Отношение Карла Прона к религии было — можно сказать — осторожным. Он был из числа тех, которых тот же проповедник назвал «верующими на всякий случай». Кроме таких, как Карл, священник еще различал искренне верующих, неверующих или атеистов, а также «антитеистов». Характерной чертой последних было — по мнению пастыря — то, что они почитают своей святой обязанностью по пятницам непременно съедать свиную котлету (даже если врач прописал им диету), дабы своим поведением противиться тому, в существование которого не верят.

При своем перестраховочном мировоззрении Карл не упускал случая совершить добрый поступок, тем более ежели это не стоило ему ни пунктов, ни особых трудов. Он не без основания считал, что всегда не вредно иметь рядом людей, которые ему чем-то обязаны. Правда, у него хватало ума не очень уж доверять человеческой благодарности, тем не менее — будучи экономистом по образованию — он нерушимо верил в статистику. Совершая мелкие услуги по возможности более широкому кругу лиц, он рассчитывал на то, что среди них найдутся — статистически рассеянные, как изюминки в тесте, — такие, которые, приняв услугу, чувствуют себя морально обязанными ответить взаимностью. Остальных он заранее списал в издержки производства, не жалея о совершенном им добре и не обижаясь на них. Определенный процент тех, к кому он отнесся доброжелательно, время от времени оправдывал себя, и этих он зачислял в близкие знакомые.

Метод не был изобретением Карла. Изучая историю торговли, он почитывал старые учебники по психологии клиента времен, когда еще существовали магазины с живыми продавцами. Железное правило, гласившее, что каждый входящий в магазин — даже если он просто хотел укрыться от дождя — есть потенциальный покупатель и с ним следует обращаться так же, как с совершающим крупные покупки, сейчас приносило плоды в бизнесе Карла. Вот почему он недурно существовал, принимаясь за разные занятия.

Правда, последние семь лет рейзерства подорвали его некогда значительные финансовые резервы, но это проистекало из объективных обстоятельств и специфики профессии: рейзинг требовал театральных декораций — дорогих отелей, первоклассных ресторанов, элегантной внешности. Когда у тебя — как у Карла Прона — низкий истинный разряд, расходы поглощают львиную долю не очень-то высоких гонораров. Но эта профессия дает в обществе позицию, какой не может дать никакая другая: рейзера не спрашивают, почему у него только четвертый разряд. Считается, что фактически его разряд гораздо выше, но из профессиональных соображений он это скрывает. Для честолюбивого трояка весьма ценное свойство.

Карл не верил в ад. По его мнению, существо, столь добродетельное, как Творец, не может оказаться скрупулезным, мелочным бухгалтером, регистрирующим каждую человеческую оплошность, уподобляясь в этом Сискому, регистрирующему каждый пункт, истраченный гражданином. По правилам существования, которые Карл для себя разработал, важен только конечный баланс плохих и добрых дел, которые — ежели они пребывают в равновесии — создают вовсе недурное «общее впечатление» в глазах Творца.

Уже давно (так, по крайней мере, ему казалось сейчас) он чувствовал в себе необычайную склонность к добрым свершениям. Беда в том, что до сих пор у него не было никогда для этого нужных средств. Все пункты — и получаемые законно и зарабатываемые на стороне — уплывали сразу, просачивались сквозь пальцы, прежде чем он успевал встретить нужного дружка. В результате он, Карл, частенько сам требовал поддержки в виде нескольких пунктов в долг.

Но сегодня утром все как-то изменилось, обернулось по-иному. Совершенно бескорыстное (если не считать полученной при этом информации) угощение для девушки, «организация» Филипу — практически даром — лучшего в городе рейзера и наконец бутерброды для голодного Снеера — вся сегодняшняя деятельность Карла складывалась в единую весьма похвальную полосу добрых дел.

