситуацией.

— Мы можем войти? — спросил мастер-мясник, рядом с которым с замиранием сердца стоял Икер. — Великому Царю не доставит удовольствия остывшее блюдо.

— Идите, — приказал офицер, не желавший из-за чересчур ревностного отношения к службе навлечь на свою голову неудовольствие монарха.

Да, разумеется, стражники еще не были расставлены в тех коридорах, что вели к царским покоям, но ведь мастера-мясника знали все.

Сердце Икера готово было выскочить из груди, он ничего не видел вокруг себя — ни дворца, ни людей. Его взгляд сосредоточенно впился в спину проводника. Тот шел уверенной походкой и вел Икера к цели, которая так часто казалась ему недостижимой. Упорство и удача, в конце концов, устранили все препятствия.

— Вот и кабинет фараона, — сказал мастер-мясник.

Перед тем как убить царя Египта, предстояло выполнить лишь одну пустяковую формальность. И снова Икер поблагодарил судьбу за то, что она заставила его получить военную подготовку в провинции Орикса. Рука Икера не дрогнула, когда он одним ударом оглушил мастера-мясника.

На блюде, спрятанный на самом дне, лежит его короткий меч. Если бы стражники стали обыскивать людей, кто бы догадался заглянуть в пищу?

Писец вытащил короткий меч и застыл перед дверью. Он должен был позабыть о чувствительности, думать только о мести, только о том, что он убивает не человека, а чудовище.

Нужно было действовать быстро, очень быстро, не оставив фараону времени на реакцию.

Когда Икер открывал дверь, низкий могучий голос буквально пригвоздил его к месту.

— Входи, Икер. Я тебя ждал.

29

Кабинет монарха, залитый мягким светом, падавшим от многочисленных светильников, был огромным. Сесострис сидел в позе писца, на его коленях был развернут папирус. Пристальный прямой взгляд буквально сверлил Икера.

— Входи и закрой за собой дверь.

Икер, парализованный неожиданно раздавшимся низким спокойным голосом, повиновался.

— Раз уж ты хочешь убить меня, то тебе нужно другое оружие.

Монарх свернул свой папирус и встал. Он выпрямился перед Икером во весь свой гигантский рост.

— Ты действительно считаешь, что монарха можно убить этим ничтожным коротким мечом? Возьми-ка лучше вот этот. Им владеют сторожа потустороннего мира.

Икер уронил свое оружие и дрожащими руками поймал подарок Сесостриса.

— А сейчас — выбирай: или служишь Маат или ты в союзе с изефет. Кто ты: союзник Хора или слуга Сета? Желаешь ли ты жизненного огня, обновляющего и преображающего мир, или хочешь смерти, на которую обрекают себя преступники?

Сесострис никак не походил на тирана, как представлял себе Икер. Это был не мошенник, не криводушный человек. Он стоял рядом с ним, их разделял всего какой-то метр, и он был в полной досягаемости. А в это время тот, кто хотел на него напасть и был способен его убить, сжимал в руках оружие.

— Решайся, Икер. Некоторые двери открываются только один раз в жизни.

— Великий Царь, как вы узнали мое имя?

— Разве ты позабыл, что мы с тобой встречались во время одного сельского праздника? Тогда я попросил одного из своих верных друзей не терять тебя из виду.

И тут из темного угла комнаты появился Секари. Икер был поражен.

— Ты... Ведь ты был приговорен к каторжным работам, был моим слугой, управляясь с метлой и на кухне!

— В мои обязанности входят многие умения. За тобой было не просто следить, но труд того стоил. Мне даже как-то раз потребовалось взобраться на стену и напугать Текхат, чтобы помешать ей удержать тебя в провинции Орикса.

— Ты... ты все знал о моих контактах... с Биной-азиаткой?

— О твоих контактах — да, но о содержании ваших бесед — нет. Если ты станешь верным фараону, единственному гаранту Маат, то сам расскажешь ему о том, что готовится в Кахуне. Я убежден, что Херемсаф, которому ты был обязан своим возвышением до статуса временного жреца Анубиса, был убит. Ты находишься в центре ужасного заговора, Икер. До этой секунды тобой манипулировали. Теперь ты просто обязан взглянуть правде в глаза.

Молодому человеку показалось, что он сейчас рухнет, — у него закружилась голова.

— Давайте сядем, — сказал монарх. — Секари, безопасность восстановлена, как тебе кажется?

— Стражники снова на своих местах. Что же до мастера-мясника, то он отделается хорошей мигренью. А чтобы он не подал на Икера жалобу, Сехотеп объяснит ему, что речь идет о государственном деле, в котором его однодневный помощник совершенно не замешан.

Завеса приоткрывалась. Здесь, в самом центре дворца, в присутствии хозяина Обеих Земель, Икер начинал ощущать доброе влияние могущества света.

Манипулировали... О, наивный глупец... Сколько ошибок он совершил!

— Великий Царь, я...

— Икер, не надо ни извинений, ни сожалений. Тебе было нужно повстречать врага и пройти беспощадную подготовку. Такое прошлое представляет интерес только при условии, что ты извлечешь из него урок. Единственное, что заботит нас — и тебя и меня — в будущем, это судьба Египта. Поэтому обратимся к настоящим проблемам. Благодаря Секари у меня есть определенная информация, но мне не хватает важных уточнений. Как произошел тот роковой перелом в твоей жизни?

— Меня похитили в Медамуде, моей родной деревне. Я был учеником старого писца, сегодня уже покойного. Он обучил меня чтению и письму. Похитители привязали меня к мачте большого корабля. Он назывался «Быстрый». По словам капитана, я должен был стать жертвой богу моря. Эти бандиты рассчитывали найти в стране Пунт золото.

— Капитан рассказывал тебе, кому именно предназначалось это золото?

— Он сказал, что его миссия была государственной тайной.

— Имя этого офицера?

— Оно мне не известно, Великий Царь. Я знаю только, как звали двух моряков — Черепаший Глаз и Головорез. Но даже самый след этих двоих словно растаял.

— Стало быть, бог моря сохранил тебе жизнь.

— Была страшная буря, и я один спасся. Придя в сознание, я увидел, что нахожусь на чудесном острове — острове КА. И там во сне мне явился гигантский змей, повелитель этой чудесной земли и волшебной страны Пунт. Он сказал мне: «Я не смог помешать гибели этого мира. Сумеешь ли ты спасти свой?» Остров исчез. Меня подобрали моряки, а вместе со мной и сундуки, источавшие дивный аромат. Великий Царь, даже если все, что я говорю, кажется вам неправдоподобным, это чистая правда, клянусь вам!

— Я не сомневаюсь, Икер.

— Моими спасителями оказались другие бандиты, и они отдали меня в руки подставного стражника!

— Того самого, которого мне пришлось убрать неподалеку от Кахуна, — уточнил Секари.

— Но, Великий Царь, я не переставал искать причину, почему на меня обрушилось столько несчастий. Все поиски вели к одному-единственному ответу: это вы. Увязывающиеся друг с другом детали привели меня к заключению, что тот корабль в сто двадцать локтей — «Быстрый» — принадлежал именно вам и что его экипаж выполнял ваши приказания.

— Есть ли у тебя формальные доказательства?

— Я надеялся найти их в архивах провинции Зайца, но, по словам Джехути, все документы, касавшиеся «Быстрого», были уничтожены. Документы, находившиеся в Кахуне, постигла та же судьба.

— Ты прав, Икер: корабль такого масштаба мог принадлежать только исключительно царскому флоту.

Молодой человек вздрогнул всем телом. Если только он не ошибается в самом главном, то перед ним именно тот самый деспот, которого следовало убить!

— Но ни один из моих кораблей не звался «Быстрым», — сказал Сесострис. — Твой корабль, скорее всего, был построен тайно. И с завтрашнего дня начнется подробнейшее расследование этого пиратского акта исключительной важности. Вне всякого сомнения, автор этого преступления был тем самым лицом, который отдавал приказ тому стражнику, чтобы убить тебя. Свершилось то, чего всеми силами пытался избежать преступник: ты рассказал мне правду. Когда он узнает, что ты жив, ты снова окажешься в крайней опасности.

— Я ни на шаг не отойду от Икера, — заверил Секари.

— Что еще обнаружил ты в стране Пунт? — спросил царь.

— К несчастью, больше ничего. Но в памяти своей я храню фразу из Книги Кемит: «Пусть хороший писец спасется ароматом Пунта». Где в действительности эта легендарная страна?

— Известно ли тебе, что сталось с царской бирюзой, которую ты добыл из горы Хатхор?

— Нет, Великий Царь. Банда убийц, опустошившая рудник, спрятала ее.

— Возможно, это были ханаане — вдохновители мятежа в Сихеме, который генерал Несмонту сумел подавить, взяв город. Настанет день, и этого камня нам будет сильно недоставать!

Секари почувствовал, что назревает новая миссия. В каком направлении и с помощью чего ему придется действовать?

— В Кахуне, — прибавил Икер, — старый плотник описал мне сундук из акации, предназначавшийся для долгого путешествия. Я спрашивал себя, уж не в него ли пираты рассчитывали прятать золото Пунта. Ремесленник этот умер и так и не успел назвать мне имени своего заказчика.

Сесострис взглянул на Секари. Ответным взглядом тайный агент дал понять монарху, что Икер больше ничего не знает.

— А сейчас, Икер, — потребовал монарх, — расскажи мне, ничего не утаивая, обо всех своих действиях в Кахуне.

Своим рассказом юноша приговаривал себя к смерти. Но он был обязан фараону открыть чистую правду — ведь он его несправедливо подозревал!

— Одна юная азиатка убедила меня, что вы — кровавый тиран, бесчувственный к страданиям египтян и находящихся под вашим игом чужестранцев. Ее намерения совпали с моими, я был сбит с толку. Меня стала преследовать одна-единственная мысль: отомстить за себя, убив вас и так, одним ударом, вернуть себе, своему и чужому народам свободу.

— И ты, жрец Анубиса, готовился к убийству?

Икер опустил глаза.

— Я пытался себя убедить... Но теперь я проснулся на краю бездны. Мой бесконечный кошмар кончился. Я признаю, что состоял в заговоре против вас, и это — непростительная ошибка. Перед тем как меня захватили разбойники, единственной моей целью было стать хорошим писцом. Потом необъяснимые события связались в неразрывную цепь, и я утратил свой разум. Ничто не оправдывает моего ослепления.

— Эта азиатка сама руководит группой?

— Она солгала мне, выдавая себя за бедную служанку, которой власти не разрешают учиться. Но на самом деле Бина жаждет овладеть Кахуном с помощью своих соотечественников, которым удалось туда просочиться. Не желая, чтобы злоупотребляли моей искренностью, я порвал с ней всякие отношения и решил действовать в одиночку.

— Кто-нибудь из ее союзников ждал тебя в Мемфисе?

— Нет, Великий Царь. Я считал, что добраться до вас совершенно невозможно, но обстоятельства мне помогли.

— Доброжелательный старик, юридические курсы, храм Птаха, мастер-мясник, болезнь его помощника, — уточнил Секари.

— Как, ты... ты все знал?

— Еще раз говорю тебе, что царь приказал мне не терять тебя из виду.

— Но... почему же мне дали войти сюда?!

— Такова была воля Великого Царя.

И снова Икер почувствовал, что у него голова идет кругом.

— Сегодня вечером, — признался Секари, — ты был не единственной опасностью. Воспользовавшись ложной тревогой охраны, которая спутала порядок смены караула, во дворец проникли двое мужчин. Они не были сообщниками, потому что один из них убил второго — того, у которого все тело покрыто шрамами. Я же занялся победителем. Судя по его манере драться, он прошел усиленную подготовку. На мой взгляд, это сириец или ливиец. Правда, я бы предпочел захватить обоих в плен живыми и узнать имя их командира. Если Великий Царь позволит мне, я бы предпочел сейчас уйти. Моя роль должна остаться тайной.

Сесострис кивнул.

Икер ни минуты не сомневался: сейчас он вонзит себе короткий меч прямо в сердце. Его преступление заслуживало такого наказания.

— Спрячь свое оружие под одеждой, — приказал фараон.

Взяв короткий меч, которым Икер хотел его убить, Сесострис сломал клинок. Потом открыл дверь, за которой стояли офицер и десяток солдат.

— Великий Царь, мы только что обнаружили трупы двух мужчин и тело потерявшего сознание мастера-мясника. Как только он придет в себя, мы сделаем строгий допрос и...

— Этот ремесленник ни в чем не виноват. Отведите его потом к Хранителю Печати Сехотепу. Что же до трупов, то попытайтесь их опознать.

— Охрана удвоена, Великий Царь, и все дороги ко дворцу перекрыты. Завтра обыщем всех слуг.

— Поздновато, не правда ли? Пусть снова применят меры, назначенные ранее Собеком.

Офицер смотрел на Икера и не мог ничего сообразить. Что здесь делает помощник мясника?

Царь указал Икеру на комнату, выходившую в коридор.

— Будешь спать здесь, Икер.

30

Заснуть Икер так и не смог.

Лежа на кровати из сикоморы, он мгновение за мгновением вновь переживал эту невероятную ночь, в течение которой с его глаз упала пелена!

Юный писец как бы находился между двумя мирами — миром нелепых иллюзий и миром реальности, который сегодня же утром раздавит его. Но даже если бы у него был хоть малейший шанс бежать, он все равно бы от него отказался. Он заслуживал смерти. И на его примере царь даст урок остальным. Он был единственным выжившим из трех убийц, одновременно проникших во дворец. Да, он должен умереть!

Но как только Бина могла! Как посмела она забавляться, манипулируя им! Единственно, чем юноша мог гордиться, так это тем, что не поддался ее любовным чарам. Благодаря мыслям о юной жрице он сумел лишить хотя бы одного удовольствия эту азиатку...

Занялась заря.

В храме фараон совершал свой первый ритуал этого занимающегося дня.

Икер умылся в комнате для омовений, примыкавшей к спальне, и побрился. Бритва была хороша, даже достойна брить принца крови. Но как оценить эту роскошь, когда знаешь, что доживаешь последние мгновения! Что ж, по крайней мере, он умрет, повидав фараона и раскаявшись в своих ошибках. Благодаря царю Египет не свернет с пути Маат... В дверь постучали.

— Откройте, стража.

Икер с решимостью повиновался.

Вошел другой офицер, не тот, что возглавлял караул вчера. На нем была парадная форма, и он приветствовал Икера.

— Великий Царь ждет вас. Следуйте за мной.

Икер безропотно двинулся следом.

Коридоры были ярко освещены, и юноша вспомнил фразу из урока в школе писцов: «Дворец подобен горизонту. В нем встает и ложится фараон, подобный солнцу».

Офицер привел его в большую комнату. Свет падал из нескольких окон. Посредине был сервирован завтрак монарха: молоко, мед и разные хлебцы.

— Садись, Икер, и попробуй. Чтобы встретить сегодняшний день, тебе нужно КА.

Выдержать — даже самое короткое время — взгляд монарха и не потерять самообладания невозможно. А тут еще его низкий властный голос и царственные жесты! Рядом с ним многие чувствовали себя слабыми.

Однако почему же Икер пользовался невероятной привилегией делить с монархом мгновения жизни вместо того, чтобы сидеть в тюрьме?

— Я давно ищу человека со свободным сердцем, — сказал Сесострис. — Этот человек должен быть способным ощущать, понимать и наполнять разум справедливыми мыслями. Он должен быть изобретательным и сдержанным, его слово не должно расходиться с делом. Этот человек должен уметь бросать вызов собственному страху и отстаивать правду даже с опасностью для жизни. Икер! Этот человек — ты?

— Мне бы очень хотелось быть таким, Великий Царь, но...

— Ты считал, что борешься за принципы Маат, хотя тобой манипулировал ее враг — изефет. И все же помыслы твои были чисты. Освободить страну от ига тирана — что может быть благороднее? И ты совершил замечательный подвиг: освободился от собственных уз, признав свои заблуждения.

— Великий Царь, я заслуживаю...

— Ты заслуживаешь цели, соответствующей высоте твоих желаний. Я задаю тебе вопрос в последний раз: хочешь ли ты быть таким человеком, которого я описал?

Икер склонился перед фараоном.

— Великий Царь, я приложу все свои силы и всю свою волю.

— Если твоя воля будет прямой и цельной, ты добьешься успеха. Она тебе понадобится при выполнении опасных поручений. Ты хотел стать сочинителем, правда? Тогда пойдем и воздадим хвалу твоим предшественникам. Тебе очень понадобится их помощь.

На выходе из дворца Икера ожидал чудесный сюрприз: Северный Ветер, с сияющими от радости глазами, подвез тележку с его инструментами писца!

Когда радость встречи и волнение поутихли, ослик гордо отправился за своим хозяином и фараоном, шедшими в сопровождении лучников.

Очарованному Икеру предстала огромная священная территория Саккара, над которой возвышалась ступенчатая пирамида фараона Джосера — гигантская лестница в небо!

Царь вошел в Вечное Жилище, где собрались многие знаменитые писцы.

— Выслушай слова предков, Икер, впитай их учение, прочти их книги[18]. Человек исчезает, его тело становится прахом. Но произведения позволяют его существу остаться. Ни один из нас не выше того, кто умеет передать с помощью письменных знаков живую мысль, потому что тексты влияют на жизнь.

Икер, сидя в позе писца, старательно записывал слова фараона.

— Мудрые писцы не желали оставлять после себя смертное потомство — детей по плоти, которые бы сохраняли их имена. Они сотворили себе преемников в виде книг и учения. Из текстов они создали жрецов, служащих своему КА, из дощечки — своего возлюбленного ребенка; из слога — пирамиду. Их магическая сила воздействует на читателей. Если ты хочешь, Икер, чтобы твоя судьба оказалась к тебе благосклонной, оставайся сдержанным и молчаливым, избегай болтовни. В особенности не будь жаден до еды и не уступай капризам своего желудка. Обжора и алчный движутся к гибели. Огонь котла погубит их. А истинный молчальник ищет места, где царствует гармония. Он похож на дерево, мирно растущее в саду, зеленеющее и дающее плоды исключительной сладости. Его тень благотворна, и он завершает свои дни в раю. Мудрец собирает смысл старинных текстов, толкует сложные места, воспитывает собственное сердце, поднимается над тем, что совершил накануне, и одновременно сохраняет в своем действии умеренность. Тот, кто сейчас на земле, постигает формулы превращения. Мудрец выйдет на свет в любой форме, которую пожелает, и вернется на свое законное место.

Записывая, Икер чувствовал, как его переполняет ощущение лучезарного счастья. Он вспоминал слова своего преподавателя, генерала Сепи, о тех качествах, которые желательно иметь писцу, чтобы вступить в сферу творчества. Для этого нужно уметь слушать, слышать и владеть огнем. Сегодня, этим волшебным утром, Икер получил урок от самого фараона, и этот урок был призван обучить его.

— Целью мудреца, — продолжал Сесострис, — является достижение полноты, которую иероглифы символически изображают как жертвенный стол, хотеп, слово-синоним «заходу солнца» — удивительному мгновению, в котором создание завершается еще до начала нового путешествия. Мы очень далеки от этого блаженства, Икер. Нам придется оставить эту усладу Вечного Жилища, чтобы снова каждый день сталкиваться с удручающей реальностью.

Складывая свои принадлежности, писец подумал о предсказании, услышанном от капитана «Быстрого»: «Твоя судьба — стать жертвой». Заложник ускользнул от морского бога, но не поджидают ли его еще более страшные испытания?

Царь и писец немного прошлись по пустыне.

— Египет в смертельной опасности, — поведал фараон Икеру. — Его духовное наследие может исчезнуть, если таинства Осириса не будут отправляться. Злой умысел нацелил свой удар на Древо Жизни — акацию Абидоса. С помощью различных действий мы остановили процесс увядания и даже способствовали тому, чтобы зазеленели две ветви. Но, возможно, это недостаточный и слабый результат и всего лишь временное явление. Мы знаем, что нам нужно найти целительное золото, потому что только оно одно может спасти акацию. Поэтому я и отправил генерала Сепи на его поиски.

— Моего учителя?

— Великим писец становится только тогда, когда становится человеком дела, любящим свою родину. Несмотря на все наши усилия, нам пока так и не удалось определить, кто же тот преступник, использующий силу Сета в борьбе против древа Осириса. Решив разрушить Египет, этот демон тьмы является опасным и действенным противником.

— Не он ли — начальник Бины и тот, кто прошлой ночью подослал во дворец двух убийц, чтобы убить вас?

— Отличные вопросы! Теперь остается только найти на них подходящие ответы. На них и на другие тоже. Ведь произошли и другие серьезные инциденты, например убили служащего, контролировавшего въезд в Египет иностранцев, и чиновника, отвечавшего за мир в Ханаанской земле. Возможно, эти убийства также являются злодеяниями того же демона. Ты когда-нибудь слушал о Провозвестнике?

— Нет, Великий Царь.

— Этот подстрекатель увлек на путь восстания горожан Сихема. Его потом убили сами жители. Но очаг, как мне кажется, не потух. Благодаря нашей новой национальной армии генералу Несмонту удается поддерживать там порядок, но я опасаюсь действий мелких групп бандитов, хорошо обученных и потому неуловимых. Долгое время мы думали, что таинственный человек, которого мы ищем, — это один из правителей провинций. Нынче же мы подозреваем ханаан или песчаных разбойников. Эти последние только и думают, что о грабеже караванов. Их рейды трудно предугадать. И все же нужно свести к минимуму причиняемый ими вред и обнаружить среди них одного или нескольких лидеров, которые сумели бы отвести огненный удар Сета.

Икер ожидал, что вот сейчас ему будет поручена конкретная опасная миссия.

Решение Сесостриса поразило его как удар грома с ясного неба.

— Я назначаю тебя царским писцом на личной службе у фараона. Это звание позволит тебе появляться при дворе.

По Мемфису ручьями растекались слухи один противоречивее другого. Одни утверждали, что подмастерье мясника зарезал царя, другие говорили о том, что на дворец напали ханаане, третьи уверяли, что вооруженные банды все еще ведут бой с внутренней дворцовой стражей и продвигаются к личным покоям царя.

Пересуды разом успокоились, когда Сесострис появился перед храмом Птаха в сопровождении Икера. Монарх не только был жив, но и сам совершал полуденный ритуал, и ему прислуживал новый царский писец.

Мастер-мясник с перевязанной головой с радостью узнал во вновь назначенном высокопоставленном чиновнике своего помощника. Он был уверен, что получил удар от одного из бандитов, пытавшихся проникнуть в кабинет фараона, и теперь радовался назначению Икера. Молодой человек, конечно же, бросился на помощь царю, и тот вознаградил его за проявленное мужество.

Усиление охраны и прибытие многих высоких чинов, среди которых был Хранитель Царской Печати Сехотеп и Великий Казначей Сенанкх, заставляли народ предполагать, что сейчас состоится какое-то важное событие. Любопытные и ротозеи со всех сторон ринулись к входу в храм в надежде, что скорее других узнают важную новость.

Когда приехал визирь, ни у кого не осталось и малейших сомнений в том, что событие действительно произойдет.

На огромном дворе прямо под открытым небом выстроились постоянные и временные жрецы, а также высокопоставленные чиновники. Все перешептывались, пытаясь узнать, что сейчас огласит царь. Во-первых, остался ли он невредимым? Во-вторых, какие репрессии он назначит? О, разумеется, Ханаанскую землю оккупируют еще плотнее и жестче! А может быть, в Мемфисе будет установлен комендантский час? Не будем забывать и санкций против стражников и тех военных, которые не сумели обеспечить монаршую безопасность! А кто знает, может быть, виновные уже выявлены и арестованы?

Когда Сесострис вышел из святилища, все взгляды устремились на него. Он и так был гигантского роста, а в двойной короне, символизирующей единство Верхнего и Нижнего Египта, казался еще выше.

Никаких следов ранения, никаких признаков недомогания...

— Пусть писец Икер встанет рядом со мной.

В сомнении юноша вышел вперед и преклонил колено в знак почитания.

— Пусть визирь Хнум-Хотеп поднимет его с колен.

Первый министр, удивленный, что видит писца в такой ситуации, взял его за руку и сделал ему знак подняться.

— Я назначаю Икера единственным воспитанником Дворца, — объявил фараон. — Он получает титул Царского Сына.

Сесострис прошел через двор, за ним последовали визирь и Икер.

Содержание заявления и его краткость поразили присутствующих.

Один из собравшихся, потеряв сознание, внезапно рухнул навзничь. Это был Медес, который отказывался верить своим глазам и ушам. Нет, не может быть, это не Икер, только не он! Жалкий ученик писца, похищенный из забытой богом деревушки Медамуд и предназначенный стать жертвой! И как только этому сироте, о существовании которого было известно лишь нескольким неграмотным крестьянам, удалось выжить и проделать путь, дойдя до самого фараона? Один из подручных, ложный стражник, который куда-то исчез, уверял же Медеса, что Икер мертв!

Если он чудом спасся, что же он расскажет царю? Похищение, путешествие в страну Пунт, кораблекрушение, нападение, странничество... Это все пустяки, потому что о существовании Медеса Икер ничего не знает и у него нет никаких следов, которые могли бы на него указать.

Икер, ничтожный мальчишка, обреченный насмерть! Царский Сын! Этот кошмар можно рассеять только одним способом: любыми средствами уничтожить Икера!

31

У визиря не было для царя ни одной хорошей новости. Во-первых, расследование о двух нападавших окончилось неудачей. Ни один из стражников и солдат из дворцовой стражи не знал этих людей, а так как нельзя было обратиться к Собеку, чтобы тот порыскал по городскому дну Мемфиса, то, возможно, никто так никогда и не узнает, откуда явились эти двое убийц. Во-вторых, расследование относительно «Быстрого» подходило к концу, но и оно зашло в тупик. Ни один корабль с таким названием в Мемфисе не строился.

— Но ведь нужно же было для корабля достать лес, использовать плотников, подделать документы, набрать экипаж! — настаивал Сесострис. — Такие дела не проходят абсолютно незамеченными!

— И снова я вынужден признать, что нам сильно недостает Собека-Защитника. Но ведь, обличая чиновников в правонарушениях, я и сам оказался в довольно сложной ситуации. Если бы я не обвинил его, то нарушил бы свои обязанности!

— Я ни в чем тебя не виню, Хнум-Хотеп.

— Мне в голову пришли две гипотезы. Если «Быстрый» был собран на берегу моря каким-нибудь подпольным судовладельцем, то мы никогда не наткнемся на его след. Если же корабль тайно делала какая-нибудь морская египетская верфь, то следы обязательно должны остаться.

Фараон велел позвать Икера и Секари.

— Великий Царь, — сказал Секари, — слоняясь по набережным, я собрал кое-какую информацию. В описании одного из убийц портовые рабочие признали Изрезанного — нелегально работавшего в порту ливийца, которому покровительствовал его брат. Этот человек был выносливым и не отказывался ни от какой тяжелой работы. За это его терпели.

— А где его брат?

— Исчез. Его дом пуст.

— И этот след оборвался, — с грустью заметил визирь. Монарх обратился к своему приемному сыну.

— Как ты считаешь, моряки «Быстрого» были египтянами?

— Вне всякого сомнения, Великий Царь.

— Поройся в своей памяти, Икер. В тот или иной момент пребывания на корабле не узнал ли ты какой-нибудь, даже самой незначительной, на твой взгляд, подробности о сооружении этого корабля?

Размышления были недолгими.

— По словам плотника из Кахуна Рубанка, части корабля были изготовлены в Файюме. У меня не было еще времени, чтобы провести свое расследование в этом направлении.

— А это направление как раз и есть верное, — высказал свое мнение Секари. — Я отправляюсь в эту провинцию.

— Минуточку, — сказал царь. — Икер, ты пройдешь сейчас с визирем в свой кабинет. Визирь расскажет тебе о твоих обязанностях царского писца.

Хнум-Хотеп и приемный сын Сесостриса ушли.

— Мне очень недоставало Золотого Круга Абидоса, — признался Секари. — И мне бы хотелось снова там возродиться. Но, увы... Что-то подсказывает мне, что есть нечто более срочное!

— Мне бы тоже хотелось, чтобы мы все собрались в городе Осириса. Но раз Египет в такой серьезной опасности, то личные желания отступают. И все же, если ты почувствуешь, что силы твои убывают, дай знать — я сделаю все что нужно.

— Я еще в силе, Великий Царь.

— Не слишком ли сильно ты рискуешь, Секари?

— Несмонту и Сепи дали мне отличную подготовку.

— То, как Собек угодил в ловушку, меня беспокоит. Это говорит о существовании хорошо организованной бандитской сети и наличии умной головы, которая умеет использовать против нас наши же собственные справедливые принципы. Несчастный Собек бьется как сокол в клетке, но бессилен доказать свою невиновность. Пойди, повидайся с ним, Секари, и постарайся найти способ начать расследование заново.

Входя в ту часть дворца, которая была предназначена для служб визиря, Хнум-Хотеп и Икер столкнулись с Медесом.

— Счастлив повстречаться с героем сегодняшнего дня, — горячо приветствовал Икера Медес. — Торжественная процедура, проведенная Великим Царем, подчеркивает исключительность ваших достоинств. Позвольте мне поздравить вас, Икер, и пожелать самого лучшего приема при Мемфисском дворе.

Молодой человек ограничился простым приветствием.

— Представляю тебе Медеса, секретаря Дома Царя, — сказал Хнум-Хотеп. — Он является одним из главных лиц в государстве, на нем лежит функция составления официальных указов и распространение их по территории царства. Это ответственное дело, и Медес справляется с ним великолепно.

— Эта похвала угодила прямо в сердце, но я сознаю, что каждый день ее нужно заслуживать заново и что малейшая оплошность непростительна.

— Замечательная прозорливость, — удовлетворенно кивнул Хнум-Хотеп.

— Если я смогу оказаться полезным Царскому Сыну, то пусть он безо всяких колебаний зовет меня. К несчастью, сейчас я тороплюсь, потому что начальник почтовой службы заболел и мне нужно срочно его подменить. Мои извинения.

Икер и его спутник поднялись на террасу, откуда им открылся великолепный вид на центр города. Озаренные ярким солнцем официальные строения и храмы выглядели словно огражденные невидимой стеной от беспорядка и несчастья.

— Ты не потратил впустую времени, проведенного в провинции Орикса! — похвалил Икера Хнум-Хотеп. — И я не жалею о том, что подготовил тебя по своей методике. Сейчас я смотрю на тебя как на своего возможного преемника, потому что своих нерадивых наследников от этого дела я отстранил. Они неспособны править... А потом в провинцию приехал царь. Этот царь — действительно великий фараон. Он научил меня смеяться над самим собой, над собственным тщеславием и собственными иллюзиями. Он заставил меня дорого заплатить за них — назначил визирем!

Громоподобный смех Хнум-Хотепа поразил Икера.

— В своей маленькой провинции я царил как абсолютный деспот, и вот я — на службе у другого, и у меня нет ни единого свободного дня! Кто мог бы такое представить? Да... Только Сесострис! Повинуйся ему, Икер, почитай его и храни ему верность, потому что он — гарант Маат и действующая десница света. Лишь он один без содрогания противостоит силам тьмы. В случае поражения наша цивилизация исчезнет. Раз фараон разговаривал с тобой, тебе известна серьезность ситуации.

— Я в вашем распоряжении.

— Обычно царским писцом становится управленец, прельщенный богатствами царства. Ты же не расположен, как видно, слишком красоваться в великолепных дворцах во главе целой когорты подчиненных! Царь предназначает тебя для других поручений. Если он распорядился об этой встрече, то для того, чтобы я предостерег тебя от огромного числа подстерегающих тебя здесь, во дворце, опасностей. Ближайших к Сесострису людей, а именно генералов Несмонту и Сепи, Хранителя Царской Печати Сехотепа и Великого Казначея Сенанкха, тебе опасаться нечего. Они полностью преданы Великому Царю.

— Разве Медес не принадлежит к Дому Царя?

