31

Проповедь Провозвестника была сегодня воспринята еще более восторженно, чем обычно. Во имя единого бога, приказания которого передавал Провозвестник, все города ханаанские объединятся, чтобы идти на штурм Египта, убить фараона, уничтожить угнетателей и захватить власть. Потом победители силой и жестокостью навяжут свою веру всем остальным народам.

— Вы пробудили спящих, — сказал Бешеный. — Вскоре они сформируют огромную армию, которая обрушится на весь мир!

— Я в этом не так уверен, — признался Провозвестник, прерывая восторженную речь своего ближайшего помощника.

— Но эти люди верят в вас, они пойдут за вами на смерть!

— В этом я не сомневаюсь, но у них нет оружия и они еще не настоящие солдаты.

— Вы боитесь... поражения?

— Все будет зависеть от масштаба реакции египтян.

— До сегодняшнего дня ее не было!

— Не будь наивным, дружок. Если фараон выжидает, то, без сомнения, для того, чтобы нанести более сильный удар.

— Но тогда... население Сихема будет уничтожено!

— Разве не такая судьба уготована приманке? Эти первые верные не имеют другой миссии. Они погибнут достойно, в надежде попасть в рай, который я им обещал. Главное в будущем — это специалисты, которых обучает Кривая Глотка. Они должны ускользнуть от возмездия и схорониться в тени, чтобы дождаться минуты, которую я для них выберу.

Оба отправились в лагерь для подготовки, откуда как раз выносили труп подростка, чей череп оказался слишком хрупким для тренировки. Беспрестанно избивая молодых, Кривая Глотка все время ужесточал подготовку своего спецотряда.

— Доволен? — спросил Провозвестник.

— Нет еще. Большинство из этих мальчишек действительно слишком большие неженки! Я, конечно, не перестаю надеяться, что мне все же удастся подготовить некоторых из них, но это займет какое-то время.

— Боюсь, что у нас его уже не так много.

— В случае атаки мы на месте увидим, на что они годятся!

— Нет, Кривая Глотка. Ты и твои лучшие ребята покинете это место и укроетесь где-нибудь в безопасности, например, в двух днях ходьбы к северо-востоку от Имета, в Дельте. Это безлюдное место, и вы меня подождете там.

— Что это за чертовщина?..

— Ты разочарован, Кривая Глотка?

— Этим? Нет.

— Тогда продолжай мне верить.

Задыхаясь от быстрого бега, перед Провозвестником на почтительном расстоянии рухнул на колени постовой.

— Господин, они идут! Египетские солдаты! Сотни, сотни солдат!

— Успокойся, мой храбрый мальчик. Разве я это не предсказывал? Поднимай по тревоге наших сторонников, пусть мобилизуются на защиту Сихема. Бог на нашей стороне.

Провозвестник собрал начальников отрядов на площади и напомнил им о той стратегии, которой нужно следовать. Каждый должен был сражаться насмерть. В победе или в поражении верные познают вечное блаженство.

Начальники укреплений, составляющих Царские Стены, благодарили богов за то, что они еще живы. Их собрали к фараону, и он лично обрушил на них свои презрительные упреки и свой холодный гнев, который был еще ужаснее, чем грозные крики. Их сочли неспособными и бесполезными, поскольку они не смогли ни предусмотреть, ни помешать бунту в Сихеме. Начальники считали себя, по меньшей мере, приговоренными к каторжным работам.

Но Сесострис принял другое решение: оставить их на постах, но не прощать им больше ни одной ошибки. И эта игла, глубоко всаженная в самолюбие военных, сделавших уже довольно хорошую карьеру и поверивших в свою безопасность, оказалась довольно эффективной. Выйдя из оцепенения, офицеры принялись контролировать все, как раньше, поощрять к действиям своих подчиненных и налаживать службу так, чтобы укрепления действительно были первым препятствием для вторгающихся.

Твердость и авторитет Сесостриса возымели действие целительного бальзама. Служить такому царю! Одна лишь мысль об этом вызывала в солдатах энтузиазм.

— Все еще никаких известий из этого города? — спросил Сесострис у генерала Несмонту.

— Никаких, Великий Царь. Но мы, напротив, продолжаем переписку с другими территориями этого района, что может служить доказательством того, что восстание носит локальный характер.

