5

Впервые Говард смог по-настоящему оценить египетскую ночь в Бени-Хасане, местечке в среднем течении Нила, где в скальных гробницах над рекой по-прежнему обитали души вельмож, живших в эпоху Среднего царства. У подножия скалы находилось исламское кладбище, а к берегу реки жались фруктовые сады. По травянистым кочкам расхаживали белые цапли. И над всем этим пылал закат. Воздух был прозрачен и чист.

Говард срисовывал иероглифы. Подняв голову, он задумчиво взглянул на алый диск, быстро исчезающий за горизонтом. Тот вспыхнул золотым, затем пурпурным цветом, а потом разлился бледно-розовым сиянием, прежде чем уступить далекому и призрачному свету звезд.

На душе Говарда воцарилось спокойствие. Тумана, мороси, скользкой мостовой и алчной толпы городских жителей здесь и в помине не было. Перед художником нес свои воды величественный Нил. Время вокруг замерло.

Говард нашел свою страну. Его судьба отныне предрешена.

– А помнишь, Говард, что сказал солдатам отважный римский полководец Песценний Нигер? «У вас есть Нил, а вы просите вина!» Не в обиду храбрецу я все же предложу тебе бокал этого чудного напитка!

– Не стоит, профессор.

Ньюберри пристально взглянул на собеседника:

– Здоров ли ты? У тебя какое-то странное лицо!

– Испив нильской воды, я вновь вернусь на берега этой прекрасной реки. Так гласит поверье. А более мне ничего не надо.

Профессор все же наполнил его бокал. В выходной день раскопки не велись, поэтому обедали с вином. Жить на раскопе было крайне неудобно, зато с восходом солнца сразу принимались за работу. Говард зарисовывал росписи в гробницах. Ему было нелегко, однако он не сдавался – не в его правилах.

– Ты заработался, мой друг!

– А разве труд не главное, профессор?

– Не юли. Закончив рисовать, ты не ложишься спать, а принимаешься за чтение.

– Я увлечен историей Египта. Вы сами натравили на меня иероглиф «утку»!

– Да, мне с тобой не сладить, дерзкий юноша!

Говард чуть отодвинул ткань палатки, где они обедали, и воскликнул:

– Взгляните на пейзаж, профессор! Заметьте, он как будто изучает нас, а не мы его! Я чувствую, что принадлежу этой стране, все мои помыслы о ней. Теперь я понимаю, смерти нет, гробницы древних полны жизни! Я почитаю мертвецов, что, улыбаясь, смотрят на меня со стен. Их глаза так и не закрылись!

– Полегче, Говард! А то можешь превратиться в древнего египтянина. Британия тебе этого не простит! – расхохотался Ньюберри.

Вдруг они заметили, как кто-то взбирается по тропинке в гору. Профессор вылез из палатки.

– Посмел, – прошептал он. – Посмел сюда явиться…

Нежданный гость карабкался по склону. Лицо его заросло густой седой бородой, поэтому невозможно было определить его возраст. Он сильно загорел и был так сух, что казался истощенным. Однако повадки у него оказались самые что ни на есть хозяйские.

– Здорово, Перси! Рады, что я здесь?

Профессор отвечал ледяным тоном:

– Счастлив принять у себя великого египтолога, сэра Вильяма Фландерса Питри!

– На этот раз вы не ошиблись, Ньюберри! А этот мальчик с неприветливым лицом, должно быть, Говард Картер?

Питри так разглядывал юношу, будто выбирал себе на ужин барашка.

– Да, это мой помощник.

– Больше он им не является! – возвестил Питри. – Теперь он в моем распоряжении.

Говард сжал кулаки.

– Я не товар, чтобы мной распоряжаться! Пускай вы и Питри, но я – свободный человек! И я служу профессору Ньюберри!

Сэр Вильям сел на камень, взглянул на воды Нила и прелестный пейзаж Бени-Хасана и изрек:

– Свобода, мальчик мой, не более чем новомодная иллюзия! А правда в этом мире такова – все люди делятся на начальников и подчиненных. Сегодня командую я, а ты мне подчиняешься. Хватит валять дурака! Я собираюсь научить тебя археологии.

– А если я пошлю вас к черту?

– Это ни к чему не приведет. Откажешься последовать за мной – я прикажу профессору Ньюберри возвращаться в Англию вместе с тобой и твоими чудными рисунками в придачу!

