.. э-э-э... "День столицы"... - У него все-таки была прекрасная память. - Неужели ты хотя бы на секунду поверил, что тебе удалось меня обмануть? Смешно. Ты бы еще усы наклеил и черные очки надел... Уже через десять минут после твоего первого телефонного звонка ко мне у меня на столе лежала подробная справка: кто ты, откуда и что собой представляешь. Разговаривая с тобой, я прекрасно знал, кто написал ту, оказавшуюся очень кстати, статью о компании "Русская нефть"... И когда ты, уже работая в этом вашем смешном Союзе предпринимателей, попытался подобраться к Шелесту поближе, тебе это удалось не потому, что ты обвел всех вокруг пальца, - тут Кроль выдержал паузу, давая возможность осмыслить его слова, - а потому, что так мне удобнее было тебя контролировать. Я специально держал тебя рядом. Чтобы ты был под боком, так сказать, всегда у меня на виду.
      - Ну да, журналист, который копался в той грязной истории с компанией "Русская нефть", вас должен был особо интересовать, - буркнул Виктор, столько людей ведь уложили.
      - Это тебе Дзгоев наболтал? - с веселым любопытством спросил Кроль. Я-то ведь знаю, что ты летал во Владикавказ. Ну что ж, спасибо за информацию. У меня все руки до него не доходили. Теперь - дойдут.
      - В самом деле, а то давно никого не убивали. Так можно и потерять квалификацию...
      Начальник службы безопасности "Московского кредита" налил себе еще стаканчик воды и с удовольствием сделал большой глоток. Его невозможно было вывести из себя.
      - Тебе хочется выглядеть героем? Повторяю, глупо. Я еще понимаю, если бы здесь присутствовала Игнатьева... Мужское самолюбие и тому подобное...
      Ребров весь залился краской.
      - А при чем тут она?! - волком посмотрел он из угла дивана.
      - Ты знаешь при чем. Кстати, девочка тоже стала терять чувство меры. Она доиграется, и мне придется поставить ее на место.
      - Если вы ее тронете, вам это обойдется очень дорого!.. - начал было Ребров, но тут же понял, что его угрозы сейчас выглядят смешно, и добавил: - Да и вряд ли это понравится Шелесту.
      - Шелесту понравится то, что нравится мне, - со смертельной скукой вздохнул Кроль. - По сравнению с тобой, у меня накопилось на него столько интересной информации, что я могу заставить его ходить по канату в цирке... И еще об одном я хотел бы тебе сказать. Ты допустишь громадную, может быть, даже роковую в своей жизни ошибку, если будешь видеть во мне что-то вроде... маньяка. Поверь, такая громадная, бестолковая, плохо управляемая страна, как наша, уже давно уничтожила бы саму себя, если бы не спецслужбы. Это ее спасение. Да-да, ты напрасно блестишь глазками... Каждый раз, когда наши соотечественники начинают заигрываться в революции, перестройки, экономические реформы, просто воровать по-крупному, их приходится поправлять моим товарищам... Ты скажешь, что иногда мы поступаем жестоко. Но, убирая всякую гниль, мы сохраняем страну и жизнь тысячам, миллионам людей... Да и кого жалеть-то?! Медведева? Лукина? Или этого обделавшегося от страха Дзгоева? Я тебя уверяю: поганые это людишки! Нарыв, который надо убирать хирургически.
      "Конечно, он маньяк, - подумал Ребров, - психически ненормальный человек. Типичный пример помешательства на работе".
