- "Мозна", - передразниваю Машеньку, - если осторожно.
      Игру в дразнилки с подмигиванием Машенька, как всегда, не приняла, босые пяточки деловито затопали по полу, дверь в нашу с Кларой спальню скрипнула баском, открываясь, и залаяла тенорком, возвращаясь в исходное закрытое положение.
      Машенька отвлекла меня от одних мрачных мыслей и спровоцировала другие, не менее тревожные. Ничегошеньки, черт побери, у нас с Машенькой не получается в смысле контакта. Дичится меня ребятенок, стесняется, как бы я ни старался, чего бы ни делал. О великий Будда, за что мне это испытание? За что эти взгляды детских грустных глаз?
      Из спальни послышались тихие женский и детский голоса, я вздохнул тяжко, тряхнул головой и поковылял дальше, в ванную.
      Надо бы поменять лампочку в ванной комнате, а то освещение будто в морге. В тусклом зеркале над раковиной лицо, которое мне не симпатично. Пластические хирурги пытались зачем-то сделать из меня красавца, а получился урод. Впрочем, может быть, я возвожу на медиков напраслину. Свой фейс до операции я не видел, и морду мою, пострадавшую от взрыва гранаты, никто, конечно, не фотографировал, а сам-то я в упор не помню, как конкретно пострадала личина в финале разборок на ристалище берсеркеров. В памяти осталась только боль. И лицо Корейца. И еще помню, как я очнулся неожиданно для эскулапов на хирургическом конвейере, как увидел изжеванную, окровавленную кисть своей правой руки в эмалированной ванночке, услышал строгий голос: "Ногу оперируем, ногу! Мордой займемся в последнюю очередь..."
      Блин! Новых бритвенных станочков, оказывается, больше ни одного, а эти, что теснятся в стаканчике на полочке под зеркалом, я уже использовал каждый раз по дцать, хоть они называются разовыми. На фиг, не буду сегодня бриться. Воспользуюсь услугами совмещенного санузла по-быстрому, сэкономлю лишнюю минуту.
      Из комнатки с ванной, раковиной и унитазом я вышел, ощущая мятное послевкусие зубной пасты на зубах-имплантантах и приятную легкость в кишечнике. Поворот налево, шаг здоровой ногой, шажок хромой конечностью, и я на пороге личной гардеробной.
      Гордым словом "гардеробная" я называю помещение кладовки Полезной площадью два метра квадратных. Помимо прочего, здесь висит на "плечиках" так ни разу и не надеванная форма с погонами прапорщика. Здесь же, на полочке, лежат мои протезы. Одну искусственную правую лапу мне вручили в госпитале, другую, по моей просьбе и с молчаливого согласия начальства, смастерил тутошный оружейник Аристарх Пантелеймонович.
      Кроме лапы, Пантелеймоныч сваял инвалидную палку с сюрпризом по моим эскизам, вон она притулилась в углу, рядышком с обычной "клюшкой" из аптеки.
      Пожалуй, протезы сегодня оставлю на полочке, палочку возьму обычную, как и всегда, а оденусь, пожалуй, вот в эти шорты-бермуды, в футболку без рисунков и обуюсь в любимые, стоптанные донельзя кроссовки. Носки? Да ну их, жаркий день обещали синоптики, пусть сквозь прорехи в кроссовках стопы "дышат".
      Оделся, сунул ноги в кроссовки, взял "клюшку" и потопал на кухню хлебнуть молока на дорожку, ан, не тут-то было!
      - Садись, завтракай нормально, - велела Клара, кутаясь в халатик и манипулируя с микроволновкой.
      - Зря ты вставала, ей-богу. Я бы...
      - Садись, лопай кашу, - перебила Клара. - Через минуту закипит кофейник, круассаны, - Клара выключила микроволновку. - Ой, а круассаны сгорели.
      - К черту их, дай хлебушка, - я оседлал табурет. - Машка уснула?
      - Ага. Забралась ко мне в постель и засопела, как поросеночек.
      - Таф и фы бы пофпала ефе, - произнес я набитым ртом, проглатывая катышки манной каши.
      - Прибраться надо. В восемь Зинка приведет Сашку на побывку, а у нас кавардак в детской, неудобно. Пей кофе, вот тебе булка с маслом.
