БАБА обязана раскачать своего собеседника. Этот зычный глас внедряется в самые потаенные закутки твоего сознания и эхом должен возвратиться обратно. Сундуки же никогда не набрасываются первыми на собеседника, они торжественно, с достоинством хранят в себе и готовы предоставить некие ценности.
      Иногда, только иногда это бывают настоящие ценности, а Сундук бывает кладезью мудрости. Сундуки -- безмозглые философы вселенной. Стремясь написать мемуары действительности, они все глубже погружаются в свое пыльное нутро, и все же, задыхаясь и кашляя, они пичкают своими бездарными летописями всех окружающих.
      Кстати, именно Сундуки тебе равнодушно говорят прописные истины, вроде этой: "ТРУДИСЬ, И ТЫ ПОЛОЖИШЬ В КАРМАНЫ СВОЕГО ХАЛАТА ХОЛЩОВЫЕ МЕШОЧКИ, НАБИТЫЕ ХРУСТЯЩИМИ КУПЮРАМИ". Сундука легко узнать -- вот он стоит на трамвайной остановке и обрабатывает своего несчастного собеседника словечками вроде "великолепненько". Согласитесь, есть какая-то доля насилия в его поведении.
      Другое дело -- Кузнечик. Есть люди, которых мы (из-за несовершенства своего восприятия) часто не замечаем -- когда они есть , но их отсутствие в нашей жизни сразу же бросится в глаза. Это безобидные существа -- Кузнечики. Они незаметно трудятся над совершенствованием мира межличностных отношений, общаются с такими же зелеными собратьями -- скрипачами и стрекочут упоительно о чем-то. Кузнечик не станет слезливо грозить вам увесистым пальцем на перекрестке дыша винным перегаром и тянуть что-то утробно-гномье "за жисть" как это делают Сундуки или те же Базарные Бабы. Кузнечик вам только покажет направление.
      Есть еще очень добрые и чувствительные Олешки. Если Кузнечик -- уже достаточно мудрый и опытный, то Олешек -- это, как правило, еще наивный и неискушенный. Он везде тычется в надежде получить сочной луговой травы или доверчиво ждет ломоть хлеба, посыпанный крупной солью. Он никогда не теряет веру в людей. Даже сломанный очередным Сундуком или Микрометром ( Часами с Кукушкой , Календарем, Кронциркулем и т. д. ), он бодро и трогательно шепчет:
      "И это пройдет". В нем всегда есть искра любви ко всему. Его большие влажные глаза пытаются понять этот сложный мир с его нешуточными катастрофами, но увы, это ему почти никогда не удается.
      И, может, это к лучшему. Я видел людей, которые постигали это -- они становились либо Сундуками либо Психами и очень редко Пророками.
      Псих -- это совокупный образ -- в него входят беспричинные радости человеческие и необъяснимые страхи и отрывки каких-то фраз и трясущаяся голова и устремленные в никуда мутные глаза и странные поступки -- реже жестокие. Псих -- это продукт общества, если хотите, некий выхлоп, отброс, отход. Но не спешите с выводами. Видели когда-нибудь надпись: "сделано из отходов"? Вот то-то. Окружающим смешна нелепая суета Психа -- а он решает вопросы, до которых никому, увы, нет дела. Психа можно сравнить с яйцом, с которого злая воля содрала железную логику скорлупы и он обнаженный и невылупившийся предстает перед этим колючим миром. Может показаться, что Псих свободен -- от куриной мудрости человечества и прочих нагромождений -но это не совсем так -ПСИХ, как патефон, действует по четко заданной программе, бьется в размытых рамках своего "Я", бегает в невидимом искривленном колесе -- возможно, во имя каких-то внутренних идеалов.
      Пророк -- это не объект, это целое явление. Это некая субстанция в газообразной мантии, наполненная ответами на любые вопросы, даже на те, которые ему никогда не зададут. Они носят высокие красные колпаки -- ими издеревле толпа помечает Дураков и Пророков. Жестикуляция Пророка очень скупая, он сдержан, скромен, не любит никаких дифирамбов в свой адрес. Он силен. Что же движет Пророком? Я пришел к выводу, что это тоска и тяга к свободе для себя и других.
