7

Собек-Защитник[2], начальник личной охраны фараона Сесостриса, был необычно взволнован. Для обеспечения безопасности монарха он пользовался услугами лишь шести стражников. Он считал их гораздо более эффективными, чем целый батальон более или менее отважных солдат, потому что эти его шестеро походили на хищников — постоянно настороже и готовы к прыжку при малейшей опасности. Да и сам Собек-Защитник не довольствовался лишь командирскими функциями: такой же атлет, как и его подчиненные, быстрый и могучий, он тренировался каждый день, и никто не мог выдержать его удар.

Даже в Мемфисе, столичном городе, охрана монарха была делом сложным. А здесь, в Абидосе, на неизвестной территории, нужно было быть готовым к любым, самым непредсказуемым, неожиданностям.

Во время путешествия морем[3] никаких происшествий не случилось. На пристани фараона встретили несколько безоружных жрецов, и он тут же отправился в храм Осириса.

В свои сорок лет царь был колоссом, выше двух метров[4], с суровым лицом. Третий в ряду Сесострисов, он носил имена «Божественного по воплощению», «Божественного по рождению», «Того, кто перевоплощается», «Могущества божественного света, явленного во славе» и «Человека могущественной богини»[5].

За первые пять лет своего царствования, несмотря на непререкаемый авторитет, Сесострис так и не сумел добиться необходимого подчинения правителей нескольких провинций, чьи богатства позволяли содержать значительные военные силы и вести в пределах своих земель независимую политику.

Собек-Защитник опасался нападения их солдат. Не казался ли им Сесострис помехой, которая рано или поздно заставит усомниться в их независимости? Переезд в Абидос, землю священную — духовную основу жизни Египта, а никак не экономическую, держался в строжайшей тайне. Но можно ли было всерьез рассчитывать сохранить какой-либо секрет в Мемфисском дворце? Начальник охраны, убежденный в обратном, тщетно пытался переубедить царя и заставить его отказаться от этого путешествия.

— Никаких новостей?

— Никаких, начальник, — поочередно ответили ему шестеро мужчин.

— Место пустынное и тихое, — прибавил один из них.

— Это в порядке вещей для земли Осириса, — заметил Собек-Защитник. — Займите удобные позиции и неизменно задерживайте любого, кто попытается приблизиться.

— Даже жреца?

— Никаких исключений.

«Великая Земля» — таким было традиционное название земли Осириса, бога, владевшего тайной воскресения. Именно он, первый суверенный властитель Египта, заложил основы цивилизации фараонов. Убитый, но воскресший и победивший смерть, он царствовал теперь над справедливыми словом, и только исполнение таинств даровало его наследнику, фараону, сверхъестественное могущество и способность поддерживать связь с созидающими силами. Без исполнения ритуала Осириса Египет не мог бы существовать.

Несколько плодородных полей, где произрастали самые лучшие в стране сорта лука, несколько скромных домиков, расположенных вдоль канала, часть пустыни, ограниченная длинной скалой, большое озеро, вокруг которого росли деревья, акации, небольшой храм, обелиски, гробницы первых фараонов и гробница Осириса — так выглядел городок Абидос, как бы застывший вне времени и продолжающий жить вне Истории.

Здесь находился остров Справедливых и ворота в небо, которые охраняли звезды.

Сесострис вошел в маленькую комнату, где его ждали постоянные жрецы. Все поднялись и поклонились.

— Спасибо, Великий Царь, что вы приехали так быстро, — неспешно произнес верховный жрец, немолодой уже человек, он держался степенно.

— В твоем письме шла речь о большом несчастье.

— Вы сами в этом сможете убедиться.

Когда верховный жрец и фараон вышли из храма, Собек-Защитник и один из его подчиненных собирались идти с ними, чтобы обеспечить охрану.

— Это невозможно, — заметил жрец. — Место, куда мы отправляемся, закрыто для непосвященных.

— Это слишком неосторожно! А если вдруг...

— Никто не может нарушать закон Абидоса, — отрезал фараон.

Царь снял золотые браслеты, которые он носил на запястьях, и отдал их Собеку. На священную землю Осириса следовало вступать без металла.

