Всего-навсего двадцать четыре часа назад я был в смятении чувств, предчувствий и знаков судьбы. Теперь же я холоден и бесстрастен. Даже узнав о том, что являюсь отцом мальчика по имени Семен, я ощутил лишь отдаленное эхо нормальных человеческих переживаний, будто меня это все не касается, будто я вполглаза смотрю «мыльную оперу» по телевизору и вяло сочувствую героям.

К гостинице я подошел изрядно вспотевший. Пекло ненормально, как летом. Или я, петербуржец, позабыл, каково осенью в средней России? В любом случае прохлада гостиничного холла меня порадовала. Поправив темные очки на носу (светить фингалом под глазом мне ни к чему), я бодро подошел к хорошенькой девушке за стойкой администратора.

– Здравствуйте, милая девушка. Поселите в одноместный номер заезжего и уставшего после дальней дороги рыболова?

Девица смущенно улыбнулась, я ей понравился.

– Паспорт давайте… На каком этаже вас разместить?

– На самом верхнем можно? Поближе к звездам.

– Угу, можно, на третьем все номера свободны. И вообще сейчас приезжих мало. Люкс хотите?

– Очень хочу.

– Угу, гражданин… – она открыла паспорт, – Творогов… Ай! Ну надо же, такое совпадение!

– Вы о чем, милая девушка?

– У вас прописка петербургская?

– Точно! И что?

– У нас уже сегодня поселился один ленингра… то есть петербуржец, на втором этаже. Надо же, какое совпадение!

Блин! Я об этом и не подумал, кретин! Конспиратор хренов.

– Вот, возьмите ключ. Ваш номер в конце коридора. Люкс. Учтите, платить нужно…

– Неважно, я богатый.

– Ах вот как! – Девушка захихикала. – Может, тогда вечером в ресторан пригласите?

При желании ее можно трахнуть прямо здесь и сейчас. Желания не было.

– Может, и приглашу… Скажите, милая девушка, в каком номере живет мой земляк? Хочу зайти, проведать земляка, вдруг знакомый.

– В двадцать шестом. А у вас тридцать шестой.

– У него что, тоже люкс?

– Ну! Впервые за два месяца у нас сняли сразу два люкса. Ваш земляк тоже богатенький. Дал мне двадцать долларов на чай.

Нравится мне современная молодежь. Уважаю ее, молодежь, за непосредственность и прямолинейность. Молодцы, ребята, так держать!

– Вот, милая девушка, возьмите…

– Ой! Так много!

– Для меня пустяк, а вам и на чай хватит, и на пирожные к чаю, и на чайник. Будьте любезны, паспорт мой отдайте… Спасибо за доброту. До встречи.

Под прицелом томных девичьих глаз я пересек просторный холл и побрел по лестнице. Добрел до третьего этажа, нашел свой номер.

Просторный номер, две комнаты, совмещенный санузел, балкон. Шикарная обстановка по меркам 1976 года. Стенка, диван, цветной телевизор «Радуга», на стене в «золотой» раме под стеклом репродукция Шишкина (вы будете смеяться, но действительно «Утро в сосновом лесу»). И таких люксов аж по две штуки на этаж! Ясно, что хоть один всегда будет свободен, похитители детей и это учли…

Бросаю на диван свои вещи – чемодан и рюкзак – и выхожу из номера. Запираю дверь, бегу этажом ниже. Мне не терпится навестить Толика.

Вот и его дверь, номер двадцать шесть. Стучусь.

– Откройте, пожалуйста! Я ваш земляк, живу этажом выше.

Глухие шаги за дверью, скрип задвижки. Толик возникает на пороге. Огромный, мускулистый, обнаженный, в плавках на крутых чреслах и тапочках на босу ногу.

– Шеф, вы? А как же…

Ладонью затыкаю ему рот, вталкиваю Толика в комнату.

– Тихо, ты, болван! Дверь закрой. Молодец. Теперь пошли в спальню. Наши с тобой планы немного изменились. Мы теперь нечаянно встретившиеся земляки в чужом далеком городе. Вся предварительно оговоренная конспирация отменяется. Сейчас по-быстрому разработаем новую схему взаимодействия.

