XXXVI

ОТЕЦ И СЫН (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

— Ну а теперь, — весело сказал Пардальян-старший, — признавайся: чем ты занимался в Париже после того, как я уехал? Почему ты бежал за этим экипажем? Тебе было известно, когда он появится и кто окажется внутри?

— Да, — лаконично ответил юноша.

— Ну, тогда ты знаешь куда больше, чем я. Мне велели следовать за каретой, а кто в ней находился, я и понятия не имею.

— Раз так, отец, — вздохнул Жан, — я вам сейчас все объясню. Вы, разумеется, помните, что почтеннейший Ландри Грегуар, владелец постоялого двора «У ворожеи», славится своим поварским искусством. Он мастерски готовит самые изысканные блюда; особенно ему удаются паштеты. Нынче утром я решил взглянуть, что делается в резиденции маршала де Данвиля. Я двинулся к дворцу Мем — и внезапно столкнулся с мадам Югеттой… Вы еще не забыли Югетту?

— Нашу прелестную хозяйку? Такую не забудешь!

— Ну вот… я с ней в большой дружбе. Она добрейшая женщина… Значит, увидел я ее, раскланялся и уже собрался идти дальше, но она попросила меня оказать ей честь и проводить ее. Я из простой любезности спросил, куда она спешит. А она мне сказала, что раз в неделю носит паштеты в особняки мадам де Невер, юной герцогини де Гиз и маршала де Данвиля. Ах, отец, в эту минуту я буквально потерял самообладание!

— Вам здорово повезло с этой очаровательной Югеттой! — ухмыльнулся Пардальян-старший.

— В общем, я обещал мадам Югетте, что составлю ей компанию. Она ужасно обрадовалась. Мы зашли в резиденцию Гизов, затем в дом мадам де Невер, а потом отправились во дворец Мем. За дворцом разбит сад, который огорожен высоченным забором; в заборе есть небольшая дверца. Этой дверцой и пользуется Югетта и попадает через сад прямо на кухню. Она юркнула в калитку, я следом.

— Шевалье, а вы куда? — изумилась Югетта.

— Как куда? С вами, на кухню. Вы можете выдать там меня за своего брата, свата или родного дядю — за кого хотите, но мне необходимо проникнуть в этот дом!

— Ах, господин шевалье, — разволновалась Югетта. — А вдруг вас увидит управляющий, и мы лишимся по вашей милости такого клиента!

Однако я настаивал. Она поохала — и сдалась. С черного хода мы зашли в большую переднюю; правый коридор ведет оттуда в кухню, а левый — в буфетную. Есть там еще и третья дверь.

Югетта свернула направо, я же обещал подождать ее в передней. Не успела мадам Грегуар скрыться в кухне, как я спрятался в буфетной, которая в этот час пустовала. Минут десять спустя я услышал, что мадам Югетта вышла из кухни, а потом увидел в окно, как она и еще какая-то служанка разыскивают меня по всему саду.

— Да где же ваш кузен? — воскликнула служанка.

— Наверное, ему надоело ждать и он ушел через сад, — ответила Югетта.

— Нет, мадам Югетта, я бы заметила его через окно, — покачала головой служанка.

— Может, вы как раз открыли дверцы шкафа, а они заслоняют окошко.

— Похоже, что так, мадам Югетта.

— Надеюсь, дорогая Жаннетта, вы не сердитесь на меня?

— Я? За что? За то, что вы привели кузена? Конечно, нет! Господа в буфетную не ходят, отсюда только блюда подают на стол, вон через тот коридор. А с вашим кузеном мне очень хотелось бы познакомиться…

Побегали они, побегали — и мадам Грегуар, распростившись, отправилась домой, а молоденькая служанка вернулась во дворец. Я успел разглядеть, что она — премиленькая…

— Вот, значит, что интересовало тебя в резиденции маршала де Данвиля! — усмехнулся Пардальян-старший.

— Вы глубоко ошибаетесь, отец! Служаночка зашла в буфетную, где я уже поджидал ее — и крепко обнял. Она хотела было заверещать, но я закрыл ей рот страстным поцелуем. В общем, через пятнадцать минут Жаннетта (ее имя — Жаннетта, батюшка) уже не сомневалась, что я давно и пылко люблю ее. Я же выяснил, что она скоро станет женой некоего Жилло, племянника господина Жиля, управляющего маршала. К Жилло она равнодушна, а господина Жиля просто не выносит.

Мы мило болтали, но внезапно услышали, что кто-то приближается по коридору к буфетной. Умница Жаннетта молниеносно распахнула дверцы шкафа и впихнула меня в него.

