— Красивое. — Клер похлопала черную ткань ладошкой, словно любимую игрушку. — Красивое! Мое.
Пока что Клер была самой младшей из троих детей, но вскоре ее должен был вытеснить новый малыш. «Мое» было определяющим словом в ее словаре. Она подняла кверху руки, требуя, чтобы кто-нибудь снял с нее юбку. Феба раздела дочку до маленьких хлопчатобумажных трусиков, Эми надела ей платье через голову, застегнула пуговицы и завязала пояс.
— Мам, она похожа на куколку, — сказала Элли.
И верно. Клер была как Эми в детстве: светлые волосы и очень светлая кожа. Одетая в черное, она казалась словно сделанной из алебастра.
— Если бы в четыре года мне позволили носить такие платья, — вздохнула Эми, — сегодня я, возможно, была бы физиком-ядерщиком.
Феба в удивлении подняла глаза: Эми без запинки произнесла слово «ядерщиком». Ну и ну!
Она снова повернулась к Клер, которая уже танцевала и кружилась перед зеркалом. Платье колыхалось вокруг нее. Феба не знала, что делать, — мысль надеть такое платье на похороны в университетском городке Среднего Запада казалась абсурдной. Но Клер платье, вне всякого сомнения, понравилось.
Она вздохнула:
— Не знаю, как быть.
Эми отозвалась:
— Если нас заботит, что о нас подумают, тогда мы не позволим ей надеть его. Но если нас заботит то, что она думает о себе, — тогда позволим.
Феба замерла — так сказала бы мама. Мама всегда говорила подобные вещи. Кто бы мог подумать, что голос матери она услышит из уст своей сестры?
А маме всегда было безразлично, что о ней думают другие.
— Тогда пусть идет в нем.
Больше всех возражала против платья Клер Джойс.
— Оно совершенно не подходит для ребенка! — суетилась она.
Сама Джойс надела простой черный костюм и блузку из рубашечной ткани. Безо всяких украшений наряд выглядел незаконченным и неуместным. Джойс и Йен не посещали церковь, поэтому у их девочек не было воскресных платьев. Четырнадцатилетняя Мэгги была в застиранной черной хлопчатобумажной юбке и белой блузке, отчего она выглядела совсем по-школьному, даже больше, чем ее младшая кузина Элли, и Феба подозревала, что Мэгги еще припомнит это Элли. Эмили, четырехлетняя дочь Джойс и Йена, плакала на руках у отца, потому что у нее не было такого платья, как у Клер.
Йен даже предложил было, чтобы Клер запретили надевать это платье.
— Эмили так расстроена, что всем нам в этот день придется несладко, — заметил он.
— Это мамины похороны, — натянуто произнесла Феба. — В этот день нам всем и без того будет несладко. У вас была возможность. Эми предлагала купить одежду для Джойс, Мэгги и Эмили.
— Мы не думали, что она устроит из этого такое представление.
— Ты думал, что Эми не станет устраивать представления из чего бы то ни было? Ради Бога, Йен, сколько лет ты ее знаешь?
Они никогда так раньше не препирались. Все это потому, что с ними нет мамы. Когда мама была рядом, препираться было не из-за чего. Если бы мама одобрила платье, Йен ни за что не стал бы спорить. Если бы мама его отвергла, Феба никогда не позволила бы Клер его надеть.
Но теперь они должны были сами принимать решение.
Церковь была полна, а это было большое здание, выстроенное в те времена, когда люди ходили в церковь каждое воскресенье. Помимо друзей Элеоноры и Хэла, пришло большинство администрации. Приехали и многие друзья Джайл-са и Фебы из Айова-Сити. Пришли школьные друзья Йена и их родители. Это было важно — все эти люди были здесь, чтобы показать, что им не безразлично происходящее.
