- Молодец Лучкин! - кричу Пащенко. - Передайте комбатру: объявляю благодарность всему личному составу. Поздравляю с первой вражеской батареей, записанной на счет полка!
      А в стороне Сталинграда творилось что-то невообразимое. Огромные столбы черного дыма заволокли небо над городом. Варварская бомбежка жилых кварталов Сталинграда продолжалась до конца дня.
      Позднее стало известно, что в этот день вражеская авиация совершила более 2000 самолето-вылетов, превратив многие кварталы Сталинграда в груды развалин. Но более всего обожгла весть о том, что противнику удалось-таки рассечь сталинградскую оборону на две части и прорваться к Волге севернее города. 62-я армия, в оперативном подчинении которой мы находились, была отрезана от основных сил фронта. Вследствие этого нас переподчинили другой армии.
      Бои приняли затяжной характер. В течение первой половины сентября на фронте Самофаловка, Ерзовка три наши армии - 24-я, 1-я гвардейская и 66-я, - сражавшиеся севернее участка прорыва, пытались восстановить положение, оттеснить немецкие части, вышедшие к реке, но сил и средств для этого не хватало. Правда, настойчивые атаки ваших стрелковых подразделений и меткие огневые удары артиллерии отвлекли на себя значительные силы врага, чем ослабили его удар по городу.
      Меня и моих товарищей радовало то, что к нам, на Сталинградский фронт, все больше и больше прибывало артиллерии, главным образом частей РВГК. Как правило, они, как и мы, были не до конца сформированы, доучивались в боях, но огневая мощь нашей группировки крепла изо дня в день.
      Большие испытания выпали в те дни на долю личного состава 1107-го пушечного артиллерийского полка. Хорошо запомнились бои с 3 по 8 сентября, когда армии Сталинградского фронта предприняли наступление с севера во фланг вражеским соединениям с целью ликвидации коридора, образовавшегося севернее города.
      Немцы основательно закрепились на многочисленных высотах, господствовавших здесь над окружающей местностью. В ряде случаев ваши части наталкивались на мощный пушечный и пулеметный огонь зарытых в землю и замаскированных танков и штурмовых орудий. Общевойсковые командиры то и дело просили нас подавить и уничтожить эти бронированные огневые гнезда. Артиллеристы полка в течение 6 и 7 сентября прямым попаданием уничтожили 11 таких танков и самоходок.
      Во время боевой работы по целям, особенно по артиллерийским и минометным батареям, а также по скоплениям пехоты и танков противника, командиры взводов, старшие офицеры па огневых позициях и политработники находились в расчетах. При исполнении команд, определяющих порядок огня, они следили за точным соблюдением указанного командой темпа стрельбы и за тем, чтобы каждое орудие производило выстрел в свою очередь, не опережая другие и не отставая от них. Главным для нас тогда было выработать у номеров определенный комплекс навыков боевой работы, довести ах до автоматизма.
      Помню, когда полк стоял на позициях в районе Ерзовки и уже считалось, что мы более или менее научились стрелять, я стал наблюдать в стереотрубу за тем, как ложатся снаряды на рубежах ПЗО при отражении атаки большой группы вражеских танков, и ужаснулся. Фонтаны земли и огня вздымались с большими отклонениями как по дальности, так и по направлению.
      - Беда, комиссар, - говорю Горошко. - В батареях не умеют строить ни параллельный веер, ни веер по размеру участков ПЗО. Да и за установками прицела и угломера следят не все командиры орудий и наводчики.
      В любое другое время я, конечно, тут же прекратил бы стрельбу, но шли вражеские танки, много танков, и снаряды, ложившиеся даже в таком беспорядке, попадали в цель...
      - Не нервничай, Виктор Макарьевич, - слышу, как всегда, спокойный голос комиссара. - Посмотри лучше, как шарахаются от наших снарядов гитлеровские танки. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. А навыки - дело наживное. Дай срок...
