Закон запрещал царям поднимать оружие друг против друга и обязывал их оказывать взаимную помощь, если бы кто-либо «задумал истребить царский род», «...сообща, подобно предкам, принимали они решения относительно войны и других предприятий, предоставляя высшее руководство роду Атласа. И царь не властен был приговорить к смерти никого из родственников, если более половины царей, из числа десяти, не будут на этот счет одного мнения.
...В продолжение многих поколений, пока природы божьей было в них (людях тех мест) еще достаточно, они оставались покорны законам и относились дружелюбно к родственному божеству. Ибо они держались образа мыслей истинного и действительно высокого, выказывая смирение и благоразумие в отношении к обычным случайностям жизни, как и в отношениях друг к другу. Оттого, взирая на все, кроме добродетели, с пренебрежением, они мало дорожили тем, что имели, массу золота и иных стяжаний выносили равнодушно, как бремя, а не падали наземь в опьянении роскоши, теряя от богатства власть над самими собою; нет, трезвым умом они ясно постигали, что все это вырастает из общего дружелюбия и добродетели, а если посвящать богатству много забот и придавать большую цену, рушится и само оно, да гибнет вместе с ним и то. Благодаря такому взгляду и сохранявшийся в них божественной природе у них преуспевало все, на что мы раньше подробно указывали. Но когда доля божества от частых и обильных смешений со смертною природой в них наконец истощилась, нрав же человеческий одержал верх, тогда, не будучи уже в силах выносить настоящее свое счастье, они развратились, и тому, кто в состоянии это различать, казались людьми порочными, потому что из благ наиболее драгоценных губили именно самые прекрасные; на взгляд же тех, кто не умеет распознавать условия истинно блаженной жизни, они в это-то преимущественно время и были вполне безупречны и счастливы, когда были преисполнены неправого духа корысти и силы.
Бог же богов Зевс, царствующий согласно законам как существо, способное это различать, принял на вид, что племя честное впало в жалкое положение и, решившись наказать его, чтобы оно, образумившись, стало скромнее, собрал всех богов в самую почетную их обитель, которая приходится в средине всего мира и открывает вид на все, что получило жребий рождения, собравши же их, сказал...»
На этом обрывается диалог Платона «Критий». Таким образом, неизвестно, что сказал Зевс на собрании богов и каким был дальнейший ход событий. Мы можем только предполагать, что на этом собрании было решено погубить Атлантиду, следствием чего явилась самая ужасная катастрофа за все время существования человечества на Земле.
Не знаем мы и того, закончил ли этот свой труд Платон. Одни утверждают, что, наверное, он устал от этой работы, что якобы чувствуется в стиле последних фраз. Правда, трудно представить себе, чтобы автор прекратил работу в середине начатой фразы. Другие придерживаются мнения, что Платон закончил свой труд, но уничтожил его, поняв, что у легенды слишком шаткое основание. Однако почему же в таком случае отсутствует только окончание? Предположение, что Платон не успел закончить «Крития», так как писал его в последний период своей жизни, тоже несостоятельно. Ведь «Критий» не был последней его работой — предсмертным трудом считают «Законы». Есть лица, которые утверждают, что Платон не только закончил «Крития», но написал еще и следующий диалог под названием «Гермократ», посвященный третьему из учеников Сократа, присутствовавших на докладах Тимэя и Крития. Вероятнее всего, окончание было утеряно, как и многие произведения древнегреческих авторов, о которых мы знаем лишь понаслышке или по цитатам в других трудах. Оставив пока этот вопрос открытым, так же как и оценку достоверности рассказа Платона (мы еще вернемся к нему), сделаем, как и после первого диалога, некоторые пояснения.
«Местонахождение» Атлантиды во втором диалоге описано более подробно, чем в «Тимэе». По-видимому, не вызывает никаких сомнений, что Платон имеет в виду Атлантический океан. Толкование самого названия формально совпадает с общепринятым объяснением, что оно происходит от Атласа. Но не от гор Атласа и не от греческого титана Атласа, сына Япета и Климены, брата Прометея. В данном случае Атлас — это сын Посейдона и прекрасной дочери «туземца» Клито.