– Понял, шеф. Можно я сяду?

Я только сейчас, здесь, в спальне, заметил, что у Толика посинела и распухла правая нога ниже колена.

– Кто тебя по ноге ударил, Толик?

Толя тяжело сел на свежезастеленную кровать, с облегчением вытянул травмированную ногу.

– Психи какие-то ко мне на улице пристали, шеф.

– Я же велел тебе никуда не выходить из номера!

– Я и не выходил! По дороге сюда, в гостиницу, наехали. Два пацана. Дай, говорят, закурить. Я, говорю, некурящий. Один мне сразу кулаком в пузо. Я размахнулся, хотел говнюку по шее съездить, тут мне другой ботинком бац по ноге, и оба убежали, а я, как мудак, на одной ножке прыгаю…

– Сколько лет тем пацанам было? Хотя бы примерно?

– Я ж говорю – говнюки, годков по семнадцать обоим.

– Понял. Сочувствую и ущерб тебе компенсирую. Теперь скажи: куда баксы спрятал?

– Те шесть тонн, что вы дали, я в вентиляцию пихнул. В ванной есть вентиляционное окно. Я решетку с него аккуратно перочинным ножиком открутил, «капусту» в газету завернул и суровыми нитками перевязал. Отпустил нитки с метр, привязал ее конец к решетке, ну, к одному прутику, спустил пакет в вентиляцию, решетку обратно привинтил. Теперь, если надо, вывинчиваешь решетку и…

– Я понял, Толик. Молодец, хорошо придумал. Пойду сам взгляну, проверю, не возражаешь?

– Нет, шеф, как можно?

Я сходил в ванную комнату, проверил тайник. Вентиляционное окошко закрыто пластмассовой коричневой решеткой. Узелка нитки, на другом конце которой в вентиляционной трубе болтается пакет с деньгами, практически не видно. Очень хорошо. Действительно Толик молодец. Наверное, дома у себя сбережения прячет подобным образом. Немного сложновато, но надежнее, чем в постельном белье, или в банке с крупой… или в коммерческом банке.

– Значит, так, Анатолий, – напутствовал я секретаря, вернувшись в спальню. – Я живу в номере над тобой. Мой балкон точно над твоим. Когда к тебе придут визитеры…

– Кто?

– Представители похитителей. Ты с ними поговори, выходи на балкон и пошуми там, я сразу же к тебе спущусь…

– Как пошуметь?

– Как хочешь. Пой, кашляй, чихай…

– Понял, шеф.

– Деньги попросят показать, скажи, что они на вокзале в камере хранения. Ты что-нибудь в камере хранения оставил?

– А то как же, шеф? Все сделал, как вы велели. Поставил свою сумку в ячейку номер восемь. Шифр – номер телефона ресторана «Невский». Все сделал, как вы говорили. Осмотрелся, проверил, чтобы, когда шифр набираю, никто не подглядел.

– Молодец… Постарайся договориться с похитителями встретиться в центре города. Условия диктуй жестко – деньги в обмен на мальчика. И вот еще что, Толик… Если вдруг на тебя круто наедут, тогда колись сразу. Скажи гадам шифр ячейки камеры хранения. Но вместе с ними на вокзал не ходи ни в коем случае, пусть найдут пустышку в гордом одиночестве.

– Нет вопросов, шеф!

– Ну, вот и чудненько. Счастливо оставаться, калека… Ладно, ладно, сиди уж, не вставай, выход сам найду.

Простившись с Толиком в спальне, я побрел к выходу из его номера. Замок французский, это хорошо – захлопну дверь, и не придется Толику вставать лишний раз, тревожить ногу.

В полутьме передней я машинально снял черные очки, отворил дверь и… нос к носу столкнулся с толстым лысым мужиком. Мужик танком попер на меня.

– Во как! Я собрался ужо вам в двери постучать, и туточки вы ее и открыли. Ух ты, ктой-то вам такой бланш под глазом поставил?

Я чуть не насильно, грудь в грудь, вытолкнул толстяка из Толиных апартаментов, водрузил обратно на нос солнцезащитные очки, прикрыв тонированными стеклами столь позабавивший моего неожиданного собеседника синяк, хлопнул дверью двадцать шестого номера и уже в гостиничном коридоре спросил грубо:

– Чего надо, Колобок?