Эми пришла без друзей. По правде говоря, Феба думала, что у Эми вообще их нет, пока не увидела цветы у алтаря — многие дюжины, нет, вероятно, сотни тюльпанов такого темного оттенка бордо, что они казались черными. Их бледно-зеленые стебли сгибались под тяжестью темных чашечек цветков и склонялись в изысканном поклоне над белыми мраморными урнами.
Друзья Эми прислали их прямо из Голландии. Таких необычных цветов никто никогда не видел, они были неповторимы, горделивы, даже величественны. Маме они бы понравились.
И вот теперь, полтора года спустя после маминых похорон, папа приводит в дом другую женщину.
Феба поняла, почему он решил взять на весенний семестр отпуск.
— Прошел год, — сказал он тогда. — Я продолжаю жить точно так же, как если бы была жива ваша мать. Мне нужно немного отвлечься, заставить себя выработать новый жизненный распорядок.
Но кто мог предположить, что новый распорядок включит в себя другую женщину?
Папа сказал, что Фебе и Джайлсу она понравится, эта Гвен, что она организованная и женственная.
— Женственная? — воззвала к Джайлсу Феба. — С каких это пор папа стал обращать на это внимание? — Ее мать даже и отдаленно нельзя было назвать женственной, и для Фебы это слово отдавало фривольностью и изнеженностью.
Она позвонила брату, чтобы сказать, что Гвен приезжает в Айову.
— Мы могли бы об этом догадаться, — мрачно заявил Йен. — Можно было ожидать, что его начнут преследовать женщины определенного возраста. Так что ничего удивительного тут нет.
Феба поднесла трубку к другому уху. Как все это гадко! Йен был удивлен не меньше ее, но ему нравится думать, что он все предвидел. Если вы что-то предвидите, вы можете это контролировать, и Йен успокаивал себя таким образом.
Ладить в этом году с Йеном и Джойс было трудно. Фебе захотелось поддразнить его, напугать. Это серьезно, Йен. Джайлс сказал, что они могут пожениться.
Пожениться… другая женщина в мамином доме, занимает мамино место в клубе по бриджу, пользуется тяжелыми серебряными подносами мамы, приезжает на озеро, чтобы занять мамино место.
Мне нестерпимо думать об этом.
На время семестра дом Хэла был сдан. Феба уговорила его, чтобы Гвен остановилась в Айова-Сити.
— Большое спасибо за предложение, — сказал он. — Но ты же знаешь, какой нам предстоит сумасшедший дом. — Уик-энд, посвященный выступлению студентов-старшекурсников, был перенасыщен приемами на факультете и вечеринками, которые устраивали родители, желавшие встретиться с любимыми преподавателями. — Вероятно, нам придется остановиться в городе. Нас приглашают все наперебой, но думаю, мы просто поселимся в «Холидей инн». Ты можешь встретиться с нами там?
Отель сети «Холидей инн» в Липтоне носил название «Холидом». Номера располагались вокруг внутреннего дворика, где находились плавательный бассейн, стол для игры в пинг-понг и маленькие веранды красного дерева, отгороженные растениями в горшках. Феба позвонила в номер отца, но никто не ответил.
— Наверное, они ждут нас в баре, — предположила она.
— В баре здесь очень темно, — сказал Джайлс. — Твой отец скорее всего ждет нас за столиком у бассейна.
Феба повернулась и в ту же секунду увидела направлявшегося к ним отца; он улыбался, разведя руки.
Хэл повел их к бассейну. За столиком со стеклянной столешницей сидела женщина, которая встала, когда они подошли. Ее гладкие светлые волосы были подстрижены до линии подбородка. Она казалась стройной, не выглядя при этом хрупкой.
— Феба. — Ее голос оказался низким и мелодичным, рукопожатие твердым, взгляд прямым. Она не производила впечатление застенчивой.
Одета она была в лимонного цвета шелк — юбка в складку и длинная блуза без рукавов с глубоким круглым вырезом, — и креповый блейзер. И шелк, и креп были одного цвета, а на шелке не заметно ни одной морщинки, какие бывают на вынутой из чемодана одежде. Ногти покрыты очень светлым розовым лаком. Определить ее возраст не представлялось возможным.
