Гордон МАКГИЛ
      ОМЕН IV
      АРМАГЕДДОН 2000
      ПРЕДИСЛОВИЕ
      Вот уже шесть недель ученики по пятам ходили за женщиной. Они и ночью не спускали глаз с ее дома, следили за каждым шагом этой особы, пока та добиралась на работу, а когда ей взбредало в голову наведаться в гости, терпеливо поджидали ее. С тех пор, как погиб учитель, число их значительно поубавилось. Одни свели счеты с жизнью, другие предались отчаянью и не покидали более своих жилищ. Но преодолевшие депрессию, до мозга костей прониклись чувством мести и от этого стали еще сильнее.
      В тот раз, когда женщина посетила врача, двое учеников последовали за ней в приемную и уселись рядом. Они обратили внимание на неестественное напряжение, охватившее ее лицо. Очевидно, женщину терзала боль, и они торжествовали про себя, догадываясь о ее мучениях.
      - Мисс Рейнолдс, - раздался из кабинета голос С трудом поднявшись, Кейт медленной походкой калеки двинулась через комнату и толкнула дверь. И тут же от неожиданности застыла на пороге, заморгав в смятении ресницами. На нее смотрел совершенно незнакомый, молодой и пышущий здоровьем врач. Он улыбался.
      - Доктор Джонстон больше не практикует, - начал было врач и тут же сам себя перебил: - Вы не присядете?
      Кейт притворила за собой дверь и опустилась на стул подле стола.
      - Острая, пронизывающая боль вот тут, - выговорила она, указывая на нижнюю часть живота. - Как будто там что-то раздулось. Кейт закашлялась и извинилась.
      Осторожно придерживая женщину, врач подвел ее к кушетке и тщательно осмотрел. Затем, вписав в рецепт адрес и фамилию Кейт, вручил его женщине.
      - Это мой коллега. Он специалист по такого рода делам. Думаю, вам стоит навестить его. - Молодой врач помедлил. - И побыстрее.
      Кент молча уставилась на него, будто ища поддержки.
      - Я совершенно уверен, что вам не о чем беспокоиться, - попытался приободрить ее врач.
      Поднявшись с кушетки, Кейт сморщилась от боли. - А вы не могли бы прописать мне что-нибудь...
      - Извините, - резко перебил ее врач. - Но на этой стадии я бы не рекомендовал болеутоляющее.
      Он внимательно наблюдал за Кейт, когда она покидала приемную и, заметив двух мужчин, поспешивших за ней к выходу, закрыл дверь и снял телефонную трубку.
      - Соедините меня с Чикаго, - потребовал он. На лице молодого человека играла торжествующая улыбка.
      - Посреди смерти зарождается жизнь, - про себя заметил он.
      ***
      Eейт лежала на операционном столе, две медсестры, держали ее за руки. Голени auee крепко привязаны. Кожа на разбухшем животе вздулась. Тело сотрясалось в ритмичных конвульсиях. Кейт тяжело дышала, ее полные мольбы глаза остановились на одной из сестер.
      - Это скоро кончится, - попыталась та успокоить Кейт.
      Дикая боль вновь пронзила ее тело, и женщина зашлась в душераздирающем вопле, чуть было не задохнувшись. Хирург потянулся за скальпелем.
      - Я сделал небольшой надрез, - проговорил он, - давить будет не так сильно.
      Но только он склонялся над Кейт, та, опять закричала, и сестра прикрыла ей, лицо салфеткой.
      Тело Кейт билось в конвульсиях.
      - Идет, - крикнул хирург, - держите, ее.
      Спина Кейт выгнулась, голова резко откинулась назад в очередном вопле, в истошном протесте против того, что с ней происходило.
      И тут оно вышло нее.
      Расслабленное тело Кейт дернулось, словно рыба, внезапно пригвожденная ножом. Хирург передал акушерке шевелящийся комочек, будто в молитве глянул себе под ноги и направился к двери. Он даже не сполоснул руки Медленно двинулся по коридору. Сестра последовала за ним, наблюдая, как хирург подошел к пожилой паре, расположившейся на скамейке. Сестра услышала знакомые и жесткие слова: "Мы сделали все, что было в наших силах". Старушка упала на грудь мужа и разрыдалась.