      - Спасибо. - Клара не умеет готовить. Каши у нее получаются отвратительно, кофе и того хуже. - Спасибо большое, все очень вкусно. Отодвигаю тарелку с остатками манки, хлебаю жидкий кофе. - Тебе перед Зинкой за беспорядок неудобно? Ну ты даешь, подруга! А то ты к Зинке не заходишь, а то ты не видела их караван-сарай.
      - Зинаида - майорша, - улыбнулась Клара уголком идеально слепленных природой губ, - а я - сожительница прапорщика, мне надлежит блюсти образцовый орднунг. Ферштейн?
      - Яволь. А дозволено ли прапору позорному поцеловать сожительницу перед уходом?
      - С небритыми не целуюсь.
      - Черт с тобой, оставайся нецелованной. - Я допил залпом остатки кофе, поднялся с табурета. - Ауфвидерзейн, фрау Клара. Не разрешай Сашке с Машкой долго в компьютер играть, пусть-ка лучше они порисуют, что ли...
      - Темный ты у меня, господин прапорщик. Они и рисуют на компьютере. В прошлый вторник, когда Зинка сунула подкидыша, они так Бритни Спирс нарисовали, так ее... Погоди-ка, я, кажется, тебе показывала их художества, помнишь?
      - Не-а, не помню, прости, - оперевшись на палку, я двинулся к выходу. Неужели Санька у нас гостевал аж целую неделю тому назад? Такое впечатление, он тут чуть ли не каждый день долбит клаву старика Пентиума.
      - А хоть бы и каждый день, мне с ними, с детьми, лучше, время быстрее пролетает.
      Знал бы я Клару не так хорошо, я бы подумал, что она меня упрекает. И за забывчивость, и за то, что заперта здесь, на базе, как в тюрьме.
      На самом деле я в курсе, каким образом развлекаются с компьютером детишки, и я прекрасно помню, сколько раз и когда майорша Зинаида "подкидывала" нам, то есть Кларе, своего сорванца. Я помню наизусть расписание автобуса, который периодически возит Зину и других офицерских жен в Москву. Выезжают за забор и супруги сержантов, и незамужние, только мои, Клара и Машенька, как попали сюда полтора года назад, так и сидят безвылазно. И все к их положению привыкли, для всех, в том числе и для Клары с Машенькой, это стало вроде бы само собой разумеющимся. Но не для меня, нет.
      Кстати, и офицеры с сержантами, то есть и мужское население базы, все, за исключением срочников, случается, ездят в столицу отнюдь не по делам. А я ни разу не выходил за забор. Я и коптерщик дядя Федор. Во всяком случае, не припомню, чтоб дядя Федор уезжал на "московском автобусе", как сей "Икарус" называют тутошние обитатели.
      Надо же, помянул в мыслях дядю Федора, вышел на свежий воздух, и нате вам - вот и он, собственной колоритной персоной, идет-бредет, волочит за собой совковую лопату, шаркает хромовыми сапожками по асфальту. Рядом трусит верный пес Шарик, на широком плече коптерщика примостился, вцепившись когтями в гимнастерку, кот по кличке, разумеется, Матроскин.
      Пес Шарик - продукт соития пуделя с болонкой, и кот Матроскин вовсе не полосат, как одноименный персонаж из мультфильма, а пушист и грузен, да и во внешности пожилого мужчины, прозванного "дядей Федором", ни одной общей черточки с хрестоматийным героем автора Успенского. Нашенский дядя Федор по национальности армянин, меня он старше лет на пятнадцать, если не больше, он приземист, сутул и страдает одышкой. Родом дядя Федор из детдомовских, семьи не завел, детей не настругал. Всю жизнь он в спецназе. Денис Гусаров как-то мне поведал: мол, собирались лет дцать назад отправить Потерявшего на службе здоровье армянина-спецназовца в отставку, так он накатал телегу некоему маршалу, коего в свое время буквально заслонил от пули. Вроде бы чужую пулю дядя Федор принял на грудь в джунглях Вьетнама, и, говорят, летеха, дослужившийся ныне до огромных звезд на погонах, подхватил раненого спасителя, обильно обмочился и прилюдно пообещал: дескать, отблагодарю за жизнь молодую тебя, ара, когда и как пожелаешь. Геройский хачик обещание запомнил и, едва его собрались турнуть на гражданку, написал спасенному рапорт с просьбой остаться в рядах, плевать, на какой должности. Маршал оказался неожиданно памятливым и совестливым, определил старика сюда, на базу, и уже здесь дядю Федора сделали каптерщиком.
