— Это будет стоить мне немало склянок с ядом!
— Позволь мне подарить их тебе.
— Я не люблю царских даров.
— Это друг просит тебя принять его дар. Как ты достиг знания, позволившего спасти Меритамон?
— Змеи научили меня почти всему, Лотус остальному. Умения нубийских колдуний несравненны. Амулет, висящий на шее твоей дочери, избавит ее от многих неприятностей, если обновлять его каждый год.
— Особняк, полагающийся служащим, ждет вас, Лотус и тебя.
— В центре города! Ты шутишь… Как мы сможем заниматься изучением змей? Нам необходимы тишина, ночь и опасность. Что касается опасности… Эта порча была необычной.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне пришлось принять крайние меры, так как атака была очень серьезной. Здесь явно замешан иноземец, сириец, ливиец или еврей, если бы я не задействовал целых три магических амулета из кости, я не смог бы разбить поле злых сил. И я не узнал волю, заставлявшую младенца умирать от голода… Мне кажется, что это глубоко порочный дух.
— Один из магов дворца?
— Это меня бы удивило. Твой враг накоротке с силами зла.
— Он снова попытается…
— Можешь быть уверен.
— Как узнать его и помешать ему?
— У меня нет ни одной мысли по этому поводу. Дух такой силы умеет великолепно скрываться. Возможно, ты уже пересекался с ним, он показался тебе любезным и неопасным. А возможно, он прячется в недоступном месте.
— Как защитить от него Нефертари и Меритамон?
— С помощью средств, доказавших свою эффективность, — амулетов и ритуалов, призывающих благотворные силы.
— А если этого окажется недостаточно?
— Нужно приложить энергию, которая будет сильнее черной магии.
— То есть создать очаг, который породит ее.
Храм миллионов лет… У Рамзеса не будет более верного союзника.
Пер-Рамзес рос.
Это еще не был город, но здания и жилые дома обретали очертания, громада дворца, чьи мощные каменные стены подобны стенам дворцов Фив и Мемфиса, возвышалась над ними. Рабочее рвение не утихало. Моис, казалось, никогда не уставал и управлял всем образцово. Видя результаты своих усилий, строители новой столицы, надсмотрщики стремились увидеть результат великих трудов и обосноваться в городе, воздвигнутом собственными руками.
Двое вождей кланов, завидуя успехам Моиса, попытались оспорить его власть. Даже не дав молодому еврею вступить с ними в спор, большая часть кирпичников потребовала, чтобы он оставался во главе. С этого момента, сам того не понимая, Моис все больше и больше походил на некоронованного царя своего народа. Строительство этой столицы забирало столько энергии, что его метания рассеялись, он больше не думал о едином боге и заботился лишь о том, чтобы лучше организовать работы.
Весть о прибытии Рамзеса обрадовала его. Разве птицы плохих предзнаменований не летали над Нефертари и ее дочерью? В течение нескольких дней атмосфера была нервозной. Вопреки слухам, Моис не опасался, что визит царя будет отложен.
Рамзес оправдал его надежды.
Серраманна не смог воспрепятствовать рабочим, выстроившимся в ряд с двух сторон дороги, приветствовать колесницу царя. Они хотели прикоснуться к нему, чтобы получить хоть чуть-чуть магии фараона. Сард проклинал молодого монарха, который не считался ни с какими мерами безопасности и подставлял себя прямо под кинжал злоумышленника.
Рамзес подъехал прямо к временному жилищу, которое занимал Моис. Когда фараон спустился на землю, еврей поклонился. Как только они зашли под укрытие жилища, скрывавшего их от чужих взглядов, друзья обнялись.
— Если мы будем продолжать в том же духе, твое безумное пари будет выиграно.
— Ты сможешь вести процесс без задержек?
— Конечно.
— Сегодня я хочу увидеть все!
— Тебя ждут лишь приятные сюрпризы. Как себя чувствует Нефертари?