      - Опухоль оказалась просто гигантской, - констатировал врач.
      Медсестра закрыла за собой дверь, повернулась и приняла комочек из рук акушерки Взглянула на него. Это был мальчик. Медсестра непроизвольно перекрестилась, а затем, внезапно услышав постукивание собачьих когтей по кафельному полу, оглянулась. Огромный черный пес с тяжелыми челюстями подбежал к ней. Сестра опустила ребенка на пол, и собака принялась вылизывать мальчика Маленькие ручки потянулись к чудовищу; крошечные пальчики вцепились в собачью шерсть. Сестре вдруг почудилось, будто мальчик причмокивает. Она взглянула на мертвую женщину и устремилась к операционному столу, чтобы накрыть тело. Лицо медсестры сморщилось от отвращения, но когда она вновь перевела взгляд на ребенка, на губах ее заиграла улыбка - Это плоть от плоти дьявола, - с гордостью произнесла медсестра.
      В квартирах, особняках, конторах и на заводях шептали ученики в эти минуты благодарные молитвы. Отчаявшиеся вновь обретали надежду, А в самом сердце Италии, в монастыре, священник по имени де Карло сидел на узкой койке. Все тело его было покрыто холодным липким потом. Очнувшись от ночного кошмара, де Карло знал теперь наверняка: он проиграл и самое худшее еще впереди.
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      Глава 1
      Молодой человек вот уже битый час слонялся по одному из залов ожидания в аэропорту Хитроу. Он то глядел на взлетные полосы, то шатался возле бара, раздумывая не пропустить ли стаканчик-другой, но каждый раз отказывался-таки от этого соблазна Молодой человек то и дело бросал взгляд на часы. Время от времени он засовывал руки в карман и извлекал лист с напечатанным рядом цифр, пытаясь, видимо, их запомнить. Никогда он не встречал этого старика, но знал, что обязан иметь в своем распоряжении железные факты, ибо Поль Бухер просто на дух не выносил дураков. Из громкоговорителя донесся треск: "Самолет компании "Торн Корпорейшн" рейсом из Чикаго только что совершил посадку!" У молодого человека перехватило дыхание.
      "Пассажир Бухер прибудет в зал ожидания через минуту. Спасибо за внимание".
      Молодой человек подтянул манжеты и поправил галстук Председатель компании "Торн Корпорейшн" и владелец львиной доли ее акций - Поль Бухер - являлся самым могущественным и влиятельным лицом в Западном регионе, а это означало, что и во всем мире. Идеи этого человека тридцать лет назад превратили промышленный гигант в крупнейший на земном шаре транснациональный комплекс. Простейшая мысль озарила тогда Бухера, который осознал, что именно пища должна стать наиважнейшим товаром на планете. И теперь "Торн Корпорейшн" представляла собой гигантский производитель удобрений и сои, экспортируемых в страны третьего мира.
      Сколько раз молодой человек ошеломлял девушек или сотрудников одной только фразой, принадлежащей Бухеру и ставшей уже притчей на языках: "В основе нашего процветания лежит голод".
      Да, Бухер слыл кем-то вроде героя, живой легендой. Молодой человек взглянул на взлетную полосу, отыскивая глазами самолет компании. В это время дверь распахнулась, и в зал вошел Бухер - высокий старик с очень прямой спиной и резкими чертами лица. Его седые и вьющиеся волосы были аккуратно уложены.
      - Мистер Бухер, - начал молодой человек, - моя фамилия Хэррис. Добро пожаловать в Лондон. Меньше всего ему хотелось походить на гида, но слова вылетели сами собой.
      - Спасибо, Хэррис, - поблагодарил Бухер. - Спасибо, что встретили.
      Хэррису оставалось только надеяться, что он не покраснел от удовольствия.
      - Машина в вашем распоряжении - Конечно, - проронил Бухер. "Назойливый, мелкий негодяйчик", - тут же решил он про себя.
