Спартак Superstar

— Переносите его, чего вы ждете?! — подал реплику Александр Сергеевич окрепшим голосом. — Забыли, на что нажимать? Жмите на «зэ», идиоты! Жмите, пока он дурной, ну?!

И все человеки с телефонами разом нажали. Надо думать, на телефонные кнопки, соответствующие русской букве "з".

Спартака затошнило, зазнобило, заколотило, заколебало, заколбасило... Вы не поверите! Он начал, типа, таять. Как та, блин, Снегурочка! Он услыхал, как на пол упали со стаявших плеч и чресел его спортивные одежды, перестал ощущать нестиранность носков пальцами ног и, ядрить твою мать, испарился окончательно...

Глава 2, в которой героя встречает Броненосец Потемкин

Спартак материализовался быстрее, чем таял. Практически одномоментно к нему вернулись способности ощущать, видеть, слышать и обонять. Он осознал себя в мягком полукресле, за столиком, покрытым белоснежной, до боли в глазах, скатертью. На белом и накрахмаленном переливался гранями чистейший хрусталь. В плоском хрустале чернела и краснела икра, из пузатого специфически благоухала водка, которую с нетерпением ожидали весьма емкие стопки. Ближе к Спартаку хрустальную посуду потеснила фарфоровая в обрамлении серебра столовых приборов. А напротив сидел здоровенный амбал в угольно-черном, безупречного кроя костюме. Амбал кривил рот в улыбке, полной радушия, и хитро, с этаким ленинским прищуром, поглядывал на Спартака, пока тот осматривал себя и осматривался по сторонам.

Наш герой оказался одетым в добротное, сшитое по фигуре, и обутым в удобное. Мельком взглянув вправо, откуда тянуло приятной свежестью, он увидел распахнутое окно. За окном, радуя глаз, зеленел хвойный лес. Почти дремучий. В центре заоконной композиции расположилось поваленное дерево, на его могучем стволе потешно резвились бурые медвежата. Озабоченно приглядывала за плюшевой малышней крупная медведица на первом плане.

«Мишки в сосновом лесу, ожившая картина Шишкина», — услужливо и бесстрастно подсказал мозг. Спартак сморгнул, картина никуда не исчезла, продолжая жить, сохраняя композицию. Спартак отвернулся от рамы-окна, посмотрел налево и увидел низкий подиум так называемой эстрады.

Дожидаясь музыкантов, на авансцене одиноко торчали штативы с микрофонами. Шнуры от гитар и электрооргана тянулись к усилителям. По бокам высилась акустика. В центре, чуть в глубине, стояла барабанная установка. На основном, самом большом барабане красовалась англоязычная надпись: «The Beatles».

За спиной отчетливо послышалось тихое женское хихиканье. Спартак оглянулся — там стояли еще столики, все пустые, кроме одного. За самым дальним столом не спеша пили шампанское две знакомые Спартаку дамы. Не в том смысле, что его когда-то, кто-то с этими дамами познакомил, а в том, что Спартак их узнал. Которая покрупнее — Маша Распутина, поп-певица, которая с родинкой — Мерилин Монро, секс-символ всех времен и народов.

Мерилин эротично подмигнула нашему герою. Он смутился и отвернулся. И встретился глазами с амбалом напротив, который, в свою очередь, тоже ему подмигнул:

— Машку мне, а Мурлин Мурло твоя, не возражаешь? — Амбал взялся за графинчик из горного хрусталя, набулькал себе стопочку, налил Спартаку. — Ну, че? За встречу? Пей спокойно, не боись, бабы от нас никуда не денутся.

Спартак поднял стопку непослушной рукой, покладисто чокнулся с собутыльником... то есть — с сографинником, и выпил залпом.

Сказать, что водка была хороша, — значило бы ничего не сказать. Она была восхитительна! Спартак по жизни спиртное не жаловал и не особенно в нем разбирался, однако и он оценил полнейшее отсутствие и намека на сивушные масла. И сразу понял, отчего на столе нету чего-либо «для запива». Запивать чем-либо данную амброзию — грех и позор для русскоговорящего мужчины.

— Еще по одной? — спросил ради проформы, амбал, разливая.

Выпили. По напряженному телу Спартака растеклось благостное тепло.

— Бог троицу любит, — амбал лихо наполнил стопарики. Пузатость графина обманчиво скрадывала его щедрый объем, уровень жидкости в хрустале если и понизился, то самую малость. — Чтобы елось и пилось, и хотелось, и моглось! За тебя, Спартакушка.

Выпили. Потеплевшее тело Спартака чуть расслабилось.

— От теперь и закусить можно! Кушай, брателла. Не стесняйся, все свои, — амбал зачерпнул пальцем горстку красной икры, отправил рубиновые зернышки в рот, почавкал, вытер пальцы о скатерть. — Че не жрешь? Рыбьих яиц не любишь? — Амбал хлопнул в ладоши. — Человек! Меню моему братану!