      Дурак -- это не просто глупый человек. Прекрасно быть настоящим Дураком. Его сила и одновременно слабость -- он воспринимает мир и людей такими, какие они есть. Он не прокручивает в своей маленькой кубической голове какие-то там варианты и возможные расстановки сил, а просто живет и наслаждается жизнью. Важное замечание: Дураки никогда не стремятся упростить сложную для них задачу, не изобретают приспособлений для достижения цели, а всегда идут самым бесхитростным и в большинстве случаев выигрышным путемнапролом. Дурак -- это свободный человек. Конечно, у него есть какие-то обязанности, но все-таки...
      В этом мире живет масса существ, в которых есть что-то от Кузнечика, от Сундука, от Олешка, от Пророка. Порой возникают очень интересные и непредсказуемые сочетания. Я знал одного, буквально святого, человека, в котором соединились качества Пророка и Олешка. Его не раздражала повседневная бытовая суета, он ко всему относился спокойно, неся свет правды и любви. От него исходила благостная симпатия. Мне довелось видеть гибрид Кузнечика и Базарной Бабы -- это была сморщенная засушенная ведьма с ледяным голосом и ядовитой душой -- существо, не лишенное, впрочем, музыкального слуха и весьма начитанное. Ее бульдожьи повадки неизменно приводили к смерти тех глупцов, которые осмеливались подойти к ней слишком близко.
      Нужно упомянуть еще одного персонажа нашей пьесы. Череп с золотыми зубами известен всем -- это существо кричит о своей уникальности в этом мире, твердит о своем совершенстве, хотя внутри он абсолютно пуст. Череп любит командовать, задавать тон в разговоре, любит медленно и тускло шутить над кем-нибудь. Череп ненавидит любые проявления жизни, всякую естественность, однако сам патологически любит комфорт. Череп болен снобизмом. Череп неимоверно скуп.
      Девиз Черепа -- " НЕ Я ДЛЯ ВАС, А ВЫ ДЛЯ МЕНЯ" относится ко всем предметам, которые его окружают. Любимые слова Черепа-"ТЫ должен. ОН должен. ПОЧЕМУ я должен? "
      Череп очень рационален. В его пустоте нет-нет да и промелькнет искорка выгоды. Он умеет в своих грехах обвинить других. Если проследить за ним, то можно увидеть, что он ужасный чистюля -- не терпит пыль и мусор. Наверное, поэтому Черепа не дружат с Сундуками.
      Череп бережет свои и общественные вещи. Он не выносит, когда на вещах появляется царапинка, не любит он и перемещений вещей с места на место. Порядок предметов у Черепа возведен в ранг общественной морали: если что-то не так сместилось, не так изменилось -- надо выявить виновного и строжайше осудить его. Таким образом, для Черепа категорически важно, как его партнер относится к вещам. Только их Череп одушевляет, боготворит. Даже своих близких и друзей Череп вначале представляет неживыми предметами и в дальнейшем на каждом коротком участке своей жизни как-бы мысленно их умерщвляет -- для простоты. На каком-то этапе своей жизни он становится просто невыносимо опасен для окружающих. Избегайте, пожалуйста, черепов с золотыми зубами. ... В брюхе ржавого трамвая ехали, плотно прижавшись друг к другу несколько Кузнечиков -- толстые старики и женщина с розовым бугристым лицом. Сундуки искоса посматривали на них, стараясь понять, СООТВЕТСТВУЮТ ли они. Ехали молча, только изредка, на остановках, ругаясь. Какой-то старик-философ с пафосом думал: "Вы же люди все-таки, а не быдло какое-то! ". Его увлеченно отталкивали от открытого окна с глотками свежего воздуха.
