И в тот миг на них снизошло благословение. Вышемира вернулась к спящему главарю туукосцев, вытащила кинжал, что висел у него на поясе, и вонзила ему прямо в сердце, а потом заколола и себя, чтобы их кровь смешалась. Умирая, Вышемира из последних сил бросилась в реку. Когда Вышко увидел, что река стала красной от крови его сестры, он поднял копье над ее водами и воззвал к Вышемире, чтобы она повернула вспять вероломную реку. Он воззвал к стенам Изавальты, чтобы они вобрали в себя его кости и он стал бы вечным защитником своего города. Услышав этот призыв, стены сомкнулись над Вышко, так же как река - над Вышемирой.
      Река разлилась бурным потоком из воды и крови и смыла все корабли туукосцев. Не тронула она только Изавальту, которую защищали кости Вышко. Когда все туукосцы утонули, река успокоилась и стала соленым морем, чтобы служить вечным напоминанием и преградой между Туукосом и Изавальтой.
      Бриджит вспомнила слова мамы: "Я получила специальное разрешение находиться здесь от защитников этих мест". Неужели она имела в виду вот этих двоих? Неужели они и вправду охраняют эту страну? У Бриджит волосы на голове зашевелились от этой мысли... И вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
      - Теперь ты понимаешь, откуда взялась эта небольшая вражда между Туукосом и Изавальтой, хотя мы и покорились наследникам Вышко и Вышемиры больше ста лет назад.
      Бриджит подпрыгнула от неожиданности. В обрамлении золоченых дверей стоял Калами. Бриджит пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не попятиться назад, когда лорд-чародей быстрым шагом устремился к красно-черному пьедесталу. Он не колеблясь поцеловал подолы обеих статуй, затем выпрямился и поприветствовал Хранителя Бакхара и Бриджит.
      - Я должен поблагодарить вас, добрый Хранитель, за то, что вы нашли мою потерявшуюся подопечную и взяли на себя ее религиозное воспитание.
      Даже если Хранитель Бакхар и заметил сарказм Калами, его спокойные черты ничем не омрачились.
      - Наоборот, это она меня нашла, поднявшись на рассвете, что достойно всяческих похвал, а затем пожелала узнать побольше о спасителях Вечной Изавальты. - Несмотря на внешнее спокойствие, голос Хранителя звучал жестко.
      - Знаю, я бы должна еще быть в постели, - торопливо сказала Бриджит, чтобы разрушить растущую между мужчинами стену холода. - Но мне не спалось, и я не смогла усидеть на месте. Извини, если я сделала что-то не так.
      Слова примирения прозвучали легко и непринужденно, но они жгли Бриджит язык. Этот человек лгал ей с самого начала, рисковал ее жизнью - и все ради лжи. Но он не должен понять, что она это знает. Если Калами сочтет, что ей нельзя доверять... Бриджит страшно было даже думать о том, что тогда будет.
      - Я уже ничему не удивляюсь. - Калами отвернулся от Хранителя Бакхара. - Этой ночью во дворце случилась настоящая эпидемия бессонницы. Если ты готова, - он искоса взглянул на Хранителя, - и если добрый Хранитель не против, я провожу тебя в твои комнаты.
      - Хорошо. - Бриджит поклонилась Хранителю Бакхару: - Большое спасибо за урок, сударь.
      - Двери этого дома открыты для тебя в любое время, - ответствовал Бакхар, сделав ударение на слово "тебя".
      Судя по тому, как перекосилось лицо Калами, его так и подмывало высказаться насчет этого ударения. Однако он, видимо, счел за лучшее промолчать. Молча он взял Бриджит под руку и повел к двери.
      Выйдя из храма, они оказались в пустой комнате, где стены, казалось, сплошь состояли из дверей, перемежающихся настенной росписью. Бриджит узнала дверь слева - это был вход в библиотеку. Прямо перед ней находились двери, ведущие во двор. Калами же увлек Бриджит направо, в обратном направлении повторяя тот путь, что она прошла ночью. Правда, Бриджит не помнила ни расписных стен, ни прочих украшений, зато узоры на полу были знакомые.
      Калами молча шагал рядом, и ей приходилось спешить изо всех сил чтобы поспевать за ним. Сердце Бриджит сжималось от страха пои виде мрачного лица Калами. "Пожалуй, не стоит оставаться в неведении".