Снедаемый беспокойством, начальник стражи смотрел, как удаляются двое мужчин, которые сначала шли вдоль Озера Жизни под растущими там деревьями, потом свернули на дорогу, окаймленную стелами, и, в конце концов, вошли в Пекер — мистический источник жизни страны.

В самой его середине находилась акация — дерево, которое, произрастая на могиле Осириса, означало, что царь справедливых речами воскрес.

Сесострис тут же постиг весь масштаб катастрофы: акация погибала.

— Когда Осирис возрождается, — горестно причитал верховный жрец, — акация покрывается листьями, и наша страна процветает. Но Сет, убийца и возмутитель спокойствия, всегда пытается засушить это дерево. И тогда жизнь покидает живущих здесь. Если погибает акация, то на этой земле воцаряются жестокость, ненависть и разруха.

Своим присутствием в этом дереве Осирис соединял небо, землю и подземное царство. В нем смерть соединялась с жизнью, и иная — лучезарно сияющая — жизнь вбирала их обе в себя.

— Каждый ли день поливал ты корни дерева водой и молоком?

— Я никогда, Великий Царь, не пренебрегал своими обязанностями.

— Значит, какое-то злокозненное существо умеет манипулировать мощью Сета и использует ее против Осириса и против Египта.

— В священных текстах написано, что эта акация омывает свои корни в первичном океане и черпает оттуда ту энергию, которая ее оживляет. Только священное золото могло бы спасти дерево.

— Известно ли, где оно находится?

— Нет, Великий Царь.

— Я узнаю это. И мне известно средство, как замедлить — если не прекратить — процесс гибели акации: я построю храм и вечное жилище в Абидосе. Они окажут магическое воздействие, которое замедлит процесс увядания и даст нам — я очень на это надеюсь — время разыскать требующееся средство.

— Великий Царь, совет жрецов окажется слишком малочисленным, чтобы...

— Я соберу людей для совершения ритуала и строителей, которые займутся исключительно этой задачей. Все будет происходить в полной тайне.

И тут невероятная догадка пронзила ум фараона.

— Кто-нибудь пытался завладеть священным сосудом?

Жрец побледнел.

— Великий Царь, вы же прекрасно знаете, что это невозможно!

— И все же пойдем проверим.

Сесострис убедился, что дверь в гробницу Осириса была наглухо закрыта, а царская печать осталась нетронутой. Лишь он один имел право дать распоряжение сломать ее и проникнуть в святилище.

— Даже если бы кто-нибудь из нечестивцев и взломал эту дверь, — сказал верховный жрец, — ему не удалось бы и близко подойти к сосуду, тем более — взять его в руки.

— Абидос недостаточно охраняется, — возразил царь. — Отныне за городом будут смотреть солдаты.

— Великий Царь, ни один непосвященный не может...

— Мне известен закон Абидоса, поскольку я — гарант его. Ни один непосвященный и не вступит на землю Осириса, но все дороги, ведущие к нему, будут под наблюдением.

С вершины священного холма Сесострис посмотрел на эту землю, где решалась судьба его страны, его народа, — место, где встречались два мира: земной и высший, отсюда изливалась воля богов.

Принимая трон, он знал, что его задача, учитывая размах необходимых реформ, будет не из легких. Но он и не предполагал, что основной его проблемой станет новая смерть Осириса.

Решительным шагом Сесострис отправился в сторону дикой пустыни, раскинувшейся между песчаными холмами, за границей освоенных земель.

Не чувствуя солнечных ожогов, фараон вглядывался вдаль.

Он прозревал, как вырастают два памятника — его храм и его вечное жилище, которые замедлят фатальную гибель дерева, играя роль преграды силам тьмы.

Кто в ответе за вторжение зла, столь внезапное и грозное? Царю потребуются вся твердость и мужество, на которые он способен, чтобы, преодолев отчаяние, сразиться с еще невидимым противником.

8

После двух тяжелых дней ходьбы Икеру повезло: его подобрал караван, который вез продавать товары в Фивы. Начальник каравана сначала не слишком одобрительно отнесся к нежданному появлению лишнего рта, но отношение его изменилось, когда юноша сообщил, что умеет читать.