— Он войдет в него. Когда-нибудь... Рано или поздно... Если только останется таким же активным и компетентным. Но есть и другие, совершенно другие: завистливые чиновники, разочарованные и желчные царедворцы! Твое внезапное выдвижение на первый план развяжет такие интриги, размаха которых ты просто не представляешь. Десятки посредственных чиновников уже поклялись погубить тебя, и они займутся этим с величайшей осторожностью, чтобы не навлечь на себя громы и молнии Сесостриса. По счастью, за тобой присматривает Секари. Ты будешь жить в апартаментах дворца и пользоваться охраной дневной и ночной стражи. Я знаю тебя и убежден, что тебе уже хочется начать без промедления работу в центральной библиотеке.

— Вы меня хорошо изучили, — улыбнулся Икер.

— Главное, не забудь о своем призвании писателя. Передача потомкам слов Всесильного — главное. Это помогает утверждать на земле присутствие Маат.

Собек-Защитник был в ярости. Если бы он удержался на своем посту, если бы его методы использовались, а его система безопасности была сохранена, то фараон никогда не стал бы мишенью для тройного покушения!

Собек был вынужден одновременно оставить и свой служебный кабинет, и казарму, где он тренировал избранную стражу. Его стражники были рассеяны по отдельным формированиям, а сам он жил в маленьком домике, у которого днем и ночью дежурил усиленный караул. Караульные совсем недавно поступили на службу и отказывались с ним разговаривать.

Узнав от своей экономки о случившемся, Собек не мог отделить свои собственные ощущения от реальности.

Когда на пороге жилища возникла фигура этого забавного человечка, у которого был скорее довольный жизнью вид, Собек спросил себя, что за манипуляцию уготовила ему судьба.

— Меня зовут Секари, я с конфиденциальным визитом.

— Кто тебя отправил?

— Фараон.

Собек хмыкнул.

— Он отказывается меня видеть!

— Следствие еще идет, и он не может вести разговоры с главным подозреваемым. Иначе его обвинят в наличии любимчиков, и это только ускорит твою погибель.

Бывший начальник всей стражи царства пожал плечами.

— Допустим... Ну, а визирю известно о твоем визите?

— Никоим образом.

— Мои двое тюремщиков не замедлят ему сообщить!

— Совсем нет, потому что их только что сменили. Те, кто их заменил, служили под твоим началом и поддерживают тебя безоговорочно.

Собек высунулся из окна. Секари не солгал.

— Тогда выходит, что тебя действительно послал царь! Какова твоя роль в действительности?

— Повиноваться фараону.

— И что он тебе приказал?

— Он убежден в твоей невиновности, но не может нарушить закон. А тебя губят доказательства.

— Да просто Хнум-Хотеп жаждет моей головы! Вот и все!

— Ошибаешься. Дело, которое у него заведено на тебя, не дает ему возможности действовать иначе.

— Меня пытаются утопить, а в это время истинный виновник скрывается в темноте.

— Чтобы все между нами было ясно, — серьезно сказал Секари, — я требую четкого и окончательного ответа на единственный вопрос: ты заодно с виновными стражниками?

— Вовсе нет! Если бы среди моих подчиненных были бы паршивые овцы, я бы давно их выявил. Поверь мне, они недолго числились бы среди стражников!

Искренность Собека поражала.

— Стало быть, царь прав: ты являешься жертвой махинации. Я подтвержу это визирю.

— Счастлив узнать это, но что это изменит?

— Ты прикован к этому месту, а я нет. Дай мне след, и я его использую.

— Но у меня нет абсолютно никаких следов! Новый начальник всей стражи уже назначен?

— Нет, на данный момент существует несколько начальников, и каждый оставляет желать лучшего.

— Они раздерутся между собой, а безопасность царя будет в небрежении! Что у вас там во дворце произошло на самом деле?

— Один портовый рабочий — без документов, ливиец по происхождению, и не установленный бандит проникли во дворец. Обоих прикончили, но у нас нет ни одной ниточки, с помощью которой мы могли бы выйти на заказчиков преступления. Единственное — но слабое — утешение: они не были друг с другом связаны. Иными словами, существуют две различные структуры, желающие устранить Сесостриса.

— Ливийцы, сирийцы, ханаане... Искать надо с этой стороны... Но моя экономка говорила о трех бандитах.

Секари улыбнулся.

— Случай с писцом Икером совершенно иного рода, потому что его пытались превратить в мстителя. Великий Царь, пораженный уникальным характером этого юноши во время одного сельского праздника, поручил мне следовать за ним по пятам. Знаешь, это было очень познавательно. Я вышел на существование бандитской сети в Кахуне и спас жизнь этому парню, которого хотел убить один переодетый стражник.

Лицо Собека помрачнело.

— Ты действительно уверен в этом Икере?

— Царь официально назначил его единственным воспитанником дворца и Царским Сыном.

— А если им все еще продолжают управлять?

— Когда ты лучше его узнаешь, ты поймешь, что Икер понял причину своих заблуждений и готов за фараона отдать свою жизнь.

Собек, казалось, был раздосадован.

— Если визирь упечет меня в рудники, вокруг меня будут только бандиты.

— Раз ты не виноват, не вешай носа и не будь пессимистом.

— Расследование продолжается, скоро состоится процесс. Обстоятельства против меня, а у меня ни тени следа! У меня десятки врагов, а тот, кто нанес мне удар, остается невидим!

— В последнее время у тебя был какой-нибудь конфликт с высокопоставленным чиновником?

— Десятки! Эти нежные сердца не выносят, когда им говорят о каре за их преступления. Они требуют охраны, но так, чтобы стражников не было видно!

— А подозреваемые есть?

— Весь двор! Напрасно я ворошу в голове все события — ничего определенного! В конце концов я решил, что это визирь устраняет меня, чтобы подставить под удар фараона.

— Повторяю тебе, Хнум-Хотеп — верный подданный своего царя.

Собек в отчаянии с силой вдавился в кресло.

— Твое дело я беру в свои руки. И я выдерну тебя из этой переделки.

На этот раз секретный агент явно ощущал, что приукрашивает будущее.

32

Единственный воспитанник дворца Икер, одетый в великолепные льняные одежды, в ритуальном парике, сопровождал царя на празднике богини Усерет-Всемогущей. Праздник вели жрицы Хатхор под предводительством самой царицы.

Последние несколько дней юноша жил как в непрерывном сне. Он, скромный деревенский мальчик, готовившийся к карьере деревенского писца, чтобы служить неграмотным крестьянам, шел теперь под восхищенными и ревнивыми взглядами чиновников и придворных рядом с Хозяином Обеих Земель.

Конечно, судьба давала ему всего лишь краткую передышку. И он полной грудью наслаждался этими чудесными мгновениями, исполняя свои обязанности так естественно, что это обезоруживало наблюдателей. Многим бы хотелось посмеяться над ним и назвать его деревенщиной и мужланом, но у Икера был вид царского писца, воспитанного при дворе! И теперь поползли новые слухи: этот парнишка не может не быть родным тайным сыном Сесостриса, о существовании которого тот по неизвестным причинам до сих пор молчал.

А сам Икер с нетерпением ждал той миссии, которую монарх не преминет ему поручить. Эта миссия будет непременно опасной и, может быть, будет даже стоить ему жизни. И тогда приемный сын фараона, рискуя омрачить царя печальной вестью, попытается рассеять сгустившиеся над страной тучи.

— Великий Царь, существует ли еще Золотой Круг Абидоса?

— Кто тебе о нем рассказал?

— Во время одного необыкновенного ритуала возрождения бывшего правителя провинции Джехути я видел, как из двух ваз исторгся необыкновенный свет. И тогда генерал Сепи сказал: «Ты хотел узнать Золотой Круг Абидоса, смотри, как он действует!» Да и Секари, как мне кажется, что-то про него знает.

— Золотой Круг — это эманация Осириса. Если принадлежат ему, то себе больше не принадлежат, потому что тогда имеет смысл только жизненная функция, доверенная каждому из членов Золотого Круга. Их роль состоит не в том, чтобы проповедовать, обращать неверных или навязывать кому-либо данные в откровении истину и учение, а в том, чтобы действовать справедливо.

Фараон сел под балдахин. Икер сел от него по правую руку.

— Ты уже посвящен в первые таинства Анубиса. Что известно тебе о божественном могуществе?

— Тайный бог един! Он более далек, чем далекое небо, слишком таинствен, чтобы была явлена его слава, слишком велик, чтобы можно было его увидеть! И если кто произнесет его тайное имя, то тут же упадет замертво, убитый страхом!

— Спасительный страх! — одобрительно сказал царь. — Но его мало, чтобы войти в Золотой Круг. Ты уже наблюдал за Серединой неба?

— Там на вечных звездах царствует Сет.

— Космос — это тело Великого Бога, его душа — это энергия, которая питает мир. Сет уединился в части этого космоса, его сила проявляется в громе, молнии, грозе и урагане. Осирис же — весь мир, сквозь который постоянно движутся столь многочисленные и разнообразные созидательные силы, что человеческая мысль не может их постичь. Концентрируясь, они создают пучок энергии особой мощности. Тогда и появляется то, что мы называем божеством. Каждое божество в своей специфической функции преобразует энергию в духовную пищу, которая усваивается нашим сердцем и нашим сознанием. Созидательный же акт — Един. Превращаясь в Два, он совершает невозможное супружество. Потом он показывается в форме Трех, а потом умножается до миллионов, но при этом всегда остается Единым.

— Почему же в иероглифическом письме мачта с флажком, который полощется на ветру, но который старательно оборачивают вокруг мачты, символизирует божество?

— Потому, что его подлинная вещность передается в сияющий светом воздух, движимый дыханием бога. Она воплощается в ствол, который нужно оберегать, а значит, обертывать, как мумию, — носитель светоносного тела. Египет — весь, в его целостности, — это любимое жилище божеств. Ты можешь встретить их в храмах, полевых молельнях, простых святилищах или во время празднований. Научись определять их истинную природу и понимать, как они созидают гармонию мира. Если части этой общности собираются вместе, то это происходит потому, что Осирис остается чистым и незапятнанным, потому что он не вмешивается ни в смятения, ни в катастрофы, порождаемые человеческим родом. Его таинства не меняются ни внутренне, ни внешне, ни в видимом мире.

Икер хотел бы часами расспрашивать фараона, но началась церемония и наступила благоговейная тишина.

Сопровождаемая жрицами Хатхор царица подняла кристаллические минералы к солнцу, потом поставила на алтарь золотую ладью. В носовой части стояла Усерет-Всемогущая, способная победить силы тьмы. Именно для этой борьбы у нее и было четыре лика. Слово усерет означает «шея» — ствол, на котором держится голова, а также пыточный столб, к которому были привязаны приверженцы изефет — разрушительной силы.

Одна из жриц приветствовала возрождение света, который способствует действию почитаемой богини, плывущей в своей ладье миллионы и миллионы лет. В ее ладью был положен солнечный диск — женское солнце, принимающее также вид урея, кобры, которая, изрыгая пламя, сжигает все на своем пути, освобождая дорогу фараону.

Икер не слушал больше ни гимнов, ни речей. Его больше не интересовал даже ритуал.

Он, не отводя глаз, смотрел на юную жрицу, которая стояла рядом с царицей.

Она!

Она, та самая девушка, что постоянно живет в его мыслях и мечтах! Та, в которую он без памяти влюблен!

Он следил за каждым ее жестом, за каждым ее шагом в надежде, что их взгляды встретятся — хотя бы на мгновение! Но жрица оставалась сосредоточенной на своей задаче, и церемония — ужасно короткая! — завершилась...

Огромная волна надежды захлестнула Икера: ведь сегодня он не просто какой-то провинциальный писец, а приемный сын фараона Сесостриса! И в этом звании может с ней говорить!

Но этот чудный порыв тут же иссяк... Все, что он скажет ей, будет смешно, неинтересно и непристойно. А если он выкажет свою страсть, она его выпроводит.

Низкий голос царя вырвал Икра из цепких лап терзаний.

— Ты хорошо понял значимость этого ритуала?

— Не думаю, Великий Царь.

— Продолжай быть искренним. В противном случае мои уроки прекратятся. Знай, что мне нужно укрепить тебя, чтобы потом поручить тебе некую миссию. Нужно, чтобы сияние золотого диска и огня урея проникли в твое тело и в твою душу.

— Великий Царь, вы знаете ту юную жрицу, которая помогала царице?

— Она живет в Абидосе.

— Как зовут ее?

— Она носит великое имя — Исида! Это имя супруги Осириса. Эта юная женщина посвятила свою жизнь храму и его таинствам.

Слова царя повергли Икера в отчаяние: прекрасная Исида оставалась для него недоступной.

Одной из основных черт Секари было упорство, особенно если речь шла об установлении истины, а следовательно, об оправдании невиновного. И все же будущее Собека-Защитника представлялось ему довольно мрачным.

Секари решил следовать простому рассуждению: те, кому удалось запятнать Собека, должны были сильно гордиться своим успехом, который рассматривали как подвиг. А значит, они должны были более или менее явно — даже дерзко! — обозначиться.

Нить казалась верной. И секретный агент Сесостриса попросил визиря передать ему материалы допросов, касающихся всех, даже самых незначительных, событий, имевших место в городе после обвинения Собека-Защитника.

Когда на его стол легли огромные пачки документов, Секари едва не поддался желанию отказаться от своей затеи! Тогда он попросил себе в помощь двух писцов, способных рассортировать тексты в зависимости от важности описываемых событий: ссоры в тавернах, воровство на рынках, семейные ссоры, ставшие причиной подачи жалоб, претензии по поводу границ земельных участков... Секари начал свое расследование с самого серьезного: с преступления в Мемфисе и с убийства двух человек, сделавших попытку нелегально перейти границу на северо-востоке царства.

Убийство в Мемфисе было спровоцировано жестокой разборкой между двумя двоюродными братьями. Они разодрались, оспаривая друг у друга право на владение трехсотлетней пальмой. Тот, кто лучше дрался, размозжил голову своему родственнику.

Никакого отношения к делу Собека.

Второе же дело — дело о попытке перехода границы — напротив, давало интересную подробность: нелегалы пытались не проникнуть на территорию Египта, а уйти из него!

Секари отправился на оборонительные сооружения, чтобы лично расспросить офицера, подписавшего допрос. У Секари было специальное направление от визиря, и его приняли как нельзя лучше.

— Расскажи, как все это было.

— Эти двое подошли к нам без всякой видимой враждебности. И не понравились моим солдатам, а у них инстинкт! По всей вероятности, ханаане. Я спросил у них, куда они идут. Они ответили: «В Сихем, наши документы в порядке». И нахально эти документы показывают: «Смерть египетской армии, да здравствует ханаанская революция!» Ну, тут сразу разговор пошел на повышенных тонах, бандиты попытались бежать, а лучники их и пристрелили. Бандитов было двое.

Секари нахмурился.

Или эти провокаторы были самоубийцами, или... они не умели читать! Кто-нибудь вручил им этот документ, сказав, что это пропуск, чтобы... чтобы... Чтобы стражники на границе убили их на законном основании!

— Ты знаешь, как звали этих негодяев? — спросил Секари без особой надежды.

— К несчастью, нет, но у меня есть пристрастие к рисованию. А поскольку это самый серьезный случай из тех, что здесь происходили, я не преминул набросать оба портрета.

Секари прямо-таки подскочил.

— Покажи мне их!

— Сразу предупреждаю, это любительская работа!

Однако офицер владел кисточкой мастерски.

— Я беру твои портреты с собой, — сказал Секари.

Когда стражники подошли к Тонкому Носу, горшечник, поселившийся в народном квартале Мемфиса, схватил толстую палку и поднял ее над головой.

— Не подходите или зашибу!

— Мы от визиря. Он желает срочно тебя видеть.

— Кто скажет мне, что вы не ложные стражники, как те, другие?

— Я, — ответил Секари.

— А ты кто такой?

— Я — специальный посланец фараона. Ни один из стражников руки на тебя не поднимет в моем присутствии.

Горшечник немного успокоился.

— Чего еще от меня нужно?

— Нужно сверить кое-что очень важное. В присутствии визиря.

— В его личном присутствии?

— Он ждет тебя.

Горшечник, сомневаясь, все же согласился отправиться за Секари.

Когда Секари ввел его в кабинет Хнум-Хотепа, ремесленник понял, что над ним не смеются. Поэтому он решил сразу же заявить со всей решимостью:

— Если вы потребуете, чтобы я взял назад свою жалобу, я отказываюсь! На меня напали, меня избили и украли мое судно! Пусть виновный — даже сам начальник всей стражи, а я — всего лишь простой горшечник, я требую справедливости!

— Именно таков мой долг, — сказал Хнум-Хотеп. — Каким бы ни было социальное положение принесшего жалобу, справедливость неизменна. Поэтому Собек-Защитник под подозрением и в ожидании процесса помещен под наблюдение.

— Хорошо, верю.

— Взгляни на эти портреты.

Хнум-Хотеп положил перед горшечником рисунки, которые Секари привез с границы.

Тонкий Нос буквально вцепился в папирус.

— Они! Они! Это они, те самые двое стражников, что причинили мне столько зла! Ну, значит, вы нашли их! О, я хочу видеть их немедленно. Они еще услышат обо мне, негодяи!

— Они мертвы, — сказал визирь. — Это ханаане, переодевшиеся стражниками, чтобы подставить Собека. Ведь стража у него в подчинении! А ты, Тонкий Нос, стал жертвой этой махинации. Признаешь ли официально нападавших на тебя?

— Конечно, я их признаю. Это они, и никто другой!

Пока писец составлял по всем правилам протокол, Секари бегом бросился к Собеку-Защитнику.

33

— Какие новости от генерала Несмонту? — спросил фараон у Сехотепа, Хранителя Царской Печати.

— Армия в Ханаанской земле разворачивается, Великий Царь. Никаких неприятных инцидентов.

— Строительство в Дашуре продвигается, — добавил Великий Казначей Сенанкх. — Джехути работает замечательно: ремесленники устроены хорошо, материалы поставляются бесперебойно. Только, увы, от генерала Сепи по-прежнему нет никаких известий. Должно быть, у него серьезные трудности.

— Это молчание не обязательно должно быть тревожным, — рассудительно заметил Сесострис. — Сепи осторожен и недоверчив, поэтому предупредит нас только тогда, когда найдет золото.

Монарх напомнил присутствующим:

— Меня не только пытались убить, но и нападали на мое ближайшее окружение! Вас хотели дискредитировать, а меня оставить в одиночестве, без друзей и союзников! Ты, Сенанкх, удачно выбрался из силков. Ты, Сехотеп, предугадал западню и повел себя так, что в нее угодили те, кто ее готовил. Но Собека чуть не убрали. Поэтому всем нужно быть предельно осторожными, потому что будут предприняты новые попытки.

— И по-прежнему никаких, даже самых крошечных, подозрений относительно виновника всего этого! — в ярости сжал кулаки Сенанкх.

— Великий Царь, — спросил Сехотеп, — не просил ли вас в последнее время кто-нибудь из чиновников о повышении по службе?

— Никто не просил.

— Жаль... Я считал, что автор манипуляций уступит своему тщеславию и желанию получить больше власти, а стало быть, совершит оплошность и выдаст себя! Что ж, преступник выказывает больше изворотливости, чем я предполагал.

— А если это иностранец, а не египтянин? — предположил Сенанкх.

— Что ж, возможно, — согласился Сехотеп. — Но в таком случае следует признать, что у него такая обширная сеть, что она захватывает даже Мемфис!

— Ну раз Собек уже приступил к своим обязанностям, он прощупает ее на свой лад. Он снова восстановит безопасность во дворце. После того что рассказал Икер, теперь самое главное поднять тревогу в городской управе Кахуна. Я уже приказал правителю этого города пристально отслеживать связи проникших к нему бандитов. Надеюсь, это так или иначе выведет нас на их предводителя.

— А если они попытаются овладеть городом? — взволнованно спросил Сехотеп.

— Если бы это было неожиданностью, им, возможно, это и удалось бы. Но сегодня нам все известно, и мы сумеем их обуздать... Как двор отреагировал на усыновление Икера?

— Как вы и предвидели, Великий Царь, — отозвался Сенанкх. — Все поражены, и многие завидуют. Те, кто видели себя на его месте, теперь станут преследовать его и мстить. Будут ненавидеть. Но этот юноша кажется мне твердым как гранит. Его не затрагивают ни поношения, ни льстивые похвалы. Его интересует только путь, по которому нужно пройти. И ничто его не остановит.

— А ты, Сехотеп, как ты находишь Икера?

— После вашего успеха объединения Египта, Великий Царь, он дал мне повод удивиться во второй раз. Можно подумать, что этот писец жил во дворце с рождения! У него от природы такие верные жесты и удивительно соответствующее поведение! И при этом он ни в чем не поступается собственным достоинством. И, разумеется, молва приписывает это тому, что он — вашей крови.

— Разве он не стал мне сыном? Я доверю ему опасную миссию, которая, может быть, поможет нам узнать, где был построен корабль, отправленный к земле Пунт.

— Завистники решат, что вы удалили его от двора, и будут счастливы! — воскликнул Сенанкх.

— Простите мне мою настороженность, — сказал Сехотеп, — но вам действительно кажется, что юноша уже окончательно оправился, чтобы пуститься в такое приключение?

— Судьба Икера не похожа ни на чью другую. То, что ему предстоит исполнить, превосходит границы разумного, и никто вместо него сделать этого не сможет. Если ему не удастся, то все мы окажемся перед лицом грозной опасности.

Раздражения Собека лучше было не вызывать! Даже таким пустяком, как пояс от схенти или обычный кожаный браслет! Чтобы наладить так быстро разваленную охрану дворца, Собек-Защитник работал днем и ночью.

Каждого из тех, кто оказался виновен в допущении ошибок в ту страшную ночь, когда негодяи покушались на жизнь фараона, Собек вызывал к себе лично. И тут ему не было дела до чинов и наград. От его гнева сотрясались стены кабинета. Даже у ближайших его помощников начинали дрожать ноги в ожидании окончания разбора ошибок. А кое-кому придется провести немало лет в дальних провинциальных гарнизонах, где самой сложной задачей станет для них пересчитывание коров и буйволов.

Затем Собек удостоверился, сохранила ли свою эффективность личная стража фараона и усердно ли занимались подготовкой те, кто в нее входил.

Когда Собек представлял монарху результаты своей работы, рядом с ним сидел Икер.

— Ты еще не встречался с моим приемным сыном, — заметил Сесострис. — Икер, это Собек-Защитник, начальник всей стражи царства.

— Благоденствия твоей КА, — сказал молодой человек.

— И тебе того же, — ответил Собек, скривившись. — Великий Царь! Даже опасаясь навлечь на себя ваш гнев, прошу дать мне возможность говорить с вами один на один.

Монарх выразил согласие, и Икер удалился.

— Великий Царь, — начал Собек, — убить вас пытались трое. Двое убиты. Третий — Икер.

— Твоя недоверчивость меня не удивляет и не шокирует. И все же будь уверен в том, что мне не в чем подозревать этого юношу.

— Разрешите мне хотя бы установить за ним наблюдение!

— Я тебе это приказываю, потому что его жизни, как и моей, угрожает опасность.

Собек не сумел скрыть своего разочарования.

— Мое удаление было частью точного плана: размещение бандитов в Мемфисе, а также, разумеется, и в других городах страны, начиная с Кахуна. Эта сеть пользуется поддержкой населения вплоть до знати. Одни помогают по глупости и несерьезности, другие — из желания свергнуть вас и ликвидировать вашу власть. Долгое время я был не у дел, теперь надо наверстывать! И, кроме того, мне приходится работать вслепую! Если я не преодолею трудности, очень прошу вас, отстраните меня!

— Этого-то враг как раз и ждет, — запротестовал фараон. — Неужели ты считаешь, что я должен доставлять ему удовольствие?

После долгих часов утренней работы с визирем Икер вместе с царем прогуливался в дворцовом саду. Сикоморы, тамариски, гранатовые и фиговые деревья отбрасывали приятную тень. Здесь мир казался спокойным и прекрасным.

— Хнум-Хотеп считает, что ты работаешь хорошо, Икер. Даже самые желчные и злые языки вынуждены молчать — ведь ты не ведешь себя высокомерно и избегаешь светских радостей.

— О Великий Царь! Мне предстоит так многому еще научиться! Хнум-Хотеп — прекрасный учитель, но только то, что постигаешь на собственном опыте, усваивается полностью. Что касается управления стадами, то...

— У меня для тебя другое поручение.

Погрузившись в свои административные дела, Икер пытался забыть, что рано или поздно, но монарх все же произнесет эту фразу. Вот уже некоторое время он мирно наслаждался обманчивой безмятежностью баловня судьбы.

— Я ставлю перед тобой несколько трудных для достижения целей, — пояснил Сесострис. — Завтра вместе с Секари ты поедешь в Файюм. У тебя с собой будет печать Царского Сына, но используй ее только в самом крайнем случае. Лучше всего попытайся пройти незамеченным, потому что нам неизвестно, кто наш главный враг и где он скрывается. Благодаря исследованиям, сделанным в Доме Жизни Абидоса, мы узнали, что когда-то в Файюме была посажена акация, посвященная богине Нейт. Если тебе удастся ее разыскать, то мы попытаемся привить ее ветвь к Древу Осириса. И еще... Попробуй найти верфь, где шло строительство «Быстрого»... Потом отправляйся в Кахун, чтобы связаться там с азиатами и разрушить их планы.

Горькая мысль пронзила Икера.

— Великий Царь, смерть писца Херемсафа...

— Возможно, это преступление. Я относился к нему как к своему верному слуге. Когда он спрашивал у меня согласия на посвящение тебя в первые таинства Анубиса, его аргументы выглядели вполне убедительно.

— Правитель Кахуна — ваш союзник или противник?

— Когда его назначали на эту должность, его намерения казались самыми лучшими. Но власть часто портит людей. Тебе решать, какова его истинная природа.

— Вы всегда все обо мне знали, Великий Царь! Вам были известны мои желания, мои печали и мои надежды. Это так, правда?

— Проведи спокойно остаток дня в этом саду, сын мой. И возвращайся скорее!

Сесострис ушел, оставив Икера в полном смятении.

Впервые царь назвал его «сын мой». Эти два слова — такие обычные, такие простые! — откликнулись в его душе новым чувством.

Перед ним открылся другой мир. Мир, в котором он будет сражаться не за себя самого, а за своего отца — фараона Египта!

Хотя этот царский сад был чарующе прекрасен, Икеру вовсе не хотелось томиться здесь в мечтах. Нужно было подготовить к поездке вещи и раздобыть самую подробную, насколько возможно, карту Файюма, где должны быть нанесены культовые места и священные поселения.

И в тот момент, когда он уже собирался уходить из этого мирного уголка, подул такой мягкий и такой напоенный ароматами южный ветер, что юноша невольно остановился, чтобы надышаться им всласть.

И вдруг видение...

Она!

Она шла к нему вместе с этим южным ветром, который когда-то воплощала в ритуале, посвященном возрождающей воде, заставляющей цвести и плодоносить землю.

Ее лоб был украшен золотой повязкой, бело-голубыми бутонами лотоса, от них исходил золотистый свет.

Можно ли описать ее почти неземную красоту?

Икер закрыл глаза, потом снова открыл их.

Исида все еще была здесь, только подошла поближе.

— Я боялась побеспокоить вас, — сказала она таким обволакивающим нежным голосом, что у него помутилось в глазах.

— Нет, нет... Вовсе нет! Я... я размышлял...

— Я очень люблю это гранатовое дерево, — показала Исида на самое старое дерево сада. — Оно цветет весь год, и ничто не может сравниться с его красотой. Когда один цветок увядает, тут же распускается другой.

— К несчастью, это не случается с древом Осириса!

Лицо юной жрицы выразило беспокойство.

— Если бы можно было отдать свою жизнь, чтобы спасти его, я бы ни на минуту не задумалась!

— Царь поручил мне опасную миссию: вернуться в Файюм, подавить там недовольство и найти целебное лекарство для Древа Жизни.

— Ветвь с акации Нейт?

— Как, вы знаете? — удивился Икер.

— Мне было поручено разыскать сведения в архивах Абидоса. Но мне кажется, если эта акация и существовала, то она давно умерла... Столько лет прошло!

— Если она еще жива, я найду ее!

Энтузиазм Икера заставил Исиду улыбнуться. Икер не мог от нее ничего скрывать.

— Я хотел убить Сесостриса, — признался он. — Я смотрел на него как на тирана, причину всех моих несчастий.

В нескольких отрывистых фразах он рассказал девушке о своих приключениях, не утаив мучивших его переживаний.

— Раз фараон назвал вас своим приемным сыном, — заметила она, — то это значит, что он считает вас честным и прямым человеком.

— А вы сами могли бы простить мне мои заблуждения?

Задав этот неуместный вопрос, Икер тут же понял, что совершил ошибку и, может быть, непоправимую.

Исида улыбнулась снова.

— Великий Царь вынес свой приговор. Почему же мой должен от него отличаться? Ваша искренность трогает меня. А то, что она исходит от такого высокопоставленного лица, оказывает мне честь.

— Я всего лишь писец из Медамуда! — запротестовал Икер.

— Вы — Царский Сын, и я должна вас уважать.

Икеру, неловкому от смущения, никак не удавалось найти слова, чтобы рассказать ей о своих чувствах и открыть ей, что она, только она одна, спасала его столько раз!

— Вы скоро возвращаетесь в Абидос?

— Завтра.

— Это необычное место.

— Мне запрещено говорить о нем. Я всегда хотела жить там, рядом с источником нашей духовности.

— Вы... вы вернетесь в Мемфис?

— Я подчиняюсь приказам фараона и Верховного жреца. На мгновение — слишком краткое мгновение — ему почудилось, что в ее взгляде мелькнул приглушенный огонек интереса и сердечности к тому, кто тщетно искал способа объясниться.

Вот-вот она уйдет и растворится в тумане.

Как ее удержать?

— Может быть, вы поясните мне одно странное событие? — поспешно спросил он. — Когда-то на озере я видел женщину с великолепными волосами и очень гладкой кожей. Какую богиню она воплощала?

— Это Усерет-Всемогущая, урей и женское солнце, — ответила Исида. — Встретить ее — большое счастье, но вы избежали большой опасности — ведь вы не произнесли умиротворяющего заклинания. Но раз вы видели ее во время ритуала, то бояться нечего. Пусть она поможет вам выполнить вашу миссию!

— Может быть... Может быть, мы еще увидимся?

— Судьбе решать.

34

Медес не мог решить, как вести себя дальше: атаковать ли самым решительным образом приемного сына Сесостриса и тем, возможно, повредить своему положению или ограничиться тем, что игнорировать его? Первое время он думал, что Икер, осознав свою значимость, займет при дворе важные позиции. Потом он заметил, что юноша работал под руководством Хнум-Хотепа, словно был обычным царским писцом. Он не присутствовал ни на одном светском обеде, не посещал высоких государственных чиновников и не стремился занять престижного положения.

Удивляясь и одновременно подозревая недоброе, Медес пригласил Икера к себе позавтракать, чтобы оценить его. То ли этот провинциал был настолько доволен своей судьбой, что предпочитал держаться в тени, то ли он избрал особую стратегию, результаты которой будут видны спустя долгое время. Оставалось допустить: Икер вел себя так по приказу царя. Зная, что этот единственный воспитанник лишен честолюбия, Сесострис ограничил его карьерой управленца, где не будет конкуренции.

— Господин, — сказал Медесу его интендант. — Царский Сын Икер не может оказать вам честь и принять ваше приглашение.

— Почему это?

— Он уехал из Мемфиса.

Во дворце Медес попытался по крохам раздобыть информацию, но узнал только то, что Икер сел в лодку и поплыл на юг. Он уехал один. Со своим ослом... Этот скромный отъезд походил на немилость. Уж не отправил ли Сесострис Икера назад в его провинцию, чтобы никто никогда больше о нем не слышал?

Приободрившись, Медес набросился на свою корреспонденцию.

Одно из писем, составленное знакомым шифром, было от ливанца. Главная фраза, утопленная в льстивых похвалах и пышных вежливых оборотах, содержала суть сообщения: «Я немедленно хочу вас видеть».

— Бокал вина, Медес? — предложил ливанец.

— Я был вынужден отказаться от одного важного обеда, и думаю, что мне не придется раскаиваться.

— Мой руководитель подтвердил свое согласие на встречу возле Абидоса. Она состоится на корабле, который принадлежит мне.