      - Вэлин, что случилось?
      - Ничего такого, что нельзя было бы поправить, если только пустоголовые бездельники, которые делают вид, что служат империи, будут выполнять свои обязанности, - отрезал он. Затем резко остановился и на секунду закрыл глаза.
      - Прости, Бриджит, - сказал Калами, открывая их снова. - Сегодня ночью на нас было совершено нападение.
      - Нападение? Но я ничего не слышала...
      - Это было не военное нападение, а магическое, - мрачно ответил Калами. - И хотя здесь достаточно крепкие защитные чары, им удалось открыть двери, а сегодня мне приходится расхлебывать последствия.
      "Помоги мне!" - донесся из памяти шепот Жар-птицы. Какие это защитные чары были разрушены? Те, что окружают ее клетку? Или есть еще и другие? Не потому ли призрак мамы смог проникнуть во дворец? Если здесь не обошлось без божественного вмешательства, боги не сочли нужным сообщить Калами об этом посещении, и это весьма мило с их стороны.
      - Это была Лисица, - сказал Калами, словно отвечая на ее мысли.
      - Лисица? - эхом отозвалась Бриджит. И вспомнила смрадное звериное дыхание, изумрудные глаза и смеющиеся пасти. Вспомнила, как сшивала раны лисов в человеческом обличье, и радость, ни с чем не сравнимую радость...
      Желудок Бриджит отозвался на это воспоминание приступом тошноты, хотя руки у нее так и чесались вновь испытать свое искусство.
      - Да, Лисица. Теперь ты понимаешь, почему я так расстроен? Она слишком тобой интересуется. Поэтому сейчас мы вернемся в твою комнату и ты поклянешься кровью своих родителей, что никому не откроешь дверь, пока я не вернусь. Обещаешь?
      Лисица... Значит, пока она, ничего не подозревая, разгуливала по коридорам, Лисица была где-то там, снаружи.
      "Или где-то здесь, внутри".
      Бриджит в ужасе зажала рот ладонью. Оказывается, не одного Калами ей следует бояться.
      - Обещаю, - пробормотала она. - Конечно, обещаю.
      - Хорошо. - Калами коротко кивнул и вновь устремился вперед. - Тогда идем. У меня уже был разговор с твоей служанкой...
      - С Ричикой? - "Нет, пожалуйста, не надо ее в это впутывать". Бриджит поспешила за ним. - Это не ее вина. Я солгала ей, чтобы она оставила меня одну.
      Калами даже не взглянул на нее.
      - Нет, это ее вина. Она твоя служанка и должна повсюду тебя сопровождать.
      Они вошли в вестибюль с внушительными дверями слева и гранитной лестницей справа.
      - Но, Вэлин, пойми, я не привыкла к прислуге, к постоянной опеке...
      - Так значит, привыкай! - прорычал Калами.
      Бриджит остановилась и в упор посмотрела на него. "Какая бы опасность мне ни угрожала и кем бы ты ни был, я не потерплю, чтобы на меня орали!" По тому, каким тяжелым взглядом Бриджит наградила Калами, это было ясно и без слов.
      Секунду спустя ее правый глаз уже видел притихшего человека, в то время как перед левым по-прежнему стоял рычащий зверь.
      - Прости, Бриджит, - сказал Калами с хорошо разыгранным раскаянием. - Я просто очень за тебя беспокоюсь.
      "Да нет, просто ты очень во мне нуждаешься, иначе мы бы уже не играли в эти игры".
      Бриджит решила переменить тему и, воспользовавшись случаем, снова добиться расположения Калами.
      - Похоже, история, которую мне рассказывал Хранитель Бакхар, не очень тебя заинтересовала.
      Калами горько усмехнулся, и на этот раз оба глаза Бриджит видели это с одинаковой ясностью.
      - Да, должен признаться, это не самая любимая мною часть изавальтской религии.
      Бриджит подобрала подол юбки, чтобы подняться по лестнице.
      - Могу себе представить, какую версию тех же самых событий рассказывают в тех местах, откуда ты родом.
      - Только не там, где могут услышать изавальтские уши, - невнятно пробормотал Калами, как будто и в самом деле боялся, что их могут подслушать. Он искоса глянул на Бриджит: - А тебе, похоже, знакомы такие вещи?