— У меня есть дощечки с обещанием совершить покупку. Можешь ли ты их проверить?

— Покажите мне их.

Начальник каравана не смог скрыть своего нетерпения и задал главный для него вопрос:

— И в самом деле, здесь речь идет о важных чиновниках из дворца, которые обещают мне заплатить?

— Действительно так, и вам дают хорошую цену.

— Опыт, мой мальчик, опыт! Где ты живешь?

— В Медамуде.

— В такой невзрачной деревушке! А что ты делал в пустыне?

— Известны ли вам два моряка по имени Черепаший Глаз и Головорез?

Купец почесал подбородок.

— Это мне ничего не говорит... А название корабля?

— «Быстрый». Сто двадцать локтей в длину, сорок в ширину.

— Никогда о нем не слышал. Ты не сочиняешь?

— Должно быть, я ошибся.

— Это верно! «Быстрый»... Подумай сам: если бы такой корабль существовал, то о нем бы знали! А что ты скажешь, если я попрошу тебя навести порядок в моих бумагах? С налоговой стражей предосторожность не бывает лишней, с ней шутки плохи!

Икер выполнил просьбу, чем очень порадовал своего хозяина. Тот просто поверить не мог, что ему так подфартило.

Так они и путешествовали — в ритме шага навьюченных ослов и однообразных остановок, когда можно было поспать и подкрепиться сушеной рыбой и луком, которые начальник каравана предложил Икеру в обмен на услуги.

Несмотря на мучительные раздумья и тревогу о будущем, Икер здорово обрадовался, когда караван сменил иссохшую тропу на дорогу в зеленой долине, поросшей пальмами. Забыто опасное море, забыты грозные горы! Вокруг плодородные орошаемые поля, где крестьяне собирают урожай.

— Скажи, парень, хотел бы ты работать у меня? — спросил купец.

— Нет, мне нужно найти своего учителя и продолжить обучение, чтобы стать хорошим писцом.

— Что ж, я тебя понимаю! Заработок невелик, но уважение большое. Что ж, видно так тому и быть, мой мальчик, желаю удачи.

Икер ощутил вкус ветра и мягкое тепло весны. Торопясь поскорей добраться до своей деревни, он быстро шел, выбирая тропинки, по которым столько раз бегал в детстве, ища уединения, чтобы посидеть и поразмышлять в тишине. И хотя он не прочь был поиграть с приятелями, но все же любил в одиночестве размышлять над тайнами мира и невидимых сил.

Деревня Медамуд состояла из маленьких белых домиков, выстроенных на холме и укрытых от солнца акациями, пальмами и тамарисками. При входе в деревню стоял колодец, который охранял стражник. Стражник изумился, будто увидел гостя с того света:

— Нет, ты не... ты — не Икер!

— Ты не прав; это именно я.

— Ну и дела... Икер?.. А что же с тобой произошло?

— Ничего особенного.

Икеру не очень-то хотелось откровенничать с болтливым стражником, не обсудив свои приключения с учителем.

— Между прочим, скорее всего, тебе придется уехать.

— Уехать? Я вернулся домой, чтобы учиться дальше!

Икер так возмутился, что и слушать ничего не хотел, а стражник настаивать не стал и умолк.

Икер поспешил к дому старого писца, который его обучал и воспитывал. Когда он шел по улице, маленькие девочки прекращали играть со своими тряпочными куклами, а женщины, несущие провизию, останавливались, провожая его недоверчивым подозрительным взглядом.

Дверь дома была закрыта.

Икер постучал... Еще... Потом принялся колотить в дверь.

— Не ломись, — посоветовала ему соседка. — Старый писец умер.

Будто небеса обрушились на голову юноше.

— Умер... И давно?

— Неделю назад. После твоего отъезда его в могилу унесла тоска.

Икер сел на пороге и заплакал.

Похитив его, пираты убили и его приемного отца.

— Пойди к управляющему деревней, — посоветовала соседка. — Он расскажет тебе подробности.

Сквозь нахлынувшее горе Икер чувствовал, что вся деревня смотрит на него как на виновника смерти учителя. Тяжесть несправедливости была невыносима. Нет, он, конечно, все объяснит, и боль в душе постепенно утихнет и все встанет на свои места.