— Царица чувствует себя превосходно, как и наша дочь. Меритамон будет так же прекрасна, как ее мать.
— Ведь они чуть было не умерли?
— Их спас Сетау.
— С помощью своих ядов?
— Он стал знатоком магии и рассеял злые силы, пытавшиеся погубить моих супругу и дочь.
Моис был явно поражен.
— Кто осмелился?
— Мы еще не знаем.
— Нужно быть отвратительным существом, чтобы покушаться на женщину и ребенка, и безумным, чтобы вредить супруге и дочери фараона!
— Я думал, не связана ли эта мерзость со строительством Пер-Рамзеса. Я задел много вельмож созданием новой столицы.
— Нет, это невозможно… Между недовольством и преступлением лежит пропасть.
— А что ты скажешь, мог бы виновником несчастья быть еврей?
— Преступник всегда преступник, независимо от того, к какому народу он принадлежит. Но я думаю, ты на ложном пути.
— Что бы ты ни узнал, не скрывай это от меня.
— Ты перестал мне доверять?
— Я разве сказал это?
— Ни один еврей не решился бы на такое.
— Я буду отсутствовать долгое время. Моис, я доверяю тебе мою столицу.
— Когда ты вернешься, ты ее не узнаешь. Не слишком задерживайся. Нам бы не хотелось затягивать освящение.
44
Стояли душные первые дни июня, Рамзес праздновал начало второго года своего правления. Целый год прошел с тех пор, как Сети ушел в царство звезд.
Барка царской четы остановилась в Гебель Сильсиле, месте, где сближались две реки. Считалось, что здесь обитает дух Нила, и фараон должен пробудить его, чтобы тот снова стал кормильцем и вызвал прилив.
После совершения возлияния молоком и медом и произнесения ритуальных молитв царская чета вошла в святилище, вырубленное в скале, где царила приятная прохлада.
— С тобой говорил доктор Париамакху? — спросил Рамзес у Нефертари.
— Он предписал новое лечение, которое должно изгнать последние следы переутомления.
— И больше ничего?
— Он скрыл что-то, касающееся Меритамон?
— Нет, успокойся.
— Что он мог мне сказать?
— Мужество не является главной добродетелью нашего доктора.
— В чем он струсил?
— Ты чудом выжила после родов.
По лицу Нефертари промелькнула тень.
— У меня больше не будет детей, не так ли? Я не дам тебе сына?
— Ха и Меритамон законные наследники престола.
— У Рамзеса должны быть другие дети и другие сыновья. Если ты посчитаешь, что меня необходимо отправить в храм…
Царь прижал к себе жену.
— Я люблю тебя, Нефертари. Ты — свет и любовь. Ты — царица Египта. Наша душа навсегда едина, и ничто не сможет нас разлучить.
— Исет даст тебе сыновей.
— Нефертари…
— Тебе это необходимо, Рамзес, необходимо. Ты не обычный смертный, ты фараон.
Прибыв в Фивы, царская чета отправилась на место, где должны будут возвести Храм миллионов лет Рамзеса. Место показалась ему по-настоящему грандиозным, наполненным энергией, питающей одновременно и горы Запада, и плодородную долину.
— Я был неправ, пренебрегая этим строительством, обратившись целиком к строительству столицы, — признал Рамзес. — Предостережение моей матери и покушение, совершенное на тебя и на нашу дочь, открыли мне глаза. Лишь Храм миллионов лет защитит нас от зла, скрывающегося во мраке.
Благородная и блистательная Нефертари обходила обширное пространство скал и песка, казавшееся бесплодным. Как и Рамзес, она наслаждалась близостью с солнцем, лучи скользили по коже, не обжигая ее, даруя свой свет. Казалось, время остановилось, а царица, став божественным воплощением всего сущего, освящала эту землю, ступая по ней.
Вечность опечатывала с каждым шагом великой царской супруги выжженную солнцем почву, уже отмеченную знаком Рамзеса.