      Череп сидел на переднем сиденьи и скрипел золотыми зубами. У него было принюхивающееся лицо. На коленях Череп недовольно держал новую газету. Дураки благодушно заглядывали в нее. Юного Олешка-девочку 5 лет охраняла от толпы мама -- Базарная Баба. Водитель объявлял остановки. Размеренный стук колес прервал чей-то хриплый голос. Все оглянулись. Голос принадлежал типу, одетому в серую рубаху и кирзовые сапоги. Это был Псих, но с замашками Пророка. Человек этот держал в руках какие-то листки и нервно повторял одно и то же: "Восьмерка за восьмеркой! " Пуговицы его рубахи напоминали оловянные глаза Дураков, которые уже начали думать, что его бредовые слова имеют какой-то смысл. -"Объясни, братан, что ты имеешь в виду... "-как бы говорили их вопросительные лики. Сундуки в такт езде качали бурыми головами, как бы в знак согласия.
      Кузнечики отстраненно и уныло ехали куда-то, их сухие, шуршащие плащи были здесь, в духоте трамвая, а сами они были далеко -где-нибудь на природе, на пикничке, у туристкого костра, в густой траве-мураве, которая хорошо скрывает от сапог. Зловещий тип вскоре вышел, обронив на замызганный пол несколько листков. Череп проследил его паучьим взглядом и хитро икнул, продолжая вертеть в цепких руках газету. "Мама, а кто это был такой? "- протянула девочка-Олешек. "Откуда я знаю! "-вякнула мамаша. -"Сумасшедший какой-нибудь, наверное... Мужчина, не видите, я с ребенком стою! ".
      -- "Ну и стой себе"-- сказал кто-то с большим рюкзаком. ... На листках был написанный каллиграфическим почерком рассказ. Я приведу его здесь с сокращениями. ... Жил-был Ящер. О нем ходила слава весельчака, острослова и хорошего хозяйственника, хотя не все соответствовало действительности. Он был туповат, жаден и только иногда-добродушен. Его седая башка хранила в себе набор фраз на все случаи жизни. Например, если речь заходила о книгах, он обязательно говорил "Книги надо читать вдумчиво", если на улице он видел снег, он гово- рил: "Похолодало". Были в его голове и остроты. Он их произно- сил, своеобразно ощерившись, придав своему лицу оттенок патетического вдохновения. При этом было слышно, как ворочаются с глухим стуком его глиняные мозги.
      Надо отдать ему должное -- он умел навязать другим свой кретинский потенциал и залезть в душу. Его чешуйчатый, неповоротливый язык постоянно выдавал наставления: "Не умничай, не фантазируй, не суди о вкусе кокосовых орехов, не делай холостых рейсов. " , хотя грешным делом, эта многотонная скотина сама же нарушала свои заповеди.
      Был он страшный хвастун. Любое незначительное дельце, которое делалось им без участия головного мозга, он преподносил окружающим как что-то на редкость замысловатое и сложное. Ящер был очень колоритной фигурой. Конечно, он сторонился людей, которые видели его насквозь. С ними он произносил два-три слова за час, и то речь шла об очевидных вещах.
      Его отличало то, что он совершенно не помнил добрых дел, которые ему сделали окружающие. В принципе, этот самодовольный прохвост ловко их всех использовал, рационально оценив густыми глазками все достоинства. После того, как люди были опустошены по отношению к нему, он старался всячески облить их грязью, обвинить в некомпетентности, эгоизме, лени или в других грехах.
      Впрочем, многие люди вовремя чувствовали приближение собственной ненужности Ящеру и избегали этого подлеца. В борьбе с трудностями и соперниками Ящер растерял последний смысл существования и начал развивать философские теории, которые затем вылились в стройную, как ему казалось, идеологию. Строчки этой идеологии, перемежаемые многочисленными и многосмысленными "Угу" и "ХМ", Ящер принялся неуклюже вклинивать в мозги окружающим. Как ни странно, окружающие его даже зауважали. "Нечего витать в облаках"-говаривал Ящер. "Семь раз отмерь". Окружающих он окончательно теперь считал дурнями. Повторял им по нескольку раз. Перестал следить за качеством своих шуток. Жил по принципу "Что позволено Юпитеру, не позволено быку". Удивительно, но именно этот принцип привел Ящера к окончательной деградации. Элементарные жизненные ситуации он теперь распознавал очень долго, долго придумывал тривиальные решения, стал задавать нелепые вопросы и вскоре умер. На его поминках равнодушные родственники монотонными голосами говорили: "Он очень любил жизнь". ... Непонятные существа собирали из чугунных слитков какой-то механизм. С огромным трудом поднимали они неимоверно тяжелые куски черного металла. Сооружение это должно будет им объяснить некую Истину. Яркое солнце светлой грустью освещало создаваемый Оракул. Существа со слепым тщанием прилаживали массивные пружины к особым кольцам по краям крупных манипуляторов.