– Я сосед ваш из номера двадцать четыре, знакомиться пришел…

Обращение «Колобок» заметно смутило жизнерадостного толстяка с лысым черепом. Я решил развить легко достигнутый успех, отвадить соседа от Толика раз и навсегда.

– Тебе, Колобок, мой синяк под глазом понравился, да?

– Ну, я это… в смысле… – Мужик окончательно запутался, поник.

– Если нравится, скажи, не стесняйся. С удовольствием поставлю тебе под глаз такой же, хочешь?

– …Я это… того… ну… – Колобок попятился от меня. – Ну, если обидел чем, извините…

– Извиняю. И проваливай отсюда. И чтобы я тебя рядом с этой дверью больше никогда не видел. Въехал в тему. Колобок? Тогда – кругом марш!

Пузатый мужик молча выполнил команду «кругом» и, мелко семеня ножками, припустил к двери под номером двадцать четыре. Вот и славно, не хватало нам еще сложностей со скучающими соседями. Однако и мне пора в свой тридцать шестой. Сегодня остаток дня проведу в номере. Буду отдыхать после дальней дороги. А вот уже завтра придется чего-то сочинять. Нельзя же приехать на рыбалку и днями напролет не вылезать из гостиницы.

Дверь в мой люкс была приоткрыта. Наверное, пришла горничная, принесла постельное белье.

– Здравствуйте, – крикнул я с порога. – Эгей! Кто здесь? Жилец вернулся!

Я вошел, прикрыл за собой дверь и проследовал в первую из двух смежных комнат, в гостиную. Там меня дожидался незваный гость.

– Повернитесь ко мне спиной, наклонитесь и упритесь руками в стену. Ноги расставьте пошире.

Он говорил высоким писклявым голосом. Он специально коверкал голос, чтобы я после не смог его идентифицировать. Он был одет безлико-скромно. На голове у него была вязаная шапка, закрывающая лицо, с дырками для глаз и рта. У него в руке был пистолет с глушителем. Он сидел в гостиной на диване и целился в меня.

– Как мне к вам обращаться? – спросил я совершенно спокойным, бесцветным голосом.

Он выстрелил. Тихий хлопок, звон разбитого стекла за спиной. Я все понял, молча кивнул и повернулся лицом к стене. Пуля пробила голову медведицы на репродукции с полотна Шишкина. Меткий выстрел.

Расставляю ноги, упираюсь руками в стену.

– Вы приехали выкупать сына Семена Андреевича Ступина…

– Я не…

– Молчите! Не перебивайте, иначе пуля изуродует ваши ягодицы. Вы приехали за сыном Ступина. Человек этажом ниже – подставка. Мы просили приехать одного человека, почему приехали двое?

Голос у него очень неприятный. Между тем он (или правильнее сказать – они?) меня переиграл. Как это ни печально, вынужден признать, что почти все мои планы и большинство заготовок с этой минуты гроша ломаного не стоят. В чем же я допустил просчет? Лопухнулся с пропиской? Да, штамп в паспорте – промах номер раз. Когда в один и тот же день приезжают двое из города на Неве – это подозрительно. Однако моего гостя ничуть не смутило, что мы прибыли не из Москвы, а из Северной столицы. Значит, промах с пропиской они проморгали, и девочка-администратор не работает на похитителей моего сына.

Вообще-то догадаться, что мы с Таликом играем в одной команде, можно, и не заглядывая в наши паспорта. Смущает не это. Смущает то, что гость беседует со мной, как со старшим нашего с Анатолием дуэта. Ведь логичнее предположить, что основное действующее лицо – Толик, а я всего лишь страхующий помощник (как раз такую дезинформацию я и хотел запустить в стан врагов). Ведь именно Толик поселился, как было ведено, на злополучном втором этаже…

Спрашиваю нахально, напрямик:

– С чего вы взяли, что я главный?

– Мы шантажировали инструкторов клуба единоборств. Вы владеете искусством боя, ваш партнер – дилетант.