Озабоченно заскрипел паркет, Спартак повернул голову на звук — к их столику спешил «человек» в ливрее, нес пухлый фолиант с тисненной золотом надписью на корешке: «Меню». Этого человека, как и пьющих шампанское женщин, Спартак тоже сразу узнал. Столик обслуживал Путин, Владимир Владимирович.

— Вовчик, отдай «Меню» братану и сбегай, свистни лабухов. Передай, пусть мою любимую сбацают. Иди, родной. Свободен пока.

Владимир Владимирович сдержанно и с достоинством согнул спину в легком полупоклоне, вручил Спартаку увесистый том «Меню» и деловито ретировался.

— Листай книжку, братан, выбирай, че похавать. Я-то сытый, а те самое оно червячка заморить с дальней дороги... Че ты на меня-то гляделки вылупил? Ты в меню погляди! Тама устрицы-шмустрицы, лобстеры-жлобстеры, суши-уши, все, чего душе угодно. Усе есть, чего можно зъесть, хы-ы! Выберешь, кликнем Вовчика, он мигом обслужит.

Спартак вздрогнул — музыка грянула неожиданно. Повернул голову — на эстраде стояли битлы. Только Ринго сидел за барабанами. Джон приблизил губы к микрофону и запел очень чувственно, чисто по-русски:

— Цыганка с картами, дорога дальняя. Дорога дальняя, казенный дом...

Спартак отложил на угол столешницы так и не раскрытую энциклопедию пищи, вздохнул медленно, резко выдохнул. Взъерошил волосы. Тряхнул головой. Смял лицо ладонью.

— ...Та-а-ганка, я твой бессменный арестант, пропали юность и талант... — тянули битлы хором. Вторя им, мелодично взревела медведица за окошком.

Лицо под ладонью мялось, как всегда. Обычно мялось. Пальцы отчетливо ощущали легкую небритость щеки, влагу зрачка, волосатость бровей.

— Брателла, ты че? Че тя так ломает, а? Глянь — сплошь ништяки кругом! Кончай колбаситься и кайфуй на здоровье...

— Довольно! — Ладонь, перестав мять лицо, шлепнула по столу. Подпрыгнули фарфоровая тарелка и серебряные приборы. Холодные глаза Спартака сфокусировались на мясистой переносице амбала напротив. — Объясни, кто ты такой, где я и... И какого хрена, япона мать?!.

— Тю-ю... — собеседник растянул слюнявый рот до ушей. — Не признал меня, брат? Я ж Петя! Петька Потемкин, вспомнил?

Спартак недоверчиво насупил брови. Глаза его сузились на секунду, брови подпрыгнули, и глаза округлились. А ведь и правда — Петька! По кличке «Броненосец Потемкин». Когда-то, не сказать, чтобы друг, но приятель, и близкий, по тусовке восточных единоборств. Когда-то, в начале 90-х, они приятельствовали. В тогдашней тусовке. Тогдашние тусовочные недруги втихаря обзывали Петьку «Прыщем». У него тогда вся морда краснела от прыщиков. Особая примета — прыщи — исчезли с Петькиной морды, поэтому и не узнал Спартак старинного приятеля.

Тусовка — субстанция текучая. Потемкин сгинул неизвестно куда, кажется... Кажется, в 93-м. Кажется, кто-то как-то трепался, мол, Броненосец подался в бандиты. И, кажется, Спартак в это поверил.

Петя тренировался по школе «Кёкусинкай». Броненосец, помнится, боготворил японца корейского происхождения Ояму, отца-основателя «Школы Окончательной Истины», знаменитого поединками с быками, которым садист Ояма отшибал рога и ломал хребты в целях саморекламы. Супержесткая до идиотизма школа карате соответствовала и характеру, и уму Петра Потемкина, и его бычьей мускулатуре. Среди тусовщиков Петька прославился тем, что однажды явился на семинар к заезжему китайцу и опозорил иностранного инструктора «тайдзи-цюань», сломав тому два ребра одним незатейливым ударом в честном, что важно, устроенном по обоюдному согласию, поединке.

— Че, брат? Признал дружбана Петьку?

— Здравствуй, Броненосец.

— Ну-у слава богу! Меня, понимаешь, попросили тебя встретить по-людски, я, вишь, и сочинил кабачок с бабами, с музычкой и с солидным халдеем. Нравится? Хы-ы!.. А помнишь, как мы с тобой в Парке культуры пиво пили? Помнишь, как мы у Тадеуша в зале бились? Ты мне, чертяка, тогда чуть зуб не выбил! А я те, хы, коленку зашиб. А после, помнишь, мы пошли в парк пивко сосать, режим нарушить. Ты, хы, дотудова еле дохромал, а меня мусора стопорнули, документы проверили и загомонили, типа, не похожий я на фотку в паспорте. У меня, помнишь, губищу, тобою разбитую, разнесло на полрожи... Ии-э-эх, веселые времена были!.. Брат, а может, пивка? Вовчика свистнем, он мигом организует! Ну их, лобстеров-жлобстеров, икру-шмукру, закажем воблы и пива! Много! А потом в баню с бабами. Они на все готовые, только свистни.

— Погоди, Петя. Не гони. Не съезжай с темы. Объясни, где я... то есть — где мы? Я умер?