— Внешний вид опухоли не всегда характеризует ее опасность, — заметил суверен. — Отправь с десяток лазутчиков, пусть осмотрят город со всех сторон.

Донесения согласовывались: ханаанские посты были расположены в четырех основных точках.

— Город, скорее всего, восстал, — заключил генерал Несмонту. — Наш маленький гарнизон, вероятно, перебит. Но почему зачинщики беспорядков не попытались расширить свое движение?

— По одной простой причине: они хотели сначала узнать, как отреагирует фараон... Перед тем, как захватить Сихем, ты блокируешь полностью все дороги, тропинки и пути, которые к нему ведут. Я приказываю, чтобы ни один человек не ускользнул. Когда наша армия будет на позициях, тогда и ударим.

Убежденные Провозвестником в том, что помощь бога поможет им отбить неприятеля, жители Сихема с громкими криками бросились в атаку на пехоту Сесостриса. Она, вначале изумленная агрессивностью атакующих, вооруженных сельскохозяйственными орудиями, быстро опомнилась. Под натиском генерала Несмонту ханаане были тут же смяты.

Победа была решена так быстро, что Сесострису даже не понадобилось личного вмешательства. Но потеря тридцати солдат показывала, насколько жестоким было противостояние. Даже женщины и подростки предпочли скорее погибнуть, чем сдаться.

Городок был занят, а дома один за другим снесены. Нигде не было обнаружено какого-либо склада оружия.

— Ты арестовал их главаря? — спросил царь у Несмонту.

— Нет еще, Великий Царь.

— Нужно тщательно допросить оставшихся в живых.

— Половина населения погибла. Остались лишь старики, больные, дети и женщины. Эти последние утверждают, что их мужья хотели освободиться от египетского владычества с помощью единого бога.

— Как они его называют?

— Бог Провозвестника. Он открыл жителям Сихема истину, и все за ним последовали.

— Значит, это он — зачинщик этой катастрофы! Собери на его счет максимум свидетельских показаний.

— Должны ли мы уничтожить этот город?

— Я оставлю на этом месте магические заклинания, необходимые, чтобы предотвратить возобновление подобных заблуждений. Новый, гораздо более значительный гарнизон будет осуществлять безопасность крестьян, которые разместятся здесь в следующем месяце. К тому же, генерал, ты совершишь поездку по всем городам Ханаанской земли. Я хочу, чтобы их жители увидели нашу армию и знали, что она беспощадно выступит против любых врагов Египта.

Во многих местах, в частности, возле снесенного храма, восстановление которого было немедленно начато, Сесострис повелел закопать черепки из красной глины, на которых были написаны тексты, устрашающие темные силы и ханаан. Если они еще раз нарушат мир, то будут прокляты.

А царь все время задавался вопросом: кто этот Провозвестник — просто сумасшедший, жаждущий власти, или он действительно представляет реальную опасность?

Теперь Провозвестник знал.

Сесострис не был из тех вялых и нерешительных монархов, которые позволяли событиям руководить собой и не знали, какое принять решение. Этот фараон не отступал перед применением силы, и с его стороны не приходится рассчитывать на трусость.

Борьба за конечную победу будет от этого еще более ожесточенной. Но воевать фронтальным способом представлялось невозможным. Даже объединившись, что, впрочем, было весьма маловероятно в ближайшем будущем, ханаанские и бедуинские племена не смогут дать числа солдат, достаточного для противостояния Сесострису.

Стало быть, единственным приемлемым способом борьбы является терроризм.

Сея страх в египетском обществе, направляя на него ненависть недовольных, бунтарей и разрушителей всех мастей, Провозвестнику в конце концов удастся отравить его существование и подорвать равновесие.

Кривая Глотка и его бойцы ушли на юг еще до того, когда египетские солдаты выставили оцепление. Провозвестник, Бешеный и еще трое опытных мужчин выбрали тропинку, идущую на восток. Она была очень извилистой и петляла между холмами, выжженными солнцем.

— Куда мы идем? — спросил Шаб, которому не нравилась идея нового броска через пустыню.

— Обращать бедуинские племена. Затем мы соединимся с Кривой Глоткой.

На закате маленькая группа остановилась на дне балки. Провозвестник поднялся на вершину холма, чтобы уточнить маршрут, который следовало выбрать.