Профессор Ньюберри был вне себя от ярости, но не осмелился перечить.

– Это отвратительный шантаж! – воскликнул Говард.

– Мне предстоит огромный труд, – заявил Питри, – поэтому требуются сообразительные помощники-энтузиасты, пусть даже с плохим характером. Думать некогда, пора садиться на корабль. Или идешь за мной, или выметаешься из Египта. Выбирай!

Не говоря больше ни слова, Питри развернулся и сбежал со склона, будто вовсе позабыв про юношу. Еще мгновение – и он скроется из вида.

Ньюберри положил Говарду руку на плечо.

– Делать нечего! Иди.

– А как же вы?

– Питри – большой ученый. Ты станешь настоящим археологом!

Англичане не плачут. Схватив папку с рисунками и краски, низко опустив голову и глотая слезы, Говард опрометью бросился вниз, рискуя свернуть себе шею.

6

Перед закатом небо стало цвета сепии. Горизонт закрыли большие, охристые облака, угрожающе нависнув над землей.

– Все по каютам, и задраить иллюминаторы! – скомандовал Питри.

Но ветер их опередил. С неба хлынул песчаный дождь. Глаза жгло даже у тех, кто успел спрятаться. Сэр Вильям велел Говарду накрыть голову одеялом и лечь на пол лицом вниз. Песок проникал во все щели, хрустел на зубах, сыпался на койки, мебель, посуду.

Пробушевав десять часов, хамсин[20] улегся. Домишки близлежащей деревеньки покрыл слой белого песка.

На следующий день в пустыне снова закружились вихри, застилавшие солнце. Люди по-прежнему не смели выглянуть наружу.

– Надолго это? – поинтересовался Говард.

– На пару дней, месяцев или лет. Зато у нас достаточно времени, чтобы проверить твои знания! – бодро ответил сэр Вильям.

Задав юноше несколько вопросов, касающихся истории Египта, он быстро выявил огромные пробелы в его образовании.

– Ты так невежествен, мальчик мой, что это даже не смешно, – вздохнув, сказал ученый.

– Я в университетах не учился! – запальчиво ответил Говард.

– Плевать! Главное – ты здесь. А если ты нигде не учился, значит, и глупостей набраться не успел!

Сэр Вильям объяснил Говарду грамматику египетского языка, велел перевести пару несложных предложений и выучить слова. Потом показал, как составляются отчеты о раскопках:

– Египтологи работают или как бабочки, перелетая с раскопа на раскоп и ничего вокруг не замечая, или как кроты, сидя по десять лет над черепком какой-нибудь посудины. А мне приходится разбирать вековые завалы! – пояснил ученый.

Постепенно Картер проникся уважением к Питри, оценил его бережное отношение к памятникам старины и страстное желание научить студентов археологии. Характерами они так и не сошлись, но страстная любовь к Египту позволила им плодотворно работать вместе. Так продолжалось до тех пор, пока учитель не свозил ученика в Тель-эль-Амарну.

Здесь, на пустынной равнине между скалами и рекой, был некогда построен город Солнца Ахетатон,[21] призрачная столица царя-еретика Эхнатона.[22]

Говард взглянул на пустырь, и сердце его болезненно сжалось. Ему привиделся огромный храм с открытыми дворами, белый дворец с расписными фасадами, фонтаны, птичники, фараон Эхнатон и его старшая жена Нефертити в серебряной колеснице, послы из Нубии и азиатских стран с дарами у подножия трона, послышались приветственные возгласы подданных…

– Очнись, Говард! – послышался окрик. – Нам и так хватает дел.

Вздохнув, Картер с присущей ему аккуратностью, принялся делать обмеры фундаментов снесенных еще в древности строений. Однако его по-прежнему преследовали мысли о фараоне, имя которого было проклято, а его город разрушен. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась пустыня. Несмотря на посадки акаций и яворов, сооружение каналов и насыпей, плодородные земли гибли под натиском песчаных бурь. Полоска илистой земли вилась только вдоль берега реки, все остальное являлось делом человеческих рук. Но стоило крестьянам зазеваться, как пустыня тут же поглощала плодородную почву.