Он старался забыть, что не мог бы — даже если б хотел — ни переписать себе остаток гонорара от Филипа, ни получить со Снеера за бутерброды, ибо того не позволял его новый Ключ. В свете данного факта филантропия Карла оказывалась в определенной степени вынужденной, однако же… разве не делал он всего этого исключительно по доброте сердечной?

Он решил еще раз утвердиться в чувстве собственной доброты, которое вполне однозначно смягчало, да что там — затушевывало в его совести факт участия в мошенничестве, какого еще не ведали уголовные хроники Арголанда. Оказия подвернулась сразу же за углом Седьмой улицы: двое малышей — темнокожий мальчуган и маленькая светловолосая девочка — с вожделением поглядывали на автомат с конфетами и жевательной резинкой.

Карл сунул в автомат Ключ и сыпанул пригоршню цветных пакетиков под ноги ошалевшим от восторга ребятишкам.

Преступная махинация с Ключом, направленная против анонимной серой массы, таинственно именуемой «толпой», не имела в виду конкретную личность. Эта разница в объекте позволяла Карлу вывести положительное сальдо своих действий.

Он прекрасно понимал, что где-то там, на верхних этажах управления хозяйством, словно шило из мешка вылезет эта мелкая в общехозяйственном масштабе нехватка товара по сравнению с наличием пунктов. Но прежде чем это случится, он, Карл Прон, будет уже нормальным порядочным гражданином с четвертым разрядом интеллекта и массой желтых пунктов на своем легальном Ключе.

Полный столь оптимистических мыслей, гордый своей искренней любовью к ближним, готовый и дальше оказывать услуги исключительно из чистого к ним расположения, Карл задержался перед банковским павильоном на аллее Тибиган, сразу за пересечением с Девятой улицей, для совершения операции, которую арголандец в здравом уме проводит, только когда уже нет иного выхода: замены определенного количества желтых пунктов на зеленые.

Такая замена легально была возможна лишь по номинальной стоимости: пункт за пункт. Можно было получить зеленые и красные за желтые, а также красные за зеленые. В обратном направлении банковские автоматы не действовали.

Учитывая весьма значительную разницу в стоимости пунктов различного цвета на черном рынке, банковский обмен был, разумеется, полнейшей бессмыслицей, и никто им никогда не пользовался. Однако же официальный курс, равный для пунктов всех цветов, имел определенное общественно-идеологическое обоснование, доходы нулевика, выраженные в количестве пунктов (без уточнения цвета), были в среднем лишь вчетверо выше, нежели доходы шестиряка. Это отлично маскировало истинный разброс доходов различных интеллектуальных разрядов, поддерживая — во всяком случае в статистике — миф об относительном материальном равенстве граждан.

В действительности же, с учетом рыночной стоимости желтых и зеленых, нулевик имел в несколько раз больше шестиряка. Правда, последний получал достаточно много, чтобы спокойно существовать на довольно приличном уровне, не будучи вынужденным искать источники дополнительных заработков — однако же сознание, что другие живут еще гораздо лучше, лишало покоя многих.

Замена желтых на зеленые либо красные — если уж кто-то вынужден был это делать, например, из-за отсутствия красных для оплаты квартиры в дешевом жилом блоке — обычно осуществлялась не в Банке, а рядом с Банком у одного из постоянно толкущихся там колорчейнджеров, или попросту хамелеонов.

В связи с ограничениями, действующими в отношении его нового Ключа, Карл не мог проделать операцию с профессиональным хамелеоном. Не мог он произвести и обычную — один за один — замену желтых на зеленые в банковском автомате, поскольку — как он сообразил — такая операция вызвала бы «рождение» определенного количества зеленых на его счету без уменьшения количества желтых. Такие пункты неведомого происхождения изобличали бы «левый» Ключ.

Карл придумал другой способ. У Банка — кроме торгашей — бывали люди, желающие получить немного желтых на конкретную покупку. Уже через несколько минут он нашел молодую женщину, пытающуюся приобрести две сотни желтых. Карл недолго побеседовал с ней, и они вместе пошли в ближайший магазин, похваляющийся ярко-желтыми драпри в витринах.