      А там, на поле боя, на пути движения рассыпавшихся широким фронтом гитлеровских танков стояла непробиваемая стена плотного огня. Внакладку по этому рубежу стреляли минометы и гаубичные батареи 122-миллиметровых орудий поддерживаемой стрелковой дивизии. Танки врага маневрировали, пытаясь то уклониться в сторону и обойти страшный для них рубеж, то рывком преодолеть его. На поле боя один за другим вспыхивали яркие костры...
      Несмотря на ежедневные боевые стрельбы, расчеты продолжали учиться и их боевое мастерство росло изо дня в день.
      Весь сентябрь полк перебрасывали с места на место. Автотранспортом и тракторами мы были пополнены уже до штата, и маневрировать колесами и гусеницами стало гораздо легче. Но частая смена позиций, марши, оборудование окопов для орудий, наблюдательных и командных пунктов требовали огромного физического труда, и, как правило, ночью (днем стрельба).
      В поте лица трудились все: артиллеристы-огневики, разведчики, связисты, трактористы-механики, воины службы артснабжения и тыла. Как сейчас вижу перед собой сутулую фигуру пожилого тракторного механика А. И. Моисеева. Это был труженик из тружеников. Его никто не видел и минуты без дела. Он знал цену своему труду, работал на совесть, и все мы уважали этого немногословного собранного человека. Некоторое время спустя я с удовольствием поздравил его е заслуженной наградой - медалью "За боевые заслуги".
      В батарее капитана П. И. Бакина, в которой служил Моисеев, как правило, не было задержек и поломок тракторов по вине трактористов-механиков. Умели они экономить и горючее. Еще бы, Сталинграду была дорога каждая канистра...
      Вечерами степь горько пахла полынью. Со стороны Дона тянуло неприятной сыростью. Вдали, за холмами и взгорками, то и дело взлетали белые немецкие ракеты, освещая передний край. С севера и юга доносились раскаты артиллерийской канонады. Защитники Сталинграда на ближних и дальних подступах к нему и в самом городе стойко отражали бесчисленные атаки вражеских дивизий.
      Личный состав полка понимал сложность обстановки и все силы отдавал на разгром врага. Ядром, вокруг которого сплачивались артиллеристы части, были коммунисты. Опираясь на них, батальонный комиссар Тимофей Дмитриевич Горошко и другие политработники умело воздействовали на настроение людей, оперативно доводили до них смысл и значение происходящей здесь, у стен волжской твердыни, битвы. В полку регулярно проводились читки центральных и фронтовых газет, партийные и комсомольские собрания.
      Много внимания уделялось работе фронтовых агитаторов. Комиссар полка Горошко призывал их вести активную работу с каждым бойцом, группой бойцов, а главным образом - в орудийных расчетах и отделениях спецподразделений. Агитаторы так и поступали. Они воевали рядом со своими товарищами, были в курсе событий и со званием дела разъясняли бойцам обстановку, отвечали на злободневные вопросы фронтовой жизни, увлекали людей не только вдохновенным словом, но и личным примером.
      Так, комсомолец Иманс Ишанбеков - агитатор 1-й батареи - вдвоем с наводчиком Сизовым в одном из боев уничтожили до 50 гитлеровцев и станковый пулемет с прислугой. А дело было так.
      Батарею атаковали около сотни прорвавшихся в глубину нашей обороны немецких пехотинцев. На позиции густо рвались вражеские мины. Появились убитые и раненые. В расчете орудия, в котором Ишанбеков был заряжающим, осталось всего двое: он да его товарищ, наводчик Сизов, который прибыл в батарею совсем недавно из стрелкового подразделения. Видя, что Сизов замешкался, Ишанбеков крикнул ему:
      - Наводи! Мы с тобой еще повоюем!
      Сизов кинулся к панораме, взялся за маховики вертикального и горизонтального наведения. Орудие ожило. Первый же снаряд разорвался в середине цепи наступающих гитлеровцев. Подоспевшие пехотинцы отбросили вражеских автоматчиков.