Отлично! Я совсем не ожидал услышать конкретный ответ на свой наглый вопрос. Хвастаться противоборствующей стороне, объяснять, какой ты умный, – по меньшей мере глупо. Но мой непрошеный гость не удержался, щегольнул сообразительностью. Он самолюбив, и я это запомню.

Вернемся, однако, к нашим баранам. Значит, нападение на Толика играло роль своеобразного теста. Вместо того чтобы ответить на хамский тычок в пузо каким-нибудь гия-коцуки или екогири, мой секретарь вознамерился попросту, по-русски, намылить шею наглецам-подросткам. Таким образом, тест на причастность к хитрым единоборствам Анатолий не прошел. Толик не виноват, виноват я. Я должен был предвидеть подобную проверку на вшивость. Промах номер два.

И промах номер три – мое виртуозное владение техникой ударов по жизненно важным точкам. Не нужно было мешать юному следопыту откусывать язык. Эка я тогда злорадствовал – пусть, мол, пацан расскажет своим о мастере боевой акопрессуры. Он и рассказал (а скорее – написал). За что боролись, на то и напоролись…

Самое умное, что я сейчас могу сделать, так это признать свое полное поражение.

– О'кей, господин шантажист, вы выиграли этот раунд. Что дальше?

– Где деньги? Где шесть тысяч долларов?

– Деньги будут, в обмен на мальчика.

– Деньги мне нужны сейчас.

– Тогда приводите мальчишку, и я отдам шесть тысяч долларов.

Он игнорировал мое предложение. Продолжил допрос, словно никакого мальчика отродясь в этом деле не было:

– В вашем чемодане я нашел три тысячи. Где еще три?

Ну конечно! Он обшмонал мои вещи. Как я мог забыть про три тысячи в чемодане? Идиот! Зажравшийся миллионер!

Внезапно меня осенило: а что, если моего сына давно уже нет в живых? Он погиб или его убили еще до приезда Коробова с Малышевым. Если сделать такое допущение, то все события сразу же становятся объяснимыми и логичными.

Хотя нет! Не все! Почему мой гость в маске и с пистолетом попросту не спер чемодан и потихоньку не слинял с тремя тоннами «гринов»?

Один раз проскочило – ограбили Колю, разжились на три штуки. Наехали на халяву, внагляк, на столичных лохов второй раз. Опять получилось. Приезжий идиот припер в чемодане еще трюльник, бросил вещи в номере и поперся с приятелем трепаться. Ну, облегчили лохов еще на треху, поимели в сумме шестеру, и пора угомониться, залечь на дно.

Так нет же! Еще давай! Что это – жадность? Глупость? Принципы?

А если я не прав и мальчик еще жив?

– Еще три тысячи получишь только после того, как докажешь, что мальчишка жив и здоров.

– Я не буду ничего доказывать. У вас есть выбор из двух вариантов: или деньги на стол, или пуля в затылок.

– Деньги на вокзале, в камере хранения.

– Сейчас ты скажешь номер ячейки и…

С улицы донесся протяжный звонкий свист. Мой визитер сразу же замолчал, запнулся на полуслове. Свист повторился, еще и еще раз. Три свистка – один длинный и два коротких.

– Встретимся через три часа в лесу возле нефункционирующего пионерлагеря «Звездный». Принесешь деньги, три тысячи долларов.

Последнюю фразу он сказал, как будто бы вовсе и не пытался пять секунд назад выпытать у меня шифр ячейки камеры хранения. Очевидно, что свист был условным сигналом. Один длинный и два коротких посвиста изменили первоначальные планы человека в маске.

Я понял, что означает этот условный сигнал: Толик назвал цифры шифра, как я ему и велел. Значит, пока я трепался с Толиком, в мой номер проник вооруженный шантажист, а когда я простился с Анатолием и пошел к себе, к Толику сразу же вломились гости.