      - Немного. - Бриджит взобралась на последнюю ступеньку крутой лестницы и глубоко вздохнула, насколько это позволял корсет. - Мой... ("Скажи "отец". Он ведь не знает, что ты знаешь") отец в молодости участвовал в гражданской войне. И уверял, что обе враждующие стороны рассказывали самые разные истории о том, как она началась и кто был виноват во всем этом кошмаре.
      - Значит, ты можешь это понять. - Калами натянуто улыбнулся и повел Бриджит по широкому балкону, который затем превращался в завешанный гобеленами коридор. - Но я все равно не должен был говорить об этом так резко. Мы были сами виноваты в этом завоевании и теперь платим за нашу слабость, за наши ошибки. Так и должно быть.
      - Кажется, ты говорил, что все это давным-давно в прошлом? - спросила Бриджит самым невинным голосом.
      - Да, говорил. - Калами вздохнул, останавливаясь перед скромной дверью, которая, видимо, вела в комнаты Бриджит. Однако появилось кое-что новенькое: левым глазом Бриджит увидела, что от порога идет слабое сияние, которое ассоциировалось у нее с магией. - Возможно, я принимал желаемое за действительное...
      "А может, опять врал", - подумала Бриджит, но говорить этого вслух не стала.
      - Ты еще многого не знаешь, Бриджит, - мягко сказал Калами. Ведьма-зима держит нас в своих лапах и запирает в четырех стенах. Ты еще не видела народа этой страны и ее просторов, ее особенностей и противоречий, компромиссов и мелких распрей, которые раздирают ей сердце. Ты видишь только то, что происходит здесь, среди причудливо сложенных камней. - Он неопределенно взмахнул рукой. - Боюсь, этого недостаточно, чтобы понять всю сложность этого края и его истории.
      "Нет уж, спасибо! С меня довольно и того, что происходит здесь!"
      - Что ж, - Бриджит приклеила на лицо улыбку. - Придет весна, и ты все мне покажешь, правда?
      - Правда. - Калами улыбнулся в ответ, но Бриджит увидела это только правым глазом. Левый же видел, как рот чародея растянулся в ухмылке подлом, торжествующем оскале. - Думаю, покажу, - сказал он, и Бриджит внутренне содрогнулась.
      Калами коснулся губами двух пальцев на правой руке и приложил их к замочной скважине. Дверь послушно отворилась, и взгляду Бриджит предстали ее апартаменты. Все три камеристки, до этого сидевшие кружком возле очага, разом вскочили на ноги и с возбужденными возгласами окружили хозяйку.
      - Никаких открытых дверей, Бриджит, - с порога напомнил ей Калами. Никаких путешествий в одиночку.
      - Обещаю, - ответила она, и это слово так тяжело повисло в воздухе, что Бриджит уже пожалела, что произнесла его. От ее обещания что-то изменилось, она ясно это чувствовала, только не знала, что именно.
      Однако Калами, похоже, был удовлетворен. Он вышел за дверь и закрыл ее за собой.
      "Итак, сударь, теперь вы поместили меня в надежное место, - подумала Бриджит, глядя на дверь, в то время как девушки кудахтали и щебетали вокруг, потихоньку подталкивая ее к постели. - Вопрос только в том, что вы теперь собираетесь со мной делать?"
      Наступило холодное серое утро и принесло с собой снег. Сначала редкие белые снежинки опускались на землю поодиночке. Потом стали собираться в пухлые хлопья. Потом их подхватило ветром и закружило в маленьких смерчах. Казалось, это ветер вытряхивает снег из облаков, словно озорной малыш, который добрался до мешка с мукой и рассеивает его содержимое по комнате, любуясь узорами на полу. Слуги, которым волей-неволей приходилось выходить во двор, протоптали между дворцом и службами "дорожки жизни". Метель тем временем становилась все непроглядней. Она со свистом набрасывалась на бесценные стеклянные окна, заполняла снегом и сглаживала каждую щелочку, закутывая дворец в белое покрывало стужи.
      Для Медеан снег был благословением. Пронизывающий холод усмирял Жар-птицу, и голос ее затихал. Сегодня мысли Медеан будут ясны. Сегодня она должна быть уверена в себе и во всем, что делает. А завтра она освободит Изавальту от хищников - Ананды и Хастинапуры.