      Настоящего имени, равно как и звания дяди Федора, я не знаю, он не носит знаков отличия и откликается на прозвище. Иногда его, как он сам выражается, "прихватывает", и приходится старику отлеживаться в медпункте, в госпиталь уезжать дядя Федор отказывается категорически. Однажды я видел его случайно голым по пояс, зрелище впечатляющее - ни клочка гладкой кожи, сплошь шрамы. Отказы от поездок за забор, в тот же госпиталь, а тем паче в Москву, он мотивирует беспокойством за подопечных животных, однако я подозреваю, что старый просто-напросто боится мира вне территории базы. Пообтесались клыки у дряхлеющего волкодава, меж тем привычка оценивать внешнюю среду с точки зрения потенциальной опасности осталась, вследствие чего экс-супермен приобрел целый букет комплексов и фобий.
      Мне, калеке, почти однорукому и хромоногому, дядя Федор симпатизирует. Видимо, считает, что мы с ним одного поля ягоды. Его, образно выражаясь, клыки стесало время, мне же не повезло, мне их вышибли.
      - Здоров, дядя Федор.
      - Здорова, ара.
      "Ара" - единственное армянское слово в скудном на цензурные выражения словаре коптерщика.
      - Куда чешешь со сранья, Федор Батькович?
      - Трофим, бля, разбудил. Генералы, нах, ночью, суки, ему позвонили, в рот их, приедут, нах, сука-бля, на зорьке, в рот им килограмм печенья. Трофим, бля, просил червей, нах, накопать.
      - Червей накопать? - переспросил я, нагибаясь, дабы потрепать кудлатый загривок Шарика. - На рыбалку, что ли, генералы собрались?
      - Ну, дык, бля, наверное, нах, бля! А удочек у меня, нах, ни хера, бля. Своих, нах, не возьмут, и кто, нах, будет крайним? Дядя Федор, бля! Нах, сука, бля, пидоры...
      Похабные междометия сыпались из дяди Федора, будто всякие разные вкусности из мифического рога изобилия, а я не без интереса наблюдал, как кот Матроскин балансирует на плече хозяина, я чесал Шарика и, что называется, "фильтровал базар".
      Отфильтрованная информация оказалась весьма и весьма ценной. В окрестностях базы, оказывается, протекает река. Течет она в стороне от магистральной дороги к воротам базы, но к ней есть лесная проезжая дорожка. Речка, со слов дяди Федора, "говнотечка", однако два года назад "наш" генерал поймал в ней охеренную рыбину.
      - ...нах, бля, тогда с лодки с резиновой ловил. Удочку, нах, тогда с собой привозил, а лодку, нах, суку, тогда пропороли, бля. Она, нах, лодка-то, у меня залатанная, но, бля, потечет, и, бля, я ж буду крайним, нах. Два года, нах, на ней не плавали, нах, легко могет, сука, рассохнуться, лодка-то, резина-то, нах, у ей, бля, херовая, американская, нах, бля...
      Так-с, отбросим "нах" и "бля", что останется? Остается речка, по которой можно плавать на лодке. Знать, не такая уж и "говнотечка" та речушка. В смысле - не ручеек, возведенный в ранг реки...
      Сведения о местонахождении базы и прилегающих окрестностях я собираю по крупинкам, словно старатель золотой песок. На сегодняшний день мне известно, в какой стороне и насколько далеко находится Москва, известно, что городишек - деревенек - хуторов - дач поблизости нету, известно, что лес вокруг смешанный и холмистый, и вот теперь я узнал о речке в том лесу. Повезло.
      - ...нах, бля. Погребу, бля, в парк, сука. Там, бля, в елках, должны, сука, черви водиться. Тогда-то, по-за тем летом, бля, когда генерал лодку пропорол, суку, я в парке, помню, за пять минут, бля, литровую банку, бля, нарыл, но тогда лето, бля, было дождливое, а ща, бля, сухостой, бля, суходрочка, сука... Ты-то, бля, чего, нах, в рань-срань-херань выполз, бля?
