Лишь Медеан не пошевелилась. Она совершенно неподвижно лежала на диване, и только по тому, как вздымалась и опускалась ее грудь, было ясно, что она еще жива.
      - Что случилось? - спросил дородный человек, чья кожа потемнела от солнца и ветров. Только теперь он заметил Сакру. - Как ты посмел явиться сюда?! Что ты с ней сделал?!
      - Ее Величество неважно себя чувствует, - сказала Бриджит, заслонив собой Сакру. - Эта новость так ее ошеломила...
      Пожалуй, не стоит сейчас уточнять, почему. Не теперь, когда вокруг столько веселья. Казалось, весь дворец сошел с ума от счастья. Если сейчас сказать правду - ошалевшая толпа может превратиться в обезумевшую стихию. Медеан, возможно, и заслуживав кары, но не такой.
      - Пусть с ней останутся фрейлины, - предложил Сакра. - И позовите врача.
      - Всех зовут собраться! - прокричал кто-то из коридора. - Все в Большой зал! Все в Большой зал!
      Воздух огласился новыми возгласами - на этот раз под аккомпанемент топота ног, и поток людских тел устремился сквозь двери - слуги, знать, стражники, фрейлины, толкаясь и отпихивая друг друга, чтобы поспеть за толпой. Лорды-советники помедлили секунду и тоже нырнули в людской водоворот.
      Бриджит, Сакра и Медеан остались одни, среди затихающих выкриков.
      Только одна фрейлина с перекошенным от горя лицом все еще стояла на коленях у ложа своей госпожи.
      - Я так и знала, - тихонько сказала она, беря императрицу за руку. Что она с собой сделала! Знаете, ей было так тяжело.
      - Знаю, - ответила Бриджит. - Но теперь все кончилось.
      - Да. - Фрейлина взглянула на них. Она была немолода, глубокие морщины избороздили ее лицо, исполненное негодования и горя. Как давно она здесь служит? Как давно хранит молчание?
      - Что вы теперь станете делать? - спросила фрейлина.
      - Пойдем в Большой зал, - ответил Сакра. - Вы за ней присмотрите?
      Женщина молча кивнула.
      Сакра закрыл дверь в комнату-шкатулку и на всякий случай еще раз повернул ручку двери, чтобы убедиться, что она захлопнулась. Потом он наклонился над императрицей и развязал узел, которым к ее поясу были привязаны ключи. Очень осторожно, не касаясь самих ключей, Сакра снял кольцо и выпрямился. Фрейлина не стала протестовать.
      - Пойдемте, Бриджит, - сказал Сакра, протягивая ей руку. Императорские Величества наверняка захотят поблагодарить вас.
      - Хорошо. - Бриджит с радостью вложила в его руку свою ладонь. Чем они могли сейчас помочь убитой горем женщине - теперь, когда все уже скоро раскроется? Пусть хотя бы побудет одна.
      Бриджит и Сакра плотно закрыли за собой дверь, оставив императрицу на попечении последней верной служанки, а сами рука об руку отправились в путь по коридорам, чтобы увидеть, как двор приветствует Микеля и Ананду.
      Глава 18
      В Большом зале царило настоящее столпотворение. Казалось, в одно, хоть и просторное, помещение набились все обитатели дворца. Многие были одеты в придворное платье, но были и такие, кто отправился на праздник прямиком из постели - эти дефилировали в ночных рубашках и колпаках. Однако никто не обращал на это внимания. Было шумно, бестолково и радостно. Служители храма, которых Бриджит узнала по поясам из падуба, распевали праздничные гимны. Каждый спешил внести свою лепту во всеобщий гул: одни возносили молитвы и благодарности богам, другие выспрашивали друг у друга новые подробности чудесного исцеления императора. Стражники, видать, уже махнули рукой на этот хаос и даже не пытались призвать толпу к порядку. Вместо этого они выстроились вдоль стены, довольствуясь тем, что не подпускали толпу к одной из дверей, куда народ ломился с особой настойчивостью. Бриджит решила, что за ней, должно быть, находятся личные апартаменты императора. А может, что-нибудь вроде винного погреба.