      ***
      Aвтомобиль мчался по шоссе. Хэррис открыл дверцу бара, но Бухер отрицательно покачал головой.
      - Из Ливии есть какие-нибудь новости?
      - Никаких, сэр, - сообщил Хэррис. Бухер кивнул.
      - Ладно. Расширяйте производство в течение еще трех недель и поднимите ставки на полтора пункта. Хэррис в недоумении заморгал.
      - Но они могут возражать, сэр.
      - Они могут возражать сколько им заблагорассудится. Разбудите меня, когда мы приедем.
      Бухер прикрыл глаза, а Хэррис задумался над тем, не совершил ли он только что роковую ошибку.
      ***
      ?езиденция Британского филиала "Торн Корпорейшн" располагалась на южном берегу Темзы. Здание было сооружено в виде буквы "Т" и являло собой меньшую по размерам копию штаб-квартиры компании в Чикаго.
      Из своего кабинета на верхнем этаже Бухер мог любоваться раскинувшимися на противоположном берегу зданием Английского банка и другими городскими сооружениями. А слева открывался великолепный вид на дворцы Парламента. Постепенно в привычку председателя прочно вошло разглядывать эти прекрасные строения во время телефонных переговоров. Очутившись в своем кабинете, Бухер попросил принести все телексы за последние два дня и велел не беспокоить его в течение часа Служащие тем временем постепенно собирались в приемной. Они спокойно переговаривались, то и дело приветствуя кивками вновь входящих сотрудников. За час приемная основательно наполнилась людьми.
      Секретарша Бухера посмотрела на часы, постучала в дверь и заглянула в кабинет.
      - С днем рождения, сэр, - поздравила она. Бухер улыбнулся, затем обвел взглядом своих подчиненных.
      - Спасибо, - поблагодарил он, вставая и кивком приглашая их войти.
      Заходили в его кабинет, безукоризненно придерживаясь установленного этикета: сначала три вице-президента со словами: "Поздравляем, Поль", следом за ними управляющие департаментов, затем исполнительные директора компании, чьи лица были знакомы Бухеру лишь смутно и кто обратился к тему непременно "сэр", Когда, наконец, отзвучали все приветствия, собравшиеся подались в сторону, пропуская вперед мальчика. Тот нес выпеченный в форме буквы "Т" торт с зажженными свечами Мальчик поставил торт на стол перед Буфером и отступил назад. Бухер улыбнулся, поблагодарил его и подул на свечи. Лишь с третьей попытки он загасил их. В изнеможении Бухер оперся о письменный стол.
      На пороге появился официант, вкативший в приемную сервировочный столик.
      - Шампанского? - осведомилась секретарша.
      - Обязательно, - воскликнул Бухер.
      Официант принялся откупоривать бутылку. Бухер поднял фужер, принимая поздравления своих сотрудников. - Позволь заметить, Поль, ты никоим образом не выглядишь на свои годы.
      - Ты хочешь сказать, что я неплохо сохранился?
      - Ну, такое я бы не ляпнул, но...
      - Сэр, вы сегодня празднуете?
      - Нет.
      - ..сэр, надеюсь, этот год будет таким же успешным, как и предыдущий.
      - Хочется надеяться, что он будет более успешным.
      - Конечно, конечно.
      Бухер разглядывал присутствующих и в уме пытался прикинуть, кто же ив них в состоянии занять его место. Похоже, ни один из собравшихся здесь не способен, заменить его - Бухера. Никто из них. Да, пожалуй, и в Чикаго тоже. Бухеру был нужен он сам, только сорокалетний.
      - За ваши семьдесят.
      Бухер резко оглянулся и увидел Хэрриса, поднявшего бокал. Лицо молодого человека раскраснелось io шампанского.
      Бухер нахмурился.
      - За ваши семьдесят! - повторял Хэррис, скривившись в попытке улыбнуться.
      Бухер вздрогнул и отошел в сторону. Рядом тут же появилась секретарша. Улыбаясь, она взяла под руку Хэрриса.
      - Я что-то не то сказал? - смутился, тот.
      - Выведите его отсюда, - мягко приказал Бухер. Секретарша, увлекла Харриса к двери, и присутствующие тут же отвернулись от них.