Вообразить эту женщину на озере Феба не смогла.
Все сели. Спина Гвен едва касалась спинки стула, ее плечи были расправлены, но не напряжены — так всегда сидит Эми. Феба заставила себя сесть попрямее. Отец подал знак официанту.
— Хэл сказал мне, что вы оба юристы, — приветливо произнесла Гвен. — Моя дочь Холли тоже юрист. Она работает у Бранда и Уайтфилда в Нью-Йорке.
Бранд, Уайтфилд! Феба прекрасно знала, кто такие Бранд и Уайтфилд. Они были большими, они были важными, они работали для белых. С тех пор их клиенты стали еще больше и еще белее. Она презирала подобные фирмы. Вот почему она работала в службе бесплатной юридической помощи неимущим — она хотела, чтобы все, а не только богатые и белые могли получить защиту закона.
— Ваша дочь, должно быть, много работает, — обратился к Гвен Джайлс.
— Да. А вы, Феба? — Гвен повернулась к ней. — Вам удается работать неполный день?
Отвечать Фебе не хотелось. Гвен была слишком хорошо воспитанной, слишком уверенной в себе, слишком лощеной. Фебе она не понравилась.
Здесь должна была сидеть ты, мама.
Но разумеется, если бы ее мать была жива, они бы не были здесь. Мама ненавидела такие заведения — искусственные цветы, пахнет хлоркой, душно.
— Конечно, не удается, — ответил Хэл. — Наше общество обманывает женщин, которые работают неполный день. За те деньги, что они получают, они работают гораздо больше, чем нужно.
За нее ответил отец. Феба почувствовала, что краснеет. Считалось, что неприятностей следует ожидать от Йена и Эми, а не от нее. Она была старшей, всегда готовой помочь, мама и папа могли на нее положиться.
— Я сама виновата, — сказала она. Просто думай о ней как о женщине, с которой ты встретилась на вечеринке, как о ком-то, с кем больше никогда не увидишься, — Я не могу отказать.
— А какие у вас бывают дела? — спросила Гвен.
Феба ответила, и разговор перешел на детей. Гвен легко поддерживала беседу. Когда она закончилась и они поднялись, чтобы идти на концерт, Феба сообразила, что Гвен ничего не рассказала о себе.
Мама такого никогда бы не допустила, мама всегда была центром внимания. Она никогда этого не требовала, никогда не навязывалась людям, просто она была очень интересной. Все, кто с ней знакомился, хотели узнать о ней побольше. Она рассказывала такие занимательные истории про то, как росла в Гонконге и на Бермудах, как жила с родителями в роскошных отелях в Монте-Карло, пользуясь только обслуживанием в номер, потому что кончились наличные и они ждали, когда из дома пришлют деньги.
Мама, прошу тебя… когда ты вернешься?
Праздный болтун никогда не станет генеральным советником большого университета. Даже собственной жене Джайлс Смит не навязывал своих мнений или догадок, если не был в них уверен. И в самом деле, вскоре после возвращения в Вашингтон после концерта Хэл Ледженд позвонил своим детям, чтобы сообщить, что они с Гвен Уэллс собираются пожениться.
Глава 3
Джек Уэллс, сын Гвен, узнал об этой новости, находясь в Кентукки. Когда Джек работал, он прицеплял пейджер к поясу своих никогда не отличающихся чистотой джинсов. Он не часто видел номер телефона своей матери на маленьком экране пейджера — она редко беспокоила его в разгар трудового дня, — поэтому, когда бы она с ним ни попыталась связаться, он тут же шел в грузовик и звонил ей по своему мобильному телефону.
У Джека был свой бизнес, он перевозил дома. Не семьи с их имуществом, а сами дома, поднимая их домкратом на грузовые платформы и отправляя в путь по шоссе.
Его организованная, методичная сестра скептически отнеслась к этому его последнему занятию.