Вот зараза! На фига я отшил соседа из номера двадцать четыре! Будь в гостях у Анатолия жизнерадостный Колобок, другие визитеры вынуждены были бы дождаться его ухода. Явление Колобка могло бы сыграть роль той самой роковой случайности, которая нарушает все скрупулезно выверенные планы. Сидел бы Колобок у Толика долго, я уверен. Допросить одновременно меня и моего партнера шантажистам не удалось бы и…

А впрочем, чего сейчас гадать, что было бы. И так ясно, что все было бы лучше, чем сейчас. Судьба смилостивилась надо мной, послала мне привет в виде пузанчика Колобка, а я его безжалостно отфутболил, идиот!

– Я не знаю, где искать «Звездный», и не понимаю, что значит «в лесу».

– Где находится лагерь – спросишь. Найдешь и гуляй по лесу вокруг забора. Обманешь с деньгами, тебя убьют.

Намек ясен. Если деньги в камере хранения – беги из Коржанска, пока не пришили. Если денег в камере хранения не будет (а их там не будет), неси баксы в лес, иначе хана, убьем, так просто не отстанем.

Какая наглость! Тема похищенного мальчика больше вообще не фигурирует. Угрохают не смертью похищенного сына Ступина, а лично МНЕ. Ведь кто я для похитителей – коллега Коробова, может быть, друг Семена Ступина, а может быть…

Стоп! Как же я раньше не сообразил! Изначально коржанские шантажисты требовали выкуп с друзей Ступина. Никто не настаивал на личном приезде Семена Андреевича в город Коржанск. Спрашивается, откуда они знали, что Семен Андреевич Ступин пропал без вести? Ответ нужно искать в городе Москве, в клубе восточных единоборств «Дао».

– Пупок не надорвешь, пока меня убивать будешь, а, дружок?

Он самолюбив, я про это помню и на это рассчитываю.

– Если попросишь, могу убить прямо здесь! – Голос дрогнул. Он злится. – Ну, чего же ты замолчал? Жить хочется? Тогда будь вежливым и…

Я не даю ему договорить. Мгновенно расслабляю мышцы ног, падаю на колени. Он стреляет, пуля свистит в трех сантиметрах от моей головы. Чуть выше, чуть правее.

Выполняю кувырок влево, попутно рука находит на полу осколок стекла. Того стекла, которое еще недавно защищало от мух репродукцию шишкинского шедевра.

Еще один выстрел. В месте попадания пули паркетный пол ощетинился щепками. Возьми стрелок немного левее, и вместо щепок паркет обагрила бы моя кровушка.

Разворачиваюсь в кувырке на сто восемьдесят градусов. Короткое движение кистью, и острый стеклянный осколок, со свистом преодолев расстояние в добрых четыре метра, вонзается в вооруженную пистолетом руку моего самолюбивого гостя. Осколок попадает в запястье и остается торчать занозой.

Стрелок в маске сдавленно кричит. Пистолет выпадает из раненой конечности. Прыгаю из глубокого приседа в сторону моей жертвы. Мгновение полета, и я на ногах рядом с диваном. Носком кроссовки отбрасываю пистолет подальше в угол комнаты, плюхаюсь на диван рядом с гостем. Хватаю пятерней мизинец его травмированной стеклом руки, выкручиваю палец.

– Больно!

Он больше не коверкает голос. Кричит нормально, как и положено мужику в возрасте… Сейчас узнаем, в каком возрасте.

Свободной рукой сдергиваю с головы шантажиста шерстяную шапочку с дырками для глаз. Ага! Лет тридцать пять мужику. Совсем взрослый мальчик. Ну что? Будем откусывать язык? Нет, похоже, не будем.

– Ты, кажется, обещал меня убить? – спрашиваю я ласково. – Ну, давай, убивай.

– Палец отпусти, слома-а-а-ешь!

– Верни три тысячи, которые ты украл.

– Они не у меня! Ой, больно как!.. Деньги уже унесли… Ой! Палец! Отпусти!

– А может, мне милицию вызвать, как ты считаешь? Пожалуешься на жестокое обращение с твоим пальчиком, меня осудят. Хорошая идея?

Его лицо искажала гримаса боли, но он все равно сумел улыбнуться.

– Вызывай милицию… – выдавил он из себя. – Давай… У-у! Больно!