      - Да что же а сделал такого? - взвизгнул Хэррис, когда Бухер, подойдя к своему креслу, тяжело опустился в него и прикрыл глаза. Когда он их вновь открыл, возле кресла в одиночестве стояла, его секретарша.
      - Извините, господин Бухер...
      Бухер покачал головой.
      - Все в порядке - Могу ли я что-нибудь для вас сделать?
      - Разве что добавить еще лет тридцать жизни, - отозвался Бухер.
      Улыбнувшись, женщина вышла из кабинета, размышляя про себя, смертен ли вообще Поль Бухер.
      В аду ночь Бухер спал беспокойно, он то и дело вздрагивал и что-то бормотал. Женщина приподнялась на локтях и взглянула на него. Впалая грудь, выступающие ребра, правая рука подрагивает. Женщина ласково взяла ее в свои руки и погладила ладонь. Бухер нахмурился во сне и опять что-то невнятно пробормотал.
      Женщина улыбнулась, тронула его за мизинец и слегка пощекотала. Мизинец тут же обвился вокруг ее пальца, как младенец, ухватившийся за свою мать.
      Женщина вдруг почувствовала шероховатость отметины на пальце: трех девяток, если рассматривать их под одним углем, или же трех шестерок, если глядеть под другим. Верхушки шестерок соединялись в виде клеверного листочка.
      Женщина почувствовала, как цифры пылают, обжигая ее собственную кожу.
      Бухер метался по постели, взмахивая свободной рукой, как будто плыл. Губы его шевелились.
      - Что ты сказал? - прошептала женщина, еще ниже склоняясь над ним.
      - Трижды двадцать и десять, - едва слышно пробормотал Бухер.
      - Шш-ш-ш... - женщина крепко сжимала его руку, сам же он так вцепился в ее палец, что отметина оцарапала его. Женщина вскрикнула и попыталась выдернуть руку, но Бухер не отпускал ее.
      - Поль, - взмолилась она.
      - Трижды двадцать и десять, - выдохнул Бухер. В годину Армагеддона. Семьдесят лет.
      Женщина освободила, наконец, свою руку и отодвинулась от него. Губы Бухера продолжали шевелиться, но теперь беззвучно. Женщина взглянула на свою ладонь и заметила, что его родимое пятно отпечаталось на ее пальце, как будто выжженное огнем. Некоторое время она неподвижно лежала, уставившись на этот знак, затем приложила палец к губам и лизнула его, почувствовав под языком три шестерки. Женщина повернулась, чмокнула Бухера в щеку и, пробормотав благодарность, уснула глубоким и счастливым сном.
      Глава 2
      Завтракая в своем кабинете, Поль Бухер внимательно просматривал утренние газеты. Все они в один голос восхваляли министра иностранных дел, предложившего устроить встречу между израильтянами и представителями арабских государств. Сторонники Питера Стивенсона с улицы Флит Стрит на все лады превозносили его государственную деятельность, а отдельные журналисты делали невероятно смелые предположения, будто теперь Ближневосточная проблема, наконец, будет решена. Противники ощущали значительно меньший энтузиазм, однако, и им приходилось признать, что министр предотвратил чуть ли не путч.
      Бухер улыбнулся. Подобное славословие должно пойти на пользу слегка подмоченной репутации Стивенсона. Обстоятельства требовали, чтобы этот человек приобрел определенный кредит доверия. Стивенсон, конечно, слабак, а подобные люди, стоящие у кормила власти, как нельзя лучше подходили Бухеру Он взглянул на часы и включил телевизор. Ведущий как раз комментировал заявление министерства иностранных дел по поводу предстоящей встречи.
      - Ближний Восток, - разъяснял комментатор, - находится с момента образования Израиля в 1948 году в состоянии постоянных конфликтов, но никогда еще кризис не затягивался на такой длительный срок. Бомбардировки Тель-Авива и Иерусалима в течение последних двух лет поставили Ближний Восток и весь мир на грань катастрофы.