Вышли оттуда взаимно довольные: Карл с восьмьюстами зелеными на Ключе, а женщина с прекрасной шубкой из натуральной норки. Восьми сотен было недостаточно, поэтому Карлу пришлось еще дважды повторить подобную операцию, под злыми взглядами колорчейнджеров, у которых он отбивал клиентуру, предлагая более выгодные условия обмена.

Насобирав полторы тысячи зеленых, он потихоньку скрылся с глаз уже явно разъяренных хамелеонов.

Пункты ему требовались для урегулирования некоего частного долга. В принципе дело было довольно паскудное, и Карл, как говорится, плевал себе в бороду, сожалея, что дал себя уломать.

При одном воспоминании о сомнительном бизнесе, который он провернул, оказавшись в тот момент «на мели», он теперь краснел и покрывался гусиной кожей.

Он, Карл Прон, приличный рейзер — правда, невысокого полета, — две недели назад вошел в компанию — стыдно признаться! — с вампиром. Такое случилось с ним в первый и, как он себе клятвенно пообещал, последний раз…

Жалкий шестиряк подцепил его за пивом и совершенно выбил из колеи, пообещав пятьсот зеленых за мелкую услугу. Прон знал этого типа в лицо, но, упаси боже, понятия не имел, чем подлец занимается! Будучи по натуре человеком добрым, Карл пообещал свою помощь, кроме того… когда у тебя нет пунктов, любое предложение хорошо. Карл поверил, что дело легкое, а его роль — безопасна. В условленный день он отправился в больницу, получил от вампира сворованный Ключ, затем перевел у менялы две тысячи зеленых на свой счет, вернул вампиру ключ.

Шестиряку положено было подождать еще с недельку, чтобы присмотреть за дельцем. Потом они должны были встретиться и рассчитаться. Однако вампир не подавал признаков жизни еще десять дней, и пункты у Карла как-то разошлись.

«А если тот тип не помер?» — целую неделю занимался самоедством Карл.

И вот сегодня вампир позвонил. Требовал встречи, говорил намеками и был чем-то взвинчен. Карл предпочитал не думать, что бы случилось, если б ограбленный пациент неожиданно выздоровел и разобрался в состоянии своего Ключа.

Первое, что полиция делает в таких случаях, это устанавливает, кто выиграл от переписи пунктов…

«Надеюсь, этот идиот выбрал соответствующего пациента!» — утешал себя Карл, направляясь к станции метро, чтобы встретиться с вампиром.

Два штатских агента стояли перед комиссаром в позе полного отчаяния. Шеф был разъярен, и трудно ему было отказать в правоте.

— Не наша вина, комиссар… — мямлил один из шпиков. — Отдел Следственной Техники всучил нам этот чертов аппарат для опробования.

— Не надо было спускать с него глаз! — проворчал комиссар.

— Они уверяли, что задержанный не может сбежать. Арестомат излучает контрольный сигнал.

— Чтоб он сквозь землю провалился! — Комиссар бросил злой взгляд на валявшиеся на полу останки арестомата. — Не предвидеть такого простого трюка!

— Попытка отделаться от арестомата — нарушение, грозящее высоким штрафом или арестом, — сказал второй агент. — Но в данном случае нет даже доказательств. Произошла ошибка. Арестомат не идентифицировал того типа. Вероятнее всего, это был не Карл Прон.

— То есть? — нахмурился комиссар. — А кто же?

— Кто-то с недействительным Ключом. Арестомат не был запрограммирован на такие обстоятельства и не записал номера.

— Ну вот, извольте! Еще одна ошибка конструкторов. Упомяните об этом в рапорте. А Прон, насколько я понимаю, скрылся?

— Увы. Но, повторяю, мы тут ни при чем. Мы послали арестомат в отель, а сами отправились в больницу. Нам нельзя было лично задерживать подозреваемого, не имея доказательств. Арестомат же представляет собой юридический фортель, позволяющий держать человека в руках, не ограничивая его свободы.