      Однако самого императора, а также императрицы нигде не было видно. Хранитель Бакхар и капитан Чадек тоже почему-то не появлялись.
      - Дочь Аваназия! - закричал кто-то. - Это же дочь Аваназия!
      Толпа окружила Бриджит и куда-то поволокла. Она буквально пошла по рукам: ей что-то кричали, над нею плакали, целовали ее одежду, а иногда и ее саму. Кто-то нахлобучил на голову Бриджит венок из остролиста. Ее все подталкивали и протискивали сквозь скопление людей, до тех пор пока она не споткнулась о помост, и ей пришлось подняться на него. Толпа взорвалась приветственными криками. Все кружилось у Бриджит перед глазами, от духоты и смущения она едва могла дышать, в какой-то момент ей даже показалось, что сейчас она упадет в обморок. Она оглядела бушующее людское море в надежде увидеть Сакру, но он тоже где-то затерялся.
      "И что мне теперь делать?" Бриджит прижала ладони к пылающим щекам.
      К счастью, никто и не ожидал от нее проникновенных речей. Людям было довольно уже того, что она стоит у всех на виду, словно новая икона, и веселье продолжилось дальше. То и дело кто-нибудь падал на колени перед хористами, воздевал руки к небу и с благоговейными слезами на глазах присоединял к гимну свой дрожащий голос.
      - Госпожа! - раздался тихий голос прямо под ухом у Бриджит.
      Она подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Рядом с ней стояла смуглая девушка в яркой одежде. Бриджит вспомнила: это была одна из служанок Ананды.
      Девушка улыбнулась и поклонилась:
      - Прошу вас, госпожа, следуйте за мной.
      Бриджит даже не попыталась ответить - все равно в таком шуме расслышать что-либо было невозможно. Она просто кивнула, сняла с себя венок, положила его на кресло и вслед за девушкой прошла за полог, висевший позади помоста. За пологом обнаружилась крошечная комнатка с невысокой дверцей. Девушка открыла дверь и отошла в сторону, пропуская Бриджит вперед.
      - Спасибо, - шепнула Бриджит, проходя мимо фрейлины.
      Здесь было гораздо тише. Каменный пол комнаты украшали изображения имперских орлов, а на стенах поблескивала целая рощица золотых ивовых деревьев. В центре комнаты в одинаковых резных креслах сидели Ананда и Микель. По одну сторону от императорской четы стоял лорд-мастер Пешек, по другую - капитан Чадек. Здесь же обнаружился и Сакра. Не было только старой императрицы, и ее отсутствие было так же ощутимо, как тишина после ликующих криков Большого зала. Бриджит отметила про себя, что среди стражников и слуг, терпеливо застывших на своих местах, бело-зеленых ливрей было не меньше, чем голубых с золотом.
      Осознав всю ритуальную торжественность этой немой сцены Бриджит опустилась на колени.
      Однако в ту же секунду Ананда встала с кресла, подошла к Бриджит, обняла ее за плечи и подняла с колен.
      - Госпожа Бриджит, - сказала она. - Позвольте мне вновь приветствовать вас в Выштавосе и извиниться за мое к вам былое предубеждение. Теперь я знаю, что обязана вам как спасением жизни моего самого верного друга, так и освобождением от чар Его Величества императора.
      Бриджит почувствовала, как щеки у нее наливаются краской.
      - Это не совсем так, Ваше Величество. Я просто не могу не видеть.
      Уголки губ Ананды приподнялись в улыбке:
      - Многие предпочитают закрывать глаза на то, что видят. Позвольте мне представить вас императору.
      Не успела Бриджит сказать что-либо еще, как Ананда уже подвела ее к креслу Микеля. Повинуясь природному любопытству, Бриджит хорошенько его рассмотрела, прежде чем вспомнила об обычаях этого края и опустила глаза. Император был бледен и худ. Во всяком случае, со времени его первой брачной ночи, которую Бриджит наблюдала в своем видении, он сильно исхудал. Но глаза его были спокойны, и вся его поза свидетельствовала о сосредоточенном внимании. Большое кольцо с ключами, которое прежде украшало талию императрицы, теперь висело на поясе ее сына.
