Глава XIII

КОНЕЦ РАЙСКОГО ЖИТЬЯ

Дни шли, и вот наступил канун того самого двадцать первого октября, когда Фауста намеревалась одним ударом покончить со всеми своими врагами — точнее, убрать все препятствия, стоявшие на ее пути (она так редко испытывала истинную ненависть, что вряд ли считала того или иного человека — кроме разве что шевалье — своим врагом).

Моревер должен был к полудню привести Пардальяна и герцога Ангулемского. Их ожидала смерть от рук приближенных герцога де Гиза. Фауста предполагала в одиннадцать часов дать знак Гизу с тем, чтобы к двенадцати его люди оказались на Монмартре и быстро разделались с шевалье и Карлом.

Фауста все прекрасно рассчитала: раньше времени предупреждать герцога не стоило, ибо он мог бы явиться лично, застать Виолетту еще живой и все испортить. Она прекрасно знала, что герцог без памяти влюблен в цыганочку и наверняка попытается ее спасти.

Казнь Виолетты намечалась на десять часов, и присутствовать на ней должны были ее отец и мать. Фауста надеялась, что смерть дочери убьет и кардинала Фарнезе, и Леонору.

Итак, в десять утра Виолетту подвергнут пыткам. Если Фарнезе все-таки переживет казнь своей девочки, то Фауста сама поможет ему умереть. В полдень же явятся Пардальян и герцог Ангулемский, которыми займутся люди Гиза.

А уж она, Фауста, сумеет утешить герцога после принесения Виолетты в жертву, ей это никакого труда не составит.

После надо будет немедленно двинуться на Блуа и убить Генриха III… Гиз взойдет на королевский престол… Лига победит… французы вторгнутся в Италию и раздавят Сикста V… Фауста станет властвовать над христианским миром…

Читатель знает, как чудовищно изобретательно подготовила Фауста казнь несчастной певицы-цыганочки. Замысел был воистину гениален, терпеливо и тщательно расставляла коварная свои сети. Ничто уже не могло спасти Виолетту, кардинала и шевалье де Пардальяна…

И вот накануне рокового дня Кроасс и Пикуик с удивлением обнаружили, что на огородах появились какие-то люди — с виду рабочие. Потом таинственно исчезла одна из пленниц. (Читатель, конечно, помнит, что Жанну отвели к Фаусте, и больше она в монастырь не вернулась. Наверное, принцесса приказала отправить девушку в ту лачугу, где скрывалась цыганка Саизума. )

Исчезновение Жанны мало обеспокоило Кроасса и Пикуика. Они ревностно следили за Виолеттой. Сестра Марьянж без устали восхищалась их усердием. Знала бы подозрительная монахиня, почему так стараются бывшие певчие!..

Пикуик вбил себе в голову, что с помощью Виолетты они обязательно разбогатеют. Он не дал девушке убежать и сторожил ее денно и нощно, ибо собирался отвести певицу или к Пардальяну, или к родителям. В любом случае ему хорошо заплатят. План его был прост, хотя и не лишен наивной хитрости.

К несчастью, Пикуик вовсе не торопился осуществлять свой замысел. А куда торопиться? Пока ему и здесь хорошо: влюбленная в Кроасса Филомена поит и кормит обоих… Зачем убегать? От добра добра не ищут… Впервые в жизни Пикуик начал толстеть, что приводило его в неописуемый восторг.

Кроасс же и вовсе потерял голову от счастья. Филомена старалась покормить его повкусней, а он оказался очень чувствителен к гастрономическим наслаждениям. Желая извлечь для себя максимум выгоды из нежной склонности сестры Филомены, Кроасс прибегал к нехитрому маневру. Каждую ночь монахиня с замирающим сердцем стучала в дверь сторожки, где спал ее любимый. Он выглядывал наружу и первым делом смотрел, принесла ли монахиня одну-две бутылки. Если Филомена являлась с вином, он распахивал дверь и принимал ее в объятия. Если же она приходила с пустыми руками, дверь захлопывалась у нес перед носом. Поведение, что и говорить, недостойное, типичный шантаж любовью!

Немудрено, что Филомена совершала чудеса храбрости и потихоньку опустошала погреба настоятельницы. В результате лицо Кроасса приобрело багровый оттенок, а голос стал звучать совсем глухо — как из бочки. Если Пикуик просто толстел, то Кроасс прямо-таки на глазах раздувался.

