Невидимые связи

ГЛАВА XXVII

Коммерческий директор Валицкий едва сдерживает ярость.

– Что у вас опять приключилось, поручик?! Зачем меня снова вызвали в милицию?!

– Весьма сожалею, что оказался вынужденным еще раз пригласить вас к себе, но мне необходимо выяснить некоторые обстоятельства по поводу ваших прежних показаний. Чем вы тогда руководствовались?

Валицкий хмурит брови.

– Я, помнится, уже говорил вам: мне хотелось поскорее покончить с этой неприятной для всех историей. Не понимаю, отчего вы снова возвращаетесь к этому вопросу. Дело прошлое, давно закрытое. Зачем опять его ворошить?

– Вы ошибаетесь. Дело еще не закрыто. После эксгумации выяснилось, что речь идет не о несчастном случае, а скорее об убийстве. Дело в корне меняется. Поэтому, если вы не хотите впутываться глубже, вам следует рассказать все более подробно.

Валицкий бледнеет.

– Убийство?! Невероятно! – Сразу куда-то исчезает присущая ему самоуверенность. В глазах читается страх. – Я не имел об этом ни малейшего понятия. Неужели такое могло случиться?

– Случилось, – голос Корча звучит сухо. – Именно потому вы должны рассказать всю правду.

– Я ничего не знаю об убийстве. Показания я дал по просьбе инженера Бялека, осуществлявшего у нас надзор за стройкой. Он как-то оказал мне небольшую услугу, и я счел себя обязанным отплатить ему тем же. И это все.

– Таким образом, вы навлекли на себя уголовную ответственность за дачу ложных показаний: введение в заблуждение органов следствия. – Корч беспощаден.

– Я не мог себе даже представить, что речь идет о чем-либо серьезном. – Валицкий застыл на стуле, лицо его покрыла мертвенная бледность. – С моей стороны это была простая любезность.

– Такого рода «простые любезности» иногда дорого обходятся, – иронически замечает Корч. – Вы полагали, вероятно, что закон писан лишь для простых смертных.

Корч предлагает Валицкому подписать протокол и просит подождать в комнате дежурного.

Едва тот выходит из кабинета, он звонит на стройку инженеру Бялеку. Предложение явиться в милицию инженер воспринимает с заметным беспокойством.

– А что случилось? – спрашивает он удивленно.

– Дело крайне срочное, – настаивает Корч. – Или вы предпочитаете, чтобы я послал вам официальный вызов?

– Нет, – отвечает тот, – сейчас буду.

Бялек является почти мгновенно. Держит себя свободно, без тени замешательства.

Корч достает из ящика бланк протокола.

– Имя, фамилия, год рождения?

– В чем дело, пан поручик? – недоумевает Бялек. – Я чем-нибудь провинился?

– Сейчас выясним, – отвечает Корч. – С какой целью вы просили Бронислава Валицкого дать показания по делу о смерти Ежи Врубля?

– Я? Валицкого? – В удивлении Бялека что-то неискреннее.

– Так утверждает Валицкий. Вот, пожалуйста, подписанный им протокол. Познакомьтесь. – Корч протягивает Бялеку исписанный лист.

Тот читает его медленно, как бы стараясь выиграть время. По мере чтения лицо его вытягивается, мрачнеет.

– Так значит Врубль убит?

– Да. При этих обстоятельствах, как вы сами понимаете, сокрытие правды бросает определенную тень и на самих свидетелей.

– Хорошо, – решается Бялек, – я скажу все. Мне, собственно, скрывать нечего. Все действительно было именно так, как показал Валицкий. Я и впрямь его просил. Меня же, в свою очередь, просил Ольсенкевич, бывший подчиненный Валицкого. Он сказал, что ему неудобно лично обращаться к бывшему шефу с такой просьбой. А у меня с Валицким отношения Дружеские. Поэтому он ко мне и обратился. Напомнил, что оказывал мне кое-какие услуги. Я согласился.

– Чем Ольсенкевич мотивировал такую, прямо скажем, довольно необычную просьбу?