– Ты делаешь успехи, Говард, – заметил Питри. – Только будь поосторожнее со светоносной смертью, которая зовется здесь пустыней! Арабы боятся ее. Им кажется, будто в пустыне живут бесы, чудища и духи. Думаю, к ним стоит прислушаться!

Когда Питри заснул, Говард вылез из палатки и пошел на восток, в глубь пустыни. Он страстно хотел познать ее, попытаться проникнуть в ее тайны. Воздух постепенно накалялся, но Говард продолжал идти вперед – ведь там, в бескрайних песках, его ждал призрачный Ахетатон.

Солнце стояло в зените, когда часа через четыре Говард заметил стан кочевников. Какой-то бедуин, пригрозив ружьем, втолкнул его в палатку главы племени.

– Кто ты такой? – последовал вопрос.

– Я – Говард Картер! Работаю на раскопках.

– У Питри? 

– Да.

Глава племени великолепно изъяснялся по-английски:

– Эх, Питри… Он очень дотошный, только вот в Египте ничего не понимает… Подавай ему цифры, обмеры, подсчеты да инвентари! А ты еще так молод! Что ты ищешь?

– Гробницу Эхнатона.

– Разуйся, слуги омоют тебе ноги. Потом закусим финиками, мясом жареного ягненка и выпьем козьего молока!

Это была большая честь. Шестеро детей главы племени, поклонившись отцу, тихонько сели рядом и стали ждать, пока гость первым приступит к еде. Глава семьи, мужчина лет шестидесяти, сел, сложив ноги как древнеегипетский писец.

– Не торопись, Картер! Иди в обход, позабудь о времени, укрепись в своих намерениях, исполнись твердостью человека правого, наберись терпения – и вот тогда добьешься своего! – провозгласил он.

– Что же мне искать?

– Гробницу Эхнатона не ищи! Она здесь, недалеко.

– Покажете?

– Зачем? Она давно разграблена. Ищи его сына по духу, его наследника, следы которого затеряны в веках! Твоя судьба – найти сказочный клад, подобно которому еще никто не находил. Осмелишься ли ты? Ведь это так опасно! – Глава племени закатил глаза, чтобы проникнуть в будущее.

– Пожалуйста, не молчи! – взмолился Говард.

– Вернись в город, стертый с лица земли, и начинай искать, не торопясь, но и не останавливаясь! Попробуй приподнять завесу тайны и запомни: если день прошел, а ты не приблизился в своих познаниях к Господу, да будет проклят этот день! Алчущий мудрости любим Господом нашим более, чем величайший мученик джихада!

Говард судорожно листал трактаты по истории Древнего Египта, которые дал ему Питри. За этим занятием тот и застал его посреди ночи.

– Вернулся, Говард? Где же ты пропадал?

– А кто был сыном Эхнатона?

– У него были только дочери.

– Тогда его наследником? Тут ничего не разберешь!

– Эпоха недостаточно изучена. Я бы поставил на темную лошадку – Тутанхамона!

– Его гробница найдена?

– Еще нет.

– Он мог быть похоронен рядом с Эхнатоном?

– Вот уж нет! Скорее в Долине царей. Тутанхамон ведь снова перенес столицу в Фивы и обратился к вере предков. Обрати внимание на то, что его имя в переводе значит «Живой символ Амона»![23] Очевидно, он восстановил культ всемогущего бога Амона, и ереси Эхнатона пришел конец. Но зачем тебе вся эта религиозная белиберда?

– Хочу найти гробницу Тутанхамона!

– Какая чушь! И кто тебе это внушил?

– Глава бедуинского племени, в пустыне! Он предсказал мне будущее.

– А, этот старый псих, который притворяется, что знает, где находится гробница Эхнатона! Изображает из себя провидца… Однако пусть тебя это не тревожит – его пророчества никогда не сбываются. Забудь об этой ерунде и займись лучше делом! Все гробницы в Долине царей давным-давно разграблены. Нам, археологам, теперь там делать нечего.

Увидев лицо Говарда, Питри спохватился:

– Кстати, мой коллега из Швейцарии, Эдуар Навиль, собирается на раскопки в Дейр-эль-Бахри. Ему нужен художник, чтобы зарисовать рельефы заупокойного храма царицы Хатшепсут. Поедешь?

Картер кивнул как можно равнодушнее, хотя готов был закричать от радости – ведь Дейр-эль-Бахри находится в Западных Фивах, рядом с заветной Долиной царей!