Медленно, с тяжелым сердцем, дошел Икер до дома управляющего деревней. Тот командовал работами по очистке и укреплению каналов.

— Клянусь небом... это ученик нашего писца! Действительно это — ты? Вот это новость! Настоящий сюрприз! Я был более чем уверен, что никогда тебя больше не увижу!

Тон управляющего, который к своим пятидесяти годам весь заплыл жиром, был издевательским. Презрительным жестом он отпустил работавших.

— Из-за тебя, Икер, умер твой благодетель, ты просто убил его своим бегством. Это — преступление, за которое ты ответишь перед богами. Будь на то моя воля, я бы отправил тебя в тюрьму.

— Вы ошибаетесь, я невиновен! Меня похитили пираты, и я уцелел только чудом.

Управляющий деревней расхохотался.

— Придумал бы хоть что-нибудь поумнее! А еще лучше — заткнись и убирайся отсюда.

— Но... Я так хотел вернуться домой!

— Ты говоришь о доме? Его владелец не оставил завещания в твою пользу. Поэтому я его реквизировал. Вся деревня презирает тебя, и тебе больше нет места среди нас.

— Поверьте мне, я действительно был похищен, я...

— Довольно! Надеюсь, что раскаяние сожжет тебе душу. И если ты немедленно не уберешься, я прикажу слугам выгнать тебя палками. Ах да, стой... Твой благодетель просил перед смертью, чтобы я передал тебе, если ты когда-нибудь появишься, этот ларец. Это очередная наивная благоглупость старика, но я обязан выполнить его последнее желание. А теперь уходи из Медамуда, Икер, и никогда ни под каким видом сюда не возвращайся.

Прижимая ларец к груди, Икер ушел далеко от деревни и только тогда решился открыть его. Он заметил, что деревянная задвижка у ларца была сломана.

Внутри лежал маленький папирусный свиток, скрепленный печатью.

Печать также была сломана и кое-как сложена снова.

В нескольких словах писец проклинал своего ученика и обещал ему тысячу разных казней. Но Икер прекрасно знал почерк своего учителя, чтобы понять, что это — довольно грубая подделка.

На дне ларца Икер заметил тонкий слой гипса. Сев в тени тамариска, юноша потер донце кусочком дерева.

Постепенно проступили строки письма, которые заставили колотиться сердце юноши:

«Я знаю, что ты не бежал, как вор. Я молюсь о том, чтобы ты был жив и здоров. Мои дни сочтены, и я прошу богов лишь об одном — чтобы ты стал хорошим писцом. Если ты вернешься в Медамуд, то, надеюсь, что этот вор управляющий передаст тебе мое завещание, в котором я завещаю тебе свой дом и этот ларец, в котором лежат мои самые лучшие каламы. Но сюда приходил чужак. И управляющий прекрасно с ним поладил. Я чувствую, что вокруг собираются темные силы, поэтому я предпочитаю скрыть свое письмо и написать его в той технике, которой я тебя учил. Не задерживайся в этом месте, отправляйся в провинцию Джу-ка[6], «Высокий холм». Это станет первым этапом твоего пути. Пусть боги доведут тебя до цели твоего Поиска. Какими бы ни были испытания, не поддавайся отчаянию. Я всегда буду рядом с тобой, сын мой, чтобы помочь тебе выполнить то предназначение, о котором ты еще не ведаешь».

9

Когда казначей Медес вошел в свой роскошный дом в центральной части Мемфиса, двое слуг бросились омывать ему руки и ноги, обувать сандалии для дома, натирать его ароматами и предлагать ему молодое белое вино, привезенное из оазисов.

Медес был утончен и богат, его часто приглашали во дворец, он не раз обедал за одним столом с самим фараоном и считался в столице одним из самых высокопоставленных чиновников. Он прекрасно выглядел со стороны в тунике из первосортного льна, когда проверял распределение доходов, собранных у населения, и отчеты, присланные из храмов.