— Ты же в пролом не пролезешь, когда придет пора бежать отсюда! — сокрушался Пикуик.

Сытая жизнь сделала Кроасса самоуверенным, и он отвечал, что в этом нет никакой нужды… а если, не дай Бог, им когда-нибудь и придется уносить ноги, то он попросту сломает монастырскую стену. Однако Пикуика не оставляло беспокойство. Он боялся, что страсть старой девы к Кроассу вот-вот угаснет, и тогда они будут вынуждены снова скитаться, без крова и без пищи.

«Без Виолетты я отсюда не уйду! — твердо решил про себя Пикуик. — Пролом в стене близко, всегда успею прихватить с собой девчонку!»

Как же были потрясены наши друзья, когда двадцатого октября на огородах появились рабочие-каменщики! Они тут же начали закладывать огромными глыбами пролом, надежно скрепляя камни раствором.

Оба приятеля и носу не казали из своего сарая, сквозь щели наблюдая за рабочими.

— По-моему, нам теперь незаметно не выбраться! — констатировал Пикуик.

— Тем лучше, — ответил Кроасс, — останемся здесь навсегда.

Действительно, рабочие вскоре закончили, и бывшие певчие убедились, что они могут покинуть монастырь только через главные ворота. Пикуик заволновался, Кроасс же только посмеивался.

Монастырская стена, как обычно в ту эпоху, была построена по образцу крепостных стен: такой высоты, что не взобраться. Даже если бы Пикуик и смог вскарабкаться на стену, Виолетту он наверх затащить не сумел бы. Пикуик окончательно понял, что рушатся его надежды на богатство, когда в монастыре появился десяток вооруженных людей. Двое заняли пост у главных ворот, двое встали у дверей домика, где жила Виолетта, а остальные принялись патрулировать территорию монастыря.

Тут уж Пикуик окончательно струхнул: что-то происходило в обители, но вот что? И к чему все это приведет?

— Уж точно ни к чему хорошему! — вздыхал великан.

День прошел спокойно, но к вечеру какие-то личности принялись шнырять по монастырскому двору, а все монахини куда-то попрятались. Пикуик опять разволновался, и даже Кроасс помрачнел.

— Боишься? — спросил Пикуик приятеля.

— Вот еще! С чего бы мне бояться?

Однако их благодетельницы все не появлялись. Неужели певчим придется снова похудеть, и они покинут монастырь такими же худыми, как и прибыли сюда? Вот только удастся ли им его покинуть?..

— Нет-нет, мне ни капельки не страшно, — продолжал убеждать самого себя Кроасс. — Я же знаю: смелости мне не занимать, стало быть, я просто не умею бояться!

— А вот мне страшно! — сказал Пикуик. — Ты тут подожди, а я попробую выяснить, что происходит в доме…

Оставив насмерть перепуганного Кроасса, Пикуик огородами побежал к домику. Кроасс озирался, пытаясь найти какое-нибудь надежное убежище. Но везде разгуливали вооруженные люди. Справа возвышались монастырские постройки, и туда Кроасс решил не соваться, слева у домика возились рабочие. Кроасс вздохнул, присел в высокой траве, а потом и вовсе растянулся ничком, решив ждать, как распорядится его судьбой Всевышний.

Пикуик же зигзагами, прячась за деревьями, добрался до домика. Прижимаясь к стенам, он обогнул строение и выглянул из-за угла. То, что он увидел, очень его удивило.

Перед домом трудились два десятка рабочих. Указания им давала сама настоятельница.

«Праздник что ли будет? Процессию готовят?» — подумал Пикуик.

Так что же происходило в монастырском дворе? А вот что. За домиком, где прятали Виолетту, находилась довольно просторная площадка. С одной стороны на нее выходил дом, с другой возвышалась монастырская стена, а чуть подальше начиналась кипарисовая роща, где располагалось бенедиктинское кладбище.

В задней стене домика виднелась небольшая дверь, так что, попав на монастырскую территорию через пролом в заборе (теперь заложенный), можно было войти в домик с фасада, а выйти на эту самую площадку. Наверное, когда-то домик вплотную примыкал к какому-то зданию, скорее всего, к храму или часовне. Время разрушило храм, но на площадке остались развалины колонн, а на земле еще сохранились узорчатые мраморные плиты.