7

Обернувшись, Порчи увидел цепочку своих следов на гладком песке восточного залива. Пристанище пиратов и контрабандистов, остров Св. Мартина имел широкие пустынные пляжи, над которыми изредка пролетали пеликаны. Вода в море была изумрудно-прозрачной, дул свежий ветерок, пригревало солнышко, однако виконта это совершенно не трогало. Он высадился здесь, на стыке Малых и Больших Антильских островов, не для того, чтобы купаться, а чтобы пополнить свою коллекцию замечательных людей последним индейцем из племени араваков – исконных обитателей острова.

Остров этот еще в 1493 году открыл Колумб, но о нем благополучно забыли до 1629 года, пока сюда не высадились французы. Через пару лет к ним присоединились голландцы, а еще через два года – испанцы, с которыми безуспешно сражался Петер Стивесент.[24] Остров переходил из рук в руки посредством битв и столкновений. В конце концов земли, что победнее, достались Франции, а что побогаче – Голландии.

Следуя указаниям бывшего жителя Антильских островов, переселившегося на Канары, виконт направился к мысу Верной. По дороге он заметил руины изъеденного термитами дома. Ни фортов, ни дворцов на острове уже не оставалось – их стены рушились под натиском войн и ураганов, словно в этом образцово-показательном раю жить в мире было совершенно невозможно.

Виконт с интересом прочитал трактат Рамона Пане, монаха ордена Св. Иеронима, который приплыл сюда вместе с Колумбом. Монах написал о том, что к аравакам, принимавшим зелье под названием «кохоба», являлись божества и демоны, которых те ваяли в дереве и камне. Скульптуры эти были опасными, поэтому, чтобы избежать болезней и проклятия, художники каждый день кормили их маниокой. Предание гласило, что последнему араваку привиделся верховный бог. Придя в себя, индеец изваял его так, как он его видел. При мысли об этом у Порчи даже дух захватывало. Являясь умеренно-скептичным англичанином, он все-таки решил, что остров стоит посетить ради того, чтобы посмотреть, как выглядит Создатель.

В давние времена, когда остров принадлежал аравакам, здесь не совершалось преступлений – индейцы мирно рыбачили и разгуливали нагишом. Затишье кончилось с появлением на острове карибов – выходцев из джунглей Амазонки. Жестокие и кровожадные людоеды перебили и сожрали безобидных араваков. Порчи был шокирован подобной дикостью.

Считалось, что всех араваков истребили. Известие о том, что кто-то из них выжил, было чудом! А Порчи гонялся за чудом по всему земному шару. Повезет ли ему на этом острове?

Порчи свернул на узкую тропинку, обогнул подножие мыса Верной и углубился в заросли кокосовых пальм. В указанном месте, рядом с высохшим стволом дерева, обвитым толстыми лианами, он увидел хижину с кровлей из пальмовых листьев. У входа пожилая негритянка варила рис в глиняной плошке. Вокруг росли кротоны и гибискусы. Неподалеку виднелась грядка с капустой и бататом.

Представить друг другу негритянку и виконта было некому, поэтому Порчестер назвал свое имя. Перечислять титулы он не стал, справедливо сочтя это излишним.

– А меня Мамми зовут, – сказала пожилая женщина.

– Вы – последняя из араваков?

– Я всю жизнь ела гороховую похлебку, и так меня еще никто не оскорблял! – возмутилась негритянка.

– Поверьте, у меня и в мыслях не было вас обидеть. Простите, но нет ли у вас какой-нибудь поделки?

Мамми ухмыльнулась.

– И ты на эту удочку попался! Сюда приходят пару раз в году с такими вот расспросами. Да как же можно Бога поместить внутрь чурбана?

– Но араваки…

– Так они все умерли! Теперь, милок, я буду есть.

Порчи не стал настаивать и, попрощавшись с Мамми, пошел по направлению к столице французской части острова. Благодаря услужливому погонщику осла, встреченному им по дороге, он сумел прибыть в город засветло.

Да, это был не Лондон и не Рим! По сторонам главной и единственной улицы стояли покосившиеся деревянные дома. Впереди виднелись воды океана, слева стояло здание городской управы, справа – школа и полицейский участок. Какой-то именитый горожанин выстроил себе даже дом с балконом.

