- А зачем тебе нужен я?
      - Ну-у-у, - замялась она в очередной раз. - Я боюсь, если пойду одна, опять нарвусь на какие-нибудь мерзкие предложения... Ты понимаешь... Ну, пожалуйста, сделай одолжение...
      - Зачем же ты оделась так, будто собираешься его соблазнять? озадачился Ребров.
      Маша раздраженно взмахнула руками, удивляясь его непонятливости:
      - А ты бы хотел, чтобы я пришла к нему в парандже?! Я ему, конечно, должна понравиться, но его надо держать на дистанции.
      - Каким образом ты его удержишь, если он, дай бог, будет давать тебе деньги?!
      - Ну это уж моя забота, - отмахнулась она. - Так ты идешь?
      Соломатин оказался симпатичным мужиком лет пятидесяти. Он слабо интересовался коленками Маши Момот, а еще меньше - ее планами по выпуску экономической газеты, в которой, как она с жаром рассказывала, акцент будет делаться на отражении инвестиционного климата в России, на деятельности инвестиционных компаний.
      - Идея интересная, - промямлил он. - Надо над этим подумать.
      Еще Соломатин напоил их чаем и вручил каждому по годовому отчету компании.
      - Ну как ты считаешь, мне удалось его заинтересовать? А как тебе он сам? Что ты думаешь об этой конторе? - засыпала Маша вопросами Виктора, когда они уже шли по Мясницкой к центру.
      - По-моему, встреча была неплохой. Он явно заинтересовался твоей... как ее... инвестиционной газетой, - не очень уверенно поддержал Ребров.
      Они зашли перекусить в небольшое кафе.
      - Теперь у меня точно все получится! Я дожму его! - вновь и вновь повторяла Маша, с аппетитом уплетая совершенно безвкусную бледную курицу.
      От возбуждения у нее горели глаза и щеки, и, как всякая счастливая женщина, она была в этот момент очень красива. Они выпили немного вина и, чуть захмелев, решили поехать в новый ресторан на Большой Никитской, открытый кем-то из артистических знаменитостей. Там они еще пили и много танцевали.
      Весь вечер Маша говорила о своих планах, и только по дороге к ее дому вдруг со смехом сказала:
      - Я все о себе и о себе. Как ты? Кстати, Большаков, хотя бы ради приличия, связывался с тобой после статьи?
      - Нет, но мы с ним случайно встретились на небольшом приеме... у одного итальянца. Большаков сначала рассыпался в комплиментах, а потом сделал мне деловое предложение... - Виктор постарался, чтобы его слова прозвучали иронично.
      - Какое?
      - Он хочет, чтобы я на него работал. Ну, не заметки писал, а как бы генерировал идеи, обеспечивающие союзу известность, привлекающие к нему внимание... Он всячески соблазнял меня, утверждал, что это - самое интересное, что может быть в жизни творческого человека.
      - И что ты об этом думаешь? - спросила Маша.
      - Хм, я лишь могу сказать, что теперь думаю об этом постоянно... Змей-искуситель...
      Маша Момот жила со своей старшей парализованной сестрой в большом сером здании в арбатских переулках. Двухкомнатная квартира оказалась сильно запущенной, с кучей огромных коробок, лыжами и стеклянными банками на антресолях - типичное для Москвы жилище бедных людей, не способных заставить себя выбросить даже футляр от дешевого подарка. И было понятно стремление Маши получить все и сразу.
      Прижав палец к губам, она провела Виктора в одну из комнат, где, очевидно, жила сама, и ненадолго вышла. Почти сразу же за стеной послышались приглушенные голоса. Потом раздался шум воды и звон посуды на кухне. Звуки переместились в ванную, и вскоре Маша впорхнула в комнату, осторожно прикрыв дверь.
      - Ты еще не разобрал кровать? - спросила она и стала быстро раздеваться, словно они жили вместе уже сто лет.