— Тьфу на тебя! Скажешь тоже — умер! Живехонек ты, брателла. И я тож, тьфу-тьфу-тьфу, на здоровье не жалуюсь. Рановато нам, Спартакушка, на тот свет... Эй-й! Лабухи! Сколько можно «Таганку» пилить?! На бис петь вас не просили, волосатых. Давай, заводи «Песню про зайцев».

Поль кивнул понятливо, дернул струны, Джорж вдарил по клавишам, Ринго по барабанам, Джон запел:

— В темно-синем лесу, где трепещут осины...

— Петя, признайся — вокруг нас, по типу, виртуальная реальность?

— Я балдею! — Петя, изобразив лицом восхищение, схватился за графин с водкой. — За это надо выпить! — Свободной рукой, костяшками пальцев Петя постучал себе по лбу. — За твою башку, за башковитость твою надо по полной.

— Я пить не буду. Виртуальную ханку я пить отказываюсь.

— Обижаешь?

— Не съезжай с темы. Объясни, почему я без всяких истерик тру тут с тобою базары, вместо того, чтобы трахнуться в обморок от сильнейшего стресса, который обязан давным-давно сжечь все мои нервы к ядрене фене?

— Держите меня четверо! Это ж надо, а? Сам допер, что он под успокоительной наркотой сидит! Это ж какая голова у пацана! Золотая! За твою башковитость, братан, — и Петя влил в себя махом стопку. — Ух-х, х-хорошо пошла!.. Брат, я те одну умную вещь скажу, только ты, чур, не обижайся. Эт, вокруг, ни шиша не эта, как ты ее обозвал?

— Виртуальная реальность.

— Во! Не она это. Эт, понимаешь, другая... Как, бишь, ее?.. Забываю всю дорогу... Название на рыбу похоже...

— Какую рыбу?

— Дешевую. Моя бывшая, земная, котяре нашему всю дорогу такую брала... Вспомнил! Ментай! Эт, вокруг, по-научному говоря, ментальная реальность. В ей все, че закажешь — реальнее живого. По твоему вкусу и без всяких напрягов, реально. Навык, ясно, нужен, чтоб райскую жизнь выстраивать, но, раз я в этом деле поднаторел, дык, и ты, ясное дело, еще скорее научишься, с твоей-то, брат, башкой из золота.

— Петь, а можно этот рай убрать на минуточку?

Беззаботно пьяненькое выражение будто волной смыло с раскрасневшегося лица Броненосца.

— Уверен? — спросил Петр неожиданно трезвым голосом. Абсолютно трезвым. Сурово спросил, серьезно.

— На все сто, — твердо ответил Спартак.

— Хы-ы... — Броненосец улыбнулся уголком рта, пряча глаза, такое впечатление, что смущаясь. Хотя смущение и Петька — понятия несовместимые. Во всяком случае, в прежней жизни он ни разу не видел смущенного Броненосца. — Оно тебе надо, брат?

В тихом голосе Потемкина отчетливо слышался стон безнадежно больной надежды.

— Надо, — произнес Спартак с нажимом, будто гвоздь вбил в гроб умирающей надежды Петра Потемкина.

— Хорошо ведь сидим... Может, попозже это... о чем ты просишь?.. — агонизировала надежда по-женски.

— Нет! Сейчас.

— Ну-у, тогда-а держись...

И «заказанный» Потемкиным «рай» исчез. И гнетущая тишина повисла в утратившем лесную свежесть воздухе...

...Вокруг унылые стены, голый пол, из серости потолка торчит ржавая труба, из нее сочится сиреневый дымок. Спартак сидит на полу, обнаженный, неудобно поджав ноги. А напротив Спартака на коленях сидит монстр, лишь отдаленно напоминающий человека.

Тушу монстра покрывают ороговевшие чешуйки кожи. Под чешуей вздулись буграми мышцы грудины и живота, плеч, таза и конечностей. Нижние конечности короче, чем у человека, верхние длиннее. Конституцией монстр походит на гориллу. Кулаки — каждый по пуду, то есть килограммов по шестнадцать. Костяшки кулаков, как маленькие тупые рожки. Шеи у монстра практически нет. Носа тоже. Череп приплюснут. Ушные раковины малюсенькие. Глазницы узкие. Макушка блестит, и только ярко выраженные надбровные дуги покрыты густой шерстью для защиты органов зрения от пота.

— Вишь, успокоительный газ из трубы гуще повалил? — спросил монстр голосом Пети Потемкина.

— Ви-жу... — выдавил из себя Спартак с заминкой.

— Эт, чтоб ты, брат, коньки с перепугу не откинул... Че ты рожу-то, рожу-то че скривил? Не нравлюсь?.. Хы-ы! Сам-то, может, еще и пострашнее сделаешься, чтоб прожить лишку. Я-то еще ничего. Я на ринге таких уродов видел — тебе и не снилось. Было дело, одну тварь как только увидел, так сразу и блеванул. Меня тогда еще пожалели, сняли с соревнований всего облеванного. Битый час чешую в душе драил, блевотину с себя соскабливал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.