      Несколько раз их создание чуть было не завалилось на бок, едва не похоронив под собой бесталанных авторов. Наконец, чугунный монстр стал похож на Бабочку. Конечно, это было грубое и уродливое подобие, но, по всей вероятности, и такое сходство вполне всех устраивало. Жрецы повалились перед чудовищем на колени и заорали слово "ЗАЧЕМ? ". Это слово привело монстра в движение. ЧУДОВИЩЕ пророкотало: -- Вы ищете смысл? Смысл -- в разрушении. Разрушив на составляющие, можно постичь смысл, узнать законы объекта. Радуга, высокая сочная трава, яркая прохладная речка, пение сверчков, нежные облака -- все это бессмысленно, ибо некому наполнять их смыслом. Все, что от природы, все, что отвергает всякую искуственность -- абсолютно бессмысленно. Хотя есть зачатки смысла и в этой зеленой круговерти -- СОЖРИ САМ, пока не СОЖРАЛИ тебя Зато все, что рационально по своей сути -- ваши выверенные, но все равно неуклюжие создания и творения -- имеют этот божественный безграничный смысл. Вот ПОЧЕМУ я сейчас все здесь уничтожу...
      Но, к счастью, этой тирадой и закончилось существование механической Бабочки. Она затряслась и судорожно рассыпалась в серую пыль. Может быть, рационалисты -- жрецы забыли какую-нибудь деталь, а может быть их желание узнать Ответ было не слишком велико, но гул долго еще стоял в их удивленных головах. ... Металлический рыцарь, созданный уже в новую эпоху, мало рассуждал о смыслах и не слишком искал их. Он был легкий и блестящий. Когда нужно, он был рационален, когда не нужно -иррационален. Его мысли текли гармонично. Иногда он позволял захлестнуть свое сознание веселым потокам ассоциаций. Никто лучше его не мог управляться с любыми цифрами и словами. Он был покладистым и ровным в общении. Когда жрецы допускали неточность или явную ошибку, он тактично поправлял их. Он знал ответы на все вопросы, если чего-то он не знал, то, опираясь на известные законы, быстро приходил к ответу.
      Его называли Механический Пророк. Едва родившись, он быстро ухватил суть всех предметов и усвоил то, что людям знать не нужно -- ПОГРАНИЧНЫЕ ДАННЫЕ -- истинную Причину и истинное Следствие и кое-что еще. Когда ему задавали вопросы, касающиеся этих областей, он немножко искажал информацию для блага человечества. И вот однажды к нему пришел путник. Выглядел он как обычный человек, но на самом деле являлся биороботом -- результатом неудачного эксперимента.
      Создатели его хотели уничтожить, но он успел исчезнуть из лаборатории. Он тоже знал ответы на вопросы, но его мыслительный центр был менее совершенен, чем у Пророка, и он только догадывался , что есть запрещенная информация. В биороботе (звали его БИОПСИХ) жила страшная Идея, которая подчинила его себе. Итак, путник принялся задавать Пророку вопросы, вскользь касаясь запрещенных областей. Его целью сейчас было -- поставить Пророка в затруднительное положение, загнать его в тупик, уличить во лжи.
      Вначале они беседовали спокойно, потом стали говорить на повышенных тонах. Закончилось дело тем, что, улучив момент, когда Пророк оглянулся, Биопсих напал на него и выключил. Затем он извлек из головы Пророка золотую пластину, на которой хранилась вся информация, и стал ее исследовать. Постигнув Великую истину, Биопсих изменил некоторые участки на пластине. Он расчитывал, что теперь Пророк станет по собственной инициативе всем и каждому открывать Великие Тайны.
      Вставил пластину и включил Пророка. Первые слова, которые произнес Пророк, были: "Восьмерка за восьмеркой! ". Первым, кого убил Пророк, был Биопсих.