Несколько рабочих, за которыми наблюдал Пикуик, выпалывали траву, что пробивалась сквозь трещины в мраморе. Другие приводили в порядок каменные ступени, что когда-то вели к алтарю разрушенной ныне часовни. Сюда же приволокли огромную мраморную скамью, какие и до сих пор встречаются в старых церквах. Над скамьей устраивали балдахин из тисненой парчи. Приглядевшись, Пикуик с изумлением увидел, что парча украшена изображениями ключей святого Петра.

Для кого же предназначался этот трон? Пикуик перепугался еще больше, когда услышал, как аббатиса, убедившись, что на площадке все готово для торжественной церемонии, приказала рабочим:

— Следуйте за мной на кладбище…

Любопытство подтолкнуло нашего певчего, и он незаметно пробрался в кипарисовую рощу. Сумерки спускались на Монмартрский холм, и первые звезды уже зажглись в вечернем небе. Рабочие пришли в рощу с факелами, и Пикуику хорошо было видно, как они бродят от могилы к могиле, что-то высматривая.

— Святой Маглуар! Что же им тут понадобилось?! — недоумевал Пикуик.

А рабочие всего-навсего собирали последние осенние цветы, бледные, слабые розы, что опадали от одного прикосновения.

Если бы Пикуик был поэтической натурой, он, конечно, спросил бы себя, кому предназначены эти осенние розы. Но он просто удивился… Тут его внимание отвлекла другая группа рабочих: несколько человек выкапывали из земли старый деревянный замшелый крест.

— Зачем они крест-то выворачивают? — изумлялся Пикуик.

Вскоре крест вытащили, перенесли на площадку и прислонили к стене домика.

— Ройте яму! — приказала настоятельница.

Она указала место — напротив задней двери, сбоку от мраморной скамьи. Яму вырыли, опустили туда крест, прикинули, хорошо ли он стоит. Потом рабочие снова вытащили крест и положили его рядом с ямой. Оставалось только привязать к деревянным перекладинам жертву, чтобы Монмартрский холм обратился в зловещее подобие Голгофы.

Когда все приготовления завершились, рабочие покинули площадку, а настоятельница скрылась в своих покоях. Пикуик еще долго не покидал своего укрытия — ему казалось, он спит и видит сон. Взошла луна и осветила и мраморную скамью, и балдахин, и крест, который увили теми самыми кладбищенскими розами.

Нет, Пикуик не грезил… Он вытер со лба холодный пот и прошептал:

— Крест… но для кого же крест?

Великан был не в состоянии ответить на этот вопрос и поторопился вернуться к Кроассу. Тот как залег в траву, так с тех пор и лежал, храпя и изредка постанывая. Пикуик растолкал приятеля и категорично заявил:

— Пора уносить ноги!

Кроасс приподнялся на локте и прошептал:

— Куда бежать ночью? Давай здесь доспим.

Пикуик оглянулся на домик и увидел, что там горит свет. Он вспомнил об охране, сопоставил все это с мрачными приготовлениями, свидетелем которых оказался…

В голове у него мелькнула страшная догадка.

— Господи, неужели такое возможно?! — прошептал он.

— Что? Что ты там видел? — Кроасс испуганно озирался по сторонам.

— Ничего. Бежать надо. А о девчонке придется забыть — ее слишком хорошо стерегут.

На этот раз Кроасс возражать не стал, и приятели по грядкам добежали до стены.

— Слушай, подсади меня, — попросил Пикуик, — ты хоть и растолстел, но в росте не уменьшился. Взберусь тебе на плечи, потом подтянусь на руках и окажусь на гребне стены. А там протяну руку и помогу тебе влезть.

— Правильно решил, — ответил Кроасс. — Давай скорей!

Пикуик моментально влез на плечи Кроасса, а оттуда не без труда добрался до верха стены.

— Теперь помоги мне, — сказал Кроасс. — Руку, протяни руку!

— Ты слишком толст, — спокойно заметил Пикуик, сидя верхом на стене. — Ты меня перетянешь, и я свалюсь вниз. Поищи какой-нибудь другой выход, А мне пора, но не бойся, я за тобой вернусь!