В «Критии» Платон еще раз повторяет, что океан в настоящее время недоступен для судов в результате катастрофы, постигшей остров, от которого остался лишь, «непроходимый ил, препятствующий пловцам проникать отсюда во внешнее море...» Не подлежит сомнению, что здесь говорится о море по ту сторону Столпов Геракла. Однако именно этот отрывок вызывает много споров и для некоторых комментаторов является серьезным аргументом в пользу того, что весь рассказ Платона следует считать сказкой. Ибо в этой части океана нет никакого мелководья. Правда, в древние времена утверждали, что Атлантический океан непригоден для мореплавания из-за ила, который якобы мешает судам. Такого рода утверждения повторялись даже в более поздние времена, однако известно, что они распространялись преднамеренно и совсем не в связи с Атлантидой. Ими пользовались финикийские мореходы, чтобы отбить у конкурентов охоту совершать плавания в открытом море вдали от суши по ту сторону Столпов Геракла. Ведь именно там пролегал путь на Британские острова за оловом, к западным берегам Африки, а быть может, и к островам, которые были известны только самим финикийским мореходам.
Кроме того, отсутствие мелководий в настоящее время еще не свидетельствует о том, что они не могли существовать 2500 лет назад, во времена Солона. Так считает советский атлантолог Н. Ф. Жиров. И в исторические времена на Атлантическом океане случались землетрясения (например, в 1755 г.). В результате каждого из них могло произойти дальнейшее оседание морского дна, а мелководья могли исчезнуть бесследно. Ведь даже и сейчас время от времени отмечаются изменения структуры дна Атлантического океана.
Например, в 1957 г. вблизи острова Файал на Азорском архипелаге из океана появилась вершина вулкана. Несколько недель спустя островок имел уже площадь 6 км квад., а вулкан, который все еще извергал пепел, достиг высоты 200 м. Просуществовав всего лишь 30 дней, остров исчез в морской пучине.
Платон определяет размеры острова Атлантида, сравнивая его с Ливией и Малой Азией. Население его, согласно рассказу, составляло, видимо, несколько миллионов человек. Климат был похож скорее на климат Канарских, а не Азорских островов: атланты собирали два урожая в год — один после сезона дождей, а второй после искусственного орошения.
Атлантида по Донелли.
Многие современные авторы обращают внимание на необычайно достоверные представления Платона о геологической истории Греции. Пельский переводчик трудов Платона Владислав Витвицкий в своем комментарии к «Тимэю» пишет, что «изменения рельефа местности в районе Афин не произошли, по всей вероятности, в течение одной ночи, но в основном они описаны весьма правдоподобно». Геологи согласны с тем, что процесс смывания почвы, называемый денудацией и наблюдаемый на Земле и поныне, в рассказе Платона представлен реально и мог происходить сравнительно недавно, возможно даже на глазах людей. Не подлежит сомнению, что в ледниковый период, когда лед сковал огромные массы воды в северной части Европы, Азии и Америки, уровень ее в Средиземном море был примерно на 90 м ниже, чем сейчас. Очертания береговой линии этой части европейского континента представлены на прилагаемой карте.
Во времена Платона люди, разумеется, не знали о том, что когда-то был ледниковый период, и поэтому поразительно, насколько описание совпадает с теми фактами, которые известны сегодня; Поэт Валерий Брюсов писал: «Если бы хотели считать этот рассказ лишь плодом фантазии Платона, нам пришлось бы наделить его прямо-таки сверхчеловеческой гениальностью, благодаря которой он сумел предугадать научные открытия, которые были сделаны лишь спустя тысячелетия».
Кроме того, Брюсов замечает, что для описания идеального общественного строя в глубокой древности Платону совсем не нужно было придумывать мифический материк на Атлантическом океане. Местом описываемых событий он мог избрать любой район известного ему мира.
Очевидно, Платон действительно располагал какими-то данными, которые он положил в основу рассказа. По всей вероятности, это могли быть древнейшие египетские записи. Стоит еще раз вспомнить слова Крития: «Эти-то записи были у моего деда, да есть у меня и доныне».