— Джек, ты все делаешь в последний момент. Ты не сможешь вести дело, связанное с клиентами, ты просто сведешь их всех с ума.
Она была права. Он не относился к тем, кто стремится вникнуть во все подробности заранее, в течение нескольких месяцев. Подобную особенность он заметил за собой, когда держал в Вайоминге скобяную лавку, — это было еще до Кентукки. Он не был ленив, просто любил все делать в последний момент. Ему удавалось лучше сосредоточиться, лучше все продумать, когда надо было что-то делать немедленно. Он становился изобретательнее, принимал лучшие решения. Это выражаюсь как з его быстрой реакции при тушении пожаров — до того, как держать скобяную лавку в Вайоминге, он состоял в пожарных силах округа в Виргинии, — так и в стремлении откладывать все до последнего момента.
Вскоре Джек понял, что подписывать контракты с жестким предельным сроком выполнения — это для него. Принадлежащий ему бизнес он построил на своем желании работать быстро. Если клиенты хотели скрупулезной, выполненной на века работы, если им требовалось совершенство, они искали кого-то другого. Но если им требовалось, чтобы дело было сделано быстро, если они сами уж слишком его затянули, они шли к Джеку Уэллсу. То, что всем остальным казалось невыполнимым, ему всегда представлялось забавой.
Поэтому в тот день Джеку, как обычно, предстояло на совесть потрудиться. Все разрешения, полицейский эскорт, все люди, участвующие в перевозе деревенского дома середины XIX века через три округа штата Кентукки, были подготовлены к послезавтрашнему дню, а дом вовсе еще не был готов к перевозке. Придется работать чуть ли не круглые сутки, чтобы укрепить его, поднять и поставить на платформу.
Все шло так, как надо.
— Привет, мам. Это я. Что случилось? — спросил Джек, как только услышал голос Гвен.
— Приятные события. Мы с Хэлом решили пожениться.
— Ничего себе… — Джек переложил трубку к другому уху. — Вы женитесь?
— Да.
Он покачал головой. Он только-только привык к мысли, что его мать с кем-то встречается, а она уже идет к алтарю, Джек всегда считал, что сам женится именно так — встретит ту, которая затронет в нем нужную струнку, и три дня спустя они поженятся. Он не знал, когда это случится, — ему уже было двадцать восемь, — но явно не ожидал, что мать его опередит. С другой стороны, последние несколько лет ее жизнь была слишком спокойной и упорядоченной, и хотя она никогда не выходила за газетой на парадное крыльцо, предварительно не причесавшись, ей нравилось, когда вокруг нее возникали шум и суматоха. Какой смысл в маяке на абсолютно гладком песчаном берегу?
— Похоже на хорошие новости, — сказал он. — То есть если ты, конечно, не беременна. Ты ведь не вынуждена идти замуж, нет?
— Нет, Джек. — Мать негромко рассмеялась. Она привыкла к его юмору. — Я не вынуждена идти замуж.
— Это хорошо. И когда же это произойдет?
— Мы еще не знаем. Скоро. До июня. У Хэла летний домик в Миннесоте, и он хочет в июне туда поехать.
— Летний домик? Ты попала в семью, у которой есть летний домик?
У семей военных не бывает летних домиков, они не могут себе этого позволить.
Она снова рассмеялась:
— На самом деле, если назвать его хижиной, это будет больше соответствовать действительности. Думаю, это очень простое строение. Хэл просит, чтобы я уговорила вас с Холли приехать туда на какое-то время.
— Приедем. Между прочим, то, что ты станешь злой мачехой Эми Ледженд, кажется нам особенно интересным.
— Это не так уж забавно, Джек.
— А мы с Холли другого мнения.
Занятно было не только то, что их мать с кем-то встречается, но и то, что она встречается с отцом Эми Ледженд. Джек никогда не имел дела со знаменитостями. Ему всегда представлялось, что это должно быть очень скучно. Его будет разбирать любопытство, но он не будет знать, какие следует задать вопросы, при этом сами они не будут иметь о нем никакого представления, что, весьма вероятно, вполне устраивает этих людей.
