Работая в реанимации, Миша насмотрелся всякого. Еще одна нелепая смерть шокировала его как человека, однако ничуть не удивила как врача-реаниматолога. Противоестественное для людей любых других профессий желание узнать медицинские подробности кончины молодой, с виду здоровой женщины для Чумакова-врача было вполне естественным. Он попытался разыскать Диму. Кто еще, кроме новоиспеченного вдовца, способен ответить на вопросы доктора Чумакова? Милиционеры, зарегистрировавшие смерть? Бригада «Скорой помощи», опоздавшая на вызов?

Когда в адресном столе Мишу отшили, дескать, «по одному только Ф. И. О. мы вашего человека искать не будем», когда знакомый компьютерщик отыскал на Си-Ди-диске с номерами телефонов москвичей пару десятков Антоновых Д. Ю. и несколько Дмитриев Юльевичей послали подальше позвонившего им Мишу, вот тогда Чумаков всерьез задумался о розысках коллег из «Скорой помощи» или визите в местное отделение милиции.

Задумался, прокрутил в голове возможные оперативно-розыскные мероприятия, но ничего делать не стал. Жизнь текла своим чередом, умирали и воскресали больные в реанимации, обвисали ушки у породистых щенков, то и дело ломался стальной конь породы «жигуль», и постоянно хотелось спать. Время лечило доктора Чумакова, и мало-помалу Ирина забылась совсем.

Но вот Миша проскочил на красный возле метро «Новые Черемушки» и увидел Диму или его точную копию. Шутка теории вероятностей. Причуда судьбы. Игра природы. Димин двойник за рулем «БМВ», Миша в «Жигулях». Бок о бок, борт в борт. И угасшая искра воспоминаний вспыхивает вновь. И Миша мчится за «БМВ» очертя голову, плюнув на сиюминутные проблемы.

Следуя за «БМВ», Миша свернул возле метро «Беляево» в сторону Юго-Запада, проехал метров двести и снова свернул, резко ушел с автомобильной трассы в лабиринт дворов и двориков. Иномарка впереди прибавила ходу, Мише показалось, что человек за рулем «БМВ» заметил преследование и пытается оторваться от погони.

— Придурок! Куда ты так гонишь, на фига устраивать скоростной слалом среди помоек и детских площадок?! — вслух высказался Миша, попутно про себя уговаривая ногу на педали газа расслабиться. — Идиот! Кого ты боишься? Меня? Не бойся, кретин, я спрошу, от чего Ира умерла, узнаю, где она похоронена, и прощай навсегда. Морду бить не стану, поздно тебе по харе стучать, умерла Ирка. Сбрось скорость, кретин! Может, ты, автогонщик хренов, вообще не тот, кто мне нужен. Может, я перепутал и ты просто похож на Диму Антонова. Фиг тебя знает. Ну, куда ж ты так гонишь, псих!..

Угольно-черная иностранная автомашина свернула за торец очередного дома-кирпича. Миша на мгновение потерял ее из виду, и тут ему пришлось вдавить до отказа педаль тормоза — прямо перед носом «Жигулей», откуда ни возьмись, возник мальчишка на роликах с таксой на поводке.

Хвала всевышнему, хоть на этот раз тормоза не подкачали. «Жигуль» остановился буквально в метре от мальчика. Залаяла такса. Что-то обидное в адрес Чумакова прокричали старушки со скамейки под раскидистым кустом бузины. Миша отер пот со лба тыльной стороной ладони, грубо, витиевато выругался, проводил взглядом быстро удаляющегося по направлению к импровизированной баскетбольной площадке малолетнего роллера вместе с забавно скачущей таксой и тихонечко тронул машину с места.

— Ну, теперь я «бээмвуху» из принципа догоню, итить ее мать!.. — процедил Миша сквозь зубы. — Думаешь, ушел, псих? Шумахер на хер, гонщик долбаный...

Свернув за угол, Миша немало удивился, увидев черный «БМВ», припаркованный подле ярко оформленного входа в некое подвальное помещение.