      - Так что бросай свои забавы со всякими расследованиями, - продолжал наставлять его Рудольф Кроль. - А если тебе не дает покоя конкретно Шелест, то... - тут он помедлил, - наберись терпения. Он и другие так называемые олигархи зарвались настолько, что теперь у них поджилки трясутся от страха. Чтобы защитить себя и наворованное, они делают ставку на людей из силовых ведомств, продвигают их во власть, надеясь таким образом взять под контроль всю страну. Однако когда наши люди поднимутся на самый верх, они в первую очередь разберутся с этими олигархами. Вспомни историю: Сталин, Гитлер. Придя к власти, они прежде всего уничтожили тех, кто им помогал. Я ни в коем случае не хочу ставить между этими одиозными фигурами и моими коллегами знак равенства. Исторические примеры лишь помогают лучше понять человеческую психологию. Так вот, те, кто поднимается на самый верх, очень не любят быть кому-то обязанными. И если этого не понимают наши олигархи, то только от страха... Ты можешь мне не верить, но я лично сдам Шелеста, когда он будет мне уже не нужен. Пока же его банк является тем питательным раствором, который помогает становлению моей охранной службы. Именно поэтому я сейчас вынужден всячески оберегать Шелеста. Именно поэтому мне пришлось разобраться с Лукиным и Медведевым. Своей жадностью и воровством они могли привлечь внимание к тем, кто над ними стоял. И у меня уже была информация, что к нам начали подбираться. Пришлось обрубить этот конец... Кстати, ты подставил троих моих бойцов в Серебряном Бору... Будем считать, что по недомыслию... На всякий случай хочу предупредить: если ты кому-нибудь расскажешь о нашем разговоре, то тебе не прожить и получаса...
      Этот затянувшийся монолог, да еще при такой температуре воздуха явно утомил начальника службы безопасности банка "Московский кредит". Он встал, подошел к окну и вновь вытер пот. Делал это Кроль чрезвычайно обстоятельно: сначала полностью развернул свой огромный носовой платок, потом сложил его особым образом и только после этого тщательно промокнул лоб и шею.
      - У тебя прекрасный вид из окна, - сказал Кроль. - Только немного высоковато. Советую быть особо осторожным. Говорю это потому, что, подпустив тебя поближе, я даже проникся к тебе симпатией. Как там у Экзюпери: вы в ответе за тех, кого приручили... - хохотнул он. - Но, чтобы не потерять мое расположение, перестань путаться под ногами. Для умного человека твое поведение просто неприлично. - И без всякой паузы он крикнул: - Миша!
      В дверном проеме тут же появился Майк Тайсон, а за ним маячили "качок" и Мальчик.
      - Оставьте его так, как есть. Как-нибудь развяжется, - велел Кроль. Он уже развернулся, чтобы уйти, но у стола задержался и спросил: - А что это за кассета? Вы ее прослушивали?
      Он взял в руки магнитофонную кассету, которую Виктор бросил в письменный прибор.
      - Нет, - ответил Миша-Майк.
      Начальник службы безопасности задумчиво покрутил кассету в руках.
      - Наш друг - меломан? У него много еще таких же?- поинтересовался он.
      - У него было много пластинок, - услужливо заметил Мальчик, указывая в угол, где лежала раздавленная им коробка.
      - Возьмите и прослушайте ее у себя, - протянул Кроль кассету Майку Тайсону.
      Это было сказано совершенно бесцветным голосом, но все трое прилично смутились. А когда Кроль вышел, белокожий двойник американского боксера набросился на своих партнеров:
      - Идиоты! Вам бы к вашей прыти еще и немного мозгов! Кто-нибудь мог обратить мое внимание на эту кассету?! Обо всем должен думать я! Ладно, пошли...
      Раздосадованный этой накачкой Мальчик подошел к Реброву и еще раз потыкал ему в лоб своим толстым пальцем:
      - Если попытаешься поднять шум, как только мы уйдем, я вернусь и прибью тебя. Так что лучше полчаса не двигайся. Тогда я прибью тебя как-нибудь позже!
      4
      Как только за бандитами захлопнулась дверь, Ребров попытался развязать зубами стягивавшее руки полотенце. Однако его челюсти после недавней обработки сразу двумя профессиональными костоправами в данный момент нельзя было назвать самой здоровой частью его тела. Помаявшись, он решил действовать как-нибудь иначе.