— Но вампира вы не схватили.

— У нас есть несколько подозреваемых.

— Без всяких доказательств? Известно только, что кто-то отравил пациента, предварительно вытянув пункты с его Ключа. Единственным конкретным следом был ваш Прон. Необходимо его сейчас же найти и посадить! — злился комиссар.

— Все еще нет оснований, шеф! Владелец Ключа мертв. Перевод был сделан за десять дней до его смерти. В больнице стоит доступный всем расчетный автомат. Любой адвокат без труда докажет, что Прон мог совершить операцию легально с участием Бриски. Часто бывает, что пациент переводит свои пункты на счет знакомого или члена семьи с просьбой произвести какие-то операции. В данном случае у пациента не было близких родственников, значит…

— Ну да… — Комиссар почесал затылок. — Что известно о Проне?

— Тут у нас выборки из его банковского счета за последние две недели, — один из агентов разложил на столе бумажные ленты. — Семь дней назад он получил две сотни желтых от какого-то трояка, истратил их почти до последнего пункта. Жил в «Космосе», не скрывался, а даже, можно сказать, афишировал свои желтые. Сегодня утром, например, заказывал бутерброды с икрой и дорогой коньяк. Около полудня… вот здесь, отдал остатки пунктов тому, от кого получил те двести. А потом переписал десять тысяч с Ключа преуспевающей девицы…

— Можно предполагать, что это своего рода сберкасса. Они часто так делают, — добавил второй агент.

— А потом, около семнадцати, получил еще несколько сотен зеленых от одной женщины.

— Словом, никакой зацепки! — съехидничал комиссар.

— Ну… разве что то, что после получения большой суммы он не истратил ни пункта за весь день. Это, видимо, действительно сбережения той девицы. Отель оплачен вперед, но и оттуда он исчез.

— Еще один вампир выскальзывает из рук. Что делать, ребята? Организуйте постоянное наблюдение за счетом Прона. В конце концов он должен дать о себе знать, истратить несколько пунктов, вернуться в отель.

— А если… — начал было один из агентов.

— Ты думаешь, вампир, с которым он снюхался, постарался замести следы? — догадался комиссар.

— Вполне возможно. Только Прон, если он действительно соучастник, мог бы выдать вампира. А дело серьезное, так что…

— Ты, пожалуй, прав. Если не будет никаких операций со счетом Прона в ближайшую неделю, придется поставить на нем крест и начать поиски трупа, — согласился комиссар.

— Думаю, не будет. У него зафиксировано десять тысяч на Ключе! Чтобы убийца не попытался их присвоить?!

— Каким образом?

— Об их методах мы еще и понятия не имеем. Сумма стоит того, чтобы пошевелить мозгами. Например, можно снять кожу с пальцев покойника либо сделать папиллярную перчатку. А потом переписать пункты на десяток Ключей, принадлежащих разным людям с железным алиби. А еще лучше — на Ключи проституток или законопослушных на первый взгляд граждан. След размоется, разветвится и… ищи ветра в поле.

— Как бы там ни было, — решил комиссар, — не теряйте времени даром. Надо схватить еще нескольких стервецов, промышляющих в городских больницах. А с Проном подождем. Если не вынырнет за неделю, передадим дело в Секцию Исчезновений.

Зазвонил телефон. Комиссар долго слушал, потом беспомощно сказал:

— А что я могу сделать? Если он даже врет, этого не докажешь. Разве что отыщется вампир, и мы выбьем из него признания, но это еще сложнее. Отравить мог любой: больной, медсестра, какой-нибудь посетитель. Да, вот еще что: кого в таком случае пытался задержать этот идиотский арестомат? Да, понимаю… С Проном? Да пусть катится он к дьяволу.