— Не двигайся, — приказал грубоватый голос. — Если попытаешься бежать, тебя убьют.

Человек двадцать стражников пустыни со своими собаками.

Вооруженные луками и дубинками, они, казалось, возникли из ниоткуда.

Даже используя свои возможности, Провозвестнику не удалось бы уложить такое количество воинственных мужчин и особенно огромных овчарок, которые вовсе не боятся демонов пустыни.

— Ты один?

— Да, один, — ответил Провозвестник голосом, достаточно громким, чтобы его спутники могли его слышать. — И, как видите, у меня нет никакого оружия. Я простой бедуин и ищу своих коз, которые убежали.

— Ты случайно идешь не из Сихема?

— Нет, я живу здесь, вдали от города, со своим стадом. Иду продавать сыр и молоко.

— Хорошо, иди за нами. Мы проверим все это.

Стражник связал запястья Провозвестника крепкой веревкой. Вторую он провел вокруг шеи пленника, чтобы тянуть его, как упирающееся животное.

— Никого больше не видно? — спросил начальник подразделения.

— Нашли только этого, — ответил один из его солдат.

32

Госпожа Текхат сделала Икеру подарок: оплатила ему дорогу на корабле до Кхемену, «города Великой Восьмерки»[20] — столицы провинции Зайца. Когда Икер смотрел на реку, величественное течение которой его завораживало, он почувствовал на себе чей-то настойчивый взгляд.

Обернувшись, он обнаружил высокого и худощавого мужчину с властным взглядом глубоких глаз.

— Ты выходишь в Кхемену, — спросил он сухо, — или ты продолжаешь плыть дальше, к югу?

— Почему я должен вам отвечать?

— Потому что ты находишься на моей территории.

— Вы — правитель этой провинции?

— Я его правая рука, генерал Сепи. И слежу за тем, чтобы соблюдались наши законы. Любой чужак в неопределенном положении тут же выдворяется. Ты должен либо открыть свои намерения, либо убираться.

— Меня зовут Икер, я еду из провинции Орикса с рекомендацией от госпожи Текхат, чтобы просить разрешения продолжить у вас свое обучение и стать писцом.

— Госпожа Текхат... Разве она не умерла?

— Она жива-живехонька, уверяю вас!

— Опиши ее мне.

— Икер выполнил просьбу генерала.

Лицо старого Сепи осталось таким же непроницаемым.

— Рекомендация... Покажи-ка ее.

— Она адресована лично господину Джехути и никому другому!

— Однако ты норовистый парень! За тобой есть какие-нибудь провинности?

— Я научился с недоверием относиться к незнакомым. Что мне докажет, что вы являетесь тем самым генералом?

— Норовистый и недоверчивый... Что ж, это скорее положительные качества.

Корабль уже приставал к берегу.

Человек двадцать солдат сортировали пассажиров, которые был подвергнуты долгому допросу. Старший по чину вытянулся перед Сепи и приветствовал его.

— Счастлив видеть вас, мой генерал. Не осмеливаюсь спросить, как...

— Моя мать умерла. Мне повезло, что я оказался рядом с ней в ее последние мгновения и смог руководить похоронами. Она была справедливой женщиной, и я знаю, что суд Осириса окончится для нее благоприятно.

Икер не осмеливался отойти.

— Этот мальчик с вами, мой генерал?

— Я везу его в столицу. Погрузи свои вещи на спину осла, Икер.

Ученик писца повиновался. Животное совсем не рисковало надорваться.

Генерал Сепи шел бодрым шагом.

— Если ты происходишь из провинции Орикса, то почему покидаешь ее?

— Господин Хнум-Хотеп не нуждается в новых писцах. А родился я в Медамуде.

— В Медамуде, правда?

— Правда.

— А почему так далеко уехал от своей семьи?

— Я сирота. Старый писец, который учил меня, умер.

— И ты попытал счастья в провинции Орикса... По какой причине?

— Случайность.

— Случайность, — повторил скептически генерал. — Не ищешь ли ты случайно кого-либо?

— Я приехал сюда исключительно для того, чтобы стать писцом.

— Ты кажешься мне таким решительным, что воодушевлять тебя должен какой-то особый огонь. То, что ты не говоришь мне сразу всей правды, я понимаю. Но если ты хочешь сделать карьеру в этой провинции, придется объясниться.