      Ананда представила Бриджит полным именем, которое уже однажды употребил Сакра, и Бриджит заметила, что на этот раз пышное именование ее не смутило. Она бросила быстрый взгляд на Сакру, и тот ответил ей полуулыбкой - и серьезной, и легкомысленной одновременно.
      - Госпожа Бриджит, - начал Микель. Голос у него был хриплый, словно бы заржавевший от длительного бездействия. - Я знаю, в каком долгу я перед вами. Надеюсь, в ближайшее время я смогу хотя бы начать его выплачивать. А пока прошу вас принять мою глубочайшую благодарность.
      - С радостью, сударь. Однако вам следует знать, что мне помогали.
      Лицо Микеля озарилось улыбкой.
      - Мы уже поблагодарили агнидх Сакру и с удовольствием сделаем это снова.
      Бриджит скромно сложила руки:
      - Да, конечно. Но были и другие. На самом деле... - она замялась.
      - Продолжайте, госпожа, - поддержала ее Ананда. - Мы будем рады вас выслушать.
      - Была еще одна девушка, она прислуживала мне. Когда я видела ее в последний раз, она сгорала в жестокой лихорадке. Эту болезнь наслал на нее Калами за то, что она помогла мне. С тех пор я ее не видела, а очень хотела бы... Я беспокоюсь за нее, но даже не знаю, где она.
      - В отличие от больных императоров больные слуги лежат в лазарете, невесело усмехнулся Микель.
      - Беюль, проводи, - распорядилась Ананда. Девушка, которая привела сюда Бриджит, поклонилась.
      - Если позволите, я тоже пойду, - вызвался Сакра, сделав шаг вперед. Если эта лихорадка вызвана колдовством...
      Микель кивнул, и Ананда знаком приказала одному из слуг в бело-зеленой ливрее, надетой явно второпях, открыть дверь в дальней стене.
      Не сказав ни слова, Беюль возглавила маленькую процессию. Она повела их по коридорам, совсем не похожим на те, что были уже знакомы Бриджит. Здесь не было ни позолоты, ни фресок, ни статуй. Эти коридоры были узкие, вымощенные простыми каменными плитами безо всяких узоров, а оштукатуренные стены белого и голубого цветов украшала незамысловатая деревянная отделка. И хотя Бриджит эти лабиринты казались не менее запутанными, чем их парадные двойники, Беюль, похоже, прекрасно в них ориентировалась.
      Спустившись на два пролета по каменной лестнице с деревянными перилами, они миновали похожую на пещеру кухню, откуда доносились запахи еды и напитков, а также грохот, звон, крики и проклятья, которые вкупе создавали шум не менее значительный чем в Большом зале. Наверняка здесь тоже радовались исцелению императора, однако радость эта выражалась и в том, что поварам с поварятами пришлось спешно готовить пир.
      За кухнями располагались длинные спальные помещения для прислуги. Это были весьма скудно обставленные комнаты с рядами аккуратно заправленных кроватей. В изголовье каждой стоял сундучок, а в противоположных концах комнат были установлены большие изразцовые печи. В спальнях было настолько же пусто, насколько было людно в кухнях.
      Пройдя через общие комнаты, Беюль отворила дверь в отдельную комнатушку с четырьмя складными кроватями и малюсенькой печкой. Чтобы в каморку проникал свежий воздух, два решетчатых окна были приоткрыты. Из-за этого в комнате было довольно прохладно, но это все же было полезнее для здоровья, нежели духота. Ричика лежала в кровати у самой печки. Бриджит бросилась к ней. Лицо измученной болезнью девушки было бледным, даже землистым. Постель была мокра от пота и смята - видно, Ричика металась и ворочалась в бреду. Но теперь она застыла в мертвенной неподвижности, и только пальцы сжимались и дрожали во власти лихорадочных видений воспаленного мозга.
      - О, господи... - Бриджит потрогала лоб девушки: он был горячим и влажным. - Нужно сбить температуру. Почему никто...
      - Мы приложили ей к ногам горчичный пластырь и растирали спиртом. Пухленькая лекарша подошла следом за Беюль. - Я ее всю обложила льдом и послала принести еще, да только ничего не помогает.