— Вот мои условия: на корабле с момента отплытия будет находится Жергу, а я доберусь туда собственными средствами.

— Как вам угодно.

— Ты там будешь?

— Моему хозяину этого бы не хотелось, — ответил ливанец. — Меня удерживают здесь наши дела. Впрочем, торговля процветает.

Медес посмотрел угрожающе.

— Уж не готовишь ли ты мне дурную шутку, дорогой компаньон?

— Я же не какой-нибудь сумасшедший! Благодаря вам я делаю деньги и веду очень приятную жизнь.

— И твой руководитель тоже?

— Он — это совсем другое дело! У каждого свои радости.

— Это какой-то таинственный тип!

— Он не любит, чтобы я о нем говорил.

— Если он попытается навредить мне, то горько об этом пожалеет.

— Это совсем не входит в его намерения, Медес. Он желает встретиться с вами, чтобы лишь укрепить наше сотрудничество.

С первого мгновения Жергу и капитан, служивший у ливанца, прониклись друг к другу симпатией. Жергу нравился такой тип ярко выраженного вояки — грубоватый, с взъерошенными волосами, способный убить без особых сожалений. А массивная и грубая наружность Жергу понравилась, в свою очередь, моряку.

— Я должен осмотреть твой корабль сверху донизу.

— Но ведь это можно сделать с бокалом в руке, а?

— Можно, — согласился Жергу.

— Мое вино немного резковато, но идет хорошо.

Жергу осушил первый бокал.

— На мой вкус, оно пока еще слишком молодо!

— Ну, пока мы плывем по Нилу, оно дозреет!

Шутка развеселила обоих, и осмотр прошел в непринужденной обстановке. Осматривая судно, Жергу не нашел ничего необычного. Экипаж состоял из десяти человек, все безоружные. Груз — сухари, сушеная рыба и бочки с вином.

— Ну, убедились, Жергу?

— Отдать швартовы, капитан!

Во время плавания новые приятели то и дело подливали друг другу. Жергу хвастался заслугами Медеса, а капитан рассказывал о проделках ливанца. Он нахваливал то, как была организована доставка драгоценного леса, намекал на будущие планы, мечтал, что купит на заработанные деньги хорошее хозяйство и несколько быков. И каждый день будет есть только мясо.

— На твоем корабле недостает женщин, — пожалел Жергу.

— Я охотно прихватил бы с собой профессионалку, — признался капитан, — но ливанец мне запретил.

— Ему не нравятся женщины?

— Ему-то нравятся, а вот главный начальник от них, похоже, не в восторге.

— Ты его знаешь?

— Никогда не видел.

Довольно далеко от Абидоса корабль поставили как бы на ремонт. Под прикрытием густого камыша, росшего у берега, его никто не заметит. Но если вдруг, что совершенно невероятно, нагрянет речная стража, то капитан отговорится необходимостью набрать продуктов и устранить поломку. По словам ливанца, это идеальное место для встречи выбрал сам руководитель.

— Оставляю тебя, — сказал Жергу. — Отправлюсь теперь на поиски собственного начальника.

Капитан растянулся на мостике и заснул.

Постоянный жрец Бега был удивлен.

— Почему вы требуете, Медес, чтобы я сопровождал вас на это свидание?

— Чтобы окончательно скрепить наше соглашение.

Временный жрец Жергу и Медес, игравший роль его помощника, беспрепятственно прошли через посты контроля, затем попросили разрешения переговорить со своим постоянным компаньоном, чтобы получить новый заказ. Эти действия укладывались в обычный распорядок деятельности и не вызвали у стражи удивления.

— Кто этот компаньон? — спросил Бега.

— Некто, кто поможет нам еще больше обогатиться. Ваше присутствие будет залогом масштабности нашего сотрудничества. Не скрою от вас тайной надежды: оно поможет нам скорее свергнуть Сесостриса.

— А если это простой бандит?

— Ливанец показал себя как контрабандист высокого полета, вряд ли его начальник окажется посредственностью. Можете ли вы беспрепятственно покидать Абидос?

— Постоянные жрецы — не заключенные, — напомнил Бега. — А не расставил ли нам ловушку этот ваш таинственный тип?

— Жергу проверил корабль, где произойдет наша встреча, и его люди поставили посты в окрестностях. В случае опасности они вмешаются. Поверьте, Бега, я контролирую ситуацию и убежден, что вместе мы сможем переломить ее.

Жергу в лодке доплыл до корабля. Все казалось спокойным.

— Капитан! Это я, Жергу!

Прислушавшись, он уловил мерные хриплые звуки. Поднявшись на борт, Жергу обнаружил капитана и его команду пьяными. Они спали, раскинувшись на палубе, и дружно храпели. Жергу снова недоверчиво обыскал корабль, но и на этот раз не обнаружил ничего подозрительного.

Снова сев в лодку, он доплыл до корабля Медеса, стоявшего на якоре подальше.

— Ничего настораживающего.

— Твоя команда на месте, Жергу?

— Безопасность обеспечена.

Взойдя на корабль, Медес разбудил капитана пинком в бок. Тот выругался и открыл глаза.

— Ты знаешь, когда должен прибыть твой господин?

— Нет, откуда мне... Я довольствуюсь тем, что жду.

— Заставь-ка своих ребят вычистить кабину.

Капитан растолкал команду. Шатаясь и поругиваясь, моряки придали кораблю видимость чистоты.

Тут зашуршали камыши, и появился человек в накинутом на голову капюшоне.

— Входите, Бега, — пригласил его Медес. — Бояться здесь нечего.

Неловко, неуверенным шагом постоянный жрец отважился ступить на трап. Медес, видя, что тот рискует упасть, поддержал его. Очевидно, физическая активность была Беге не свойственна.

Запыхавшись, он сел на трехногий табурет.

— Все в сборе? — спросил он.

— Нет еще хозяина этого судна.

Началось долгое ожидание. Бега сидел, опустив голову. Жергу за кабиной потихоньку потягивал вино. Медес мерил шагами палубу.

Наконец, потеряв терпение, он обратился к капитану, лениво прислонившемуся к бортовому ящику для хранения коек.

— Терпеть не могу, когда надо мной смеются! Я ухожу. Но ты, мерзавец, заплатишь мне за этот позор!

Тут раздался слащавый и одновременно угрожающий голос, который буквально пригвоздил Медеса к месту.

— Зачем же зря сердиться? Вот и я.

Он стоял на носу корабля, но никто не видел, как он пришел.

Высокий, с длинной бородой, с тюрбаном на голове. Лицо изможденное. Одет в льняную тунику до щиколоток. Красные глаза глубоко посажены.

Жергу выпустил из рук свой кубок, Бега окаменел, Медес застыл с раскрытым ртом.

— Кто это?.. Вы кто?

— Я — Провозвестник. Вы трое станете моими верными последователями.

«Сумасшедший! Настоящий сумасшедший!» — подумал Медес и сделал Жергу знак, чтобы тот дал сигнал своим людям и те вмешались.

— Суетиться бесполезно, — осадил Медеса Провозвестник. — Твой корабль под моим контролем. Эти людишки, нанятые Жергу, совершенно неспособны были устоять против моих молодцов.

После этих слов Провозвестника из камышей выбрались Кривая Глотка и Бешеный и бросили на мостик отрезанные головы и руки.

— Дайте мне уйти! — взмолился Бега дрожащим голосом.

— С этого места никто не уйдет, пока не получит моих приказаний и не пообещает мне подчиняться, — мягко уточнил Провозвестник.

И все же Жергу попытался броситься в воду, но в его плечо тут же вонзились когти сокола. Взвыв от боли, Жергу был вынужден упасть на колени.

— Если еще раз дернешься, — пообещал Провозвестник, — я вырву у тебя печень. Подумай, какая смешная смерть! Это совсем не то, что делать деньги!

— Вы... Вы действительно начальник ливанца? — изумленно спросил Медес.

— Он на своей шкуре испытал, что меня нельзя предавать и нужно быть покорным. Пусть он послужит вам примером, так как вместе нам удастся свершить многое. Ваши намерения — у всех троих — верные, но вы столкнулись с сильным противостоянием. И до сегодняшнего дня ваши результаты вас скорее разочаровывали. Великий Казначей Сенанкх, Хранитель Царской Печати Сехотеп, генерал Несмонту и начальник всей стражи Собек-Защитник — все выбрались невредимыми из поставленных вами силков. Я не говорю уже о фараоне. Отправив против него убийцу-любителя, вы расстроили действия профессионала, которому было поручено убить царя. А сейчас в результате Собек оправдан и Сесострис снова находится под его защитой.

— И вы... Вы тоже хотите убить царя? — спросил немного ободренный Медес.

— Разрозненные усилия обрекают нас на неудачу. Поэтому я и решил все координировать. Эй, ты, сними-ка свой капюшон и назови мне свое имя!

Бега не посмел ослушаться.

— Зовут меня Бега. Я — постоянный жрец Абидоса.

— Прекрасная находка, Медес, а? — похвалил Провозвестник.

— Нужно проникнуть в секрет таинств Осириса, — объяснил секретарь Дома Царя, — потому что Абидос остается духовным центром Египта и источником могущества фараона.

— Думаешь учить меня? — с вызовом сказал Провозвестник. — Бега, расскажи о Древе Жизни.

Жрец поднял на Провозвестника изумленные глаза.

— Вы... Вы знаете?!

— Отвечай.

— Акация Осириса тяжело больна. Она стала жертвой злодеяния.

— Она еще не полностью засохла?

— Нет, она постепенно набирается сил. Первая ветвь зазеленела, когда стали строить храм и гробницу Сесостриса. Они производят КА, и служители культа ежедневно занимаются древом, чтобы закрепить в нем это КА. Вторая ветвь тоже покрылась листвой, когда был провозглашен указ о воссоединении Египта.

— Какие еще предпринимаются действия, чтобы попытаться вылечить дерево?

— Сесострис приказал строить пирамиду.

— Где?

— В Дашуре, — ответил Медес.

— У кого золотая табличка? — спросил Провозвестник.

Бега был поражен.

— Вы знаете все наши ритуальные сокровища?

— Отвечай.

— Лично у фараона. Наш Верховный жрец, Безволосый, не берет на себя никакой ответственности и действует только по согласованию с царем.

— Ты, Бега, чего хочешь?

— Избавиться от этого деспота и занять его место. Оно по праву принадлежит мне! Потому что я опытен, потому что я старше. Я достоин царить в Абидосе.

— Почему ты стал союзником Медеса?

Видя, что Бега смутился, заговорил секретарь Дома Царя. Он не стал скрывать совместных коммерческих планов.

— Прекрасная мысль! — согласился Провозвестник. — Только продолжайте в том же духе. Мы с вами совпадаем по многим вопросам, но вам не хватает размаха. У меня, Провозвестника, в руках истина. Я напишу последний закон, ни единое слово в котором не изменится, так как мне его продиктует Бог. Я применю закон ко всему человечеству, и те, кто ему воспротивятся, будут уничтожены. Но прежде мы должны уничтожить наше главное препятствие — власть фараона — и захватить Египет. Когда мы станем хозяевами этой страны, центра мира, то победа над другими станет для нас лишь детской забавой.

Медес не думал идти так далеко, но почему бы и нет? Жергу пойдет за Медесом. Ну а Бега так напуган, что абсолютная покорность покажется ему единственным средством выжить.

— Мы посеем ужас среди неверных, — пророчествовал Провозвестник. — Мы уничтожим проклинающих нас, мы сотрем с лица земли границы, мы заставим женщин сидеть по домам и служить своим супругам, мы завладеем золотом богов и помешаем Осирису воскреснуть!

35

Тон Провозвестника заставил вздрогнуть тех, кто слушал его слова. Из карманов своей льняной туники он вынул три куска красного кварцита.

— Свет не повредил этих камней Сета, — сказал он. — И в них еще горит разрушительный огонь, который поможет нам победить наших врагов. Вы трое, дайте вашу левую руку.

Провозвестник положил в ладонь каждому — Медесу, Беге и Жергу — по камню.

— А теперь сожмите пальцы. Сильнее! Еще сильнее!

Трое мужчин закричали одновременно. Кварцит жег им кожу, но разжать пальцы было невозможно!

Провозвестник протянул вперед руки, и боль исчезла.

— Теперь у вас на теле остался знак Сета. Вы стали его союзниками и будете подчиняться мне не рассуждая. Если же нет, то тело ваше само собой загорится и вы умрете в страшных мучениях.

Кварцит на глазах превратился в пыль. Медес, как и другие, увидел у себя на ладони малюсенькое изображение головы бога — его мордочку окапи и большие стоячие уши.

Бега задыхался. Он, служитель Осириса, стал теперь последователем Сета, его убийцы!

— Ничто больше нас не разлучит! — прибавил Провозвестник. — Наш союз скреплен.

— С какими же войсками мы нападем на фараона? — спросил Медес. — Разве он не создал национальную армию?

— Да, создал, и ею командует генерал Несмонту. Это опасная военная сила, — прибавил Жергу.

— Прямой удар, конечно, будет для нас неудачным, — признал Провозвестник, — потому что я смогу противопоставить армии всего лишь один отряд ханаан — хвастливых, плаксивых и подлых. Единственный путь — бандитизм.

— И каким оружием будем воевать?

— Моя сеть в Кахуне производит его официально — чтобы вооружать египетские силы правопорядка. Но часть его идет нам. Мы организуем кровавые точечные удары, а это заставит трепетать фараона и посеет страх среди населения.

— А невинные граждане не восстанут против нас? — забеспокоился Жергу.

— Невинных нет. Будут те, кто с нами, и те, кто против нас. Подчиняться фараону и соблюдать закон Маат — значит быть виновным. Отныне, каждый на своем месте, вы будете неустанно работать. Я хочу все знать об Абидосе, о Сесострисе, о его управлении, о его армии и его страже. Теперь — уходите.

Бега надвинул капюшон и ушел первым. Шатаясь, он спустился по трапу и скрылся в камышах.

— Не принял ли Сесострис какого-нибудь необычного решения? — спросил Провозвестник, рассеянно глядя вдаль.

— Именно, — ответил Медес. — Он выбрал приемного сына.

— Его имя?

— Икер.

— Не тот ли это парнишка из Медамуда, которого ты предопределял богу моря?

Медес снова остолбенел.

— Да, но... Откуда вы это знаете?

— Кто сообщил тебе имя этой искупительной жертвы?

— Один местный агент.

— Он действовал по моему приказу. Я развил в этом мальчишке замечательные способности противостоять силам зла. Принеся его в жертву, мы бы использовали их себе на благо. Избежав жертвоприношения и уцелев в кораблекрушении, парень получил дополнительные силы.

Из своего угла вышел молчавший до поры Кривая Глотка.

— Не этот ли Икер был стукачом у стражников и не его ли я считал сгоревшим в бирюзовых рудниках?

— Он выжил в этом пожаре и продолжил свой путь, не осознавая, какая сила его ведет. Сегодня его учит Сесострис, и он восседает рядом с фараоном.

— Успокойтесь, — сказал Медес, — он уже убрался из Мемфиса. Этого недоучку царь тайно изгнал.

— Куда поехал?

— На юг. Возможно, в родную деревню, где какое-то время еще покрасуется как герой, а потом покинет этот мир. В столице о нем больше никто никогда не услышит...

Теперь и Медес с Жергу ушли корабля. Провозвестник обратился к капитану:

— Плыви в Файюм. Смотри и слушай. Если найдешь Икера, убей его!

Ни одна из карт, бывших у Икера, не показывала места, где росла акация Нейт. Но в архивах нашлись сведения: акация была высажена на острове Себек[19] в Файюме. К несчастью, географы не указали, где он находится. Но, может быть, расспрашивая жителей провинции, юноше все же удастся туда добраться.

С отъезда из Мемфиса Секари внимательно следил за Икером. Делая вид, что незнакомы друг с другом, оба путешественника не разговаривали. Но у них был уговор, что в случае опасности Секари немедленно бросится на помощь.

Двое крестьян показались Секари подозрительными — особенно когда слишком близко подошли к Икеру. Но им, видимо, хотелось только поболтать, и никаких происшествий не было до самого прибытия в порт города Царского Сына[20]. В этом городе строители как раз перестраивали храм в честь бога-барана Херишефа — «Находящегося на своем озере», — отвечавшего за хорошее орошение полей и обильный урожай.

Повсюду велись работы: осушались болота, строились деревни и храмы, сооружались небольшие запруды, шлюзы и оросительные каналы. Значительная часть района была покрыта бескрайними лесами — настоящим раем для растительного и животного мира!

Радуясь новому путешествию, Северный Ветер весело шагал по дороге. Разыграв обычную комедию с воем и валянием по земле — ради того, чтобы Икер не стачивал его копыта, твердые как эбеновое дерево, — он гордо шел вперед и наслаждался восхищением знатоков.

— Ты ведь знаешь, что за твоими копытами нужно ухаживать и три раза в год выравнивать их при помощи специальной пилки, — выговаривал ему Икер.

Ослик предпочел не отвечать и продолжал свой путь до пункта уплаты дорожной пошлины города Царского Сына.

— Какие товары предъявляем? — строго спросил Икера начальник поста.

Икер показал свой писчий инструмент.

— Хорошо, можешь проходить.

— Я разыскиваю очень старинное священное место, где растет акация, посвященная богине Нейт. Кто бы мог помочь мне советом?

— Лучший знаток наших мест — это смотритель дамбы.

Чиновник указал Икеру, где находится дом этого человека. Пока Икер уточнял детали, Северный Ветер, сразу уразумев, куда нужно идти, отправился вперед.

Смотритель как раз сидел в саду, спасаясь от зноя в тени беседки. Икер поздоровался и объяснил, что ему нужно.

— Акация Нейт... Да, когда-то я слышал о ней... Кажется, она растет в пустынном уголке, куда изредка забредают пастухи и дикие звери. Иди на северо-восток, пусть обелиск Сесостриса I останется по правую руку от тебя. На его вершине изображен солнечный диск, символизирующий рождение света из первобытных вод... А почему ты вдруг заинтересовался этим деревом?

— Я собираю сведения о старинных священных местах вашей провинции, чтобы нанести их на карту.

Вечером в харчевне смотритель не преминул рассказать об этой встрече, беседуя с приятелями. Описание Икера и его осла услышал и капитан, выполнявший поручение Провозвестника. О, теперь он не упустит свою добычу!

Богатство природы несло не только благо. Если бы у путешественников не было с собой специального бальзама от насекомых, которым Икер мазал не только себя, но и Северного Ветра, то им пришлось бы в пути несладко. Если судить по указаниям старика, которого Икер встретил в пути, то дерево богини было уже где-то неподалеку. Но, идя вдоль озера, нужно было быть осмотрительным, потому что там кишмя кишели крокодилы, среди которых попадались настоящие чудовища. Один из них — этакий гигант-патриарх — как раз грел бока на песчаном берегу.

Икер спрашивал себя, идет ли за ним по этому лабиринту Секари.

Раздвинув переплетенные ветви тамариска, писец обнаружил за зарослями водную гладь, края которой терялись в ивовом лесу. На берегу сидел пастух и жарил рыбу.

Икер подошел к нему.

— Скажи, остров Себек далеко отсюда?

— Возможно, что и нет.

— Я писец Икер. Ищу, где находится акация Нейт.

Капитан — а это был именно он — походил на угрюмых людей, которые плохо ладят с себе подобными, но зато отлично знают свое дело.

— Акацию Нейт, говоришь? — повторил он. — А что тебе от нее надо?

— Мне нужно нанести ее на карту.

— Карты здесь не помогут. В этом деле лучше доверять своему нюху.

— Согласишься ли ты хотя бы помочь мне?

— Сначала нужно закончить завтрак. Хочешь есть?

Оба молча принялись за еду. Потом капитан быстро встал.

— Остров Себек находится на том конце озера, — сказал он. — Садись в мою лодку.

Он раздвинул камыши, ловко запрыгнул в лодку и поднял якорь.

— Цепляйся за мою руку, — посоветовал он Икеру. — Здесь столько крокодилов, что лучше не падать.

Икер совершил ошибку и доверился своему вожатому.

И в тот самый момент, когда писец пытался удержать равновесие, капитан сильно толкнул его.

Коснувшись поверхности воды, Царский Сын поднял высокий столб воды. Как только он понял, что произошло, и решил плыть к берегу, под ним мелькнула огромная тень царя здешних мест весом около тонны. Схватив Икера, он утащил его на глубину.

— Вот и кончена твоя миссия! — крикнул вдогонку капитан.

Но убийца не успел как следует порадоваться своей победе, потому что Секари ударил его головой в поясницу, отправив в воду.

— Помогите, — заорал капитан, — я не умею плавать!

Но даже если бы Секари и захотел спасти его, ему бы это уже не удалось. Два других крокодила тут же занялись своей отчаянно размахивающей руками добычей. Первый сомкнул свои мощные челюсти с семьюдесятью зубами на его шее, а второй ухватил за левую ногу. Одно мгновение — и чудовища разорвали посланца Провозвестника.

Секари был в ярости на самого себя.

— А я-то принял его за настоящего пастуха! Но даже если бы я и не доверял ему, то подумал бы, что он не нападет на Икера раньше, чем довезет его до акации!

Северный Ветер внимательно вглядывался в поверхность воды, по которой растекалась кровь капитана.

— Не могу оставить Икера, ныряю!

Северный Ветер загородил собой путь Секари и поднял левое ухо.

— Как это, нет? Может быть, он только ранен, может быть...

В больших глазах ослика Секари прочел решимость, но не отчаяние.

В недоумении он опустился на траву.

— Ты прав, я бы дал сожрать себя.

Теперь уже множество крокодилов дрались между собой, пытаясь поучаствовать в трапезе. Секари заплакал.

— Я не сумел спасти моего лучшего друга! Он умер из-за меня!

Северный Ветер поднял левое ухо. Секари приласкал его.

— Твоя доброта греет мне сердце, но я сам себе противен. Пошли, пошли отсюда!

И снова ослик стал ему поперек дороги.

— Кончено, Северный Ветер! Все кончено...

Но левое ухо стояло упрямо. Ослик явно не разделял это мнение.

— Ты хочешь подождать еще?

Теперь к небу поднялось и правое ухо.

— Ждать... Но ждать чего?

Северный Ветер удобно устроился на берегу, а глаза его неотрывно смотрели на воду.

36

Из-за скорости, с которой мчался крокодил, Икер даже не успел испугаться. В то мгновение, когда огромный крокодил проплывал под его телом, Икер уцепился за это чудовище и нырнул вместе с ним в глубину озера.

Пройдя через зону мутной серой воды, он оказался в подводном лесу, озаренном мягким солнечным светом. Самым естественным образом в его голове всплыли магические слова гимна, предназначенного для успокоения гнева бога-крокодила: «Ты, что поднимаешься в первобытном океане и распространяешь свет, идущий из вод, дай возродиться ему и на земле, будь оплодотворителем, повелителем пищи, найди своего отца Осириса и защити меня от опасности!»

Икер, очарованный великолепием тихо колеблющихся разноцветных растений, позабыл о дыхании. Старый крокодил поднялся на поверхность и положил свою ношу на залитый солнцем холм.

Не понимая, как он выжил, Икер ощутил, что вооружен новым оружием — силой великой рыбы[21].

Перед ним находилась необычная мумия[22]: голова Осириса, бронзовое тело крокодила, золотые зубы, одежда — плащ из меди и электрума[23]. Хозяин вод был представлен в виде нерушимой ладьи, подаренной усопшему, чтобы плавать по водным просторам мира. В несколько мгновений, забыв о самом себе, Икер пережил рождение первородного света, восставшего из глубин озера.

А на вершине холма — акация...

Увы! Ее только что сожгли. Ветви и листья стали пеплом. Пепел еще дымился. На обугленном стволе имя богини Нейт было залито красными чернилами.

— Расскажи, расскажи мне еще раз! — требовал Секари.

— Но ведь это уже десятый! — возразил Икер.

— Я подумал, что совершил непоправимую ошибку! И, кроме того, твоя история выглядит такой безумной, что я должен запомнить каждую подробность и увериться, что ты не выдумываешь ее всякий раз, как начинаешь свой рассказ.

— Разве это так?

— До сих пор — нет, но разве осторожность еще кому-нибудь помешала?

— Злой дух, который таится во тьме, уничтожил акацию Нейт. Можно поклясться, что ему известны наши цели.

— Это дополнительная причина, по которой мы немедленно отправимся в Кахун, арестуем Бину и раскроем ее заговор.

— Но сначала убедимся в верности фараону города.

— В город войди самым официальным образом, — посоветовал Секари. — Если правитель бросит тебя в тюрьму, то я спровоцирую вторжение армии. Будем надеяться, что город еще не в руках азиатов!

Бина чувствовала, что она готова. Через три дня азиаты, устроившиеся в Кахуне, возьмут в руки оружие, которое сами сделали и спрятали, и ночью нападут на сторожевые посты. Со своим помощником Ибшей, таким же решительным, как и она, Бина уничтожит всех писцов, чтобы запугать население и дать ему понять, что новые хозяева отрицают старую культуру.

После падения Кахуна Бина предпримет поход на другие поселения Файюма. Не устоит ни одна деревня. Придут новые караваны азиатов, у них будет подкрепление, и армии Сесостриса, обездвиженной в Ханаанской земле, придется потратить много времени, прежде чем она сможет действовать. И начнется опустошающая партизанская война.

Такими были указания Провозвестника, и хорошенькая Бина будет следовать им буквально.

Своей победой она была обязана женским чарам. Через каждые три месяца правитель полностью менял в Кахуне стражу. И Бина соблазнила чиновника, которому была поручена подготовка следующей смены. Ласками и пламенными речами она убедила его присоединиться к делу, обещав высокий пост в будущем командовании. Благодаря этому наивному честолюбцу, который первый же и падет от рук убийц, Бине было известно точное число солдат и их позиции.

Азиаты уничтожат их в несколько минут.

— Имя и звание, — потребовал офицер, наблюдавший за главными воротами Кахуна.

— Икер, писец и временный жрец храма Анубиса.

— Имущество для предъявления?

— Мои писчий принадлежности.

Офицер порылся в сумках на спине у Северного Ветра.

— Можешь проходить. Скоро я закончу эту проклятую работу! Послезавтра, наконец, смена, и я возвращаюсь в Дельту.

— В городе спокойно? — спросил Икер.

— Никаких инцидентов.

С Северным Ветром, который хорошо знал Кахун, Икер отправился к огромному дому правителя, в котором служило огромное число писцов и ремесленников.

Один из служащих узнал его.

— Икер... Куда же ты уехал?

— Правитель в своем кабинете?

— Он никогда его не покидает! Пойду, объявлю о тебе.

Юноша устроил Северного Ветра в тени внутреннего двора и приказал задать ему корму. Один из писцов ввел посетителя в дом.

Правитель Кахуна сидел среди гор документов.

— Икер! Скажи мне, что это не ты! Не может быть, чтобы именно ты стал Царским Сыном, как написано в указе, который я только что получил!

— Боюсь, что это так.

— Когда ты исчез, я отказался проводить расследование. Впрочем, ты заслуживаешь сурового наказания! Я чувствовал, что произойдет нечто странное, ведь ты так отличался от остальных писцов! Ты, я уверен, вернулся с официальным поручением?

— Я хочу знать, какому господину вы служите.

Пальцы правителя с силой вцепились в кресло.

— Что означает этот вопрос?

— Совершена попытка убить царя. Здесь, в Кахуне, скрываются бандиты. Они выступят незамедлительно.

— Ты... ты смеешься надо мной?

— Мне известны некоторые из заговорщиков. Большинство — это азиаты, работающие здесь мастерами по металлу.

Правитель выглядел как пораженный громом.

— Ты говоришь не о Кахуне, моем городе!

— К несчастью, о нем. Или вы заодно с бандитами, или вы помогаете мне их уничтожить.

— Я? С бандитами? Да ты с ума сошел! Сколько солдат тебе нужно?

— Надо арестовать их всех одновременно, чтобы не поднимать тревоги. Плохо подготовленная операция обернется кровавыми столкновениями.

— Что же тогда предлагает Царский Сын Икер?

— Соберите начальников и организуем серию точно нацеленных ударов. После того как мы разобьем этот заговор, вы дадите мне список корабельных верфей Файюма, включая те, которые закрыты, и обязательно включите в список верфь, на которой работал покойный плотник Рубанок.

— Эти сведения придется собирать долго, но ты их получишь.

— Можно мне поселиться в моем прежнем доме?

Правитель, казалось, ужасно смутился.

— Это невозможно.

— Вы отдали его кому-то другому?

— Нет, не то... Что ж, в конце концов, ты сам увидишь.

Кузнец, работавший рядом с домом правителя, неожиданно под предлогом сильной боли в спине отпросился к врачу, а кузницу оставил на своего помощника.

На самом же деле он узнал Икера и должен был немедленно предупредить своего начальника, Ибшу, управляющего главной мастерской по производству оружия.

Ибша сразу же отправил посыльного к Бине. Она тотчас бросила заниматься хозяйством в роскошном доме Хранителя архивов, к которому нанялась недавно.

Трое закрылись в одном из хранилищ.

— Икер вернулся, — сказал кузнец.

— Ты уверен? Это действительно он? — спросила Бина.

— У меня прекрасная память на лица.

— Это катастрофа, — сказал Ибша.

Бина не возражала. Ей было известно, что наемник, посланный Кривой Глоткой, чтобы убить царя, потерпел неудачу и что Икер стал единственным воспитанником дворца, иными словами, верным слугой фараона.

И все же по недавним сведениям выходило, что Икер, впав в немилость и вынужденный оставить двор, поехал на юг в надежде вести скромную жизнь. И один из агентов ливанца собирался его убрать.

— Икер все еще пользуется доверием фараона, — высказала свое мнение Бина. — И тот поручил ему переломать нам кости. Единственное решение: немедленно бежать, захватив с собой максимум оружия и пожертвовав наименее стойкими бойцами в схватке, которая станет первой и последней нашей диверсией в этом городе.

Ибша возмутился.

— Да мы же в нескольких мгновениях от захвата Кахуна!

— Если Царский Сын отправился к правителю города, то только для того, чтобы организовать наш арест. Он хочет нас взять живыми. Ты забыл, что ему известны местоположение мастерской, где делают ножи и короткие мечи, и истинная роль мастеров-азиатов? Нельзя терять ни минуты. Если мы затянем, то мы погибли.

Растерянный Ибша сдался под аргументацией своего начальника.

— Какой тип диверсии ты предлагаешь?

— Нападение на дом правителя.

Икер и Северный Ветер остановились, пораженные. От их прекрасного дома и чудной мебели не осталось ничего, кроме руин со следами жуткого пожара.

— Мы ничего не смогли спасти, — сказал Волосатый, ленивый писец, всегда возникавший в случае несчастья. — Огонь занялся глубокой ночью, и он не был случайностью.

— Почему ты в этом уверен?

— Потому что, по меньшей мере, десять домов вспыхнули в городе одновременно! Именно поэтому оказалось невозможным успешно все потушить. Кстати, одна старушка видела, как от твоего дома разбегались несколько мужчин. Знаешь, Икер, я тебя люблю. Но всегда есть завистники и злопыхатели.

— У тебя есть кто-то на подозрении?

— Кто-то? Нет... Это правда, что ты стал приемным сыном фараона?

— Правда.

— Значит, ты поможешь мне получить хорошее место?

— Решение остается за правителем.

— Правитель меня не слишком-то жалует. Если я сообщу тебе важную информацию, ты мне поможешь?

— Поговорим.

— Где ты думаешь поселиться?

— В храме Анубиса.

Ослик пошел в направлении святилища, где постоянные жрецы приняли Икера по-разному. Одни были рады снова его видеть, а другие упрекали его в том, что он оставил свой пост временного жреца, никого не предупредив.

Юноша извинился перед жрецами, а они поблагодарили Царского Сына за то, что он почтил их места своим присутствием. Они отвели для него лучшую комнату, но писец прежде всего захотел повидать библиотеку, где он занимался инвентаризацией и расстановкой замечательных рукописей, датирующихся еще эпохой великих пирамид.

Его размышления были недолгими, потому что пришел Волосатый и попросил о встрече. Икер принял его в своей комнате.

— Есть! Мне известно то, что тебя интересует! Поговоришь с правителем?

— Поговорю.