      Утром Маша напоила Виктора чаем, накормила бутербродами и тихонько выпроводила, пообещав позвонить на следующий день. Однако не сделала этого ни на следующий день, ни через неделю. Он сам звонил ей несколько раз, но она опять исчезла, словно провалилась сквозь землю.
      Глава VII
      ГЕНЕРАТОР ИДЕЙ
      1
      Академик Серафим Мочалин жил в огромном сталинском доме в районе Московского университета на Воробьевых горах. Несколько таких зданий - с большими, удобными, светлыми квартирами - было специально построено в пятидесятые годы для университетской профессуры, чтобы продемонстрировать всему миру, какой высокий уровень жизни у советской научной интеллигенции.
      Ребров почему-то вспомнил, что подобные просторные жилища он видел в полных подросткового оптимизма советских кинофильмах пятидесятых годов. В то время половина населения разрушенной во время войны страны еще ютилась в подвалах, зато в киношных хоромах обитали добродушные композиторы, крупные хозяйственники, чудаки-ученые, обращавшиеся к окружающим со старорежимными "ну-с, батенька" или "простите, любезнейший".
      Квартира Серафима Мочалина также оказалась большой и светлой - с высокими потолками, громадными окнами и дубовым, потемневшим от времени и мастики, паркетом. Известный ученый встретил Реброва более чем демократично - в мягких домашних брюках и в клетчатой рубашке с короткими рукавами. А еще он был очень приветлив.
      В просторном кабинете, куда академик препроводил Виктора, одна стена была полностью занята стеллажами с книгами. Напротив стояли массивные кожаные диван и два кресла, а у окна - рабочий стол, покрытый зеленым сукном. На столе сразу бросались в глаза три фотографии. На одной Серафим Мочалин обменивался рукопожатием с Михаилом Горбачевым. На другой академик был запечатлен на фоне кремлевских соборов в составе небольшой группы вместе с бывшим президентом Соединенных Штатов Ричардом Никсоном. А на третьем снимке он, очень загорелый, сидел под пальмами на веранде какого-то зарубежного отеля в компании таких же загорелых и задорно смеющихся людей.
      Все это Виктор успел рассмотреть, пока хозяин ходил на кухню заваривать чай, который подал потом в тончайших фарфоровых чашках.
      - Интересуетесь моим паноптикумом? - усмехнулся Мочалин.
      Хотя он говорил мягким, тихим голосом, его суждения были резки и безапелляционны. И еще он часто употреблял довольно забористые словечки. Очевидно, эта привычка осталась у него с советских времен, когда даже академики должны были иметь рабочие корни или хотя бы внешне быть ближе к народу, что делало очень модным использование ненормативной лексики.
      - Так вы хотите знать, что я думаю об экономической программе президента, обнародованной два дня назад? - с ласковой улыбкой переспросил Мочалин, удобно устроившись на диване и прихлебывая чай. - Дерьмо цена ей по большому счету. Три копейки в базарный день... Будете писать, подберите другие выражения, но смысл оставьте тот же.
      - Что конкретно вас в ней не устраивает?
      - Все! Президент буквально молится на этих недоучившихся выскочек - я имею в виду так называемых молодых реформаторов, которые помогали ему писать программу. Эти мальчишки нахватались по книжкам различных западных экономических теорий и считают, что рынок сам вытащит из дерьма промышленность России. И президент, как попугай, за ними все это повторяет. Ни хрена нас никакой рынок не вытащит! - категорично подчеркнул академик. До тех пор пока не разработаем конкретную государственную программу поддержки наиболее важных отраслей промышленности и не поможем крупнейшим отечественным предприятиям приспособиться к новым условиям, российская экономика будет продолжать катиться в пропасть. Кстати, я мог бы принять участие в разработке этой программы, - на всякий случай вставил он.
      Серафим Мочалин, как представитель старшего поколения отечественных экономистов, явно ревновал президента страны к находившемуся в фаворе научному молодняку.