Кто теперь знает, на кой черт архитекторам-планировщикам семидесятых годов двадцатого столетия понадобилось устраивать отдельный вход в подвал конкретно этой, вполне типичной панельной пятиэтажки. Между тем вход имелся. Маленькое крылечко врылось в газон между двумя стандартными парадными. Бетонные ступеньки вниз под ярко окрашенной крышей. В ядовито-зеленый цвет крышу покрасили явно совсем недавно. Может, месяц назад, в крайнем случае весной. И гирлянду лампочек к крыше приладили, такое впечатление, только позавчера. Бетонные ступеньки тоже выкрасили, и тоже недавно, причем работал тот же художник-дальтоник. Ступеньки были красными. Ежели спуститься по покрасневшим ступенькам на полтора метра ниже газона, то упрешься в железную дверь с глазком. Ярко-желтую. На желтом контрастно смотрятся три черные семерки и синяя надпись «Бар».

К бару-подвалу вела хорошо протоптанная тропинка через газон. У истоков тропинки стояли старенький задрипанный «Фольксваген» и ухоженный «БМВ» — объект Мишиного преследования.

«Выходит, Дима ни от кого не убегал, а просто очень спешил в этот гадюшник, так, что ли? — подумал Миша, паркуя „Жигули“ рядышком с „БМВ“. — Похоже, что так...»

Уже через минуту Чумаков дергал желтую дверную ручку питейного заведения, помеченного тремя семерками. Бесполезно, дверь открываться не желала. Миша толкнул плечом крашеное железо. Заперто. Кнопки электрического звонка около дверного косяка не наблюдалось, пришлось стучаться, колотить по двери кулаком. Причем довольно долго.

Мигнул дверной глазок, скрипнули петли. Дверь цвета спелого подсолнечника отворилась. За порогом «Трех семерок» стоял, загораживая тщедушным телом вход в заведение, низкорослый, тощий, коротко остриженный пацан, одетый в широченные брюки клеш и тельняшку.

— Ты кто? — спросил паренек в тельняшке равнодушно.

— Конь в драповом пальто! — автоматически нахамил Миша в ответ на глупый вопрос малолетнего привратника и тут же себя одернул. Негоже ссориться со здешним швейцаром. Чумаков заставил себя улыбнуться, постарался, чтоб улыбка получилась максимально доброжелательной. — Привет, морячок! Сюда к вам в трюм только что вроде бы мой знакомый зашел, хочу перекинуться с ним парой слов. Подвинься, морячок, дай пройти, о'кей?

— А ты кто? — переспросил парень, оставаясь стоять в проходе столбиком.

«Спокойно! Не заводись», — отдал себе мысленный приказ Миша, набрал побольше воздуха в легкие и выложил на одном дыхании:

— Я доктор Чумаков, Михаил Викторович, врач-реаниматолог Московской медицинской академии имени Сеченова, по совместительству работаю ветеринаром в ЦКБ. Еще вопросы есть? Теперь мне можно пройти, а?

— Проходите... — Безразличное выражение на лице парня сменила подобострастная слюнявая улыбочка, глазки забегали. — Проходите, давайте...

Парнишка посторонился, Чумаков шагнул в подвальную прохладу, у него за спиной щелкнула замком дверь.

— Доктор, помогите раскумариться. — Парнишка схватился цепкими пальцами за рукав Мишиного пиджака. — Ломает сильно, доктор, мочи нет терпеть.

Чумаков вдоволь насмотрелся на наркоманов в реанимационном отделении Медицинской академии, и обмануть его было трудно.

— Не свисти! — Передернув плечами, Миша освободил от захвата пиджачный рукав. — Ни фига тебя не ломает. Небось принял дозу с утра и добавить хочешь, только и всего.

— Доктор! Реально ломает, бля буду, — заныл парнишка, цепляясь за одежды Чумакова и удерживая Мишу в тесном предбаннике возле дверей на улицу. — Ну, хоть колесико продайте задешево. Бабки на кармане, вы не думайте, не халяву прошу...

— Отвали! — Миша отстранился от наркомана в тельняшке. — С чего ты взял, что я наркотой торгую?

— Ты ж сам сказал, по типу, ты доктор.

— Ну и что? Что, простому доктору, не торгующему наркотиками, нельзя в бар зайти, что ли?