      Все это было написано на листках. Их мне передал один веселый человек, который ехал тогда в том трамвае. Мне не хочется выступать в роли критика, но то, что было изложено в этих бумажках, затронуло и потрясло меня. Черт возьми! Я был, оказывается прав, когда описывал Психов и Пророков. (если читатель вспомнит, именно к ним принадлежит нервный человек, написавший на листочках вышеописанную лихорадочную историю. ). Чувствуется, что автор этих загадочных рукописей -- человек весьма неравнодушный. Основной вопрос, который пронизывает его несуразные рассказцы -"Где грань падения человеческого? ".
      Единственный упрек автору -- в его произведении чувствуется какая-то отстраненность, созерцательность, он не предлагает никаких путей выхода из сложившейся ситуации. И к тому же -- не так уж печально обстоят дела у человечества. Лично я никогда не встречался с людьми, в которых одновременно бы присутствовали качества Ящера, хотя можно допустить, что в целом мире найдутся два, ну, от силы три таких персонажа, как описанный в рассказе.
      Кстати, очень заметно, что этот патологический образ автору приятен до отвращения -- обратите внимание, с каким сладострастием он вырисовывает его пороки. Скорее всего, тот милый пассажир ржавого трамвая -- мазохист, но от этого его произведение не теряет своей остроты и злободневности. Скажу откровенно, мне очень понравилось. Чувствуется, что у автора есть фантазия и он неплохо пишет.
      Удался эпизод с бабочкой. Однако хочется дать ему совет -- лучше преуменьшить проблему, чем ее преувеличивать. Назовите того же пресловутого Ящера, предположим, Таракан, или Барсук, и Вы сразу почувствуете, что Вам стало легче жить. ... Реальность побеждает Фантазию, одерживает одну победу за другой, восьмерка едет за восьмеркой, а человек ждет своего ржавого трамвая -- тело его мерзнет на остановке, а невменяемая душа греется у камина, прикрытая уютным пледом в кресле-качалке в маленькой комнатушке, курит трубочку, добродушно кашляет и слушает, слушает вьюгу. Мечты -- яркие картиночки величиной с почтовую марку наклеивает филателист-Жизнь в свой альбом. И там, внутри, в ее альбоме -- чьей-нибудь голове, эти картиночки оживают, и обращенные вовнутрь самого себя глаза жадно смотрят эти необыкновенные фильмы, но неумолимая Реальность включает свет. Везде валяются порванные билеты, шелуха от семечек, и хотя фильм еще идет, все должны встать и выйти.
      Сказки городского полотна
      Изящные руки многочисленных лучей играли на божественных лютнях. Их острые блестящие лица и тонкие волосы было легко заметить в прозрачных водоемах или невесомых облаках жизни. Тайны ищи -шелестел загадочный ветер. Таинственно молчали скалы. А пальцы бликов бегали по неощутимым струнам. Была музыка! Поэзия ребенка оленя -волнистый алмаз постепенности. Музыка... Музыка. Нежная трогательная мелодия -только что спела флейта, уже стонет другая струнка -- пойми песню.
      Я в это верю, как в сбывающийся сон. Среди домов, тающих в городском тумане -- уютный маленький прозрачный домик. В нем -ласковые цветы и приветливая хозяйка. Она поит меня ароматным горячим чаем.
      Она понимает меня, маленькая нежная девушка. За стенками этого домика -- суета, скрежет и холод, а я сижу в кресле у камина рядом с ней. Она улыбается моим безрассудным словам. У нее милые глаза. Мне хочется остаться... Я выхожу навстречу снежинкам, и уже еду в троллейбусе, но диковинное блестящее деревце в горшочке, ее улыбка и спящие розы со мной.
      Словно длительные поиски в замысловатом скрипучем комоде, когда рука пробирается сквозь чащу холодных забытых потемневших вещей, ищешь что-то нужное во всех ящиках, на всех коричневых нервных полках, а в маленькое окошко на тебя смотрит бронзовая скульптура великого поэта.