      О стойкости и самообладании агитатора комсомольца Ишанбекова писали в боевом листке, о нем с восхищением рассказывал своим товарищам Сизов. Весть о подвиге двух артиллеристов облетела в тот же день все подразделения полка. Это была самая лучшая форма агитации.
      С каждым днем полк все чаще привлекался командованием к выполнению сложных задач. Где-то в конце сентября начальник артиллерии армии вызвал меня па свой командный пункт и сказал:
      - Вот что, Жагала, ваши артиллеристы уже достаточно возмужали, прилично стреляют, умеют маневрировать огнем. Так что и задания вам будут теперь усложняться. Сейчас ставлю полку задачу покончить с немецким бронепоездом, который досаждает нашей матушке-пехоте.
      Я знал этот бронепоезд. Он состоял из бронированного паровоза, трех бронеплощадок для стрельбы по наземным и одной - по воздушным и наземным целям, каждая трех-, четырехорудийного состава. Бронепоезд курсировал в каких-нибудь 6-7 километрах от огневых позиций полка, почти параллельно линии фронта по железнодорожной ветке Гумрак - Самофаловка. Эта ветка проходила но балкам и высотам, скрывавшим ее от нас.
      Наблюдая за бронепоездом, я убеждался, что командовал им опытный офицер-артиллерист, умевший организовать точный, прицельный огонь в разное время суток, и не только по видимым целям, но и с закрытых позиций. Не исключалось также, что у гитлеровцев был где-то рядом и наземный наблюдательный пункт, с которого по радио корректировался огонь орудийных башен. Во всяком случае, удары 105-миллиметровых пушек по боевым порядкам наших передовых частей наносили, как правило, немалый урон.
      За день до получения задачи от начальника артиллерии армии мы с комиссаром Горошко и начальником штаба Кудрявцевым сами попали под огневой налет, произведенный бронепоездом с открытой позиции по району наблюдательных пунктов поддерживаемой нами стрелковой дивизии.
      Бронепоезд выполз из-за высоты Длинная, остановился и мгновенно дал залп из всех своих орудий, в том число и зенитных. Нам показалось, что земля сдвинулась с места. Довольно крепкий блиндаж в несколько накатов командира стрелковой дивизии, где находились и мы, заскрипел всеми своими бревнами, с потолка, посыпался песок.
      Мы с Кудрявцевым обратили внимание на одно обстоятельство: остановка бронепоезда была настолько кратковременной, что ни разведать, ни подготовить данные для стрельбы по цели, а тем более отстреляться за такое короткое время не смог бы ни один, даже самый опытный офицер-артиллерист.
      Это свидетельствовало о том, что точка, с которой велся огонь, была привязана заблаговременно, заранее были подготовлены и исходные данные, причем, видимо, на полной топографической основе.
      На следующий день мы получили задачу уничтожить бронепоезд и разрешение израсходовать на ее выполнение 60 выстрелов. Стрельбу я решил произвести силами одного дивизиона. Двенадцать 152-миллиметровых гаубиц-пушек, каждый снаряд которых весит около трех пудов и имеет огромную разрушительную силу, вполне могли подавить такую цель. Выполнить эту задачу я приказал 1-му дивизиону капитана Н. Г. Посохина.
      Прежде всего Николай Григорьевич организовал тщательное наблюдение за режимом боевой работы вражеской цели. В течение светлой части суток он вместе со своими разведчиками точно установил точки, с которых бронепоезд вел огонь, пристрелял вблизи них два репера, [Репер (в артиллерии) специально избранная в районе целей вспомогательная точка, по которой ведется пристрелка орудий с последующим переносом огня для поражения цели. Пристрелка по реперу применяется, когда она непосредственно по цели невозможна (например, по ненаблюдаемым целям) или, как в данном случае, когда необходимо обеспечить внезапность поражения.] произвел перерасчет данных для переноса огня по этим точкам.