      Она вытерла руки о поношенное серое платье, которое, очевидно, служило ей и передником.
      - Хорошая была девушка, - покачала головой лекарша со стоической печалью человека, который видел так много смертей, что смирился с обыденностью этого зрелища.
      Но Бриджит не собиралась сдаваться так быстро.
      - Должен же быть какой-то способ! - вскричала она, с надеждой глянув на Сакру.
      - Есть, - кивнул тот, присел на краешек кровати и коснулся запястья девушки. Она застонала и отдернула руку. - Если только еще не слишком поздно. Мне нужно что-то из ее вещей. Что-нибудь, что она носила.
      Лекарша нахмурилась и хотела было что-то возразить, но Беюль взяла инициативу в свои руки. Она открыла сундучок, что стоял в изголовье кровати, вынула оттуда коричневый бархатный кушак и протянула Сакре.
      - Усадите ее.
      Бриджит взяла Ричику под мышки и осторожно приподняла на кровати. Она почти ничего не весила - все ее тело сожгла лихорадка.
      Сакра поднес пояс к потрескавшимся губам Ричики.
      - Пожалуйста, подышите сюда, сударыня, - пробормотал он. Неизвестно, услышала та его или нет, но из ее рта вместе с дыханием вырвался тяжелый хрип. - Хорошо, умница. Теперь еще раз.
      Бриджит закусила губу и надавила на спину Ричики, чтобы вызвать еще один хриплый вздох.
      Сакра нараспев начал читать заклинание - короткие, отрывистые, ритмичные слова. Они повторялись снова и снова, вихрем кружась по комнате. Песнь то убыстрялась, то становилась медленней, то затихала, то снова набирала силу, а Сакра тем временем начал завязывать на поясе узелки. Пальцы его двигались быстро и уверенно. Бриджит почувствовала, как слова заклинания просачиваются сквозь кожу в кровь, ускоряя биение сердца.
      Не переставая петь, Сакра поднялся на ноги. Беюль, похоже, знала, что сейчас произойдет: она схватила какую-то тряпицу и распахнула дверцу печи. Сакра швырнул пояс в огонь.
      Из печи вырвалось облако искр, пепла и дыма, а из груди Ричики долгий вздох. Ее тело судорожно дернулось в руках Бриджит и обмякло.
      - Нет! - Бриджит в отчаянье прижала Ричику к груди, но тут же ахнула от удивления: кожа девушки стала прохладной, дыхание - ровным и спокойным, без ужасающих хрипов.
      Сакра вытер пот со лба:
      - Она проспит около суток. А когда проснется - будет здорова.
      - Слава богу! - Бриджит уложила Ричику на подушку и поправила одеяло. Спасибо вам.
      Сакра пожал плечами:
      - Рад, что и я смог помочь вам. Для разнообразия.
      Все происшедшее, похоже, не впечатлило только хмурую лекаршу. Похоже, ей одинаково не нравились и вызванные колдовством болезни, и вызванные колдовством исцеления. Она решительно шагнула вперед, потрогала лоб Ричики, пощупала пульс и сказала:
      - Ну что ж, если ей нужно спать, то вам, господа, лучше уйти.
      - Разумеется, вы правы, - покорилась Бриджит, как, бывало, соглашалась с миссис Хансен. Боже, как давно это было!
      Следуя за Беюль обратно через общие спальни, Бриджит и Сакра улыбнулись друг другу. Похоже, процесс исцеления Ричики не только не утомил чародея, но даже наоборот, придал новых сил. Бриджит невольно залюбовалась его блестящими теплыми глазами и обаятельной улыбкой.
      Должно быть, ее взгляд задержался на нем слишком долго, поскольку Сакра беспокойно нахмурил брови.
      - Беюль, иди-ка вперед и предупреди их императорские величества, что мы возвращаемся.
      Приказ был довольно странный, но Беюль ничего не сказала и с поклоном повиновалась.
      Когда та отошла так далеко, что уже не могла их услышать, Бриджит спросила:
      - Что случилось?
      На Сакру вдруг напала странная нерешительность.