      - Но, выступая недавно по телевидению, президент привел цифры, свидетельствующие, что в ряде отраслей российской экономики сейчас отмечается рост... - попытался поспорить с академиком Ребров.
      - Пусть он засунет все эти цифры себе в одно место, - излучая дружелюбие, мягко сказал Мочалин. - Те доли процента экономического роста, которые обнаружили ретивые президентские аналитики, вполне можно списать на погрешности счета. В стране полукриминальная экономика. Чтобы не платить налоги и дань бандитам, все скрывают свои объемы производства и свои доходы. О какой тогда реальной статистике идет речь?!
      - А можете ли вы дать какой-либо прогноз развития ситуации в российской экономике?
      - Прогноз очень простой, - с плеча рубанул академик. - Через год-полтора все эти мудаки в правительстве и президентской администрации окончательно разрушат даже те отрасли промышленности, которые сегодня еще кое-как работают!
      Они говорили еще о многом: о шансах России стать цивилизованной страной, о психологии руководителей отечественных предприятий, о коррупции, насквозь поразившей все общество, начиная от инспекторов ГАИ и заканчивая членами правительства. А когда заговорили о политике и политических лидерах, Серафим Мочалин опять пришел в крайнюю степень возбуждения, выражавшуюся в том, что он нервно потирал сухие маленькие руки.
      - До тех пор пока этот маразматик не уйдет из Кремля, ничего хорошего в нашей стране не будет, - заявил он.
      - Вы имеете в виду президента?
      - А кого же еще...
      - Вы не слишком категоричны? - спросил Ребров.
      - Нисколько!
      - А я раньше думал, что ученым свойственно во всем сомневаться. Даже в себе.
      Это было сказано в виде шутки, однако она явно застала Серафима Мочалина врасплох. Маститый академик как-то простовато улыбнулся, словно мужик на базаре, которого подловили на обвесе картошки, но уже в следующее мгновение взял себя в руки.
      - Это как раз тот случай, когда сомневаться не приходится. Мудак наш президент, да и только!
      2
      Интервью с Серафимом Мочалиным Ребров писал дома. Материал получился большим, но он успел поставить последнюю точку еще до полуночи. Впрочем, мог бы закончить и раньше, однако дважды звонила Лиза, каждый раз по меньшей мере на полчаса выбивая его из работоспособного состояния.
      Вначале она хотела узнать, когда они пойдут в загс подавать заявление о разводе.
      - Извини, - трагическим голосом сказала Лиза, - как ни грустно, но мы должны сделать это как можно быстрее.
      Без сомнения, она долго готовила свою реплику, может быть, даже репетировала перед зеркалом, и, как любую актрису, ее расстроило равнодушие зрителей.
      - Хоть завтра, - буркнул Ребров. - С утра мне нужно пристроить в номер один большой материал, а часов с двенадцати я, скорей всего, буду свободен.
      Повисла неловкая пауза.
      - Ты так торопишься? - с осуждающим удивлением спросила жена. - Тебе нисколько не жалко того, что было между нами?
      Виктор достаточно бесцеремонно прервал ее:
      - Послушай, теперь ты можешь морочить голову своему новому мужу. Удивляюсь, как я до сих пор не попал в психбольницу.
      - Завтра я не смогу пойти в загс, но позвоню тебе в самое ближайшее время, - явно обидевшись, Лиза повесила трубку.
      Видимо, ее никак не могло устроить такое очевидное поражение, и через какое-то время, придумав новый повод, она позвонила опять.
      - Я никак не могу найти свой институтский диплом, - невинно прощебетала она, - а мне завтра нужно отнести его в отдел кадров. Посмотри, пожалуйста, в среднем ящике стола... или нет, я точно помню, он должен быть в шкафу... за бельем, ну где обычно лежали наши документы... Нашел? Отлично! Положи его в спальне, на мою тумбочку. Я заеду и заберу... Кстати, ты складываешь белье в шкафу или оно лежит у тебя кучей?