— Тогда вот: одним из поджигателей был азиатский кузнец, работающий в городской управе. Когда он сегодня увидел тебя, то срочно покинул свое рабочее место, сказавшись больным. Якобы у него разболелась спина. Но его помощник сказал, что это ложь, потому что он бежал как заяц.

Стало быть, Икера опознал один из людей Бины. Теперь она либо очень быстро развернет боевые действия, либо попытается срочно скрыться со своими приспешниками. Поскольку вмешательство стражи еще не подготовлено, на стороне у юной азиатки будет определенное преимущество.

— Быстро, Волосатый! Поднимаем по тревоге стражу!

Пока оба молодых человека во всю прыть неслись к казармам, из центра города послышались крики.

— Нападение на дом правителя! — закричал торговец кувшинами и, бросив свой товар, опрометью бросился туда.

37

Солдаты и стражники со всех ног бежали к дому правителя. Пока в городе царила суматоха, Бина, Ибша и многие азиаты вышли из него, унося тяжелые короба с оружием.

— Держись подальше от толпы, — посоветовал Икеру Секари. — В такой толкучке тебя невозможно будет защитить от нечаянного удара.

На главном холме Кахуна развернулось жестокое сражение. Наемники, призванные Виной, убивали безоружных служителей, но ремесленники защищались своими инструментами. И когда вмешались силы правопорядка, некоторые азиаты, отказавшись от своей клятвы отдать жизнь за правое дело, разлетелись в разные стороны, как испуганные воробьи. Правда, кое-кто сражался отчаянно, но численное превосходство было очевидно и гибель неминуема.

Началась долгая и изнурительная охота человека за человеком, которая закончилась часа через два. Все бандиты были найдены.

Правитель в шоке пересчитывал раненых.

Икер и Секари пытались узнать, скольким азиатам удалось бежать и в каком направлении. Разобраться в свидетельствах, где смешивались преувеличенные, панические и истинные показания, было нелегко. Получалось, что часть беглецов направилась на север провинции, а другая — в сторону Нила.

— Ладно, уточним потом, — решил Секари. — Самое срочное — установить возможных сообщников боевиков в самом городе. Иначе есть риск, что нападение повторится.

Один подозреваемый, вне сомнений, кузнец, который вспугнул азиатов. Хотя он и попытался выставить себя жертвой, никто этой комедии не поверил.

Офицер схватил его за волосы.

— Дайте мне расспросить его на свой манер! Он все скажет, поверьте мне!

— Не надо пыток, — приказал Икер.

— В этом случае цель оправдывает средства.

— Я сам допрошу этого пленника.

Офицер отпустил ремесленника. Если он и дальше будет возражать Царскому Сыну, у него будут серьезные неприятности.

— Ты часто видел Бину?

— Как и многих других жителей Кахуна.

— Какой у нее был план захвата города?

— Ничего об этом не знаю.

— Очень похоже, — заметил Икер. — Ведь ты занимал отличный наблюдательный пост в самом доме правителя! Уж не был ли ты должен убить его в случае всеобщего восстания?

— Я делал только свою работу.

Секари подсел к пленнику.

— Я, друг мой, — не солдат и не стражник. Царский Сын, который так деликатно расспрашивает тебя, никакого влияния на меня не имеет, потому что моя служба ему не подчиняется. Забавно, но я как раз специалист в области допросов. По секрету скажу тебе, что меня это даже забавляет. Ну, что до тебя, то тебе это вряд ли покажется так же забавно.

Секари вынул острый кусочек дерева.

— Я всегда начинаю с того, что выкалываю один глаз. Кажется, это очень больно, особенно если инструмент не слишком хорош. Но это так, предварительная забава. Потом я приступаю к более серьезным вещам. Если Царский Сын согласится отойти, чтобы избежать этого неприятного зрелища...

Икер повернулся к кузнецу спиной.

— Останьтесь, умоляю вас, и помешайте этому ненормальному пытать меня! Обещаю, я все расскажу!

Писец вернулся к ремесленнику.

— Слушаю тебя. Одно лживое слово, и наш специалист займется тобой.

— Бина хотела воспользоваться сменой караула. Завтра. Убив солдат, она легко овладела бы городом.

— Значит, у нее есть сообщник среди военных?

— Это верно, но я не знаю его имени.

— Ты смеешься над нами, — сказал Секари.

— Нет, клянусь вам, нет!

Судя по тому, до какой степени пленник сейчас обезумел от страха, он явно говорил правду. Икер и Секари отправились к правителю, который был счастлив, что спокойствие в городе восстановилось.

— Кто отвечает за смену стражи, назначенную на завтра? — спросил у него Царский Сын.

— Капитан Реши.

— Где я могу найти его?

— Во внешней казарме, на берегу канала.

Казарма была пуста, потому что все солдаты ушли в Кахун обеспечивать безопасность. Остался только часовой.

— Я ищу капитана Реши, — сказал Икер.

— Ты кто?

— Царский Сын Икер.

— О! Реши наблюдает со своего корабля за каналом.

— Тогда он обязательно заметил, куда отправились беглецы. Проводи меня к этому кораблю.

— Капитан запретил мне покидать пост и...

— Я прикрою тебя.

— Хорошо, идемте.

Мужчины быстро пошли в сторону канала. Корабль, скрытый в густой растительности, оказался большим, с рубкой по центру.

— Ты здесь, Реши? — громко крикнул солдат.

Взлетели со своих мест потревоженные ибисы.

— Странно, он не отвечает. Надеюсь, с ним все в порядке. Давайте посмотрим.

На корме лежали два гарпуна, которые используются при охоте на гиппопотамов.

И в тот момент, когда Икер толкнул дверь кабины, он вдруг понял, что на него сейчас нападут.

Избегая удара в голову, он отклонился, но все-таки получил удар по плечу и упал.

— Слишком любопытный, подонок! — воскликнул Реши, хватая гарпун.

Превозмогая боль, Икер свернулся ужом, чтобы увернуться от крюков, которые впились в пол на мизинец от его головы.

Реши готовился нанести новый удар вторым гарпуном, но в этот момент жесткий удар коленом в поясницу остановил его. Удар по руке заставил выпустить оружие, а петля на горле перехватила дыхание, и Реши потерял сознание.

— Этот подлец не умеет драться, — сказал Секари. — Как ты чувствуешь себя, Икер?

— Отделаюсь кровоподтеком. Давай приведем его в чувство!

Секари окунул голову капитана в канал.

— Не убивайте меня! — взмолился тот.

— Это будет зависеть от твоих ответов. Нам уже известно, что ты — предатель, подкупленный Биной.

— Мы победим...

— Твои речи нас не интересуют, ваш заговор провалился. Куда пошли твои сообщники?

— Я должен молчать, я...

Секари снова окунул его голову в воду и держал ее там довольно долгое время. Когда он ее вынул, Реши едва сумел перевести дыхание.

— Я теряю терпение, — сказал Секари. — Или ты говоришь, или кончишь свою презренную жизнь в этом канале.

Капитан отнесся к угрозе Секари всерьез.

— Азиаты разделились на две группы. Одна пошла по дороге к большому озеру, а вторая — в направлении Мемфиса.

— С кем они должны встретиться? — спросил Икер.

— Не знаю.

— Еще окунем? — спросил Секари.

— Милостивый господин, нет! Я действительно сказал все, что знаю!

— Отведем его в Кахун, — сказал Икер.

Постаревший и измученный, правитель Кахуна едва начал приходить в себя. Когда унесли убитых мятежников и убрали следы кровавых столкновений, город снова стал похож на спокойное и веселое египетское поселение.

— Никогда не мог себе представить такой трагедии, — признался правитель Икеру.

— Бандиты рассчитывали как раз на наше неведение, — объяснил Икер. — Но, потерпев неудачу, они далеко не повержены.

— Пока ты не уехал, — попросил правитель, — побудь на нашем празднике Сокариса. А у меня, таким образом, будет время собрать нужные тебе сведения.

Икер вспомнил, что имя этого таинственного бога фигурирует в песне носильщиков, когда они поднимают паланкин: «Жизнь обновлена Сокарисом».

В качестве временного жреца Анубиса Икер присоединился к группе, которая в торжественной процессии несла ладью Сокариса. Ладья воплощала силу морских глубин, несущих душу Справедливых по дороге воскрешения. На носу укреплена голова антилопы — животного Сета, чья разрушительная способность была приручена, освящена и употреблялась на пользу гармонии. Рядом с ней — рыба, которой поручили вести бога света во тьме морской пучины, и ласточки, прилетевшие из того мира. В центре ладьи — рубка, символизировавшая первобытный холм, где впервые проявилась жизнь, которая затем каждый день обновлялась. Из рубки выглядывала голова сокола — утверждение царской мощи и победы небесного света над мраком хаоса.

— Связан ли Сокарис с Осирисом? — спросил Икер исполнителя ритуала, который руководил церемонией в святилище Сесостриса, второго по имени.

— Эта ладья отгоняет его врагов. Осирису она дает место для превращения и питания. Поэтому по окончании церемонии ее отнесут в Абидос.

Абидос... Священный город постоянно будоражил мысли Икера. Может быть, его новые обязанности позволят ему — когда-нибудь в будущем, далеком или не очень, — быть туда допущенным и снова встретить Исиду? Собравшись с мыслями, юноша со всем рвением принял участие в торжественном входе в храм. Поможет ли ему Сокарис? Ведь он так в этом нуждается!

— По поводу Головореза и Черепашьего Глаза больше никаких сомнений нет! — объявил Икеру правитель. — Они действительно были приписаны к торговому флоту, но их изгнали за воровство. Когда они нанимались на «Быстрый», то были уже вне закона. Их товарищи, включая капитана, скорее всего, немногим лучше.

— Корабль-призрак, экипаж-призрак! — грустно сказал Икер. — А список морских верфей?

— Я отправил служащих расспросить начальников и ремесленников с верфей, действующих в Файюме сегодня. Никаких нарушений. Но у меня нет никаких сведений о поселении, закрытом в прошлом году и располагавшемся на берегу большого озера.

— Это как раз в направлении, где скрылись беглецы!

— Если хочешь идти туда, я дам тебе провожатых. Я думал, что это мирное поселение, но, учитывая нынешние события...

— Немедленно пошлите вестника в Мемфис, чтобы предупредить Великого Царя о трагедии в Кахуне. Известие нужно доставить как можно скорее.

Икер сомневался, что азиатов перехватят, пока они не укрылись в своем логове, подготовленном, разумеется, уже давно. Собеку-Защитнику предстоит распутать их подпольные связи, число и размах которых оставались неизвестными. То, что неприятель предпринял в Кахуне, он может совершить и в Мемфисе.

38

Со своим маленьким отрядом искателей и стражников пустыни генерал Сепи только что проник в Нубию. Перед этим он изучил пустынную местность, расположенную с той и с другой стороны плодородной долины Нила. Благодаря картам, предоставленным провинциями, он не заблудился.

В местах добычи золота — почти все они были в запустении — генерал взял несколько образцов, которые один из его подчиненных, вернувшись в Мемфис, вручит Великому Казначею Сенанкху.

Местность казалась спокойной. И все же специалисты выказывали нерешительность в продвижении на юг.

— Чего ты опасаешься? — спросил Сепи у своего помощника. — Разве ты не ходил здесь уже раз сто?

— Да, но я не очень-то доверяю нубийским племенам.

— Разве мы не способны дать отпор нескольким бандитам?

— Нубийцы — прекрасные воины, но их жестокость стала легендой. Нужно подкрепление.

— Это невозможно, мы станем слишком заметны. У меня указание пройти незамеченными.

— Какого рода неприятеля на самом деле вы опасаетесь?

— Там увидим.

— Чудовищ пустыни... Так?

— Если они появятся, у меня есть подходящие заклинания. Они застынут на месте как вкопанные.

Сепи не был хвастуном, и помощник почувствовал себя увереннее.

— Почему из Элефантины не предупредили фараона о безобразиях, которые учиняют нубийцы? — спросил генерал.

— Когда провинция считалась независимой, то там царили не очень-то хорошие порядки. Чтобы изменить их, нужно время.

Вернувшись в долину Нила, Сепи без промедления решит эту проблему. Потому что даже после присоединения южной провинции к Сесострису многое здесь продолжало оставаться странным.

Небольшой экспедиционный корпус отправился на восток по тропинке вдоль Уади Аллаки. К несчастью, карта, которая была у Сепи, больше не соответствовала реальной местности.

Удивленный помощник не узнавал местности.

— Сильные ветры перемещают дюны, — напомнил он, — и жестокие ливни наполняют бешеными потоками вади[24], течение которых меняется. Но то, что я перед собой вижу, это действительно странно. Такое впечатление, что гигантские руки перенесли целые скалы. Лучше было бы уйти с этой дороги!

— Напротив, — рассудил Сепи, — не будем пренебрегать таким знаком. Мы пойдем так далеко, насколько нам позволят наши запасы воды. Может быть, мы найдем колодец.

Через три дня пути они заметили строения, сделанные из высушенного кирпича-сырца. Это был рудник.

Искатель полез в узкий забой, надеясь, что в нем еще есть рудные жилы, которые можно разрабатывать.

Но только он двинулся вперед, как свод рухнул.

Товарищи попытались его достать. Через несколько часов тяжелейших усилий на поверхность подняли только труп.

Другие входы в забой казались такими же доступными, как и первый, но Сепи не стал рисковать. Взяв большой камень, он бросил его в галерею забоя.

Камень покатился по наклонному полу... Несколько секунд... Потом страшный грохот!

И этот свод рухнул...

— По всей шахте устроена западня, — заключил генерал.

— Вернемся в Египет!

— Вот именно это и хотят нас заставить сделать. Но неприятель меня плохо знает.

— За этим населенным пунктом больше ничего нет!

— Ты останешься здесь вместе с командой. Я с одним добровольцем иду вперед. Если мы откроем еще один рудник, вернемся за вами.

Коренастый доброволец заранее жалел о своей участи. Он уже давно ходил пустынными тропами. Жара, жгучий песок, жжение в глазах, миражи, насекомые... В общем, ничего необычного. Но здесь ему дышалось плохо. Внезапно поднимался ветер, хлестал кожу, потом так же внезапно утихал, уступая место всепожирающему солнцу, которое ему никогда не казалось таким палящим. Блохи жалили его в щиколотки, и он едва отогнал камнями уже третью очень агрессивную рогатую змею.

— Давайте не будем упорствовать, генерал!

— Еще немного усилий, солдат.

— Здесь сущий ад. Только пустыня, змеи и скорпионы. Никаких следов золота.

— Я уверен в обратном.

Доброволец спрашивал себя, откуда Сепи черпает такую энергию. Но шаг в шаг шел за ним. И вдруг — явление...

Высокий худой человек, с бородой, с тюрбаном на голове... Сепи, заинтригованный, подошел.

— Ты кто?

— Я — Провозвестник, и я знал, что ты осмелишься проникнуть сюда, генерал Сепи. Твой подвиг бесполезен и обречен на забвение. А ты, ты должен умереть.

Сепи выхватил свой меч и бросился на странного человека. Он думал всадить ему меч в живот, но когти сокола вонзились в его руку и заставили выпустить оружие.

Откуда ни возьмись появились чудовища. Огромный лев, антилопа с рогом на лбу и грифон набросились на несчастного генерала и растерзали его.

Солдат попытался убежать, но сильная рука пригвоздила его к месту.

— Тебе я дарую жизнь. Хорошенько расскажи всем, что здесь видел.

— Этот бедный парень совершенно сошел с ума, — констатировал помощник Сепи. — Солнце выжгло ему разум.

— Чудовища пустыни существуют! — заметил искатель.

— Мне кажется, скорее, это было нападение нубийцев. Солдат, охваченный паникой, бежал от генерала Сепи. Дезертировал с поста... Если бы он не находился сейчас в таком плачевном состоянии, его следовало бы примерно наказать.

— Его тело почти полностью сожжено, он доживает свои последние мгновения. Добраться сюда стоило ему невероятных усилий. Вспомните, как вы боялись этих чудовищ!

— Возможно, возможно... В любом случае нельзя оставлять пустыне труп генерала Сепи, если предположить, что он убит.

— Не хотите же вы, чтобы мы пошли за ним?

— Если мы вернемся без генерала, то не сможем объяснить, что произошло. Тогда у нас будут большие неприятности.

Искатель признал, что офицер прав. Но мысль о том, что ему придется встретиться с ужасными существами, которые ломают людям кости, разрывают плоть и пьют их кровь, леденила душу.

— Решено, идем! Будем держать друг друга за руки.

Но маленький отряд ничего страшного на своем пути не встретил.

Он нашел труп генерала Сепи. Состояние его было ужасным: тело разорвано широкими мощными когтями. Только лицо осталось нетронутым.

— Выроем для него могилу при входе в Уади Аллаки, — сказал потрясенный офицер. — Прикроем камнями, чтобы дикие звери не добрались до его останков.

Получив образцы золота, привезенные эмиссаром Сепи, Великий Казначей Сенанкх отправился к визирю Хнум-Хотепу. Бросив все дела, оба чиновника попросили аудиенции у царя.

— Позовите Сехотепа и Джехути, — приказал фараон. — Я предупрежу царицу, и мы все едем в Абидос. В наше отсутствие Собек-Защитник будет отвечать за безопасность в Мемфисе. Где сейчас находится генерал Сепи?

— В Нубии, — ответил Сенанкх. — Скоро мы получим еще новости.

— Нужно скорее проверить ценность этих образцов!

— Не должен ли я остаться на своем посту, Великий Царь? — спросил визирь.

— Пришел час расширить Золотой Круг Абидоса, — сказал Сесострис. — Под покровительством Осириса и на его земле ты и Джехути будете участвовать в ритуале. Он еще более увеличит тяжесть вашей ответственности, но усилит и наше согласие перед лицом противника.

Согласно рекомендациям Собека, чей пессимизм и недоверчивость все возрастали, каждый из путешественников сел на свой собственный корабль. Их сопровождали два корабля речной стражи. И все же, несмотря на протесты Защитника, фараон настоял на том, чтобы его корабль возглавил флотилию.

Когда они прибыли в Абидос, город был полностью закрыт для посещения посторонними. Ни один из временных жрецов, приехавших туда на дневные работы, не был допущен.

Безволосый в сопровождении жриц и постоянных жрецов поклонился фараону. Служитель, которому было поручено следить за целостностью Великого Тела Осириса, снял с прибывших все металлические предметы.

Бега спрашивал себя о причинах срочного приезда на Абидос фараона, Великой Царской Супруги, визиря и самых высокопоставленных чиновников государства. Без сомнения, произошло нечто из ряда вон выходящее, и только оно могло быть причиной столь высокого визита.

— Великий Царь, — объявил Безволосый, — ладья Осириса остановилась и больше не плавает в мирах, где она собирает энергию, необходимую для воскрешения. Но Древо Жизни еще сопротивляется злодеянию.

— Я привез тебе золото. Может быть, оно вылечит акацию.

Бега скрипнул зубами. Неужели подданные фараона сумели найти невозможное?

— Пойдем к акации, — приказал Сесострис.

В тишине процессия двинулась к холму.

Надеясь, что драгоценный металл будет действенным и рассеет кошмар, Исида первая прошла в поле силовой защиты, ограниченное четырьмя молодыми акациями, посаженными вокруг Древа Жизни и ориентированными на четыре стороны света.

У подножия больного дерева она возлила воду и молоко.

Потом подошел царь и притронулся к стволу золотом, прибывшим из Коптской пустыни. Никакой реакции, никакой теплоты не побежало по жилам акации.

Та же неудача постигла и другие образцы золота, присланные генералом Сепи.

Когда собравшимися овладело уныние, Бега испытал радость, хотя и сохранял расстроенное выражение лица.

— Великий Царь, — напомнил Безволосый, — золото нам нужно не только как лекарство для Древа Жизни, но и для производства ритуальных предметов, без которых таинства Осириса не могут быть совершены правильно.

— Изыскания золота в Нубии только начались. И найти необходимый металл может лишь Сепи. А сейчас посвятим двух новых последователей Маат в Золотой Круг Абидоса. Пусть Хнум-Хотеп и Джехути уединятся в молельне храма Осириса и размышляют там.

Уже давно Золотой Круг Абидоса не собирался в полном составе вокруг четырех жертвенных столов, что символизировало неколебимую волю его членов посвятить жизнь передаче духовности. Сесострис подумал о Секари, которому поручил обеспечивать безопасность своего приемного сына, о генерале Несмонту, занятом упрочением мира в Сирийской Палестине, и о генерале Сепи, чья миссия, должно быть, была еще более сложной, чем казалось вначале.

Тоскуя об отсутствующих, царь знал, что все безоговорочно поддержали бы посвящение Хнум-Хотепа и Джехути, двух бывших врагов, а нынче верных слуг царства, а также фараону, единственному гаранту удержания справедливости Маат на земле.

Несмотря на угрожавшие стране опасности и глубокое разочарование от сегодняшней неудачи, обе церемонии прошли достойно, словно участники находились вне времени. Хнум-Хотеп вместе с Сенанкхом сели на северной стороне, а Джехути — на западной, рядом с Безволосым.

Пир подходил к концу. И тут один из стражников объявил о прибытии из Нубии помощника генерала Сепи. Монарх принял его тотчас же.

Офицер предпочел бы лучше сражаться с жестоким противником, чем оказаться перед лицом этого гиганта, взгляда которого он не мог выдержать.

— Великий Царь, я привез плохие новости.

— Тем более не скрывай от меня ничего.

— Золотые копи Нубии либо недостижимы, либо в них устроены западни. И еще страшнее: генерал Сепи мертв.

По обыкновению царь ничем не выдал своих чувств. Сегодня впервые ему предстоит горевать об утрате одного из членов Золотого Круга Абидоса. Никогда больше кресло генерала Сепи не будет занято, его никто не заменит. Он до конца исполнил свой священный долг, подготовил Икера, открыв его разум множеству направлений профессии писца. Он был одарен исключительным умом, храбр до самозабвения! Он показал себя решительным в деле объединения Египта, помешав Джехути совершить непоправимые ошибки.

— Каковы обстоятельства его гибели?

— Великий Царь, генерал проводил разведку в направлении крайнего юга в сопровождении одного добровольца. Этот несчастный погиб от солнечного удара, но перед смертью дал нам самые смутные объяснения. По его словам, Сепи стал жертвой чудовищ пустыни. На мой взгляд, речь скорее идет о нубийских грабителях, разрушивших рудники. В этом районе неспокойно, и нет никаких шансов найти эти рудники.

— Ты ошибаешься, — сказал царь. — Я арестую убийц генерала Сепи, и я их покараю. Правильно ли ты спрятал от хищников останки генерала?

— Конечно, Великий Царь. Мы похоронили его тело у входа в Уади Аллаки.

— Отправляйся назад вместе со специалистом по мумификации и привези Сепи в провинцию Тота.

39

Бина была разъярена, но все же вынуждена слушаться приказов. Она считала, что принесла бы больше пользы в Файюме, чем укрываясь в Мемфисе. Но никто, даже она, не осмеливался высказываться против решений Провозвестника.

После панического бегства путешествие на корабле стало для Бины приятным отдыхом. Благодаря скорости, с какой она действовала в момент опасности, ей удалось спасти лучших воинов своего отряда, оставив менее опытных на верную смерть. Упрекая себя в том, что недооценила Икера, она дала себе слово, что больше никогда не совершит такого промаха. Считая Икера смелым и решительным, она ошиблась в том, что сочла его человеком податливым и управляемым.

Серьезная ошибка.

Став Царским Сыном, Икер стал и непримиримым врагом. Юный писец, вовсе не изгнанный Сесострисом и не отправленный им в родную деревню, являлся разящей рукой, которой фараон поручил задачу уничтожения бандитской сети в Кахуне.

И надо же, чтобы Икер вмешался буквально за несколько часов до взятия города азиатами! Провозвестник, разумеется, обвинит в этом Бину! И в этом случае дни ее сочтены...

Впрочем, хорошенькая брюнетка не боялась ни встречи с ним, ни объяснений. Она сама сможет обвинить своих союзников из Мемфиса в недальновидности.

В порту Вину встретил рыжий верзила со злым взглядом. Прибыв в столицу, азиаты тут же рассредоточились по всему городу, потому что стража определенно будет искать одну или две группировки иностранцев.

— Ты похожа на то, как мне тебя описали, девочка.

— Я вовсе тебе не девочка. Ты бы лучше подальше спрятал кремневый короткий меч. Опытный взгляд заметит его без труда.

Кривая улыбка сошла с губ Бешеного.

— Ступай за мной, — прошипел он, — и не теряй меня из виду. Сейчас не время вертеть хвостом перед мужчинами.

На улицах Мемфиса было полно народу, поэтому пройти незамеченными было нетрудно. Бина нырнула в толпу и быстрым шагом двинулась за провожатым.

Когда она вошла в лавку, дверь тут же захлопнулась.

— Мне нужно тебя обыскать, девочка.

— Не смей! Только тронь меня!

— Вынужденная предосторожность. Никаких исключений мы не делаем.

Не опуская глаза, Бина сняла свою тунику и нательное белье. Обнаженная, она с вызовом смотрела на Бешеного.

— Как можешь убедиться сам, никакого оружия на мне не спрятано. Отдай-ка лучше мне мою одежду.

Рыжий бросил ее Бине прямо в лицо.

— Поднимайся по лестнице, — зло приказал он.

Тут Бине стало не до смеха. Ее будущий собеседник будет куда опаснее этого обозленного соглядатая...

Комната была погружена в почти полную тьму.

Молодая женщина, нервничая, застыла у порога. Она почувствовала, что в комнате кто-то есть. Из тьмы, ярко вспыхнув, на нее глянули две красные точки.

— Приветствую тебя, — сказал мягкий голос Провозвестника. — Ты видишь только мои глаза, зато я вижу тебя отлично. Ты красива, хитра и смела, но твои способности еще не расцвели.

— Я не виновата за провал в Кахуне, господин. Меня не предупредили о возвращении Икера и о его действительной миссии. Овладеть городом по прежнему плану было невозможно. Я предпочла сохранить наших лучших людей, а не погибнуть всем в борьбе, заранее обреченной на поражение.

Последовало долгое молчание.

Бина, дрожа и сжав кулаки, ожидала приговора.

— Я ни в чем не упрекаю тебя, девушка. В таких трудных обстоятельствах ты доказала, что владеешь инициативой. Ты спасла большую часть изготовленного в Кахуне оружия и людей. Наша мемфисская сеть сейчас хорошо вооружена, и мы сможем лучше помочь нашим братьям в Ханаанской земле.

Бине стало легче дышать, но этого одобрения ей было мало.

— Господин! Мое место не здесь. Я была бы гораздо полезней там, в храме, возле большого озера. Это время будет суровым, и я не уверена, что Ибша, как бы решителен он ни был, сумеет довести дело до победы.

Красные глаза вспыхнули зловещим огнем.

— Как бы твой талант не довел тебя до непослушания! Командую я, Бина, и только я, потому что никто из вас никогда не слышал голоса бога. Это он дал мне размах и видение, необходимые, чтобы вести всех согласно его воле. Ты, как и остальные последователи, должна подчиняться ей без ослушания.

Никогда Бина не подчинялась мужской власти. С Провозвестником же было по-другому. Он утверждался как истинный господин, вдохновленный свыше. И после Египта он распространит свою власть по всему миру. Убивать, разрушать, пытать — ничто не смущало юную азиатку, раз не было другого средства победить. Только борьба имела право на существование. Так она отомстит за унижение своего народа.

— Именно здесь ты будешь мне полезнее всего, — снова заговорил Провозвестник. — Потому что я хочу снабдить тебя новыми полномочиями. До этого момента ты сражалась своими собственными силами. Но их будет мало, чтобы бороться с нашими опасными врагами. Подойди сюда, Бина.

На какой-то миг девушку охватил ужас, и ей захотелось сбежать. Но... Быть рядом с верховным наставником и бежать! Какой стыд уступить такой панике!

Она подошла.

Огонь в глазах Провозвестника изменился и вспыхнул еще ярче. Вдруг Бине показалось, что клюв сокола вонзился в ее лоб, а в руки — его когти. Нападение было сильным, но никакой боли молодая женщина не чувствовала.

Она могла бы поклясться, что горячая кровь струилась по всему ее телу, с головы до ног.

— Теперь мое тело — в твоем теле, моя кровь — в твоей крови. И ты становишься царицей тьмы.

Все еще не опомнившись, Медес и Жергу рассматривали свои клейма с головой Сета, выжженные на их ладонях.

— Кто бы мог подумать! — сказал, наконец, Жергу, опрокидывая в себя кубок крепкого зелья. — Вы думаете, что Провозвестник — просто человек? Это демон, возникший из глубин ночи!

— Гораздо больше, мой друг, гораздо больше! Он — зло! То самое зло, которое завораживало меня, сколько я себя помню. То самое зло, которое Маат пытается задушить. Мы вместе с тобой уже прошли немалый путь, а союз с Бегой открывал нам прекрасные перспективы. Но Провозвестник — это другое измерение! С ним мы осуществим невероятные вещи!

— Ему бы, пожалуй, трудно было победить одному!

— Мы ему нужны. Как бы он ни был могущественен, ему нужно опираться на верных людей, хорошо знающих страну и ее правление. Поэтому наша роль будет ведущей. Провозвестник выбрал нас не случайно, и мы займем первые посты в будущем правительстве Египта. Ему — максимум риска в уничтожении Сесостриса, нам — плоды победы!

Жергу был гораздо менее оптимистичен, чем Медес. Он настолько боялся Провозвестника, что понимал — отныне будет вынужден служить ему душой и телом.

— Отправляйся в порт, — приказал Медес. — Постарайся узнать, не прибудет ли в скором времени корабль фараона.

Медес никак не мог понять, почему царская чета, визирь и главные чиновники государства покинули Мемфис. В их отсутствие он продолжал исполнять обычные дела, а Собек-Защитник следил за безопасностью в столице. Этот-то, конечно, знал о цели поездки фараона и ее продолжительности, но расспрашивать его означало бы вызвать недоверие. Медес продолжал вести себя как отличный секретарь Дома Царя — работящий, знающий и скромный.

Внезапно во дворце все ожило, и все служащие словно очнулись после долгого сна.

Из окна своего кабинета Медес увидел, как возвращаются Сесострис и его министры. Дом Царя тут же ожил, а его секретарь должен был дать подробнейший отчет о своей деятельности. Визирь задал ему множество вопросов. Упреков не последовало.

У всех были серьезные проникнутые глубокой печалью лица.

— Что тебе удалось выведать? — спросил у Жергу Медес.

— Забавно, но у моряков просто потребность рассказывать о своих путешествиях! Фараон вернулся с Абидоса.

— Поезжай навести Бегу. Он расскажет нам, что там произошло.

— Я уже знаю, что царь делал остановку в Кхемену, столице провинции Зайца. Там происходили похороны генерала Сепи, чье тело доставили на корабле с юга.

— Это замечательно: Сесострис потерял драгоценного помощника! Известны причины его смерти?

— Он стал жертвой нубийцев. На церемонии присутствовали рудокопы и искатели, а у Сепи был особый саркофаг.

— Нубия, рудокопы, искатели... А-а, понял: Сепи искал целительное золото! Значит, только Бега скажет нам, нашел ли он его.

По своему заведенному обычаю, Жергу отправился в Абидос, чтобы доставить постоянным жрецам продукты высшего качества и получить новый заказ Беги. Жрец предпочел дождаться, пока все войдет в нормальный ритм, и только тогда он решится приступить к поставке стел. Во время посещения царя и его министров меры безопасности и численность стражи были так усилены, что любые попытки были просто невозможны.

От Беги поступила обнадеживающая информация: ни один образец, доставленный от генерала Сепи, Древо Жизни не исцелил.

К этой неудаче фараона добавлялась еще смерть генерала. Все это ослабляло монарха, который, не имея средств спасти акацию Осириса, должен был, по словам Беги, довольствоваться пассивной магической его защитой.

Египет все более походил на колосса с больным сердцем. Заставляя фараона предпринимать невероятные усилия, Провозвестник тем самым провоцировал наступление — рано или поздно — неизбежного и фатального кризиса. Тогда дверь храма широко откроется, и Медес — наконец-то! — завладеет его таинствами.