      Бронепоезд - цель широкая. Поэтому Посохин рассчитал и построил веер по ее ширине с таким расчетом, чтобы в первую очередь были поражены бронированный паровоз и бронеплощадки по обеим его сторонам (спереди и сзади). Когда все данные были собраны и несколько раз проверены, командир дивизиона провел тренировку и только после этого доложил о готовности к выполнению поставленной задачи.
      Утром следующего дня я сидел у стереотрубы на наблюдательном пункте и с нетерпением ждал появления бронепоезда. Телефонисты потихоньку скороговоркой проверяли связь. Все были начеку, каждый делал свое дело, а цель не появлялась. Напряжение на НП и огневых позициях росло.
      Наконец в 11.30 утра из-за высоты Длинная появилась первая контрольная платформа бронепоезда.
      - К бою! - подал команду капитан Посохши.
      Бронепоезд, как по заказу, не остановился у спасительной высотки, а прополз дальше и... встал у другого рассчитанного нами места, метрах в пятистах от нее.
      И тут же мы увидели всполох всех его 12 пушек. Но это был их последний залп. Рядом с бронепоездом, спереди и сзади него, по всей длине состава, взмыли ввысь огромные столбы огня, земли и дыма. Заднюю контрольную площадку разворотило начисто, а затем, после второго попадания, опрокинуло взрывной волной прямо на полотно дороги. Путь к отступлению был отрезан.
      Батареи, согласно команде стреляющего, после залпа перешли на режим методического огня с темпом в 15 секунд один выстрел. Не прошло и полминуты, как на бронеплощадках и в центре бронепоезда, где размещался паровоз, все мы отчетливо увидели оранжевые блики разрывов. Несколькими прямыми попаданиями боевые части бронированной цели были изуродованы, из паровоза к небу потянулись черные клубы дыма и языки пламени.
      Бронепоезд перестал существовать. В разные стороны от него разбегались солдаты. Как и было задумано, разгром бронепоезда завершили артиллеристы стрелковых соединений.
      Капитану Посохину и его подчиненным я объявил благодарность и представил отличившихся к правительственным наградам. Пехотинцы же, на глазах которых артиллеристы в считанные минуты расправились с бронепоездом противника, выразили нам свое восхищение.
      Как-то вечером, когда на степь опустились сумерки, ко мне подошел командир полковой батареи управления старший лейтенант И. Семенов и попросил:
      - Товарищ подполковник, я только что был на передовой. Там противотанкисты немецкий танк подбили, и он остался на нейтральной полосе. Разрешите приспособить его под наблюдательный пункт. Ночи сейчас темные, добраться до танка можно. Пехотинцы обещали прикрыть в случае чего...
      Утром старший лейтенант Семенов был уже в тапке и корректировал огонь батарей. На другой день немцы, видимо, догадались, в чем причина высокой точности наших артиллерийских налетов, и к вечеру открыли по танку, одиноко застывшему на склоне небольшого холма, огонь из противотанковых орудий. Несколько снарядов попали в цель. К изуродованной машине поползли гитлеровцы. Но им наперерез поднялись наши пехотинцы. В короткой схватке они расправились с фашистами и вернулись вместе с Семеновым. Отважный наблюдатель был тяжело ранен. Ему оказали первую помощь и отправили в госпиталь.
      Командир батареи управления выбыл из строя надолго. Зато дивизионы, огонь которых он корректировал, в тот день разрушили два наблюдательных пункта противника, уничтожили около сотни гитлеровцев, вывели из строя два танка, разбили мост через небольшую речушку - приток Дона.
      Жить на фронте, как известно, трудно. Но мы старались хоть как-то облегчить свой быт. В этом отношении артиллеристам частей РВГК было, конечно, легче, чем пехотинцам или танкистам. Как правило, мы дольше оставались на одном месте, да и позиции были более удалены от переднего края. Поэтому мы имели возможность хорошо оборудовать землянки.