Ну что ж, не стоит создавать себе трудности заранее. Мама уже говорила ему, что, судя по всему, Хэл виделся со своей знаменитой дочерью меньше, чем можно было ожидать.
Они еще немного поболтали. Джек попросил немедленно сообщить ему, когда станет известна точная дата, и повесил трубку. Но вместо того чтобы вернуться к работе, он остался в грузовике.
Он знал, что через несколько секунд позвонит его сестра — это было гарантировано. Если он не ответит, она будет звонить и звонить ему на пейджер, пока он не перезвонит ей, что в конце концов займет больше времени, чем если он просто подождет ее звонка.
Он включил радио, и, словно в ответ, зазвонил телефон.
Джек взял трубку.
— У тебя, должно быть, автодозвон, — улыбаясь проговорил он.
— Разумеется! — отрезала Холли.
Джек взял чашку с утренним кофе и опустил окно, чтобы выплеснуть остатки. Он был уверен, что его сестра воспримет новость нормально, она не больше его боялась перемен. Просто ей нужно выпустить пар.
Холли жила в Нью-Йорке и работала в одной из этих юридических фирм-убийц, где служащие проводят по восемьдесят часов в неделю. Справлялась она со своим делом отлично, но всякий раз, когда сестра с теплотой говорила о каком-то мужчине и Джек думал, что вот наконец-то у нее намечается что-то похожее на личную жизнь, он узнавал, что этот мужчина давным-давно счастливо женат, гораздо старше ее, наставник, а вовсе не друг.
И в четырестамиллионный раз за свою взрослую жизнь Джек подумал, что из Холли вышел бы отличный адмирал.
Военно-морские силы были жизнью их отца, и тот хотел, чтобы Джек, единственный сын, пошел по его стопам. Но упомянутый единственный сын видел это исключительно в ночных кошмарах.
Жизнь военного и Джек — это казалось малосовместимым. В лучшем случае его карьера оказалась бы очень короткой; более вероятно, что мама и сестра пекли бы печенье и навещали его на гауптвахте. Возможно, в бою он справился бы неплохо — в конце концов, нравилось же ему тушить пожары. Ничто так не помогало сосредоточиться, как пребывание в горящем здании: нет времени ни на раздумья, ни на рассмотрение вариантов, полагаешься только на выучку и на инстинкты. За секунду принимаешь решение и действуешь. Не оглядываешься назад, не задаешь себе вопросов.
Но Соединенные Штаты проводили свою внешнюю политику, не заботясь о душевном здоровье Джека Уэллса. Государство, по всей видимости, предпочитало держать своих солдат и матросов подальше от сражений, а для других сторон военной службы Джек рожден не был. Он ненавидел рутину, терпеть не мог следовать бессмысленным правилам, он не был организованным и пунктуальным. Он питал мало уважения к людям, сидящим за столами и приказывающим тем, кто за столами не сидит. Единственное, что было хуже получения приказов от сидевших за столами людей, — это быть человеком, сидящим за столом. Джек понял это в скобяной лавке в Вайоминге.
Его сестра, напротив, была организованной и пунктуальной, она умела ставить цели и достигать их. Холли была способна делать это изо дня в день, она могла часами сидеть за столом или звонить столько, сколько нужно. Для Холли не существовало такого понятия, как «бессмысленное правило». Она преодолела бы все препятствия, с которыми могла столкнуться в Военно-морской академии, она стала бы одной из тех, на кого каждый раз, когда в конгрессе дебатируется вопрос о роли женщин в вооруженных силах, ссылаются военные.
Но их отцу ни разу не пришло в голову предложить пойти в военно-морские силы своей дочери.
Большая ошибка, папа! Одна из самых больших. У тебя был ребенок, которым ты мог бы гордиться.
А Холли в этот момент думала о матери.
— Что это мама выдумала? — требовала она ответа. — И зачем им понадобилось жениться? Взяла бы и пожила с ним какое-то время.