— Жаннетта, — осведомился некто, — узницы говорили тебе что-нибудь сегодня утром?

Узницы! Я в шкафу едва не лишился чувств.

А Жаннетта ему и отвечает:

— Нет, господин управляющий, ни сегодня, ни вчера эти дамы не промолвили ни слова. По-моему, им здесь не слишком уютно.

— Надеюсь, ты никому о них не рассказывала? Будешь держать язык за зубами — получишь от монсеньора богатое приданое. А завтра эти дамы уже покинут дворец. Понимаешь, Жаннетта, они в родстве с монсеньором. И он подыскал для младшей подходящего мужа. А девица уперлась — и все тут. Мать же во всем потакает дочери. Господину маршалу надоело их уламывать, он махнул на все рукой и решил отправить их домой. Но это все секрет, ясно?

— Разумеется, сударь!

— Вот и славно, Жаннетта. Будешь хорошей девочкой — обвенчаешься с моим племянником. Пока же до свидания.

Как только управляющий удалился, я выбрался из шкафа, а Жаннетта занервничала:

— Уходите скорей, сударь. Сейчас притащится Жилло и, если застанет вас здесь, устроит страшный скандал, весь дом на ноги поднимет. Завтра утром вернетесь, если… если, конечно, вам захочется меня навестить…

— Очень захочется, Жаннетта, — заверил ее я. — А теперь отведи меня к этим дамам.

— Вы рехнулись! — всплеснула руками служанка.

И тут она вдруг раскричалась: да кто я такой? Да зачем пробрался во дворец?! Я попытался ее успокоить, но она отбивалась и отказывалась наотрез. Вижу, я совсем потерял ее расположение, и никак не могу понять, почему. Вдруг Жаннетта воскликнула:

— Я знаю, вы любите эту барышню! И она вас любит! Конечно, поэтому она и отказывается от выгодной партии! Но на меня не рассчитывайте, я вам не помощница!

И тут она разрыдалась. А до меня наконец дошло: Жаннетта просто ревновала…

— Бедная девочка! — вздохнул Пардальян-старший.

— Я постарался ее успокоить, — продолжал Жан. — Поклялся, что меня послал к барышне один знатный дворянин… А сам я тут, мол, вовсе ни при чем… Ведь эта девушка — родня Монморанси, не может же она влюбиться в кузена трактирщицы, у которого к тому же ни гроша за душой… Этот довод убедил Жаннетту, и она захлопала в ладоши:

— Как же я сразу не сообразила! Конечно, знатная барышня вам не пара!

— Вот это ты хорошо придумал! — рассмеялся Пардальян-старший.

Шевалье помрачнел и надолго замолчал.

— Скажите, батюшка, — вдруг спросил Жан, — вы считаете, что Жаннетта права?

— Что ты имеешь в виду? Что родственнице Монморанси не пристало любить нищего бродягу вроде тебя?

— Да, отец.

Пардальян-старший пожал плечами и отхлебнул вина.

— По-моему, твоя служаночка рассуждает, как ребенок. Учти, сынок, любовь всех делает равными. Если знатная дама потеряет голову из-за бедного школяра, почему бы ей не выйти за него замуж? Стало быть, одна из пленниц — родственница Монморанси?

— Да, батюшка!

— Очень интересно… — задумчиво протянул Пардальян-старший. — Продолжай, я сгораю от любопытства: так что же было дальше?..

— Жаннетта успокоилась, убедившись, что меня послал к барышне какой-то важный господин, и согласилась помочь мне. Правда, предупредила, что до восьми вечера к ним не пробраться, и предложила, залившись очаровательным румянцем:

— Вы, сударь, можете пока посидеть в моей каморке. Пошли, я провожу вас туда.

Мы опять вышли в переднюю и из нее попали в узенький коридор с низкими сводами. Я шагал за Жаннеттой, но внезапно в дальнем конце коридора появилась какая-то фигура.

— Снова этот мерзкий Жиль! — подскочил Пардальян-старший.

— Нет, отец, теперь Жилло. Хорошо, что я заприметил в стене коридора нишу, а в нише дверку. Жаннетта оцепенела от ужаса, я же у нее за спиной юркнул в эту самую нишу. Служаночка оглянулась, поняла, что мне удалось спрятаться, и спокойно обратилась к Жилло. Я тем временем открыл дверку — к счастью, она была незаперта — и увидел лестницу, спускавшуюся в подвал. Я осторожно закрыл за собой дверь и навострил уши.

— Куда ты так торопишься, Жилло? — поинтересовалась Жаннетта.