      У нас были даже специальные землянки - красные уголки, где бойцы и командиры могли написать письмо, почитать свежую газету. Даже баньки на дивизион успевали порой оборудовать. Хорошо у нас была налажена и доставка почты, особенно писем из дому. И все же неудобства были немалые. И рад был боец крутому кипятку, сухой портянке, хорошо приготовленной каше, возможности обогреться в землянке после дежурства у орудия или на НП. Погода ведь стояла холодная, иногда сырость донимала до такой степени, что ломило колени, ныли суставы. И нервы были напряжены до предела...
      Я помню лица красноармейцев - то усталые, то разгоряченные, в кровь истертые о металл снарядов ладони, окровавленные бинты под шапкой. Помню и тот энтузиазм, с которым, несмотря на усталость и трудности фронтового быта, они выполняли свою нелегкую работу.
      1107-й артиллерийский полк по-прежнему кочевал с одного участка фронта на другой. Это судьба всех частей РВГК. Их бросали туда, где того требовала обстановка. А она в междуречье Волги и Дона в те дни менялась часто, и порой самым неожиданным образом.
      Огонь нам приходилось вести, как правило, под непрерывным воздействием авиации и артиллерии противника. Иногда артиллеристы вступали и в рукопашную с вражескими пехотинцами, разведчиками и диверсантами.
      Как-то ночью под населенным пунктом Сухой Каркаган группе немецких разведчиков удалось просочиться через боевые порядки нашей пехоты и выйти прямо к командному пункту полка.
      Часовыми у блиндажей командования полка и узла связи стояли разведчики комсомольцы И. В. Кабанов и И. Есепариев, оба награжденные медалью "За боевые заслуги". Они вовремя заметили вражескую поисковую группу. Есепариев первым открыл огонь из карабина, Кабанов тут же дал очередь из автомата.
      Поняв, что обнаружены, гитлеровцы попытались отойти и скрыться в ближней балке. Но им наперерез устремились поднятые по тревоге телефонисты во главе с начальником разведки лейтенантом В. И. Ивановым. Завязался бой. В ход пошли ручные гранаты. Вся фашистская разведгруппа была уничтожена.
      Нередко нам приходилось вступать в бой и с более крупными подразделениями гитлеровцев, переходившими линию фронта с диверсионными целями. Тогда мы организовывали круговую оборону и действовали в качестве пехотинцев. Не обходила пас стороной и вражеская авиация. По фашистским самолетам артиллеристы вели огонь из личного оружия и крупнокалиберных зенитных пулеметов.
      Никогда не забуду яркий, солнечный день в районе того же Сухого Каркагана. Дивизионы с утра и до обеда вели огонь по заявкам общевойсковых командиров. Днем на позиции привезли горячую пищу. Я в тот момент находился на НП 4-й батареи. Капитан В. Т. Лучкин пригласил меня отведать щей.
      - Знали бы вы, товарищ подполковник, какой борщ умеет готовить моя хозяйка! - мечтательно сказал капитан.
      Мы вспомнили с ним Острогожск, давно занятый немцами, наших близких, о судьбе которых ничего не знали. Вдруг наблюдатели подали сигнал воздушной тревоги. Личный состав батареи спрятался в надежных укрытиях. Через несколько минут фашистские самолеты уже закрутили над нами свою карусель, Бомбы стали рваться повсюду. Вспыхнули пожары. Стараясь перекричать грохот разрывов, радист комбатра закричал:
      - Склад горит!