      - Дениску Гусарова иду натаскивать... Ой, бля! Он же ж, бля, просил никому ни гугу про индивидуальную дрючку, а я, бля, рот-решето, проболтался, бля, мудак...
      - Не ссы, бля. Не виделись мы, нах, не встречались, сука, сегодня.
      - О'кей, спасибо. Я тебя не видел, про занятия с Деном не говорил, сука, и ты меня, мудака, не встречал. О'кей?
      - Хокей, бля. Бывай.
      - Будь. Счастливой охоты.
      Дядя Федор покосолапил к парку, я похромал в обход жилой пятиэтажки. Он шаркал подошвами сапог, я стучал палкой. Сворачивая за угол, я оглянулся на лай Шарика и мяуканье Матроскина. Кот и пес охотились на птичек - пехотинец Шарик бежал по направлению парка, распугивая птах лесных, снайпер Матроскин жег пернатых взглядом, готовый в любой момент десантироваться с хозяйского плеча и атаковать добычу в полете. В редкие паузы между "гав" и "мяв" вклинивался добрый мат дяди Федора. Я свернул, и веселая картинка исчезла.
      Я шел в обход, огибал с торца пятиэтажку, в которой живу, но которую язык не повернется назвать "родной". За спиной остались изрешеченный асфальтовыми дорожками газон, детская площадка с качелями, левее помойка, вдалеке парк. Слово "парк" можно и правомерно поставить в кавычки, ибо в реалиях "парк" не что иное, как кусок леса, чуть более редкого, чем за стеной и за пятидесятиметровой полосой отчуждения по периметру базы.
      Обошел дом, где обитаю, можно сказать, с "семьей" (к сожалению, кавычки присутствуют), подхожу к огромной луже окаменевшего асфальта. Эту площадь мы, местные, так и зовем в обиходе - "лужей".
      Пересекаю лужу. По правую, увечную руку - приземистое здание гаража, постройка в два этажа, именуемая в обиходе "магазином", и "канцелярия" на этаж выше, на корпус шире.
      О магазине стоит сказать особо. В том же здании находится кинозал на первом этаже и медпункт на втором. Хотя медики оккупировали весь второй этаж, но постройку между гаражами и канцелярией все равно "больницей" никто не называет. Здешние крутые не желают лишний раз поминать медиков, как попы черта. Жрачки, шмоток и всякой приятной в быту фигни в магазине всегда полно, а кассовые аппараты отсутствуют. Вместо кассы - компьютер, куда срочник из обслуги заносит наши суммарные траты. Я, например, ни разу не получал зарплаты и я, конечно, спрашивал у Трофима, из какой суммы доходов исходить при планировании месячного бюджета, однако Трофим в ответ лишь рукой махнул, типа, трать сколько пожелаешь. Коммунизм, блин, честное слово.
      Заскрежетало слева, поворачиваю голову и вижу колбасу тира, что находится с другой стороны асфальтовой лужи, точнехонько напротив магазина, вижу Трофима, сиречь коменданта базы, подполковника Трофимова, который выходит из тира, забрасывая за плечо пару охотничьих двустволок и прижимая локтем к боку фасонистую замшевую сумку с бахромой.
      - Хаудую! - крикнул мне Трофимов и завозился с ключами, с замками дверей в тир.
      - Дуюду! - Я замедлил и без того небыстрое ковыляние.
      - Куда так раненько?
      - Купаться, - я позволил себе маленькую, невинную ложь.
      - Дядю Федора не видал?
      - Да ну его, - я досадливо отмахнулся культей. - Ну его, шулера. Позавчера дядь Федор уломал в очко сыграть, на американку, продулся я, к черту, в пух. Шесть желаний ему, нах-бля, должен, заманаюсь теперь у Шарика блох ловить, а для Матроскина из магазина сметану таскать.
      - Не бери в голову, - улыбнулся Трофим, пряча ключи в карман спортивных брюк трико. От широкой улыбки глубокий шрам на щеке подполковника изогнулся причудливой сороконожкой. - Дядька Федор, он забывчивый. Встретишь его, он и не вспомнит про позавчерашнюю американку. Сам только не напоминай.
      - Спасибо за совет.
      - Не за что.