Порчи досконально изучил историю араваков, просмотрел архивы и расспросил местные власти. Поиски индейца ни к чему не привели. Видимо, виконт стал жертвой мистификации.

На следующий день Порчестер решил посмотреть, как развлекаются местные жители. Сначала он залюбовался на девушек, которые бросали себе под ноги овес, чтобы в танцах лучше скользить по полу, однако быстро заскучал и решил прогуляться к океану. Сильные пассаты пригибали к земле стволы кокосовых пальм. Виконт сел у воды.

– Ты кого-то ждешь? – спросила его маленькая девочка с цветком гибискуса в волосах.

– Может быть.

– А кого?

– Да я и сам не знаю.

– Друга?

– Да, наверное! Я жду настоящего друга, готового пожертвовать собой ради идеи!

Девчушка убежала.

Глядя ей вслед, Порчи задумался о том, откуда придет этот неизвестный друг, откуда он будет родом, удастся ли увидеть в нем единомышленника и вместе утолить страсть к подвигам и славе.

8

Ровно в восемь часов вечера поезд с адским скрежетом тронулся с каирского вокзала. Пассажиры вопили, хохотали, болтали и перебегали из одного купе в другое.

Картер сидел между дородным египтянином с тросточкой и замужней дамой в парандже и вспоминал о том, как холодно простился с ним сэр Вильям. Научив молодого человека основам правильного ведения раскопок, снабдив его наиболее важными историческими знаниями и умением читать иероглифические тексты, Питри решил, что его ученику пора заняться собственной карьерой, важным этапом которой должны были стать раскопки в Дейр-эль-Бахри.

Картер словно осиротел. Сначала ему пришлось расстаться с Ньюберри, затем с ним распрощался Питри! Но, может, такова его судьба? Ведь поезд направлялся в Фивы, к знаменитой Долине царей, тайны которой ему предстояло разгадать!

Какое-то семейство приступило к ужину, разложив на лавке огурцы, листья салата и яйца, сваренные вкрутую. Трапезу запивали из глиняных сосудов, не переставая громко и визгливо разговаривать. Наевшись, глава семьи сбросил бабуши, привалился к мешку и захрапел, несмотря на ужасающий гомон. Три клерка забежали в купе Картера, чтобы о чем-то потолковать между собой с глазу на глаз, и юноша поспешно ретировался, чтобы не лишиться чувств от дыма папирос. Он вышел на открытую площадку и оказался под великолепным звездным небом.

Говард блаженствовал, вдыхая чистый ночной воздух. Часы летели незаметно.

Вскоре небо на востоке заалело. Горизонт воспламенился, мгла отступила, и первые лучи солнца позолотили листья пальм. Ветер прошелся по полям. Проснулись воды Нила.

Поезд прибыл в Луксор.[25] Пыльный вокзал плавился от жаркого солнца. Пассажиры торопливо покидали вагоны, яростно жестикулируя. Картера закружил людской водоворот. Толпа несла его на улицу, в гущу местных жителей и приезжих разносчиков и торговцев, колясок и ослов. Привыкнув к уличному шуму, Говард шагнул навстречу вечности, навстречу древним развалинам, храмам и гробницам.

Отойдя от вокзала, молодой человек решил перекусить. Прямо посреди улицы варили бобы с рисом. Сытно позавтракав, Картер был готов весь день бродить по окрестностям. Ему не хотелось ни с кем общаться. Ему следовало побыть одному, почувствовать дух этих мест, насладиться ослепительным сиянием здешнего солнца. Говард не мог отвести глаз от горы на противоположном берегу Нила. Утром она была розовато-голубой.

На пристани Картер нанял лодочника. Поторговавшись – пришлось употребить несколько арабских слов, – он сел в лодку, и та поплыла к противоположному берегу. В том же направлении двигался паром с толпой крестьян и домашним скотом. Говард почувствовал себя неимоверно счастливым. Он ступал на землю, хранившую тысячелетние тайны, вдыхал воздух, пропитанный вечностью.

Лодка причалила к берегу. Здесь раскинулся рынок, где торговали пшеницей, ячменем, бобами, фисташками, курами, тканями и много еще чем. Зеваки столпились вокруг местного гадателя, что-то чертившего на песке. К Картеру подбежали погонщики ослов и стали наперебой предлагать свои услуги.