      Мы с Лучкиным высунулись из окопа. Там, где были сложены боеприпасы, бушевало пламя. Не сговариваясь, мы с комбатром побежали по траншее к складу. И тут на наших глазах пламя стало уменьшаться. Когда мы добрались до места происшествия, то увидели, что, несмотря на продолжавшуюся бомбежку, несколько человек гасили пламя, растаскивали тяжелые снаряды. Как выяснилось, это были бойцы орудийных расчетов сержантов И. П. Жеруева и В. М. Кузнецова. Запомнились мне красноармейцы Керабдин Жакиянов, Садвакас Досжапов, Иван Мерзляков. Они смело вступили в борьбу с огнем, увлекая за собой других. 200 снарядов, ценившиеся тогда у нас на вес золота, и два 152-миллиметровые орудия, стоявшие вблизи от склада, были спасены. Когда бомбежка прекратилась, я выразил сердечную благодарность батарейцам капитана Лучкина.
      У станицы Клетской
      В конце октября ранним утром меня позвали к телефону. Звонили из штаба артиллерии фронта, теперь уже переименованного в Донской, и приказали прибыть лично к командующему артиллерией.
      К полудню я был уже в штабе. Генерал-майор артиллерии В. И. Казаков тут же принял меня. В довольно просторной комнате было хорошо натоплено, на широком столе царил образцовый порядок. Докладывая, я старался быть предельно кратким. Однако генерал не дослушал меня до конца и жестом пригласил к столу:
      - Хорошо, Жагала, о делах ваших я знаю. А теперь давайте подумаем, сколько времени понадобится полку, чтобы переместиться вот сюда. - И командующий тонко отточенным карандашом указал район на карте.
      Я прикинул, и получилось, что расстояние до нового места не превышает 100-120 километров.
      - Хватит двух суток, - ответил я.
      - Мало, - поправил меня генерал. - Сложность задачи состоит в том, что передислокацию необходимо произвести чрезвычайно скрытно. Даю вам трое суток на подготовку. Обратите особое внимание на состояние техники, продумайте меры маскировки.
      Приказ на марш поступил не через три дня, как ожидалось, а днем позже. Нам предписывалось с наступлением темноты сняться с занимаемых позиций и начать движение. При этом каждому дивизиону и батарее назначался свой маршрут и промежуточные пункты сосредоточения. Утром должны были поступить новые указания.
      В назначенный час, свернувшись в колонны, подразделения полка двинулись в путь. Утром на первом привале нас встретил представитель фронта и вручил письменное распоряжение: переждать светлое время, а с наступлением темноты переместиться на новое место. Так продолжалось четыре ночи подряд, пока мы не прибыли в основной район сосредоточения, в 10 километрах севернее станицы Клетская. 1107-й пушечный артиллерийский полк поступил в распоряжение начальника артиллерии 21-й армии Юго-Западного фронта генерал-майора артиллерии Д. И. Турбина.
      Был канун праздника 25-й годовщины Великого Октября. Знаменательную четвертьвековую дату артиллеристы встретили торжественно и по-фронтовому сдержанно.
      Праздник пролетел быстро, и наступили боевые будни. Подразделения, рассредоточившись в новом районе, интенсивно, главным образом в темное время суток, оборудовали огневые позиции и наблюдательные пункты, но не занимали их, ждали на то особого распоряжения.
      Согласно боевому распоряжению штаба артиллерии 21-й армии боевые порядки полку было приказано оборудовать полного профиля в 2-3 километрах от передовой, обратив особое внимание на прикрытие танкоопасных направлений. Так близко при ориентации на жесткую оборону тяжелая артиллерия РВГК никогда не располагалась. Поэтому мне с самого начала стало ясно, что все нужно готовить к наступательной операции. Срок готовности нам дали предельно сжатый - всего три дня.
      К 9 ноября в полосе 21-й армии появились танковые части. Танкисты зарывали в землю свои танки и автомобили и тщательнейшим образом маскировали их. Пехотинцы рыли окопы, траншеи, ходы сообщения.
      Местность здесь была открытая, равнинная, изрезанная многочисленными оврагами и балками. Окопы для тяжелых гаубиц-пушек полка оборудовались не в балках, поэтому приходилось зарываться поглубже в землю, насыпать вокруг орудий высокие брустверы. Хотелось, конечно, сделать у каждого орудия срубы, как это было под Киришами, Но где достать бревна - настоящего леса не было и в помине на десятки километров вокруг.