Одно из десяти имен первых царей Атлантиды — Гадир — дошло и до нас в названии Гадирской области. Гадейра — финикийское селение Гадир, нынешний Кадис (Кадикс), портовый город в южной Испании на берегу Атлантического океана. Это название внесло небольшую путаницу, так как дало основание отдельным атлантологам считать, что вся Атлантида находилась на Пиренейском полуострове возле устья реки Гвадалквивир.
Эллада 12 000 лет назад.
Трудно установить, какой металл имел в виду Платон, говоря об орихалке. Утверждение, что речь идет о каком-то ценном металле или о неизвестном доныне элементе, лишено всяких оснований. Долгое время на эту тему строились самые фантастические предположения. Некоторые считали, что орихалком был назван сплав золота и серебра, или серебра и меди, меди и олова, или даже меди и алюминия. Советский атлантолог Н. Ф. Жиров, химик по образованию, считает, что это была латунь, которую получали из аурихальцита — редко встречающегося минерала, содержащего медь и цинк. Изделия из латуни были найдены в одной из египетских гробниц, относящейся к третьему или четвертому тысячелетию до нашей эры, т. е. к тем временам, когда в Египте еще не была известна бронза. Название «орихалк» происходит от греческого «орос» — горы и «халькос» — медь, красный металл.
Интересно описание флоры на Атлантиде.
Много догадок и предположений вызывает упоминаемый Платоном «плод мягкий». Иногда считают, что в данном случае речь шла о бананах.
Бананы растут в Африке, Южной Азии, на островах Океании и в субтропических зонах Америки. В некоторых странах они являются основной пищей. Урожаи этой культуры во много раз превышают урожаи злаков. Климат Атлантиды соответствует условиям, необходимым для произрастания бананов. Если они растут на западном побережье Африки и на восточном — Америки, то вполне вероятно, что такие фрукты могли быть известны и на острове, расположенном между этими двумя континентами. Именно отсюда и берет свое начало названная выше теория.
Недавно в Бразилии, т. е. в пределах влияния культуры атлантов, был обнаружен сорт дикорастущих бананов под названием pacoba. Атлантологи считают, что культурные сорта бананов были выведены из этого дикорастущего сорта на Атлантиде, а затем саженцы рассылались в колонии по обеим сторонам Атлантического океана[6].
Автор польского перевода диалогов Владислав Витвицкий считает, что «плодом мягким» Платон назвал «благородный виноград».
Однако против такого толкования говорит не подлежащий сомнению аргумент: виноград с древнейших времен был известен и в Греции, и в соседних странах, и Платону незачем было для упоминания о нем пользоваться столь туманным описанием.
В то же время вопрос о дереве, которое дает... «и питье, и пищу, и мазь», решается однозначно. Таким деревом может быть только кокосовая пальма. Она не растет в районе Средиземного моря. Ее родиной является зона, охватывающая кольцам весь земной шар вдоль экватора. Кокосовые пальмы растут главным образом по берегам морей, но иногда встречаются и на некотором расстоянии от побережья. Район распространения кокосовых пальм довольно широк: по обеим сторонам Тихого океана, т. е. на побережье Азии и Австралии, а также Америки, он простирается от 25° северной широты до 25° южной широты, а на восточном и западном побережьях Африки кокосовая пальма встречается в пределах от 6° северной широты до 16° южной широты. Ни в Северной Африке, ни в Малой Азии, ни на Аравийском полуострове кокосы не растут. Поэтому не удивительно, что Платон не знал плода, который дает «и питье, и пищу, и мазь», но это не значит, что он не видел и не ел кокосовых орехов[7]. Их могли привозить купцы. Правда, первое описание кокосовой пальмы мы встречаем лишь в труде Теофраста — ученика Платона и Аристотеля — «О происхождении растений».
Под понятием «с трудом сохраняемый плод... что явился на свет ради развлечения и удовольствия» Платон, а вернее Солон и его египетские наставники, вероятно, имели в виду различные засахаренные фрукты.