      Скрученные бечевкой потрясающие высказывания -- Да! Раньше умели чувствовать! Старые непонятные фигуры и предметы -- простые загадки, как смерть и рождение. Книги, от которых пахнет подвалом или сундуками.
      Я вижу белые шапки на черных деревьях, желтые листья -- это когда-то уже все было -- цветы и зеленая трава -- снова и снова -- радужной каруселью -- Вивальди "Времена года". Пластинка с тоненькими скрипичными дорожками незаметно вращается каждый день.
      Леонид Зейгермахер.
      Стихотворения из цикла "Зеленый человек
      x x x
      Все позади -- троллейбуса нутро, Угрюмость и серость и лужи И люди с замшелой обрюзгшей корой И чувство, что больше не нужен В ракушке квартиры -- лишь чай и гитара Я слушаю песню, а свет не включил И город остался глухим санитаром Который слезами мой зонт намочил
      x x x
      Иной раз стремясь докричать до людей Какой-нибудь бред из прокисшей души Я выгляжу то как последний злодей А то как пророк -- хоть картины пиши. Железная логика азбучных тем Простые слова в алкогольном дыму Зачем же твержу постоянно их тем, Кто их не поймет-я и сам не пойму?
      x x x
      Я не помню, мы пили тогда "Жигули " или "Патру" С нами был один вольный известный борец И туманная женщина с лицом Клеопатры Зачерпнула в пригоршню обручальных колец. И почесывал Леха неуемную гриву Олегуня сидел, свой скрывая талант. И потом, нахлебавшись вкуснейшего пива, Стараданов шумел, отставной лаборант. И Судьба над столом еле слышно парила Утомилась она от бессвязных речей. И присела тогда у хмельного Кирилла Прямо в Ленчика вперив свет зеленых очей. Это было в апреле, а может быть в марте, С нами был один вольный известный борец И печальная женщина с лицом психиатра Зачерпнула в пригоршню обручальных колец.
      x x x
      Музыканты достали свои инструменты. А палач свой топор потянул из чехла Санитарка халат разорвала на ленты И венки убрала с дорогого чела А палач-весельчак прослезился вначале И топор положил на окрашенный пень Привели двух воров, что гитару украли. И у них от тоски разыгралась мигрень И один принялся на груди рвать рубаху Сознавая, что жизни приходит конец А другой молча встал и поплелся на плаху, Это был хрипловатый и сильный певец. ... Ну а после работы палач улыбнулся Смазал мылом веревку, петлю закрепив. И на небо в последний разок оглянулся И звучал застывающий в горле мотив.
      x x x
      Коса, проржавевшая в дряблой руке, Унынье улыбки закрыл капюшон Стоит добродушного Бога лакей За нею -- безмолвных теней легион. Костлявые пальцы за горло возьмут И я содрогнусь от пустынных глазниц О, Смерть, исполнявшая праведный труд! О, Смерть, выдиратель любимых страниц! Зловещая фея подарит покой Обвеет приятной прохладою лоб Потом вспоминать кто-то будет с тоской В каких подземельях затерян мой гроб.
      x x x
      По скользким ступеням спустившийся в ад Жестокий чудак в меховом одеяньи Увидел нелепости гнусный парад И весь закачался в туманном сияньи А рядом труба протянулась в стене Плясали подземного мира уроды Сиреневый демон стоял в стороне Подсчитывал пальчиком нежные всходы. И был Люцифер как чудовищный гриб Свирепо разросшийся в мозге безумца От страха чудак закричал и охрип И в жертву злодеи вонзили трезубцы.
      x x x
      Положен день на праздничный картон Разрезан на события негромко Приходит ночь в таинственном пальто В подарок принесла головоломку. И комнатушки древний граммофон И радость как в аквариуме рыбки И кто-то надевает капюшон Чтоб я не видел костяной улыбки. Но снова день воскрес очередной И ветер прогоняет смрад и робость Будильник дребезжит над головой Позавтракал, оделся и в автобус.