      Виктор с трудом поднялся на связанные ноги и допрыгал до двери. Старинные латунные дверные ручки в квартире старика имели заостренные набалдашники, похожие на луковицы церковных куполов. Ребров зацепился за один из таких набалдашников полотенцем и чуть ли не всем телом повис на ручке. Его усилия увенчались успехом: узел ослаб, и его удалось развязать. Потом он сел на пол и освободил ноги.
      Потирая затекшие руки, Виктор доплелся до стола и жадно припал к пластиковой бутылке, недопитой Рудольфом Кролем. Вода была еще прохладной, и, слегка утолив жажду, он приложил бутылку к заплывшему глазу. Было очевидно, что память о буйном Мальчике останется у него минимум на пару недель. Он убедился в этом, дойдя до ванной комнаты и посмотрев на себя в зеркало над умывальником. Нижняя губа была рассечена, а на месте левого глаза переливался всеми цветами радуги огромный пузырь.
      Ребров открыл холодную воду, наклонился и долго поливал ею рукотворное чудо на своем лице, пока лобные кости не заныли от холода. Тогда он взял полотенце, замотал голову и несколько минут стоял с закрытыми глазами. Перед ним было два пути: разразиться проклятьями и в бессильной злобе добить все, что еще уцелело после обыска, или взять в руки веник и пойти убирать. После нешуточной борьбы с самим собой он все-таки выбрал второе.
      Кавардак в квартире оказался еще тот. В спальне была перевернута даже постель, а на кухне из ящиков вывалены на пол оставшиеся от старика многочисленные кастрюльки и жестяные коробки, которыми Ребров никогда не пользовался.
      Виктор только начал сгребать разбитые пластинки, разорванные бумаги, когда в дверь опять позвонили. Прежде чем открыть, он посмотрел в дверной глазок - это пришел Стрельник.
      - Я понимаю, что дружба превыше всего, но заставлять человека работать в субботу - это просто свинство... - бодро начал Игорь, проходя в квартиру. Однако буквально на полуслове замолк и стал удивленно осматриваться. - Что у тебя здесь было?!
      - Дружеская встреча, - коротко пояснил Ребров.
      - Вы неплохо повеселились! - Тут Игорь наконец взглянул на лицо Виктора и встревожено спросил: - Может быть, мне стоит вызвать "скорую помощь" и... милицию?
      - Нет, не надо. Я сам решу свои проблемы.
      Стрельник какое-то время напряженно соображал, потом его осенило:
      - Послушай, это как-то связано с тем, что ты хотел встретиться с моим сокурсником из пресс-службы правительства и что-то ему передать?
      - Да.
      - И это желание у тебя осталось?
      - Нет. Без тех документов, которые у меня были, встреча бессмысленна.
      - А теперь, насколько я понимаю, у тебя их нет...
      - Меня расстраивает даже не их отсутствие, - усмехнулся Ребров. Обидно осознавать себя ничтожеством. И каждый раз возможность ощутить это мне предоставляют одни и те же люди.
      Глава XXVII
      ОЧИЩЕНИЕ ДУМЫ
      1
      Уже около часа Ребров слонялся вокруг следственной части Генеральной прокуратуры, натыкаясь на ни в чем не повинных людей - он все еще воспринимал мир только одним глазом. К тому же, чтобы скрыть громадную гематому на левой стороне лица, Виктор надел солнцезащитные очки, хотя после целой недели изнуряющей жары с утра в понедельник небо над Москвой затянуло тучами и несколько раз на город обрушивался настоящий ливень.
      Два выходных дня он страдал от боли в избитом теле и от унижения. Но еще больше - от никчемности тех планов мести, которые роились в его воспаленном мозгу. И Ребров не придумал ничего лучшего, как пойти в прокуратуру к Рукавишникову. После памятного визита подручных Кроля ему все равно не удавалось заснуть, поэтому приплелся он к зданию следственной части задолго до начала рабочего дня.