      - Ты считаешь, что я по этому поводу должен перед тобой отчитываться? - тут же огрызнулся Ребров.
      - А почему ты со мной так разговариваешь?! - возмутилась Лиза.
      - Потому, что ты ушла к другому мужчине и твои претензии ко мне выглядят по меньшей мере странно. Кстати, ты целый вечер звонишь мне, а где твой новый муж? Или он еще считается женихом?
      - Он - деловой человек, - с гордостью произнесла Лиза, - и рано с работы не приходит. Ты же видел его машину. Чтобы заработать на такую, надо прилично покрутиться. А ты бы посмотрел на его квартиру...
      Очевидно, у нее в самом разгаре был период создания себе нового идола.
      - Я рад за тебя, - сказал Ребров. - Только раньше твой избранник каждый вечер, кажется, проводил с тобой. Ты все-таки поинтересуйся, что у него за дела по ночам.
      Лиза опять бросила трубку. Ребров же долго курил на балконе, наблюдая, как гигантский окраинный район Москвы, сложенный из сотен кубиков безликих, многоэтажных зданий, отходит ко сну. И вид этого огромного муравейника, где тысячи людей умудрялись быть счастливыми в своих крохотных, поставленных друг на друга жилищах, окончательно испортил Виктору настроение. Ему понадобилось немало времени, чтобы заставить себя опять вернуться к работе над интервью с Серафимом Мочалиным.
      Зато его усилия оказались не напрасными: материал, без обычных в таких случаях интриг и склок между отделами, поставили в очередной номер. Конечно, эта публикация вряд ли могла стать заметным событием в общественной жизни страны, но, с другой стороны, интервью заняло половину газетной полосы под рубрикой "Мнения" и его анонсировали на первой странице "Народной трибуны".
      - Не переживай, что твой материал не отметили на планерке, - сказал Виктору Роман Хрусталев. - Ты же знаешь, эти шакалы из редколлегии хвалят только тех, кто входит в их свору. Но интервью с академиком никак не могло пройти мимо внимания Семипалатинского. Еще два-три таких материала - и вопрос о твоем увольнении окончательно будет снят.
      Как всегда, редактор отдела экономики был переполнен эмоциями, в данном случае положительными, отчего ходил по своему кабинету из угла в угол, словно медведь в клетке. Как и для любого холерика, жизнь для него была постоянной борьбой, люди вокруг делились или на лучших друзей, или на заклятых врагов, а любой успех он превращал в грандиозную победу. Ничего среднего Роман не признавал.
      А Виктора публикация интервью с Мочалиным ввергла в глубокую задумчивость. Он вернулся от Хрусталева и почти час просидел за столом, погруженный в свои мысли. Игорь Стрельник, сочинявший какой-то очередной материал, даже забеспокоился.
      - Скажи папе, что ты натворил? - спросил он строгим, отеческим тоном, выглядывая из-за своего компьютера.
      - Если честно, я думаю, как экономические прогнозы сделать источником личного обогащения, - признался Ребров. - Сегодня этим занимается полстраны, почему же я должен стоять в стороне?
      Игорь всплеснул руками.
      - Витенька, сынок, ты явно встал на путь возмужания! - закудахтал он. - На день рождения папа подарит тебе электробритву.
      Размышления Реброва закончились тем, что он снял телефонную трубку и набрал номер с визитной карточки, уже несколько дней лежавшей на его столе. Она, как магнитом, притягивала внимание Виктора и в то же время раздражала. Он был уверен, что никогда не обратится к человеку, вручившему ему этот кусочек глянцевой бумаги, и тем не менее продолжал держать визитку на видном месте. Теперь, слушая телефонные гудки, он убеждал себя в том, что звонит просто из любопытства, чтобы проверить свою идею, а вовсе не из каких-либо других соображений.
      - Союз молодых российских предпринимателей. Слушаю вас, - раздался в трубке слегка кокетливый женский голос.
      Ребров представился и сказал:
      - Я хотел бы поговорить с Алексеем Ильичом Большаковым.