Два человека столкнулись нос к носу на капитанском мостике царской барки и замерли. Сетау был ниже Серраманны, но столь же широк в плечах. Их взгляды скрестились.
— Я надеялся, что больше не увижу тебя вблизи царя, Сетау.
— Я не расстроился, разочаровав тебя.
— Ходят слухи о черном маге, подвергнувшем жизни царицы и ее дочери опасности.
— Ты еще не узнал, кто это? Поистине, окружение Рамзеса ни на что не годится.
— Никто не ломал тебе нос?
— Попытайся, если это тебя развеселит. Но опасайся моих змей.
— Это угроза?
— Мне безразлично, что ты думаешь. Каким бы ни был твой внешний облик, пират всегда останется пиратом.
— Если бы ты сознался в своем преступлении, ты сберег бы мое время.
— Для начальника личной стражи ты плохо информирован. Разве ты не знаешь, что я спас царскую дочь?
— Маскарад. Ты весьма коварен, Сетау.
— У тебя извращенный ум.
— В следующий раз, когда ты попытаешься навредить царю, я раскрою тебе череп.
— Твои претензии тебя погубят, Серраманна.
— Хочешь сам попробовать?
— Беспричинные посягательства на друга царя приведут тебя на каторгу.
— Ты сам туда скоро отправишься.
— Я пропущу тебя вперед, сард. А пока мы ждем этого, уйди с моей дороги.
— Куда ты идешь?
— К Рамзесу. По его приказу, я должен очистить место, где будет его храм, от рептилий, живущих там.
— Я помешаю твоим козням, колдун.
Сетау отстранил Серраманну.
— Вместо того чтобы нести чушь, ты бы лучше охранял царя.
Рамзес долго собирался с мыслями в святилище, посвященном его отцу, внутри храма в Гурнахе, на западном берегу Фив. Царь разложил на алтаре гроздья винограда, ягоды можжевельника, сосновые шишки. В этой обители покоя душа Сети жила в мире, питаясь тонким запахом подношений.
Именно здесь Сети объявил Рамзеса своим преемником. Молодой царевич не почувствовал тяжести отцовских слов. Он жил мечтами, в спасительной тени гиганта, чья мысль двигалась подобно божественной ладье через небесные пространства.
Когда на его голову были возложены белая и красная короны, спокойствие наследника трона навсегда покинуло Рамзеса, чтобы столкнуть его с миром, о трудности которого он не подозревал. На ступенях этого храма серьезные и улыбающиеся боги делали жизнь священной, возродившийся фараон почитал их, общаясь с невидимым. Снаружи были люди. Человечество с его мужеством и трусостью, прямотой и лицемерием, щедростью и жадностью. А он, Рамзес, находился в центре этих противоречий и был обязан поддерживать связь между богами и людьми, несмотря на свои желания и слабости.
Он правил лишь год, но уже давно не принадлежал себе.
Когда Рамзес поднялся на колесницу, которой правил Серраманна, солнце клонилось к закату.
— Куда мы едем, Великий Царь?
— В Долину Царей.
— Я обыскал барки, которые сопровождают нас.
— Ничего подозрительного?
— Ничего.
Сард нервничал.
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Серраманна?
— Совершенно ничего, Великий Царь.
— Ты уверен?
— Обвинять пока некого.
— Ты узнал, кто этот черный маг?
— Мое мнение ничего не стоит. Лишь факты имеют значение.
— Поехали, Серраманна.
Лошади направились к Долине, вход в которую постоянно охранялся. За день скалы раскалились и теперь дышали жаром. Казалось, что проезжаешь через печь, в которой непременно умрешь от удушья.
Весь в поту, задыхаясь, главный стражник склонился перед фараоном и заверил его, что ни один вор не проник в гробницу Сети.