      С трудом дотянув до девяти, Виктор позвонил Рукавишникову из автомата и очень обрадовался, когда застал на месте. На просьбу Реброва немедленно принять его следователь сухо спросил:
      - А где вы сейчас находитесь?
      - В пятидесяти метрах от вас, - сказал Ребров.
      Он хотел добавить что-то о чрезвычайности обстоятельств, которые привели его сюда, но Рукавишников перебил его:
      - Я сейчас закажу вам пропуск. Поднимайтесь...
      Со дня последнего визита Реброва в кабинет старшего следователя здесь ничего не изменилось, хотя прошло уже более полугода - та же теснота, та же казенная мебель, тот же гигантский любопытный кадык Рукавишникова, постоянно выглядывающий из ворота рубашки.
      Особой радости при встрече следователь не проявил. Он лишь сдержанно кивнул, и пока Виктор соображал, с чего бы ему начать, спросил первый:
      - Что у вас с глазами?
      Ребров снял очки.
      - Кто это вас так? - опять же без особого любопытства, словно выполняя служебные формальности, поинтересовался Рукавишников.
      - Дебилы из службы безопасности банка "Московский кредит", которой руководит бывший заместитель председателя ФСБ Рудольф Кроль. Знаете такого?
      Следователь никак не отреагировал на его вопрос, а задал встречный:
      - Что этим людям от вас было надо?
      - Они узнали, что я хочу передать руководителю пресс-службы премьер-министра папку с документами, существенно дополняющими биографию хорошо вам известного Владимира Шелеста... - Даже сейчас воспоминание о пережитом унижении резко увеличило частоту сокращений сердечной мышцы Реброва, и эту перемену в своем состоянии он попытался замаскировать развязным тоном. - Бойцы Кроля ввалились ко мне домой, избили и связали меня, а потом перевернули квартиру вверх дном. Естественно, все, что я приготовил для передачи, забрали...
      - А как же они узнали, что вы хотите что-то передать людям из окружения премьера?
      Диалог незаметно приобрел характер четко выстроенного, не позволяющего отклоняться по пустякам в сторону, допроса.
      Виктор пожал плечами:
      - Насколько я понял, мои телефонные переговоры прослушивались. Возможно, время от времени... В субботу, буквально за час до налета, я позвонил моему другу - он когда-то учился вместе с руководителем правительственной пресс-службы - и попросил состыковать меня с этим человеком. Встречу нам назначили на три часа дня, и, очевидно, узнав об этом, подручные Кроля решили проверить, что реально у меня есть на Шелеста.
      - А что конкретно было в вашей папке?
      - Ну... кое-какие интересные бумаги... Мне удалось собрать их за последние несколько месяцев. - Виктору было неловко, что, несмотря на многочисленные запреты Рукавишникова, он продолжал заниматься собственным расследованием того давнего дела. - Например, в той папке были копии трех контрактов, их мне передал известный вам Георгий Дзгоев. Из этих документов в принципе можно было понять, как делали деньги хозяева компании "Русская нефть". Кстати, - попытался оправдаться он, - хотя я встречался с Дзгоевым в Северной Осетии, но, клянусь вам, не знаю точно, где он от всех скрывается. Меня привезли в какой-то дом, перед этим завязав глаза... Еще из славного города Заборска я привез письменные заявления трех бывших акционеров местного металлургического комбината, они утверждают, что продали свои пакеты акций дочерней инвестиционной компании банка "Московский кредит" под угрозой расправы... Было кое-что еще... В общем, если бы вы не прекратили следствие о причинах смерти Лукина и Медведева, то, думаю, вам бы все это тоже пригодилось... - Ребров потрогал свой распухший глаз и скривился от боли. - Да, они отобрали у меня и магнитофонную кассету с записью одного разговора. Впрочем, он не содержал, по сути, ничего криминального, так что для вас, как сотрудника прокуратуры, вряд ли представлял интерес. Хотя премьеру послушать эту пленку было бы очень любопытно...
      - Запись разговора между кем и кем?! И о чем?! - тут же спросил Рукавишников, хотя ни в его голосе, ни в выражении лица по-прежнему не проявилось никакого интереса.