— Когда я смогу увидеть господина Джехути?

— Я скажу ему о тебе, а решит он сам. Одарен ли ты способностью ждать?

— В исключительной степени, если это необходимо.

Джехути[21], правитель богатой провинции Зайца, позабыл свой возраст. Верховный жрец таинств бога Тота, жрец богини Маат, он принадлежал к очень древнему роду, корни которого уходили в глубь эпохи пирамид. Повидав царствования фараонов Аменемхета II и Сесостриса II, ему нужно было теперь перенести и царствования Сесостриса, третьего по имени, о котором его советники и информаторы рассказывали самые плохие вещи. Почему монарх не ограничился рамками своего дворца в Мемфисе, где придворные расточают ему бесконечно льстивые речи? Если он на самом деле замышляет план уничтожения прерогатив правителей провинций, гражданская война будет неминуемой.

Но в чем тогда царь мог бы упрекнуть таких ответственных правителей, как Хнум-Хотеп или он сам? Их области прекрасно управляются, их многочисленные стада находятся в добром здравии, их ремесленные мастерские процветают. Конечно, у них есть хорошо вооруженные солдаты, но ведь малочисленная армия фараона была бы неспособна гарантировать безопасность провинций!

Ничего не нужно менять, и все тут! И Джехути обладает достаточным авторитетом, чтобы убедить своих коллег.

Одним из его мелких удовольствий было ежедневно менять портшез, который использовался для бесчисленных его перемещений. У него их было три — широкие и комфортабельные, с зонтиком; в них можно было почти лежать. Несколько команд по восемь человек работали по очереди, охотно распевая старинный напев: «Носильщики довольны, когда в паланкине есть седок. Когда хозяин здесь, смерть уходит, жизнь обновляется Сокарисом, управителем глубин, и мертвые воскресают».

Голова Джехути была гладко выбрита, и он почитал за честь не носить парик, что не мешало ему, тем не менее, выглядеть кокетливо. Он охотно носил элегантный платок, тканый с большой тщательностью, и длинную юбку, которая прикрывала ему ноги. Когда следишь за собой, старость отступает.

Выслушав положительные донесения от арендаторов земель, правитель решил позволить себе прогуляться за городом. Но как раз в тот момент, когда он выходил из своего дворца, ему повстречался его друг, генерал Сепи.

Лишь обменявшись с ним взглядами, правитель понял, что его друг пережил тяжелую потерю.

— Никто не может разделить твое горе. Я знаю, что ты не ждешь от меня успокаивающих слов. Если хочешь отдохнуть перед тем, как сделать мне доклад...

— Несмотря на кончину моей матери, я выполнил свою миссию. Новости невеселые.

— Сесострис попытался попробовать применить силу?

— Этого я не знаю, поскольку люди, с которыми я контактировал при дворе, внезапно замолкли.

— Другими словами, фараон взял дело в свои руки! Плохой признак, очень плохой признак... Что еще?

— Восстал город Сихем, его население перебило египетский гарнизон.

— Как отреагировал царь?

— Очень резко: он приказал генералу Несмонту провести массированную атаку. Сихем снова находится под египетским контролем.

— Итак, монарх, не колеблясь, применяет силу! Это было ясное послание тем правителям провинций, которые откажутся ему подчиняться.

Джехути повернулся спиной к своему портшезу.

— Пойдем, выпьем винца в тени. Сихем, говоришь... Сихем, с которым у нас торговые отношения, не так ли?

Сепи подтвердил наклоном головы.

— Такой воинственный царь обвинит меня в сговоре с бунтовщиками! Немедленно приведи наших военных в боевую готовность.

— Египтяне убивают египтян... Какая катастрофа в будущем!

— Знаю, Сепи, но Сесострис не оставляет нам выбора. Напиши Хнум-Хотепу и другим правителям провинций, что конфликт неминуем.

— Они подумают, что вы пытаетесь ими манипулировать, чтобы добиться союза, на который они ни за что не соглашаются.

— Ты прав. Тогда не пиши, и пусть каждый будет сам за себя!

Вино было превосходным, но Джехути счел, что оно неважное.

— Один чужак хотел бы вас повидать, — начал генерал.

— Надеюсь, не ханаанин из Сихема, по крайней мере?