Медес снова взглянул на свою ладонь...

Теперь он — союзник Сета! Он победит Осириса!

— Никаких происшествий?

— Никаких, Великий Царь, — ответил Собек-Защитник. — И мне это не нравится.

— Почему же ты недоволен собственными успехами?

— Через правителя Кахуна Царский Сын Икер сообщил нам, что бандиты двинулись в сторону Мемфиса. Но мои люди никого не задержали. Это объясняется тремя причинами: либо азиаты очень ловки и благодаря наличию отлично налаженной сети в столице рассредоточились, ничем себя не выдав; либо они ушли в другую сторону; либо Икер солгал.

— Твое последнее объяснение — это тяжелое обвинение.

— Извините меня, Великий Царь, но я не могу забыть, что этот парень пытался вас убить!

— Ты ошибаешься, Собек! Икер хотел убить не меня, а преступного кровавого тирана, решившего отнять у него жизнь и потопить египетский народ в потоках крови и отчаяния. Царь тьмы, действуя через своих посредников, манипулировал этим молодым человеком. И в ту ночь я знал, что Икер придет. Встретив его однажды на сельском празднике, я знал и то, что его сердце большое и справедливое. Благодаря Секари мне было известно обо всех перипетиях, потрясавших его жизнь и приведших во дворец.

Объяснения монарха произвели глубокое впечатление на Защитника.

— Вы очень рисковали, Великий Царь!

— Ни одно объяснение не сумело бы разубедить Икера и заставить его отказаться восстановить справедливость. Только личная встреча могла снять пелену, лежавшую на его глазах.

— Так вы действительно доверяете ему?

— Титул, который он носит, не только почетен — его обязанности многочисленны и тяжелы. У Икера будет много испытаний, но как бы ни была сильна моя привязанность к нему, я не имею права его щадить.

— Если я правильно понял, то вы считаете, что верно мое первое объяснение?

— К несчастью, да.

— То, что оно подразумевает, пугает меня! В этом случае бандиты должны пользоваться поддержкой египетского населения. У них есть надежные жилища и до сих пор не обнаруженная организация, в которую не смогли проникнуть даже мои информаторы. И, что всего удивительнее, тишина! Никаких разговоров, никто не бахвалится тем, что азиаты обвели за нос власти!

— Это лишь доказывает, что все члены этой сети испытывают страх. Страх перед верховным наставником, который, не задумываясь, уничтожит кого бы то ни было, кто не будет держать язык за зубами. Вот как раз это чудовище и использовало Икера, и именно его Икер обязательно встретит на своем пути.

— Почему Царский Сын не вернулся в Мемфис?

— Потому что за столицей наблюдаешь ты, а он идет по другому следу. Кахуну больше ничего не угрожает, но часть азиатов из Файюма, скорее всего, не ушла. Икер должен понять, почему.

40

Икер вместе с Северным Ветром направлялся к большому озеру[25]. Несмотря на все возражения Секари, который шел за ним на приличном расстоянии и как сторожевой пес охранял его со всех сторон, юный писец все же хотел изучить этот след.

Уверившись в том, что с Кахуном будет все в порядке, Икер знал, что его правитель теперь больше не останется в наивном неведении и будет твердо следить за судьбой города. Но теперь его мучил вопрос, почему часть азиатов ушла именно в эту сторону.

Царский Сын, хранимый амулетом-скипетром Могущество, обладающий ловкостью и силой крокодила и вооруженный коротким мечом духа-покровителя, подаренным ему Сесострисом, не боялся опасности.

Его единственной слабостью были слишком частые думы об Исиде.

Глупый, смущенный, беспомощный, он так и не сумел признаться ей в своих чувствах. И его новый неожиданно высокий статус не смог ему помочь. Юная жрица, видимо, насмехалась над его титулом, потому что думала только об Абидосе...

Он так мечтал об этой встрече, столько раз мысленно повторял слова и признавался в своих чувствах! И в результате — жалкое фиаско! Ему не удается позабыть Исиду. Наоборот... Ведь он был рядом с ней, говорил с ней, смотрел на нее, вдыхал ее аромат, слышал ее голос, любовался ее походкой! Столько счастья! Но счастья такого мимолетного!

Появление двух крепких парней с дубинками в руках вернуло его к суровой реальности.

Осел встал как вкопанный и заскреб копытом землю. По этому сигналу Икер понял, что предстоящая встреча будет очень неприятной.

Мужчины приближались. Один бородатый, другой безбородый.

— Здесь запретная зона, — сказал бородач. — Что ты ищешь?

— Заброшенную морскую верфь.

Парням, похоже, стало интересно.

— Морскую верфь... Не знаем. Не слышали. А кто тебя послал?

— Правитель Кахуна. Я составляю точную карту этих мест с указанием всех общественных мест.

— Проблема в том, что нам приказано никого не пускать.

— Чей это приказ?

Бородач заколебался.

— Э-э... Правителя Кахуна, конечно.

— В таком случае никаких проблем. В своем рапорте я уточню, что вы тщательно соблюли данный вам приказ.

— И все же мы не можем разрешить тебе пройти. Приказ — это приказ.

— Подступы к озеру охраняете вы вдвоем?

Вопрос остался без ответа.

— Я хочу набросать контур дороги... Ладно, я пойду другим путем. А ваша вахта все равно скоро кончится, потому что в этот район скоро придут солдаты из Кахуна.

— Да? А что случилось?

— Правитель хочет убедиться, что беглецы-азиаты не прячутся в этих местах.

Пальцы правой руки безбородого крепко стиснули рукоять дубины. Северный Ветер, напряженно вытянув шею, пристально следил за бородачом.

— Ну, этого мы не знаем, — сказал он. — Мы возвращаемся на свой пост и будем ждать подкрепления.

— Что касается верфи, кто бы мог дать мне информацию?

— А кто его знает. В любом случае, это не здесь.

— Значит, я пойду в другую сторону.

Икер повернулся и медленно стал удаляться. Кожей спины он чувствовал, как его сверлят враждебные взгляды обоих мужчин.

Когда он ушел достаточно далеко, к нему подбежал Секари.

— Они пустились назад как зайцы, — сообщил он. — Я опасался, что они тебя изобьют своими дубинами.

— Их объяснения были абсурдными, — рассказал Икер. — На самом деле это не стража, а азиатский патруль, и они побежали предупреждать своего главаря.

— Место мне кажется слишком неспокойным. Лучше было бы уйти подальше.

— Наоборот! Мы вот-вот окажемся у цели!

Северный Ветер легко приведет нас туда по свежим следам.

— Но наша армия насчитывает лишь двух бойцов.

— Ты забываешь, что с нами мой осел.

— Трое против вооруженной банды?! Не слишком ли мало?

— Нужно только быть осторожными.

Зная упрямство Икера, Секари не стал больше настаивать.

— Ладно, пойдем, только медленно.

— В случае опасности Северный Ветер нас предупредит.

Лазурь воды большого озера, сиявшего как небо, восхитила их. На берегу рыбаки лакомились жареной рыбой. Они дружелюбно пригласили Икера разделить с ними их трапезу. Секари поодаль долго наблюдал за их поведением, а потом решил присоединиться к компании. Его тоже встретили приветливо, и он воздал должное угощению.

За едой рыбаки рассказывали об особенностях лова и о повадках некоторых рыб.

— А здесь неподалеку не было ли где верфи?

— О, это странная история! — ответил один из рыбаков. — Здесь действительно была верфь. В сотне шагов отсюда. И делали на ней большие корабли. Но однажды сюда прибыл новый плотник. Я очень хорошо помню его имя: Рубанок! С ним были угрюмого вида подсобные рабочие. Тогда же доступ к верфи оказался для всех закрытым. Эти люди делали огромные детали — словно они строили корабль для открытого моря. Потом все отсюда уехали, наверное, чтобы собирать конструкцию. А через несколько дней на верфи случился пожар. И все сгорело. Да... Но, знаете, я видел, как Рубанок подпалил одно из строений... И после этого верфь оказалась заброшенной.

Икер только что нашел место, где начинали строить «Быстрый»! Но увы... Это открытие не давало ему ни малейшей информации о том, кто был его заказчиком. И хотя Рубанок играл здесь важную роль, платил рабочим явно не он.

— Не встречали ли вы здесь банду азиатов? — спросил Секари. — Они украли у нас кое-какие вещи, и нам хотелось бы сказать им пару слов.

— С этой стороны озера мы никого не видели. Те, кого вы ищете, возможно, укрылись возле храма, построенного из огромных камней. Там их никто не тронет.

— Почему это?

— Да потому, что место это гиблое. Когда-то там жили жрецы, человек тридцать стражников с семьями да рабочие с местного рудника. Это святилище было местом, где останавливались караваны, идущие с оазисов Бахарии и Сивы. Оттуда же уходит дорога на Лишт и на Дашур. Но демоны выгнали всех оттуда.

Икер и Секари взглянули друг на друга.

— Нам бы хотелось посмотреть на это святилище поближе, — сказал Секари.

— И думать забудьте! Те, кто за последнее время рискнул туда зайти, больше никогда так и не вернулись.

— Как удобнее туда добраться?

— Нужно переплыть через озеро, но...

— Если вы нас перевезете, — сказал Икер, — я попрошу правителя Кахуна дать вам новые лодки.

— Ты... ты знаешь правителя?

— Я Царский Сын и писец царя.

Путешествие по озеру стало для друзей новым удовольствием. Рыбак, хотя и нервничал, но управлял ловко. Его лодка легко скользила по поверхности воды, и Северный Ветер, удобно устроившись на носу, вдыхал свежий ветер. Икер и Секари с радостью пользовались моментом, чтобы побыть наедине с небом, воздухом и водой, но глаз не спускали с берега.

Никого.

Место казалось пустынным.

— Я причаливаю. Вы быстро выбираетесь, и я уезжаю, — заявил рыбак. Его руки заметно дрожали.

Великолепная мощеная дорога вела к храму[26], расположенному недалеко от берега. Храм стоял как часовой на границе пустыни. Он был огорожен оградой, перед ним находился двор, по бокам которого тянулись вспомогательные корпуса. Здание было возведено из очень больших фигурно выточенных блоков. Они напоминали те, которые использовались строителями во времена четвертой династии в Гизе.

В середине южного корпуса узкая дверь вела в единственное внутреннее помещение, похожее на довольно широкий коридор; в который выходили семь святилищ — вертикальных ниш под одной крышей.

Северный Ветер остался снаружи сторожить: в случае опасности он предупредит обоих друзей.

— Все разграблено, — констатировал Секари. — Преступники распустили слух, что место нечисто, чтобы замести следы своего злодеяния.

Ни алтарного возвышения, ни надписей. Храм соединялся с реликварием, где раньше совершались ритуалы в честь Великой Семерки — выражения таинства жизни. Здесь тоже не осталось ни одного предмета. Но Икеру повезло — он нашел горшок и циновку.

— На этом месте кто-то спал, — сказал он.

Секари рассматривал внешнюю стену справа от входа. Потом он втиснулся в узкую щель, выдолбленную в толщине камня, и исчез... Вынырнул он уже с другой стороны. Оказалось, что в стене было выдолблено специальное отверстие, которое позволяло наблюдать за всеми, кто приходит и уходит. На земле лежала цветная туника и черные сандалии.

Он показал их Икеру.

— Азиаты... Здесь был наблюдатель, а заговорщики прятались внутри храма. Куда же они делись?

Приятели осмотрели все прилегающие помещения, где обнаружили дополнительные следы недавнего пребывания азиатов.

— Пойдем по мощеной дороге, — предложил Икер. — Она приведет нас к поселению рудокопов и стражников.

— Возможно, именно там азиаты и обосновались. Давай не будем так необдуманно рисковать. Ты подождешь меня здесь, а я привык проходить незаметно. Если Северный Ветер подаст голос, я вернусь.

Секари не хвастался. Он действительно умел передвигаться бесшумно и усыплять бдительность даже самых лучших стражей. Опыт спас его и на этот раз, потому что один азиат наблюдал за дорогой, которая на самом деле оканчивалась в поселении, где когда-то жили рудокопы. Дома стражников были расположены в четырех кварталах. Всего насчитывалось около тридцати домов.

Секари увидел, как длиннобородый мужчина с накачанными мышцами за что-то отчитывал хорошо вооруженных бойцов. Секари не слышал его слов, но подходить ближе было опасно.

Он вернулся в храм.

— Я нашел наших беглецов, — объявил он Икеру. — Больше нет никаких рудокопов и стражников. Интересно, какие у наших азиатов намерения? Они или вернутся через пустыню в Ливию, или замышляют что-то недоброе. Мне кажется, что верно последнее.

— Есть ли какое-нибудь место, где мы могли бы устроить наблюдательный пункт и где нас не могли бы заметить?

— Я думаю, что идеально подошла бы крыша святилища. Если враг куда-нибудь двинется, мы его увидим. Но нападать вдвоем — и не помышляй! Я не знаю точной численности отряда, но люди вооружены пиками, мечами и луками.

— Раз это маленькая армия, то наверняка она готовится нанести удар.

— Ну уж не по Кахуну, это точно! На этот раз правитель не позволит застать себя врасплох.

— Мы должны узнать, какая у них цель, — сказал Икер.

— Иди пока поспи. Я разбужу тебя, когда придет твой черед сторожить.

— Секари! Что ты говорил мне о Золотом Круге Абидоса?

— Я о нем почти ничего не знаю.

— Ты ведь посвящен в его таинства, правда?

— Откуда ты это взял? Такая деревенщина, как я, разве может быть членом такого высокого братства? Моя задача — как можно лучше служить фараону. А секреты пусть будут уделом других.

Ждать долго не пришлось.

Ранним утром колонна азиатов вышла из лагеря. Икер узнал во главе отряда Ибшу — густая борода, крепкая мускулатура. Но Бины не было. Уж не вернулась ли она в Мемфис с другой группой?

Секари открыл глаза.

— Они уходят все?

— Как будто.

Через несколько минут сомнение рассеялось: бандиты покидали свой опорный пункт в Файюме. То, какой дорогой они пойдут, позволит раскрыть их планы.

Если в пустыню — то это бегство.

Если изберут путь на восток — это нападение.

— Дорога на восток, — сказал с тревогой Секари.

— Пойдем за ними, — предложил Икер.

41

Генерал Несмонту ненавидел город Сихем и ханаан. Если бы он мог отправить все население на север и возвратить региону вид природного ландшафта, его душа могла бы хоть на краткий миг успокоиться. Старый солдат не строил иллюзий: навязанное спокойствие — всегда лишь обманчивая видимость. В каждой семье был один или двое затаившихся врагов, которые только и мечтали, как бы избавиться от египтян.

Уже в десятый раз Несмонту пытался поставить в городе местное правительство, которому предстояло управлять и самим городом, и окрестными деревнями. Но как только какой-нибудь ханаанин получал пусть даже самую крохотную власть, он тут же начинал придумывать, как установить выгодную для себя систему подкупа, и с презрением начинал относиться к благосостоянию своих соотечественников. Получив доказательства чиновничьих злоупотреблений, Несмонту отправлял виновного в тюрьму и выбирал нового администратора, который немедленно вставал на такой же нечестный путь, как и предыдущий. Генералу приходилось также иметь дело с бесчисленными кланами, конфликтовавшими друг с другом из-за привилегий со стороны протектората.

Если бы Несмонту слушался своего внутреннего голоса, то он давно покончил бы со всем этим. Но он выполнял приказ фараона, который желал снять в регионе напряженность. По его мнению, длительный мир можно было построить лишь на процветании.

Старый генерал в это не верил. Он считал, что от ханаан невозможно добиться соблюдения ни данного слова, ни каких-либо договоренностей. Вчерашний лучший друг послезавтра становился злейшим врагом. Постоянно применялось лишь одно правило — ложь. Несмонту иногда удавалось получать информацию о мелких воришках, но ни разу еще он ничего не услышал об агрессоре, посмевшем покуситься на Древо Жизни.

— Генерал, — сказал ординарец, — послание фараона.

Зашифрованный текст был написан рукой Сесостриса. Несколько полученных строк погрузили Несмонту в глубокую печаль, потому что они поведали ему о смерти Сепи. В Золотом Круге Абидоса Сепи олицетворял открытость и решительность. Даже когда объединение Египта казалось еще таким далеким, если не сказать невозможным, он не колеблясь бросился в эту борьбу, уверенный в том, что Сесострис станет великим фараоном.

Акация Осириса, лишенная целительного золота, становилась очень уязвимой. Сепи отдал жизнь, чтобы спасти ее. Конечно, его жертва не будет напрасной, потому что его духовные братья продолжат борьбу, чего бы она им ни стоила.

— Генерал, — прибавил ординарец, — нам сообщили о мятеже на юге Сихема. Один мятежник поджег несколько домов и укрылся на пустом чердаке.

— Иду.

Уже давно ничего подобного не случалось. Уж не прелюдия ли это к попытке нового восстания? В этом случае Несмонту задушит его в зародыше.

Во главе отряда, включавшего сорок копейщиков и сорок лучников, Несмонту отправился в указанную часть города. Забыв о своем возрасте, генерал шел так быстро, что даже самые молодые воины с трудом за ним поспевали.

Отряд шел, и по ходу его продвижения в домах захлопывались окна и двери.

Город замер...

На куче мусора лежал труп чиновника египетской администрации.

— Сейчас он заплатит мне за это! — скрипнул зубами Несмонту, быстро взбираясь по лестницу на чердак. Его люди заняли все подступы к дому.

Когда генерал открыл ногой дверь, спрятавшийся в хранилище ханаанин метнул в него свой короткий меч. Кривая Глотка обещал ему, что Несмонту будет первым, кого он сможет без труда убить.

Старый воин видел, как вылетело из руки убийцы предназначенное ему оружие.

Инстинктивно он бросился в сторону. Острие чиркнуло по левому плечу, прочертив кровавую полосу.

Египетские лучники тут же навели свои стрелы на нападавшего.

— Не стрелять! — приказал Несмонту. — Вытащите мне его живым из этой норы! И проверьте, нет ли еще кого поблизости.

Думая, что его сейчас будут мучить, ханаанин взвыл.

— Не покалечьте мне его, — приказал генерал. — Я допрошу его лично.

Пока военный врач ухаживал за Несмонту, старый солдат внимательно изучал человека, который хотел его убить. Маленького роста, щеки и подбородок покрыты рыжей щетиной. Взгляд ненавидящий...

Дежурный офицер на всякий случай еще раз проверил, хорошо ли связаны его руки и ноги.

— Ты — бездарность, — строго сказал Несмонту. — На таком расстоянии я бы не промахнулся. Но твой главарь еще глупее тебя. Когда замышляют убрать командующего египетской армии, то используют умелых людей.

— Не долго же вам жить! — прошипел ханаанин.

— В любом случае дольше, чем тебе, потому что тебя убьют еще до того, как закончится моя перевязка.

Ханаанин взглянул на генерала испуганно и удивленно.

— Разве вы... Вы не будете меня допрашивать?

— Ты же все равно или ничего мне не скажешь, или соврешь. Да даже если бы ты и захотел сказать мне правду, что может знать такой жалкий тип, как ты?

— Ошибаетесь, мой генерал! Я — настоящий воин и воюю против вашего грязного завоевания! И сотни других встанут после меня на путь борьбы!

Несмонту расхохотался.

— Ты путаешься в счете!

— А счет здесь и не важен! Нам все равно удастся выгнать вас из Ханаанской земли!

— Меня всегда удивляло, что недоноски вроде тебя так тщеславны. Это, заметь, упрощает мне мою задачу. Вы трусливы, пугливы, а значит, не способны развернуть действительно крупную операцию.

— К победе нас поведет Провозвестник!

Лицо Несмонту стало жестким.

— Твой Провозвестник давно мертв.

Ханаанин ухмыльнулся.

— Это вы так думаете, псы египетские!

— Труп твоего Провозвестника я видел собственными глазами.

— Наш наставник жив и здоров. И скоро, очень скоро от вас не останется и следа, потому что он победит!

— Где он прячется, твой великий защитник?

— Этого я не скажу даже под пыткой!

Одной рукой Несмонту схватил пленника за шиворот и приподнял как щенка.

— Если бы я поступал по своему усмотрению, то повесил бы тебя на крюк в мясной лавке — это значительно упростило бы наш диалог! Но фараон требует от меня гуманности даже в отношении таких мерзавцев, как ты. Поэтому я отдаю тебя в руки специалистов по допросам.

Ханаанин назвал имена только своих давно умерших родителей и одного товарища, погибшего во время первого Сихемского бунта. Обыск у него дома ничего не дал.

Казнь совершалась на самой большой площади города в присутствии многочисленной толпы. Тело пронзенного стрелами бандита было зарыто без всяких церемоний. Речь Несмонту, в чьем здоровом состоянии мог убедиться каждый житель Сихема, была короткой и ясной: любая попытка мятежа будет караться с предельной жестокостью.

Допрашивавшие пришли к единому мнению. Ханаанин был неуравновешенным одиночкой, действовавшим без опоры на организованную банду.

И все же старый генерал сомневался.

Его нюх подсказывал ему, что к этому инциденту нельзя относиться легкомысленно. То, что его попытались убить, было неудивительным. Эта попытка будет не последней. Несмонту удивили слова нападавшего. С тех пор как Сихем находился под военным контролем, имя того сумасшедшего, который когда-то поднял здесь мятеж, всплыло в первый раз. Означало ли это, что кто-то другой поднял его факел?

Это кажется неправдоподобным.

Но ведь новое появление Провозвестника тоже неправдоподобно?

Несмонту созвал офицеров, приказал им поднять по тревоге личный состав по всей Сирийской Палестине и велел с пристрастием провести допросы подозреваемых. Отчеты и допрошенных лидеров доставлять ему лично.

— Вот уже два дня, как азиаты не движутся дальше, — с досадой сказал Секари. — Можно подумать, что они ждут подкрепления.

— Может быть, они сомневаются, по какой дороге идти? — предположил Икер.

— Это бы меня удивило. По-моему, они действуют по четкому плану. Они что, на полпути между Файюмом и долиной убедились, что не готовы? Это не любители, уж поверь мне.

— Может, предупредить армию?

— Они заметят ее и рассеются по местности. Если мы хотим понять их истинные намерения, не будем терять из виду. Но рисковать не следует ни мне, ни тебе. Я бы предпочел сейчас посидеть на пиру, а потом провести ночку с хорошенькой девочкой. Ах! дивные служанки Кахуна и льняные простыни из твоего прекрасного дома!

— Ты отлично разыгрывал роль слуги, — напомнил Икер.

— Да я и не играл! Мои родители были простыми людьми, и сам я — человек из народа. Быть слугой не унижает меня.

— Как же фараон заметил тебя?

Секари широко улыбнулся.

— Одной из моих многочисленных профессий была профессия птицелова, и я научился разговаривать на птичьем языке. И когда дворцовый интендант беседовал со мной перед приемом на службу, из царского вольера вышел удод. От неожиданности птица так испугалась, забилась и в итоге покалечила бы сама себя. Насвистывая, мне удалось ее утихомирить. При этом присутствовал Сесострис, ему понравилась моя ловкость, и он подозвал меня. Сам фараон, вообрази! Знал бы ты, как я испугался! Лицом к лицу с этим гигантом я чувствовал себя слабее новорожденного. И, по сути дела, с тех пор ничто и не изменилось. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что фараон поддерживает прямую связь с богами.

— Ты часто ездил в Абидос?

— Абидос, Абидос... Это навязчивая мысль!

— Разве это не духовный центр Египта?

— Возможно, но у нас есть и другие занятия.

Икер подумал об Исиде, жившей в этом святом городе, таком далеком, таком недостижимом. Будет ли еще явлен судьбой случай, когда он сможет с ней поговорить и открыть ей свое сердце?

— Они зашевелились, — заметил Секари.

Северный Ветер и двое мужчин, скрытые в зарослях тамариска, вжались в землю.

Азиаты снова двинулись вперед.

Ибша, казалось, занимался оружием всегда. Когда он жил в Сихеме, то имел тайную кузницу. Ее немногочисленная продукция служила для снабжения оружием маленьких групп, за которыми охотилась египетская стража.

Потом появился Провозвестник. Слушая его слова, Ибша понял, что только жестокость позволит ханаанам прогнать захватчиков и стать великим народом, более могущественным, чем египтяне. Поэтому нужно убивать. И он убивал. Поэтому нужно было жертвовать своими бойцами — это должно было вызывать у противника чувство неуверенности. И он жертвовал. Готовил бойцов, и они с радостью отдавали свои жизни. В Кахуне Ибше и Бине почти повезло. А сейчас их нападений боятся многие города.

Со своим отрядом Ибша разрушит один из главных символов власти фараона и уничтожит его душу. Сесострис — это всего лишь колосс на глиняных ногах, слишком доверяющий своей армии, которая завязла в Ханаанской земле, где множатся точечные удары азиатов. Благодаря Провозвестнику восстание будет более успешным.

Уверенный в том, что его не заметили, Ибша продолжал следовать плану, намеченному Биной. Двигаясь по непроходимым дорогам, он сделает свой путь длиннее, но уйдет от преследования.

Во время привала Ибша объяснил своим людям цель их пути.

— Фараоны любят воздвигать монументы в честь своей славы, и Сесострис — не исключение. В Дашуре он строит себе пирамиду, где намеревается лежать вечно. Мы оскверним это строение и здание его храма, нанесем им максимум ущерба. После такого поругания место нельзя будет использовать, пирамиду забросят, и Сесострис поймет, что ни один клочок его земли не застрахован от наших нападений. Народ утратит к нему доверие и потеряет сплоченность. У провинций появятся новые лидеры, и в стране установится хаос.

42

Джехути, правитель поселения строителей в Дашуре, испытывал гордость за свое детище. При содействии Великого Казначея Сенанкха он, не покладая рук, трудился над возведением царской пирамиды, чтобы та могла как можно скорее начать производить КА. Если в начале работ все едва-едва было приспособлено для нужд строительной бригады, то теперь это был современный благоустроенный городок.

Несмотря на то, что здоровье его все более ухудшалось, Джехути жил так же, как и все строители. Единственной роскошью, которую он себе по необходимости позволял, был паланкин с носильщиками. С его помощью он перемещался по строительству из конца в конец и лично проверял, строго ли соблюдаются планы, начертанные фараоном. Жизненным центром архитектурного ансамбля была пирамида, отвечавшая символическим канонам, благодаря которым действовала магия камней.

Джехути страдал от озноба и ревматических болей, но он и слышать не желал об отдыхе. Посвятив его в таинства Золотого Круга Абидоса и доверив ему такую важную задачу, фараон озарил светом радости его старость. Вместо того чтобы, вяло исполняя почетную придворную обязанность, удрученно ждать конца, Джехути теперь каждый день усилием воли мобилизовал собственный организм. Уверенный в том, что утром ему не удастся встать с постели, Джехути, тем не менее, всякий раз этого добивался и потом целый день активно работал.

— Новостей нет? — спросил он у начальника отряда, которому было приказано обеспечивать безопасность городка.

— Все спокойно, — ответил начальник отряда пехоты.

Джехути отправился на север от пирамиды, в Жилище Вечности, где будет лежать визирь Хнум-Хотеп. Здание было выстроено из кирпича-сырца, облицованного известняком, украшено барельефами и иероглифическими надписями, которые были предназначены, чтобы увековечить его мысли. Погребальная камера и зал с вазами-канопами скоро будут полностью готовы. Строя для своего визиря такой великолепный памятник, фараон подчеркивал значимость его обязанностей.

Правитель осмотрел внешнюю стену городка, в которой чередовались бастионы и выступы. Это была крепкая магическая стена, обеспечивающая защиту пирамиды — краеугольного камня священного места и канала, по которому циркулировало царское КА. Будучи последователем учения Джосера и Имхотепа, сформулированного в Саккаре, Сесострис утверждал фундаментальные ценности египетской цивилизации. Да, пирамида воплощала Осириса, воскресшего и победившего смерть. Да, Маат может победить изефет. Да, она освобождала человека из темницы слабости и низости — но только в том случае, когда человек становился строителем.

Плотники только что установили в святилищах со сводчатыми потолками деревянные ладьи. Дневная ладья, ночная ладья, ладья божественного света, ладья миллиона воплощений единичности — все они будут использованы во время путешествия царской души, которая будет постоянно перемещаться в мире.

Джехути прошелся по храму с колоннами в форме папируса и цветков лотоса. Огромные статуи фараона высотой более двух метров свидетельствовали о постоянном возрождении царя в Осирисе. Великолепно исполненные иероглифы называли имена и качества монарха, находящегося под покровительством знака жизни — креста в виде буквы Т, окруженного двумя соколами. В передней комнате боги и богини приносили царю Египта в дар жизнь и могущество.

В жертвенной комнате фараон в короне вкушал пищу. Поражая своих врагов, порождаемых тьмой, и воссоздавая гармонию Маат, Сесострис исполнял здесь вечное Таинство воскрешения.

Широкая дорога связывала южную и северную части этого архитектурного ансамбля. Она сама по себе была настоящим шедевром. А вершина пирамиды, сложенная из блоков известняка, привезенного из карьеров Тура, будет отражать лучи солнца и тем свидетельствовать о мощи светоносного камня, возникшего в первобытные времена начала мира.

Начальник строительных работ пригласил Джехути войти в подземную часть пирамиды. Вход — его по окончании работ закроют и замаскируют — вел в коридор, который оканчивался передней, за ней через переход можно было попасть в прямоугольную комнату. В ее восточной стороне находилось святилище, искусно облицованное известняком; с западной стороны — камера для воскрешения, выполненная в граните. Именно здесь возвышался саркофаг из красного гранита, украшения которого вызвали в памяти Джехути воспоминания о дворце первых фараонов. Он станет лодкой светящегося духа царя во время его путешествия в иной мир. Над погребальной камерой находился ложный потолок, состоящий из пяти пар известняковых балок длиной по шесть метров и весом по тридцать тонн.

Здесь, оставшись вдали от мира людей, Джехути долго размышлял. По традиции строители оставили пространство, где невидимый мир мог проявлять себя без опасения нападения непосвященных. Здесь живой фараон реально отправится в путешествие в свете и к свету.

Когда Джехути выбрался наружу, солнце близилось к закату. Строители уже ушли домой, и правитель удивился, увидев на пороге храма пирамиды только одного стражника.

— Куда подевались твои товарищи?

— Офицеру сообщили о серьезном происшествии на дороге в Файюм. Он отправился оказывать помощь раненым.

— Он должен был спросить разрешения у меня.

— Он не осмелился вас тревожить.

Джехути, забеспокоившись, предупредил начальника работ и строителей, что они больше не находятся под защитой стражников. Поэтому он приказал выстроить вокруг поселения охрану из собственных сил.

Потом усталый до изнеможения, страдая от неимоверной боли в суставах, он вернулся домой, выпил немного воды и вытянулся на постели с мыслью о том, что завтра не сможет встать.

Издали, в мягких лучах заходящего солнца пирамида была прекрасна. Она невольно притягивала к себе взгляды Ибши и всех солдат его отряда.

— Наша ложная тревога отправила стражу далеко от поселения, — сказал Ибша. — В городке остались лишь уставшие за день строители. Как и любой египтянин, они сейчас наслаждаются любимым мгновением — заходом солнца за горизонт. Их охватило мирное чувство, и они неспособны к защите.

Ибша верил, что, посеяв страх и пролив море крови в Дашуре, он выполнит миссию, которую ему по приказу Провозвестника доверила Бина: не дать пирамиде производить КА и превратить ее в нагромождение мертвых камней. Благодаря Провозвестнику азиаты начали понимать, что сила египтян состояла не только в их оружии. И чтобы победить, нужно было разрушить их магические строения, излучающие таинственную энергию, которая помогала им найти выход из самого тяжелого положения.

Превратить Дашур в руины — это будет огромный успех! Фараон увидит свое любимое детище, назначавшееся им служению вечности, оскверненным! И на смену его уверенности придут скорбь и страх.

— Женщин и детей не трогаем? — спросил один из бандитов.

— Проявление слабости приведет к поражению, — ответил Ибша. — Пусть огонь Провозвестника истребит все в этих проклятых местах.

Азиаты уже были готовы ринуться в атаку, как вдруг один из них крикнул:

— Командир! Там вдали бежит человек!