– Он ничего мне не объяснял, просто попросил об одолжении.

– И вас это не удивило?

Бялек, похоже, несколько озадачен.

– Вы знаете, я как-то об этом тогда не подумал. Мне и в голову не приходило, что речь может идти об убийстве.

– Почему Ольсенкевич остановил свой выбор именно на Валицком, а не на ком-нибудь другом, скажем, на вас?

– Я был куратором Врубля, между нами, естественно, могли существовать разного рода трения. Мои показания не были бы восприняты так, как показания Валицкого. Он пользуется в городе большим авторитетом. У него связи, положение.

– Значит, вы таким способом отблагодарили Ольсенкевича за услугу. Какую именно?

– Я уж точно не помню. Все мы стараемся как-то облегчить друг другу жизнь. – В объяснении чувствуется оттенок какой-то недоговоренности.

Корч понимает. Речь идет об укоренившейся здесь практике взаимных услуг и одолжений. Но только ли? Он выходит из кабинета, чтобы отпустить Валицкого. Тот сегодня ему больше не нужен.

– Доставьте ко мне срочно Ольсенкевича, – просит Корч дежурного. – Но без огласки и шума.

Он возвращается к себе и продолжает допрос. У него не вызывает сомнений, что все эти оказываемые друг другу услуги и так называемые любезности имеют связь с махинациями на стройке, которой руководил Врубль. Не исключено, что, разоблачив их, Врубль предопределил свою судьбу. «Но что именно удалось Врублю вскрыть? Куда направить дальнейший поиск? Вина за выписку Зелинскому фиктивной накладной на паркетную клепку, которой магазин фактически не получал уже более года, ложится только на одного Борковского. Накладная эта по бухгалтерским документам не проведена. Следовательно, она лишь форма прикрытия покупки паркета слева. Но знал ли покупатель, что паркет ворованный? Как это доказать? Где Борковский получал товар? На складе у Антоса или только через него как посредника? Судя по реакции, Зелинский вполне убежден в законности своей покупки. На чем в действительности основана его уверенность: на убежденности в законности покупки или на чувстве неприкосновенности своей особы? Сколько еще фиктивных оформил Борковский? Кому? За сколько? Трудно предположить, что он действовал бескорыстно».

Изъятие документации у Борковского и ревизии у владельцев дач, которым он выписывал накладные, Корчу представляются на этом этапе расследования предприятием преждевременным. Возможно, накладные оформлялись в одном экземпляре только для покупателя, и тогда проверка документов в магазине Борковского ничего не выявит, а вызовет лишь ненужный шум и даст возможность замешанным в это дело мгновенно замести следы. Если даже владельцы дач не знают, что покупали ворованный паркет, то, узнав, постараются во избежание неприятностей, компрометации, а то и возможного изъятия у них паркета запутать следствие.

Нить может оборваться.

Корч потому решает начать с другого конца. С выявления потенциальных подозреваемых в убийстве Врубля, с мотивов, которыми те могли руководствоваться, опасаясь, что он раскроет механизм хищений материалов со стройки. А с этим должны быть связаны и обращения к Валицкому о даче ложных показаний для прекращения дела. «Кто из этих „просителей“ твердо знал, что речь идет о стремлении замять дело именно об убийстве? Валецкий? Бялек? Олесенкевич? А может быть, кто-то еще?»

Корч одолевает Бялека вопросами до тех пор, пока снизу ему не сообщают по телефону, что Ольсенкевич доставлен. Корч отводит Бялека в комнату для задержанных и просит подождать, пока готов будет протокол. Приглашает к себе Ольсенкевича.

Тот входит в кабинет улыбаясь. Садится на стул напротив Корча и спокойно ждет, когда поручик заговорит первым.

– Вы обращались к инженеру Бялеку с просьбой убедить Валицкого дать показания по делу о смерти Врубля… – звучит полуутвердительно.

Несмотря на чуть ли не преувеличенное самообладание, в глазах Ольсенкевича мелькает едва заметная искра.