Почему он не боится ментов? Блефует? Или его подельники заранее позаботились на предмет вовлечения в конфликт органов, приготовили для меня какую-то ловушку? Не знаю, как они, а вот я насчет милиции блефовал. В деле «О похищении сына без вести пропавшего гражданина Ступина» гражданину Творогову фигурировать никак нельзя. И лучше всего, чтобы не было никакого «Дела о похищении», лучше я сам, без ментов, во всем разберусь.

– Ладно, милый мой мазила, стрелок ты мой двоечник, убьешь меня в пионерлагере «Звездный». Договорились?

– У-у… палец!

– Не боись, палец не сломаю. Но только обещай мне, что убьешь меня не из пистолета, хорошо?

Он промычал сквозь зубы подобие слова «да».

– Блестяще! Я удовлетворен. Надеюсь на рукопашный поединок. Ты как? Не против?

Если я еще с минуту его помучаю, может свалиться в обморок. Я ведь не просто так, по-рабоче-крестьянски, пальчики ломаю, меня сей науке дедушка обучал на случай, если вдруг понадобится превратить болезненно гордого человека в человека сговорчивого и покладистого. Мой дед в свое время мог бы сделать блестящую карьеру под крылом у Лаврентия Павловича Берии, если бы пожелал…

Свободной рукой выдергиваю застрявший в запястье у жертвы осколок стекла. Острым концом осколка черчу на лбу шантажиста незамысловатые знаки: кровавые крестик с наклоном, палочку с перекладиной и букву «и краткое». Получается матерное слово.

Я знаю, он самолюбив, и он не одиночка. И я спешу воспользоваться своими знаниями. Я хочу его смертельно оскорбить, я мечтаю стать его личным врагом, я алчу его ненависти. Мне не нужна пуля в спину, мне нужно, чтобы он возжелал меня захватить в плен и приговорить к долгому мучительному умиранию под пытками. Я надеюсь, очень надеюсь, что он ради сохранения лица будет мечтать замучить меня на глазах у своих приспешников. Он должен, обязан желать публичной мести. И поэтому я оставлю на лбу своего потенциального палача унизительное клеймо в виде похабного слова из трех букв.

– Извини, буковки у тебя на лбу коряво получились. Знаешь анекдот: чукча не писатель – чукча читатель… Ладно, не сверкай глазами, не прожигай меня взглядом… Иди уже. До встречи через три часа возле пионерлагеря с космическим названием… Знал бы ты, как мне космос надоел… Ну, чего ты сидишь? Ах, прости! Я твой мизинчик забыл отпустить. Извини, не обижайся, хорошо?

Отпускаю его мизинец, он вскакивает с дивана, будто я не палец отпустил, а привел в действие тугую пружину. Я ничуть не опасался того, что он сейчас кинется на меня с кулаками. Он меня боится. (А вот подросток-следопыт в отличие от своего более зрелого товарища меня совсем не боялся и кусал язык с отрешенным выражением безразличия на лице. Странно – вроде бы оба из одной компании и в то же время такие разные люди. Странно…)

Черт побери! Лишь бы мне увидеть сына! Только бы оказаться рядом, а там посмотрим, кто кого убьет, распределим роли, кто плохой, а кто хороший, кто жертва, а кто палач…

Выпотрошенные чемодан и рюкзак я отыскал в спальне. Мои вещи были разбросаны по полу. Кроме денег, ничего не пропало. Очень быстро и оперативно я подошел к пустому чемодану, сел рядом с ним на корточки и вскрыл двойное дно. В чемодане у меня было припрятано кое-какое оружие. Не церемонясь, я запихнул все свои игрушки в рюкзак, швырнул в вещмешок подвернувшиеся под руку шмотки, закинул рюкзак за спину и пошел к выходу.

В гостиной я подобрал пистолет, сунул его за пояс. Нет, так не пойдет. Моя ветровка слишком тонкая, рукоятка пистолета просвечивает сквозь дорогую японскую синтетику. И в карман куртки пистолет не положишь. Все, что в карманах, просвечивается, как на рентгене. Не куртка, а мечта таможенника. Самолюбивый шантажист сразу же увидел, что в карманах я не прячу пачки долларов, поэтому не стал меня обыскивать. Еще один мой просчет, на этот раз в выборе одежды. Полез бы шарить по моим карманам, я бы его сразу… Эх, мечты, мечты…

Я сунул пистолет в рюкзак и вышел из номера. Запер дверь, автоматически хотел поправить очки на носу. Но очков не было. Они сломались пополам во время моих акробатических упражнений на гостиничном паркете. Плохо. Теперь буду ходить, светить фингалом под глазом.