Не дожидаясь ответа на сей риторический вопрос, Миша резко повернулся спиной к юному наркоману и решительно двинулся в глубь коридорчика. Шесть быстрых шагов, поворот налево, и Чумаков оказался в небольшом прямоугольном зале.

Солнечный свет едва пробивается сквозь зарешеченные окна-бойницы под потолком. Тихо играет музыка что-то попсовое, в три аккорда. Мелодия почти не слышна из-за разноголосого гомона посетителей. Вдоль одной стены расставлены столики о четырех хилых ножках и стулья с гнутыми спинками. Вдоль другой — стойка бара и возле нее высокие табуретки. Все места заняты. В тесном для такого количества народа помещении не продохнуть от дыма. Посетители — сплошь мужчины характерной наружности. И только в дальнем от Михаила углу прямоугольной комнаты одинокая дама с ярким макияжем, в безумно короткой мини-юбочке дергает рычаг игрового автомата — так называемого однорукого бандита.

Бандитов Миша определял на раз. Опять же вследствие богатого жизненного опыта, приобретенного в реанимации, где то и дело приходилось вытаскивать с того света соответствующего вида мужиков с огнестрельными ранениями разной степени тяжести.

«Один механический и раз, два, три... до фига живых, здоровых, в меру пьяных бандитов. Похоже, действительно простому доктору, не торгующему наркотой, здесь нечего делать, — подумал Миша, оглядываясь. — Чужие сюда не ходят. Типичный бандитский притон. На хрена, интересно, сюда пожаловал Дима Антонов? Даже если я обознался и за рулем „БМВ“ сидел не Дима, а человек, на него похожий, все равно тот гражданин абсолютно иного архетипа. Трудно его представить в здешнем гадюшнике. Хотя внешность обманчива... Где же он, интересно? Куда спрятался? Не под стол же он залез, в самом деле?»

Осмотр подвала-притона и выяснение социальной принадлежности его завсегдатаев заняли у Миши пять секунд. Определившись на местности и не обнаружив того, кого искал, Чумаков поспешил ответить на удивленный взгляд бармена.

Суровый дядька в черной футболке с золотым крестом навыпуск буравил Мишу взглядом с того мгновения, как он возник на пороге питейного зала.

— Здрасьте. — Миша кивнул бармену, сделал шаг и оказался возле стойки. — Я дико извиняюсь, я ищу высокого черноволосого мужчину, чья «бээмвуха» припарковалась у входа в ваше замечательное заведение. Не подскажете, где он тут у вас прячется?

— А ты кто?! — спросил бармен громко. Так громко, что те из посетителей «Трех семерок», которые до сих пор не заметили появления чуждого элемента в баре-подвале, тут же повернули коротко стриженные головы и уставились на Мишу, будто он не обычный гражданин в костюме при галстуке, а пришелец из космоса в сверкающем скафандре.

Ответить бармену Миша не успел.

— Он доктором обозвался, — раздался из-за спины Чумакова голос юного наркомана. — Сказал, по типу, притащился к корешу.

— Братва, кто этого чувака знает? — обратился бармен к публике, указав на Мишу скрюченным средним пальцем правой руки, украшенным массивным перстнем-печаткой желтого металла.

Братва ответила молчанием. Гомон, еще минуту назад заглушавший попсовую музыку, стих. И только девушка возле игрового автомата продолжала тихонько материться, дергая механического бандита за единственную никелированную конечность. Все, кроме девицы, увлеченной игрой, смотрели сейчас на Мишу. Кто с подозрением, кто с откровенным недоверием, кто пьяно ухмыляясь.

— Я еще раз дико извиняюсь. — Миша невольно отступил на шаг, поближе к выходу из питейного зала. — Наверху у входа припаркована черная «бээмвуха»...

— Череп, глянь-ка, есть там «БМВ» на улице? — перебил Мишу бармен, на мгновение скосив глаза в сторону затихших братков.

— Ща! — откликнулся плечистый молодой человек с лошадиным лицом, смакующий пиво за одним из столиков.

Череп поднялся со стула, использовал его как ступеньку и без всяких церемоний взобрался ногами на шаткий стол, едва не опрокинув пустую пивную и ополовиненную водочную бутылки.