— Пожила с ним, Холли? — Джек сжал в руке чашку. — Вспомни, о ком ты говоришь! Это же наша мать, миссис Адмирал. Адмиральские жены не живут с мужчинами просто так.
— Если хотят сохранить свою пенсию, живут! — отрезала Холли.
О! Против этого возразить нечего. Их отец умер, будучи на службе, мамина пенсия позволяла ей вести в высшей степени комфортную жизнь. Но она, конечно, все продумала» она была одной из самых разумных женщин на свете. Холли, благослови ее Бог, иногда бывает слишком разумна, но мама всегда правильно видит свою цель.
— Может, она хочет поддержать его внуков. Она в любой день может взять внуков на свою пенсионную карточку.
— Да ладно тебе, Джек. Я говорю совсем о другом.
— У нее все будет хорошо, Холли.
— Но она переезжает в Айову!
— Ну и что? Что плохого в Айове? Вспомни те жуткие дыры, где мы жили. С Айовой она справится.
— Знаю. — Холли вздохнула. Ясно было, что пар она выпустила. — Уверена, что Айова вполне подойдет. Я в истерике, потому что мы ни разу его не видели, потому что мы не знаем, что происходит.
Нет. Холли пребывала в истерике, потому что она не знала, что происходит. Она была старшей сестрой, а старшим сестрам необходимо знать, что происходит. Джек же был младшим братом и привык никогда ничего не знать.
Но кое-что он знал. Если их мать на самом деле бросается в пропасть посреди айовского кукурузного поля, Джек построит себе лестницу и спустится туда за ней.
Когда папа уходил в море, было не так уж плохо. Мама всегда умела поднять настроение. Каждый день был не похож на другой. Иногда у них бывали «ленивые» дни, когда на завтрак они ели гамбургеры и кукурузные хлопья, а на ужин — яичницу-болтунью. У них все время бывали пикники, даже зимой. Мама называла их «домашними пикниками», и они ели повсюду — на ее кровати, в ванной комнате. Они осуществили множество проектов: сделали перископ из упаковочной трубки и маленьких зеркалец, пейзажи из папье-маше и гипса, по-настоящему аккуратные, милые вещи, которые не нужно убирать каждый вечер.
В один прекрасный день звонила жена командира корабля. Корабль возвращался! Мама ехала в школу и забирала Холли и Джека, даже если у них была в разгаре контрольная по правописанию. Происходил небольшой парад матерей, приехавших в школу, чтобы забрать детей, потому что возвращался корабль. В холле собиралось много учеников, дожидавшихся разрешения уйти. Мамы были все принаряженные, красивые. Джек чувствовал запах их духов. Они душились, потому что возвращался корабль.
— О, идите, идите! — смеялась директриса. Она понимала. Корабль возвращается!
У воды собиралась куча детворы, они с шумом носились взад и вперед по длинному бетонному причалу, показывая на белых чаек.
— Не упадите! — кричали им мамы, — Осторожно! — А сами смеялись, на самом деле не волнуясь. Что плохого может случиться? Корабль возвращается.
Сначала это было крохотное пятнышко. Оно росло и росло, и вот уже можно было различить на палубе мужчин, энергично махавших руками. На причал бросали толстенные канаты, вставали на место металлические сходни. Мужчины буквально скатывались по ним с корабля, и все смеялись и кричали. Холли с мамой становились на цыпочки, выглядывая отца, и вот он уже обнимает маму, отрывая ее от земли, а потом подхватывает их с Холли. Он был таким сильным, что мог поднять сразу их обоих.
Джек захлебывался от радости. Папа дома! Столько всего надо ему показать: как он научился ездить на велосипеде без рук, насколько сильнее стала его правая рука для подачи в игре. Смотри, смотри, как далеко он может бросить, как быстро побежать, как он вырос — видишь эту отметку на двери? — вот таким он был, а теперь, теперь… посмотри на него!