Комиссар положил трубку и взглянул на агентов:

— Получайте своего «покойничка». Объявился. Старая лиса! Если он даже и был замешан в больничной афере, то теперь его ни в чем не обвинишь. Разумеется, он знал Бриски и, разумеется, взял его сбережения на сохранность. Покойник боялся, что его обкрадут.

— Звучит вполне правдоподобно. Последнее время в городских больницах творится черт знает что.

— А парня, который за несколько дней тратит две сотни желтых и держит десять тысяч на счету, трудно обвинить в намерении стащить у старичка несколько зеленых, — добавил второй агент. — Другое дело, что следовало бы проверить, откуда у четверяка такие доходы.

— Это уж забота Отдела Контроля Доходов. Незачем их подменять, у нас своих дел невпроворот, — обрезал комиссар. — Кстати, теперь мы знаем, кто обработал арестомат. Его зовут Снеер. Если Прон не путает. Но не думаю, чтобы он врал, зная, что его подозревают. Проверьте-ка Снеера.

Тени высотных домов, стоящих вдоль аллеи Тибиган, уже касались берега озера. От воды веял слабый, но прохладный ветерок, покачивавший разноцветные паруса на мелкой волне залива. Карл смотрел на озеро, опершись руками о парапет, отделяющий прогулочный бульвар от пляжа.

Он стоял так уже полчаса, боясь повернуться лицом к городу. Ему казалось, что именно с той стороны грозит опасность, что его узнают, раскроют, поймают… Озеро было чем-то нейтральным, не впутанным в темные махинации. Оно было чистым, спокойным, радостным.

Правда, порой в его водах обнаруживали жертвы расчетов преступного подполья. Но в большинстве случаев озеро само выбрасывало трупы на сушу либо на отмели неподалеку от пляжа, словно стремилось откреститься от грязных делишек, разыгрывающихся на берегу.

Карл впервые в жизни по-настоящему боялся города. Направляясь к озеру, где в эту пору уже не толпились отдыхающие, он крался вдоль стен, пряча лицо от случайных прохожих. Никогда раньше он не чувствовал такого страха. Толпа была для него безымянной, текущей массой. Он не различал в ней отдельных людей — за исключением хорошо знакомых, да и то лишь тогда, когда хотел их заметить.

Он не мог простить себе собственной глупости — входить в дело с таким типом! Что за кретин! Не мог выдержать еще нескольких дней на больничной жратве? Уж очень спешил получить свои зеленые! Сразу видно — портач и новичок. Старый спец переждал бы терпеливо, в крайнем случае тонко помогая предначертанию. А этот — сыпанул какой-то дряни, дающей характерные признаки.

Нет, такого Карл не ожидал! Дело было ясное и чистое, как слеза невинной девицы: пациент был человеком одиноким и неизлечимо больным. Его пункты все равно пошли бы в общественную кассу.

Но чтобы сразу убивать? Карл вздрогнул при одной мысли о следствии, в котором он будет первым подозреваемым, хотя даже пальцем не тронул покойного!

Располагая неисчерпаемым источником пунктов, Карл мог в любой момент попасть в крупные неприятности из-за глупых пятисот зеленых, на которые позарился в минуту слабости. Перспектива попасться именно теперь, когда перед ним раскрывались врата рая, повергала Карла на дно мрачного отчаяния.

«Семь лет рейзерства — и никаких серьезных неприятностей с властями. Чистая картотека в полиции, а тут — извольте присесть! — с отчаянием думал он, вбирая голову в плечи всякий раз, когда за спиной звучали шаги прохожего, гуляющего по бульвару. — Интересно, что грозит за соучастие? Да… но чтобы они считали меня всего лишь помощником, сначала надо найти действительного виновника!» Карл боялся допроса. Он знал, что грозит в Арголанде тому, кто завалил соучастника. Выдача вампира могла обернуться тем, что рано или поздно труп Карла отыщется в каком-нибудь канале или на пляже.