      - Думаю, Калами кое о чем умолчал, - после долгой паузы вымолвил он. Кое-что о природе чародеев. А ведь вы тоже из этого племени.
      Бриджит вздохнула:
      - Если это что-то важное, и к тому же правда, то наверняка умолчал.
      Сакра усмехнулся, но тут же снова посерьезнел:
      - Вы должны это четко уяснить, Бриджит. Мы устроены так, что нас притягивает сила. Она влечет нас, зовет. Те, кто учился чародейству с детства, знают об этом и умеют отличать подлинные чувства от магического притяжения.
      Бриджит уже поняла, к чему он клонит.
      - О, нет! - Она отвернулась. - Боже всемогущий, до каких же пор я буду выставлять себя посмешищем!
      - Пожалуйста, госпожа Бриджит, - послышался сзади голос Сакры. - Я не хотел оскорбить вас.
      Она подняла руку, чтобы его остановить, но не обернулась:
      - Нет-нет. Вы правильно сделали, что сказали. - К горлу подступила тошнота. Как она могла забыть, что это просто волшебство? После того, что сделал с ней Калами, как она могла так легко впасть в заблуждение?
      - Я сказал это, потому что не хочу, чтобы вы отвечали на мою симпатию только из-за магических сил. - Сакра встал перед Бриджит. - Какие бы чувства вы ко мне ни питали, я хочу, чтобы они были искренними и исходили из самого сердца.
      Он был совершенно серьезен и спокоен, но за его словами крылось что-то большее. Робкая надежда. Бриджит вдруг почувствовала, что все слова и даже мысли оставили ее в эту минуту.
      И тут тишину резко прервали звуки торопливых шагов и крик Беюль.
      - Агнидх! Агнидх!
      Дверь распахнулась, и Беюль буквально влетела в комнату. Сакра устремился ей навстречу и схватил ее за руки. Беюль протараторнла что-то на родном языке, на что Сакра ответил коротким словом - так резко, как произносят лишь проклятья.
      - Что случилось? - спросила Бриджит.
      Сакра обернулся. Лицо его было мрачнее тучи.
      - Калами. И императрица. Они исчезли.
      * * *
      Дверь за подлым Сакрой и вероломной Бриджит закрылась, и постепенно воцарилась тишина. Императрица открыла глаза. Над ней склонилась Прафад, верная Прафад. Ну конечно, только она с ней и осталась.
      - Воды, - попросила Медеан, тронув фрейлину за руку. - И чего-нибудь поесть...
      - Сию минуту, Ваше Величество, - отозвалась фрейлина слегка удивленно, но вопросов задавать не стала, а поспешила выполнить приказ госпожи.
      Прафад никогда не забывала о своих обязанностях.
      Медеан снова закрыла глаза и напрягла тело, чтобы сесть. Никто больше не помнит своих обязанностей, кроме Прафад. Все остальные ее бросили. Все. Живые и мертвые - все покинули ее, и теперь она знает, как она одинока. Нужно было бы догадаться об этом раньше. Но она была слепа, вот в чем ее ошибка. Всю жизнь она хотела верить, что люди будут с ней до конца, что они останутся верны своим клятвам. Теперь-то ясно, что это не так, но уже слишком поздно.
      Они забрали у нее ключи. Медеан встала. Они хотели запереть ее здесь, слабую и одинокую. Но неужели они думали, что замки Выштавоса не послушаются ее прикосновения?
      Медеан сплюнула на пальцы и нарисовала на замке двери, ведущей в сокровищницу, магический знак. Механизм повиновался, и дверь с легким щелчком отворилась. Медеан взяла лампу и вошла в комнату. Затем закрыла за собой дверь и проверила, защелкнулся ли замок.
      "Ты проиграла, - смеялся далекий голос Жар-птицы. - Ты проиграла, старуха, и скоро они придут за тобой. И тогда ты окажешься под замком, а я буду на свободе!"
      - Нет, - сказала Медеан и повернулась к Модели Миров. Какая все-таки вещь! Сколько труда, сколько мастерства... Она служила императорам Изавальты добрую сотню лет.