С этими словами Пикуик спрыгнул вниз и, оказавшись на воле, стрелой понесся по склону Монмартрского холма. А растерянный Кроасс так и остался стоять с раскрытым ртом у монастырской ограды.

Глава XIV

ГОСПОДИН ПЕРЕТТИ

В тот же вечер, вскоре после захода солнца, какой-то всадник, переехав через Новый мост, направился в сторону мельницы на холме Сен-Рок, где наши читатели уже бывали. Мельницу эту недавно забросили, так что ее крылья уже не крутились, а окна всегда были темными. У подножья холма человек спешился и начал подниматься вверх по склону.

— Стой! — раздался в потемках чей-то голос.

Из-за кустов выскочил мужчина с кинжалом в одной и с пистолетом в другой руке. Тот, кто шел к мельнице, вместо ответа показал золотое кольцо, блеснувшее у него на пальце.

— Проходите, сударь, — почтительно ответил часовой, взглянув на кольцо.

Охрана еще трижды останавливала этого человека, но всякий раз при виде кольца беспрепятственно пропускала незнакомца. Наконец он добрался до мельницы и оказался в просторной, хорошо освещенной комнате. Тяжелые шторы на окнах не пропускали наружу ни лучика света.

Человек этот был одним из ближайших приспешников Фаусты, которому она полностью доверяла. Его звали Ровенни, кардинал Ровенни. Именно он зачитывал когда-то во дворце Фаусты смертный приговор Фарнезе и мэтру Клоду.

На мельницу кардинал явился в дворянском костюме и при оружии.

В комнате, в глубоком кресле, обложенный подушками, сидел старец. Он выглядел хилым, бледным, кашель сотрясал его тело — казалось, его смерть была совсем рядом. Кардинал Ровенни приблизился к креслу, поклонился, затем опустился на одно колено и прошептал:

— Святой отец, я пришел выполнить любой приказ Вашего Святейшества.

— Встаньте же, дорогой Ровенни, — слабым голосом произнес старик. — Поговорим как добрые друзья… нет здесь никакого святого отца, а лишь ваш старый друг Перетти… и он счастлив видеть вас.

Этот умирающий был тем самым «мельником», что когда-то беседовал с шевалье де Пардальяном здесь же на мельнице. Это был Сикст V… Ровенни поднялся с колен и, повинуясь знаку Сикста, сел в кресло напротив него.

— Перетти! — продолжал папа. — Просто господин Перетти! Увы, как бы мне хотелось остаться всего лишь синьором Перетти… Но величие манило меня, и теперь я сгибаюсь под тяжестью тиары. Непосильный груз для человека моего возраста… Ах, если бы я мог отказаться от власти. Но теперь уже слишком поздно… Я избран папой — папой и умру…

— Вы проживете еще долгие годы, трудясь во славу Святой Церкви, — ответил Ровенни, незаметно высматривая те неизгладимые следы, что наложило на лицо папы беспощадное время.

Сикст V пожал плечами.

— Полгода, дорогой Ровенни… больше мне не протянуть… да и полгода — слишком много… А сколько дел надо уладить… и этот заговор, куда вас вовлекли…

— Святой отец!..

— Нет, я вас не упрекаю. Вы и все прочие согрешили по моей вине… я был слишком строг… думал, так лучше… Впрочем, не будем больше об этом… вы возвратились на путь истинный, как и многие из тех, кого искушала проклятая дьяволица… Скоро Господь призовет меня, и я хочу предстать перед Всевышним со словами: «Господи! Враг рода человеческого обманул меня, не скрою. Но теперь все хорошо, и ключи от дома Божия я оставил в надежных руках. «

Ровенни вздрогнул и внимательно взглянул на старика.

— Тот, кто придет на смену мне… — продолжал Сикст V.

Кашель помешал ему говорить. Папа так раскашлялся, что кардинал хотел уже позвать прислугу, однако Сикст жестом остановил его.

— Сейчас пройдет! Вот видите, — горестно продолжал он, — шесть месяцев — это слишком много… но хватит обо мне… Главное, как я уже говорил, успеть покончить с заговором. А я перед смертью позабочусь о том, чтобы святой престол достался достойному… Ах, лишь бы мой преемник продолжил дело моей жизни!