С другой стороны, он отчетливо представлял себе, что сделают изготовители фальшивых Ключей, когда поймут, что чудотворная машинка может вместе с Карлом попасть в руки властей. Тогда и он мог вполне рассчитывать на тихие похороны в озере Тибиган.

«Что ни говори, а мое положение все же получше, чем у Снеера. Мой Ключ действует, да к тому же не оставляет следов на банковском счете. У полиции нет в руках никаких фактов. Перевод на мой Ключ с Ключа покойника — не более чем косвенная улика. Минуточку… Но ведь я знаю имя того больного, я его видел, знаю о нем кое-что… Почему бы не сблефовать? Или… Лучше это, чем ожидать, прятаться и трястись несколько дней. Потому что, даже если я спрячусь, меня найдут, а тогда разговор будет совсем другой».

Он почувствовал себя совершенно свободным от обязательств перед той свиньей, которая не задумываясь сунула его в кабалу. «Если кому-то из нас и полагаются неприятности, то уж никак не мне!» — решил Карл и повернулся лицом к городу.

Обходя прохожих, двинулся вдоль бульвара, потом свернул в Шестую улицу и вышел на аллею Тибиган точно в девятнадцать ноль ноль, когда большие часы на здании Управления Автоматики стали наигрывать певучую мелодию. В это время уличное движение было уже слабее, люди заполняли увеселительные заведения, бары, видеозалы. Здесь, в центре, скапливалось по вечерам все лучшее общество Арголанда: «желтые разряды» — от нулевиков до трояков, а также граждане других разрядов, позволявшие себе истратить немного желтых.

Карл на минутку задержался перед входом в здание, известное как «Башня Арголанда». Это здание — одно из самых высоких строений мира — вмещало в себя, кроме многочисленных баров, сверхуниверсальный торговый центр, а также — почти на самом верху — изысканный ресторан. Проходя мимо «Башни», Карл припомнил, что сегодня еще не обедал.

«Всегда собирался устроить себе дорогой обед в „Башне“, как только насобираю тысячу желтых, — вспомнил он и вздохнул. — Никогда не думал, что можно еще о чем-то беспокоиться, когда у тебя неограниченный кредит!» Он миновал «Башню» с твердым намерением вернуться сразу же, как только исполнится его отчаянный план.

Когда он входил в приемную Комендатуры, там сидели несколько человек. Карл пробежал взглядом по лицам. К счастью, никого знакомого. Он подошел к дежурному полицейскому и сказал, что хочет дать показания. Спустя минуту его пригласили в небольшую кабину в глубине бюро.

— Присаживайтесь, — улыбнулся сидевший за перегородкой полный полицейский в небрежно расстегнутом мундире.

— Я Карл Прон. Четвертый разряд, — сказал Карл, положив на пульт свой Ключ.

Инспектор машинально сунул Ключ в идентификатор и взглянул на экран компьютерной системы, скрытый от глаз посетителя. Потом перевел взгляд на лицо Прона.

— Коллеги из Следственной Бригады ищут вас, — сказал он, не переставая вежливо улыбаться.

— Догадываюсь, в чем дело, — Карл старался говорить спокойно, но внутренне немного заволновался. — Как раз сегодня я узнал, что в больнице умер пожилой человек по имени Бриски.

Правая рука инспектора что-то отстучала на клавиатуре компьютерной системы.

— Да, да, говорите, я слушаю, — сказал он поощрительно, посматривая на экран. — Бен Бриски, правильно.

— Я немного знал его. То есть мы несколько раз встречались на северном пирсе, за полуостровом. Там прекрасное место для рыбалки, а я порой люблю посидеть у воды. Этакое шапочное знакомство, понимаете.

Инспектор кивнул и одобрительно улыбнулся. Возможно, сам был рыбаком.