      Очень интересно, переоденется Трофим к приезду генералов или так их и встретит, в тельняшке, в спортивных штанах с пузырями на коленках и грязных сандалиях? Вполне возможно, плюнет на переодевание и вихрастую башку без соответствующего убора. А к "пустой" голове, как известно, руку не прикладывают. Возможно, вместо "здравия желаю" поприветствует Трофим генералов панибратским "здрасть", сомнет шрам улыбкой и сообщит: мол, ежели желаете, господа хорошие, не только рыбалки, но и охоты, дык, за ради Бога-Христа, ружьишки в готовности.
      Трофим пошел к распахнутым дверям каптерки, к непрезентабельному, однако довольно просторному сараю с печной трубой над плоской крышей. Один угол сарая упирался в кирпичный бок соседа-тира, за другой угол убегает широкая, в две полосы, проезжая дорога. Вдали виднеется запруда КПП, стена с башенками, с колючкой поверху и бараки для срочников.
      Служба у солдатиков срочников тут на базе - лафа полная. Можно смело сказать - почти альтернативная служба, ей-богу. Солдатня присматривает за сантехникой и электричеством, убирает мусор, охраняет периметр и т.д. и т.п. И вся эта прелесть в обмен на подписку "о неразглашении", всего лишь.
      Кстати, даже ежели дембель из обслуги захочет нарушить подписку, ни фига он, болезный, особенного не "разгласит". Ну, разболтает о наличии присутствия охраняемого объекта, мол, есть в лесах, на расстоянии таком-то от столицы, огороженная стенкой с колючкой территория, ну и что? Ну сболтнет, дескать, на означенной территории, в быту называемой "базой", живут подозрительные военные, которые редко наряжаются в форму и субординацию промеж себя не блюдут. Случается, покидают базу, то по одному, то группой, а то и все сразу, и частенько возвращаются не "с воли", куда вроде бы отбывали, а из госпиталя. А некоторые, бывает, не возвращаются вообще. Иногда рыдает навзрыд одна офицерская жена, ставшая вдовой, иногда бабы голосят хором... Короче, ничего по-настоящему ценного солдатик не "разгласит", ибо на самом-то деле он здесь не служит, а прислуживает, и житье у него, как у довольного собственной участью раба на пиратском острове.
      О! Нашел! Вернее - нашлось, блин, замечательно точное сравнение. Пиратская база - это в десятку, в яблочко! Дядя Федор, честное слово, типичный старый пират с котом на плече вместо попугая. А Трофим - образцово показательный комендант пиратской крепости. Он и для головорезов свой человек, и на Большой земле в фаворе, и рабов зря не напрягает. И прочие пиратские капитаны да майоры ведут себя, как и полагается по понятиям джентльменов удачи. К знакам отличия, дарованным державой, флибустьеры равнодушны, друг за дружку умрут, ежели понадобится, однако и раненого товарища добьют, не поморщатся, ежели возникнет, конечно, таковая объективная необходимость. Ребят Кореец собирал поштучно, у всех БИОГРАФИИ. Ребята относятся к собственному телу, как к оружию, а к психике, как к электронной оружейной начинке. Ребята умеют молчать о былых ДЕЛАХ, и жизнь научила их не задумываться о будущем. Под стать и жены, у кого они есть женщины, привыкшие к страшным снам, готовые к одиночеству, к потере кормильца, но всегда или почти всегда показно веселые, не жалеющие для мужей и их друзей ободряющих улыбок, верные и надежные боевые подруги. А пиратские детишки избалованы чрезвычайно. Те, которые малыши. Детки постарше, с благословения Ея Величества Державы, отправляются в интернаты с соответствующим уклоном. Ея Величество заботится о преемственности поколений, взяв курс на взрашивание ДИНАСТИЙ, на формирование КЛАНА...
      Мои любопытные вороньи глаза зыркали украдкой по сторонам, все подмечая, как бы проводя ревизию давно приевшемуся пейзажу. В моих, переживших полтора года назад сильное сотрясение мозгах всплывали миражи воспоминаний и образов. Моя инвалидная трость, типа "клюшка", стучала резиновым набалдашником по асфальту. Я приближался медленно, но неотвратимо, к дальней оконечности центральной площадки "пиратской" базы, к спорткомплексу, к самому высокому строению и самому глубокому, если забыть о бомбоубежище.