— Помните, — наставляла их мама, когда они ехали на пристань, — папа будет уставший. Ему понадобится несколько дней, чтобы войти в обычную жизнь.
Но Джек ждать не мог:
— Пап, хочешь посмотреть мою новую биту? Ты ведь не очень устал? Посмотришь биту?
И отец всегда отвечал: нет, конечно, он не слишком устал. Что это Джек выдумал? Для детей он никогда не может быть слишком усталым.
Холли же всегда слушалась мать. Она занималась гимнастикой, и даже если всю последнюю неделю каждую минуту проделывала новый трюк на заднем дворе, она не выскакивала из машины, чтобы показать его отцу, как это делал Джек. Холли выжидала пару дней и как бы ненароком показывала. Она делала вид, что выучила этот трюк только что и в первый раз выполняет его сейчас, когда он вернулся домой.
И может, потому, что папа ничего не знал о гимнастике, а про все то, что делал Джек, знал, он, казалось, никогда не критиковал Холли, как Джека.
— Я удивлен, что твой тренер плохо проработал с тобой основы, — говорил отец. — Это Бакмен, да? Я с ним поговорю.
Но тренером Джека была миссис Бакмен. Команду набрал лейтенант Бакмен, но сейчас он находился в море. Миссис Бакмен была очень милой и все такое прочее, но не очень-то смыслила в бейсболе.
Такое случалось постоянно. Отцы возвращались домой, строили грандиозные планы, а когда все только начиналось, снова уходили в море и за дело приходилось браться матерям.
Когда папа был дома, в семье соблюдались некоторые ритуалы: ужин каждый вечер в одно и то же время, а потом мама и папа долго сидят за столом и разговаривают. Никаких импровизированных выходов в свет, никаких дальних поездок, чтобы покормить уток.
— Папа так рад побыть дома, Джек! Он не хочет никуда идти.
Они не могли оставить какую-нибудь из своих поделок незавершенной, когда отец был дома. Он привык к жизни на подводной лодке, где все содержалось в порядке. Джек не мог проглотить утром в воскресенье завтрак, схватить велосипед и провести весь день с друзьями.
— Папа хочет побыть с тобой, Джек.
Тогда какого черта он просто не останется дома?
Даже когда он стал адмиралом, даже когда мог остаться дома, он цеплялся за любую возможность уйти в море.
И вот теперь, после всех этих лет, мама снова выходит замуж.
— Вы уже назначили день? — спросил он, когда они разговаривали с ней в следующий раз. — Только скажи когда, и я приеду.
— Я знаю. — В ее голосе прозвучали нежность и любовь. — Мы пытаемся подобрать день, чтобы смогли приехать все дети. Как у тебя с расписанием в конце мая — начале июня?
— Какая разница? Я могу приехать в любое время.
— То же самое сказала твоя сестра.
— Да? — Джек удивился. Выманить Холли из ее драгоценной юридической конторы можно было только с помощью здоровенного автопогрузчика. — Рад за нее. Тогда все просто. Пусть все остальные назовут удобный для них день, и мы с Холли приедем.
Заставить «всех остальных» назвать удобный день оказалось делом нелегким.
Феба, старшая дочь Хэла, хотела, чтобы свадьба состоялась в Айове, где жила она. Айова — это дом, и ее отец должен жениться здесь.
— Но Айова не наш дом, — заметил Джек в разговоре с Холли. Внутри своей семьи Гвен переложила переговоры о деталях на Холли, которая, в свою очередь, переложила их на него. — Мы никогда об этом месте и не слышали.
Затем оказалось, что Йен, сын Хэла, тоже считает Айову не самой хорошей идеей. Он жил в Калифорнии, а долететь из Калифорнии в Айову трудно, никогда нет прямого рейса в нужное тебе время, и это дорого. Перелет с побережья на побережье зачастую дешевле. Его семье больше подойдет Вашингтон, где жила Гвен. Они смогут показать детям дос-топри мечательности.