Вытянув шею и заглянув в прямоугольник окна под потолком, Череп отрапортовал:

— Нема «бумера». Моя тачка на месте, «жигуль» чужой появился, боле никаво.

— Как это «нема»? — опешил Миша. — Там она, у входа!

— Пургу гонишь, пацан! — Череп спрыгнул со стола. — Туфту толкаешь. Нема «бумера».

— Сечешь, доктор? — оскалился нехорошей, слегка хмельной улыбкой бармен. — Колись, почто сказки сочиняешь?

— Я, кажется, понял! — Миша хлопнул себя ладошкой по лбу. — Меня обманули! Обставили, как распоследнего лоха! «Жигуль» наверху мой. Я за этой «бээмвухой» от Калужской ехал, почти догнал и обмишурился на финише! Водила в «БМВ» тормознул возле входа в ваш бар, спрятался, наверное, в соседнем парадном, я его как дурак сюда кинулся искать, а он прыг за руль и с концами!..

— Как звали того водилу, доктор, что от тебя драпал? И с чего вдруг он тебя так испугался, можешь сказать?

— Антонов. Дмитрий Юльевич Антонов его зовут. А убегал он от меня потому, что... потому... — Миша замялся. Он и сам толком не знал, почему шикарная «бээмвуха» так боялась встречи со скромной «шестеркой». — Потому, что, наверное, он меня с кем-то спутал...

— Спутал, говоришь... Хе! — усмехнулся бармен. — Ладно. Пусть так. Братишки, знает кто Диму по фамилии Антонов?

Кто-то мотнул головой: нет, мол, не знаю, кто-то высказался на предмет «пурги» и «туфты».

— А может, это был и не Антонов, — поспешил уточнить Миша. — Я мужика в «бээмвухе» мельком видел, очень похож на моего знакомого Диму, он такой высокий, черноволосый, одет в...

— Хватит! — рявкнул бармен. — За кого ты нас держишь, чувачок?! «БМВ», которого нет, Дима-не-Дима, которого никто, даже ты не знаешь. Ты кому гонишь? Колись, че пришел, а? Кто ты есть, в натуре? По-быстрому колись, не то братва совсем обидится, въехал?!

Самое смешное — Мишу совсем не задели крики бармена и хмурые, у кого презрительные, у кого злые, взгляды братвы. Все правильно, все так, как задумал Дима-не-Дима, водитель «БМВ». Подставил Мишу классно! Сейчас Миша окончательно уверовал в то, что произошла какая-то фатальная, одновременно трагическая и анекдотичная путаница. Сначала Миша перепутал мужика в «БМВ» с Димой. Ведь правда — нет смысла Антонову избегать встречи с Мишей! Ну никакого резона у Димы нет удирать очертя голову. Значит, Миша обознался. И Димин двойник, мужик в «бээмвухе», тоже обознался, факт! Засек преследование, перепутал «жигуль» Чумакова с машиной кого-то крутого и страшного. И пустился в бега. Местные бандиты обязательно должны знать водителя «БМВ», ведь не зря, ох, не зря он тормознул возле бара «Три семерки». Он-то знал, сволочь, где, в каком месте отрубить «хвост». Будь ты хоть суперкрутым, качать права в окружении толпы пьяных бандитов не получится. Но как все эти домыслы, подозрения, прозрения и версии донести до затуманенных алкоголем мозгов стада быков, которым не терпится попинать копытами непрошеного подозрительного гостя. Никак! Переговоры, уговоры, объяснения невозможны. Надо сваливать, пока не поздно.

— Ну, че примолк? В молчанку играть пришел, в героя-партизана? Ох, и не нравишься ты мне, доктор, ох, не нравишься... — выразил бармен свое и, похоже, общее мнение.

— Я и сам себе уже разонравился, — попытался пошутить Миша и как бы невзначай сунул левую руку в карман пиджака. — Извините за компанию, ребята. Чувствую, мне здесь не рады, ухожу.

— Как это ты уходишь?! А ну...

Окончание фразы, произнесенной барменом, никто не услышал. Да и вряд ли он сумел договорить то, что хотел. Хотя и продолжал по инерции чавкать, когда звуковая волна силой в 150 децибелов ударила по ушам всем собравшимся в баре.

