В Москве на ВДНХ (ВВЦ) в павильоне 4 (69) с 29 октября по 3 ноября будет проходить всероссийская выставка “Пресса-98”. Из всех оппозиционных, антиельцинских изданий на выставке представлена одна лишь газета “Завтра”.
      Редакция приглашает вас посетить модуль-бокс “Завтра” (дизайн — Г. Животов, А. Фефелов) и на льготных условиях подписаться на газету на 1998 год. Здесь же вы можете приобрести последние номера “Завтра”, “Дня литературы” и “Дня воина” (друзьям “Завтра” предоставляется существенная скидка).
      30 октября посетители модуль-бокса “Завтра” смогут ознакомиться здесь с видеофильмами “Русская тайна” (о событиях 93-го года) и “Война в Чечне” (правда о “неизвестной войне”). Желающие могут сделать заказ на покупку кассет.
      31 октября в 14.00 международная страница “Завтра” представляет блиц-программу “День Хомейни”, в рамках которой публике будут представлены карманное издание “Имам Хомейни. Изречения и афоризмы” (издательство “Палея”) и книжка Николая Мишина “В стране Хомейни. Очерк государственных нравов”. Присутствие представителей посольства республики Иран и небольшая викторина еще более оживят это международное мероприятие.
      1 ноября, в субботу, в 12.30 в конференц-зале павильона состоится открытие экспозиции графических работ Геннадия Животова (“Парад морд современной политики”), а также презентация скандального постмодернистского бестселлера “Это я — Боренька” (автор Онаним).
      2 ноября с 12 до 14 часов в пространстве модуль-бокса будут представлены лучшие работы с конкурса “Песни борьбы и протеста”, а на следующий день, 3 ноября, в это же время молодые читатели могут пообщаться с московскими представителями “Гражданской обороны”. Друзья Летова расскажут вам о новых кассетах и замыслах Егора.
      Ко всему прочему экспозиция “Завтра” будет сопровождаться продажей книг и журналов родственных нам направлений и издательств. Активным участникам программы гарантируется бесплатная подписка на 1998 г.
      Вход свободный.
      Проезд: м. ВДНХ — и направо от центрального входа выставки.

      Валентин Сорокин
      Еще в конце шестидесятых годов меня поразили два стихотворения Станислава Куняева: в одном — сытые кони НКВД скачут мимо запуганных деревенских окошек, что зажмурились в страхе, ожидая, а не завернут ли к ним развалившиеся в кошеве мародеры, в другом — “А все-таки нация чтит короля”, угробившего в бесконечных стычках и войнах с соседними странами свой народ… Умелец. Переплюнул Наполеона.
      Опубликовать в журнале “Молодая гвардия” мне эти стихи не удалось, но поэт Станислав Куняев повернулся ко мне — глубоким, трагичным и русским, русским. Много лет пролетело, а творчество Станислава Куняева незыблемо: сурово-честное, проникновенно-современное и, как наша жизнь, полно горьких размышлений, внезапных кратких веселий, а далее — последовательной заботы и борьбы за лучший завтрашний день, за свет русский на земле русской…
      Зачем в разгаре дня
      страшиться темноты -
      пока бессмертен я,
      пока бессмертна ты,
      пока шумят моря,
      пока поет вода,
      пока цветут поля,
      пока горит звезда.
      Слух поэта — вещий. А глаза поэта — ясновидящи. Нет боли в России, не разбудившей поэта. Нет беды в России, не коснувшейся поэта. И не случайно, а по праву обдуманной и выстраданной судьбы, Станислав Куняев назвал книгу “Сквозь слезы на глазах”…
      Печаль какая кричит в строках поэта:
      Мои друзья, вы вовремя ушли
      От нищеты, разрухи и позора,
      Вы стали горстью матери-земли,
      Но упаслись объятий мародера.
      Книга Станислава Куняева — соборная: в ней — присутствие времен и поколений. Страшный опыт времен и страшный опыт поколений не дают покоя поэту: время у поэта — с единой исторической памятью и единым взглядом поколений. Они, поколения, строили, защищали, ложились под братские кресты и под братские обелиски, но явились предатели, сговором и тайною, злобою и хищничеством столкнули в распрях народы, обрушили гимны и гербы великого государства.
      Ратным ветром веют предчувствия и порывы поэта:
      Найден Крест — потеряна подкова.
      Если знать бы, где гора Голгофа,
      Побрели бы — пусть скорей распнут…
      Но боюсь, что русские дороги
      Извернутся — бросятся под ноги,
      К Полю Куликову приведут.
      Душа болит за всех — за мертвых и живых…
      Талант и творчество Станислава Куняева, поведение его среди нас в трагические дни — слитны, чуть-чуть позванивают боевою кольчугой. Калужанин… Поле Куликово — рукой подать. Нельзя быть иными, да мало русских поэтов осталось, как смерч пронесся между ними. И не только поэты русские — русский народ поредел. Заметить сложно ли?
      Творческая позиция Станислава Куняева — поиск смысла и поиск слова, выражающих жизнь, суть ее, и, безусловно, — движение навстречу собственной судьбе. Гражданская позиция поэта Станислава Куняева — тревога русского человека о земле, им наследываемой, печаль о ее убогом виде, гнев на тех, кто, руководя нами, народом русским, землею русской, торгует и нами, и ею, и нашей исторической надеждой на лучшую долю.
      Но мы, русские патриоты, теснимы у себя, в России, теснимы “идеологическими скитальцами”, предателями, теснимы торговыми держателями прессы и экрана, теснимы диссидентствующими банкирами и не менее диссидентствующими правителями, окопавшимися за стенами Кремля.