– Куда едем? – спросил погонщик, когда Говард определился с выбором.

– В Долину царей!

– Далеко! Дорого стоить будет! – заюлил араб.

– Я точно знаю, где находится Долина и сколько стоит поездка. Хочешь быть моим другом – не пытайся меня надуть! – твердо, как учил Ньюберри, возразил молодой человек.

Поторговавшись, погонщик все же уступил, и они медленно двинулись к долине чудес. Путь лежал мимо полей с пшеницей, люцерной, клевером, люпином и хлопком. Навстречу брели невозмутимые буйволы и дромадеры.

Погонщик остановил осла у колоссов Мемнона – двух огромных, сильно обветшавших статуй фараона.[26]

– Страшная тайна кроется в них, – изрек он. – Это духи! Иногда они поют!

– Молчат с тех пор, как их отреставрировали римляне, – угрюмо парировал Говард.

– Нет! Они по-прежнему поют, но к ним надо прислушаться, – настаивал погонщик.

Картер решил принять это к сведению. Работая у Питри, он прочитал притчу эпохи Древнего царства, которая гласила, что ключ к познанию лежит в умении слушать. Недаром слово «уши» на египетский переводилось как «живые»!

Путники прошли мимо деревни под названием Курна. Перед глинобитными домишками играла грязная полуголая детвора. Некоторые, завидев чужака, захихикали, другие кинулись врассыпную. Картер почувствовал, что за приветливыми лицами феллахов[27] скрываются секреты, которые лучше не выведывать.

Миновав заупокойный храм фараона Сети I, истоптанный стадами коз и поросший сорняками, Говард с проводником двинулись по направлению к гробницам. Растительность внезапно исчезла, уступив место пустыне. Песок, жара и засуха отпугивали все живое: людей, птиц, зверей, деревья, травы. Здесь властвовали камни и солнце. Посреди пустыни высилась гора, похожая на пирамиду. И Говард вдруг отчетливо осознал, что именно здесь ему предстоит провести лучшие годы своей жизни.

Солнце слепило глаза. Осел плелся между известняковых скал. Картеру чудилось, что скоро наступит конец света – настолько жарко, словно в аду, было в каменном коридоре. Глубокие расщелины изрезали скалы. Подумать только, что этим же путем, между этими самыми камнями когда-то шествовали торжественные погребальные процессии!

Картер спешился. Пришла пора переступить порог Долины, совершить прорыв в пространстве и времени и прикоснуться к тайне, овеявшей немеркнущую славу фараонов!

Настоящая пустыня, полнейшее безлюдье, тишина… Как описать удивительное место, где всякая людская суета казалась неуместной? Картер почувствовал, что дух царей до сих пор витает над гробницами.

Грабители не пощадили ни одной из них. Говард прошелся по вырубленным в скалах комнатам и коридорам. Кроме песка, здесь ничего не было. Мебель, утварь, предметы обихода и прочие драгоценные принадлежности египетского заупокойного инвентаря давным-давно исчезли!

Когда в Египте начался расцвет христианства, гробницы служили кельями монахам. После нашествия мусульман они пришли в запустение, и в них поселились летучие мыши и шакалы. Однако еще в античности гробницы посещали путешественники. Теперь же туристы осматривали стены опустевших склепов.

Картера интересовало все. Он спускался по многочисленным коридорам под землю и выбирался на поверхность, сбегал по склонам и карабкался по тропам, вбирая в себя образы загробного мира в представлении древних и чувствуя, как Долина постепенно околдовывает его.

Усталость постепенно исчезла. Гора словно парила над землей, гигантские каменные глыбы растворялись в воздухе, а последние лучи заходящего солнца таяли в серебристом свечении песка. Картер присел на плоский камень, и ему вспомнились слова Вольнея,[28] написанные об этих местах.

9

Луна заливала все вокруг таинственным светом. Вдруг Говард заметил человека. Когда тот подошел ближе, юноша увидел высокого араба крепкого телосложения в тюрбане и галабье, национальной мужской одежде, напоминающей халат. За поясом у него поблескивал пистолет.

– Здесь ночевать запрещено, – сказал араб по-английски.

– Я – Говард Картер, археолог.

– А я – Ахмед Гургар, сторож.