      Поднимаюсь кое-как по ступенькам крыльца, толкаю палкой стеклянную дверь - не заперто, значит, Ден в отличие от меня не опоздал на свидание.
      Вхожу в холл, иду, хромаю мимо фрески, сработанной в конце семидесятых годов прошлого века. Во всю стенку намалевана Красная площадь, по брусчатке маршируют бравые десантники. В эпоху перестройки анонимный хулиган намалевал две круглые точки над буквой Е, чем изменил смысл надписи на Мавзолее, а дядя Федор периодически пугает Трофима собственным умением рисовать и грозится изобразить на трибуне главного могильника страны Владимира Владимировича.
      Сворачиваю к дверце, которую художник из патлатых семидесятых органично вписал в контуры Василия Блаженного. Вхожу в раздевалку, словно в храм, вхожу со словами:
      - Честь имею, месье Гусаров.
      - А совести не имеешь! Без двадцати шесть, маза фака!
      - Неужели? Как бежит время, с ума сойти. Может, спустимся в бассейн, окунемся для начала, а?
      - Не, пошли сначала в зал.
      - Как хочешь.
      Гусар уже переоделся в широченные боксерские трусы до колен, я ограничился тем, что скинул кроссовки и пошел за ним, тоже босым, мимо душевых, мимо поворота к сауне, в зал.
      Зал огромен, хоть в футбол играй, причем не мини, утреннее солнце робко светит в бойницы зарешеченных окон под высоким, высоченным потолком. В зале сумрачно и прохладно. Расплывчатые контуры тренажеров в дальнем углу смахивают на пыточные агрегаты средневековой инквизиции. В другом углу кладбище спортивных животных, там валяются изувеченные пиратами легкоатлетические конь и козел, там же болтаются, свисают с вмонтированной в стену консоли кольца, как две петли с виселицы.
      - Слышь, Гусар, лучше в мы в парке стрелку забили. Для нашенских забав зала в принципе ни на фиг не нужно. В бассейн бы сходили, так был бы смысл приходить под крышу, а...
      - Показывай, - перебил Денис Гусаров.
      - О'кей, как скажешь. С чего начнем?
      - Со "спотыкалочки".
      "Спотыкалочкой" ребята обозвали трюк, при котором исполнитель останавливает прохожего криком. Хитрость в том, чтобы крикнуть коротко и звонко в тот момент, когда человек собирается поднять ногу для следующего шага.
      "Спотыкалочка" - фокус из арсенала гэндзюцу. Сие искусство - гэндзюцу было завезено в Японию в эпоху раннего Средневековья из Индии через Китай и Корею. Конечно, в Индии это "искусство обмана" называлось иначе, там его практиковали факиры, а на Островах искусных фокусников стали именовать "гэндзюцуси". Ниндзя многому научились у иллюзионистов гэндзюцуси, многие трюки и фокусы взяли, так сказать, на вооружение.
      Я охотно показываю ребятам разные трюки, помимо прочего весьма полезные, но никогда не объясняю, почему тот или иной фокус у меня получается, а у них нет. Ребятам, между прочим, больше нравится осваивать фишки гэндзюцу, чем нарабатывать иные, более серьезные навыки, ибо в каждом настоящем мужике до конца жизни живет мальчишка, и это, на мой вкус, совсем неплохо, скорее наоборот. Я демонстрирую группе желающих каждый трюк множество раз, разрешаю ученикам его и себя обсуждать, дискутировать, однако тем, которые мозгуют до сути трюка, строго-настрого запрещено делиться откровениями с товарищами. Я не издеваюсь над ребятами, просто, ежели ты сам, самостоятельно, что называется, "просек фишку", тогда трюк становится как бы твоим личным изобретением, и ты в силах не только его повторить, но и усовершенствовать. Точно так же ремеслу гэндзюцуси учил меня когда-то дедушка. Ребята не против подобной, в духе дзэн-буддизма, методики обучения. Более того, им чертовски нравится так учиться. Той же "спотыкалочке" в конце концов научились все, а один насобачился "спотыкать" прохожих беззвучно, жестом, так, как даже я не умею. Денис Гусаров - исключение, ни фига у него не получается, как бы он ни морщил лоб, как бы ни драл горло. Ребята над Деном посмеиваются, а он злится. Ахиллесова пята Гусара - дефицит самоиронии. Гордый Ден, замученный насмешками коллег, попросил меня об индивидуальном занятии, и вот мы здесь, работаем.