Но Рамзес направился не к гробнице отца, а к своей собственной. Рабочий день был уже закончен, каменотесы чистили свои инструменты и складывали их в корзины. Неожиданное прибытие властителя заставило смолкнуть разговоры, рабочие встали за надсмотрщиком, который заканчивал свой ежедневный доклад.
— Мы прорыли длинный коридор, ведущий к залу Маат. Могу я показать его вам, Великий Царь?
— Оставьте меня одного.
Рамзес преступил порог своей гробницы и спустился по довольно короткой лестнице, вырубленной в скале, символизирующей путь от солнечного света во тьму. На стенах были выбиты иероглифы, расположенные вертикально, молитвы, с которыми вечно молодой фараон обращался к могуществу света, чьи тайные имена он перечислял. Потом следовали ночь и испытания тайного покоя, которые должно пройти старое солнце, чтобы возродиться утром.
Пройдя через царство теней, Рамзес увидел себя возрождающимся в вечности перед божествами, представшими в потустороннем мире в своем облике. Роспись была великолепна.
Справа находилась зала царской колесницы с четырьмя колоннами. Здесь положат дышло, саму колесницу, колеса и другие части ритуальной колесницы Рамзеса, чтобы она перешла в иной мир, и монарх смог бы перемещаться, поражая врагов света.
Затем коридор становился уже. Он был украшен ритуальными текстами и изображениями мистических сцен открывания рта фараона, перевоплотившегося и воскресшего.
Дальше была скала, лишь немного тронутая инструментами каменотесов. Им понадобится много месяцев, чтобы вырубить и украсить залу Маат и золотой покой, где будет покоиться саркофаг.
Смерть прошла перед глазами Рамзеса, спокойная и загадочная. В языке вечности хватало слов и искусства для отображения всего. Молодой царь отделится в ином мире от своей земной сущности, присоединившись к вечности, чьи законы превышали возможности человеческого понимания.
Когда фараон вышел из своей гробницы, мирная ночь царила над Долиной его предков.
45
Второй жрец Амона, Доки, бежал к Фиванскому дворцу, где царь пожелал собрать главных лиц управления храма Карнака. Маленький, с выбритым черепом, узким лбом, острым носом и подбородком и с челюстью, похожей на крокодилью, Доки боялся опоздать из-за глупости своего секретаря, не предупредившего его, в то время как он проверял отчеты писца о поголовье стад. Дурак будет сослан на ферму, далеко от благостной жизни храма.
Серраманна обыскал Доки и позволил ему войти в приемную залу фараона. Старый Небу, великий жрец и первый священник Амона, сидел лицом к нему на удобном сидении с подлокотниками. Плечи его были опущены, он положил больную левую ногу на подушку и вдыхал цветочные эссенции из флакона.
— Прошу простить меня, Великий Царь. Мое опоздание…
— Не будем об этом. Где третий священник?
— Он занят очищающими ритуалами в Доме Жизни и желает оставаться там в затворничестве.
— Хорошо. А Бакен, четвертый священник?
— На стройке Луксора.
— Почему он не здесь?
— Он наблюдает за сложной установкой обелисков, если вы желаете, я пошлю за ним…
— Не нужно. Хорошо ли чувствует себя главный жрец Карнака?
— Нет, — усталым голосом ответил Небу. — Я едва передвигаюсь и провожу большую часть своего времени в архивах. Мой предшественник пренебрегал древними ритуалами, я хочу снова возобновить их.
— А ты, Доки, доволен ходом мирских дел?
— Все хорошо, Великий Царь! Бакен и я занимаемся управлением под контролем высокочтимого главного жреца.
— Мои юные подчиненные поняли, что плохая нога не препятствие для острого взгляда, — уточнил Небу. — Дело, доверенное мне царем, будет выполнено без уклонений, и я не потерплю неточностей и лени.
Твердость его тона удивила Рамзеса. Хотя он и казался утомленным, старый Небу крепко держал бразды.