Особого внимания заслуживает описание храма Посейдона, а также внешности этого бога, которая, как сообщает Платон, «представляла что-то варварское». Если эта статуя напоминала изображения богов ацтеков и тольтеков из Центральной Америки, о. чем будет идти речь дальше, то не следует удивляться, что она не нравилась египтянам и грекам. Подобное впечатление возникает, вероятно, у каждого из нас при виде изображений мексиканских богов, в то время как греческие статуи считаются теперь образцом красоты. Это замечание Платона, как, впрочем, и ряд других аналогий, заставляет задуматься о существовании какой-то связи между Атлантидой и Америкой. Этого, конечно, не мог знать Платон, и поэтому невольно хочется повторить еще раз слова Брюсова: «Если бы мы хотели считать этот рассказ лишь плодом фантазии Платона, нам пришлось бы наделить его прямо-таки сверхчеловеческой гениальностью».
Последние строки сохранившегося текста «Крития» содержат сообщение, представляющее исключительную ценность для проблемы Атлантиды.
Зевс собрал «всех богов в самую почетную их обитель, которая приходится в средине всего мира», где они должны были вынести приговор.
Известно, что, согласно верованиям греков, местопребыванием богов был Олимп — священная гора в Греции. Однако во времена Платона Греция уже не считалась центром всего мира. Так могли рассуждать во времена Солона и Геродота, в устах же Платона, учителя великого Аристотеля, географические труды которого высоко ценились на протяжении последующих полутора тысяч лет, такое высказывание звучит как анахронизм. Если бы Платон придумал весь этот рассказ только в качестве фона для своих политических воззрений, то, несомненно, «поселил» бы богов в соответствии с современными ему представлениями и тогдашним уровнем научных знаний. Поэтому трудно не поддаться впечатлению, что Платон в данном случае действительно повторил слова Солона, переданные Критием на собрании в доме Сократа.
Вернемся, однако, к тексту, подчеркнутому в «Тимэе» остров «пред устьем его, которое вы по-своему называете Геракловыми Столпами... был больше Ливии и Азии, взятых вместе, и от него открывался плавателям доступ к прочим островам, а от тех островов — ко всему противолежащему материку, которым ограничивался тот истинный понт. ...а то (что с внешней стороны) можно назвать уже настоящим морем, равно как окружающую его землю по всей справедливости — истинным и совершенным материком».
В этом описании мы видим очертания Америки от Лабрадора до наиболее выдвинутой на восток части нынешней Бразилии, которая дугой охватывает центральную часть Атлантического океана. Острова, к которым мореплаватели имели доступ, а через них ко всему материку, — это Малые и Большие Антильские острова.
Карта мира по океанической системе.
Однако утверждение о существовании материка, «которым ограничивался тот истинный понт», противоречит взглядам на расположение суши и морей во времена Платона. Географы тех времен утверждали, что земной шар покрыт океаном, на котором в виде архипелага островов расположены материки Европы, Африки и Азии. Спустя еще сто пятьдесят лет после смерти Платона такого мнения придерживался известный ученый из Александрии Эратосфен в своей «Географии». Только в середине второго столетия нашей эры Клавдий Птолемей выступил с другой теорией, названной «материковой», которая в отличие от предыдущей, «океанической», утверждает, что поверхность земного шара состоит в основном из суши, на которой — как лужи после дождя — расположены моря и океаны. На протяжении нескольких столетий, вплоть до открытия Америки, обе теории имели своих единомышленников. Во времена Платона можно было еще представить себе, что где-то в океане находится остров Атлантида, но утверждение, что океан имеет определенные пределы, т. е. что его ограничивает какой-то материк, не соответствовало бы географическим представлениям того времени.
Читатели обоих приведенных выше диалогов Платона обычно сожалеют об отсутствии этого «последнего листка». К догадкам, которые высказываются по поводу дальнейшей судьбы окончания «Крития», можно добавить еще одну.
Карта мира по материковой системе.
Слова жреца из Саиса: «Многим и различным катастрофам подвергались и будут подвергаться люди... Ведь и у вас передается сказание, будто некогда Фаэтон, сын Солнца, пустив колесницу своего отца, но не имея силы направить ее по пути, которого держался отец, пожег все на земле, да и сам погиб, пораженный молниями. Это рассказывается, конечно, в виде мифа, но под ним скрывается та истина, что светила, движущиеся в небе и кругом Земли, уклоняются с пути, и чрез долгие промежутки времени истребляется все находящееся на земле посредством сильного огня», — свидетельствуют о том, что катастрофа «на земле» происходила одновременно с каким-то необычайным явлением «в небе». Описание этого события, несомненно, превышало возможности Платона.