– Это неправда, – спокойно отвечает он, – Валицкого я и сам хорошо знаю еще со времени моей работы в стройуправлении. Потом я строил ему дачу, так что у меня нет никакой необходимости искать с ним контакты через посредника, тем более такого, как Бялек, отношения с которым у меня далеко не. самые лучшие. Это можно легко проверить.

– У меня есть по этому вопросу показания Бялека и Валицкого, – возражает Корч.

– Вероятно, они дали ложные показания, – настаивает на своем Ольсенкевич. – У Бялека были какие-то счеты с Врублем, и, возможно, он обращался к Валицкому. Не хотел, чтобы эти отношения стали достоянием гласности, – добавляет она как бы в пояснение.

«Кто из них говорит правду, а кто лжет? – размышляет Корч. – Бялек, узнав, что речь идет об убийстве, не стал отрицать своего обращения к Валицкому с просьбой об услуге. Валицкому, правда, он не сказал, что выступает от имени Ольсенкевича. Не оговаривает ли Бялек его с целью отвести подозрения от себя? Не исключено, что с этой же целью и тот обвиняет его во лжи. Документация – вот где нужно искать ответ. Только с какой стороны к ней подступиться?»

ГЛАВА XXVIII

Начинает уже смеркаться, когда Корч покидает, наконец, свой кабинет. В руках у него папка с документами, полученными от Якубяка. Он собирается еще раз тщательно изучить их дома. Вдруг да придет в голову какая-нибудь идея. А пока в голове только тяжесть, мысли ворочаются лениво и хаотично. «Нужно хоть немного отдохнуть. – Одновременно с мыслью об отдыхе возникает мысль об Ирэне. – Да, надо бы к ней зайти. Она однажды говорила о каком-то шофере, с которым встречался ее брат. Надо расспросить поподробнее», – пытается он оправдать перед самим собой это внезапно вспыхнувшее желание ее повидать.

Ирэна встречает его с искренней радостью, и Корч чувствует себя здесь как дома. Он усаживается, просит чашку чая, расспрашивает Ирэну о здоровье.

– Дня через два выйду, наконец, на работу, – улыбаясь, отвечает девушка. – Страшно надоело болеть. А вы? Куда пропали? Совсем нас забыли.

– Нет, не забыл. Просто не было времени. Пришлось много работать.

В голубых глазах хозяйки молчаливый вопрос.

– Ясик рассказывал, будто слышал от товарищей о вскрытии какой-то могилы. Это правда?

– Да. Мы эксгумировали останки вашего брата.

– Значит… – в голосе скрытое волнение.

– Да, следствие по его делу возобновлено. Вы были правы.

– Права? – Ирэна опускается на стул, закрывает лицо руками. – Значит, его убили?!

– Да.

– О боже!

Корч молчит. Ему понятно, что творится сейчас в душе девушки. Опять потрясение. Может быть, не стоило ей говорить, пока она полностью не оправится?

Внезапно Ирэна вскакивает, подбегает к нему, хватает за руку и прижимает ее к губам.

Корч теряется.

– Пани Ирэна! Ну что вы?

– Я же говорила, что. поверю только вам. Вы спасли Ясика, а теперь вот… – Слезы градом катятся по ее лицу.

Корч озадачен, взволнован, растерян. Не знает, как себя держать.

– Простите меня… Все это так неожиданно… просто не верится… – Она беспомощно разводит руками.

Потом мало-помалу девушка успокаивается.

– Я не могла бы вам в чем-то помочь? – робко предлагает она.

– Да, конечно! Попытайтесь вспомнить, что вам рассказывал о встречах брата с каким-то молодым шофером.

– Пани Яховская, – отвечает она, не задумываясь. – Старушка пенсионерка, которую сбила машина. Можно прямо сейчас к ней сходить. Она живет тут совсем рядом. Пусть она сама вам расскажет. Пойдемте, я сейчас, только умоюсь.

Ожидая девушку, Корч молча пьет чай. Минут через пять она появляется в дверях с сумочкой в руках.