С момента своего назначения Медес сразу понял все преимущества, которые он сможет извлечь из привилегированного положения. Наилучшим образом используя службы писцов-счетоводов, начальников складов и хранителей архивов, казначей воровал понемногу, но часто. Действуя с исключительной осторожностью, он не оставлял никаких следов своих «отчислений» и подтасовывал административные документы с такой ловкостью, что даже наметанный глаз ничего не мог заметить.

И, тем не менее, Медес не был ни доволен, ни счастлив.

Во-первых, он оставался на одном и том же месте. Да, разумеется, фараон Сесострис поручил ему важный пост, но казначею хотелось большего. Не было в Египетском царстве человека более сведущего, чем он. Медес считал себя лучшим и хотел, чтобы его таковым признавали. И если упрямый царь упорно не желал этого понимать, следовало вмешаться, возможно, даже резко. У Сесостриса было много врагов, начиная от богатейших правителей провинций, с которыми у Медеса были прекрасные отношения. Если фараон совершит ошибку и нанесет удар по их привилегиям, то его царствованию скоро конец. Разве не ходили по стране слухи о том, что один из его предшественников был убит?

Кроме того, Медеса постоянно тревожил вопрос об истинной природе власти и о наилучшем способе завладеть ею. Чтобы лучше «распределять» некоторые государственные отчисления, предназначавшиеся храмам, Медес стал временным жрецом. Участвуя в ритуалах, он стал причастным к святая святых. Выказывая рвение к духовным упражнениям, льстя тем, кто стоит выше него, раздавая щедрые пожертвования, Медес постоянно думал о тех таинствах, к которым еще не имел доступа; мысль о них завораживала. Лишь фараон и некоторые из постоянных жрецов допускались к высшим магическим ритуалам. Не в них ли был сокрыт источник могущества царя?

Двери закрытого храма оставались запертыми для казначея. И эта область, которую Медес считал такой же важной, как и область экономическая, оставалась для него недоступной. К тому же он и сам не был готов отказаться от мирской жизни, своих дел и обязанностей ради того, чтобы жить затворником.

Ситуация, казалось, не имела выхода, но вдруг... Эта болтовня чиновника из храма богини Хатхор в Мемфисе дала ему главную информацию о божественной земле — Пунте. Как и все, кому была знакома эта легенда, Медес над ней потешался. Простому народу и детям нравятся чудеса, и их следовало развлекать подобными баснями.

Но это было раньше. Теперь, по мнению чиновника, Пунт вовсе не был легендой.

Божественная земля определенно существовала; она хранила в себе удивительные вещи, среди которых электрум и священное золото, которое раньше использовалось под огромным секретом во время некоторых таинств. В обмен на дорогие подарки болтун сообщил туманные географические сведения, а потом внезапно умер от сердечного приступа. Этого было мало, но вполне достаточно, чтобы предпринять самостоятельные поиски.

— Хозяин, — сообщил домоправитель Медеса, — ваш посетитель пришел.

— Пусть подождет, мне нужно отдохнуть несколько минут.

С некоторого времени Медес стал полнеть. Гладкие черные волосы, прилипшие к круглому черепу, лунообразное лицо, широкое тело, короткие ноги и пухлые руки — Медес был плотно скроенным и коренастым. Очень энергичный, вопреки своим сорока двум годам, он был жаден до жизни как в юности. Чтобы успокоить свою ненасытную натуру, он стал много есть и слишком много пить. Его жена, тоже довольно кругленькая, была вынуждена все время что-нибудь изобретать и придумывать, чтобы угодить домашнему гурману.

Иногда ему казалось, что он задыхается — особенно, если он не сразу же получал то, к чему страстно стремился. Но его алчность была так сильна, что, едва получив желаемое, он тотчас же бросался вперед, за следующей добычей.

Он чувствовал, что волнуется все сильнее. Предстоящая встреча с одним из агентов вполне могла стать решающей.

Со стороны улицы дом был хорошо защищен: окна с деревянными ставнями, тяжелая входная дверь из толстых досок с массивным засовом, служебный вход, за которым вели постоянное наблюдение стражники. Два этажа, пятнадцать комнат, терраса, открытая лоджия с видом на сад, где устроен бассейн с чистейшей водой.