В первую очередь я должен навестить Толика. Интересно, почему он не вышел на балкон пошуметь, как ему было ведено? В том, что Толю посетили гости из одной компании с моим визитером, я не сомневался.

Дверь в номер двадцать шесть оказалась закрытой. Я постучал. Все тихо. Чертыхнувшись, вынул из кармана джинсов ключи от питерской квартиры с брелоком. С виду – невинный брелок в виде пластмассового параллелепипеда, но, если надавить пальцем на нужное место брелочка, из него выскакивает отмычка, как лезвие из ножа-выкидухи.

Открываю отмычкой замок двадцать шестого номера, вхожу, прикрываю за собой дверь. Прислушался. Все тихо. Чересчур тихо.

– Толик! Откликнись, это я!

Тишина. Прохожу в комнаты. Толик лежит в гостиной. Руки безвольно раскинуты в стороны. На щеке огромный кровоподтек, остекленевшие глаза смотрят в потолок, что ненормально, поскольку лежит Толик на животе.

Ему сломали шею. Кровоподтек – след от удара ногой. Сильный удар, мастерский, отличный след для уголовного розыска, прямое указание на мастера единоборств. Кто еще, кроме меня, из постояльцев гостиницы имеет отношение к единоборствам? Никто. Я один посланец клуба «Дао». И я могу хоть до завтра рассказывать в милиции про то, что приехал выкупать похищенного мальчика. Все равно в ответ услышу: «А зачем мужика из двадцать шестого замочил?» Если бы убийцы еще узнали и о моем конфликте с Колобком, они бы хлопали в ладоши от счастья. Мужик с фингалом под глазом вышел из номера, где только что совершил убийство, ясно, что после драки с потерпевшим (откуда иначе у него синяк на роже?), и сразу же напоролся на свидетеля. Не повезло гражданину Творогову, зато следствию подфартило.

Да, господа, я в дерьме по самые гланды. Я, конечно, не мог догадаться, что означает условный посвист – один длинный, два коротких, но обязан был предположить разные ситуации. Вместо этого я успокоился на версии, что Толик назвал шифр ячейки камеры хранения и все. Почему после сигнала шантажистов не последовало звуковых сигналов в виде шума на балконе от моего секретаря, я, идиот, не подумал. Теперь понятна злорадная улыбка моего гостя по поводу идеи с вызовом милиционеров. Ну и что с того, что я его обезоружил и пальчик заломал? То, что он вломился ко мне в номер, – еще нужно доказать. Это только в детективах, и то только в западных, прозорливые следователи ломают голову над очевидными с первого взгляда преступлениями. Курят свои трубки, играют на скрипках и глубокомысленно бурчат: «Что-то здесь не так». Карающий меч нашего, отечественного правосудия должен работать как хорошо отлаженный механизм. У нас нет места трубкам и скрипкам, у нас вместо них план раскрытия преступлений.

Здорово меня подставили. Просто и красиво превратили охотника в дичь. Один звонок в милицию, и в лесу, возле заброшенного пионерлагеря «Звездный», ментов будет больше, чем деревьев. Между прочим, тот же почерк, что и в случае с Малышевым.

Все эти невеселые мысли пронеслись по мозговым извилинам с быстротой скорого поезда ЭР-200. Сутки тому назад я все еще сидел в кресле экспресса Санкт-Петербург – Москва и думал о вечном. Сейчас же у меня воз и маленькая тележка насущных, прозаических проблем…

Перешагиваю через труп Толика, иду в ванную. Решетка вентиляции на месте, значит, и деньги до сих пор в вентиляционной трубе.