      - По какому поводу? - Голос секретарши сразу же сделался недружелюбным - она привычно встала на защиту спокойствия своего шефа.
      - По какому поводу? Это довольно долго объяснять. Вы ему просто передайте, что с ним хочет поговорить Ребров из газеты "Народная трибуна".
      - Хорошо, я сейчас посмотрю: на месте ли он? - применила она традиционную уловку всех секретарей, дававшую возможность, при нежелании начальника говорить, отыграть назад, сославшись, что тот куда-то вышел.
      В трубке раздалась заполнявшая паузу музыка, но уже через несколько секунд ее перебил энергичный голос предводителя подрастающих российских буржуев:
      - Привет, рад тебя слышать! - Большаков сразу начал на "ты", словно они были старыми друзьями. - Чем обязан?
      Поздоровавшись, Ребров на мгновение замялся.
      - Ты помнишь, о чем мы говорили в последнюю нашу встречу? - наконец спросил он. - Ну, в гостях у итальянца...
      - Конечно. - Большаков произнес это с легкой усмешкой, словно удивляясь, как Виктор способен даже на секунду предположить, что он мог такое забыть. - Я предлагал тебе работать вместе. Стать генератором идей для нашего союза.
      - Ну, генератором идей - это слишком громко... Впрочем, у меня есть одна мыслишка... Хотя, наверное, она...
      - Не комплексуй, - смеясь, перебил Алексей. - Я уверен, что идея стоящая. Знаешь, будет лучше, если ты приедешь ко мне и расскажешь все подробно. Вообще это очень хорошо, что у тебя мысли работают сейчас в этом направлении. Как я понимаю, ты фактически уже принял мое предложение.
      Ребров хотел возразить, что никакого предложения он еще не принимал, но было как-то неловко спорить в подобной ситуации - ведь он сам позвонил Большакову. Поэтому Виктор просто пообещал приехать прямо сейчас.
      3
      Союз молодых российских предпринимателей арендовал несколько комнат в научно-исследовательском институте, имевшем какое-то отношение к химии. И насколько помпезным серое здание этого учреждения было снаружи - большие окна, шесть круглых колонн перед главным входом, барельеф с еще советским гербом на фронтоне, - настолько жалко оно выглядело сейчас изнутри.
      Реброву пришлось прилично попетлять, прежде чем он обнаружил в дальнем крыле института указатель с надписью: "Союз молодых российских предпринимателей". И на первой же за этим указателем двери висела внушительная табличка: "Президент".
      Кабинет Алексея Большакова предваряла просторная приемная с навечно поселившимся здесь запахом каких-то химических реактивов. У большого окна стояли два стола, за которыми друг напротив друга сидели смазливая крашеная блондинка с большим бюстом и жгуче черноволосый мужчина в темном костюме. Виктор сразу же вспомнил этого человека - в Сочи он постоянно крутился рядом с Большаковым, выполняя то ли роль заместителя по всем вопросам, то ли просто денщика.
      Ребров явно помешал этой сладкой парочке флиртовать. Блондинка скорчила недовольную гримасу и выдавила из себя:
      - Что вы хотите?!
      - Моя фамилия - Ребров. Мы договорились о встрече с вашим президентом. Он должен меня ждать.
      - Минутку. - Секретарша не спеша встала из-за стола. Прежде чем зайти в кабинет Большакова, она сказала жгучему брюнету: - Левон, а что это Сивуха - так и пропал?
      - Ты же знаешь, Люсенька, кто сегодня дежурит на складе, - игриво улыбнулся жгучий брюнет. - Значит, сегодня Сивуха уже не появится. Сто процентов.
      Блондинка кокетливо повела глазами и исчезла за дверью, унеся с собой тайну исчезновения на каком-то складе какого-то загадочного Сивухи. Впрочем, через мгновение она появилась, крайне недовольная тем, что Большаков не заставил посетителя ждать.