— Сначала хотел заскочить в буфетную, поцеловать тебя.

— А потом?

— А потом дядюшка Жиль приказал привести в порядок закрытый экипаж. Им давно не пользовались, так что придется его чистить и мыть часа два, не меньше. Вот я и решил подкрепиться перед этим винцом… Сбегаю в погреб, возьму бутылочку…

— Так погреб же на замке!

— А я его тайком отпер, сейчас спущусь…

Чувствую, дверь, за которой я стою, медленно отворяется. Мельком вижу испуганное личико Жаннетты, а Жилло уже ступает на лестницу. Тут я на цыпочках крадусь по ступенькам вниз и вжимаюсь в стену подвала. Я надеялся, что Жилло схватит бутылку и поспешит наверх, но этот идиот зажег факел, тут же увидел меня и застыл с разинутым ртом. Я понял: сейчас он завопит. Я вцепился ему в горло и, как выяснилось, правильно сделал: наверху, в коридоре раздалось сердитое брюзжание. Экое, мол, безобразие, погреба нараспашку… Это был дядюшка Жиль… Жаннетта, наверное, уже унесла ноги. И господин управляющий запер дверь подвала.

— Черт побери! — крякнул Пардальян-старший. — Значит, тебя закрыли в погребе! И как же тебе удалось выбраться?

— Да уж сумел, хотя мерзавец Жиль три раза повернул ключ в -замке. Так вот, стоим мы с Жилло в подвале, я держу его за горло, чтобы он не закричал, а у него морда уже даже не красная, а лиловая. Ну, разжал я руки, а этот кретин сразу бух мне в ноги скулит:

— Сударь, забирайте все, что пожелаете, я ни слова не скажу, только не губите!

— Так он решил, что ты грабитель! — расхохотался старик.

— Вот именно! В погребе, и правда, добра было немало. Я, разумеется, не стал спорить с этим дураком, а связал его покрепче и заткнул ему рот.

— И во сколько это произошло?

— Примерно в одиннадцать утра.

— Подумать только! В это время я проделал такой же фокус с Дидье! Но об этом после. Продолжай! Значит, ты связал Жилло…

— Да, связал и положил на пол. Пролетел час, потом второй. Факел догорел и погас. Сижу я на лестнице в кромешной тьме, с пистолетом в одной руке и с кинжалом в другой и в волнении ожидаю, что какого-нибудь лакея отправят за чем-нибудь в погреб, он откроет дверь, и тогда я попробую прорваться наружу.

Но часы бегут, никто не появляется, кругом тишь и безмолвие. А в одиннадцать вечера узниц увезут неизвестно куда, и я ничем не смогу помочь им!

— Да, ситуация скверная! Но как же ты все-таки отпер дверь?

— Я не отпер. Отперла Жаннетта.

— Прелестное дитя!

— Быстрее, быстрее, — шепнула она мне. — Я стащила ключ, его вот-вот хватятся. Уже десять вечера! Уходите скорее!

У меня камень с души свалился: значит, экипаж еще не уехал! Я от всего сердца расцеловал Жаннетту и поклялся, что скоро вновь навещу ее.

Тут она вспомнила о своем женихе:

— А где Жилло?

— С ним все в порядке, — успокоил я ее. — Дремлет там, с кляпом во рту.

Жаннетта кинулась в подвал, а я выбрался в сад. Калитка была на запоре, так что я перелез через забор и обогнул дворец. У меня -уже не оставалось времени, чтобы переговорить с узницами, и я решил ждать карету у ворот особняка на углу.

Через полчаса, смотрю, ворота распахнулись. Показался экипаж. Рядом с ним лишь один всадник. У меня сразу же возник план: выстрелом из пистолета убиваю кучера, стаскиваю на землю всадника, нападаю на него и вынуждаю защищаться… Смертельно или не смертельно ранив этого дворянина, вышибаю дверцы кареты и выпускаю дам на волю…

Я выстрелил в кучера… Что было дальше, отец, вам хорошо известно, — грустно закончил Жан.

— Но ведь это события только одного дня, да и о них я начал узнавать с конца, — проговорил ветеран. — А что было раньше, сразу после того, как я уехал из города?

— Ах, батюшка! — покачал головой шевалье. — Этот день мог бы стать самым важным в моей жизни. Мне просто необходимо было попасть во дворец, ибо мою судьбу определяют судьбы двух этих дам. Я спасу их… или погибну! Вы, возможно, слышали, куда их увезли? Прошу вас, скажите!

— Увы, мальчик мой… Это мне неведомо…

— Я верю вам, батюшка! — вздохнул Жан, прощаясь с последней надеждой.