— Нет, юноша, который приехал из провинции Орикса с рекомендательным письмом от Текхат.

— Это не в ее привычках! Обычно она рекомендует только себя. Отошли его, я не хочу сегодня никаких визитов.

— Я позволю себе настаивать.

Джехути был заинтригован.

— Что в нем такого необычного, в твоем протеже?

— Мне бы хотелось, чтобы вы сами это определили.

Генерал не относился к сочинителям и никогда не был приверженцем незаконных льгот.

— Приведи ко мне этого парнишку.

Только взглянув на Икера, Джехути понял тот интерес, который к нему питал Сепи. Несмотря на свою подчеркнутую скромность, молодой посетитель был озарен внутренним огнем, который пылал в нем так жарко, что потушить его не смог бы даже сам нильский паводок.

Рекомендательное письмо от Текхат было хвалебным.

— В нынешних условиях, — сказал Джехути, — мне больше нужны военные, чем писцы.

— Но я, господин, приехал сюда, чтобы стать писцом. Где лучше можно выучиться этому, если не в провинции бога Тота?

— Почему такая амбиция?

— Потому что я уверен, что секрет жизни кроется в формулах знания. И только углубленная практика в иероглифах позволит мне получить к нему доступ.

— Не слишком ли многого ты хочешь?

— Я готов работать день и ночь.

— Докажи это безотлагательно. Мой интендант займется тобой, ты поселишься в квартале учеников писцов. Постарайся не слишком выделяться, мне претят смутьяны. Если преподаватель не будет тобой доволен, тебя изгонят с моей земли.

Икер удалился.

— Упрямый, смелый, независимый... Ты не ошибся, Сепи. Этот парень необычный.

— Как и я, вы поняли, что у него не только закаленный характер.

— Ты считаешь, он достоин войти в храм?

— Пусть докажет это.

33

Хорошо подготовившись к гневу Хнум-Хотепа, Текхат дала пройти грозе.

— Почему вы позволили этому мальчишке уехать?

— Что в нем было такого особенного, господин?

— Мы сделали из него блестящего военного, а мне нужны прекрасные солдаты, чтобы отстоять собственную независимость.

— Без сомнения, но Икер хотел стать писцом.

— Не писцы же будут сражаться с солдатами Сесостриса!

— Но один он не одержал бы победы!

Хнум-Хотеп с недовольным видом скрестил руки на груди.

— Я повторяю свой вопрос: почему вы разрешили этому мальчишке уехать?

— Потому что он показался мне чрезвычайно одаренным для его будущей профессии, и потому, что провинция Орикса не могла дать ему соответствующую подготовку. Провинция Тота, напротив, даст ему то, чего он хочет. Ведь вы сами, господин, сказали ему, что вам не нужны новые писцы, не правда ли?

— Возможно, возможно... Но решения принимаю именно я и никто другой!

Текхат улыбнулась.

— Если бы я не занималась мелкими служащими, господин, вы были бы перегружены работой. Как и я, вы знаете, что Икер должен следовать своей судьбе.

— А вам-то откуда ведомо, что его судьба проходит через провинцию Зайца?

— Простая интуиция.

— Этот парнишка странный. Он выглядит настолько решительным, что, кажется, его ничто не может отвлечь от цели. Мне бы хотелось узнать его лучше.

— Может быть, мы его еще и увидим.

Плотно позавтракав, пока Икер стоял в сторонке, ученики писцов отправились в учебную комнату, где расселись по своим циновкам.

Когда вошел преподаватель, Икер почувствовал себя одновременно и разочарованным, и уязвленным: генерал Сепи! Значит, правитель провинции Зайца воспользовался его доверчивостью и отправил его в казарму, где готовили солдат!

Юноша поднялся.

— Извините меня, но мне здесь делать нечего.

— Разве ты не хочешь стать писцом? — спросил Сепи.

— Именно в этом мое намерение.

— Тогда садись.

— Но вы — генерал и...

— ...и начальник главной школы писцов провинции Зайца. И меня либо во всем покорно слушаются, либо отправляются искать счастья в другом месте. Те, кто работает под моим руководством, должны быть непреклонными и дисциплинированными. Я требую пунктуальности и безупречного поведения. За малейшую оплошность — исключение. Начнем с того, что воздадим хвалу нашему божественному покровителю, Тоту, и предку всех писцов, мудрецу Имхотепу.