Медес принял своего посетителя в тени террасы. Это был тот «стражник», который допрашивал Икера.

— Надеюсь, ты принес мне хорошие новости.

— Более или менее хорошие, господин.

— Ты знаешь, где священное золото?

— И да, и нет. В конце концов, возможно...

Медес почувствовал прилив гнева.

— В делах я не терплю неточности. Давай перечислим все по порядку. Когда «Быстрый» вернулся в порт?

— Он не вернулся, господин, потому что он утонул сам, а с ним и все, что там было.

— Утонул! Ты в этом уверен?

— У меня лишь одно свидетельство, но, как кажется, серьезное.

— Свидетельство капитана?

— Нет, паренька, которого вы приказали мне похитить в Медамуде и которого я перехватил в селении неподалеку от Коптоса. Вы помните, тот паренек-сирота, который так любил одиночество и учение.

— Знаю, знаю! Идеальная жертва, чтобы успокоить бурю. Управляющий Медамуда нам сообщил об этом наивном юнце и не пожалел об этом. Однако как могло случиться, что он остался единственным уцелевшим свидетелем?

— Это мне неизвестно, но это факт. Он сказал мне, что «Быстрый» накрыла огромная волна, что он чудом оказался выброшенным на пустынный остров, и что его подобрал корабль, капитан которого не поверил ни слову из его рассказа. Тем не менее, он завладел двумя сундуками с острова перед тем, как высадить своего пассажира, которого все принимают за безумца.

«Неужели тот, кто выжил во время кораблекрушения, добрался до Пунта?» — этот вопрос не давал покоя Медесу.

— Сможет ли он снова найти остров?

— По его словам, господин, остров погрузился в море и исчез.

— Что в сундуках?

— Ароматические масла.

— И все?

— Ни о чем другом он не говорил.

— И ты отпустил его?!

— А как иначе, господин? Как стражник я сделал вид, что записал его признания, управляющий селением ничего подозрительного не нашел, и у нас не было никаких причин задерживать этого фантазера с больным воображением.

— А тебе не приходило в голову, что он лжет?

— Я думаю, что он говорил правду.

— Я — скептик! Он назвал тебе корабль, который его спас?

— Он не знает его названия.

— Этот мальчишка посмеялся над тобой! — взревел Медес. — Он провел тебя своими детскими россказнями, чтобы лучше скрыть правду.

— Уверяю вас...

— Нужно его найти, быстро! Наверняка он вернулся в Медамуд. Тамошний управляющий, должно быть, выгнал его, но, возможно, он знает, в каком направлении тот пошел. Когда поймаешь мальчишку, заставь его говорить, а потом избавься от него.

— Вы хотите сказать...

— Ты меня прекрасно понял.

— Но, господин...

— У этого голодранца нет семьи, и никого не озаботит ни это известие, ни его окончательное исчезновение. Спрячешь его труп, а стервятники и грызуны довершат дело. А тебя будет ждать солидное вознаграждение. Отправляйся немедленно.

Казначей с трудом скрывал свой гнев. Чтобы снарядить корабль и собрать банду разбойников, способных плыть морем в направлении Пунта, он тратил деньги, не считая, и одновременно старался избежать пристального внимания властей к своей особе. В ближайшее время ему не удастся повторить такую авантюру.

Как только мнимый стражник покинул дом, Медес подумал, что, конечно же, команда, подобравшая мальчишку после кораблекрушения, не станет держать язык за зубами. В портовых тавернах уже, возможно, говорят о происшествии, а капитан, кроме того, ищет способ продать содержимое обоих сундуков. Даже если речь идет лишь об ароматах, он заработает немалые деньги. А если этот странный груз содержит еще и более дорогие вещи, то ему нужно будет искать понимающего и богатого клиента.

В любом случае этот капитан, если он существует на самом деле, не останется незамеченным.

Итак, Медес решил позвать своего верного Жергу, этого отпетого проходимца, закоренелого грешника и вороватого сборщика налогов. Он будет действовать вполне законно и доставит Медесу его добычу.

10

Возвращаясь на корабле в Мемфис, Сесострис размышлял. Он в полной мере осознал, насколько жестким будет противостояние, когда он начнет наступление на правителей провинций. Ведь они отказываются уступать даже самую малую часть своих полномочий.