— Ваше присутствие — счастье, Великий Царь. Оно означает, что рождение вашей новой столицы не означает запустения Фив.
— Это не входило в мои намерения, Небу. Какой фараон, достойный своего рождения, смог бы пренебречь городом Амона, бога побед?
— Зачем же удаляться от него?
Вопрос казался упреком.
— Верховному жрецу Амона не пристало спорить о политике Египта.
— Я с удовольствием не буду этого делать, Великий Царь. Но разве мне не пристало заботиться о будущем своего храма?
— Небу может быть свободен. Разве большая колонная зала Карнака не является самой прекрасной и просторной из всех построенных?
— Да пребудет с вами благо, Великий Царь, но позвольте старику попросту спросить об истинной причине вашего присутствия здесь.
Рамзес улыбнулся.
— Кто более нетерпелив — Небу, ты или я?
— В вас горит огонь молодости, во мне звучит голос царства теней. Та малость, что отпущена мне для жизни здесь, не позволяет вести длинные речи.
Столкновение Рамзеса и Небу заставило Доки онеметь. Если главный жрец продолжит говорить с монархом в том же духе, то его гнев не замедлит разразиться.
— Царская семья в опасности, — произнес фараон. — И я прибыл в Фивы в поисках магической защиты, в которой она нуждается.
— Что вы собираетесь делать?
— Основать мой Храм миллионов лет.
Небу сжал трость.
— Я одобряю ваши действия, но сначала нужно увеличить силу Ка, эту силу, обладателем которой вы являетесь.
— Каким образом?
— Закончив храм Луксора, посвященный Ка фараона.
— Не ратуешь ли ты за свой храм, Небу?
— При других обстоятельствах, я, несомненно, попытался бы так или иначе повлиять на Великого Царя, но тяжесть ваших слов удерживает меня от этого. Именно в Луксоре накапливается мощь, в которой нуждается Карнак, чтобы освещать божество, в ней вы нуждаетесь, чтобы править.
— Я учту твое мнение, главный жрец, но я приказываю тебе приготовить ритуал основания моего Храма миллионов лет, который будет возведен на западном берегу.
Чтобы успокоить жар, овладевший им, Доки выпил множество бокалов крепкого пива. Его руки дрожали, ледяной пот катился по спине. После стольких несправедливостей ему наконец улыбнулась удача!
Он, второй жрец Амона, приговоренный к смерти на этой второстепенной должности, располагал самой важной тайной страны! Доверившись, Рамзес допустил ошибку, которой воспользуется Доки в надежде добиться должности верховного жреца.
Храм миллионов лет… Неожиданная возможность, решение, которое казалось ему недоступным! Но было необходимо успокоиться, действовать не торопясь, не теряя ни секунды, говорить верные слова и хранить молчание.
Его положение второго жреца позволяло расхищать продукты, служившие разменной монетой, уничтожая несколько строчек в описях. А так как он должен был следить за писцами, он ничем не рисковал.
Но не тешил ли он себя напрасными иллюзиями, располагал ли он на деле возможностями, чтобы довести дело до успешного конца? Верховный жрец и царь не были доверчивыми детьми. Малейшая ошибка, и его разоблачат. И больше ему подобного шанса не представится. Один фараон мог построить лишь один Храм миллионов лет.
Расположенный в получасе ходьбы от Карнака Луксор был связан с храмом Амона аллеей, вдоль которой стояли сфинксы. Используя архивы Дома Жизни, хранившие тайны неба и земли, читая книги Тота, Бакен наметил план, позволявший увеличить Луксор в соответствии с волей Рамзеса, изъявленной в первый год его правления. Благодаря поддержке Небу работы быстро продвигались. В большом дворе шириной в пятьдесят и длиной в сорок восемь метров, добавленном к святилищу Аменхотепа, поставят статуи Рамзеса. Перед величественными вратами шириной шестьдесят пять метров шесть колоссов, представляющих фараона, охраняли вход этого храма Ка, а два пилона высотой двадцать пять метров вздымались кверху, рассеивая враждебные силы.