— Не трать своих усилий, он слишком далеко.

— А вон там еще один! С ослом! Они тоже бегут!

— На приступ! — приказал Ибша.

Никогда еще в своей жизни Секари не бежал так быстро! В каждое мгновение он ждал, что его поразят в спину, и бежал еще скорее!

Вот наконец и ворота в деревню строителей!

Секари наткнулся на ремесленника, вооруженного дубиной со свинцовой заливкой.

— Где солдаты?

— Ушли помогать раненым на дороге в Файюм.

— Тревога! На вас сейчас нападут!

Каменотес тут же отреагировал. Его товарищи, схватив свои орудия труда, стали готовиться к обороне.

— Защищайте пирамиду, — приказал Джехути, удивленный тем, как легко он вскочил на ноги. — Пусть женщины и дети укроются в домах.

— Пусть Золотой Круг Абидоса сохранит нас и даст нам силу бороться с изефет, — шепнул Секари на ухо правителю.

Мгновенное рукопожатие.

— Икер приведет войска.

— Успеет ли?

— Писец, обученный в провинции Зайца, не опоздает. Иди в укрытие.

— Я буду сражаться вместе со всеми, — заявил Джехути. — Пусть мы умрем, но зато спасем дело фараона.

Первый дротик ранил рабочего в ногу. Секари тут же ответил ударом, метнув в нападавшего острые ножницы, которые угодили азиату прямо в горло.

Правитель размахивал своей палкой.

— В храм, быстро!

Собравшись внутри недостроенной пирамиды, ремесленники оставили неприятелю только один возможный путь. С помощью одного из блоков они заложили изнутри вход в пирамиду. Стрелы и копья градом летели в камень, но пробить его, естественно, не могли.

— Эти бандиты будут взбираться на стены, — предупредил Секари. — Тогда мы не сможем их отбить. Какое здесь самое недоступное место?

— Царская гробница, но я отказываюсь ее осквернять. Мы защитим это священное место!

— Осторожно, вот и первый!

Дубина, которую метнул Секари, попала азиату, взобравшемуся на стену, прямо в лоб. Тот упал вниз, опрокинув своего товарища, который полз за ним.

Эта неудача посеяла среди людей Ибши неуверенность. Им и так было не по себе при мысли о том, что придется вламываться в храм и навлекать на себя гнев египетских божеств.

Но Секари не питал иллюзий. Как бы ни были храбры ремесленники, их скоро перебьют.

Внезапно раздался свирепый вой. Штурмующие застыли на месте.

— Это... Это голос бога Сета! — воскликнул один из скульпторов, обернувшись к другим ремесленникам. — Он помогает идущим на приступ!

— Как раз наоборот! — возразил Секари. — Он придает нам бодрости, чтобы отразить атаку.

Ибша перерезал горло своим раненым, потому что он не должен был оставлять после себя ни одного, способного отвечать на вопросы египтян.

— Нам не хватило чуть-чуть времени! — ругался он, видя, как возвращаются солдаты, которых Икер и Северный Ветер вернули в Дашур.

Потеряв троих людей, Ибша предпочел сохранить остальных. Ввязываться в убийственное противостояние, из которого он не мог выйти победителем, ему было воспрещено.

В бессильной ярости он выпустил стрелу по пирамиде и приказал отряду отступать.

Выбравшись из укрытия, египтяне бросились вдогонку, но у азиатов было преимущество во времени, они уже успели уйти слишком далеко.

Офицер подошел к Джехути.

— Мне солгали. На дороге в Файюм никому наша помощь не была нужна. Я...

— То, что тебя провел азиат, можно извинить. Но ты действовал без моего разрешения и нарушил правила безопасности нашего поселения. Я отстраняю тебя от должности, и тебя будет судить трибунал визиря. Пока не прибудет новый офицер, командование отрядом беру на себя.

Джехути сел. Икер налил ему воды.

— Ты спас пирамиду, Царский Сын.

— Заслуга в этом принадлежит вам и Секари. Не забудем, что и Северный Ветер помогал нам.

Мирный вечерний воздух снова зашелестел по улочкам Дашура, словно ничего и не произошло. Но руки у Джехути все еще дрожали.

— Эти варвары осмелились напасть на священное место! Мы теперь знаем, что они не остановятся ни перед чем и могут совершать самые страшные злодеяния! Кем же должен быть их наставник? Только демоном, который пытается уничтожить Древо Жизни!

— Чудовище осмелело и выползло из тьмы! — прибавил Секари. — Это доказывает, что оно чувствует в себе силы идти в наступление. В Кахуне, как и здесь, оно чуть было не одержало победу. Нам нужно предпринять надлежащие меры, чтобы предупредить его новые атаки!

43

— Вы действительно в этом уверены? — спросил Царский Сын.

— Увы! — подтвердил в конце своего рассказа Хнум-Хотеп. — Сепи умер.

Ни Секари, ни Икер не могли сдержать слез. Разве генерал — осторожный и тонкий тактик — не выходил всегда победителем из самых трудных ситуаций?

— Нубийские грабители никогда не смогли бы подстроить западню моему учителю, искусному воину! — сказал Секари. — А демонов пустыни он всегда побеждал, потому что знал магические заклинания, способные их остановить или отправить назад в их палящую пустыню. Убийца Сепи — это, разумеется, царь тьмы!

— Тот же разрушитель, который покушается на Древо Жизни, — предположил Икер.

Секари сжал кулаки.

— Ты тысячу раз прав! Он хотел помешать генералу найти целительное золото! Но это значит, что чудовище бродит повсюду!

— Пусть только боль не приведет тебя к ошибке! — вздохнул визирь.

— Сепи меня научил всему. Без него я не смогу жить.

— Ты слушал его лекции по иероглифике? — спросил Икер.

— Нет. Он учил меня на практике. Письмена я изучал на песке; знаки могущества были прожиты мной на опасных тропах, в борьбе с дикими зверями и разного рода разбойниками. Сепи мне ничего не прощал, но он дал мне оружие для защиты.

Великий Казначей Сенанкх попытался утешить брата по Золотому Кругу Абидоса. Но ему, как и всем остальным, было понятно, что Сепи никто не заменит.

— Вы с Икером прекрасно действовали в Дашуре. Генерал был бы доволен тем, что вы совершили. По требованию Джехути меры безопасности теперь значительно усилены. В настоящее время поселению ничто не грозит.

— Дашуру — возможно, а Мемфису и другим городам? — спросил Икер. — Бандиты могут напасть в любое время и в любом месте!

Ни визирь, ни Великий Казначей не возразили юноше.

— Мы потеряли одну из наших опор, — сказал Секари. — Покажем же себя достойными его.

Собек был настроен враждебно.

— Сожалею, Царский Сын, но вынужден тебя обыскать.

— К твоим услугам.

Учитывая, что перед ним стоит такая высокопоставленная персона, начальник всей стражи царства лично исполнил эту обязанность.

— Можешь входить.

Собек открыл дверь в кабинет Сесостриса.

— Все в порядке, Великий Царь. Желаете ли вы, чтобы я остался в комнате?

— Иди к себе, Собек.

На коленях монарха, сидящего в позе писца, лежал развернутый папирус.

Икер сел напротив и принял такую же позу.

— Собек ненавидит меня.

— С его точки зрения, ты еще не доказал свою невиновность и верность государству.

— Я постараюсь его переубедить.

— Это часть того, что выпадет на твою долю, сын мой.

— Результаты моих расследований мало что дали. Я нашел акацию Нейт, но дерево было сожжено. Я отыскал морскую верфь, где строили «Быстрый», но не получил сведений о его заказчике. Наконец, я способствовал тому, что азиатам помешали захватить Кахун и Дашур, но мне не удалось арестовать двух главных лидеров — Бину и Ибшу.

— Что ты о них думаешь?

— Ибшу я считаю безжалостным убийцей. Он точно выполнит любой приказ, даже если это будет стоить ему жизни. На Дашур напал именно он. И он не стал ввязываться в сомнительный бой. Именно это отношение к военным действиям и беспокоит меня. Ибша сохранил своих людей для будущих операций.

— Не он ли — главный вожак?

— В Кахуне он подчинялся Бине.

— Неужели эта женщина командует всеми восставшими?

— Она безжалостна, полна ненависти и хитра. Она — фурия, наделенная огромной способностью наносить вред. Ее ничто не заставит отклониться от цели, поставленной перед ней ее руководителем, — завоевания Египта азиатами.

— Эти слова заслуживают внимания, — признал Сесострис. — Но факты с ними не согласуются. На сегодняшний момент в Сирийской Палестине нет ни одного вождя племени, способного наносить по нам удары. Иначе бы генерал Несмонту обязательно предупредил меня.

— Разве этот ползучий мятеж не напоминает пересохшее русло реки? Большую часть года русло остается сухим. Но после нескольких обильных дождей оно превращается в опустошающий поток. Бина и Ибша, возможно, укрываются в Мемфисе, где их сторонники обосновались уже давно. Именно здесь, в столице, они и рассчитывают нанести главный удар. И остается одна загадка: тот переодетый стражник, который пытался меня убить. Он же не был азиатом! Тогда кто отправил его? Тайные египетские силы, которые полны решимости нанести вам вред?! Если все эти силы соберутся в один кулак, противник станет опасным. Разве не доказал он свою силу, убив генерала Сепи?

Сесострис согласился с доводами Икера. Ни одна из недавних драм не выглядела случайной. Они были связаны и имели своей целью погубить Древо Жизни.

— Икер, какие бы ни предстояли тебе испытания, я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе исполнить твое предназначение, которое тебе пока неизвестно.

Молодой человек был поражен.

Фараон только что — слово в слово! — произнес слова того последнего послания, которое своему ученику написал старый писец из Медамуда!

— Великий Царь, я...

— Отдохни немного. Слишком сильное напряжение не способствует ясности души.

Нос-Трубой служил уже больше двадцати лет. Он был примерным стражником, ненавидел грубость и исполнял свою службу строго, но гуманно. Он восхищался Собеком, но считал, что тот порой слишком суров. Ведь важно, чтобы мемфисцы тебя любили, а не только боялись? Исполняя свою должность, Нос-Трубой разрешал многие семейные конфликты и не сажал в тюрьму подвыпивших гуляк. Он и сам порой выпивал и не считал, что это как-то вредит царству.

Последние приказы начальства ему не слишком нравились. Стоя в карауле у одних из ворот, ведущих в город, он должен был обыскивать и допрашивать всех, кто хотел в них войти. При малейшем подозрении ему следовало вызывать стражу, допрашивать, открывать дело и устанавливать наблюдение! Эти посягательства на свободу передвижения вызывали недовольство населения и усложняли жизнь.

Поэтому Нос-Трубой, как и его товарищи, не слишком усердствовал. Он довольствовался тем, что приветствовал знакомых и торговцев и сводил к минимуму общение с подозрительными личностями.

Хорошенькая брюнетка подошла к нему вместе с бородачом, кулаки которого впечатляли. Вид у нее был совсем не подозрительный, но Носу-Трубой захотелось перекинуться с ней несколькими словами.

— Как тебя зовут?

— Свежая Вода, комендант.

— Это твой муж?

— Да, комендант.

— Я никогда вас здесь не видел. Откуда идете?

— Из Дельты.

— Что думаете делать в Мемфисе?

— Мой муж болен, очень болен. Нам сказали, что здесь прекрасные врачи. Может быть, они его вылечат.

— Где будете жить?

— У моего деда. Он ремесленник, делает сандалии.

Нос-Трубой должен был бы строго допросить этих двух пришедших, но мужчине, по всей видимости, было так плохо, что Нос-Трубой не стал их расспрашивать. Кроме того, эта хорошенькая жена совсем не была похожа на жадную до крови бандитку.

Поэтому Бина и Ибша без труда прошли через пропускной пункт и присоединились к другим членам отряда. Те тоже проникли в Мемфис через те же самые ворота, но в разное время.

Собек метал громы и молнии.

Удивляясь, что не поступает информация о кочующих с места на место азиатах, он лично проверил многие пропускные пункты, сомневаясь, что должным образом соблюдаются инструкции.

Трое офицеров действительно вели себя недостаточно строго. Но особенно выделялся среди них Нос-Трубой, который в ответ на гнев своего начальника пытался объясниться.

— Невозможно отличить опасных азиатов от остального населения, командир! Это такие же люди, как вы и я, и...

— Не думаю, — отрезал Собек.

— Как бы там ни было, даже те, кому мы учиняли подробный допрос, прошли! Никаких причин к тому, чтобы сажать их в тюрьму!

— Некоторые из твоих товарищей все же кое-кого арестовали!

— Им действительно удалось обнаружить бандитов?

Собек не мог солгать: все подозреваемые были отпущены.

Стража оказалась бессильной.

Обеспокоенный и разочарованный, Собек-Защитник ослабил наблюдение за подступами к городу. Но в противовес этому он увеличил число обходов по кварталам города и приказал патрулям сообщать ему даже о самых незначительных происшествиях.

Перед царем Собек не скрыл своей неудачи.

— Я был слишком самонадеянным, Великий Царь. Мемфис — открытый город. Я думал закрыть его ворота перед нежелательными лицами, но ошибся. Или азиатов напугали наши меры, и они обосновались в Дельте, или их сообщники, располагая надежными базами в столице, сумели их укрыть. К несчастью, я убежден, что верно второе предположение. А значит, эти люди перегруппировывают силы и готовят нападение. Основная цель — вы. Враг кроется во мраке, я не знаю его в лицо, но он может ударить в любое время и в любом месте, даже во дворце. Поэтому я рекомендую максимально сократить ваши перемещения и усилить меры безопасности вокруг вашей персоны.

— Забиваться в угол, как затравленный зверь, я не буду, это уже означало бы победу наших противников, — возразил Сесострис. — Поэтому я буду продолжать в полной мере исполнять свои обязанности, сохранив полную свободу моих обычных передвижений. А ты, Собек, будешь исполнять свои привычные обязанности.

— Я впадаю в бешенство, Великий Царь, потому что чувствую себя лишенным глаз и ушей! Никогда я не сталкивался с такими хитрыми преступниками! Но я сделаю все от меня зависящее, будьте в этом уверены!

— Ты ведь доверяешь Икеру?

— Как можно забыть, что он пытался вас убить? Я очень хочу верить, что речь шла о недоразумении, но позвольте мне хотя бы установить за ним наблюдение. Если он поддерживает контакты с азиатами, у нас будет доказательство его криводушия.

— Ценю твою настойчивость, Собек, но я назначил Икера Царским Сыном. И он докажет тебе свою лояльность.

44

В той части Мемфиса, где жил верховный вождь, последователи Провозвестника находились в постоянной готовности. Булочники, продавцы сандалий, цирюльники — все они так хорошо слились с населением, что никто не мог и предположить, что они принадлежат к тайной бандитской сети.

С приходом Бины, Ибши и их людей, немедленно размещенных по надежным местам, было увеличено число сторожевых постов, а наблюдение стало вестись днем и ночью. Ни один стражник не мог проникнуть в ту часть, где жил Провозвестник, чтобы о нем не стало немедленно известно. И усиленные обходы стражи азиатов не беспокоили, потому что прохожие сразу же сообщали об их приближении.

На втором этаже лавки, где продавались циновки и корзины, продолжал непрерывно проповедовать Провозвестник. Последователи поочередно слушали его речи, но им не позволялось задавать даже пустяковых вопросов. Провозвестник как единственный посланец бога, решившего завоевать мир, проповедовал абсолютную и окончательную истину.

Подкрепившись между двумя проповедями солью, Провозвестник громогласно произносил очередную речь, которая постепенно должна была проникнуть в головы восхищенно внимавших слушателей. У них не было ни другого воспитания, ни другой культуры, и этого им было с лихвой достаточно для того, чтобы сражаться за конечную цель.

Шаб Бешеный упивался каждым словом своего учителя, особенно когда речь шла об истреблении неверных и абсолютном подчинении женщин, слишком свободных в египетском обществе. Как отлично натренированный сторожевой пес, Бешеный не забывал присматривать за теми счастливчиками, которым позволялось внимать учению. При виде малейшего сомнения он свяжет подозрительного и отправит его лично к Провозвестнику.

Мягкий и вкрадчивый голос стих, ученики разошлись.

— Позови-ка Кривую Глотку, — приказал Провозвестник Бешеному. — Уже много дней он тренирует своих воинов. Теперь предстоит их использовать.

— Мы нанесем удар... по голове?

— Вот именно, друг мой.

— И нас будет достаточно много?

Провозвестник снисходительно улыбнулся.

— Ни о чем не беспокойся и верь. Благодаря нашим новым союзникам у нас есть вся необходимая информация. Мы вселим в город такой страх, что большая часть препятствий сама собой рассеется. Прикажи своим людям собирать мелкие сухие дрова и тряпки. Потом мы раздадим их нашим солдатам. Очень скоро огонь Сета обрушится на этот проклятый город! А сейчас я займусь Биной.

Бешеный скорчил брезгливую гримасу.

— Господин...

— Что, Бешеный?

— Господин, у меня вовсе нет намерения вас ослушаться или обсуждать ваши приказания, но эта Бина...

— В чем ты можешь ее упрекнуть?

— В том, что она женщина.

Провозвестник мягко положил руку на плечо своего слуги.

— Бог учит нас, что женщины — низшие создания и должны оставаться взаперти в своих домах, чтобы служить своим мужьям и сыновьям. Но мы воюем, и я использую разное оружие, включая и самое неожиданное. Бина как раз и является таким оружием. Египтяне так наивны, что не могут понять, что хорошенькая девушка для них опаснее, чем хорошо подготовленная армия. Но нужно, чтобы я завершил ее обращение.

Провозвестник вошел в темную комнату, где была закрыта Бина с момента ее прибытия в Мемфис. В ее венах текла теперь новая кровь, но количество этой крови должно быть увеличено, и тогда... Тогда она станет безжалостной убийцей, слепо служащей делу Провозвестника. Ничто не превзойдет по жестокости этого чудовища!

— Пробудись, Бина, и посмотри на меня!

Бина словно неживая лежала, свернувшись в углу. Но вот, заслышав голос хозяина, она начала приходить в себя. Запрокинув голову назад, она медленно встала и замерла на середине комнаты. Глаза ее смотрели в пустоту.

Провозвестник повернул на шарнирах стену в глубине комнаты и вынул из своего тайника сундук из акации, где хранилась царская бирюза.

— Подставив этот драгоценный камень под лучи солнца, — сказал он, — я займусь твоим последним обращением. После этого ты будешь принадлежать мне душой и телом, и твое повиновение станет полным.

Провозвестник поднял штору, сделанную из двух соединенных вместе циновок.

Луч света упал на царскую бирюзу, отблеск которой заиграл на лице Бины.

— Царица тьмы, стань львицей-убийцей, жадной до крови и человеческого мяса! Пройди лесами и пустынями!

Ногти у Бины стали такими же острыми и крепкими, как когти, а зубы — сильными, как клыки.

Провозвестник с гордостью посмотрел на свое творение.

Потом он опустил штору и положил бирюзу обратно в сундук.

— Помни, Бина: ты — самка, преданная своему самцу. Ты станешь львицей только по моему приказанию!

Хорошенькая брюнетка открыла глаза. Кажется, кошмар, мучивший ее столько времени, кончился.

— Сними свою тунику, — приказал Провозвестник.

Бина повиновалась. Провозвестник и пугал, и притягивал. Она была неспособна ему сопротивляться, и он овладел ею.

Несмотря на протесты Собека-Защитника, царь, когда поехал за город, взял с собой Икера. Конечно, монарха и Царского Сына охраняли лучшие стражники, но удастся ли спасти Сесостриса в случае нападения? Раз вокруг витала опасность, то момент для поездки был выбран неудачно.

Их направлял высоко летевший над ними сокол. Царь молча двигался за ним. Вот и тенистый канал. Царь посмотрел на ветви прибрежных ив и пошел вдоль берега. Вокруг царил безмятежный мир.

— Люди — стадо божье — снабжены всем необходимым, — напомнил Сесострис. — Разве бог не создал для них небо и землю? Разве не дал он им воздух для дыхания, а эти чудные картины природы — для восторга? Бог сияет в солнце, заставляет расти злаки и деревья и дает человеку разнообразную пищу. Создатель не сотворил порока. Ни одно злое дело не осуществлено по его воле. Но люди восстали, и вот... Из змеи не исторгнешь рыбу, а из злого человека — зла! Когда бог улыбнулся, появились боги; когда он заплакал — родились люди. Человек, носитель несправедливости и жестокости, — самый опасный из хищников! Обязанность фараона поддерживать и продолжать на земле божественный порядок, освобождая человека из-под власти человека. Думать, что можно действовать на благо людей, — это хвастовство. Фараон действует на благо своему Отцу, повелителю всех богов. Для ленивого не существует духовности. Для того, кто не слушает законов Маат, нет духовных братьев. Для жадного нет праздника. Никогда не желай того, что принадлежит другим, Икер. Не желай того, чего не можешь добиться своими силами, потому что такое желание приводит к вырождению. Жадный — это живой мертвец. Отсюда и обязанность царя: без конца бороться с человеческой жадностью.

— А разве в конце эпохи великих пирамид она не восторжествовала?

— Свет предпочли мраку, никто не слушал учения небесных законов, никто не соблюдал законов земных. Зло было названо добром, преступника почитали как справедливого, беззаконие стали называть добродетелью, извращение — нормой, мудреца — безумцем. Предающегося собственным страстям стали почитать образцом для подражания. Люди перестали слушать голос богов. Тогда воцарился изефет, который есть несправедливость, жестокость, жадность, лень, забвение, разложение, хаос и закон, позволяющий убийцам править по праву сильного, а ворам управлять по праву воровства. Если бы его царство продлилось, то земля стала бы бесплодной, воздух — непригодным для дыхания, а вода — отравленной. И небесный огонь опустошил бы землю. Недостаточно каждое мгновение бороться против изефет. Главное — нужно постоянно укреплять Маат, посредством ритуалов благословляя проходящее время. Каждое царство должно быть сознательным повторением процесса создания мира, первого закона. Это позволит отогнать силы хаоса и установить закон Маат. Что известно тебе о Маат, Икер?

— Когда Маат находится на полагающемся ей месте, то страна становится крепкой, а небо — благословенным. Маат — дочь Ра, подруга Тота. Она всегда находится в солнечной ладье, она — путеводительница, указывающая верную дорогу.

— Именно благодаря Маат движется мир, — пояснил Сесострис, — а миры солнечный, звездный и земной существуют в гармонии. Без Маат наш мир стал бы необитаемым. Мое желание — это Маат, потому что фараону следует стремиться в своем сердце к справедливости. Моя сила — это справедливость. Если я отступлюсь, то это станет концом моего царствования, потому что памятники разрушителю подлежат разрушению. Мой первый долг состоит в возвышении Маат до нее самой. Я — посредник между ней и моим народом. Я должен приводить в созвучие социальный порядок и порядок космический. Государство, которое не соответствует небесному размеру, которое не приносит жертвы Маат, не знает ни справедливости, ни солидарности, ни взаимности. Оно погрязнет в человеческих конфликтах и борьбе за власть. Маат повелевает: действуй ради того, кто действует. Таков ли ты, Икер?

— Таково мое желание, Великий Царь!

Сесострис привел Икера к тропинке, ведущей в пустыню. Вдали была видна ступенчатая пирамида Джосера.

— Знаешь ли ты истинное имя, которым непосвященные называют некрополь?

— Разве это не земля Маат?

— Закон Маат велик, вечен и светел. Со времен Осириса его никогда не изменяли. Конечно, зло, беззаконие и их союзники без конца присутствуют в этом мире и создают горы злых деяний. Но пока люди будут почитать закон Маат, злу не удастся переплыть реку жизни, чтобы попасть на другой берег. И когда придет конец времен, Маат останется.

Монарх направился к небольшому Дому Жизни времен Древней Империи. Над дверью на перекрытии — надпись.

— Прочти, Икер.

— Произнеси Маат, не будь пассивным, участвуй в создании, но не преступай Закон.

— Из чего состоит твое существо помимо тела?

— Из моего имени и моего сердца.

— Твое имя, Икер[27], указывает на то, что ты являешься носителем совершенного и совершенством создания, призванного к бесконечному обновлению. Пусть твое сердце сможет наполниться Маат, чтобы деяния твои были справедливыми. Но нужно питать и твое КА — эту жизненную энергию, идущую к нам из иного мира, к которой ты вернешься, если пройдешь суд Осириса. Пусть твое КА — способность твоего духа двигаться над видимым миром — отправится к солнцу за светом, способным руководить тобой во мраке. Будешь ли ты способным стать АКХ — светоносным телом, которое не погибает вместе со смертью?

Икера переполняла радость. Столько дверей открылось ему, столько новых ощущений! От слов царя кружилась голова.

— Посмотри на этот камень, сын мой, — сказал фараон. — Разве он не имеет форму цоколя для статуи?

— Это один из иероглифов, служащих для написания имени Маат, Великий Царь!

— Статуи — это живые существа, родившиеся от Маат. Поднимись на этот цоколь, Икер.

Юноша взобрался на камень.

— Что ты ощущаешь?

— Из этого камня исходит огонь, и огонь распространяется во мне. Мой взгляд... Мой взгляд стал более проницательным!

— В той войне, что мы ведем с силами тьмы, ценой победы является жизнь Осириса и жизнь нашей цивилизации. Поэтому мы должны запастись оружием в невидимом мире. Сегодня, сын мой, ты прошел посвящение начинающего. Отныне, что бы ни произошло, не оставляй пути Маат!

45

Заседание членов Дома Царя только что закончилось. Сехотеп вышел из зала совета и быстрым шагом отправился в кабинет Медеса. Тот немедленно прекратил диктовать письмо писцу и приказал своим помощникам покинуть комнату.

— Я в вашем распоряжении, Хранитель Царской Печати. Сколько указов приказал составить Великий Царь?

— Один. На этот раз у тебя будет немного работы. Но текст должен быть составлен сегодня же, а царские гонцы завтра утром должны отправиться во все провинции. Если нужно, удвой число гонцов.

И снова Медес стал одним из первых, кому стало известно о решении Сесостриса. Но поскольку дело было слишком срочное, он не успел извлечь из него выгоду.

— Текст очень короткий, — сказал Сехотеп. — Фараон наделяет генерала Несмонту всей полнотой власти и поручает ему подавить любую попытку восстания в земле Ханаанской. Так, чтобы ни один из ее жителей не усомнился в нашей решимости.

— Мы опасаемся нового восстания?

— Согласно последнему докладу Несмонту, Провозвестник совсем не умер.

— Я не понимаю...

— Этот душевнобольной был казнен, но его ученики и последователи уцелели, сея смуту среди населения. Поэтому Несмонту должен доказать, что мы умеем действовать с примерной твердостью.

— Зная генерала, могу с уверенностью утверждать, что мы можем быть спокойны.

— К нашему счастью, Медес.

— Мне бы хотелось нанять новых гонцов и увеличить число транспортных кораблей, чтобы моя служба была еще эффективней. Главное, на мой взгляд, это увеличит скорость доставки сообщений.

— Я скажу о твоей просьбе Великому Казначею Сенанкху.

— Я благодарен вам.

Полученная информация представляла интерес.

Итак, генерал Несмонту столкнулся, по-видимому, с серьезными трудностями в Ханаанской земле. Все говорит о том, что он, может быть, даже исчез. А вот Провозвестник, наоборот, продолжает ослаблять противника.

Новый царский указ выглядит как признание в собственной слабости. Царь и его генерал неспособны справиться с партизанской борьбой азиатов и пытаются запугать население. Если в том районе полыхнет, что останется от престижа Сесостриса?

Медес по своей привычке исполнил задание правильно и быстро. Все служащие знали его принципиальность: при первой же ошибке — увольнение. Поэтому служба секретаря Дома Царя была для всех примером, и ее хвалил даже визирь.

Когда Медес приступил к окончательному формулированию указа с использованием официальной терминологии, к нему пришел неожиданный посетитель.

Икер! Проклятый писец, чтоб он пропал!

Медес встал и низко поклонился.

— Это посещение — честь для меня, Царский Сын!

— Я с официальным визитом, по приказу Великого Царя.

— Мы все работаем и полны желания выполнить все как можно лучше, чего бы это ни стоило. Могу ли я лично сказать вам, что я очень рад вашему назначению? Двор не может над ним не подтрунивать, но эта болтовня скоро стихнет. Если я вам понадоблюсь, зовите меня, не стесняйтесь.

— Мне дорога ваша дружба, Медес. Царь попросил меня отправить новый указ Джехути, правителю города пирамид в Дашуре, и проверить меры безопасности.

— По поводу последнего инцидента ходило много слухов. Надеюсь, царская пирамида не повреждена.

— Нападение бандитов отражено. Памятник цел, а его строительство скоро завершится.

— Многие говорят, что вы вели себя как истинный герой!

— Они ошибаются, Медес.

— О, не скромничайте, Икер! Многие хвастуны трубят о своей смелости, но разбегаются при малейшей опасности. А вы встретились с настоящими бандитами!

— Заслуга в победе принадлежит Джехути. Благодаря его хладнокровию мы избежали худшего.

Из соображений секретности юноша не стал упоминать о Секари. Хотя ему была известна действительная роль его верного друга.

— Я предоставлю документ в ваше распоряжение завтра утром, — пообещал Медес. — Поздравьте от моего имени Джехути и пожелайте ему крепкого здоровья. Строительство пирамиды в Дашуре будет одним из славнейших деяний нынешнего царствования.

Икер ушел, а Медесу оставалось только злиться.

Он умел давать верную оценку своим противникам, а Икер казался ему наиболее опасным. Конечно, секретарь Дома Царя вел себя как настоящий царедворец и неизменно льстил Царскому Сыну, но этого было явно недостаточно. Нужно было постепенно уничтожить доверие к Икеру у высших сановников, дав им понять, что этот писец занимается интригами. Да-да! Амбициозный провинциал, мало знающий и лишенный размаха. И еще хуже — вредит репутации монарха! Применяя мало-помалу свою методику, Медес везде разольет смертельный яд!

А сейчас срочно пообщаться с ливанцем!

Водонос мог быть доволен своей работой. Неделя за неделей он, как муравей, собирал информацию. И вот ему удалось отыскать надежных и знающих людей, в частности, из персонала по уборке дворца. Одна из женщин, прибиравших в комнатах, наблюдала за приходом и уходом Медеса. Что же до богатого особняка секретаря Дома Царя, то он был под наблюдением уже давно.

По приказу Провозвестника ливанец следил за тем, чтобы Медес вел себя как верный союзник. Когда объявили о его приходе, торговец не удивился. Последние бурные события должны были встревожить чиновника.

— О мой драгоценнейший друг, как ваши дела?

— Что стряслось в Дашуре?

— Садитесь, дорогой Медес, и отведайте эти сласти!

— Я хочу знать, и немедленно!

— Не тратьте своих нервов!

— Мы так давно сотрудничаем друг с другом, что между нами не должно быть никакого тумана!

— Успокойтесь. На Дашур напали смелые воины, но неожиданное сопротивление, к сожалению, не позволило им достичь поставленной цели — нанести вред пирамиде, поэтому она продолжает излучать свою энергию. Учитывая принятые меры безопасности, новые атаки — по крайней мере, в ближайшем будущем — были бы безумием.

— В этом поражении виноват Икер, Царский Сын! Этот парень вредит нашим интересам. Нужно его ликвидировать!

Ливанец слегка улыбнулся.

— Ликвидировать... или использовать?

— Как это?

— Провозвестник высоко ценит тот огонь, который пылает в душе писца, и знает, как им управлять. Эту проблему он решит.

— Когда я снова увижу Провозвестника?

— Когда он этого захочет. Он находится в безопасности и держит ситуацию под контролем. А если мы поздравим друг друга с успехом? Наша торговля драгоценным лесом принесла невиданные плоды, а вам, как мне кажется, прекрасное состояние, не так ли?

Чиновник не стал разуверять ливанца. Система действительно работала безукоризненно.

— Настал момент рассказать вам подробнее о моем выборе, — продолжал ливанец. — Когда узнаете его истинные причины, вы окончательно присоединитесь к нашей отчаянной борьбе против вашей собственной страны.

Оставаясь мягким, тон ливанца выражал угрозу.