      - Кийя! - кричу я, Ден спотыкается.
      - Продолжаем, - упорный Ден снова меряет шагами зал.
      - Давай, повторение - мать учения... Кийя!
      Ден споткнулся.
      - Гусар, расслабься. На тебя смотреть больно. Да не сверли ты меня глазами, шагай спокойно. Шагай-шагай... Кийя!
      Ден упал.
      - Почему ты упал, подумай.
      - Одна нога за другую зацепилась. Подъем стопы за щиколотку. - Ден прыжком поднялся с пола. - Фишка в крике, да? В тембре звука? Ну подскажи, не жмись! Я читал, что криком можно научить вообще убивать. Фишка в инфразвуке, да? Определенные частоты воздействуют на нужные участки мозга, да?
      - Извини.
      - За что?
      - Я сморозил глупость, зря велел тебе думать. Выключи думалку, доверься интуиции. Шагай и не смотри под ноги. Марш! Марш-марш... Кийя!
      - Опять! Опять, маза фака, нога за ногу зацепилась! Как? Как ты это делаешь?!
      - Шагай. Ать-два, ать-два... Кийя!
      - Фак! Опять...
      - Отставить трепотню. Шагом а-арш! Левой... левой... Кийя!
      - Опять, фак по маза, я...
      - Рот закрой! Левой - правой, левой - правой... Кийя!
      Ден споткнулся.
      - Марш, не стой. Правой - левой, правой... Кийя!
      - Фак! - Гусар послушно споткнулся. - Ты меня, факер, с ноги сбиваешь.
      - Чего я делаю?
      - Под ногу говоришь, орешь то есть...
      - Не понял?
      - Есть такое выражение: "Не говори под руку", а ты не под руку, а под ногу говоришь, то есть орешь...
      О, великий Будда! Наконец-то до него дошло!
      - Поздравляю, ты понял суть.
      - Мазар факер... Неужто?.. Неужели все так просто?
      - Все гениальное просто, месье Гусаров. Поздравляю, Ден, - научился "спотыкалочке", пошли теперь в бассейн.
      - Нет, погоди! Как это "научился"? Я понял...
      - Стоп! Стоп, молчи. Ты ПОНЯЛ, остальное не важно. Раз понял принцип, значит, сможешь им пользоваться, андестенд?
      - Нес, оф кос... Не, погоди, ни хрена не оф кос. Я вот, к примеру, понимаю принцип прыжков с шестом, подай мне шест, и хрен я...
      - Стоп! А ты пробовал?
      - Чего? Прыгать с шестом? Не-а, не доводилось... Неужто ты думаешь, что я, хы, дай мне сейчас спортивный шест, ха-хы... Не, прыгни я сейчас с шестом, и его, шест, сломаю, и сам дерябнусь, мало не покажется.
      - Ежели правильно понимаешь принцип и физически способен в него вписаться, то не дерябнешься, отвечаю.
      - Как это "вписаться в принцип"?
      - Объясняю на собственном примере. Тебе известно, что я, прежде чем стать калекой, был неплохим бойцом, да? И сегодня мой мозг, психика, рефлексы помнят принципы рукопашного боя, но тело уже не то, понимаешь? Форма, так сказать, не соответствует содержанию. Помнишь, как ты меня в прошлом году отметелил? У меня не то чтоб контратаковать, даже защищаться толком не получилось.
      - Маза фака! - рассердился и одновременно смутился Гусаров. - Мы ж договаривались: кто старое помянет, тому глаз вон.
      - Во-во! В том-то и дело - ты мне глаз вышибешь запросто, а я... Ладно-ладно! Молчу, молчу, проехали. В чем смысл корявого словосочетания "вписаться в принцип", усек?
      - Да...
      - Вот и славно. Аида купаться.
      Я похромал обратно в раздевалку. Гусар нехотя пошел следом. Хоть и вспомнил я о рукоприкладстве Гусарова вроде и к месту, и по делу, однако Денис угрюмо сопит, неприятны ему воспоминания об избиении калеки убогого, ясен пень. Обижать слабых и больных недостойно бойца, тем паче обижать незаслуженно. Разве я виноват в том, что Корейца, образно выражаясь, "ушли"?