      - Между Шелестом и моим шефом Большаковым. Ну, который руководил общественным расследованием убийства директора алюминиевого комбината. Помните? Вы тогда еще приходили к нам... Так вот, Большаков и Шелест обсуждали, как выбить деньги у правительства, чтобы начать собственную политическую игру. Предполагалось сделать все это за спиной премьера, подкупив некоторых людей из его ближайшего окружения и подключив кое-кого из президентской администрации.
      Понукаемый вопросами следователя, Ребров добавлял к истории создания фонда и движения "Новая Россия - XXI век" все новые и новые детали, как вдруг, подняв глаза, он поймал полный ненависти и презрения взгляд Рукавишникова.
      - Я что-то не то сказал? - удивился он. - Почему вы на меня так смотрите?!
      - Ваши умственные способности производят удручающее впечатление! заметил следователь, и пока Виктор пытался прийти в себя после этого неожиданного заявления, Рукавишников добавил: - Вы тряслись над своими документами и собирали их в папочку, а у меня подобных материалов больше чем достаточно. Их хватит, чтобы Кроля и Шелеста сначала четвертовали, а потом сожгли на костре. Только на это должны сначала дать разрешение... Он поднял глаза кверху. - И ваша кассета могла бы оказать здесь неоценимую услугу. Не исключено, что она стала бы тем спусковым крючком, детонатором, который я искал все последнее время. Пожалуй, мне запись этого разговора была нужнее, чем кому-либо другому. Но вместо того чтобы принести кассету сюда, вы ее где-то прятали... Кстати, со дня нашего знакомства меня все время преследовало желание сделать вам кучу неприятностей, однако никогда оно не было таким сильным, как сейчас.
      - Вы хотите сказать, что там, - Ребров тоже посмотрел наверх, - знают обо всех делах Шелеста и Кроля, но пока ничего не предпринимают?! Неужели такое возможно?
      - Как раз невозможно обратное, - ледяным тоном подтвердил следователь. - Так уж устроена наша страна, что в крупном бизнесе, в кругах, близких к правительству, в самом правительстве не бывает людей, на которых нет компрометирующих материалов. Святых туда просто не пускают. Если человек имеет незапятнанную репутацию, им невозможно управлять. Так что в принципе сегодня можно посадить в тюрьму любого высокопоставленного чиновника, только на это надо получить соответствующее разрешение... Я уже несколько раз пытался запустить дело на всю эту команду из банка "Московский кредит". Но пока наверху не заинтересованы в том, чтобы уничтожить Шелеста. Да и у него там остались мощные связи. В этой ситуации нужен был какой-то толчок, какой-то повод...
      - Значит, сейчас вы сидите на куче компромата и ждете, когда вам дадут отмашку? - Ребров никак не мог поверить в то, что услышал.
      - Можно сказать и так, - согласился Рукавишников. - Все, что надо было нарыть, я уже нарыл. Теперь сижу и жду...
      Понадобилось не меньше минуты, чтобы эта информация уложилась в голове у Виктора по полочкам. А усвоив ее, он решительно поднялся:
      - Большое спасибо!
      - За что?
      - Вы меня избавили от многих пустых хлопот.
      - Рад был вам помочь, - с ядовитым сарказмом откликнулся Рукавишников.
      2
      Когда Ребров вышел из здания следственной части, его личность как бы раздвоилась. Одна половина его существа испытывала невыносимую обиду, боль, а другая - получала чуть ли не физическое удовлетворение от страданий первой. Он ненавидел себя так, как ненавидят самого заклятого врага. И в этом не было ничего удивительного: вряд ли кто-либо мог создать ему столько проблем и неприятностей, сколько создал он сам.