      Но сначала ей предстоит выполнить одну тягостную обязанность.
      В столовой, рядом с личной комнатой императрицы, слуги накрыли стол: хлеб, баранина и айвовые цукаты, свинина и желе, яйца - маринованные и со специями, легкое пиво и изящный кувшин с крепким сладким кофе для улучшения, пищеварения. Медеан приказала раздвинуть портьеры на окнах и балконной двери, чтобы в комнату мог свободно проникать холодный воздух, но вдобавок она велела поставить жаровни по обе стороны от второго кресла. Ей не хотелось, чтобы Пешеку было неуютно.
      Стоило Медеан мысленно произнести его имя, как девочка-привратница отворила дверь и поклонилась.
      - Лорд-мастер Пешек, сын Пачалка, внук Урсулы, - объявила она и удалилась.
      - Ваше Величество.
      Медеан почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось, когда Пешек вошел в комнату и опустился на колени у ее ног.
      - Лорд-мастер Пешек. - Она постаралась придать своему голосу хоть немного тепла. - Позвольте мне приветствовать вас.
      Медеан коснулась левой щеки Пешека, затем правой, после чего подняла его с коленей.
      - Сядьте и позавтракайте со мной.
      Пешек прошел к креслу между жаровнями, и пока устраивался в нем, лакеи успели постелить ему салфетку, наполнить его бокал и поднять с блюд крышки, чтобы он мог изучить их содержимое. Медеан обнаружила, что ужасно голодна, и проследила, чтобы на ее тарелку положили порцию каждого блюда. Пешек, напротив, ограничился куском хлеба и ломтиком свинины.
      - Вы уже перекусили сегодня, Пешек? - осведомилась Медеан, кивнув на его скудную порцию.
      - Нет, Ваше Величество. - Улыбка Пешека была столь же скромна, сколь фальшива. Он зачерпнул ложечкой немного желе и намазал на хлеб. - Наверное, это с дороги. Поездка отбила у меня аппетит, и я дурно себя чувствую.
      - Весьма прискорбно. Может быть, позвать врача?
      Медеан подняла руку, чтобы сделать знак лакею, но Пешек жестом остановил ее:
      - В этом нет нужды, Ваше Величество. И так пройдет.
      - Как и все в этом мире, - пробормотала Медеан, разрезая яйцо несколько более ожесточенно, чем требовалось.
      Некоторое время они молча поглощали пищу, стараясь отсрочить неизбежное.
      "Однако это не может продолжаться вечно. - Медеан сделала глоток пива. - Что сделано, то сделано. Теперь и я должна сделать то, что должна".
      - Давно мы с вами не беседовали.
      - Давно, Ваше Величество, - согласился Пешек, отставляя тарелку в сторону. Он не съел и половины своей порции. Медеан сделала вид, что не замечает его жеста.
      - И в самом деле, - продолжала она, изучая осадок на дне бокала. Кажется, мы не разговаривали наедине с тех пор, как вы удалились от двора.
      Пешек кивнул в притворной задумчивости:
      - Да, пожалуй, что так.
      - Почему вы меня бросили, Пешек?
      Он взглянул на нее в изумлении.
      "Вы только посмотрите: он еще и удивляется! Ты ведь знал, на что идешь. Или думал, я закрою на это глаза?" Медеан со стуком поставила бокал на стол.
      - Я тогда не спросила вас об этом, но с тех пор постоянно задаю себе этот вопрос, - продолжала она все таким же ровным голосом. - Почему вы меня бросили?
      Он поднял на нее глаза - такие бесхитростные и знакомые, что у Медеан вновь сжалось сердце, а внутренний голос принялся вероломно нашептывать, что нельзя верить ни единому слову Уло.
      - Я полагал, что смогу принести Вашему Величеству больше пользы, если буду поддерживать порядок в одной из волостей империи, - ответил Пешек.
      - Безусловно. - Медеан проглотила кусочек маринованного яйца. - Здесь я вас ни в чем не могу упрекнуть. Я всегда самым внимательным образом читаю ваши отчеты, и конечно, меня не может не радовать увеличение доходов, которыми вы пополняете государственную казну.
      Пешек склонил голову, принимая похвалу с подобающей покорностью:
      - Благодарю вас, Ваше Величество.