Ровенни трепетал, а папа буквально пронзал его взглядом.

— Вы знаете, о ком я говорю, — прошептал Сикст V. — Он ваш друг… лучший друг… ибо нет в этом мире для человека друга лучше, чем он сам…

— Святой отец! — вне себя от радости воскликнул Ровенни.

— Тише! — прервал его папа. — Я же не сказал, что предназначаю престол для вас… я только намекнул, что вижу моим преемником вашего лучшего друга…

— Знаю, я недостоин такой чести, — смиренно ответил Ровенни, ликуя в душе.

— Но почему же недостойны? — возразил Сикст V. — Потому что предали меня? Это лишь доказывает, что вы — человек энергичный, а я таких люблю. Кроме того, вы вовремя отреклись от своих заблуждений… Месяца через два мы с вами, Ровенни, побеседуем об этом поподробней, а пока я запрещаю вам говорить, что вы не годитесь на роль наместника святого Петра. Я сам когда-то пас свиней, вспомните-ка…

Кардинал покраснел, потом побледнел и пробормотал что-то неразборчивое.

— Моим преемником станет тот, — продолжал Сикст, — кто поможет мне победить демона в женском обличье… а именно вы, Ровенни, вносите в эту борьбу наиболее весомую лепту!

Кардинал окончательно поверил папе, но промолчал, стараясь не выдать своей радости.

— Она знает, где я? — спросил Сикст.

— Она думает, что вы в Италии, и даже не предполагает, что папа римский находится в двух шагах от Парижа. Она узнала о вашей встрече с королем Наваррским и умело ею воспользовалась, чтобы подтолкнуть к действиям герцога де Гиза.

— Генрих Наваррский! — вздохнул папа. — Еретик! Гугенот!

— Вы отлучили его от церкви и не признали за ним права на христианский трон.

— Конечно, — улыбнулся Сикст, — но ведь и еретик может вернуться в лоно Святой Церкви…

— Вернуться?

— Если Генрих отречется от протестантизма, отлучение от церкви будет отменено, слышите, Ровенни? Генриху Беарнскому я возвращу все его права. Знаю, тогда он взойдет на французский престол, но зато с отречением Генриха еретики потеряют своего вождя…

— Сколь глубоки и мудры ваши размышления! — с поклоном произнес Ровенни.

Сикст устало вздохнул:

— Люди — те же свиньи. Если они знают, что их ждет полное корыто, они обязательно вернутся к вечеру в свой хлев. Я подошел к закату моей жизни, пора вернуть стадо мое в хлев… Но оставим пока Генриха Наваррского. Стало быть, она не знает, что я по-прежнему во Франции?

— Она думает, вы в Италии.

— Да. И вы говорили, дорогой Ровенни, что, может, представится случай… пока она считает, что я далеко… как вы сказали в прошлый раз? У меня память — совсем никуда, забывать стал…

Сикст V снова раскашлялся и замотал головой:

— Пора… пора уж мне…

— В прошлый раз, — напомнил ему Ровенни, — я сказал, что скоро представится удобный случай… когда заговорщики соберутся вместе…

Сикст V, сидя в кресле, бессильно покачал головой, словно умирающий, которому уже чужды все дела земные.

— Ваше Святейшество слышит меня? — встревоженно спросил кардинал.

— Да… говорите, дорогой Ровенни, говорите… значит, заговорщики соберутся… все без исключения?

— По крайней мере те, кто последовал за ней во Францию, чтобы подготовить известные вам события…

— Падение Валуа…

— Да, Ваше Святейшество, а также дальнейшее изменение судеб королевства…

— Понимаю… на престоле окажется Гиз.

— Да, Ваше Святейшество. Вижу разум ваш, как обычно, ясен…

Слабая улыбка скользнула по бледным губам Сикста V.

— Продолжайте, дорогой друг! — прошептал папа.

— Итак, основные участники заговора, кардиналы и епископы, соберутся на торжественную церемонию. Она умеет все обставить так, чтобы потрясти воображение окружающих.

— Да… я пренебрегал подобным, и, оказывается, напрасно… Люди жаждут зрелищ, театральности, великолепных или устрашающих спектаклей… не забывайте об этом, Ровенни, когда станете папой!