      Медеан поставила лампу на стол, взяла посох с серебряным набалдашником, что стоял возле двери, подняла его высоко над головой с размаху опустила в самую середину Модели. Потом еще и еще раз. Осколки разлетались во все стороны. И снова удар! И еще!.. Пока от Модели Миров не осталось ничего, кроме груды искореженной проволоки и поломанных шестеренок.
      Покончив с этим, Медеан сорвала шелковое покрывало с большого серебряного зеркала, стоявшего в дальнем углу комнаты. В него она завернула небольшое зеркальце в золотой раме, золотой замочек с серебряным ключом и стеклянную фляжку с водой из семи источников. Если Калами не врал, один из этих источников находился возле маяка Бриджит Ледерли.
      Медеан обвязала получившийся узел вокруг пояса, словно какая-нибудь уличная торговка, после чего наклонилась, открыла люк в полу и, захватив с собой лампу, стала спускаться к Жар-птице.
      "Вы просто разочарованная женщина, которая слишком долго изводила себя за то, что когда-то влюбилась".
      Колени Медеан задрожали, подогнулись, и она неуклюже уселась прямо на ступеньки.
      Неужели это правда? Разве это может быть правдой? Нет, конечно, нет. Дочь Аваназия - такая же, как и все остальные. Она ничего не знает, а понимает и того меньше. Ею завладела Ананда. Ананда и Сакра переманили ее.
      И все-таки она - дочь Аваназия, и она должна была спасти Изавальту, а не осуждать Медеан. Она дочь Аваназия, и в глубине ее души должно быть его понимание.
      Впрочем, дело не в этом. Все дело в том, что кровь ее матери, чужестранки, помутила ей разум. А чего еще следовало ожидать? Что взять с девчонки-полукровки! Нужно было учесть это раньше, до того как возлагать на нее последнюю надежду, до того как истратить все силы... Как же долго она ждала ее появления! Ждала, пока не удостоверилась, что пришла крайняя нужда. И вот тогда-то Бриджит ее и обманула.
      "Она сказала правду", - засмеялась Жар-птица.
      - Нет.
      "Ты просто этого не видишь. Ты разучилась видеть правду".
      - Нет!
      "Они придут за тобой, Медеан. Они знают, где ты. Они придут за тобой, и я буду свободна. И знаешь, что я решила сделать? Я решила сказать им, чтоб они отдали тебя мне, а иначе я спалю весь мир".
      - Прекрати, - прошептала Медеан. - Пожалуйста, не надо.
      "Выпусти меня. Только так ты еще можешь спастись. Выпусти меня".
      Медеан закрыла лицо руками и затряслась от слишком долго сдерживаемых рыданий. Как они могли с ней так поступить? После стольких лет! Калами... Она так ему верила, а он, оказывается, только ждал момента, чтобы предать ее. А Бриджит! Бриджит, ее последняя надежда, кричала на нее, обзывала, забыв о том, какая кровь течет в ее жилах! Сын, ее родной сын, предпочел собственной матери эту маленькую ведьму... Столько лет борьбы, бескорыстного служения - и все ее бросили...
      Медеан медленно подняла голову. Они бросили ее. Предали. Ни один из этих трусов и подхалимов, которых она возвысила до своего двора, чье счастье она вылепила собственными руками, палец о палец не ударил, чтобы помочь ей в борьбе с врагами. Они сбежали даже раньше, чем все остальные. Что ж, они за это поплатятся!
      "Сжечь их всех!"
      - Да, - Медеан встала. Колени больше не дрожали, слезы высохли. - Сжечь их всех.
      Железная дверь была не заперта, только прикрыта, и на этот раз подалась легко. Медеан секунду постояла на пороге, купаясь в блаженном тепле, словно ребенок - в первых лучах летнего солнышка.
      - Они за все поплатятся.
      Словно во сне, Медеан направилась к клетке. Жар-птица припала к ее дну, с надеждой вытянув шею и полурасправив крылья. Она ждет. Она готова отомстить им.
      В клетке не было двери в прямом смысле слова. Аваназий запер своей жизнью, а Медеан запечатала своей кровью. Только кровь могла открыть ее. Медеан вцепилась в прутья.