      Медеан отодвинула тарелку. У нее внезапно тоже пропал аппетит. Дисциплинированный отряд служанок и лакеев подступил к столу для того, чтобы убрать приборы и разлить по чашкам кофе.
      - Ну а теперь, раз уж есть такая возможность, не хотите ли вы что-нибудь рассказать мне? - сказала Медеан, когда армия прислуги отступила на прежние позиции. - Не назревают ли в народе волнения? Не грозят ли нам какие-нибудь новые напасти?
      Пешек повертел в руках изящную фарфоровую чашку.
      - Когда потеплеет, нужно будет поправить волнолом в гавани, - ответил он. - Лорд Вереш скончался, не оставив наследника, а значит, встает вопрос о распределении его земель. Полагаю, он будет решен на ближайшем заседании Совета.
      Пешек отхлебнул кофе.
      - По всем предзнаменованиям, погода весной будет хороша для сева, и думаю, даже нынешняя суровая зима пойдет нам на пользу и смягчит летнюю жару. - Он заглянул в чашку, словно надеялся найти там еще какие-нибудь благоприятные предзнаменования. - Так что можно сказать, все в порядке, Ваше Величество.
      - Неужели? - Медеан удивленно вскинула брови. - Так значит, вы ничего не хотите сказать мне - здесь, сейчас, пока мы одни? Ничто вас не тревожит? И не было никаких встреч, никаких разговоров, от которых у вас теперь неспокойно на душе?
      Пешек встретился с ней взглядом. Когда он успел постареть? Вокруг небесно-синих глаз появились морщинки, кожа потемнела от солнца и времени. В его волосах вот уже много лет серебрилась седина, но теперь они стали совсем белыми. Когда-то румяные щеки теперь обвисли. Но глаза, глаза его оставались такими же ясными и молодыми, как и прежде, даже когда он открыл свой старческий рот и солгал:
      - Нет, Ваше Величество, ничего.
      Медеан вздохнула и отвела взгляд:
      - Ах, Пешек, как мне жаль вас.
      - Простите, Ваше Величество?
      - Как она смогла убедить тебя? - Взгляд Медеан переместился с жаровни на чашку, а потом на скатерть. Только не смотреть в его глаза. Она не могла видеть, как эти ясные знакомые глаза будут ей лгать. - Она сказала тебе, что я помешалась? Что Изавальта в опасности из-за моей слабости?
      - Ваше Величество...
      У Медеан комок стоял в горле. Она отхлебнула кофе и, хотя напиток был разбавлен сахарным сиропом, ощутила на языке жгучую горечь.
      - Наверное, она даже сказала, что это я виновата в болезни Микеля?
      - Никто не говорил мне этого, Ваше Величество, - негромко ответил Пешек. - Кроме вас.
      Силы изменили Медеан. Чашка выскользнула из ее пальцев, выплеснув на белую скатерть порцию мутной жидкости, затем покачнулась на краю стола и упала на пол, разбившись вдребезги. Слуги опять засуетились, бесшумно навели порядок и принесли новую чашку, в которую налили новый кофе. Через секунду ничто не напоминало о маленьком происшествии.
      Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.
      - Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?
      Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.
      - Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.
      Медеан ударила кулаком по столу.
      - И куда же он делся, этот выбор? - Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету. - Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно сделать выбор между Хастинапурой и Изавальтой?
      Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.
      - Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни. - Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла. - Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не...
      Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.
      - А не к кому, Пешек?
      Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза - вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.
      - Не к лорду-чародею, Ваше Величество, - ответил Пешек недрогнувшим голосом. - Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что...
      "Я не стану этого слушать". Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.
      - Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса. - Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды. - Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать. - Как ты смеешь в чем-то его обвинять!
      - Смею, потому что знаю правду.
      Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.
      Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.
      - Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.
      Пешек опустил взгляд:
      - Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.
      - Слишком поздно, лорд Пешек.
      - Да, я понимаю.
      Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени и одернул полы кафтана. Даже теперь он заботился о своей наружности.
      - До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, изрекла Медеан.
      Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.
      - Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.
      Медеан сделала знак прислуге, и один из лакеев распахнул дверь, впустив в комнату капитана Чадека и четверых стражников. Не говоря ни слова, солдаты окружили Пешека, по одному с каждой стороны, в то время как Чадек особым офицерским поклоном поприветствовал императрицу.
      Медеан ответила ему еле заметным кивком. Все ее внимание было приковано к Пешеку, которого почти не было видно за секирами и голубыми плащами.