Сепи прикрепил отвес на центральную балку комнаты.

— Смотри на него внимательно, ученик, потому что это символ Тота, недвижимого в центре весов. Он отталкивает зло, взвешивает слова, дарует мир посвященному и заставляет вспоминать то, что позабыто.

Из корзинки, сделанной из папируса, подшитой тканью, генерал Сепи вынул инструменты писца: лопатку из сикоморы, цилиндрический футляр с каламами и кистями, мешок с папирусами, еще один мешочек с пигментами, маленький инструмент в форме молоточка, которым пользовались для полирования папируса, гладилку, необходимую для исправлений на папирусе, чашечки для чернил, чернильные зерна красного и черного цветов, деревянные таблички и скребок.

— Как называется лопатка?

— «Видеть и слышать»[22], — ответил ученик.

— Именно так, — одобрил Сери. — Не забывайте, что лопатка — это одно из воплощений Тота. Только он один позволит вам познать слова бога[23] и проникнуть в их значение. Благодаря его лопатке записана долгота жизни Ра, божественного света, и царство Хора, покровителя фараона. Действовать лопаткой — акт значительный и священный. Ему должен предшествовать ритуал.

Генерал поставил на пол статуэтку сидящего павиана, глубоко посаженные глаза которого смотрели задумчиво. Павиан — воплощение Тота — является источником вдохновения для внимательного писца. Затем учитель наполнил водой чашечку.

— Для тебя, божественного мастера священного языка, я вливаю энергию, которая будет воодушевлять разум и руку. Вот вода из чернильницы для твоего Ка, Имхотеп.

После долгого молчания учитель исправил позу нескольких учеников, которую он посчитал слишком вялой или слишком напряженной. Потом он показал им каламы и тонко заостренные кисточки длиной двадцать пять сантиметров.

— Знает ли кто-нибудь из вас самый лучший материал для их изготовления?

— Лучше всего делать их из тростника, который вырос в болоте, где добывают соль, — ответил один ученик.

— Не лучше ли делать их из самшита? — спросил Икер.

— Почему? — задал вопрос Сепи.

— Потому что это растение долго хранится и отпугивает насекомых.

— Вы не сразу будете писать на папирусе, — снова заговорил Сепи, — а начнете с упражнений на табличках, покрытых тонким слоем затвердевшего гипса. На нем вы сможете исправлять свои ошибки, легко счищать написанное и готовить поверхность для нового письма. Когда этот слой гипса разрушится, вы сможете нанести на его место другой. Вашими злейшими врагами являются лень, халатность и недисциплинированность. Они сделают вас глупыми и помешают вам продвигаться вперед. Умейте прислушиваться к советам тех, кто знает о ремесле больше вашего, и ежедневно усердно работайте. Если вы к этому не готовы, то немедленно покиньте эту школу.

Испуганные строгостью требований двое учеников вышли из класса.

— Бог Тот разделил языки, — продолжал Сепи. — Отделив слова, произносимые в одной области, от слов, которые произносятся в другой, он исказил мысли людей, которые отвернулись от истины и верного пути. В золотом веке жили боги, говорившие на одном языке. Сегодня люди сталкиваются друг с другом, потому что они отрезаны от божественного и не понимают друг друга. Тот передал нам также могущественные слова, которые вы научитесь расшифровывать и писать на дереве, меди, папирусе и камне. Но при этом вы должны соблюдать главное правило: не ставьте одно слово вместо другого, не путайте одну вещь с другой. Здесь, в школе, вас научат письму Дома Жизни, образованному из знаков, которые одновременно являются элементами познания, символами, несущими в себе магическую и таинственную силу. От правильного письма зависит сияние разума. Если вы считаете, что иероглифы являются всего лишь рисунками и звуками, вы никогда их не поймете. В действительности они содержат в себе таинственную природу существ и вещей — самые тонкие сущности. Священный язык — это космическая сила, именно он создал мир. Только фараон, первый среди писцов, способен управлять им. Именно поэтому его имя, пер-аа, означает «великий храм». Иероглифы не нуждаются в людях, они действуют сами. Поэтому вы должны уважать тексты, которые найдете или будете переписывать, потому что они важнее, чем ваша ничтожная личность.