      Бриджит будет первой. Ее предательство было самым подлым, ибо она предала не только Медеан, не только Изавальту, но и память своего отца! Она сказала, что Медеан готова была убить своего сына. Своего собственного сына... Но ведь она лишь хотела защитить его! А потом поняла, что только смерть может защитить его как следует...
      Но сейчас-то что она делает? Разве сейчас она сможет спасти его?
      - Он бы не стал тебя спасать, - сказала она себе. - Он бросил тебя так же, как все остальные.
      Бросил... Да, он ее бросил. И он тоже поплатится. Они все поплатятся! На поясе у Медеан, там, где раньше висела связка ключей, болтался кинжал. Не кинжал, а так, игрушка, которой удобно вскрывать письма и чистить яблоки. Медеан вытащила его из изящных пробковых ножен и повертела в руках. Потом приставила острие к ладони...
      "Я - императрица Изавальты! Все жизни принадлежат мне!"
      "Нет. Вы просто разочарованная женщина..."
      "Я императрица Изавальты!"
      - Да!
      "Все жизни принадлежат мне!"
      - Сжечь их всех!
      Ну зачем она видит, как Аваназий протягивает к ней руки - в точности, как говорила Бриджит. Он что-то говорит, но она не слышит его. Он прикасается, но она не чувствует. И все же он здесь. Может, он и вправду все время был здесь?
      "Все это ерунда! Это мне только кажется! Я - императрица и я сожгу их всех".
      "Нет".
      Чья это мысль - ее или Аваназия?
      - Нет! - Медеан отшвырнула нож. - Нет!
      Жар-птица зашлась истошным криком, пробирающим до костей:
      - Ты не можешь дать им уйти! Ты не можешь оставить их в живых!
      Медеан попятилась от клетки. Споткнувшись о верстак, она вцепилась в край столешницы, как перед этим - в прутья клетки.
      - Что я делаю!
      - То, что должна. - Жар-птица расправила крылья. - Я - единственное, что у тебя осталось.
      Где же правда? Медеан смотрела на Жар-птицу - ее ангела возмездия, ее защитницу, единственное существо, которое знает все ее секреты, все надежды и все страхи. Сакра обещал птице свободу, но ставил условия. Если же она сейчас освободит птицу - не будет никаких условий, никаких обещаний, никакого спасения. Неужели это и есть последняя правда тридцатилетнего кошмара? Что все должны быть одинаково наказаны за то, что забыли о своем долге? Что Изавальта должна сгореть?
      Нет. Есть и другая правда. Эта правда в том, что она по-прежнему правительница Изавальты и должна защищать свою империю до последнего вздоха. Если Жар-птицу освободить, она найдет способ спалить Изавальту, неважно, сколько обещаний она даст. Сакра глуп. Медеан слышала голос птицы много лет и знает: ей верить нельзя, птица найдет способ, и Изавальта погибнет. Микель погибнет.
      Медеан вернулась к клетке. Она все еще была достаточно высока, чтобы, встав на носочки и вытянув тощие старушечьи руки, дотянуться до железного крюка и снять с него клетку.
      - Что ты делаешь!
      Клетка оказалась тяжелой. Медеан уже и забыла, какая она тяжелая. Пришлось схватиться за кольцо обеими руками и неуклюже волочить ее по полу до верстака. Сама птица ничего не весила, а вот клетка оттягивала руки. Птица, пронзительным визгом выражая свое презрение, молотила крыльями в воздухе, чтобы удержать равновесие. Пламя лизало кожу Медеан, оставляя на теле полосы тупой боли.
      Медеан поставила клетку рядом с тиглем. Затем неловкими руками развязала принесенный с собой узел и достала зеркало, замок, ключ и фляжку с водой.
      - Ты не посмеешь!
      Медеан не ответила. Она откупорила фляжку и с величайшей осторожностью вылила воду на зеркало - так, чтобы на стеклянной поверхности появилась тонкая прозрачная пленка. Затем Медеан отставила фляжку в сторону, взяла замок, открыла его ключом и положила оба предмета на поверхность зеркала. Вода течет во всех мирах. Зеркало может увидеть все на свете, и его не обманешь. Замок и ключ помогут ей открыть нужную дверь.