Белый песчаник, камень несравненной красоты, стены, покрытые электрумом, серебряные плиты делали Луксор шедевром времен правления Рамзеса. Священные столбы, утверждая присутствие богов, возносились к звездам.
Картина, которую чуть менее часа наблюдал Бакен, приводила его в отчаяние. Шаланда в семьдесят метров длиной, везущая из карьеров Асуана первый из двух обелисков, вращалась вокруг своей оси посреди Нила, попав в водоворот, не отмеченный ни на одной карте. Моряк на носу тяжелого судна, постоянно проверяющий при помощи длинной палки течение, слишком поздно заметил опасность. В панике рулевой осуществил неверный маневр, и в тот миг, когда он упал в воду, один руль был уже разбит, а другой, будучи заблокирован, бесполезен.
Беспорядочные действия на шаланде привели к нарушению равновесия. Сместившись, монолитный обелиск, весом в двести тонн, разорвал большую часть закреплявших его тросов. Остальные грозили вот-вот оборваться. Вскоре огромный блок розового гранита должен был упасть в реку.
Бакен сжал кулаки и заплакал.
Это крушение было ужасной ошибкой, которую он себе не простит. Ведь он будет ответствен за утрату обелиска и смерть многих людей. Разве не он поспешил, приказав шаланде отправляться, не дожидаясь прилива? Отдав приказ, не сознавая опасности, Бакен возомнил себя выше законов природы.
Четвертый жрец Амона с легкостью отдал бы жизнь, чтобы помешать этой катастрофе. Но судно все больше и больше раскачивало, а мрачный скрежет говорил о том, что корпус не замедлит развалиться. Обелиск был превосходно выполнен, не хватало лишь позолоты на пирамидионе, которая будет отражать лучи солнца. И этот обелиск был приговорен исчезнуть в глубинах Нила.
На берегу жестикулировал человек — вооруженный гигант, чьих слов не было слышно из-за ветра. Бакен заметил, что тот обращался к пловцу, умоляя его вернуться. Но тщетно. Тогда силач быстро направился к накренившейся барке. Рискуя утонуть или быть погребенным под снастью, он смог доплыть до кормы и вскарабкаться на палубу, цепляясь за трос.
Человек двумя руками схватил заклинившийся руль, который никто не мог сдвинуть. Ценой невероятного напряжения, от которого взбугрились мышцы на руках, ногах и груди, грозя лопнуть, он смог сдвинуть тяжелый камень.
Прекращая вращаться вокруг собственной оси, лодка замерла на несколько мгновений, встав параллельно берегу. Используя попутный ветер, человек у руля смог выйти из водоворота, помогая гребцам, пришедшим в себя.
Когда шаланда пристала к берегу, десятки каменотесов приняли обелиск.
Когда спаситель появился на капитанском мостике, Бакен узнал его. Рамзес, царь Египта, рисковал своей жизнью, чтобы спасти каменную стрелу, которая пронзит небеса.
46
Шенар ел шесть раз день и толстел на глазах. Он утратил надежду захватить власть, одержать наконец верх над Рамзесом. Обжорство отвлекало, позволяя забыть о новой столице и невероятной популярности фараона. Даже Аше не удавалось успокоить брата царя. Конечно, он приводил успокаивающие аргументы: энтузиазм первых месяцев правления пройдет, на пути Рамзеса возникнет множество трудностей… Но не происходило ничего в подтверждение этих прекрасных слов. Хетты, казалось, замерли, поддавшись отголоскам слухов о чудесах, сотворенных юным правителем.
В общем, все было хуже некуда.
Шенар расправлялся с ножкой жареного гуся, когда его управляющий объявил о прибытии Мебы, которого Шенар сменил на посту министра иностранных дел, заявив, что это случилось по воле Рамзеса.