      Ден обожал Корейца, чуть ли не боготворил узкоглазого отца, командира, которому пришлось написать рапорт после провала операции, в коей я был ключевым звеном. Бультерьер выполнил полученное от Корейца задание, не щадя себя, чудом выжил, один из всех, присутствующих на ристалище берсеркеров, превратился в инвалида, и, сами посудите, какие могут быть к нему, то бишь ко мне, претензии? Никаких! В том, что Держава проворонила "эликсир Тора", виновным сочли Корейца, ну а я, честное слово, едва не разрыдался весьма натурально, узнав от Черных, что на самом деле выполнял роль носителя радиомаячка всего лишь.
      До ухода Корейца в отставку генерал Черных, недавно переведенный из Ленинградского военного округа в столицу, ограничивался посреднической деятельностью. Господин Черных Александр Ильич, наш бравый верховный военачальник, чуть ли не от Самого лично получал задания, доносил их суть до Корейца и давал "добро" узкоглазому на разработку оперативных мероприятий. И деньги на осуществление тех мероприятий Черных принимал, и поощрения за решения поставленных задач получал исправно, и знал загодя, на кого свалить груз ответственности, ежели в отлаженном функционировании спецподразделения произойдет сбой.
      Сбой произошел. Корейца назначили крайним, и Александр Ильич Черных вынужденно взял бразды правления пиратской гвардией в свои волосатые руки.
      На поиски, поимку и вербовку Бультерьера были потрачены деньги и время, которое тоже имеет экономический эквивалент, разумеется. Я пребывал в госпитале в состоянии средней тяжести, а генерал Черных тем временем турнул Корейца и проштудировал отчетность по теме "Бультерьер". Глянул их высокоблагородие на столбик цифирей и распорядился прежде всего похитить Клару вместе с Машенькой. За Кларой, конечно же, приглядывали, а потому изъяли ее и дочку легко, чисто, быстро. Без шума и пыли, как говорится. Зачем их похищать? Спросите об этом у Александра Ильича, думаю, он ответит глубокомысленно и туманно: мол, женщину с девочкой переместили, дабы "привязать" Бультерьера к базе. Вы спросите: за каким чертом держать калечного Бультерьера, образно говоря, "на привязи"? Полагаю, Черных ответит еще более расплывчато и уклончиво. Сильно подозреваю, он и сам себе не ответил внятно на сей каверзный вопрос. А невнятный ответ очевиден: надо же как-то "подбить бабки", подвести баланс под столбиками цифр. Хоть какой-то баланс, типа - "эликсир Тора" в минусе, зато разработка "по Бультерьеру" в плюсе, повязан он теперь, нам служит, собака.
      Между прочим, формально Бультерьер, он же Семен Андреевич Ступин, по сию пору числится в розыске. Еще навещая меня в госпитале, то есть приехав на меня полюбоваться "вживую", так сказать, Черных намекал, что "дела" (не "дело", а "дела") Бультерьера прокуратурой отнюдь не закрыты. Формально меня прячут на базе от следствия и в то же время мне присвоено гордое звание прапорщика (хотя я и офицер запаса, наверное, уже капитан как минимум по документам, что пылятся в военкомате одного из районов Москвы).
      Формально С.А. Ступину, помимо позорного звания, присвоен задним числом оперативный псевдоним "Бультерьер". Так сказать, нарекли собачьим псевдонимом официально. И в то же время мне, а также моей женщине, запрещено покидать территорию базы.
      Короче, положение более чем двусмысленное. Трехсмысленное положение, я бы сказал, помня о Кларе и Машеньке. Они, мои любимые, с одной стороны, вроде как спасены от тирании ублюдка, который по закону до сих пор является мужем Клары и отцом Машеньки, а с другой стороны - они живут за забором, как в тюрьме. Пусть и в комфортабельной, но в тюрьме, черт подери. Они заложницы, а я вроде осужденного в ожидании суда. И одновременно я числюсь прапором, то есть типа амнистирован, но ВРЕМЕННО. В общем, черт знает чего, а не положение. "Система сдержек и противовесов" - так называли схожую кадровую политику во времена Ельцина.