Мини-сирену производства штатской фирмы «Экскали-бэр» Миша приобрел аж за пятьдесят долларов по выписке из больницы, куда попал после памятной зимней стычки с замаскированными под бомжей костоломами. Устройство, как сообщалось в инструкции, предназначалось тем, кто «увлекается утренними и вечерними пробежками», так, во всяком случае, перевел с английского назначение мини-сирены Мишин знакомый доктор-полиглот из соседнего хирургического отделения. Он, хирург-толмач, и продал Чумакову «средство звуковой самообороны». Предполагалось, что мини-сирена оказывает направленное воздействие. Направил ее на хулигана нужным концом, нажал кнопку, и агрессор получил по ушам децибелами. 150 децибеллов — это о-го-го! В описании хитрого американского устройства сообщалось, что, дескать, самолет «Кондор» создает при посадке шумовой фон всего-то жалких 118 децибелов, и предлагалось сравнить шум от громадного самолета с визгом карманной пищалки. Миша сравнил и выяснил, что обещанное в описании «направленное воздействие» — полное или частичное — вранье. Во время тогдашнего пробного включения, может, и менее 150 децибелов атаковало барабанные перепонки Чумакова, предусмотрительно вытянувшего подальше руку с сиреной и «прицелившегося» в голубя на ветке дерева за открытым окном сортира родного реанимационного отделения, однако хватило и Мише, и птичке. Голубя снесло, словно то была не звуковая волна, а порыв ураганного ветра, а Миша минут десять ничего, кроме писка в ушах, не слышал. Что, впрочем, казалось не так уж и плохо. Какими словами крыл его завотделением, прибежавший в сортир на вой сирены, Чумаков не понял. А то бы еще ответил и начальнику сгоряча и вылетел с работы.

Мини-сирену Миша немного доделал — добавил к обтекаемой конструкции некрасивый, самопальный, зато надежный фиксатор кнопки «PLAY». В чумаковской модификации сирена превратилась в своеобразную шумовую гранату. Благо корпус тверд, рассчитан на нечаянное падение американского физкультурника. Теперь сирену можно включить и метать, например, в угонщиков автомобилей или в толпу пьяных бандитов. Жалко заплаченных пятидесяти баксов, конечно, но что делать, здоровье дороже.

Миша вытащил из кармана усовершенствованное устройство фирмы «Экскалибэр» с проворством ковбоя, выхватывающего «кольт» из кобуры. Вдавил кнопку «PLAY», непроизвольно присел, когда жахнуло по ушам, хотя и был готов оглохнуть, дрогнувшим пальцем зафиксировал пусковой механизм в рабочем положении и швырнул импровизированную гранату под ближний к себе столик.

Если у готового к звуковой агрессии Чумакова подогнулись самопроизвольно коленки, то что говорить о завсегдатаях «Трех семерок», расслабленных выпивкой и никак не ожидавших удара по слуховым нервам силою в полтораста децибелов. Активизированное сигнально-шоковое заокеанское изделие произвело в буквальном смысле эффект разорвавшейся бомбы.

Бармен исчез под стойкой. Череп дернулся, потерял равновесие, рухнул на заставленный бутылками столик, опрокидывая и его, и себя. Девушка, терзавшая игровой автомат, отпрыгнула от «однорукого бандита» и сшибла инстинктивно вскочившего с насиженного места толстенного, похожего на штангиста-тяжеловеса амбала. Самые звукоустойчивые (или самые пьяные) бандиты втянули головы в плечи, зажали уши ладонями и оскалились, будто хлебнули уксуса ненароком, но большинство, подобно Черепу, девушке и бармену, шарахнулись кто куда. Кто вниз, кто вверх, кто в сторону. Конечно, шок первых мгновений звуковой атаки пройдет очень быстро, однако секунд десять форы у Миши было.

Едва рука рассталась с заморской сиреной, Миша резко развернулся на каблуках, с проворством заправского регбиста налетел корпусом на застывшего за спиной наркомана в тельняшке, опрокинул его на пол и выскочил в коридорчик, ведущий к двери на улицу.