      Реброву даже захотелось досадить себе еще больше, и для этого имелась прекрасная возможность: достаточно было всего лишь поехать в Государственную думу и встретиться с Большаковым. Наверняка у предводителя отечественных буржуев уже состоялся не очень приятный разговор с Шелестом, которому, скорей всего, рассказали о кассете еще в субботу или в крайнем случае в воскресенье. И если Алексей не попытается сразу треснуть Виктора по голове чем-нибудь тяжелым, то выяснение отношений между ними точно будет очень непростым. Ребров рассудил так: лучше уж сразу получить все пинки и оплеухи, чтобы этот печальный финал его дурацких экспериментов и трагикомическое подведение итогов целого года жизни, когда он лишился всего - Анны, кассеты и уважения к себе, - были бы не очень растянуты во времени.
      Охваченный острым приступом садомазохизма, Ребров и в самом деле от следственной части прокуратуры прямиком направился в Думу. Уже через двадцать минут он вошел в здание нижней палаты российского парламента со стороны Георгиевского переулка и на лифте поднялся наверх, где сразу же наткнулся на первые признаки надвигающейся бури.
      Еще в коридоре ему встретился Левон, который выглядел так, словно получил из милиции предписание немедленно вернуться на родину, причем без права на последнее свидание с Люсей. Дитя войны тут же сообщило, что Большаков ездил куда-то прямо с утра, а, вернувшись, бросается на всех, как раненый тигр, и требует, чтобы ему немедленно разыскали Реброва.
      Шума, очевидно, и в самом деле было много. У сидевшей в приемной Люсеньки глаза были подернуты слезами, а опущенные кончики губ мелко дрожали.
      - Ну наконец-то, - увидев Виктора, с упреком и обидой сказала секретарша.
      Ребров одарил ее самой обаятельной улыбкой, на которую в этот момент был способен, и прошел в кабинет Большакова.
      Алексей сидел за своим рабочим столом. Было такое впечатление, что из его большого, сильного и уверенного в себе тела извлекли все кости и мышцы. В нем трудно было узнать вождя всех подрастающих российских капиталистов и лидера зарождавшейся, чрезвычайно прогрессивной депутатской группы. А какой-нибудь неопытный зоолог вообще мог бы даже отнести это расплывшееся, желеобразное существо к медузам. Только глаза у него были по-волчьи злыми и затравленными.
      - Привет! Говорят, ты меня искал? - развязно спросил Ребров, садясь напротив.
      Он делал вид, что не замечает состояния своего начальника и что у него самого никогда в жизни не выпадало такого замечательного денька, как сегодня.
      - Знаешь, где я был утром? - не ответив на приветствие, поинтересовался Большаков. - Нет? У Шелеста! - Он помолчал, наблюдая за реакцией Виктора. - У нас с ним был оч-чень интересный разговор. Впрочем, разговором это назвать трудно. Шелест просто достал из верхнего ящика своего стола магнитофонную кассету, и мы ее вместе прослушали...
      - Надеюсь, это был не рэп?! Лично я ненавижу этот дурацкий музыкальный стиль, - вставил Ребров.
      Ему уже абсолютно нечего было терять, и он начал откровенно хамить.
      - Сними эти дурацкие очки! - заорал Большаков. - Я хочу видеть твои паршивые глаза!
      Виктор снял очки и сунул их в нагрудный карман рубашки.
      На лице Алексея непроизвольно расцвела улыбка удовлетворения.
      - Неплохо, - констатировал он. - И ради чего ты пошел на это?
      - Захотелось хоть что-то исправить в своей жизни.
      - Идиот... Ты что, не понимал, с кем собираешься шутки шутить? И вообще, - он заводился все больше и больше, - ради чего ты пожертвовал всем тем, что мы вместе с тобой создавали, нашими совместными проектами, планами, в конце концов, нашим будущим? Какое ты имел на это право?! Ты можешь мне это внятно объяснить?! Ну хорошо, допустим, ты хотел свести счеты со своей гнусной жизнью. Но тогда уж лучше бы прыгнул под машину. Неужели у тебя никогда не появлялась мысль, что, тайно переписав ту пленку, ты можешь очень крепко подставить в первую очередь меня?! Чего ты молчишь?