      Бухер зевнул и вновь уткнулся в газеты, пока на экране не появился Стивенсон. Министр иностранных дел широко улыбался. Стивенсон являлся типичным представителем партии тори. Это был человек с лицом истинного патриция, с благородным, чеканным профилем, о котором мог только мечтать любой киношник.
      Бухер внимательно прислушивался к словам Стивенсона, отмечая, что тот даже и не заикнулся о необходимом. Ранее они уже обсуждали сценарий выступления министра. Сейчас же Стивенсон молол какую-то чепуху о трудностях в связи с установлением диалога. Теперь ему якобы удалось собрать людей за круглым столом и он надеется, что все его участники прибудут на встречу непременно с конструктивными предложениями.
      Бухер снова зевнул.
      - Валяй, валяй, - пробормотал он. - Пудри им мозги. Они это до смерти любят.
      Бухер прекрасно понимал, что означала эта намеченная встреча. Знали это и Стивенсон, и участники круглого стола, - всего лишь горстка людей плюс бельгийская проститутка, услугами которой регулярно дважды в месяц пользовался министр иностранных дел.
      Однако Стивенсон ограничился лишь сообщением о том, что, по его убеждению, никто не ждал от этой встречи чуда.
      - Но зато, - заметил он, - пока участники переговоров варились в собственном соку, никто из них не держа палец на спусковом крючке. Тут министр криво усмехнулся и попрощался с телезрителями - Жалкий мерзавчик, - сквозь зубы проговорил Бухер. Он раздраженно выключил телевизор. В этот момент звякнул селектор и раздался голос секретарши.
      - К вам посол, сэр.
      Бухер удовлетворенно хмыкнул и повернулся к двери. На пороге стоял Филипп Бренная, посол США при Английском дворе. Это был высокий мужчина, которому едва перевалило за сорок, с мальчишеской улыбкой, что равно очаровывало как женщин, так и мужчин и безотказно служило ему в дипломатических кулуарах.
      Мужчины поздоровались, и Бухер предложил кофе. Бреннан с удовольствием согласился. Он кивком указал на телевизор:
      - Вы видели Стивенсона? Он что-нибудь говорил интересное?
      - А, - отмахнулся Бухер, - все те же набившие оскомину выводы, клише, да и только.
      - М-да, в этом-то все и дело. Ближний Восток уже сам по себе избитая тема, клише, как вы изволили заметить.
      - Что вы имеете в виду? - насторожился Бухер, буравя посла взглядом.
      Бреннан пожал плечами.
      - Полагаю, нам придется довольствоваться этой же самой тягомотиной. Выторговывать Голанские высоты. Выменивать Синай на Восточный Иерусалим. Сохранять наше оружие в небе...
      - Ну да, а наши бренные тела на земле, - закончил фразу Бухер.
      Усмехнувшись, оба понимающе уставились друг на друга. Еще минут двадцать они проговорили о политике, потом Бреннан посмотрел на часы и сообщил, что пора идти.
      На пороге они пожали друг другу руки.
      - Вы здесь надолго? - поинтересовался Бреннан.
      - Нет. Так, короткий визит, инспектирую сотрудников. Вернусь домой в пятницу.
      - Ну, спасибо за кофе...
      - Филипп, - произнес Бухер, не выпуская руки посла, - я слышал, вы намерены баллотироваться в Сенат. Бреннан улыбнулся.
      - Мне казалось, что об этом никто не знает.
      - Послушайте, я, конечно, не собираюсь рассыпать бестолковые комплименты, но я вполне согласен с теми, кто предрекает вам блестящую карьеру.
      Бреннан кивнул, принимая комплимент.
      - Вы могли бы пройти весь путь вплоть до Белого дома.
      Бреннан опять кивнул, относясь и к этим словам, как к должному.
      - Все, о чем сейчас судачат журналисты на каждом углу, - это проблема финансирования. - А у Торна недостатка в этом нет.
      - Приятно слышать, Поль, но не противоречите ли вы самому себе? Я являюсь демократом, а президент, которого вы поддерживали, - республиканец.
      - Он слабовольный человек, - заметил Бухер, - и мы очень надеялись, что власть поможет ему хоть немножко возмужать.