Платон был неважным астрономом. В этом убеждает представление о строении Вселенной в докладе Тимэя.
«Землю, нашу кормилицу, утвержденную на протянутой чрез Вселенную оси, поставил он стражем и творцом ночи и дня, первым и старейшим в среде богов, сколько их ни создано внутри неба. Но говорить о хороводах этих самых богов и взаимных их сочетаниях, об обратном вступлении их в свой круговой путь и выступлении, о том, которые из богов при своих встречах сближаются и которые отходят в противные стороны, какие какими взаимно заслоняются и порознь скрываются от нас по временам, а там снова появляются, внушая страх, и тем, кто умеет рассчитывать, посылая знамения грядущих за тем событий, — говорить обо всем этом, не имея перед глазами воспроизводящих эти явления изображений, был бы напрасный труд. Довольно с нас и этого, и сказанному таким образом о природе видимых и рожденных богов пусть тут будет конец».
Платон взял на себя непосильный труд, к тому же это область, в которой он не был достаточно сведущ. Поэтому нет ничего удивительного в том, что если причиной гибели Атлантиды — согласно теории Гербигера — был действительно «захват Луны», Платон не сумел этого описать — не сумел передать надлежащим образом устами Тимэя.
Отсутствие последних листков «Крития» никоим образом не может служить доказательством того, что Платон создал Атлантиду «в своем воображении», а увидев абсурдность рассказа, прервал его в момент, когда нужно было представить достоверные причины гибели Атлантиды. Вернее всего, наоборот. Вполне возможно, что Платон не хотел сказать ничего не соответствовавшего действительности, а правду написать не сумел и изъял эту часть рукописи, чтобы изменить редакцию. Таким образом, окончание оказалось среди его пропавших трудов.
1. Здесь и далее отрывки из диалогов «Тимэй» и «Критий» приведены в переводе проф. Г. Ф. Карпова. Сочинение Платона, ч. VI, М., 1879, стр. 377—385, 500—519.
2. Панафиней праздновались со времен Эрихфея (т. е. с древнейших времен) ежегодно, а со времени Писистрата (а не Солона) их стали отмечать раз в 4 года особенно торжественно и назвали Большими Панафинеями. После этого остальные ежегодные Панафиней стали называть «малыми». — Прим. ред.
3. Праздник в честь Бендиды афиняне начали отмечать со времен Перикла, а до этого чествовали только Артемиду. — Прим. ред.
4. Возможно, Платон имел какие-то сведения о существовании заатлантического материка, которые мог получить от этрусских мореплавателей во время пребывания в Сиракузах — величайшем городе и торговом центре того времени. Итальянский ученый Челли не без оснований полагает, что этруски знали об Америке, куда буря могла занести их корабли. Об огромном заокеанском материке упоминает и живший немного позже Платона греческий географ Феопомп. — Прим. ред.
5. 50 стадий составляют 9,2 км.
6. Бананы в Южной Америке известны с третичного периода. — Прим. ред.
7. Около 518—516 гг. до н. э. грек Скилак совершил плавание в Индийском океане и описал его. Из этого труда Платон мог знать о существовании кокосовой пальмы. — Прим. ред.
Глава 2. Увидев это, бог богов Зевс сказал:
„Я уничтожу род людской!”
Пожалуй, первым оппонентом Платона был именно его ученик Аристотель из Стагира.
Еще при жизни Платона он заявил, что весь рассказ о погибшем континенте его наставник просто-напросто выдумал, чтобы удобнее было на его фоне проповедовать свои политические и философские взгляды. Обратите внимание на необычайно острую формулировку этого обвинения: не «использовал услышанный миф для выражения своих идей», а «выдумал». Таким образом, Аристотель не только констатировал ложность рассказа об Атлантиде, но и одновременно обвинял Платона в том, что он совершил низкий обман. Если Аристотель прав, то Платон действительно злоупотребил именем Крития, своего родственника и друга, в уста которого вложил весь рассказ в известных нам диалогах. Кроме того, он злоупотребил именем Солона, «мудрейшего из семи мудрых», гордости всех греков.