      - Заходите, - кивнула она Виктору, оставляя дверь открытой.
      Если бы на месте рабочего стола Большакова стояли брусья или перекладина и на полу лежали гимнастические маты, а не ковер, то кабинет напоминал бы спортивный зал - примерно таких размеров он был в маленькой, провинциальной школе, в которой учился Ребров.
      Глава Союза молодых российских предпринимателей, широко улыбаясь, шел к своему гостю. Однако только через какое-то время они пересеклись где-то на середине комнаты. Все это очень напоминало начало военного парада на Красной площади, когда два генерала долго движутся навстречу друг другу, чтобы отдать и принять рапорт.
      - Я же говорил, что ты будешь работать в нашей команде! - энергично поздоровался за руку Большаков.
      - Подожди с выводами, ты еще не знаешь, что я придумал, - слабо возразил Ребров.
      Он ощущал небольшую неловкость оттого, что они общались на "ты". В этой фамильярности чувствовалась очевидная натяжка.
      Большаков повел Виктора к окну, где вокруг низкого столика стояло несколько кресел. Он уже уселся в одно из них, но потом вскочил и, добежав до двери, велел секретарше принести чаю. Упав в кресло опять, Большаков некоторое время, улыбаясь, рассматривал гостя, явно выказывая ему расположение.
      - Кстати, - встрепенулся он, - ко мне сюда приезжал наш итальянский друг - Энрико Берлуччи. И еще одна дама из американского посольства.
      - Кэрин Смит?
      - Ты ее знаешь?
      - После моей статьи она звонила и интересовалась вашим союзом. А потом мы с ней даже обедали, - объяснил Виктор.
      - И что ты ей о нас рассказывал?
      - Естественно, все самое плохое.
      - Прекрасно, прекрасно, - продолжал расплываться в улыбке Большаков. Так что, видишь, у нас все идет хорошо. За последнее время ряды союза существенно пополнились. Я думаю, количество должно в скором времени перерасти в качество. Ты приходишь в нашу команду как раз в тот момент, когда мы находимся на самом, так сказать, подъеме... Ну а что ты придумал? Давай выкладывай.
      - Да все в общем-то достаточно просто, - начал Ребров, вдруг опять засомневавшись в своей идее и от этого ощущая необходимость закончить разговор как можно быстрее. - Я подумал: а почему бы вашей организации, то есть Союзу молодых российских предпринимателей, не создать что-нибудь... наподобие аналитического центра, который... учил бы всех жить?!
      Большаков поставил домиком свои белые, как у всех блондинов, а теперь еще и выгоревшие на солнце брови. Кожа на его лбу наморщилась.
      - Ты хочешь, чтобы мы учили всех жить? - удивленно переспросил он.
      - Ну-у-у... этот аналитический центр мог бы заниматься составлением различных экономических прогнозов, оценивать текущую ситуацию на рынке...
      - А смысл?
      - Смысл... - Ребров слегка покраснел и, помогая себе руками, стал объяснять: - Если оценки и прогнозы вашего центра будут достаточно острыми, неожиданными, то средства массовой информации станут охотно их цитировать, ссылаться на них. Естественно, везде будет упоминаться и союз. А, как ты сам мне говорил, вы остро нуждаетесь в рекламе, в информационной раскрутке вашей организации.
      Было видно, что Большаков уже ухватил идею.
      - Это ты сам придумал? - спросил он и, спохватившись, тут же добавил: - Извини...