Три стремительных прыжка, и Миша возле заветной двери. Чуть дрогнувшие пальцы крутанули колесико «французского» замка, рывок дверной ручки на себя, длинный прыжок вперед и вверх, навстречу солнцу, короткий спринт через газон к дожидающейся хозяина «шестерке», судорожные поиски ключей, счастливое попадание ключа в скважину с первой попытки, нырок в кабину, глубокий вдох, старт!

Совсем недавно Миша проклинал лихача в «БМВ» за неоправданный риск во время слалома по узким дворовым дорожкам, теперь же сам превратился в психа-автогонщика, ежесекундно рискующего расшибить машину о кирпичный угол помойки или врезаться в один из многочисленных автомобилей, припаркованных по обочинам. Или наехать на кого-нибудь. Миша насиловал клаксон, пугая детей и старушек, но сам сигнала не слышал — сказывалось воздействие на слух 150 децибел. Способность различать звуки Чумаков обрел через десять минут, когда выехал дворами на Профсоюзную улицу и наконец успокоился.

«Возле „Трех семерок“ стояла только машина Черепа, как он сам сказал, — рассуждал Миша. — А народу в кабаке полно. Вывод — там собираются бандиты местного розлива. Тусовка по территориальному признаку... Представляю, как самые лихие бандюки кинулись за мной вдогонку под завывание сирены. Выбежали на улицу и сообразили, что колеса одни на всех, а хозяин колес пьян, валяется под столом. И сирена до сих пор надрывается, поди еще найди пищалку под столом, я ее удачно зашвырнул к самой стеночке. Я их сделал, гадов! Ушел! Не догонят. Сейчас не догонят, а потом... Вероятность того, что меня, такого шустрого и наглого, станут после разыскивать, минимальна. Ругать будут, клятвы давать: мол, „уроем, в натуре“, тем дело и кончится. Ну а вдруг, „в натуре“, зациклятся и устроят общемосковский розыск — фиг меня найдут. Выгляжу я стандартно, уверен, что номера „Жигулей“ никто не засек. Вот только... Какой же я кретин! Я ж наркоману по полной программе представился! Сказал, как зовут, фамилию назвал, место работы. Идиот! Понтярщик хренов... Хотя чего я дергаюсь? Он наркот, и при желании ни фига бы не запомнил. Регулярные приемы наркоты не способствуют развитию памяти. Да и нормальный человек, скажи ему скороговоркой, походя, кто ты и где работаешь, вряд ли сумеет все запомнить и повторить. А если наркоман, вопреки логике, что и запомнил, так скорее всего в его затуманенных мозгах осталась аббревиатура ЦКБ. Ха! Пусть ищут ветеринара Чумакова в Центральной клинической больнице, флаг в руки!.. Так что бояться нечего. Надо остерегаться заезжать в этот район какое-то время — и все, остальное о'кей...»

Миновав светофор на Черемушках, косвенно повинный в произошедших злоключениях, Чумаков окончательно успокоился. И вспомнил о насущном. Пейджер, как Миша швырнул его на сиденье рядом с водительским, так там и валялся. Миша перестроился в крайний правый ряд, как только заметил будку таксофона, остановил машину, взял в руки пейджер и посмотрел, что успел телеграфировать Борис Николаевич Тузанович, пока мастер резать щенячьи ушки терзал децибелами уши бандитские и занимался прочими делами личного характера.

Борис Николаевич сбросил на пейджер всего одну фразу. Короткую, емкую, судьбоносную: «Ты уволен».

Прежде чем выйти из машины и связаться с Тузановичем посредством уличного таксофона, Миша закурил и всласть выматерил Бориса Николаевича. Вслух. Материться в уме — бесполезное дело, эффект не тот.

Спустив пары, Чумаков достал из «бардачка» телефонную карточку и пошел звонить в ЦКБ. Повезло. Дозвонился с первой попытки.

— Алло! Борис Николаевич. Чумаков на проводе. Я дико извиняюсь, тут со мной одна неприятность приключилась, одно непредвиденное обстоятельство...

— Ты чего орешь?

— А? Громче говорите, плохо слышу.