      Перед оборудованием боевых порядков своих подразделений командиры дивизионов капитан Н. Г. Посохин и майор А. Т. Пащенко провели в каждой батарее совещания, на которых советовались с воинами, как лучше выполнить инженерные работы, чтобы оборона была прочной, противотанковой, противоартиллерийской и противовоздушной.
      Бойцы и командиры внесли много заслуживавших внимания предложений. В частности, командир орудия 6-й батареи старший сержант К. Джамангараев предложил выложить орудийные окопы изнутри камнями, как это делали его земляки. Старший сержант тут же показал, как надо укладывать такую стенку, чтобы она была прочной и не рассыпалась. Предложение это было принято и реализовано во всех батареях.
      Во время работ в ход пошли ящики из-под снарядов. Разбирая их, номера расчетов укрепляли досками стены траншей, землянок и ровиков, а также приспосабливали доски в нишах под боеприпасы.
      Режим жизни личного состава полка в эти дни был очень жесткий: ночью занимались инженерными работами, к утру все, что сделано, маскировали под фон окружающей местности. Противник не должен был заметить никаких приготовлений.
      Днем степь замирала. Бойцы и командиры отдыхали, принимали пищу, в подразделениях проводилась политическая работа.
      В поте лица трудились разведчики, топовычислители, связисты. Последние, к примеру, за три дня, что были отпущены нам на подготовку к бою, соединили проводной связью все огневые позиции батарей с наблюдательными пунктами и постами сопряженного наблюдения дивизионов (СНД), со штабом и НП полка. Связисты надежно укрыли телефонный кабель, глубоко зарыв его в землю. Лучше всех с этой задачей справились отделения связи 2-го дивизиона сержантов К. П. Шибанова и А. Н. Узлова, отделение связи 1-го дивизиона сержанта X. Раипова. Хорошо потрудились и связисты из батареи управления полка, которые обеспечили командный и наблюдательный пункты полка двойной линией связи с дивизионами: подземной и воздушной. Полностью была проверена надежность работы радиосредств. Проверка эта производилась по особому графику, спущенному нам штабом артиллерии армии, что обеспечивало скрытность подготовки наступательной операции.
      Особое внимание мы уделили, конечно, артиллерийской разведке местности и противника. Велась она непрерывно, днем и ночью, с самого начала оборудования боевых порядков. В сторону противника, тщательно замаскировавшись, смотрели десятки наблюдателей. Разведчики и командиры взводов управления, руководившие их действиями, очень уставали, мало спали, но свое дело выполняли добросовестно. В полку мы развернули тогда более 15 командирских НП и 8 пунктов СНД.
      Своих наблюдателей мы выдвигали также на НП командиров стрелковых и танковых частей, высылали разведчиков и в нейтральную зону, на те участки, которые оказывались вне видимости с наших наблюдательных пунктов. Нелегко было посылать туда своих людей, но другого выхода не было.
      11 ноября начальник артиллерии 21-й армии генерал-майор артиллерии Д. И. Турбин проводил с командирами артиллерийских частей РВГК рекогносцировку местности. Исходной точкой маршрута рекогносцировочной группы был мой НП. Прибыв к нам, Турбин сразу же спросил, как у нас обстоят дела с разведкой противника?
      Доложив все, что требовалось, я подал генералу свою рабочую карту с нанесенной на ней разведобстановкой. Внимательно изучив ее, Турбин попросил позвать кого-нибудь из тех разведчиков, которые вели наблюдение на нейтральной полосе. Выбор пал на И. Кабанова и И. Есепариева - неразлучных боевых друзей. "Если со мной нет моего друга Ивана, - говорил осетин Есепариев, - нет мне и удачи". Так и ходили они везде вдвоем. Вот и теперь позвали их обоих.