      - Но вы не ответили на мой вопрос.
      И вновь на лице Бухера мелькнула улыбка.
      - Я не предполагал, что это вопрос. Бреннан распахнул дверь и вышел.
      - Еще раз спасибо за кофе. До скорого.
      Бухер наблюдал, как посол удалялся. Ему вдруг подумалось, что в Бреннане каким-то непостижимым образом уживаются и стопроцентный дипломат и человек прямо-таки маниакальной честности. Вот здесь как раз и могли возникнуть проблемы. Пожалуй, предосторожность не помешает.
      Поразмыслив над этим, Бухер тут же забыл о Бреннане.
      И пока его лимузин продирался сквозь вечерние заторы по направлению к Оксфорду, - Бухер на заднем сиденье расслабился и задремал. Предыдущая ночь не освежила его. Обычно - какими бы тягостными не были внешние обстоятельства Бухеру достаточно было трех-четырех часов, чтобы "подзарядить батареи". Однако за последнее время он здорово сдал. Если так будет продолжаться, ему не миновать врача. А пока он будет бороться с усталостью.
      В полудреме Бухер вяло размышлял над тем, что может означать для человека его дата рождения. Бухер любил порядок во всем. Ему льстила мысль о том, что он родился в середине месяца на гребне десятилетия. Да и его отец не раз с хитрецой утверждал, что все именно так и было запланировано.
      Бухер вдруг вспомнил, как старикан неоднократно говаривал: "Я надеюсь, что в июне 1950 года к своему двадцатилетию ты уже кое-чего достигнешь. А уже к июню 1970 ты уже будешь просто обязан сделать очень много.
      Так все и вышло на деле. Его восхождение по служебной лестнице вплоть до поста президента "Торн Корпорейшн" было невиданным. Ведь те, кто просиживал штаны, вроде Билла Ахертона, решили тогда, что он взлетел слишком высоко, обязательно обожжет себе крылья, а он взял да выжил, оставив всех их далеко позади себя.
      Все шло по плану. До того кошмарного дня, когда Дэмьена Торна - последнего из рода Торнов - не предали и не убили. Это случилось восемнадцать лет тому назад, но до сих пор гнев клокотал в Бухере при одном только воспоминании об этом роковом дне.
      Бухер что-то пробормотал и открыл глаза. Он заметил, что шофер бросает на него любопытные взгляды. Бухер достал пузырек с витаминами и отправил горсточку в рот.
      Все внутри у него сжалось, когда он вдруг вспомнил, что опять увидит мальчика. Тому уже вот-вот исполнится семнадцать - возраст, когда юноше суждено обрести черты настоящего мужчины. Любопытно, что же это будут за черты, подумалось Бухеру. Ученики сообщали, что мальчик подрос и раздался в плечах.
      Бухер почувствовал знакомое жжение. Вот-вот, желудок-то его и прикончит. Он вспомнил слова врача - что-то там насчет стрессов. У каждого человека, объяснял тот Бухеру, - есть определенный орган, который целенаправленно разрушается. Из-за этого у одного - мучительные головные боли; другой полагает, что у него не больше не меньше - стынет кровь, и это доводит его до сердечного приступа. У Бухера слабым место являлся желудок.
      Только один человек во всем мире мог вызвать в Поле Бухере внутреннее напряжение. Никто: ни политик, ни авторитетный ученый, ни даже президент Соединенных Штатов Америки не имел на него серьезного влияния - только этот мальчик.
      Автомобиль свернул с трассы на узкую проселочную дорогу, ведущую к Пирфорду. Водитель притормаживав на крутых поворотах. Вдоль дороги кустарник переплетался и образовывал живую изгородь. Бухер выглянул в окно. Кролики прыснули с дороги в кусты, о лобовое стекло то и дело разбивались бесчисленные насекомые.
      - Приехали, сэр, - донесся из селектора голос водителя, когда машина остановилась у ворот.
      С того момента, как погиб Дэмьен, здесь в Пирфорде установили новую систему безопасности, и большие стальные ворота открывались теперь с помощью электроники.