— Я не знаю этих людей, — размышлял Джек, — но готов побиться об заклад, что этот братец не хочет, чтобы свадьба состоялась в Айове потому, что тогда ответственной будет старшая сестра.
— Старшие сестры всегда ответственные, — напомнила ему Холли. — И нам не стоит так уж задирать нос, говоря о нашей способности ладить и сговорчивости. Представь, как с нами было бы трудно иметь дело, если бы в планирование этого события оказались вовлеченными тетя Барбара и Вэлери.
Тетя Барбара была младшей сестрой их матери, а Вэлери — ее дочерью и их кузиной.
— Но в том-то все и дело! — не остался в долгу Джек. — Тетя Барбара и Вэлери в этом не участвуют, мама все предусмотрела. Она им сразу сказала, что они могут приехать, но права голоса в частностях не имеют. А как насчет мисс Эми? — Джеку по-прежнему хотелось побольше узнать о семейной знаменитости. — Где она хочет, чтобы прошла свадьба?
— Не знаю, — ответила Холли. — О ней ни разу не говорили.
— Странно. — Джек ожидал, что эта звезда будет в центре событий. Видимо, нет.
Потом встал вопрос о дне. Календари Йена и Фебы были плотно забиты футбольными матчами, торжественным обедом для младшей и старшей дружин бойскаутов, постановкой в средней школе «Бригадуна», барбскю для команды пловцов.
К этому моменту Джек потерял остатки терпения.
— Они хуже тети Барбары. Что важнее? Школьная футбольная команда или два человека, собирающиеся пожениться?
— Это странствующая футбольная команда, — неуверенно сказана Холли. Никто из них не знал, что такое странствующая футбольная команда. — Послушай, Джек. — Ее голос посуровел, — Мама говорит, что нам надо помнить, что они не из военных, Они не так привыкли к переменам, как мы. Подстраиваться придется нам. Мама хочет, чтобы мы отнеслись к этому спокойно. Ты слышишь?
Джек начал нетерпеливо постукивать ногой. Он слышал, это сейчас, он слышат это раньше. Точно так же Холли говорила, когда отец возвращался домой из долгого плавания. Мама хочет, чтобы мы вели себя тихо. Помни, что на подводной лодке день длится восемнадцать часов — шесть часов дежурят, двенадцать отдыхают. Не делай все сразу, Джек. Папе нужно время, чтобы привыкнуть к дневному свету.
Хэл и Гвен в конце концов сдались: семейного торжества не будет. Джека и Холли уже пригласили и продолжали всячески зазывать и приглашать погостить в летнем домике Леджендов в Миннесоте — сколько захотят. Там всем будет гораздо удобнее познакомиться друг с другом.
Хэл и Гвен собирались уехать вдвоем и пожениться без лишних свидетелей.
— Мы хотим быть одни, — заверила Гвен своих детей. — Поэтому мы поедем на Ниагарский водопад.
— На Ниагарский водопад? На Ниагарский водопад? — Феба была шокирована. — С каких это пор папе стало нравиться ездить в такие места, как Ниагарский водопад?
Ее семья проводила лето в лесах на севере Миннесоты. Они путешествовали по Европе, они были в Индии и Новой Зеландии. Но традиционные туристские достопримечательности Америки — Диснейленд, Грейт-Смоки, Атлантик-Сити… Они никогда не ездили в подобные места!
— По-моему, это замечательно, — ответил ее муж.
Джек ни на одну минуту не поверил этим ее словам «мы хотим быть одни».
— Чепуха, — проворчал он в разговоре с Холли. — Она хочет, чтобы мы там были. Я знаю.
— Чего мама хочет, Джек, так это чтобы все шло мирно. Она хочет, чтобы все маленькие детки друг другу понравились.
Джек почесал в затылке. Все, что он слышал про Фебу и Йена, звучало отнюдь не привлекательно.
— Да ладно, Холли. Нам не придется спать с ними в одной комнате. Мама хочет, чтобы мы были на ее свадьбе. Я в этом уверен.