— Я не хочу его видеть.
— Он настаивает.
— Отошли его.
— Меба утверждает, что располагает важной для вас информацией.
Бывший советник не был ни выдумщиком, ни хвастуном, его карьера была выстроена на осторожности.
— Ладно, пусть войдет.
Меба не изменился — широкое, спокойное лицо, утонченный вид, ровный голос. Важный чиновник, привыкший к комфорту, не способен был понять истинные причины своего крушения.
— Спасибо, что принял меня, Шенар.
— Визит старого друга — это всегда радость. Ты хочешь есть или пить?
— Мне не помешало бы немного прохладной воды.
— Неужели ты откажешься от пива или вина?
— С тех пор как я потерял свою должность, я страдаю от ужасных головных болей.
— Я сожалею, что стал невольной причиной этого несчастья. Время идет, Меба, возможно, мне удастся получить для тебя почетную должность.
— Рамзес не из тех царей, что оглядываются назад. За столь малое время его успех оглушителен.
Шенар откусил от крыла гуся.
— Я уже было смирился, — признался старый дипломат, — когда ваша сестра Долент, познакомила меня с одним странным человеком.
— Его имя?
— Офир, он ливиец.
— Никогда не слышал.
— Он скрывается.
— Почему?
— Потому что он защищает молодую женщину, Литу.
— Что за глупые истории ты мне рассказываешь?
— Если верить Офиру, Лита — потомок Эхнатона.
— Но все его потомки мертвы!
— А что если это правда?
— Рамзес тут же отправит ее в изгнание.
— Ваша сестра проявила участие к ней и к последователям Атона, единого бога, который изгонит остальных. В Фивах есть целый клан.
— Я надеюсь, ты не являешься его частью! Это безумие плохо кончится. Ты не забыл, что Рамзес принадлежит к династии, приговорившей учение Эхнатона?
— Я это отлично помню, и я был испуган встречей с этим Офиром. Но, поразмыслив, я решил, что этот человек может быть полезным союзником против Рамзеса.
— Ливиец, вынужденный скрываться?
— У Офира есть одно очень полезное качество: он — маг.
— Их сотни!
— Но именно он подверг жизни Нефертари и ее дочери опасности.
— Что ты говоришь?
— Ваша сестра Долент убеждена, что Офир мудрец, — а Лита взойдет на трон Египта. Так как она рассчитывает, что я смогу объединить последователей Атона, я ее поверенный. Офир опасный маг, решивший разрушить магическую защиту царской четы.
— Ты уверен?
— Как только вы увидите его, вы убедитесь в этом. Но это не все, Шенар, вы подумали о Моисе?
— Моис… При чем тут Моис?
— Идеи Эхнатона близки идеям некоторых евреев. Ходят слухи, что друг фараона потрясен пришествием единого бога, и его вера в нашу цивилизацию поколеблена.
Шенар внимательно посмотрел на Мебу.
— Что ты предлагаешь?
— Чтобы вы поддержали Офира на его пути черной магии и встретились с Моисом.
— Мне не нравится эта наследница Эхнатона…
— Мне тоже, но какая разница? Убедим Офира, что мы верим в Атона и правление Литы. Когда маг ослабит Рамзеса и сможет управлять Моисом, мы избавимся от этого сомнительного типа и его протеже.
— Интересный план, мой дорогой Меба.
— Я рассчитываю на вас, чтобы улучшить его.
— Что ты хочешь взамен?
— Возвращение моей должности. Дипломатия — вся моя жизнь, мне нравится принимать послов, обсуждать светские ужины, обмениваться с иноземной знатью многозначительными намеками, устанавливать связи, расставлять ловушки… Никто не может понять этого, если ни разу не пробовал. Когда вы станете царем, назначьте меня министром иностранных дел.
— Все предложения весьма интересны.
Меба был в восторге.
— Чтобы не оскорблять вас отказом, я выпью немного вина, моя мигрень прошла.