– Идемте!

Яховская с трудом передвигается по квартире. При виде Ирэны сразу оживляется.

– Это вы, мой ангел? – На глазах у нее слезы радости. – Если бы не она, мне бы и не выжить! – обращается старушка к Корчу. – Она меня и кормила, и поила, и купала, и квартиру убирала. Я вот только-только оправилась после этой катастрофы.

– Вы знаете, кто вас сбил? – спрашивает Корч.

– Знаю, я сразу его узнала, – переходит на шепот старушка. – Сын Голомбека. Когда меня приходили в прошлый раз допрашивать, я побоялась сказать. Вы не знаете, что это за люди! Они все могут. А я старая, слабая. Ткни пальцем – мне и конец.

– Чего вам бояться? Если вы дадите показания, он будет наказан по закону, а иначе все сойдет ему с рук.

– Ладно, будь что будет! Раз уж вы пришли ко мне с Ирэной, признаюсь вам: приходил тут ко мне один и сказал, что если я обращусь в милицию – мне на свете не жить.

– Как он выглядел, бабушка? – вмешивается Ирэна.

– Молоденький такой, блондинчик с кудряшками.

«Опять Базяк. Любопытно. И ее запугивал, и в нападении на Ирэну участвовал… Похоже, оба дела имеют какую-то связь. Может быть, в обоих случаях один и тот же организатор? Надо будет нажать на Базяка посильнее».

– Бабушка, у меня к вам еще одна просьба, – прерывает мысли Корча Ирэна. – Помните, вы мне говорили, что встречали Юрека с каким-то молодым шофером. Вы не знаете этого шофера?

– Фамилию не знаю. Рыжеватый такой, невысокого роста, ходит всегда в кожаной куртке. Живет здесь, на Ясминовой, в доме восемь. Работает на грузовике.

Проводив Ирэну, Корч возвращается домой и садится за работу. Из-за стены доносятся шум и музыка. Он не обращает на них внимания, достает из папки документы и раскладывает на столе. В это время дверь вдруг распахивается и входит Ванда Круляк. Она сильно накрашена, с модной прической, в прозрачном, глубоко декольтированном платье.

– Сегодня у меня день рождения, – говорит она с кокетливой улыбкой.

Корч вскакивает, отодвигает в сторону бумаги, подходит к девушке и целует ей руку.

– Желаю вам счастья, пани Ванда. Жаль, что не знал об этом торжестве раньше, непременно явился бы с цветами. Завтра исправлю эту оплошность.

– Ах, что вы, зачем мне цветы. Я пришла за вами. У нас гости.

– Я сегодня очень занят… – Корч огорченно разводит руками.

Ванда не сдается. Она явно под хмельком.

– На этот раз вам не удастся отвертеться. Идемте со мной. Иначе я отсюда не выйду.

Деваться некуда. Корч неохотно надевает пиджак. Кладет в карман сигареты, заранее предупреждает:

– Хорошо, но простите, зайду только на минуту.

Он входит в столовую, пропустив девушку вперед. Окидывает взглядом богато накрытый стол. Блюда с копченостями, салаты, рыба, налитые рюмки. Бутылки с водкой. За этим столом, кроме хозяев, несколько знакомых лиц: Анна Матыс, Валицкий, Стефан Яноха, Антос, Вацлав Лучак. Остальных он не знает.

Дружный хор приветствий ввергает его в смущение.

– Просим, просим, наконец-то!

Хозяйка усаживает его между Анной Матыс и Антосом. Придвигает рюмку и закуски.

С бокалом поднимается Валицкий.

– За здоровье именинницы, по первой!

Кто-то начинает скандировать: «Сто лят».