      - Ничего, - усмехнулся Ребров. - Конечно, я не первый, кого посещают подобные мысли. Многие из тех экономистов, что заседают сейчас в парламенте, сделали себе имя на таких прогнозах. Они были как бы первопроходцами и в начале перестройки снимали все сливки... Потом на гранды различных западных фирм стали появляться первые российские негосударственные аналитические структуры. Вот где ребята махали шашками! Им надо было отрабатывать вложенные в них из-за рубежа деньги, и они буквально соревновались в категоричности оценок. Ну а в последнее время стали возникать аналитические центры, которые пытаются превратить экономические прогнозы в ходовой товар и продавать его, скажем, крупным компаниям. Но бизнес этот сейчас в России хилый - кто будет верить в экономический прогноз, если в стране нет политической стабильности?! Однако, я думаю, скоро все подобные центры приберут к рукам те, кому надо формировать общественное мнение, кто играет в крупные политические игры. Не мне тебе рассказывать, что честно заработать большие деньги в России пока нельзя, а прорваться к власти и наворовать - можно...
      Большаков задумчиво покивал головой.
      - Значит, у нас тоже может быть что-то вроде аналитического центра?
      - А почему бы и нет? - пожал плечами Виктор. - Можно назвать как-нибудь более звучно - скажем, академия рынка... Академия рынка при Союзе молодых российских предпринимателей!
      - Ага, и нарядить всех ее сотрудников в черные мантии! - Эта мысль явно позабавила Большакова.
      - Может, это и перебор, но излишняя скромность в таком деле - тоже ни к чему.
      - Нет, академия - это точно перебор. Лучше... лучше, скажем, Институт рынка. А? По-моему, неплохо!
      Ребров неопределенно кивнул.
      - Решено! - Большаков довольно прихлопнул ладонью по колену. - У нас будет Институт рынка! Только не понадобится ли для этого много денег? вдруг забеспокоился он.
      - Я думаю, всего-то надо будет собрать и натаскать человек пять толковых, не обремененных комплексами молодых парней - вот и весь институт.
      - Уверен?
      - Абсолютно! Конечно, придется купить им несколько компьютеров, установить два-три телефона... Да, безусловно, нужен будет факс, чтобы они могли рассылать по газетам приглашения на пресс-конференции... Ну и необходимо приличное помещение.
      - Пару комнат мы сможем выделить и здесь.
      - Для начала - вполне достаточно, - подтвердил Виктор.
      - А кто возглавит всю эту структуру? - Идейный вождь молодых российских буржуев испытывающее посмотрел на Реброва. - Послушай, тебе и карты в руки. Ты же лучше всех представляешь, что надо делать. Думаю, тебе не придется даже уходить из редакции. Положим приличную зарплату. Конечно, в рамках разумного, - оговорился он. - А если появятся результаты, сообразим и кое-какие премиальные.
      Ребров не очень убедительно поморщился, так как в этот момент в его голове непроизвольно мелькнула мысль, что теперь он, возможно, решит проблему с жильем.
      - Вопрос не в деньгах. Мне интересно реализовать идею в принципе, осторожно начал он. - Хотя, конечно, если будет результат...
      - Отлично! - перебил его Большаков. - Приступай. Я сейчас скажу Левону, - кивнул он в сторону приемной, - чтобы тебе показали несколько комнат в конце коридора. Там и разместится академия... тьфу ты, пристало... Институт рынка.
      - А Левон - это кто? Тоже подрастающий капиталист, надежда российского предпринимательства?
      - Нет, - засмеялся Большаков. - Левон - это дитя войны. Два года назад он без копейки приехал с Кавказа в Москву. Там у них война, работы нет, а у него где-то на родине - большая семья. Я нанял его охранять свою дачу. Потом давал всякие мелкие поручения. Он оказался просто незаменим и теперь работает моим помощником.
      - А выглядит твоим начальником... Хорошо, мы посмотрим с ним комнаты, а завтра вечером я привезу общие прикидки бюджета института, его структуры. Постараюсь и переговорить кое с кем по поводу работы у нас. У меня тут есть одна мысль...
      Но все ближайшие планы Реброва были серьезно нарушены уже буквально через час-полтора.
      Глава VIII
      ДОМ КАВКАЗСКОГО "ИКАРА"
      1
      Сразу несколько обстоятельств повлияли на то, что после встречи с Большаковым Ребров решил поехать в Серебряный Бор - самую известную и престижную зону отдыха на берегу Москвы-реки.