      Водитель коснулся одного из тумблеров на металлической панели, и створки ворот разошлись. Еще полмили вверх по дороге, и Бухер уже мог различить западное крыло гигантского особняка. Там его ожидает лучший в мире коньяк и пылающий камин. Скоро он сможет расслабиться.
      Колеса зашуршали по гравию, и автомобиль затормозил. Джордж, дворецкий, уже застыл в дверях; он принял кейс Бухера и тут же проводил его в дом, пробормотав мимоходом, что ему приятно видеть гостя.
      Бухер сходу направился в гостиную и, плеснув в бокал коньяку, внимательно оглядел зал. Особняк являл собой чудесное сочетание изысканности и экстравагантности. Бухер пробежал пальцами по дубовой панели, погладил тяжелые бархатные портьеры и скользнул взглядом по портретам. Роберт Торн; его брат Ричард; Дэмьен. Вздрогнув, Бухер поспешил к камину. Несмотря на самый разгар лета, поленья вовсю полыхали. Бухер, в ожидании потирая озябшие руки, повернулся спиной к пламени.
      В зал заглянул дворецкий:
      - Обед будет готов через двадцать минут, сэр. Бухер кивнул:
      - Как он?
      - Порядок,сэр.
      - Я могу его видеть?
      - Если вы его отыщете, сэр.
      Бухер опять кивнул и, прихватив бокал с коньяком, вышел из гостиной. Он пересек холл, поднялся по крутой лестнице на первый этаж и вдоль галереи направился к сумрачному коридору, ведущему в западное крыло особняка. Бухер слышал, как колотится его собственное сердце, он чувствовал, что все внутри у него сжимается. С каждым шагом Бухер приближался к спальне юноши.
      Он тихонько постучал в дверь и прислушался. Ни звука не доносилось оттуда. Бухер снова постучал, затем толкнул дверь и вошел в комнату.
      Внутри никого не было. В спальне стояла узкая кровать и больше ничего; стены и потолок были выкрашены в какой-то невыносимо тоскливый цвет. Бухер почувствовал резь в глазах и потянулся к выключателю. Но свет не зажегся: лампочка была вывернута. Бухер подошел к кровати и принялся разглядывать настенный коллаж из газетных вырезок. По обе стороны коллажа висели два больших снимка. Правый являлся портретом Дэмьена Торна: голова и плечи крупным планом. На другой фотографии виднелась могила и надгробный камень. Бухер всмотрелся в надпись, выбитую на граните и полускрытую кустарником:
      КЭТЛИН РЕЙНОЛДС
      Возлюбленная дочь
      1949 - 1982
      Бухер хмыкнул и еще ниже склонился над постелью, вглядываясь в коллаж Вот снимок варшавских евреев, которых под прицелом гонят к грузовикам для отправки в Освенцим. На следующей фотографии виднелись следы каких-то массовых захоронений; здесь же висели портреты Гитлера и Иди Амина; застывшего с открытым ртом Муссолини и ухмыляющегося Сталина. На фоне ядерного гриба над разрушенной Хиросимой улыбался Гарри Трумен. Рядом с обуглившимся указателем на Дрезден пускал клубы табачного дыма Черчилль. Генри Киссинджер расплылся от счастья, принимая Нобелевскую премию, и тут же стоял Пол Пот, прислонясь к целой горе черепов и поломанных костей.
      Весь коллаж слева направо пересекали начертанные детской рукой красные буквы: РЕПЕТИЦИЯ.
      Бухер тяжело и разом выдохнул воздух из легких, отхлебнул изрядный глоток коньяка и с облегчением покинул спальню.
      Он прошел в глубь особняка, свернул в другой коридор и почуял собаку раньше, чем заметил ее. Осторожно приблизился к ней, уставившись в желтые горящие глаза, неотступно следившие за ним из глубины коридора. Пес поднял свою массивную, черную голову, медленно встал на лапищи и, тяжело ступая, устремился навстречу Бухеру - чудовищный зверь с тяжелыми клыками, мощной шеей и огромным туловищем. От его дыхания за версту несло зловонием.