— Не ори, говорю. Орешь, как глухой, уши вянут... Повезло тебе, Чумаков!

— Не понял?!

— Повезло тебе, говорю! Пейджер читал?

— Нет, сообщения за последний час еще не пролистывал, потому как у меня...

— Не ври! Прочитал, что тебя уволили, и звонишь, собираешься оправдываться. Я ж тебя знаю как облупленного, Миша! Расслабься. Не нужно оправдываться. Увольнение временно отменяется. Повезло тебе, Чумаков. Позвонил бы ты пять минут назад, я бы тебе сказал! Я бы тебе сказал все, что про тебя думаю! И уволил бы к чертям собачьим! Но ты везунчик, Мишаня. Я только сейчас принял неотложный вызов от клиента, повесил трубку, думаю, кого послать, все на вызовах, все заняты, и, как специально, ты звонишь. Езжай на Юго-Запад, на улицу Двадцати шести бакинских комиссаров. Ты ж, надеюсь, там рядом, да?

— Да вообще-то, но...

— Никаких «но»! У клиента собака помирает. Старый волкодав на что-то наскочил, дрянь какая-то у него в плече застряла. Инструмент, анестезия, все для серьезной операции взял с собой, не забыл?

— Как всегда. Комплект в машине. А как же заказ с Калужской, я в принципе недалеко...

— Там уже другой работает. Дуй на Юго-Запад. И смотри мне, если через двадцать минут клиент позвонит и скажет, что ты еще не приехал, уволю раз и навсегда! Дошло?

— Дошло. Говорите точный адрес.

— Езжай давай! Адрес на пейджер сброшу, бегом!

Миша повесил трубку и поспешил к машине. Быстрее всего до Юго-Запада проскочить через Беляево, но по известным причинам Чумаков поехал до поворота у метро «Профсоюзная», а там через Университет.

Особой радости от перспективы ковыряться скальпелем в собачьем плече Миша не испытывал. Да, при удачном раскладе можно рассчитывать на хорошие чаевые от хозяина. Если, конечно, хозяин раненого волкодава вменяем. Но какой нормальный человек позвонит по объявлению в «ЦКБ, Борису Николаевичу», если с его собакой действительно плохо? Как уже говорилось выше, на двусмысленную рекламу Тузановича откликались, как правило, юмористы, обремененные породистыми щенками, редко звонили люди, начисто лишенные юмора, и нет-нет да и поступали вдруг вызовы от наивных старушек или сумасшедших, искренне убежденных, что в России есть всего одна ЦКБ и один-единственный Борис Николаевич, причем отнюдь не Тузанович. Миша сам однажды приехал к древней старушке, горюющей над больным мопсом, и, напичкав собаку импортными антибиотиками на сумму, превышающую годовую пенсию бабушки, взял с нее три рубля (а что делать?), а на прощание сдуру объяснил: дескать, ЦКБ, где он подрабатывает ветеринаром, не имеет ничего общего с облюбованным журналистами и правителями лечебным учреждением. И старуха неожиданно учинила скандал с истерикой. Кинулась почему-то звонить на телевидение, то ли во «Времечко», то ли в «Сегоднячко». Зачем? Почему? Миша разбираться не стал. Бежал от ветхой старушки примерно с той же скоростью, что и полчаса назад от толпы бандитов. Не дай бог еще раз нарваться на выжившую из ума бабулю. И ведь не расспросишь Тузановича, кто звонил (мужчина? женщина? какого примерно возраста?), и от вызова не откажешься, сославшись на малый опыт в серьезной собачьей хирургии... Тьфу! Черт! Неохота ехать — жуть! Но ничего не поделаешь. Приходится давить на газ, проклиная мизерные зарплаты врачей-реаниматологов в Медицинской академии.

«Если бы я дождался зеленого сигнала светофора на Черемушках, не попал бы в пробку рядом с „БМВ“ на Калужской, и подрезал бы я сейчас спокойно ухо щенку, и к раненому волкодаву поехал бы другой ветеринар, а я бы спокойно дорезал ушки щенку и порулил домой спать... Эх, если бы да кабы!..» — с горечью думал Чумаков, еще не зная, что вспоминает переломный момент в своей судьбе, тот момент, когда красный свет семафора предупреждал, будто знамение свыше: остановись, затормози, пока не поздно...