— Так вот, недели две назад, когда я был на рыбалке, кто-то сказал, что Бриски лежит в Третьей больнице. Я подумал, что надо бы его навестить. Кто знает, есть ли у него родные. Человек был, понимаете, весьма симпатичный. Но я как-то все не мог выбраться. Наконец забежал в больницу спустя два дня. Бриски был в скверном состоянии. Вдобавок убедил себя, будто кто-то из больных охотится за его сбережениями. Он просил, чтобы я взял у него все зеленые. Я согласился, чтобы его успокоить. Ну а теперь я хотел бы вернуть эти пункты. Только не знаю кому.

— Хм… — Инспектор некоторое время задумчиво глядел на экран. — Можно внести на счет полиции. Дежурный покажет вам соответствующий приходный автомат. Кроме того, прошу сообщить место жительства. Вы можете понадобиться как свидетель.

— Свидетель? — Карл довольно естественно разыграл удивление.

— Да. Сегодня вас искал Отдел Убийств. Ваш приход частично снимает сомнения, но…

— Что случилось?

— Бриски отравили.

— В больнице? Невероятно! Это ж надо! — возмутился Карл. — Переборщили с лекарствами!

— Эээ… нет… — усмехнулся полицейский. — Впрочем, следствие идет, скоро мы выясним, в чем дело. Итак, где вы живете?

— Сейчас в отеле «Космос». Если сменю адрес — сообщу.

— Прекрасно. Благодарю за содействие.

«Можете поцеловать меня в зад, — подумал Карл, вставая. — Я сообщил все, больше ничего не знаю. Пункты отдал, и никто ни в чем меня не обвинит. Могу спать спокойно!» — Да, еще одно, — задержал его инспектор. — Когда пытались… хм… найти вас в отеле, кто-то чужой был в вашем номере. Кто такой?

— В моей комнате? — Карл сделал вид, будто задумался, и это дало ему минуту времени на молниеносный анализ ситуации. Если полиция застала там кого-то, значит, известно кого. — У меня сегодня было несколько человек. Может, та девушка, которую я оставил, выходя утром в город?

— Это было после обеда, — подсказал полицейский.

— Ага. Это мог быть только…

«Вместо меня сцапали Снеера. Вот невезуха! Надеюсь, он не подумал, что я его заложил?» — забеспокоился Карл.

— …один знакомый. Он был утомлен и вздремнул у меня.

— Имя.

— Господи. Откуда мне знать. Его называют Снеер.

— Ну, хорошо. — Полицейский снова пробежал пальцами по клавиатуре и взглянул на экран. — Да. Это все. Благодарю вас.

— Можно попросить мой Ключ?

— О, конечно. Простите. — Полицейский подал Карлу Ключ, выключил магнитофон и приветливо улыбнулся на прощанье.

Только на улице Карл вдохнул полной грудью.

«Если тот кретин не засыплет, можно спать спокойно, — подумал он. — Будь у них хотя бы признаки доказательств, меня б не выпустили так легко».

Он нащупал в кармане Ключ и двинулся к «Башне».

Уже давно пробило одиннадцать, когда Снеер встал со скамейки и направился к центру города. Холод проникал сквозь модную блузу и наимоднейшую белую сорочку, несколько уже помрачневшую после многочасового мотания в жару по улицам запыленного города.

Турникет подземки был неумолим, хоть Снеер использовал все трюки, испробованные еще в студенчестве. Видимо, с тех пор усовершенствовали контрольные механизмы так, чтобы никто не мог воспользоваться городскими коммуникациями бесплатно. Пришлось пешком добираться до тех районов, где он имел шансы встретить кого-нибудь из знакомых.

— Дорогуша! — пытался убедить его беспомощный полицейский, дежуривший у телефона в Комендатуре, которому Снеер заявил о пропаже. — Ничем не могу помочь! У меня уже десяток подобных заявлений. Завтра получу список всех Ключей, найденных за ночь. Позвоните утром.

«Ну, до утра я как-нибудь дотяну, а что будет, если они не пожелают отдать? — размышлял Снеер, проходя мимо открытых круглые сутки магазинов с продовольственными автоматами и автоматических столовых. — Черт знает, что показал тот юный идиот?»