— A y меня и в намерениях нет отказываться, — удивленно сказал Медес.

— Даже когда вы узнаете, что ввозимые товары предназначены для убийства ваших соотечественников?

— Я и сам уже убрал со своего пути некоторых смущавших меня лиц. Что ж, раз такова цена за то, чтобы лишить власти Сесостриса и создать страну, о которой мы мечтаем. Какие тут могут быть колебания?

Ливанец ждал, что Медес будет сопротивляться дольше. Но Секретарь Дома Царя, казалось, совсем задушил в себе всякую чувствительность. Главное для него было добиться своей цели. Став безусловным сторонником изефет, активным агентом сил зла, могущество и необходимость которого он не оспаривал, Медес уже не отступит.

— Сначала поговорим о ладане, который так любят ваши парфюмеры, — снова заговорил ливанец. — В некоторых наших флаконах содержится не только этот драгоценный продукт, но и наркотик, который снимет определенные мешающие нам препятствия. Теперь перейдем к флаконам в виде беременных женщин, они обычно наполняются маслом моренга, которое вводят себе беременные египтянки. Наши клиентки принадлежат к высшему обществу, вынашивая в себе будущую элиту страны. Зачем же давать ей процветать, если у нас есть способ уничтожить ее часть даже до рождения?

Пораженный Медес не воспринимал больше ливанца как добродушного толстяка, любящего пожить всласть, гостеприимного и симпатичного.

— Не хочешь ли ты сказать...

— Когда Провозвестник даст на то свой приказ, мы заменим масло моренга другим веществом, вызывающим значительное число выкидышей. Ведь вы не станете возражать против такого прекрасного проекта, Медес?

Секретарь Дома Царя с трудом проглотил слюну. Его борьба внезапно получила совершенно непредвиденный оборот. Такая жестокость не входила в его планы... Но разве эффективность не является ее ценой? Союз с Провозвестником действительно придавал другое измерение подпольной борьбе против фараона.

— Меня это не шокирует и не настраивает враждебно.

— Что ж, я счастлив это слышать, дорогой союзник! Теперь вы понимаете, зачем я организовал эту коммерцию. И это еще не все. Египетские служители культа, писцы и повара используют различные масла. Мы не ограничиваем нашу акцию лишь беременными женщинами.

Головокружительные перспективы, но какие заманчивые! Смертельно раненное египетское общество рухнет само собой, а властям останется лишь беспомощно это наблюдать!

— Для успеха потребуется координация и четкое руководство, — пояснил ливанец. — Наша сеть начнет действовать в ближайшем будущем, но не будем забывать, что мы сражаемся с опасным врагом — фараоном. Пока он будет царствовать, он найдет необходимую энергию, чтобы противостоять самым тяжелым испытаниям.

— К несчастью, Собек-Защитник снова вернулся на свой пост! — напомнил Медес. — Я думал, что нанес ему смертельный удар, но этот проклятый стражник обладает крепкой шкурой!

— Мы это отлично знаем и учитываем его способность нам вредить. И все же сегодня мы сможем выиграть там, где раньше потерпели поражение.

— Покушение на Сесостриса? Не верится!

— Классические методы оказались неприменимы, я вам об этом уже сказал. И только что назвал новые виды оружия. Поэтому как бы ни велика была стража, мы все равно от нее избавимся. И тут мне нужна ваша помощь, Медес. Мне нужен план дворца, сведения о занятиях монарха и расположение стражи, которая его окружает.

— Если фараон все-таки выживет, на меня не упадет подозрение?

— О, здесь никакого риска! Мы оставим следы, по которым легко будет найти виновных. Когда я вам сообщу дату и время, возьмите на себя труд оказаться на виду вдалеке от дворца и обеспечить себе оправдание! Если же Сесострис погибнет, наша победа окажется значительно ближе, чем думалось.

46

Икер не мог отказаться от обеда у Сехотепа. Элегантное жилище Хранителя Царской Печати было верхом изящества: букеты цветов в каждой комнате, тонкие духи, изысканная мебель, алебастровая посуда; художественные росписи, изображавшие журавлей, лебедей и цапель; нежных расцветок витражи на окнах. Прислуга, за исключением повара, чья полнота свидетельствовала о склонности к лакомствам, состояла из очаровательных молодых женщин, одетых в легкие льняные одежды и сплошь покрытых украшениями.

— Участие в управлении Египтом — это довольно суровое дело, — заметил Сехотеп. — У каждого свой способ расслабляться: вот это — мой! Ты, Царский Сын, кажешься значительно серьезнее. Правда ли, что ты ночи напролет читаешь сочинения древних мудрецов?

— Они дали начало моему образованию и продолжают давать ни с чем не сравнимую пищу для размышления.

— Я знаю, что писцам рекомендуется не напиваться, но может ли бывший ученик принять хотя бы один бокал легкого вина? Это замечательное вино получено с моего виноградника, и сам царь ценит его.

Икер не стал разыгрывать знатока. Вино ему понравилось, но привычки к нему не было. Обед был прекрасен, но настоящим шедевром стали вкуснейшие почки под соусом.

— Без лести скажу тебе, — сказал Сехотеп, — что я считаю твою манеру приспосабливаться ко двору замечательной. Ведь понять его очень сложно. Я, например, до сих пор не знаю всех его запутанных тайн. А ты, ты решил их полностью избегать! Излишне говорить, что твое назначение породило бурю зависти. Только подумай, сколько богатых семей желало увидеть своих отпрысков, принятых фараоном в качестве Царского Сына! Каждый ждал, что ты поведешь себя как триумфатор, пренебрегающий остальными. А ты, напротив, доказал свою примерную скромность. Царедворцам это даже кажется подозрительным. Кроме того, царь удостаивает тебя долгими беседами — один на один! Можешь ли ты вообразить, сколько за этим кроется предположений? Каждый представитель знати опасается за свой пост и свои привилегии. Чье место ты собираешься занять?

— Ничье.

— Это мало походит на правду, Икер.

— Фараон дарует мне неоценимое сокровище, открывая мое сердце для духовной реальности, которую я еще представляю довольно смутно и даже не способен сформулировать. Получить такие уроки — невероятное счастье, и я хочу оказаться достойным его.

— Отдаешь ли себе отчет, что этому блаженству угрожают бури?

— Царь готовит меня к жестоким сражениям.

Сехотеп оценил искренность и открытость Икера. В отличие от Собека-Защитника он относился к Царскому Сыну почти равнодушно и только хотел лучше понять его.

Сейчас он чувствовал себя спокойнее и жалел о том, что сомневался в Сесострисе.

— Наконец-то, Великий Царь, наконец-то! — воскликнул Собек. — Я знал, что мои люди добьются результата, но время, казалось, шло так медленно! Мы подозреваем некоего кочующего цирюльника, который работает в квартале рядом с портом. Один из моих доносчиков является его постоянным клиентом, и у них привычка говорить понемногу обо всем. Последний их разговор коснулся опасности, которую могут собой представлять азиаты, прибывшие из Сихема и тайно поселившиеся в Мемфисе. Цирюльник считает их храбрыми людьми, чьи преступления оправдываются необходимостью. Разве наш режим не слишком жесток? Разве Ханаанская земля не заслуживает полной свободы, как и остальные?

— Другими словами, этот подозреваемый поддерживает бандитов.

— Хотя он и сожалеет об их жестокости, он понимает их реакцию. Парень разыгрывает из себя гуманиста, как некоторые интеллектуалы из ваших царедворцев, чье единственное занятие состоит в повторении смысла того, что напел ветер.

— В области дипломатии ты не слишком продвинулся.

— Это совершенно бесполезно, когда говоришь о преступниках, Великий Царь. Мягкий, нерешительный и слезливый стражник подвергает опасности своих товарищей.

— Этот цирюльник говорил еще что-нибудь в том же духе?

— Мой человек задавал не слишком много вопросов, так как чувствовал, к сожалению, что и так далеко зашел в своих разговорах. Но все же у нас в руках есть одно маленькое звено из цепи, которая казалась такой далекой. Оборвать эту ниточку было бы глупо. Используем ее, чтобы подняться выше по лестнице. Но своего человека из игры я выведу, сейчас мне нужен новый, вызывающий доверие, чтобы цирюльник сказал ему больше.

— О ком ты думаешь?

— Мне неловко, Великий Царь. Этот тип злоумышленников безошибочно определяет стражника. Даже опытного! К тому же наша операция должна быть проведена в самом строгом секрете, что исключает участие в ней какого-либо дворцового чина.

— Тогда остается один единственный кандидат: Икер. Он в Мемфисе еще не слишком известен.

— Икер, Царский Сын!

— Если я не слишком обижаю тебя, Собек, то напомню: ведь ты хотел подвергнуть его проверке, разве не так?

— Какие, мой мальчик, у тебя прекрасные, здоровые и густые волосы! Чего бы тебе хотелось: бритая голова, модная стрижка, завивка?

— Просто короткая стрижка.

— Садись на этот трехногий табурет, — предложил цирюльник, — и держи голову прямо.

На низком столике у коренастого симпатичного ремесленника лежали разного размера и фасона бритвы, щипцы для завивки, ножницы. Рядом стояла банка с содовой водой.

В это утро Икер был первым клиентом. Другие еще ждали своей очереди, досматривая в постели последние сны, или играя в кости, или болтая друг с другом.

— Раз у тебя не парик, а собственные волосы, мне не нужно их мыть. Ты что, новенький в этом районе?

— Я — писец и приехал с юга. Говорят, что здесь, в Мемфисе, писцы неплохо зарабатывают.

— Если учесть количество жалоб на администрацию, у тебя не будет недостатка в работе!

— Разве визирь не намерен облегчить повседневную жизнь самых бедных людей?

— Говорить-то об этом он говорит, и даже постоянно. Но здесь никто не предается иллюзиям.

— А мне кажется, что у него просто связаны руки.

— Почему ты так считаешь, мой мальчик?

— Потому что никто не может противостоять воле тирана.

Бритва на секунду замерла в воздухе.

— Не хочешь же ты сказать...

— Здесь не нужно произносить имен, ты меня отлично понял. Ведь не все же мы — бараны и знаем, что только восстание вернет нам нашу свободу.

— Говори тише, прошу тебя! За такие слова и в тюрьме недолго оказаться!

— Другие заменят меня. К тому же я уже сбежал от стражи во время избиений в Кахуне...

— Ты был там?

— Я помогал своим друзьям из Азии. Мы надеялись захватить управу, но нас предали. Мне удалось бежать. Увы, многие из нас пали... Но египтяне за это заплатят!

— Тебя ищут?

— Собек-Защитник мечтает меня поймать, — признался Икер. — А мне хотелось разыскать молодую азиатку, которая чуть было не привела нас к победе. Да ее, должно быть, убили...

— Как ее имя?

— Если она еще жива, то, произнеся ее имя, я навлеку на нее опасность. Ты — храбрый человек, цирюльник. Но, должно быть, ты, как и большинство, привык к тирании.

— Ошибаешься, мой мальчик. Я тоже борюсь, но на свой манер.

— Ты действительно хочешь поразить деспота?

— Не тебя же я ждал, чтобы начать борьбу! А твою юную азиатку зовут Бина.

Икер даже рот раскрыл от изумления.

— Ты... Ты ее знаешь?

Цирюльник кивнул.

— Значит, она жива!

— К счастью для всех нас.

— А где ее увидеть?

— Ты слишком многого от меня хочешь!

— Но без Бины я пропал! Рано или поздно меня арестуют. А рядом с ней я еще смогу принести пользу.

— Я почти ничего не знаю. Но я знаком с человеком, который, возможно, тебе кое-что и скажет: изготовитель притираний. Он живет в глубине этой улицы. Скажи, что ты от меня.

В присутствии царя совет выслушал подробный доклад Икера.

— Это, конечно, ловушка, — высказал свое мнение Сехотеп. — Дальше идти нет смысла.

— Напротив, — горячо возразил Собек. — Почему нам не удалось разыскать азиатскую сеть в Мемфисе? По причине ее исключительной закрытости. Этот цирюльник играет, свою роль, он — один из мелких соглядатаев. Раз Икер вошел к нему в доверие, то другой может помочь потянуть за ниточку.

— Я разделяю твои предположения, — сказал Сенанкх.

— А если этот цирюльник — всего лишь приманка? — спросил визирь.

— У Икера ни внешность, ни поведение не характерны для стражников, — сказал Собек. — И он, и цирюльник, заговорив о Бине и Кахуне, каждый сделали по одному шагу навстречу друг другу. Значит, продолжать такое внедрение совершенно не опасно.

— Как ты решишь, Икер? — спросил фараон.

— Я продолжаю, Великий Царь.

Изготовитель притираний являлся поставщиком первых врачевателей города. Смешивая разные субстанции[28], он приготовлял замечательные косметические средства. Он использовал галенит (сернистый свинец), свинцовые белила (карбонат свинца), пиролюцит (двуокись марганца), хризоколлу (водосодержащий силикат меди и малахит). Но этим изготовитель притираний не ограничивался. К своим притираниям он добавлял и терапевтические средства, что позволяло предупреждать или лечить трахому, лейкому и конъюнктивит. Ему удалось получить также фосген и иприт.

В тот момент, когда наш химик занимался смешиванием компонентов, в дверь его лаборатории постучал Икер.

— Сейчас не время, я занят.

— Я от цирюльника.

— Ты кто?

— Один из союзников Бины. В Кахуне участвовал в восстании против тирана. До сегодняшнего дня мне удавалось скрываться в Мемфисе, но мне бы хотелось присоединиться к своим друзьям.

— Опиши-ка мне цирюльника.

Икер выполнил требование.

— В Кахуне правитель живет в небольшом домике, — снова заговорил изготовитель притираний. — А сам, напротив, только и думает, что наряжаться, и щеголяет в дорогих изысканных нарядах!

— Как раз наоборот, — поправил его Икер. — Правитель живет в огромном особняке, где работает множество служащих, но одевается он традиционно, как и все.

— Бина слишком стара, чтобы заниматься борьбой.

— Что вы! Она совсем молодая и очень красивая!

— Назови мне пароль, что дал тебе цирюльник.

Катастрофа...

Значит, цирюльник совсем не поверил Икеру! И ему нужно было срочно догадаться, какое слово могло здесь подойти. Может быть, «Бина», или «Кахун», или «восстание»? Однако шансы попасть в цель минимальны.

И тогда Икер решил сыграть на искренности.

— Он не дал мне никакого пароля и только сказал, что вы можете мне помочь.

Парфюмер, казалось, был очень доволен.

— Выйдешь отсюда и пойдешь по второй улице налево. Войдешь в маленький домик по левой руке. Потом подождешь.

Конечно, Икер должен был сообщить об этом новом этапе Собеку, но боялся, что за ним установят надзор бандиты. К тому же затравленный человек, которого он разыгрывал, должен был пойти по указанному адресу немедленно.

Дверь за ним закрылась.

Икер оказался в темноте. Прихожая маленького белого домика показалась ему зловещей. Если на него нападут, Икер даже не увидит, откуда посыплются удары.

— Поднимайся по лестнице, — приказал хриплый голос.

Икер понял, как он был неосторожен. О том, где он сейчас, не знает Собек, и ни один стражник не придет ему на выручку!

А если он окажется сейчас лицом к лицу с одним из азиатов, которого знает? Сумеет ли он сыграть убедительно?

Нет, он никогда не видел этого человека. Маленького роста, средних лет, на вид совсем не опасный...

— Чего ты хочешь, мой мальчик?

— Присоединиться к Бине и моим союзникам, продолжать с ними нашу борьбу против тирана.

— Они больше не живут в Мемфисе.

— Куда же они пошли?

— В Сихем, к Провозвестнику.

— Провозвестник... Но ведь он давно убит!

— Никто не может убить Провозвестника! Он разольет божественный огонь по всей Сирийской Палестине! Мы, ханаанеи, прогоним египтян со своей земли, создадим огромную армию и разобьем трон фараона!

47

Малый совет фараона жадно слушал рассказ Икера.

— Вот почему Собек-Защитник не сумел раскрыть азиатскую сеть, внедренную в Мемфис, — сказал, наконец, Сенанкх. — Эта банда злоумышленников уже давно ушла из города и укрылась в Ханаанской земле, где у нее множество сторонников.

— Генералу Несмонту решать эту проблему, — поддержал Сенанкха Сехотеп. — Пусть он раз и навсегда потушит желание восставать! Пусть после долгих процессов проведет ряд публичных казней. Пока мечты о восстании живут в головах этих фанатиков, мир в регионе не восстановится!

— Благодаря Царскому Сыну Икеру, — заметил Хнум-Хотеп, — мы сегодня знаем, что Мемфис для бандитов — просто перевалочный пункт и что они ушли на свою базу. С одной стороны, это хорошая новость. С другой — это угроза. Если враг группирует свои силы, он становится опасным.

— Я, — сказал Собек, — остаюсь скептиком. Если бы это было правдой, Несмонту нам сообщал бы о большем числе инцидентов в Сихеме.

— Но последнее его сообщение тревожное, — напомнил Сесострис. — И все же генерал ждет конкретных действий, чтобы произнести приговор.

— А если Царским Сыном манипулировали? — спросил Собек.

— Не будем принижать успех Икера, — отозвался Сехотеп.

Собек-Защитник нахмурился.

— Вывод напрашивается сам собой, — заметил визирь. — Главная угроза по-прежнему остается в Сихеме. Из осторожности поставим заслон безопасности вокруг Дашура и Абидоса. А здесь я, напротив, предлагаю восстановить свободу передвижения людей и грузов.

Царь поддержал своего первого министра.

Собек посмотрел на Икера недоверчиво, словно тот солгал.

Последователи Провозвестника несколько раз пали ниц перед своим наставником. Потом в один голос произнесли молитву во славу победоносного бога, который пошлет им власть над миром.

Пока Шаб Бешеный с восторгом участвовал в службе, Кривая Глотка откровенно скучал. Эта комедия казалась ему ничтожной по сравнению с единственным делом, имевшим реальный интерес: жестокостью. И Провозвестник одержит победу только благодаря ему и его головорезам, а не из-за каких-то там...

Когда восхваления утихли, Шаб Бешеный все еще не мог выйти из экстаза.

Кривая Глотка толкнул его локтем в бок.

— Вернись на землю, приятель! Не станешь же ты впадать в эти детские мечты?

— Почему душа твоя остается закрытой для учения Провозвестника? Ведь он дает нам силы, которой так не хватает!

— Моей мне достаточно.

Последователи разошлись по своим местам и наблюдательным пунктам. Провозвестник собрал троих, кому было поручено осуществить покушение, которое положит конец правлению Сесостриса.

Шаб Бешеный и Кривая Глотка остолбенели от того, как изменилась Бина. Она была теперь не просто хорошенькой, живой и кокетливой брюнеткой. Перед ними стояла опасная соблазнительница, уверенная в своем очаровании. Несмотря на презрение, которое эти суровые мужчины испытывали по отношению к противоположному полу, и чувство собственного превосходства, оба бандита попятились.

— Теперь Бина принадлежит к Первому кругу, — сказал Провозвестник. — Я передал ей определенную часть своей силы, чтобы она стала царицей ночи. Поэтому она примет участие в нашей операции.

Ни Бешеный, ни Кривая Глотка не посмели возразить. Во взгляде Бины горел такой огонь, что им совсем не хотелось ее провоцировать.

— Готовы ли твои люди? — спросил Провозвестник у Кривой Глотки.

— Сухие сучья разложены во всех намеченных местах. По моему сигналу начнем.

— Я долго говорил с водоносом, — прибавил Бешеный. — Благодаря болтовне прачки у нас есть все нужные сведения. А ливанец обещал мне флаконы.

Провозвестник легонько коснулся руки Бины.

— Тебе действовать.

— Господин! — сказал стражник. — Цирюльник и изготовитель притираний исчезли!

— Как это исчезли! — закричал Собек-Защитник. — Разве ты за ними не следил?

— Конечно, да, но слегка, чтобы они этого не заметили. Но им удалось обмануть бдительность наших наблюдателей!

— Вокруг меня одни тупицы! — взревел Собек.

— Командир, есть и еще новости.

— Что еще?

— Ханаанин, с которым говорил Царский Сын, укладывает вещи.

— Ну, этого хоть не упусти! Я займусь им сам!

Секари занимался своим любимым делом: спал. Если не было важных дел поздним утром и он хорошо поел, он всегда засыпал с примерной легкостью, и растолкать его было трудно.

— Просыпайся! Да проснись же! — тормошил его Икер.

— А-а... Сейчас... А что, уже обед?

— Ханаанин прислал мне послание. Я должен встретиться с ним в южной части города. Царь хочет, чтобы ты пошел со мной.

Секари тут же вскочил.

— Мне это не нравится, Икер.

— Может быть, он сообщит мне, как добраться до моих мнимых союзников.

Бине, шедшей в столовую для солдат, преградил дорогу стражник.

— Ты куда с этой корзиной?

— Это подарок визиря.

— Открой!

Солдат увидел в корзине флаконы.

— В одних — высококачественное масло для еды, — объяснила Бина. — А в других — мазь, успокаивающая боль. У меня приказ отнести это на кухню.

— С какого времени ты работаешь во дворце?

— Давным-давно! — шаловливо улыбнулась молодая женщина. — А вот тебя я никогда не видела!

— Понятно, я только что сюда назначен.

— Может, стоит познакомиться поближе? Как ты?

Стражник встрепенулся от радости, Бина улыбнулась.

— Хорошая мысль! Ты свободна завтра вечером?

— Завтра вечером... Возможно, — прошептала она, жеманясь.

Бина взяла один флакон, открыла его, обмакнула свой палец в содержимое и легонько провела по шее стражника, который едва не растаял от удовольствия.

— До встречи, солдатик!

Соблазнить повара было также нетрудно. Бине вполне хватило времени, чтобы влить масло в горшки, где готовилась еда для часовых, заступавших в караул в первом часу ночи. Теперь они попадают в сонной коме, из которой большая часть из них уже никогда не выйдет! А тех солдат, которые все-таки проснутся, прикончат люди Кривой Глотки.

— Этот тип не один, командир! — сказал Собеку стражник. — На террасе еще, по меньшей мере, двое. И уж в доме, наверняка, есть и другие. Это ханаанское гнездо!

В сумерках арестовать злоумышленников было проще. Собек отправил вперед разведчика.

Когда тот подошел к подозрительному дому, в него полетел брошенный из пращи камень, ранивший его в плечо.

— Эти бандиты нас ждали! — констатировал Собек. — Окружайте дом! Я вернусь во дворец и пошлю вам подкрепление. Как только оно прибудет, начинайте штурм!

Собек испытывал унизительное чувство. Его провели! Продолжая руководить этой операцией, он оказался бы надолго оторванным от царя. А его инстинкт подсказывал ему, что к фараону сейчас нужно быть как можно ближе.

— В послании было сказано именно об этом доме! — сказал Икер.

— Но он выглядит пустым, — возразил Секари.

— В Кахуне я встречался с Биной именно в подобной хижине.

— Иначе говоря, она подстроила тебе западню. Оставайся здесь.

— Секари...

— Ничего не бойся, я привык.

Икер никогда не мог понять, как это Секари, внешне такой тяжеловатый, превращался в невесомого духа, которого не смущали никакие препятствия. С невероятной быстротой он исчез и через минуту был уже на месте.

— Эта хибара пуста. Послание было западней, нас хотели просто удалить с места событий. Во дворец! Быстро!

Десяток пожаров поблизости от дворца занялись почти одновременно. Сухие сучья отлично горели, языки пламени вздымались к небу. Люди были в панике.

Один из очагов угрожал административному зданию, и многие стражники из внешней охраны побежали помогать водоносам, которых не хватало.

— Вперед, — приказал Кривая Глотка своим пятнадцати головорезам, вооруженным короткими мечами.

Часовой у главного входа, несмотря на всю свою храбрость, был быстро устранен.

Внутри путь был свободен: яд Бины сработал прекрасно. Большая часть солдат лежала на полу столовой, другие — в коридоре. Некоторые еще стояли в полусне. И только горстка стражников, сегодня еще не принимавшая пищи, была в состоянии обороняться.

Под натиском наступающих они долго не устоят.

Сесострис только что лег в постель.

Какими бы разнообразными ни были его дневные занятия, монарх не переставая думал о Древе Жизни. Ось, связующая землю с космосом, и позвоночник воскресшего Осириса — это древо воплощало ценности, используемые в качестве материала братством мудрецов во времена строительства Египта.

Управляя справедливо, царь способствует сохранению акации. Каждый акт справедливости производит энергию, каждый ритуал производит силу, способную оттолкнуть силы зла...

Вдруг рядом с его комнатой раздались крики и звон клинков.

Царь встал, взял меч и открыл дверь своей комнаты.

В коридоре от рук бандитов падал последний стражник. Из команды Кривой Глотки убитых было только двое.

Повисла тягостная тишина.

Все взгляды устремились на гиганта, чье спокойствие привело нападавших в оцепенение.

Даже Кривая Глотка, не знакомый со страхом, отступил.

— Это он! — прошептал он. — Это фараон!

Азиаты опустили оружие.

— Это всего лишь человек! Он — один, нас — много! У него никаких шансов на победу! Вперед!

После долгого колебания один из нападавших решился.

Рука фараона сделала едва заметное движение, и на груди азиата осталась глубокая кровавая рана. Азиат тяжело рухнул на пол.

Желая отомстить за своего товарища, вперед ринулся другой азиат. И его постигла та же участь.

Сесострис смотрел на врагов с гневом и презрением.

— Все вместе! Вперед! — проревел Кривая Глотка.

Его люди послушались бы, если бы двое из них не упали под ударами Секари и Икера, действовавших дубинками, взятыми у мертвых стражников.

— Бежим! — крикнул один из бандитов, уверенный в том, что их окружили.

Он далеко не ушел, потому что тут же натолкнулся на разъяренного Собека, пика которого проткнула его насквозь.

Покинутый своими солдатами Кривая Глотка воспользовался неразберихой, скользнул в пустой коридор и выпрыгнул в окно.

Под прикрытием суматохи, царившей во дворе, он исчез в ночи.

48

Фараон был жив и здоров.

Секари, раненный в левую руку, постепенно начинал приходить в себя.

Собек-Защитник направил острие своего дротика в грудь Икера, стоявшего у стены коридора, вдоль которого в разных позах лежали трупы бандитов.

— Я обвиняю Царского Сына в организации этого покушения.

— Ты с ума сошел! — запротестовал Секари.

— Кто заставил нас поверить, что эти люди ушли из Мемфиса? Икер и ханаанин... Они сообщники, вот вам и вся правда!

Молодой человек побледнел.

— Именем фараона клянусь, что я верен царю и готов отдать свою жизнь, защищая его!

Опасаясь жестокости со стороны Собека, в разговор вмешался Секари.

— Как и ты, мы тоже оказались жертвами обмана. Нас удалили из дворца, тут же начались пожары, стражу накачали наркотиками. Как только мы заподозрили западню, бросились бегом назад. Икер дрался храбро, его могли убить.

Ярость Собека немного спала. Объяснения Секари возымели действие. Но однажды Икер уже пытался убить монарха... Не было ли это покушение второй — гораздо лучше организованной — попыткой?

— Поведение Икера и его клятва должны рассеять твои подозрения, — сказал Сесострис. —Истинные виновники лежат у твоих ног.

— Бандиты... — отозвался Собек. — Одни убиты, а сколько еще тех, кто жаждет нашей крови?

Провозвестник успокоил своих верных последователей.

— Покушение оказалось неудачным, — признал он. — Но ни один из наших храбрых воинов не заговорил. Иначе стража была бы уже здесь. Эти герои отправятся прямо в рай, мы можем гордиться их смелостью и преданностью. Благодаря им тиран больше нигде не будет себя чувствовать в безопасности, даже в своем собственном дворце. Время уходить из этого проклятого города. Бешеный, формируй группы! Каждый отправится в свою сторону, чтобы не привлекать внимания врага. Потом в надежном месте соединимся, и я дам новые задания. Наша борьба за установление истинного закона только усилится.

Успокоенные и воспрянувшие духом приверженцы Провозвестника взялись за дело.

Провозвестник поднялся на второй этаж и вынул из тайника сундук из акации. Оружие, лежавшее там, еще не проявило себя во всем своем могуществе.

— Наставник, — печально сказала Бина, — я жалею, что не принимала участия в нападении. Кривой Глотке не хватило хладнокровия. Я бы так не повела себя.

— У тебя еще будет время показать свои способности. Сесострис — исключительный противник, у него огромная власть. Боги снабдили его выдающимися качествами, и только наше превосходство сведет его в могилу. Путь будет долгим, Бина, потому что мы имеем дело с достойным противником.

— Но победа от этого будет только слаще.

— Собеку не удается нас обнаружить. Но не всегда мы будем иметь такое преимущество. Умей оставаться осторожной, царица ночи. Окутывай тайной каждый свой шаг.

Шаб Бешеный ни на шаг не отставал от Провозвестника. Неся на плече сундук, он молча шел, преданно уставившись в спину хозяину. Конечно, Провозвестник мог бы и не шататься по городу в такое опасное время. И они уже давно ушли бы из Мемфиса. А вместо этого тащатся к какому-то ливанцу. Но нужно слушаться хозяина, даже если тот идет на необоснованный риск.

Каждую секунду Бешеный ожидал, что его окликнет стража. А Провозвестник шел и шел спокойным шагом, словно был обычным горожанином, и его ничто не тревожило.

Когда Провозвестник вошел в гостиную, торговец и Медес быстро встали.

— Сесострис жив! — воскликнул Медес.

— Знаю, друг мой, знаю.

— Нас всех арестуют!

— Разумеется, нет.

— Собек допросит пленных, и они заговорят.

— Не заговорят, — уверенно сказал Провозвестник.

— Почему вы так уверены?

— То, что выпили эти грубые животные, которым было дано задание убить Сесостриса, оставляло им жизни лишь на короткий срок. Даже в случае успеха они умерли бы меньше чем через час. За исключением Кривой Глотки, но он в безопасности.

Медес испуганно посмотрел на Провозвестника, еще не до конца понимая, что тот сказал.

— Вы... Вы их...

— Возможность победы была минимальна, потому что магическое поле, окружающее Сесостриса, еще остается действенным. И все же результат достигнут: этот ненавистный режим знает, что он уязвим. И ничто и никто не дает ему предугадать, откуда и в какой момент будет нанесен следующий удар.

— Должен ли я как можно скорее уехать в свою страну? — спросил ливанец.

— Конечно, нет, мой храбрый друг. Многие верные уже ушли на север, но ты, ты останешься здесь. Так же как и члены центральной группы, состоящей из лавочников, цирюльников и бродячих торговцев. Ты будешь руководить сетью от моего имени и доставлять мне информацию. С примерной верностью, не так ли?

— Рассчитывайте на меня, наставник! — с жаром воскликнул ливанец. И клеймо, внезапно став болезненным, напомнило ему о настоятельной необходимости повиноваться Провозвестнику.

— Твоя роль, как и роль нашего союзника Медеса, исключительно важна. Вы будете меня информировать обо всем, что произойдет в Мемфисе, и о намерениях Сесостриса.

— Мы будем стараться, но... можем ли мы продолжать наши коммерческие операции с Ливаном?

— Не вижу для этого никаких препятствий, только бы нашему делу была от этого польза.

— Я тоже думаю об этом, господин!

— Вы думаете выдержать паузу до следующей атаки на фараона? — спросил Медес.

— Я должен разворачивать свои силы разными способами, но паузы никакой не будет. Со своей стороны, пытайся получать максимум информации об Абидосе. Пока в акации Осириса будет сохраняться дыхание жизни, ни одна наша победа не будет окончательной. Но скоро мы добьемся своей первой цели: ни один египтянин не будет спать спокойно.

Когда генерал Несмонту собирался входить в комнату допросов главной казармы Сихема, ему вручили письмо от Сехотепа, в котором сообщалось о драматических событиях в Мемфисе.

Эти новости разгорячили кровь старого солдата и усилили его желание выявить главарей ханаанского мятежа. Хотя внешне ситуация выглядела спокойнее, чем раньше, Несмонту чувствовал, что под пеплом тлеет огонь...

Прямо перед ним на табурете сидел мальчишка. Связанные руки, горячий взгляд ненавидящих глаз.