— Но ты-то можешь мне объяснить, что это за дамы, почему маршал де Данвиль держит их в заключении и причем тут ты? Кажется, ты упомянул, что они — родственницы Монморанси?

— Родственницы… Помните, батюшка, вы рассказывали о женщине, у которой много лет назад похитили ребенка? Ее имя вы тогда от меня утаили, утверждая, что это не ваш секрет…

Пардальян-старший содрогнулся и побелел.

— Так вот, это дитя — Лоиза де Пьенн, вернее, Лоиза де Монморанси… Именно ее с матерью увезли в том чертовом экипаже!

— И ты любишь ее!

— Люблю! Страстно и безответно! И не успокоюсь, пока не вызволю их из плена.

— Теперь все понятно. Ясно, почему меня держали под замком и зачем так заботились о мерах предосторожности: маршал де Данвиль опасался, что я дознаюсь, кого он скрывает у себя в доме. Если бы я докопался до правды, то сам совершил бы все то, что не сумел нынче вечером сделать ты.

— Ах, батюшка, но вы-то как попали на службу к маршалу? Сколько времени вы пробыли у него во дворце?

— Я только вчера вечером добрался до Парижа. А во дворце с меня не спускали глаз. Впрочем, господин де Данвиль заверил меня, что после полуночи я смогу располагать собой. Тогда я и хотел зайти к тебе.

Отец поведал сыну о том, как столкнулся в Пон-де-Се с маршалом де Данвилем, а юноша затем вкратце рассказал о приключениях, выпавших на его долю после отъезда Пардальяна-старшего из столицы.

Посовещавшись, наши герои решили, что ветеран отправится обратно во дворец Мем и станет пока вести себя как преданный слуга Анри де Монморанси; это была единственная возможность разузнать хоть что-то о Жанне де Пьенн.

— Во дворце же есть одна особа, которой отлично известно, куда поехала карета. Я имею в виду виконта д'Аспремона, он ведь сидел на козлах! — воскликнул старый бродяга. — И я вытяну из него все!

— А я побегу к маршалу де Монморанси, сообщу о новых кознях его братца. И давайте встретимся вечером на постоялом дворе «У ворожеи».

— Какой постоялый двор?! — подскочил ветеран. — Тогда уж лучше отправляйся прямо в Бастилию!

— Ах да, совсем из головы вылетело!

— Я устрою тебя в трактире у Като. Это моя старинная приятельница. К тому же о ее заведении идет дурная слава, так что караульные предпочитают туда не заглядывать.

— Но на постоялом дворе меня ждет друг! Не приведете ли вы его ко мне?

— Ладно, так и быть. Кто он?

— Пипо… моя собака.

XXXVII

В КОРОЛЕВСКОМ ДВОРЦЕ

Като, владелица трактира «Молот и наковальня», устроила Пардальяна-младшего в чуланчике. Здесь юноша нашел продавленный тюфяк, на котором и проспал несколько часов.

В девять утра Жан вскочил и тут же помчался к маршалу де Монморанси. Франсуа ожидал его с угрюмым нетерпением.

Целые сутки герцога терзали сомнения. То он горько сожалел, что не послушался голоса собственного сердца и не поспешил во дворец брата. То признавал правоту молодого шевалье и мысленно соглашался с тем, что действовать нужно не силой, а хитростью. То вдруг вновь изумлялся тому, что он — отец семнадцатилетней дочери, о которой еще вчера даже не подозревал, и это внезапное открытие умиляло и немного пугало его… А потом он вспоминал о муках Жанны, о ее великом материнском самоотречении — и осознавал, что любит эту женщину еще сильнее, чем прежде.

Думал Франсуа и о сложном положении, в котором оказался. При всем желании он не мог забыть, что его официальная супруга — Диана де Франс.

Он знал, что Диана уважает и ценит его. Развестись с ней значило бы тяжко оскорбить королевский дом. Конечно, когда-то папа римский расторг его брак, но вряд ли такое повторится теперь — папа никогда не выступит против короля Франции. Но Франсуа чувствовал, что больше не сможет жить без Жанны. Бедная женщина должна быть вознаграждена за свои страдания и полностью оправдана… И он, Франсуа де Монморанси, добьется этого!

Семнадцать лет, семнадцать лет прошло с тех пор… и все это время он мог бы жить спокойно и счастливо… При мысли об ушедших годах маршала де Монморанси охватывало бешенство… Отомстить, отомстить во что бы то ни стало — вот о чем думал Франсуа!