Бакен, четвертый жрец Амона, распростерся перед Рамзесом.
— Я недостоин прощения, Великий Царь. Я единственный, кто ответствен за это несчастье.
— Какое несчастье?
— Обелиск был бы потерян, экипаж погиб…
— Твои кошмары бессмысленны, Бакен. Лишь то, что произошло на самом деле, имеет смысл.
— Это не прощает моей оплошности.
— Почему ты допустил ее?
— Я желал сделать Луксор украшением вашего царствования.
— Неужели ты думаешь, что мне будет достаточно одного украшения? Поднимись, Бакен.
Бывший военный наставник Рамзеса не утратил своей мощи. Он скорее походил на атлета, чем на смиренного священнослужителя.
— Тебе повезло, Бакен, а я ценю людей, к которым благоволит удача. Разве не является волшебством умение избегать ударов судьбы?
— Без вашего вмешательства…
— Значит, ты способен вызвать появление фараона! По правде говоря, прекрасное умение, заслуживающее того, чтобы быть записанным в анналах.
Бакен опасался, что за этими ироничными словами последует суровое наказание. Но пронзительный взгляд Рамзеса устремился к шаланде. Разгрузка происходила без осложнений.
— Этот обелиск великолепен. Когда будет готов второй?
— Надеюсь, к концу сентября.
— Пусть высекатели иероглифов поторопятся!
— В карьерах Асуана жара уже очень сильна.
— Кто ты, Бакен, строитель или нытик? Отправляйся туда и проследи за окончанием работ. А колоссы?
— Каменотесы выбрали прекрасный песчаник в карьерах Гебель Сильсиля.
— Пусть принимаются за работу без промедления. Сегодня же пошли гонца и поезжай следом, чтобы скульпторы не теряли ни часа. Почему большой двор еще не закончен?
— Невозможно строить быстрее, Великий Царь!
— Ошибаешься, Бакен. Чтобы построить святилище Ка, место покоя для силы, которая постоянно творит вселенную, нельзя вести себя как простой подрядчик, раздумывающий, прежде чем приступить к работе над выбором материалов. Озарение, подобное молнии, должно заставить твои замыслы воплотиться в камень, и тогда возродится храм. Ты показал себя медлительным и ленивым, вот в чем твоя ошибка.
До крайности изумленный Бакен не мог протестовать.
— Когда Луксор будет закончен, он породит Ка, мне необходима эта энергия как можно быстрее. Привлеки лучших мастеров.
— Некоторые из них заняты на строительстве вашего заупокойного храма в Долине Царей.
— Приведи их сюда, моя гробница подождет. Ты также займешься еще одним срочным делом — созданием моего Храма миллионов лет, на западном берегу. Его присутствие убережет царство от несчастий.
— Вы хотите…
— Колоссальное здание, святилище, обладающее настолько большой мощью, что она сокрушит противника. Завтра мы начнем.
— Но ведь есть Луксор, Великий Царь…
— Есть еще и Пер-Рамзес, целый город. Призови скульпторов из всех областей, и оставь лишь тех, чьи руки — руки гениев.
— Но, Великий Царь, дни не бесконечны!
— Если тебе не хватает времени, Бакен, создай его.
47
Доки встретился со скульптором в фиванской таверне, в которой раньше ни один из них не бывал. Они сели в самом темном углу, рядом с ливийскими рабочими, громко разговаривавшими друг с другом.
— Я получил ваше сообщение и пришел, — сказал скульптор. — К чему такая таинственность?
Доки в парике, скрывавшем уши и спускавшемся на лоб, был неузнаваем.
— Вы говорили с кем-нибудь о моем письме?
— Нет.
— Даже со своей женой?
— Я не женат.
— А ваша любовница?
— Я увижу ее лишь завтра вечером.
— Дайте мне это письмо.
Скульптор вернул свернутый папирус и Доки разорвал его на мелкие кусочки.