      Во-первых, он покинул Союз молодых российских предпринимателей уже в шестом часу вечера, когда возвращаться в редакцию не имело смысла. Во-вторых, штаб юных капиталистов находился в районе Хорошевского шоссе, неподалеку от Серебряного Бора.
      Но прежде всего Виктор решил поехать туда потому, что, в очередной раз перебирая свои архивы, связанные с компанией "Русская нефть", он обнаружил в старом блокноте любопытную пометку, которую сделал во время беседы с Владимиром Медведевым. На уже исписанном листе, сбоку, были добавлены и обведены кружочком несколько слов: "Дом в Серебряном Бору у пристани. С вертолетной площадкой на крыше". А в конце он поставил три восклицательных знака.
      Ребров вспомнил, что записал это в одну из первых встреч с повелителем куриных окорочков. Все еще болезненно переживавший свой уход из "Русской нефти" Медведев со злой иронией называл недавно пришедших туда людей не иначе как бандитами, словно сам занимался разведением роз. Особенно его раздражал новый заместитель Лукина Георгий Дзгоев, являвшийся якобы "ставленником кавказской мафии".
      - Я не понимаю, как Лукин мог взять на работу и приблизить к себе человека, который раньше занимался подпольным разливом водки! - возмущался Медведев. - Это же просто неприлично! Кстати, у этого Дзгоева есть дом в Серебряном Бору, рядом с пристанью. Хм, дом - целый замок. А на крыше вертолетная площадка. Ясно, что никакие вертолеты туда никогда садиться не будут. Просто он так выпендривается... Тоже мне, Икар нашелся! Чтобы построить такой дом, надо иметь не крылья, а птичьи мозги...
      После этого эмоционального пассажа как раз и появилась пометка в блокноте. Для статьи она не пригодилась, но теперь, когда никакой новой информации о расследовании трагических случаев с Лукиным и Медведевым не было, а Дзгоев пустился в бега, запись на полях никак не шла из головы Реброва.
      Несколько раз он подумывал над тем, чтобы смотаться в Серебряный Бор и попытаться найти там родных, знакомых, челядь исчезнувшего "ставленника кавказской мафии", но путь был не близкий - в другой конец Москвы, а толку от такого "следственного эксперимента" вряд ли могло быть много. И только оказавшись в десяти минутах езды от этого места, Виктор, без особых колебаний, направился искать дом Георгия Дзгоева.
      Серебряный Бор представлял собой фактически искусственный остров, с трех сторон окруженный петлявшей Москвой-рекой, а с четвертой - каналом. Еще до войны здесь стали строить дачи представители советской элиты. И хотя со временем этот - когда-то загородный - район поглотила бурно разраставшаяся столица, однако он сохранил за собой славу самого престижного дачного места, только все больше домов здесь скупали и строили заново "новые русские".
      Оказавшись в Серебряном Бору, Ребров остановился на обочине и еще раз сверился с дорожной картой. В соответствии с ней искусственный остров имел три пристани: одну - на юге и две - на севере. Но Виктор знал, что в южной части жилых построек было гораздо меньше. Московским властям удалось сохранить здесь приличный участок хвойного леса - с сухими, пыльными тропинками и толстой подушкой из сосновых иголок под деревьями, - за которым шли широкие пляжи. А в соответствии с пометкой в блокноте дом должен был находиться рядом с пристанью.
      Зато в северной части Серебряного Бора дачные участки подходили практически к самой воде, оставляя под пляжи узкую полоску земли. И начинать поиск жилища Георгия Дзгоева логично было именно отсюда.
      Бросив свою "Ладу" на обочине, Виктор отправился дальше пешком - ему хотелось все внимательно рассмотреть. На первом же перекрестке он свернул направо - в соответствии с дорожной картой эта улица вела прямо к одной из пристаней. И вскоре Ребров очутился у пустого деревянного причала, в обе стороны от которого шла узкая полоска пляжа.