      - Однажды я просила тебя жениться на мне.
      - Я помню, - ответил он едва слышно.
      - Но ты не согласился.
      - Да.
      - В этом ты тоже ошибся, Пешек?
      Она не должна была этого говорить. Слишком много лет прошло. Даже Жар-птица притихла в ожидании ответа. Но ей нужно знать. Она не может предать это забвению.
      Пешек расправил плечи, и на мгновение Медеан вновь увидела в нем человека, который рисковал своей жизнью ради спасения Изавальты.
      - Нет, Медеан, - ответил он. - Я не ошибся.
      Медеан закрыла глаза. Она не в силах была его видеть - во всяком случае до тех пор, пока не сможет подписать "предатель" под его образом в своем сердце.
      - Уведите лорд-мастера Пешека.
      - Слушаюсь, Ваше Величество.
      Медеан стояла не шевелясь, пока звук захлопнувшейся двери и удаляющихся шагов не перестал звенеть у нее в ушах.
      "Ближе, - шепнула ей Жар-птица. - Еще ближе. Скоро ты освободишь меня, и мы сгорим вместе".
      Снег все падал и падал. Бриджит смотрела на него из единственного маленького окошка в своей комнате. Каменные плиты двора давно исчезли под пушистым покровом - так же как и нижние ступеньки лестницы парадного подъезда. Снежные пальцы ощупывали стены, и можно было не сомневаться, что еще до утра сугробы вырастут до уровня окон первого этажа. Снег падал с небес и разносился ветром. Метель застилала все вокруг, и сколько Бриджит ни щурилась, она не смогла разглядеть даже ворота.
      Лучшей ловушки не смог бы придумать даже Калами. Бриджит опустила тяжелую бархатную портьеру, закрывшую бесполезное окно. "Подумать только, я отправилась в это путешествие, сказав себе, что ни о чем не пожалею".
      Несмотря на то что она проспала все утро, день тянулся мучительно долго. От Калами не было ни строчки. Бриджит подумывала о том, чтобы добиться аудиенции императрицы, но никак не могла решить, что же ей сказать. У нее ведь нет никаких доказательств вины Калами. В общем-то, он ничего ей и не сделал, разве что припугнул немного. Каким бы фантастичным ни был этот мир, Бриджит все-таки казалось, что заставить кого-то поверить словам бесплотного духа, которого никто, кроме нее, и не видел, - довольно бредовая затея.
      К тому же это видение... А что, если эти отравленные простыни положили на постель императора действительно по приказу императрицы Ананды? Сакра сам говорил об убийстве кого-то, кто ее предал. Что, если Ананда и правда настолько устала и отчаялась, что решила избавиться от императора? "Допустим, - думала Бриджит, - я не вижу в этом никакого смысла. Но ведь я не знаю всех обстоятельств". Она беспокойно барабанила пальцами по спинке резного кресла. Что, если Ананда и впрямь отравительница? Если она готова убить человека ради власти, разве можно ей доверять? Если нельзя верить Калами, это еще не значит, что нужно верить его врагам.
      "Я хочу, чтобы вы знали: несмотря ни на что, я ваш друг", - вспомнились Бриджит слова Сакры. Он сказал это искренне - твердили ей и глаза, и сердце. Он протянул ей руку помощи, которую ужасно хотелось принять. Вот только можно ли идти на такой риск? Все-таки он служит Ананде, а кто знает, что у нее на уме...
      - Госпожа!
      Перед Бриджит стояла Ричика. Девушка умудрялась сохранять профессиональное спокойствие в течение всего дня, в то время как у двух других дам молчаливая рассеянность Бриджит и ее тоскливые взгляды в окно вызывали то тревогу, то презрение.
      - Принесли ваше платье, - доложила девушка.
      За ее спиной Бриджит увидела тяжелое сверкающее одеяние и уже знакомых портних. Та, что постарше, стояла, сложив руки на груди, а та, что помоложе, держала охапку чего-то белого - Бриджит решила, что это нижнее платье. Они словно бы соткались прямо из воздуха, Бриджит даже не слышала, как они вошли.
      - Сегодня нужно сделать последнюю примерку, иначе платье не будет готово к празднику, - не заметив никакой реакции госпожи, напомнила Ричика.