Как же могло случиться, что лучший из учеников Платона, который в течение двадцати лет был его ближайшим другом в афинской Академии и не разлучался с ним до самой его смерти, смог выступить с таким чудовищным обвинением в адрес своею наставника, с обвинением, которое должно было поколебать и действительно поколебало доверие, которым до тех пор постоянно пользовался этот великий мыслитель?
Точные науки (хотя Платон ценил их весьма высоко), по-видимому, не были его стихией. В то же время он пользовался огромным уважением своих современников, и до тех пор никто не упрекал его во лжи. Обвинение глубоко взволновало Платона, тем более что это происходило в последние годы его жизни. Мы не знаем, что ответил Платон на эти обвинения. Быть может, то, что «Критий» не имеет окончания, каким-то образом связано с этим событием?
Одним словом, спор из-за Атлантиды начался еще при жизни автора диалогов и продолжается до настоящего времени. Много приводилось доводов и «за» и «против». По мере развития науки некоторые из них пришлось снять как противоречащие современному уровню знаний, их место занимают все новые и новые, но, несмотря на это, спор не затихает. Однако никто не выступал до сих пор со столь серьезным обвинением, как Аристотель. Даже современные противники рассказа об Атлантиде не упрекают Платона во лжи, разве что повторяют слова Аристотеля, ссылаясь на их автора.
Разрешение спора между Платоном и Аристотелем все еще не утратило принципиального значения для решения научной загадки, имеющей многовековую историю. Поскольку исследования в области естественных наук и до настоящего времени не дают на нее точного ответа, возвратимся к вопросу, не является ли рассказ об Атлантиде плодом фантазии.
Чтобы сегодня, спустя почти две с половиной тысячи лет, занять определенную позицию в споре Платон—Аристотель, следует хотя бы в общих чертах разобраться в отношениях между учеником и наставником.
О Платоне мы уже говорили. Об Аристотеле мы знаем, что он был одним из самых выдающихся ученых древнего мира. Родился он в 384 г. до н. э. в Стагире и умер в 322 г. до н. э. на острове Эвбея. Его талант проявился во многих областях знаний — от логики, математики и физики до географии, астрономии, ботаники и зоологии, от этики до экономики. Он оставил множество трудов, якобы несколько сот, а по некоторым утверждениям даже тысячу, часть которых сохранилась до настоящего времени. Авторитет Аристотеля был неколебим на протяжении ряда столетий. Его учение признавалось церковью и преподавалось в христианских университетах спустя две тысячи лет после смерти своего создателя. В области географии и астрономии на него ссылались еще противники Коперника.
Особый интерес представляют для нас взгляды Аристотеля на возникновение материков и морей. Как уже упоминалось, его доказательства шарообразной формы Земли не потеряли своего значения до сих пор и приводятся в школьных учебниках. Стоит также добавить, что он как бы предчувствовал открытие Америки, утверждая, что между Индией, т. е. известным ему восточным краем Земли, и Столпами Геракла может оказаться какой-то материк.
На протяжении совместной двадцатилетней работы отношения между наставником и учеником во многом оставляли желать лучшего. Возможно, причина этого кроется в разнице возрастов. Когда семнадцатилетний Аристотель поступал в Академию, Платону было уже шестьдесят лет.
Они были разными и по характеру и по темпераменту. Аристотель рано лишился родителей, суровые условия с детства развили в нем трудолюбие, но одновременно и желание выдвинуться любой ценой. Аристотель хотел сиять собственным блеском и превзойти учителя, который заслонял его многие годы. В нем, несомненно, развились зависть и стремление быть выше своего наставника или же отодвинуть его в тень. При расхождении во взглядах последнее сделать легче. Еще древние комментаторы упоминают о некоторых недоразумениях между ними.
Они отличались также и своим происхождением. Платон был представителем старинного рода, аристократом и в первую очередь афинянином. Родина Аристотеля — Стагира — принадлежала Македонии. Его отец был придворным лекарем македонского царя. Македония, по всей вероятности, была ближе сердцу Аристотеля, чем афинская республика. Кстати, известно, что вскоре после смерти Платона он переехал в Македонию и занялся воспитанием будущего царя Александра Македонского. Однако все время пребывания в Афинах (в 335 г. до н. э. он вернулся, чтобы основать Лицей) он не имел афинского гражданства.