До улицы имени комиссаров из города Баку Миша добрался без приключений. Искомый адрес отыскал быстро. Поставил на прикол «шестерку», захватил с собой саквояж с инструментами, сумку с лекарствами и целлофановый пакет с белым докторским халатом. Тузанович требовал, чтобы его подчиненные-ветеринары, придя к заказчику, обязательно обряжались в белоснежные халаты, а за химчистку доплачивать отказывался, жмот!

Лифт кряхтя поднял Мишу на четвертый этаж. Дверь под нужным номером 73 Мишу слегка озадачила. Уж больно ветхая дверца. Рядом железные сейфовые двери с блестящими ручками и хитрыми замочными скважинами, а этот древесностружечный прямоугольник, поди ж ты, помнит еще строителей, своеобразно воспетых Эльдаром Рязановым в бессмертной комедии о нестандартном романе новоселов стандартных жилых комплексов.

Приосанившись, Миша надавил пластмассовую кнопку дверного звонка. За дверью отчетливо послышались неспешные тяжелые шаги. Басовитый, чуть с хрипотцой, мужской голос вежливо спросил:

— Кто там?

— Ветеринар, — громко произнес Миша.

Дверь скрипнула, открываясь.

— Прошу. — Немолодой мужчина, по предположению Чумакова, хозяин раненого волкодава, посторонился, давая Мише пройти.

«Не зря говорят, что собаки похожи на своих хозяев, — подумал Миша, боком проходя в переднюю. — Матерый мужик. Кличка Волкодав ему бы подошла идеально. Выше меня на пару сантиметров, а кажется великаном. И плечи у него не то чтобы косая сажень, но сразу чувствуется — мускулы о-го-го, даже завидно. И не в качалке потел мужик, не в тренажерном зале, от природы такой, порода. Ему бы еще цвет лица нормальный — ну прямо Арнольд Шварценеггер получился бы в русском варианте. Что-то он бледный какой-то. Может, от переживаний за раненую собаку? Кто ж мне рассказывал, что богатырского вида мужики не в меру сентиментальны? Не помню кто, ну и фиг с ним. Хозяин волкодава — побледневший от волнения, не просекающий юмора сундук-Шварценеггер — куда лучше сумасшедшей старушки».

— Где собачка? — спросил Миша, уже отчетливо представляя растянувшегося на полу мощного пса, мужественно, без всякого лая и нытья дожидающегося помощи.

— Сюда, пожалуйста, — жестом предложил пройти в глубь квартиры мужчина. — Прямо, пожалуйста. В комнату проходите. Обувь снимать не нужно.

— Хорошо... — Миша пошагал первым, мужчина, похожий на волкодава, сзади.

То, что мужчина одет в пляжный махровый халат, скорее всего на голое тело, Мишу не смутило и не удивило. На улице жарко, в квартире душно. Видать, дожидаясь приезда врача, ходил богатырь в джинсах, босой, в дверь позвонили — накинул халатик, сунул ноги в тапочки, дело житейское.

Миша бодро вошел в комнату, обставленную по доперестроечной моде, остановился подле круглого стола посередине, огляделся. Стенка с потускневшей полировкой, продавленный диван у окна, пара кресел с потрепанной обивкой по углам. Небогато.

— А где же собачка? — спросил Миша, ставя свой докторский саквояж на стол, попутно прикидывая в уме, платежеспособен хозяин раненого волкодава или нет и если нет, то как быть... И тут он заметил деньги.

На не прикрытой скатертью, изуродованной царапинами, пятнистой и ветхой столешнице лежали новенькие стодолларовые купюры. Гладкие, яркие, будто только что из типографии, доллары резко контрастировали с неопрятной поверхностью стола. И с мебельной рухлядью в комнате. И с блеклыми обоями. И с облупившейся краской на оконных рамах.

— Там пять тысяч долларов, — произнес мужчина за спиной скучным голосом.

— А? Что? — Миша повернулся лицом к хозяину запущенной квартиры, где словно мусор на столе была небрежно разбросана куча баксов.