Антос наклоняется к Корчу:

– Надо было сразу обратиться к нам. Мы бы помогли. Сразу бы разделались с махинаторами… – конфиденциальным шепотом говорит он. Судя по всему, он уже изрядно пьян, от него разит водкой. Анна Матыс тоже слегка навеселе. Обращаясь к Корчу и указывая пальцем на сидящего с противоположной стороны стола молодого человека, она во весь голос заявляет:

– А вот он меня к вам ревнует. Думает, я его собственность и не имею права никому назначать свидания. А я хочу назначить вам свидание. Хочу, и все! Имею право! Свадьбы у нас еще не было.

Молодой человек хмурит брови. Корч смущен.

Вацлав Лучак разражается смехом:

– Ревнует – значит, любит! Радоваться надо. Поженитесь, Пыжак выделит вам участок, я подыщу автомобиль. Умница ты, Аня – умеешь жить… – Он снова оглушительно хохочет и обращается к Антосу: – Неплохо иметь такую толковую кузиночку, а? Бери пример, Ванда. От души советую. Здоровье именинницы, по первой! – поднимает он рюмку.

Все встают. Кто-то кричит: танцевать! Ванда ставит пластинку.

Пользуясь благоприятным моментом, Корч незаметно уходит. В дверях сталкивается с Валицким. Пропускает его и направляется к себе. Пытается отпереть ключом дверь. Она не закрыта. Корч обеспокоен: он прекрасно помнит, что, выходя, дважды повернул в замке ключ. «…Может, Валицкий что-то искал здесь?» Корч зажигает свет и подходит к столу. Проверяет, все ли на месте. Успокаивается – все лежит на своих местах.

Едва он усаживается за стол, как дверь вдруг снова открывается и входит Ванда. Она возбуждена, бесцеремонно и сильно пьяна.

– Вы опять сбежали?! Зря. Идемте со мной. Я вам не нравлюсь? – Язык у нее заплетается.

Корч смотрит на нее с откровенным осуждением.

– Возвращайтесь к своим гостям. Мне нужно работать, – произносит он твердо.

Круляк с минуту смотрит на него широко открытыми глазами, потом начинает вдруг рвать на себе платье и надрывно кричать:

– Ах, ты не хочешь меня?!

На крик вбегают Валицкий и Юзеф Круляк. Круляк останавливается в дверях и видит сидящего за столом Корча, а по другую сторону стола кричащую, полуобезумевшую от вина и ярости дочь. Он обнимает ее за плечи и силой тащит из комнаты. От двери, обращаясь к Корчу, говорит:

– Извините нас за нее. Она совсем пьяна.

Корч остается один. Запирает дверь на ключ. Работа на ум не идет. Он ходит по комнате с мрачным видом. На душе у него неспокойно.

ГЛАВА XXIX

– Все было, как рассказала вам моя дочь…

Жена директора ресторана «Новый», Кристина Малинская, решилась говорить лишь после того, как Корч дал ей прочитать подписанный ее дочерью протокол.

– В первых числах сентября мужу позвонил Ольсенкевич и сказал, что ему доставили итальянский кафель для кухни и ванной. Я поехала с дочерью выбрать цвет и рисунок. Один из рабочих Ольсенкевича провел нас в гараж. Там уже были жены Голомбека, Янишевского и Пыжака, они тоже выбирали себе кафель. Все, что мы просили, Ольсенкевич записал к себе в блокнот.

Я видела там еще кухонные шкафы, цветные раковины, унитазы, но меня они не интересовали. Все это муж еще раньше привез из Варшавы. Я выбрала себе кое-что для кухни и голубой кафель. Вы его видели у нас.

– Все это вы сразу отвезли домой? – спрашивает Корч.

– Не-е-т, что вы! На следующий день мой заказ доставил нам на грузовике шофер. Молоденький такой, рыжеватый. Он же раньше привозил и паркет для дачи.

Шофером грузовика, как установил Корч, оказался некий Тадеуш Куц. Сейчас он сидел в коридоре в ожидании допроса.

– Что ж тут много говорить, пан поручик, – начал он свои показания, – у меня жена, ребенок, соблазнился «наваром». За каждую левую ездку – сотня. Иногда в день перепадало и несколько… Развозил что велели и куда велели.

– Где обычно грузились?