      x x x
      Играет призрачный Равель Окутав тайной пианино И мирозданья карусель Легка, нежна как пелерина Он улыбается хитро Волшебный человек из сказки Все ожидают Болеро Надев загадочные маски Веселья странного слуга Готовит танец безграничный И оловянные рога Венчают канделябр отличный Печальный ангел-эскулап Как незапятнанная рыба В шкатулку вечно сонный раб Случайно яд ему подсыпал
      x x x
      Он людей пробуждал злою песней про волчью облаву Пел про тех сторожей, что стреляют без промаха в лоб. Только в душах теперь поселился бессмысленный дьявол И похожи глаза на погасший слепой кинескоп. Он живет на веселых дорожках последней кассеты В бухгалтерию жизни врывается ветра глоток Хриплой честностью струны гитары согреты И аккорды звенят и тревожат как горный поток
      x x x
      Ночь неподвижно застыла Все заволокло густое одеяло Ночь пролила повсюду чернила Плотная, бархатная ночь настала Ночь -- блуждают разные сны Ночь -- таинство и кошмар Ночью нет звезд и не видно луны Упругая ночь как пенье гитар Ночь молчит откровенно и мудро Ночь -- союзница воров и убийц Но наступает солнечное утро Время щебечущих птиц
      x x x
      В жизни много глупого и скотского Маханий руками, безумства и драк Как скальпель хирурга, песни Высоцкого Он как костер пробивает мрак Его голос грубый, шероховатый Звучит, энергией нас наделяя Но часто уши заткнуты ватой А души бьются в затхлых сараях Правдивы, просты и наполнены силы Слова его вместе с дерзкой гитарой Высоцкий лежит в колыбели могилы Поет "Все не так " голос с пленочки старой.
      x x x
      Шуршали по снегу в луне Спешащие автомобили И город дарил огоньки в преддверии новой зимы И кто-то смеялся в окне Но лица печальные были И плыл одинокий кораблик в реке городской кутерьмы И падал серебрянный снег В луною измазанных окнах В холодную темень ночи Под курткой своей меховой Несчастный стоял человек В душе проклиная кого-то Застыл бесконечный проспект Лаская его тишиной
      x x x
      Шумели мысли великана Текли дороги в его голове По одной из ресторана Шел дьявол маленький как муравей Ботинки закрыли копыта Рога- элегантный берет И дьявол так выглядел сыто, Что в дело был пущен кастет Ребята с мозгами лягушек Его ошмонали, смеясь Набрали пантаклей-игрушек И скрылись в полночную грязь
      x x x
      Шахматы в грязной пылятся коробке Белые, черные -- рядом, в гробу. Жарко в проклятой коробке, как в топке Сильные кони рвутся в борьбу Топчут слоны хилых пешек без счета Ферзь королю оскорбленья кричит Хоть бы скорее открыли ворота Как гвоздь эта мысль в подсознаньи торчит Индифферентно ладьи вспоминали Свист ядер и кладбища вид за доской Кони, слоны, словом, все там лежали Сейчас не понять кто мертвец, кто живой. ... Вдруг хлынул свет, и достали фигурки Слабой рукой, пожелтевшей от бед. Глупый, глухой человечек в тужурке Знающий слово одно "РАЙСОВЕТ"
      x x x
      Отправился дьявол по свету Один -- без друзей и подруг Чьему-то поддался совету А может, решил это вдруг Рога он прикрыл под фуражкой На ноги надел сапоги Златой обзавелся он шашкой На случай -- нагрянут враги Вино с собой взял и продукты Сложил в аккуратный сундук Какие? Ну овощи, фрукты Картошка, морковка и лук Кусочек колбаски копченой И сальца свиного шматок И хлеб по-крестьянски печеный Завернутый в пестрый платок Все это сгрузил на телегу Поехал не знаю куда По белому-белому снегу Не оставляя следа
      x x x
      Кривая дверь закрыла узкий вход Унынием от дома веет, скукой Зловещий сумрак ходит у ворот И ночь стучится нищею старухой Мерцает тусклые огонек в окне Горит свеча, а может быть лампада Вот так в сырой могильной глубине Глаза сверкают у посланцев ада Причудливых животных хоровод Я слышу шорох, стоны, крики. пенье Я вижу красный напоенный кровью рот... Проснулся. Утро, солнце, воскресенье.