      Докладывал генералу Есепариев. Он вынул из планшетки свою разведсхему, блокнот и толково, без запинки рассказал обо всем, что удалось разведать за три дня дежурства с "гнезда", как выразился Искан. Генерала Турбина поразило, что место для наблюдения разведчики выбрали в 40 метрах от траншеи румын (на нашем участке фронта оборонялась румынская дивизия). Генерал попросил разведчиков рассказать, как они вели наблюдение.
      - Мы облюбовали большую воронку от авиабомбы, - начал Кабанов. - Перед ней - редкий кустарник, в перископ все отлично видно. Нам даже удавалось поочередно разминаться на дне воронки. Делали это мы бесшумно. И румыны ни разу не заподозрили, что рядом кто-то есть. А если бы нас и обнаружили, то мы имели автоматы и по пять гранат на каждого. Да и поддержка пулеметным огнем была обеспечена группой пехотинцев, которые находились в боевом охранении метрах в 200 от нас. Генерал Турбин объявил обоим разведчикам благодарность, назвал их героями. Те даже растерялись. Ответив, как положено: "Служу Советскому Союзу!", Кабанов, смущаясь, добавил:
      - Да это же обыкновенное дело артиллерийского разведчика, товарищ генерал. - Мы привыкли...
      Генерал Турбин посетил еще два наших наблюдательных пункта: во 2-й и 4-й батареях. Беседовал с рядовыми разведчиками, смотрел планшеты командиров батарей лейтенанта М. П. Вовка и капитана В. Т. Лучкина с нанесенными на них разведданными. И в обоих случаях остался доволен: разведчики, как, к примеру, командир отделения 4-й батареи сержант Шаматай Байжичитов, досконально знали все цели в секторе батареи, их характер, режим "работы" (как правило, это были вражеские НП, КП, артиллерийские и минометные батареи, противотанковые орудия, блиндажи).
      Такая же скрупулезная работа по вскрытию системы огня и оборонительных укреплений противника велась и в других полках РВГК. Мы очень часто обменивались е соседями данными, наносили на свои карты и планшеты обнаруженные ими в нашей полосе цели. Всеми средствами разведки оптическими, звуковыми, по секундомеру, по вспышкам - мы вскоре полностью вскрыли группировку артиллерии, минометных частей и подразделений противника в полосе армии.
      Вскоре начальник артиллерии армии провел с командирами соединений и частей рекогносцировку. Здесь мы впервые услышали, что готовится контрнаступление против сталинградской группировки противника с целью ее окружения и уничтожения силами нескольких фронтов - Юго-Западного, Донского и Сталинградского.
      Там же, на рекогносцировке, но уже на второй и третий день ее проведения в более расширенном составе были решены вопросы взаимодействия с общевойсковыми и танковыми частями.
      В задачу нашего полка входило нарушить систему противотанкового огня, разрушить укрепления в опорных пунктах противника, подавить несколько артиллерийских и минометных батарей. В последующем - поддерживать огнем действия частей 76-й стрелковой дивизии, а с вводом в прорыв танковых соединений - обеспечить успешное преодоление ими первой линии обороны врага, а также бой в тактической и оперативной глубине. Направление перемещения боевых порядков полка и дальнейшее его переподчинение на поддержку других соединений были указаны ориентировочно.
      Поскольку полкам РВГК пока не разрешалось занимать огневые позиции, в штабе артиллерии армии ломали голову над тем, как незаметно для противника произвести пристрелку такой массы артиллерии по разведанным целям, а также наземных и воздушных реперов. Советовались с нами, командирами частей. В результате генерал-майор Д. И. Турбин принял решение: пристрелку осуществить по специальному графику штаба артиллерии армии отдельными орудиями (от каждого артиллерийского дивизиона - по одному пристрелочному орудию) с таким расчетом, чтобы не выйти из обычного режима стрельбы наших артиллерийских частей на данном участке фронта, не вызвать у противника никаких подозрений насчет подготовки наступления и сосредоточения в связи с этим здесь большой массы артиллерии и минометов.