– На станции, на товарном дворе. Антос тут же говорил, куда и что отвозить.

– Когда вы возили сантехнику и кафель Ольсенкевичу?

– Прошлый год в начале сентября.

– Когда и кому возили паркет?

– По нескольким адресам… Зелинскому, Голомбеку, Малинскому.

– Когда?

– Двадцать пятого сентября…

– Что ж, так за один день развезли целый вагон? Вчера, когда я вас задержал, в кузове машины у вас тоже был паркет.

– Все правильно. Сначала мы сгрузили паркет в сарай, что стоит за парком. А уж потом я развозил.

– Чей это сарай?

– Не знаю.

– Номер машины, на которой вы работали?

– ХМ-12-41.

Корч листает блокнот. Он помнит, что записывал номер машины, разгружавшейся возле дачи Лучака. Точно. Номер тот же. «Ага, вот оно в чем дело!»

– Так это вы привозили мраморные плиты на дачу Лучака в июле этого года?

– Да.

– Где вы ими загружались?

– Все там же, на товарном дворе.

– С вами были двое рабочих.

– Да, один я бы не управился.

– Их фамилии?

– Не помню.

– Советовал бы вам припомнить. Если не скажете, узнаю сам, вам же тогда хуже будет.

– Пан поручик, они, как и я, хотели просто подработать, только и делов. Да и побаивались. Откажись – самому дороже обойдется. У нас так: кто шибко умный – плохо кончает. Одних подвели под суд за воровство, Врубль – утопился, а его приятеля, тоже начальника стройки, с треском вышибли. И новый директор не помог.

– Вы знали Врубля?

– Знал. Он был правильный мужик.

– Я слышал, вы с ним несколько раз встречались?

– Было дело. Кажется, в сентябре или в августе прошлого года, точно уж не упомню. Врубль скумекал, похоже, что с поставкой материалов и оборудования на его стройку не все ладно. Вместо паркета получил плитки ПХВ, вместо импортной сантехники – какие-то старые ржавые краны и битые раковины. Сам-то он их не принимал, а потом уже после установки обнаружил. Тут он психанул и помчался к начальства ругаться. Хотел слать рекламации поставщикам. На стройке об этом все знали. А через пару дней разнесся слух, что он утопился. Кто порадовался, а кто его и пожалел. Как всегда…

– А вы с ним по какому делу встречались?

– Врубль все расспрашивал меня, вроде вот как вы сейчас. Хотел дознаться, не возим ли мы материалы налево. Видать, кто-то ему протрепался.

– Вы сказали ему правду?

– Что ж, по-вашему, я дурак, петлю себе на шею вешать?! Не прихвати вы меня с паркетом, я и вам бы не сказал. С милицией лучше не ссориться, но со своими – и того хуже. Дороже обойдется.

– Как обошлось Врублю? – негромко спрашивает Корч.

– Как Врублю, – эхом повторяет шофер. – Или как Дузю, и другим.

– Почему вы считаете, что Врублю «дороже обошлось»?

– А как же: лучший пловец, водку не пил, ну разве что рюмку или две, и вдруг на тебе – утонул по пьянке?! Да кто этому поверит?

– Вы говорили кому-нибудь о ваших разговорах с Врублем?

– Только Антосу сказал, что боюсь, мол, погореть: Врубль вынюхивает, кто сплавляет товар налево. А тому хоть бы хны. Пожал плечами и велел опять ехать. Ему что? У него всюду свои люди.

После подписания протокола Корч отпускает шофера. Сегодня это уже пятый допрос. Корч устал, чертовски устал.

Со. вчерашнего дня клубок стал постепенно разматываться. Корч долго ломал себе голову, с какой стороны подступиться к документации. Наконец решил избрать метод сравнения. Документов с реальностью. Начал с осмотра сданных квартир в двух корпусах на стройке Врубля. Взял с собой накладные на поступившие в тот период оборудование и материалы. Ходил из квартиры в квартиру и сверял позицию за позицией: Доставлялось на стройку дорогое импортное оборудование, монтировалось же годное только на свалку старье. Корч выслушивал жалобы жильцов, записывал их претензии, фамилии. Потом разыскал Бялека и спросил, где можно найти журнал регистрации выполненных в тот период работ.