      x x x
      Творил задумчивые тени В таверне тихой свет камина В огонь подбрасывал поленья Слуга в камзоле господина А за окном-метель кружила Качались за окном деревья Слуга в камзоле господина Подбрасывал в огонь поленья И крепкий ром все тек по жилам Все продолжал души горенье Слуга в камзоле господина В огонь подбрасывал поленья ... И в темноте жующих спины Остановились на мгновенье Слуга в камзоле господина Подбрасывал в огонь поленья
      x x x
      Зеленый человек с корнями вместо рук С корою вместо благородной кожи Внезапно услыхал какой-то странный звук И затаился с грацией вельможи По лесу тихо плыли трактора Траву с глухим урчанием сминая И понял человек: уже пора А что с ним было дальше -- я не знаю.
      x x x
      Крошатся мысли под гильотиной Лезут в мозги волоски конденсатора Но бьется сердце ядреной пружиной У электрического гладиатора Он подобен гиганту Геркулесу Он опутан внутри сетями проводов Он продумывал черную мессу Он изобрел генерацию слов.
      x x x
      Седой человечек с лицом крокодиловым Смотрел на песок загустевшими глазками Черно листал золочеными вилами Мысли свои, закрытые масками. По небу ехали сумраки лаковые Не шевелилось в кустах отражение Не поедались бублики маковые Остановилось любое движение На стенке качалась картина-сокровище Ящер бесстрастно кого-то воспитывал Толпа аккуратно журила чудовище Скелет деревянным корытам завидовал Кинжал постепенно утрачивал лезвие Дышал кислородом кентавр отдыхающий Грозил осторожно могильному шествию Какой-то старик на коне проезжающий
      x x x
      В автобусе качались пассажиры За окнами -- деревья и бараки В шинелях -- остроглазые вампиры На кожаных сиденьях вурдалаки Зеленые огни мелькали где-то Была среда, а может быть, суббота Упырь-пенсионер читал газету И кто-то поедал кого-то
      x x x
      В тамбуре, заплеванном окурками, Корками, огрызками, скорлупой яичной Ангел сидел, окруженный придурками Вел разговор в темноте эластичной Люди -- кто с рогами, кто с копытами Хрюкали и лаяли в сумраке вагона С лицами злыми и просто немытыми Хрипло вдыхали воздух зловонный А слова -- хрустальные и ясные Изливались ангелом на сердца людишек Преображались души их грязные Уничтожался злобы излишек. Поезд громыхал на рельсах матовых Облака мелькали как безумца мысли Ангел лежал в луже капель гранатовых Крылья его насекомые грызли
      x x x
      Бумажное небо в городе раздора Вдруг озарилось радостным огнем Грязным душам людским хватало простора Узрели слепые прозрачный подъем Степенная Смерть точными шагами Пыталась измерить извилистый путь Ее кости шуршали в пыли сапогами И хрипло скрипела древняя грудь. А люди -- спешили -- дышали, смотрели Смеялись, бумаги сорвав лоскуты Внимая быстрой огня метели Сжиравшей прожорливо бездарные цветы. Сгорели дома из старого картона Исчезла вся накопившаяся скука Лишь скалились псы и бесились вороны Веселье для них -- великая мука ... Свежий ветер рассеял серебрянный дым Чистый дождь промыл всем глаза Город от пепла стал старцем седым Люди тянули к небу рук паруса
      x x x
      В огромном головы моей подвале Нашел я среди разной суеты Засиженные мухами печали И плесенью покрытые мечты Здесь -- пыли тучи Ввек тут не прибраться. Лежат сомненья в затхлых сундуках Повсюду мусор, дорогие братцы И паутина на глухих стенах Вот детства моего воспоминанья На полочке голубенькой стоят Невинные как нежное признанье Девице юной, отводящей взгляд Я видел мысли -- Люди и деревья Они мелькали призрачным дождем Вот пронеслась какая-то деревня Трава и небо, солнце, чей-то дом Здесь пробегали жуткие кошмары Лохматые худые старики Горящие глаза, пожары И злые кровяные пауки Прикосновенья мерзких лап мохнатых Разбередили раны прошлых дней И поскорей покинул я палату Несчастной головы моей