      Собака остановилась, вперив взгляд в Бухера, ее морда оказалась на уровне его живота. Какое-то время застывшие на месте зверь и человек словно гипнотизировали друг друга. Собака принюхивалась, и морда ее слегка покачивалась при этом. Затем пес тихонько зарычал, но отошел в сторону, будто часовой, милостиво разрешивший пройти.
      Бухер проскользнул мимо собаки в коридор, подошел к последней двери и поднял было руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул дверь.
      Комната представляла собой круглый, окрашенный в черный цвет зал, потолок поддерживали шесть колонн.
      Здесь не было ни единого окна, освещалось помещение единственной черной свечой, прикрепленной к плинтусу.
      Колеблющееся пламя выхватывало из мрака деревянное распятие в человеческий рост: скорченная в муках фигура Христа с обращенным к стойке ликом, в ноги и распростертые вдоль перекладины руки были вбиты черные гвозди.
      Фигура была обнажена. Из позвоночника торчал кинжал, вонзенный по самую рукоятку, вырезанную в виде Христа, распятого на кресте. В шести футах от распятия Бухер разглядел мужское обнаженное тело. Оно было забальзамировано и находилось в вертикальном положении. Казалось, будто этот забальзамированный труп ничем не поддерживался и стоял сам по себе, распростерши руки ладонями вверх. В остекленевших глазах отражалось мерцающее пламя, и чудилось, что они живые. Рот застыл в сардонической улыбке. Труп как будто на веки вечные уставился ненавидящим взглядом в сведенный агонией лик Христа.
      У ног трупа склонился юноша в черной сутане. Он так крепко вцепился в мертвые ладони, что его запястья побелели.
      Бухер напрягся, пытаясь вслушаться в монотонное бормотание молодого человека.
      - Отец, даруй мне силы, и пусть твой дух взрастет во мне. Отец, придай мне силы...
      Молитве не виделось конца. Лишенная страсти, она звучала безжизненно, и казалось, что юноша сам едва дышит.
      Бухер пристально смотрел на него, затем взглянул в мертвое лицо Дэмьена Торна. Заторможенно, скорее инстинктивно, осенил себя искаженным крестным знамением, и, пятясь, добрался до двери, тихонько прикрыв ее за собой.
      Собака не спускала с Бухера горящих глаз до тех пор, пока он не скрылся из виду, затем снова улеглась, навострив уши, будто вслушивалась в безжизненное бормотание юноши.
      ***
      Aухер ожидал юношу в столовой. Старик потягивал коньяк и невидящим взглядом скользил по экрану телевизора, а когда вновь оторвал от него глаза, заметил на пороге молодого человека. Тот уже успел переодеться в обычную рубашку и джинсы. Бухер отметил про себя, что вошедший, как и уверяли ученики, действительно повзрослел.
      Ростом он был уже почти с отца, а сходство между ними просто поражало.
      - Ты выглядишь измотанным, - начал юноша, и Бухер обратил внимание на то, что и голос у него стал более низким.
      - Ничего. Это старость, - отозвался Бухер.
      - Может, тебе лучше завязать с сексом. Бухер улыбнулся.
      - В старые, добрые времена замечали, что это только на пользу. А сейчас я стал просто как сонная муха.
      Юноша сел за стол. В это время дворецкий вкатил в столовую сервировочный столик.
      - Ты ведь ко мне с каким-то делом? - поинтересовался юноша, совершенно игнорируя присутствие дворецкого.
      Бухер кивнул и полез в карман за отчетом. Не мигая, юноша пробежал его глазами, затем бросил на Бухера острый взгляд.
      - А не совершат ливийцы ошибку, как ты думаешь?
      Бухер отрицательно покачал головой:
      - Мы им здорово защемили хвосты, и им теперь от нас не отвертеться.
      Юноша одобрительно кивнул, сложил лист с отчетом и вернул его Бухеру.
      - Ладно. Значит, все идет как надо, по намеченному курсу?
      Бухер нахмурился. Что-то в этом вопросе настораживало его.
      - Ну, я имел в виду, что все хорошо, - улыбаясь, поправился юноша.