Он утешал себя тем, что даунер попался всего лишь на использовании чужого Ключа. Такой вариант был бы наиболее удачным. Профессиональная этика требовала — во всяком случае у рейзеров, — чтобы незадачливый спец защищал клиента, принимая всю вину на себя. Даунер обязан был заявить, что нашел Ключ и пытался пустить его в ход для собственных нужд. В таком случае трудно что-либо вменить в вину клиенту, тем более если он не замедлил заявить о потере. А если даунера случайно задержали вместо него, Снеера, так же как Снеера — вместо Прона?

«Что за паршивое стечение обстоятельств! — зло думал Снеер, касаясь ладонью металлического браслета, который все еще охватывал его запястье. — Однако чего-то ведь они от меня хотели. Станция Тестов получила приказ задержать меня, когда я обращусь в Контроль. Хуже всего, что им совершенно безразлична история с арестоматом. Он, кажется, даже не зарегистрировал мой номер. Видимо, заблокированный Ключ но позволяет обычному автомату прочесть данные. Лишь идентификатор на Станции Тестов может добраться до данных на таком Ключе. Вот он и добрался, сравнил с реестром запретов, и получилось, что надо уведомить полицию. Парень влип из-за меня, а не наоборот. Что делать — профессиональный риск. За это он берет свои четыре сотни. Плохо, что так и неизвестно, что им от меня надо. Как бы там ни было, они „предъявят к оплате“ также и мою попытку воспользоваться услугами даунера, и еще неизвестно, не свяжут ли с моими занятиями. Надо быть дураками, чтобы не знать, кому даунеры потребны в первую очередь. А если я не освобожусь от этого идиотского браслета, то получу еще и за того полицейского дьявола».

Снеер прекрасно понимал, чем пахнет потеря Ключа. Однако, не попадая до сих пор в такое положение, он не предполагал, сколь это может быть неприятно в реальной жизни.

«Что за поганая система принуждения! — повторял он, пробираясь боковыми улицами к центру города. — Как легко призвать к порядку каждого, кто хоть на дюйм высунется за пределы предписанных ему рамок. Пока ты одобряешь все глупые и мудрые распоряжения администрации, не бунтуешь, не протестуешь, пока остаешься послушным бараном в ее овчарне, ты получаешь по крайней мере минимум того, что необходимо для существования. Но только попытайся выставить рога! Без Ключа ты сдохнешь, одинокий в миллионной толпе людей, гоняющихся за собственными выгодами».

Мир Арголанда теперь являл ему свое второе обличье, точнее, свое «дно», о существовании которого он знал, но которого никогда не видел, всегда оставаясь в верхних слоях здешнего общества.

Все более голодный и усталый, он затосковал о давних, известных из истории, добрых временах, когда можно было вытащить у кого-нибудь из кармана кошелек, набитый банкнотами, либо срезать болтающийся на поясе мешочек, полный дукатов. Или хотя бы стащить несколько яблок с прилавка!

Сегодня все стережет неошибающаяся чуткая электроника и автоматика. Можно украсть у ближнего Ключ, но пользы от того будет немного. При первой же попытке воспользоваться им любой автомат обзовет тебя грабителем.

За пределами центра улицы в это время суток были почти пусты. Снеер слабо знал район, поэтому наугад брел между жилыми блоками-близнецами, нацеливаясь — как на морской маяк — на ярко освещенную вершину «Башни Арголанда», мелькающую в просвете улиц, ведущих к центру.

Там, на сто двадцать пятом этаже, рассиживают разные субъекты, жрут сочные бифштексы… — он вздохнул, вспоминая прекрасную ресторанную кухню на вершине небоскреба.

На перекрестке улиц, перед входом в небольшой пустой бар, он почти столкнулся с какой-то тощей растрепанной девчонкой. Она быстро отскочила к стене дома, скрывшись в тени между двумя освещенными окнами бистро. Снеер вошел внутрь.