      - Ты сказал о нашем совместном будущем?! - ухмыльнулся Ребров. - А оно у нас могло быть?
      - У тебя есть ко мне какие-то претензии? - подозрительно прищурился Алексей.
      - Теперь уже нет, теперь мы - квиты...
      Виктор хотел еще что-то добавить, но внезапно в голове его сверкнул ослепительный свет. Он четко понял, что ему необходимо делать дальше, чтобы все, абсолютно все, исправить. Так бывает где-нибудь в лесу, в бурю, когда человек не знает, куда идти дальше, но вдруг в длящейся всего доли секунды вспышке молнии замечает спасительный ориентир и в душе у него расцветает надежда.
      Даже не признаваясь себе самому, Ребров в течение всего разговора с Большаковым, выслушивая отборную брань в свой адрес, продолжал мысленно искать выход из положения. И когда Алексей сказал одно ключевое слово, множество винтиков, колесиков, передаточных механизмов в голове Виктора вдруг выстроилось во что-то цельное.
      Он тут же встал и пошел к выходу. Алексей еще кричал ему в спину, что он уволен, что у него будет масса других неприятностей, однако все угрозы и проклятья мгновенно потеряли для Реброва всякий смысл. Да и сам он мысленно был отсюда уже очень далеко.
      Впрочем, он понимал, что очередной спасительный план, родившийся в его горячечном мозгу, был весьма призрачным и мог реализоваться только при стечении громадного количества обстоятельств. Но когда предоставленный судьбой шанс остается единственным, человек начинает в него верить, и верить безоговорочно.
      3
      При входе в Государственную думу, с правой стороны, находилась большая комната, где всегда толпилось много людей. Здесь располагалось бюро пропусков нижней палаты российского парламента. Это помещение можно было назвать и своеобразным чистилищем: отсюда посетителей либо отправляли на встречу с думскими небожителями, либо выдворяли назад - в ад расположенной рядом Тверской, где по раскаленному асфальту в несколько рядов сплошным потоком двигались автомобили.
      В самом же бюро пропусков с одной стороны шла сплошная высокая стойка с окошечками, а с другой - стояли столы с городскими телефонами. Именно к ним первым делом бросился Ребров - для реализации своего плана ему срочно надо было позвонить.
      Он набрал номер, по которому очень давно не звонил, но помнил его наизусть.
      - Слушаю вас, - тут же прозвучал в телефонной трубке голос Анны Игнатьевой.
      - Пожалуйста, не клади трубку! - скороговоркой произнес Виктор. - У меня опять возникли чрезвычайные обстоятельства. Пожалуй, чрезвычайнее еще и не было. Мне необходимо срочно с тобой встретиться. Немедленно!
      Размышляла она всего несколько секунд:
      - Хорошо. Где?
      Они договорились встретиться в большом, шумном ресторане "Патио-Пицца" в самом начале Тверской. Чтобы попасть туда из Думы, Реброву нужно было всего лишь пересечь улицу, и он пришел первым. Оккупировав столик в самом дальнем углу, он стал следить за входной дверью и, когда появилась Анна, привстал и помахал ей рукой.
      Многие из присутствовавших в ресторане мужчин обратили на Игнатьеву внимание. И, пожалуй, это внимание вряд ли оказалось большим, даже если бы она, продвигаясь по проходу, сбрасывала с каждого столика на пол по тарелке.
      Виктор сдержанно улыбнулся и поздоровался, ожидая чего-нибудь подобного в ответ. Честно говоря, на многое он не рассчитывал - так, на дежурную вежливость. Однако она с большим запасом продемонстрировала, что ее приход ни в коем случае нельзя рассматривать как готовность идти на компромиссы. Стараясь замять возникшую при этом неловкость, Ребров торопливо отодвинул стул и помог ей сесть.
      К ним сразу же подлетел официант с меню и спросил, не принести ли чего-нибудь попить.