Забираюсь с ногами на унитаз, грубо выламываю решетку, тяну за нитку… есть! Вот они – денежки. Слабая надежда ценой в шесть тысяч американских долларов, что через три… нет, уже через два часа двадцать восемь минут в лесу подле «Звездного» меня будут ждать шантажисты, а не милиционеры. Помножим шесть тысяч на слово из трех букв, что украшает череп самолюбивого похитителя детей, и получим почти стопроцентную гарантию невовлечения в конфликт представителей государства. Это хорошо… Как там, в старом анекдоте? «Больной перед смертью потея?» – «Да, потел». – «Это хорошо!» Прямо про меня анекдот. Чувствую, попотеть сегодня еще представится случай.

Сую сверток с деньгами в рюкзак и покидаю люкс с трупом на полу, задержавшись еще лишь на минуту для того, чтобы отыскать и забрать с собой паспорт покойного Толика. Цепляю на морду самую обольстительную улыбку из своего арсенала и иду вниз, в холл.

Девушка-администратор все еще на своем месте, еще не сменилась, хоть в этом повезло.

– Здравствуйте еще раз, милая девушка!

– А, это вы… Ой, чтой-то у вас под глазом?

– Искал черный ход, поскользнулся, упал. Очнулся – гипс.

Девица захихикала. – Зачем вам черный ход?

– Хотел купить вам букет цветов и гордо войти с ним через парадные двери.

– Шутите?

– Нет, правда! Есть здесь черный ход?

– Если хотите, я вас туда провожу. – Она томно прикрыла глаза. – Там прохладно и темно. Пошли прямо сейчас?

Нет, подруга, тискать тебя под лестницей я не собираюсь. А черный ход, наверное, действительно есть. Ведь как-то проникли шантажисты в гостиницу. Или они прошли внаглую мимо тебя, красавица моя? Может, это известные в городе люди? Кристально честные люди, про которых подумать плохо и то грешно?

«Эх, жалко, нету у меня времени все выяснить» – так я подумал, вслух же сказал следующее:

– Принцесса, мы, безусловно, в свое время совершим совместный вояж в подвал сего замка. Сей же час вашего верного рыцаря взволновал вопрос: что за фон-барон поселился в келье номер двадцать шесть? Вообразите, принцесса, я к нему, как к земляку, знакомиться пришел, а он меня кулачищем в глаз. Конфуз! Желаю знать имя и фамилию своего обидчика, дабы вызвать его на дуэль.

– Ой! Правда? – Девушка изобразила на личике крайнее сочувствие. – Жилец из двадцать шестого вас ударил?

– Представьте себе! Я пришел, постучался, говорю, мол, я тоже, как и вы, из Питера, а он мне по фейсу. По-моему, он пьяный.

– Сейчас, – девушка раскрыла регистрационный журнал. – Вот, нашла. Анатолий Геннадьевич Тищенко…

– Дайте-ка я сам посмотрю!

Я взял из ее рук журнал, сделал вид, что читаю листок с фамилией и паспортными данными Толика. Мои координаты были записаны чуть ниже. Этот листочек мне непременно нужно изъять. Если не получится, то лучше самому явиться в ментуру с повинной.

Неловко роняю регистрационный журнал на пол.

– Вот черт! Извините, мадемуазель, я такой неловкий…

Нагибаюсь, предоставляю девушке возможность любоваться моей стройной спиной и быстро комкаю в кулаке интересующий меня листок. Шуршание бумаги глушу утробным кашлем профессионального курильщика.

Разогнулся. В левой руке журнал в закрытом виде. В правом кулаке спряталась вырванная страничка.

Мы так давно знакомы, а я не знаю, как вас зовут, принцесса.

Смотрю ей прямо в глаза, не мигая. Она отвела взгляд, жеманно отобрала у меня журнал, небрежно бросила его на столик администратора, подалась вперед всем своим тугим стройным девичьим телом.

Нас разделяла стойка. Деревянный барьер между женщиной, которая хочет; и мужчиной, который может.

– Меня зовут Надежда.

Имя прозвучало будто выстрел, и мне стоило немалого труда сохранить на лице невозмутимое выражение.

«Еще один знак судьбы», – сразу же возникла провокационная мыслишка.

– Я запомню ваше имя, девушка. На всю жизнь. Обещаю.

У нее на столе зазвонил телефон.