      - Да-да, конечно, - отозвалась Бриджит и мысленно приготовилась к предстоящей процедуре. Если знать, сколько времени нужно на то чтобы надеть повседневную, по изавальтским меркам, одежду, можно было представить, как надолго затянется примерка парадного костюма. Ну что ж, хоть какое-то развлечение. А то вот уже несколько часов мысли движутся по одному и тому же кругу, и в результате только портится настроение.
      Гали и Ядвига переставили ширмы так, чтобы за ними могли поместиться еще два человека. Затем Ричика ловко сняла с хозяйки верхнее платье, и Бриджит осталась в панталонах и нижней сорочке. Она повыше вздернула подбородок и постаралась ничем не выдавать своего смущения. В конце концов здесь так принято, и с этим нужно мириться. Молодая швея положила кипу нижнего белья на кровать и взяла ту сорочку, что лежала сверху. И в тот же миг левый глаз Бриджит кольнула вспышка странного золотистого света. Она повернулась, чтобы выяснить, откуда он взялся, но девушка с сорочкой подошла ближе, и свет померк.
      - Что это? - спросила Бриджит.
      - Простите, госпожа? - Старшая портниха застыла, не окончив снимать с манекена золотой плащ.
      - Вот. - Бриджит выхватила сорочку из дрогнувших рук девушки, развернула ее и стала перебирать бесконечные складочки и оборочки. Свет опять блеснул, на этот раз ярче. Бриджит зажмурила правый глаз и сощурила левый, чтобы получше его разглядеть. - Этот свет.
      - Свет, госпожа? - Молодая швея торопливо взяла сорочку из рук Бриджит и склонилась над ней, внимательно изучая каждый стежок. - Это, должно быть, свет от свечи проглядывает через ткань. Здесь ничего нет, госпожа.
      - Да нет же, там что-то есть. - Бриджит опять завладела рубашкой. - Я точно видела.
      Она стала протягивать ткань сквозь сжатые пальцы, пока уголком левого глаза не заметила, как сквозь узкую щель между пальцами пробивается свет. Ткань в этом месте чуть-чуть топорщилась, Как будто что-то лежало внутри шва.
      - Вот! - воскликнула Бриджит. - Здесь что-то есть.
      - Разрешите, госпожа. - Старшая швея взяла в руки ткань пощупала ее длинными гибкими пальцами и нахмурилась. - Действительно, что-то есть...
      Из целой связки инструментов, болтавшейся у нее на поясе, она вытащила ножницы, перевернула ткань и ловко распорола шов.
      Оттуда вывалился тоненький шнурок из белых и красных нитей. Концы шнурка были связаны в виде петли. Бриджит наклонилась, чтобы поднять ее.
      - Позвольте мне, госпожа. - Рука Ричики метнулась, опередив Бриджит, и схватила шнурок.
      Бриджит медленно выпрямилась. Ни за что на свете не хотела бы она сейчас оказаться на месте молодой швеи. Ее старшая товарка посмотрела на нее таким тяжелым взглядом, что та готова была провалиться сквозь землю.
      Ричика осмотрела витой шнурок так же тщательно, как старшая швея осматривала шов, в котором он скрывался. Только теперь Бриджит поняла, что это был за шнурок. Это было заклятье.
      У Бриджит упало сердце. Это было заклятье, зашитое в платье, предназначенное для нее...
      Ричика глянула на нее с озорной улыбкой:
      - Госпожа, вы должны быть польщены.
      - Да? - натянуто произнесла Бриджит.
      Кивнув, Ричика подняла зажатый в пальцах шнурок так, чтобы все его видели:
      - У вас есть поклонник. Это приворотное заклятье.
      Бриджит почувствовала, что бледнеет:
      - Что?!
      - Заклятье, чтобы приворожить любимого человека. - Ричика положила предмет своих исследований на ладонь и приблизилась к хозяйке, чтобы та могла рассмотреть его получше. Бриджит чуть было не отшатнулась, как будто в руках у девушки была ядовитая змея.
      - Видите, вот это ваши волосы. - Ричика провела пальчиком по золотистым нитям, вплетенным в шнурок. - А это волосы вашего воздыхателя. - Она указала на жесткие черные пряди. - Все это, как видите, связано вместе, переплетено с нитями цвета страсти и привязанности и замкнуто в кольцо.