Когда Жан вбежал к герцогу, тот даже не решился о чем-нибудь спросить его. Но глаза Франсуа, полные нетерпения и тревоги, были красноречивее любых слов.

Маршал казался совершенно измученным. Еще вчера перед шевалье стоял гордый, могущественный сеньор, наследник славы и богатств знатнейшего рода Франции. Сегодня Жан увидел просто исстрадавшегося человека, охваченного глубокой скорбью. И Пардальян, бедный, безвестный дворянин, пожалел одного из первых вельмож королевства.

— Монсеньор, — с порога сказал Пардальян, — моя догадка подтвердилась! Их, и правда, держали во дворце Мем.

— Держали?

— Да, но теперь увезли в другое место. О, монсеньор, злая судьба наносит мне удар за ударом. Ведь я мог спасти их… Все решал единственный выстрел — но моя пуля пролетела мимо цели…

— Так вы участвовали в стычке?! — побледнел взволнованный Франсуа. — Дрались, пытаясь освободить мою супругу и мою дочь?.. Шевалье, я безмерно благодарен вам. Какое счастье, что на моем пути встретился такой человек, как вы!.. Столь бескорыстный и столь преданный! Не знаю, какими словами выразить вам мое расположение…

Жан слегка покраснел. Ироническая улыбка мелькнула у него на губах, но тотчас же исчезла.

— Да, но вызволить женщин мне не удалось.

— Значит, похититель все-таки мой брат. Дворянин из семейства Монморанси… О Боже! Анри навеки опозорил наше имя! Но сообщите мне скорее, что вы сумели выяснить, шевалье!

Жан рассказал все то, что уже известно читателю, однако не стал пока упоминать о своем отце.

— Таковы добытые мною сведения, монсеньор, — подытожил молодой человек. — Маршал де Данвиль увез пленниц, но куда поехал экипаж — загадка. Впрочем, возможно, я скоро ее разгадаю…

Франсуа схватил руку шевалье и нервно стиснул его пальцы.

— Я не могу ждать, мальчик мой! — вскричал маршал. — Я должен немедленно положить конец этим гнусным интригам! Вы осмелитесь повторить свой рассказ в присутствии моего брата?

— Я ничего не боюсь! — решительно заявил Пардальян.

— Тогда отправитесь ли вы со мной к королю?

— Хоть сейчас!

— Отлично! Поспешим же в Лувр. Надеюсь, его величество восстановит справедливость! А если он откажется рассмотреть мое дело…

— То?.. — трепеща, спросил юноша.

— То, — сурово откликнулся Франсуа де Монморанси, — не добившись суда земного, я буду уповать на суд небесный[6].

«О Господи! — не без содрогания подумал шевалье. — Король… Но там обязательно будет и королева-мать. Эта милая дама однажды уже засадила меня в Бастилию; второй возможности она, видимо, тоже не упустит».

Через пятнадцать минут маршал Франсуа де Монморанси был готов к встрече с монархом. Герцог появился перед Пардальяном в парадном одеянии из черного бархата, при всех регалиях, с массивной золотой цепью на шее, с подбитым горностаем серым шелковым плащом на плечах. Однако вместо обычной в таких случаях изящной шпаги с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, он вооружился настоящим боевым клинком с железной рукоятью в виде креста. Маршал казался величественным и грозным; в этот момент никто бы не усомнился, что глава дома Монморанси может говорить с королем как с равным.

Перед особняком маршала и шевалье уже ждала громадная карета, украшенная родовыми гербами и запряженная четверкой прекрасных вороных коней. Форейтор, два кучера на козлах и четыре лакея на запятках были облачены в ливреи с гербами Монморанси.

Маршал и Пардальян уселись в экипаж, напротив них устроились четыре пажа, и карета покатила к Лувру. В пути Франсуа и Жан не обменялись ни словом.

Весть о том, что в Лувр прибыл маршал Франсуа де Монморанси, молниеносно распространилась по дворцу: здесь любили посплетничать. Жизнь в резиденции монархов текла своим чередом, скованная жесткими рамками сурового этикета, но чопорность королевского двора скрывала кипение страстей, потрясавших этот замкнутый мирок.

Драмы и комедии, жестокие романы и поэтичные любовные истории, измены и дуэли, убийства и интриги — все бурлило в этом котле. Накрашенные и набеленные лица придворных модников казались неподвижными и равнодушными, лишь блеск глаз выдавал тщательно скрываемое волнение или замаскированное любопытство.

Любопытство — и достоинство, и недостаток придворного, его подлинная страсть, почти болезнь.

Неожиданная новость — приезд маршала Монморанси, который много лет не появлялся при дворе, — переполошила весь Лувр.