– Не знаю, он куда-то запропастился. – Инженер был явно захвачен врасплох неожиданным визитом Корча. – Не пойму, как это могло случиться. Я сдал его вместе с другими документами сразу после заседания приемочной комиссии. А потом сам искал и не нашел. После смерти Врубля, – в голосе его нотки конфиденциальности, – обнаружилась некоторая, мягко говоря, недостача дефицитных стройматериалов. Неясно, кто был в этом повинен. Я курировал стройку, записывал использованные материалы в журнал регистрации, и он, таким образом, являлся основным документом, отражавшим действительное положение дел.

Корч поблагодарил за информацию и попрощался. Теперь он был почти убежден, что фигурировавшие в накладных материалы никогда не попадали на стройку, а вместо них использовалось всякое старье. Но по количеству все сходилось. «Знал ли ведущий учет материалов об этих махинациях? Не обязательно. В приемочных документах отражалось только количество, а количество полностью совпадало с накладными. Словом, по документам все было в порядке. Знал ли подоплеку дела Бялек? Скорее всего, да. И, возможно, именно этим объясняется его просьба к Валицкому, а затем попытка свалить вину на Ольсенкевича. Почему исчез именно журнал учета выполненных работ? У Бялека, надо думать, был мотив заставить молчать Врубля. Но какими путями, куда, кому и через кого продавались украденные материалы? Надо разыскивать исчезнувшую сантехническую арматуру и кафель».

Корч решается на риск. «Опять не обойдется без скандалов и жалоб за вторжение в квартиры», – думает он. Но иного выхода нет. Рано утром он начал с квартиры Скробяка. Хозяин – инженер одного из местных предприятий – на работе, хозяйка – на курорте. Дома, как он и предполагал, оказывается только домработница. Он просит разрешения помыть руки и под этим предлогом заходит в ванную. Один взгляд – и все ясно. Вот он, кафель, предназначенный для отделки новых жилых домов. Сомнений не оставалось. Правда, домработница не знала, где и когда хозяева купили эту красоту. Она у Скробяков недавно, и все это здесь было еще до ее прихода.

У Малинского ему повезло больше.

Шестнадцатилетняя дочь хозяев рассказала ему все. Он привез ее в отдел, чтобы по горячим следам составить протокол. И вот сегодня пригласил мать. Она все подтвердила. Вынуждена была подтвердить. Теперь оказалось документально подтвержденным, что часть стройматериалов только на бумаге проходила через склад. Фактически же прямо из вагонов она поступала к Ольсенкевичу или непосредственно к покупателям – владельцам дач.

Ольсенкевич. Эту линию необходимо выяснить до конца. Корч вызвал на допрос двух его рабочих. На завтра. На сегодня – достаточно. «Ладно, бумаги приведу в порядок дома», – решает он, складывая их в папку. И в этот момент раздается телефонный звонок. Корч поднимает трубку: «Кто бы это мог быть в такой поздний час?» Низкий мужской голос в трубке кажется знакомым, но явно изменен:

– Это поручик Корч?

– Да.

– Если вы хотите поймать преступников с поличным, приходите завтра на рассвете к сараю за парком.

Корч хочет о чем-то еще спросить, но в трубке раздаются короткие гудки отбоя.

«Идти или не идти?!» – бьется в голове мысль. Ясно, что предпринятые им шаги вызвали у преступников чувство нависшей над ними опасности. Значит, можно ожидать и провокации. Это не исключено. С другой стороны – захват преступника на месте преступления значительно ускорит и упростит все дело. «Упустить такую возможность?! Нет, надо все-таки посоветоваться…» Корч снимает трубку и набирает номер квартирного телефона Зембы. Длинные гудки – никто не отвечает. «Да ведь Земба после обеда повез жену к врачу в воеводство», – вспоминает Корч.