С того момента, как Осирис создал Египет, образованный из Дельты и долины Нила, фараон царствовал над Обеими Землями Верхнего и Нижнего Египта, прочно связав их вместе. В качестве «Пчелиного» он правил Севером; в качестве «Папирусного» он правил Югом. Пчела производила мед, растительное золото, необходимое для здоровья. Папирус служил сотням нужд, из него делали и ладьи, и обувь, ему выпала высочайшая роль стать носителем иероглифов — «Божественного слова». Таким образом, в лице фараона, которому покровительствовал Хор, хозяин неба и сын Осириса, соединялись все созидательные силы. Именно ему предстояло собирать воедино разрозненные части страны.

Шесть противников было у Сесостриса — шесть правителей провинций, которые полагали себя самостоятельными и презрительно относились к владыке, сидящему в Мемфисе. К счастью, они и не помышляли объединяться в своем противостоянии, поскольку каждый из них слишком дорожил собственной независимостью. В сложившейся ситуации Египет становился все беднее и беднее. Конечно, сохранение равновесия удерживало Египет от серьезных конфликтов, но постепенно приводило царство в упадок.

Странный факт; пять из шести знатных египтян, настроенных враждебно по отношению к фараону, стояли во главе провинций, расположенных рядом с Абидосом. Уж не был ли тот, кто сумел воспользоваться разрушительной способностью Сета, чтобы нанести вред акации Осириса, одним из них? Если это предположение подтвердится, то Сесострис поведет беспощадную борьбу: и за то, чтобы снова зазеленела священная акация, и за спасение Египта.

Для начала, пожалуй, необходимо собрать максимум сведений об этих шестерых правителях, чтобы установить, кто из них виновен. Затем следует эффективно нанести удар, чтобы не оставить врагу возможности подняться. Однако кому поручить столь деликатную миссию? Мемфисский двор полон льстецов, интриганов, честолюбцев, подлецов и лжецов. Только Собек-Защитник предан делу душой и телом и не помышляет о собственных доходах.

Стало быть, Сесострис будет вынужден использовать те немногие средства, которыми он располагает, и в особенности полагаться на свою интуицию. Что касается поиска того золота, которое способно исцелить акацию, то он будет еще более трудным. Согласно легенде, священное золото Пунта обладает исключительными свойствами, но никто из людей больше не знает местонахождения божественной земли. И рождается ли там еще этот драгоценный металл? Остались шахты на востоке, но они находятся под недружественным контролем, а те, что имеются в Нубии, вне досягаемости.

И в этом задача кажется невыполнимой. Сесострис не обладал средствами для ведения такого предприятия.

Решение напрашивалось само собой: ему следовало самому создать такие средства.

Главная цель: дать новую энергию Древу Жизни.

Итак, фараон начал чертить планы храма и вечного жилища, которые предполагалось возвести в Абидосе.

В полях шла напряженная работа. Весенний урожай был обильным, и ничего нельзя было потерять.

Через день пути от Медамуда Икер представился начальнику большой области и предложил ему свои услуги как ученик писца.

— Ты как раз вовремя, мой мальчик. У меня накопилось большое количество мешков, которые нужно сосчитать и записать. А потом ты составишь мне перечень.

На выполнение задания отвели неделю и обещали достойную плату: пищу, циновку, дорожную флягу и пару сандалий.

Работая, Икер страшно злился на управляющего Медамуда: этот разбойник уничтожил завещание старого писца, чтобы украсть дом, который предназначался его ученику! Он нарушил последнюю волю покойного, украв каламы и состряпав подложный текст, который пестрел проклятиями в адрес Икера.

Надо же быть таким подлым! Икеру открывался жестокий, беспощадный мир, в котором ложь и подлость одерживали победу. Но огромная радость тут же скрашивала разочарования: его учитель знал, что он не сбежал, он сохранил веру в него. И, тем не менее, какое странное письмо! О каком Поиске, о какой судьбе говорил писец? Неожиданно этот старый писец показался Икеру таким же таинственным, как тот гигантский змей с острова Ка.