      - Минеральной воды, - сказала Анна.
      - Мне тоже, - добавил Виктор.
      Какое-то время сидели молча. Он украдкой разглядывал Анну. За последнее время она немного похудела и хорошо загорела - вероятно, по выходным ездила куда-нибудь за город. И еще он заметил у нее кольцо и серьги, которых раньше не видел. Возможно, эти недорогие украшения она купила себе сама, но все равно: и загар, и серьги говорили о какой-то ее жизни, проходившей без него. И сознавать это было не очень приятно.
      - Во-первых, я тебя слушаю, а во-вторых, ты не мог бы снять очки? наконец сказала она.
      - Очевидно, у меня очень красивые глаза, - вздохнул Ребров, снимая очки. - За сегодняшнее утро ты - уже третий человек, который хочет их увидеть. Правда, сейчас это не так легко.
      Если Рукавишникова вид его подбитого, раздувшегося глаза оставил равнодушным, Большакову доставил удовольствие, то Анну он поверг в состояние шока. Ее внешняя холодность мгновенно рухнула, и она непроизвольно схватила его за руку.
      Все это вдруг напомнило Виктору тот вечер в Заборске, когда он принес в гостиничный номер Анны забытую ею в ресторане сумочку. Тогда в ее глазах также вначале были холод и презрение, но потом прорвалась целая буря чувств. Вряд ли что-либо подобное могло повториться сейчас, но даже ощущать тепло ее руки было безумно приятно.
      - Кто это тебя так?! - воскликнула она.
      Как и Рукавишникову, Ребров в самых общих чертах рассказал ей о визите в его квартиру подручных Кроля и самого начальника службы безопасности "Московского кредита". Еще недавно холодное лицо Анны теперь бурно реагировало буквально на каждое его слово.
      - Твои коллеги порылись в моих вещах, немножко поразмялись на мне, а потом Кроль пообещал выбросить меня из окна, если я и дальше буду плохо себя вести, - заключил Виктор эту историю. - И у меня нет оснований полагать, что он шутит.
      - Это уже переходит всякие границы! Кроль окончательно зарвался! А Шелест... он и в самом деле потакает этому бандиту! Какие же они подонки! Было видно, что ей нелегко удержаться от более крепких слов. - А что им от тебя было надо?
      - Кое-какие документы - я собрал их на Шелеста и хотел передать людям из аппарата премьера.
      - Нет, ты все-таки сумасшедший!
      Анна никак не могла прийти в себя.
      - Кроме бумаг, они забрали у меня еще и одну магнитофонную кассету. Как мне объяснил сегодня утром знакомый следователь, она в сто раз важнее, чем все мои документы, - сказал Ребров.
      - А что на ней было записано?
      - Весьма любопытный разговор, состоявшийся между Шелестом и Большаковым.
      Все эти детали из шпионского романа окончательно доконали Анну. Она сидела с открытым ртом, как ребенок, которому рассказывают истории об оживших скелетах.
      - И кто записал этот разговор?
      - Большаков. Я дал ему диктофон на встречу с Шелестом, а потом тайком от него переписал кассету. Ее-то у меня и забрал Кроль.
      - Вряд ли Шелесту это понравится... - заметила она.
      - Ему уже не понравилось, - подтвердил Виктор. - Сегодня утром к нему ездил Большаков. Между ними состоялся крутой разговор. После этого Алексей устроил скандал и мне. Да что там скандал. Он готов был разорвать меня на куски... Но при этом Большаков упомянул одну интересную деталь: перед тем как прокрутить ему ту самую злополучную кассету, Шелест достал ее из верхнего ящика своего стола... И это мой последний шанс...
      Анна наморщила лоб.
      - Не поняла? Какой шанс?
      - Если сегодня утром Шелест достал кассету из верхнего ящика стола, то есть большая вероятность, что он туда же ее и положил... Так обычно делает большинство людей... Машинально...
      На лице Анны вначале отразилось недоумение, потом растерянность и наконец негодование.