      "Остановись, Медеан! Ты погубишь нас обоих!"
      Медеан подобрала с пола кинжал. Металл - еще один элемент, что существует повсюду.
      Медеан продела лезвие ножа в золотое кольцо клетки и сосредоточила взгляд на разлитой по зеркалу воде. Она обратилась внутрь себя - сквозь смятение, сквозь усталость, что придавливали ее к земле. Там, в глубине, она обнаружила волшебство, которое ее сердце извлекало изнутри, снаружи, из всех миров. Магия по-прежнему ей подвластна.
      Медеан вытянула руку над водой ладонью вниз.
      - Возьмите нас, - приказала она. - Возьмите меня.
      Рука Медеан потянулась вниз, сквозь воду, сквозь зеркало. Вода обвилась вокруг ее запястья, сплетаясь в нить, которая неумолимо тянула ее за собой. Она тащила Медеан сквозь стены, сквозь камень, сквозь землю, сквозь лед, сквозь снег, сквозь темноту ночи. Она тянула ее сквозь молчание Земель Смерти и Духов. Но здесь ей ничто не угрожало, потому что она крепко держалась за воду и волшебство, что пронизывало ее всю, живое и целенаправленное.
      Медеан слышала крики Жар-птицы. Она чувствовала, как птица пытается дотянуться до водяной нити своим огнем, чтобы пресечь эту связь, чтобы Медеан затерялась между мирами. Но клетка оберегала ее, как оберегала все эти долгие годы. Вокруг ничего не было видно - только проблески зеленого и коричневого, голубого и золотого. Потом Медеан увидела под собой реку. Потом мелькнули глаза - зеленые, желтые, дикие, любопытные, злобные. Но никто не посмел ее тронуть. Потому что реальными были только нить и цветной водоворот.
      Затем мир стал белым и холодным. Блаженно, благословенно холодным. Ноги Медеан коснулись земли, но она не смогла устоять и во весь рост растянулась на снегу. Так она лежала некоторое время, тяжело дыша от усталости. Наконец она смогла стать на колени а потом медленно, пошатываясь, подняться на ноги.
      Мир действительно был белым. Снег укрывал землю. Снег выбелил деревья, что росли вокруг небольшой поляны. Позади, у подножия крутого склона, снег превратился в лед и сковал огромное озеро. Даже небо было белым - от облаков, которые предвещали новый снегопад.
      Единственное, что в этом мире не было белым, так это бурое каменное строение с одинокой башней, что стояло прямо перед Медеан. Окна в доме были закрыты ставнями, двери заперты.
      Все еще дрожа от холода и утомительного путешествия, Медеан обернулась, чтобы взглянуть, что стало с Жар-птицей.
      Птица съежившись сидела на дне клетки. От того места, где она своим жаром растопила снег, поднимался пар, однако, несмотря на то что Медеан стояла совсем близко к клетке, она почти не чувствовала тепла. К тому же птица уменьшилась в размерах и теперь снова напоминала зяблика. Медеан показалось даже, что сияние птицы стало не таким ярким.
      - Что ты наделала, Медеан! - голос птицы звучал непривычно жалобно. Что ты наделала...
      Медеан ничего не сказала. Она снова прикрепила нож к поясу, взяла клетку, которая стала такой легкой, что ее можно было нести в одной руке, и потащилась сквозь глубокий снег к каменному дому.
      Выкрашенная белой краской деревянная дверь была заперта. Медеан поплевала на пальцы и начертила на замке знак... Замок должен был открыться моментально, но вместо этого только дребезжал под пальцами. Тогда Медеан взялась за дело, собрав всю волю и магию: снова нарисовала на замке знак, а затем изо всех сил навалилась на дверь. Что-то треснуло, и дверь открылась так внезапно что Медеан чуть не упала. Она схватилась за стену, прислонилась к ней и стала ждать, когда дыхание успокоится и она сможет стоять на ногах. Потом опять подхватила клетку с Жар-птицей и вошла в дом, оставив дверь распахнутой настежь.