…Едва забрезжил рассвет, как он был уже в парке. Густой туман стелется по мокрой траве, серыми клочьями цепляется за верхушки кустов. Корч находит знакомую тропинку и чуть не ощупьо движется в глубь парка, в противоположный его конец, туда, где на краю поляны у дороги едва заметен в кустах заброшенный сарай. В ветвях деревьев, просыпаясь, копошатся пичуги. Первые их робкие трели приветствуют наступающий день.

ГЛАВА XXX

С самого утра телефон у Зембы не умолкает. Едва он успевает положить трубку, как раздается новый звонок.

«Что они сегодня, сговорились, что ли?!» – думает Земба со злостью. Тема все та же: Корч.

– Слушай, Кароль, – тон у Голомбека раздраженный, – это переходит, наконец, всякие границы! Я слышал, этот твой Корч пытался изнасиловать Ванду Круляк! До каких пор ты будешь терпеть этого

типа?!

– Ты не устаешь твердить, что постоянно бдишь о высоких моральных качествах своих сотрудников, – кричит в трубку Янишевский. – И вот тебе пожалуйста – такая история! Гости едва успели защитить девчонку, буквально вырвали се у него из рук. Все платье у нее было изодрано…

– Откуда тебе это известно?

– Валицкая рассказала. Ее муж видел все собственными глазами.

– Я считаю своим гражданским долгом – гремит в трубке голос Борковского, – уведомить вас об этом происшествии. Ваш сотрудник запятнал честь мундира нашей всеми уважаемой милиции! В городе все возмущены. Необходимо принять срочные меры!

– Он вынудил меня дать показания недозволенными методами, – жалуется по телефону Кристина Малинская. – Ворвался в дом, несовершеннолетнюю дочь заставил угрозами пойти с ним в милицию!… Это беззаконие! А сегодня я узнала, что он изнасиловал Ванду Круляк! Как же такой человек может служить в милиции?!

Земба стискивает зубы. «Опять Корч. Изнасилование. Что он там натворил?» Вызывает секретаршу:

– Прошу вас, передайте шоферу Голомбека, Юзефу Круляку, чтобы сейчас же приехал ко мне. Если понадобится, пусть директор Голомбек освободит его на полчаса. Попросите от моего имени. Корч здесь? Пусть зайдет.

– Корча пока нет. Не знаю, что могло случиться. Он всегда приходит точно. – Голос у Галинки явно обеспокоенный.

– Пусть явится, как только придет, – сухо бросает Земба.

Не проходит и пятнадцати минут, как прибывает Круляк. Поздоровавшись и усадив гостя в кресло, Земба сразу же переходит к делу.

– Пан Круляк, что там у вас произошло дома на именинах дочери?

– Ничего, пан комендант. – Круляк удивлен. – А что такое?

– Я слышал, будто мой сотрудник приставал к вашей дочери. Это правда?

Круляк пожимает плечами.

– Пан майор, чего только люди не придумают! Дочка малость перепила и сама пошла к нему. Хотела, видать, вернуть его за стол, поскольку он рано ушел. Она разобиделась. Потом я услышал ее крик. Мы с Валицким побежали в комнату Корча, и – стыдно сказать – он спокойно сидел за своим столом, а она стояла у двери и рвала на себе платье. Совсем, видно, очумела.

– И это все?

– Все. Я извинился перед поручиком за ее выходку, и мы ушли. Дочка тут же легла спать. Только и делов.

– А правда ли, что поручик Корч и до того пытался за ней ухаживать?

Круляк снова пожимает плечами.

– Я что-то не замечал. Наш квартирант – человек серьезный. Не очень общительный, правда, все работа да работа… но плохого о нем не скажу. Один раз он заходил к нам в гости – дочь его уговорила, но чтобы… Пан майор, не забивайте себе этим делом голову. Это только для нас позор! Девчонке что-то померещилось, вбила себе в голову. Парень ей, видать, нравится, вот она и хотела таким манером его обработать… Одно слово – дура!