— За что его арестовали? — спросил генерал у наблюдавшего за парнем солдата.

— Он пытался всадить короткий меч в спину часовому. Понадобилось трое взрослых сильных мужчин, чтобы его усмирить!

— Тебе сколько лет? — спросил Несмонту, глядя арестованному прямо в глаза.

— Тринадцать.

— Ты говорил о своих намерениях родителям?

— Мои родители умерли. Их убила египетская армия. Я тоже буду убивать египтян. Сихем взбунтуется, потому что у нас есть вождь!

— Как его зовут?

— Провозвестник.

— Его приговорили и казнили.

— Все это сказки! Мы — ханаанеи, мы знаем, что это ложь. И у вас тоже будут этому доказательства.

— Скажи на милость! Когда же это?

— А сейчас. Провозвестник как раз сейчас грабит караван на севере Сихема.

— Ты, кажется, прекрасно осведомлен, лягушонок! Но ты лжешь!

— Сами увидите, что не лгу!

— Посидишь в тюрьме, мозги сразу встанут на место.

— Но ведь это еще ребенок, — напомнил солдат.

— Ребенок, готовый убивать! Здесь применяется египетский закон, который гласит, что с десяти лет человек полностью ответственен за свои поступки.

Когда генерал возвращался домой, его догнал офицер и сообщил:

— В северной части города совершено нападение на караван.

— Жертвы?

— К несчастью, есть. Но есть и спасшиеся.

— Тотчас приведи их ко мне.

Как только Несмонту прибыл в Мемфис, он немедленно попросил аудиенции у фараона. Фараон незамедлительно принял его, отставив все дела.

Поскольку речь шла о важных сведениях, Сесострис призвал к себе визиря Хнум-Хотепа, Хранителя Царской Печати Сехотепа, Великого Казначея Сенанкха, Собека-Защитника, Царского Сына Икера и специального агента Секари.

— Расследование генерала Несмонту привело к тревожным результатам, — объявил царь. — Пусть он сам изложит обстоятельства своего открытия. А потом мы примем решение.

— На севере Сихема было совершено нападение на караван, — начал свой рассказ Несмонту. — Сопровождавшие его солдаты храбро защищались, но численное превосходство противника было велико. Патрулю вовремя удалось подобрать двух оставшихся в живых — солдата и купца.

— Эта новая трагедия доказывает, что нужно усилить наше военное присутствие во всей Сирийской Палестине, — сказал Сенанкх.

— Я предлагаю удвоить военное сопровождение, — предложил Собек. — Оно сумеет доказать разбойникам пустыни, которые охотно становятся союзниками ханаанеев, что проводить убийственные рейды бессмысленно.

— Все эти меры необходимы, — признал Несмонту, — но то, о чем рассказали мне уцелевшие, делает их недостаточными. По их словам, возглавляет эту банду грабителей человек высокого роста по имени Провозвестник.

— Провозвестник мертв, — напомнил Сехотеп. — По твоему же собственному рапорту, население Сихема само его прикончило, взбунтовавшись против этого ложного пророка!

— Я действительно так считал. Но, по всей видимости, ошибался. Кажется, Провозвестник жив. Я по крупицам собираю во время допросов информацию, и меня не покидает ощущение, что именно этот человек является душой ханаанского мятежа. Даже дети клянутся только им и хотят сражаться во имя его.

— Если он существует, то находится именно в Сирийской Палестине, — заметил Икер, чьи слова заставили Собека взглянуть на него жгущим, как уголья, взглядом.

Начальник всей стражи царства ничего не смог выведать у ханаанина и его помощников, оставленных в Мемфисе, чтобы завлечь его в западню. Все погибли от ран или были перебиты во время штурма.

— Провозвестник располагает несколькими вооруженными группами, — продолжал генерал Несмонту. — Он часто перемещается и старается объединить племена с целью создания армии, способной нам противостоять.

— Почему тебе не удается его арестовать? — спросил визирь.

— Он знает местность лучше, чем когда-либо знали мы, и воины извещают его о малейшем перемещении наших сил. И все же я получил главную информацию: раненый купец уже когда-то слышал, как Провозвестник проповедовал гражданскую войну против Египта. Его настоящее имя — Аму, это вождь древнего ханаанского племени, известного своей жестокостью и склонностью к насилию.

— Значит, достаточно лишь определить, в каком именно месте находится это племя!

— Семейные кланы, составляющие это кочевое племя, ушли в подполье сразу после восстания в Сихеме. Они дали страшную клятву, которую все жители области воспринимают всерьез: тот, кто выдаст армии или страже последователя Провозвестника, будет казнен с немыслимой жестокостью.

— И что ты предлагаешь? — спросил Сенанкх.

— Мне нужен очень храбрый человек, пользующийся полным доверием Великого Царя и способный завоевать доверие этого Аму и его окружения. Он должен будет выявить различные ответвления бандитской сети и самым осторожным образом уведомлять нас. Мы в нужный момент нанесем удар и уничтожим врага. Я заранее не беру в расчет настоящего военного, потому что их легко распознать.

— Значит речь именно обо мне, — сказал Секари.

— Разумеется, нет, — вмешался Икер, — потому что только у меня главные доводы. Разве я не пытался убить царя!

Собек подпрыгнул.

— Великий Царь, я еще раз советую вам не доверяться этому писцу!

— Там, где прячется Провозвестник, — продолжал Икер, — нужно искать и Бину, и бандитов Кахуна. Они явно ушли из Мемфиса и готовят свои будущие нападения со стороны Сирийской Палестины. Мне же удалось ввести в заблуждение власти — всех, кроме Собека-Защитника. И накануне ареста у меня остается лишь один выход: бежать, присоединиться к своим сообщникам, сообщить им все, что я узнал о дворце, и вместе с ними снова приняться за борьбу против тирана.

— Наконец-то! — воскликнул Собек. — Ты сам признался!

Икер пристально посмотрел на начальника всей стражи царства.

— Раз мне не удается убедить тебя в своей лояльности, за меня будут говорить мои дела. Или я снова обрету своих сообщников, и ты, в конце концов, с радостью, к которой не станет примешиваться никакое иное чувство, убьешь меня; или я проникну к противнику и буду передавать бесценную информацию, которая позволит Великому Царю истребить зло.

— Еще одна догадка кажется мне куда более реальной, — сказал Секари. — Тебя разгадают, Провозвестник предаст тебя смерти, и ты умрешь в жутких мучениях.

— Я понимаю, что опасность велика, — согласился Царский Сын. — Но за мной долг, и я хочу завоевать полное доверие ближайшего окружения Великого Царя, включая Собека, чье отношение меня не удивляет. Я совершил тяжелую ошибку, я должен омыть свое сердце и наполнить его справедливостью. Поэтому я молю фараона доверить мне эту задачу.

Сесострис встал, подавая знак, что совет окончен. Все вышли, кроме Икера.

— Великий Царь, можно мне перед отъездом просить вас об одной милости? Мне бы хотелось повидать Исиду и поговорить с ней в последний раз.

49

Повалившись в кресло, Жергу рыдал.

— Немедленно уедем из Мемфиса... Но куда спрятаться? Сесострис будет преследовать нас до самой пустыни!

— Прекрати говорить глупости и лучше выпей крепкого напитка. Он тебя успокоит.

— Я больше не хочу пить!

— Возьми себя в руки, будь мужчиной!

Жергу согласился осушить кубок и сделал это с таким видом, словно пил в последний раз.

— Нам, строго говоря, нечего бояться, — заверил его Медес. — По слухам, единственным подозреваемым у Собека является Царский Сын Икер. Провозвестник и большинство из его ближайшего окружения в безопасности. Сеть ливанца осталась на месте.

Жергу почувствовал, как страх постепенно его отпускает.

— Вы уверены, что нас не арестуют?

— Мы же не совершили никакой оплошности, все следы, которые могли бы привести к нам, оборваны.

На этот раз Жергу жадно прильнул к кувшину.

— Сесострис кажется невозмутимым и неуязвимым! Ни одно покушение на него не действует. Выйдем из этого опасного союза, Медес, и будем просто радоваться своему богатству!

— Это было бы ребячеством. Во-первых, Провозвестник не допускает ни предательства, ни ухода. Этим мы подписали бы себе смертный приговор. Во-вторых, благодаря ливанцу мы продолжим обогащаться. И, наконец, в-третьих, мы в итоге окажемся у власти над всей страной. Ты что, Жергу, действительно веришь в ад?

— Проклятые горят там на сковородах, и ничто не умеряет их страданий!

— Глупые сказки! — глухо отозвался Медес. — Я верю только во зло, в ложь и в алчность. Отрицать их глупо, бороться с ними смешно. Провозвестник притягивает меня, потому что использует силы зла с высочайшим искусством. Еще более удивляют меня его последователи, которые слепо ему повинуются! Как столько идиотов могли поверить, что бог говорил с человеком, чтобы поручить ему навязать человечеству абсолютную и окончательную истину? Толпой правит глупость, и мы должны этим пользоваться. Это самое удивительное политическое оружие. Я смеюсь над религией, которую проповедует Провозвестник, но я убежден, что ей удастся овладеть миром. А мы, присоединившись к ней, станем сказочно богаты и могущественны.

Хладнокровие Медеса успокоило Жергу, а напиток окончательно снял напряжение.

— Дом Царя живет в страхе, — прибавил секретарь. — После неожиданного прибытия генерала Несмонту мне не поручали составлять указы. Из его бесед с царем ничего не удалось узнать, но, кажется, Икера вызывали. Постараюсь разузнать об этом больше. А ты со своей стороны осторожно порасспроси окружение Несмонту. Конечно, там найдется любитель поболтать, гордый тем, что может рассказать тебе о причинах приезда генерала.

Над Абидосом садилось солнце. Исида медленно шла по каменной лестнице, ведущей на крышу храма, где она проведет ночь, изучая небо.

Царь поручил ей отмечать любое подозрительное действие со стороны постоянных и временных жрецов. Юная женщина не без облегчения видела, что каждый из них строго выполнял свои обязанности. Другая задача, гораздо более сложная, требовала от нее всей ее энергии: найти в архивах Дома Жизни сведения, даже самые незначительные, полезные для выздоровления акации.

И именно потому, что один из текстов рекомендовал изучать космос, Исида и собиралась вопрошать звезды, планеты и деканы[29].

Богиня Исида определила все известные ей звезды — каждую на своем месте. Семь Хатхор направляли ее судьбу. Что же до чтения каждого часа — гороскопа, — то оно оставалось государственной тайной, передаваемой от фараона к фараону. Посвященные знали послание тридцати шести свечей, деканы, называемые еще «живыми». Они рождались и возрождались в дуат — звездной матрице, придавая ритуальному году свой ритм.

С помощью искателя, сделанного из пальмового листа, разрезанного в середине, и линейки с нитью, на конце которой был укреплен свинцовый грузик, Исида высчитывала положение небесных тел. Она наблюдала за Хором-небесным-тельцом (Сатурном) — решительной и мощной планетой, не оставляющей никакого места человеческим слабостям; за Хором-который-раскрывает-тайну (Юпитером); за Хором-красным (Марсом), растрачивающим силы; за двойной — утренней и вечерней — звездой (Венерой), которую соотносят с фениксом, носителем света первобытного камня; за Собегом, стоящим на носу солнечной ладьи (Меркурием), открывающим все пути. Вместе все эти планеты создавали гармонию музыки. И эту музыку нужно было научиться слышать, чтобы понимать в космическом мире каждую партию, вечными исполнителями которых были планеты, воспевавшие землю Египта.

Ни одна из планет не подавала Исиде знака тревоги. «Но тогда, — спрашивала себя Исида, — почему же акация больше не живет в гармонии с фазами Луны? По завершении фазы восхождения энергии — на четырнадцатый день — небесное око было восстановлено и блестело в ладье, как ночное солнце, свет среди мрака, способное выявить формы, спрятанные в темноте.

Конечно, Луна следовала своему пути, но ее связь с Древом Жизни прервалась. Да, согласно древним текстам, единственной силой, которая могла вредить солнцу ночи и мешать ему светить, был Сет, убийца Осириса. Сет поражающий, жестокий, опьяняющий, гневный, разделяющий, режущий, сеющий смуту и хаос!»

Исида знала, где его искать: в середине передней ноги быка, в северной части неба[30].

Направив на него маленький скипетр Магию, выполненный из слоновой кости, жрица, осознавая всю опасность своего действия, вопросила его. Беспокоить и вопрошать непредсказуемого Сета значило рисковать: она могла навлечь на себя громы и молнии. Но Исида хотела понять, по какой причине и каким образом он вредит своему брату Осирису, набросившись на его Древо Жизни.

Нерасторжимые околополярные звезды оставались верными сами себе. Они, служанки Осириса, поддерживали силу Сета в рамках гармонии мира. Но зато другие небесные тела, напротив, стали мерцать необычным сиянием.

И вдруг Исида увидела тайную реальность этого пространства, которое она так часто в восхищении созерцала, не ведая ее истинной природы. На фоне из ляпис-лазури блестели драгоценные металлы и камни, подсвеченные сиянием, исходившим от солнечной ладьи. Космос предстал перед ней как огромная лаборатория, где без конца происходили превращения света в жизнь, изливающуюся на каждое существо, начиная с самой Земли. В недрах гор рождались металлы и минералы, пришедшие с неба. Осирис-Луна — солнце среди мрака — заставлял их расти. Именно этот рост Сет, гений зла и руководитель космических сил, и пытался прекратить.

У Исиды внезапно закружилась голова. Она медленно спустилась по лестнице, придерживаясь рукой стены. Было слишком рано, чтобы попытаться получить подтверждение этому открытию, но, может быть, оно даст ей новое оружие против врага.

В полумраке храма она почувствовала чье-то присутствие.

— Кто здесь?

— Я пришел на свое дежурство, — ответил Бега. — Безволосый попросил меня заменить вас и продолжить наблюдения. Вы заметили какие-нибудь изменения в движении звезд?

— Нет, — ответила Исида, не солгав.

Действительно, ни движение, ни положение небесных тел не приоткрыли ей тайну происходящего. Она увидела ее в самом их качестве. Конечно, она могла бы сказать об этом постоянному жрецу Беге, ведь он был известным математиком и геометром, специалистом по звездам. Но потрясенная юная жрица предпочла хранить молчание о пережитом опыте.

При свете свечей Бега заметил, что жрица выглядит изможденной.

— Как вы чувствуете себя, Исида?

— Немного усталой.

— Хотите, я провожу вас в вашу комнату?

— Это не обязательно.

— Я не хочу вам приказывать, но вы должны отдохнуть.

— Как и всем нам, обстоятельства мне это запрещают.

— Разве разрушая свое здоровье, вы вернете здоровье акации?

— Если бы моя жизнь могла спасти ее и жизнь моей страны, я бы, не колеблясь ни мгновения, отдала ее.

— Все постоянные жрецы разделяют эту благородную мысль, — сказал Бега, — и никто не щадит своих сил. Результат этого обнадеживает, потому что акация все еще живет.

— Мы ведем самую опасную войну, и мы ее еще не проиграли.

Глядя, как Исида удаляется, Бега чувствовал себя во власти противоречий. Как не завидовать ее красоте и ее уму? Осторожно и ловко нужно было помешать ей войти в состав иерархии и стать опасной. Ум Исиды уже сейчас столь блестящ, что многие сулят ей высокие посты. К счастью, она лишена амбиций и занята только духовными исканиями, совершенно не думая о власти.

Уж не сделала ли она только что какого-нибудь открытия, которое ее так смутило? Расспрашивать ее опасно, потому что излишнее любопытство удивит и насторожит Исиду. Возможно, Бега своим упорством сумеет ее смягчить или даже превратить в жертву для Провозвестника!

Восход солнца был великолепен.

Исида заметила, что особенно ярко блестит красная дуга, предшествующая новому появлению золотого диска — победителя мрака. Мрак снова был повержен сегодняшней ночью, остаток которой Исида провела в библиотеке Дома Жизни. Вчитываясь в алхимический трактат Имхотепа, глубину смысла которого она еще не познала до конца, юная жрица думала о своем первом опыте, который она сегодня поставит, если разрешит Безволосый.

Когда он увидел в руках Исиды медное зеркало, он не удержался и высказал ей свое неудовольствие.

— Разве ты забыла наш первый долг?

— Нет, не беспокойтесь. Сейчас мы совершим с вами возлияние воды и молока к подножию акации, но прежде мне хотелось бы получить от вас разрешение на выполнение нового ритуала.

— С этим предметом?

— Разве богиня Хатхор не освятила его во время ритуалов посвящения женщин? Мое зеркало — самое простое, и его способность к отражению ограничена. И все же я надеюсь.

— Откуда эта идея?

— От понимания металлической природы неба.

— А-а! Ты уже прошла этот этап... Царь не ошибся.

Ворча, Безволосый направился к акации, вокруг которой росли четыре молодых деревца. Посаженные по четырем сторонам света, они образовывали ограду, защищающую великого больного от новых волн зла.

Напитав Древо Жизни, Исида установила зеркало так, что утренний свет осветил небольшую часть листвы.

На глазах у Верховного жреца зазеленело несколько листов. Потом цвет их немного поблек, но полностью не исчез.

— Объясни это, Исида.

— Враг нарушил циркуляцию энергии между небом и землей. Одна и та же сила заставляет расти металлы и растения, повелителем которых является акация, потому что она живет одновременно и в этом, и в том мире. Из-за злого вмешательства акация больше не исполняет своей двойной роли получателя и излучателя энергии. Ее исцелит только алхимия.

— Поэтому и необходимо целительное золото богов, — сказал Безволосый.

— Пока мы не найдем его в достаточном количестве, давайте использовать другие металлы, происходящие от звезд. Это простое ритуальное зеркало только что доказало свою эффективность, хотя оно такое маленькое. Другие, сделанные лучше, помогут сокам циркулировать по стволу.

— А если мы поставим вокруг акации десятки зеркал? — спросил Безволосый.

— Мы рискуем сжечь ее жизненную силу и тем убьем сами себя. Наше вмешательство должно быть осторожным.

— Это — новый шаг в правильном направлении.

— Мои изыскания не окончены. Древние провидцы оставили нам основные ключи. Поэтому я продолжу изучать их слова.

50

В лаборатории Абидоса сохранились рецепты производства ритуальных косметических средств, духов и мазей, необходимых для ежедневного отправления культа. Безволосый и постоянные жрецы так хорошо знали эти тексты, что уже не обращали на них никакого внимания. Снова и снова изучая их, анализируя колонки иероглифов, выгравированные на стенах, Исида хотела оттолкнуться в своих поисках от какой-нибудь необычной подробности или какого-то намека на утраченный секрет. Это должно было навести ее на след целительного металла.

Сначала она выбрала несколько упоминаний о золоте Пунта, но без какого-либо уточнения относительно местонахождения этой таинственной страны, реальное существование которой подтвердить никто не мог. Затем она узнала о существовании некого города золота, где был добыт очень чистый металл с исключительными свойствами. И там тоже не было никакого географического указания. И все же окружение заставляло предполагать, что это место расположено в пустыне Нубии.

Устав, Исида свернула драгоценные папирусы и сунула их в кожаные футляры. Потом вышла из лаборатории и на какое-то время сосредоточилась в безмолвном храме, чтобы потом выйти во внешний мир.

Солнце садилось.

В мягком закатном свете перед ней возникла фигура гиганта.

— Великий Царь...

— Что ты обнаружила, Исида?

Юная жрица рассказала монарху о своем наблюдении неба и открытии города золота.

— Я приехал исполнить ритуал, отгоняющий врагов света. Это лучше защитит Осириса. Ты будешь одной из четырех моих помощниц-жриц, которые будут представлять богинь.

В святилище Безволосый установил око, вокруг которого разместил четыре крылатые фигуры с головами львицы. Око символизировало первобытный холм, возникший в момент творения мира, когда материализовался божественный свет.

Вместе с тремя другими жрицами Хатхор Исида слепила четыре глиняных шара. Каждый из шаров представлял собой одну грань ока Ра, способную рассеивать бури, вызываемые Сетом.

На око фараон положил пятый шар, в который воткнул перо страуса — воплощение Маат.

— Пусть гробница Осириса всегда будет защищена от его врагов, — произнес царь. — Пусть четыре львицы охраняют четыре стороны света, пусть глаза их никогда не закрываются. Пусть эти четыре востока остаются постоянными, и пусть небо не колеблется.

Жрицы подошли к монарху, у каждой в руках было по глиняному шару. Фараон четыре раза повторил заклинание.

— Отныне у солнца четыре глаза. Небо озарено полностью. Жестокое, наполненное огнем дыхание развеет Сета и его сообщников.

Монарх метнул первый шар на юг, второй — на север, третий — на запад и четвертый — на восток.

— Абидос навсегда остается городом, содержащим Почитаемого, и Сет оказывается приговоренным нести того, кто больше его, — Осириса.

Ритуал закончился. Сесострис собрал постоянных жрецов и жриц в колонном зале храма.

— Защита акации усиливается, — объявил он. — Где бы ни пряталось зловредное существо, око Ра увидит его и разрушит его деяния. Одна из посвященных жриц в мое отсутствие будет произносить заклинание, продолжающее действенность ритуала. Исида будет следить за акацией и будет называть элементы ладьи Осириса, Госпожи Абидоса. Поскольку ладья не может двигаться свободно, энергия воскрешения истощается. Исида сохранит то, что может быть этой энергией, и мы вместе продолжим борьбу и поиски целительного золота.

У Беги пересохло в горле. Конечно, Исида еще не замещает Безволосого, но теперь она становилась очень важной персоной. Став представительницей царской воли, она не преминет и дальше расширить свое влияние. К счастью, ее роль пока сводится к священнодействию и не касается ни управления, ни материальных ценностей. Учитывая увлеченность мистикой юной жрицы, можно предположить, что она замкнется в духовной сфере и никогда не заметит исчезновения стел.

Что же касается окончательной смерти Осириса и разрушения Абидоса, она заметит опасность слишком поздно.

Ветеран никогда бы не отказался выпить с ним пива. Поэтому Жергу принялся обрабатывать одного из старых солдат из свиты генерала Несмонту. В конце рабочего дня, сменившись с караула, солдат согласился пройтись по лучшим тавернам Мемфиса и составить компанию знатоку.

— Я работаю на царских виноградниках, — лгал Жергу. — После того как мы прополощем себе горло крепким пивком, я угощу тебя некоторыми чудными сортами, о которых ты еще долго будешь вспоминать.

Никто не мог перепить Жергу. Даже мертвецки пьяный, он помнил, что говорит. А ветеран, наоборот, не имел такой практики. И конечно, рассказав сначала о собственных подвигах, не отказался ответить на некоторые вопросы своего нового друга.

— Почему генерал Несмонту так неожиданно вернулся в Мемфис? — допытывался Жергу.

— Странная история, парень! Напали на караван, были жертвы — гражданские и военные. И знаешь, кто был наставником этих мерзавцев? Провозвестник! Тот самый паршивец из Сихема! Оказалось, что он вовсе не был казнен, представляешь?

— И теперь наверняка установлена его личность?

— Генерал-то, конечно, знает... И поспешил быстро сообщить фараону.

— Теперь уж запланируют сплошную проверку.

— Не думаю.

— Почему?

— Потому что уже десять раз ее проводили, и никакого результата! Но Несмонту хитрец! Он отправит туда шпиона! И тот проникнет к ханаанеям, чтобы выведать место, где скрывается этот их Провозвестник! А потом мы его прихлопнем!

— Отличная работа, Жергу, — похвалил своего подчиненного Медес. — Этот болтун дал бесценные сведения. Сегодня же вечером доложим ливанцу, чтобы тот, в свою очередь, предупредил Провозвестника.

— Вас желает видеть Царский Сын Икер, — сообщил курьер.

Медес немедленно вышел из своего кабинета.

— Чем я могу служить вам, Икер?

— Я принял ваше приглашение на обед, но, к несчастью, не могу прийти.

— Надеюсь, вы не заболели?

— Нет-нет, но я должен на некоторое время покинуть двор.

— Поручение в провинции?

— Простите, но большего я вам сообщить не могу.

— Может быть, желаете перенести нашу встречу на другую дату?

— Я не знаю, сколько времени буду отсутствовать.

— Позвольте мне пожелать вам удачного путешествия и заверить вас, что я с нетерпением буду ждать вашего возвращения. Как только вернетесь, даруйте мне привилегию и позвольте принять вас одним из первых.

— Обещаю.

— Тогда до встречи!

— Если будет угодно богам, Медес.

Отъезд Царского Сына мог иметь только одно объяснение: Сесострис под строжайшим секретом приказал ему внедриться к ханаанским бандитам. Икер — не солдат, в том районе его никто не знает, он выдаст себя за последователя Провозвестника и добьется результата куда большего, чем вся армия Несмонту.

Если Медес не ошибается, то сейчас у него в руках оказалось самое верное средство окончательно избавиться от этого проклятого мальчишки. Ливанец отправит за ним своих агентов, которые затем с рук на руки передадут его ученикам Провозвестника. Когда Икер окажется на территории ханаанских племен, он будет обречен.

Скоро будут Ханаанская земля, враждебный край, опасность, одиночество, страх и, вне всякого сомнения, смерть... Икер не предавался мечтам относительно своей будущей судьбы, но и не страшился ее. Чтобы достойно встретить это испытание, которое, скорее всего, будет последним, он наслаждался мирной атмосферой и свежестью дворцовых садов. Ему хотелось бы остаток дней провести, записывая свои мысли. Сидел бы себе под сикоморой, следил за движением солнца, отраженным в ритмике иероглифов, бегущих по папирусу, обдумывал мысли мудрецов и пытался в соответствии с традицией передать их новым поколениям. Судьба решила иначе, и любой протест был бы ребячеством.

Внезапно ему почудилось, что он снова стал жертвой галлюцинации...

Она...

Она шла к нему...

В бледно-розовых одеждах, с цветком лотоса в волосах...

— Исида, вы... Это вы?!

Она ему улыбнулась — сияющая, солнечная.

— По приказу Великого Царя я живу сейчас в Мемфисе. Мне нужно навести справки в некоторых давно уже не работающих архивах. Перед тем как отправиться на долгие часы в библиотеку храма Хатхор, мне захотелось повидать эти места. Простите, что я прервала ваши размышления.

Снова в голове Икера сбились слова, не давая прохода друг другу. И он не знал, что сказать.

— Гранатовое дерево... Вы помните? Мне нравилось смотреть на него вместе с вами.

Дерево действительно было великолепно. Новые цветы на нем беспрестанно заменяли старые.

Они сели на скамью, такие близкие друг другу и одновременно такие далекие.

— Я так надеялся увидеть вас, Исида! Это теперь, конечно, в последний раз.

— Почему так безнадежно?

— Потому что я получил от фараона позволение исполнить свою миссию, которая теперь на меня возложена: попытаться внедриться в группу бандитов, руководимую Провозвестником.

— Каким образом?

— Стратегию мне расскажут.

— С каким оружием?

— Короткий меч духа-хранителя, подаренный Великим Царем, амулет с изображением скипетра Могущество и опыт борьбы, приобретенный во время службы.

Исида казалась потрясенной.

— Разве эта миссия — не самоубийство?

— Как Царский Сын, я обязан повиноваться своему отцу. Более того, мне нужно служить ему, не думая о себе самом. Сегодня мое место в Ханаанской земле. Если мне повезет, фараон сумеет гораздо эффективнее сражаться с силами зла. Если не повезет, то это попытается сделать другой.

— Вы кажетесь безразличным к своей судьбе.

— Не думайте, что я безучастен, совсем напротив! Но я знаю, что мои шансы на успех очень малы. Поэтому хотел бы просить у вас милости. Если вы согласитесь меня выслушать.

— Говорите, прошу вас.

— Уезжая в Ханаанскую землю, я обязан покинуть своего самого верного друга, Северного Ветра. Это осел, которого я дважды спас от верной гибели. И он охранял меня от злой судьбы. Не согласитесь ли вы взять его на Абидос, чтобы следить за ним?

— Конечно, я попытаюсь стать ему другом. Будьте уверены, что Северный Ветер ни в чем не будет нуждаться.

— Перед этой опасной поездкой вы даете мне большое утешение. В Мемфисе легко показывать свою храбрость. Как я буду действовать далеко от Египта? И даже если мне удастся раскрыть местонахождение Провозвестника, смогу ли я предупредить царя?

— Магия Абидоса защитит вас, Икер. Благодаря вам мы спасем Древо Жизни.

— Пусть боги услышат ваши слова, Исида.

Молодой человек вспомнил слова змея, произнесенные им на острове КА: «Я не смог спасти свой мир, сумеешь ли ты спасти свой?»

Она встала.

Через секунду она уйдет, исчезнет навсегда, а он ей так ничего и не сказал!

Как встретить смерть, не открыв ей природы того огня, который в нем горит?

Он тоже встал.

— Исида...

— Да, Икер?

— Может быть, мы больше не увидимся, и я должен признаться вам, что... что я вас люблю.

Опасаясь ее реакции, он опустил глаза. Долгое — нескончаемое — молчание.

— И мне тоже, — сказала она голосом, в котором Икер уловил волнение, — фараон поручил тяжелую миссию. Как и вы, я боюсь оказаться неспособной ее выполнить. И ей я должна отдавать все свои мысли. И все же некоторые из моих мыслей будут рядом с вами и больше никогда вас не покинут.

Он не осмелился ни удержать ее, ни расспросить. Он смотрел, как она уходит — воздушная, почти невесомая, такая строгая и такая прекрасная!

Он остался один в пустом, залитом светом саду...

1

Абидос расположен в 485 километрах к югу от Каира и в 160 километрах к северу от Луксора. — Примеч. автора.

2

Номарха. — Примеч. перев.

3

Несмет. — Прим. перев.

4

Кхенти-имента. — Примеч. автора.

5

Уах-сут. — Примеч. автора.

6

В сотне километров к юго-западу от Мемфиса (Каира).

7

Акхет — слово, включающее корень акх, «быть светящимся, полезным». — Примеч. автора.

8

Эта необычная сцена описана в Melanges Mokhtar, I, Le Caire, 1985, p. 156, fig. 3. — Примеч. автора.

9

См.: S. Aufrere, L'Univers mineral dans la pensee egyptienne, Le Caire, 1991, tome I, p. 109. — Примеч. автора.

10

Бау Ра. — Примеч. автора.

11

Это расстояние составляет 485 километров. — Примеч. автора.

12

Цитата из «Текстов Пирамид», 1657а-Ь. — Примеч. автора.

13

Находится в сорока километрах к югу от Каира. — Примеч. автора.

14

2,6 метра. — Примеч. автора.

15

Размеры здания были 53 х 82 метра. — Примеч. автора.

16

Канопы — в Древнем Египте сосуды, в которые клали внутренности покойного, вынутые при бальзамировании. — Примеч. ред.

17

Речь идет о Большой Медведице. — Примеч. автора.

18

Уважение к писателям, которые писали не о себе, а излагали слова мудрости, еще характерно и для Нового Царства. В гробнице того времени (см. Wildung D. L'Age d'or de l'Egypte, Le Moyen Empire. Paris, 1984. P. 14, fig. 4) воздается хвала таким великим авторам, как Птах-Хотеп, Ии-Меру, Птах-Шепсет, Каирес и Неферти. — Примеч. автора.

19

Себек — дословно «крокодил». — Примеч. перев.

20

Нени-несу или Гераклиополь. — Примеч. автора.

21

Эта сила называется am (at). Египтяне считали крокодила рыбой.

22

Образ человека-крокодила описан по мумии, сохранившейся в запасниках музея Топкапи в Стамбуле. — Примеч. автора.

23

Электрум — природный сплав золота и серебра. — Примеч. ред.

24

Вади — название пересыхающего речного русла в Африке. — Примеч. перев.

25

Биркет Карун. — Примеч. автора.

26

Каср эль-Сагха. — Примеч. автора.

27

Иль-кхер-неферет — «Тот, кто идет, носитель совершенного».

28

Подробности см.: Tsoucaris G., Walter P., Martinetto, J.-L. Leveque // Mensuel de X. № 564. 4. 2001. С 39-45. — Примеч. автора.

29

Декан — тридцать шесть звезд, составляющих круг, наподобие зодиакального. — Примеч. перев.

30

Большая Медведица. — Примеч. автора.