Говорят, что причиной разногласий между наставником и учеником были различные философские взгляды, однако не вызывает сомнения, что в данном случае немалую роль играли политические убеждения. Известно ведь, что после падения афинской республики Аристотель принадлежал к кругу приближенных Александра Македонского; когда же после смерти Александра Афины восстановили независимость, он, опасаясь, преследований, бежал на остров Эвбею.
Вследствие этих разногласий Аристотель выступил против идеалистических взглядов Платона и пропагандируемой им политической системы, целью которой было выдвинуть Афины на центральное место среди государств Эллады, в частности против восхваления политических отношений в древних Афинах десять тысяч лет назад и против рассказа о древних героических подвигах афинян. Не исключено, что Платон в этой части своего рассказа несколько «переборщил», слишком подчеркивая влияние идеализированной политической системы на ход борьбы со столь могущественным противником, как Атлантида. Несомненно, однако, что Аристотель воспользовался также слишком сильным аргументом, обвиняя Платона в том, что весь рассказ — а не часть его — представляет собою обычный вымысел, и к тому же вымысел не Солона или египетских жрецов, а самого Платона.
Вследствие большого авторитета Аристотеля почти во всех областях знаний его мнение об Атлантиде в значительной степени повлияло на многих древних комментаторов, которые подозрительно отнеслись к рассказу Платона. Возможно, такое недоверие стало причиной утраты некоторых связанных с Атлантидой материалов, которые сочли не имеющими ценности.
До наших дней дошли слова Аристотеля, часто приводимые в виде пословицы: amicus Plato, sed magis amica veritas (Платон мне друг, но истина мне дороже). В этой форме пословица сохранялась на языке римлян, но Аристотель сказал несколько иначе. Тадеуш Зелинский в своем труде «Независимая Греция» пишет об этом так: «При жизни Платона Аристотель оставался его учеником, и даже после того, как они разошлись в вопросах философии, он продолжал питать к нему глубокое уважение. „Хотя дорожу и Платоном, и правдой, священный долг заставляет меня отдать предпочтение правде“, — говорит он в одном месте, и эта прекрасная фраза в ее сжатой латинской форме стала пословицей и у нас». Так ли интерпретировались бы эти слова, если бы Платон был моложе, если бы в то время, когда начало проявляться расхождение во мнениях с его учеником, он не приближался к своему восьмидесятилетию и если бы он мог ответить на предъявленные обвинения?
В дальнейшем многочисленные оппоненты Платона постоянно обращали внимание на то, что рассказ об Атлантиде не находит подтверждения ни в одной из греческих или каких-либо иных легенд, передаваемых в виде устных сказаний или в письменной форме. Мы не встречаем нигде никаких упоминаний о том, что кто-то еще видел записи Солона, хотя они якобы принадлежали Критию. До сих пор не найдено в египетских записях более или менее достоверных сведений об острове Посейдона. И из самих диалогов Платона мы не знаем даже, что сказал Сократ, прослушав рассказ Солона до конца. А может быть, Платон действительно выдумал весь рассказ, ссылаясь на Крития Младшего и Старшего, на Дропида и Солона как авторов и на Тимэя и Гермократа как свидетелей, пощадив лишь своего наставника Сократа?
Ответ на этот вопрос не вызывает трудностей, хотя и не убеждает оппонентов. Отсутствие письменных источников в настоящее время совсем не доказывает, что их не было в прошлом. Есть сведения (о чем речь пойдет ниже), что спустя почта сто лет после смерти Платона египетские записи об Атлантиде видел в храме богини Нейт в Саисе грек Крантор из Солы. Правда, об этом упоминает лишь через восемьсот лет после смерти Платона философ-неоплатонист Прокл (около 410—485 гг.), но разве мы имеем право отказываться от этого свидетельства?
Более ранние греческие источники не подтверждают рассказа Платона. На это указывает и сам Платон в выступлении Крития. Если бы такие записи существовали, «мудрейший из семи мудрых» Солон не удивился бы, услышав этот рассказ в Саисе. Жрецы не показывали их всем и каждому, из греков первым был Солон, вторым, вероятно, Крантор, через триста лет после Солона.