      Матерые и беспощадные демократы, по-бериевски неутомимые, какими только сплетнями и какими склоками ни обволакивали Станислава Куняева: красно-коричневый, подражающий Слуцкому, неодаренный, бегающий по ЦК КПСС, по “силовым генералам” — но что их усердия, кому нужны и на кого повлияли? Лагерные курвы, ревнующие к эполетам…
      Шли времена, перерождалась плоть,
      змея росла и сбрасывала шкуру,
      но тварям не дано перебороть,
      как ни линяй, ни душу, ни натуру.
      И наконец остановился рост…
      Рептилия движением усталым
      к разверстой пасти подтянула хвост
      и укусила с ельцинским оскалом.
      Но мы, русские поэты, терпеливы, мы долго терпим, но яро и точно расплачиваемся с христопродавцами русскими: в нас душа — от матери, а в них — от сатаны, черная и завистливая, ежеминутно будоражащая бездарей слова, сосущих наше вдохновение и наше бесстрашие. Им ли поверить в честь и непродажность нашу, им ли?..
      И вроде бы выложил сруб,
      пора приниматься за крышу,
      но гвоздь выпадает из рук,
      как только над лесом услышу
      гусиный рыдающий крик,
      лицо к небесам поднимаю,
      увижу извилистый клин -
      и всю свою жизнь вспоминаю,
      и вижу, что этой весною
      опять зимовье не дострою.
      Проницательная грусть, сыновняя тоска заполнили сердце поэта, трагическая дума вплыла в мир его одинокой настороженной луною:
      В такие дни понять пора,
      что рассветает слишком поздно,
      недаром совесть до утра
      всю жизнь перелистала грозно.
      А что я ей скажу в ответ?
      Она — моя, так пусть смирится!
      Она моя… А если нет?
      То — чья?.. Скорее бы рассвет
      настал, чтоб жизнью оградиться.
      Как не поверить длительному отчаянию поэта?.. Вся русская поэзия — тоска по свободе и свету, вся! И Станислав Куняев здесь — храмово традиционен: национален в самом себе и в нас, кто представляет наше поколение, кто представляет собою того русского человека, кому Россия — даль скифская, синева рязанская, седая мать русская, благославляющая воина на победу!.. О, мы русские — палестинцы: наш огонь — еще впереди!..
      Станислав Куняев — главный редактор журнала “Наш современник”, а каково ему, поэту русскому, вести журнал через пространство, оккупированное ордою приватизаторов?.. С экрана, с газетной полосы, со сцены, с трибуны льется отвратительный яд распри, яд ненависти к русским, яд раздора между славянами и мусульманами, между русскими и нерусскими: разорвав русский народ по республикам и регионам, враги наши легко разрывают следующие за нами народы, малые и большие.
      И промолчит ли поэт?
      Не губи последнего болота,
      загнанного волка пощади,
      чтобы на земле осталось что-то,
      от чего щемит в моей груди.
      Станислав Куняев — один: рассудительный, стойкий, идущий туда и туда, где русская боль седыми холмами вырастает, а русские слезы облачной синевою кипят. Нет у поэта “запасного” характера. Нет у него и “второго” лица. Никогда не понять, не постигнуть и не достигнуть такой духовной опрятности и гражданской определенности ваучерным ханыгам, поучающим нас из кабин личных автомобилей, не личных, а персонально-личных, они всегда путают свое с чужим, ненасытные рептилии, выпестованные сверкающими ленинцами и тыкающиеся во мгле перестроек то к Горбачеву, то к Ельцину, то, прижмурясь, под рукав благотворительницы Терезы или Николая Чудотворца, да от иуд к святым норовят пришвартоваться?.. ВЛКСМ…
      Господи, что же творится?
      В светлом притворе стоят
      потусторонние лица -
      свечи в их лапах горят!
      Струйки зловонья и серы
      вьются из темных ноздрей,
      слушают воры и мэры,
      что говорит Иерей.
      Господи, пробы поставить
      негде — на лица взгляни!
      Можно ль Россию оставить
      в столь окаянные дни?
      Кто же тягостнее виноват: Иуда или русский христопродавец? Без наших мерзавцев Иуде и опереться не на кого!.. Тоскуй и кручинься, поэт, ты один у русского народа и народ у тебя один: другого, такого широкоглазого и святого, нет на земле! Спроста ли — над ним Богородица?..
      Подалее от площадей и виселиц,
      поближе к келье, где, скрипя пером,
      выводит слово Пимен-летописец -
      не вырубишь ни буквы топором.
      Средства массовой информации, захватившие Россию, проводят опыты над русскими людьми:
      — Бобик и Лена заняли первое место!.. Приз в студию, в студию!..
      — У Павла Шеремета насморк!.. Внимание, у Павла Шеремета насморк!..
      — Принцесса Диана погибла!.. Принцесса Диана погибла!..
      Журналистом, посредственным Павлом Шереметом, оттеснили даже свою антирусскую приватизацию, а уж героев русской истории — Александра Невского и Георгия Жукова, неувядаемых классиков — Пушкина и Толстого — вообще утолкали за экраны.
      Даже 850-летие Москвы — праздник отсунули, заменили его катафалком принцессы Дианы. Миткова аж букву “с” правильно выговорила, без накипи на губах… И хорошо — не было на экране Шараповой, она тоже “с” не выговаривает: затеяли бы соревнование, как Бобик и Лена, на первенство, дразнились бы и показывали бы красные кривые языки россиянам… Кругом борьба за первые места: от поэтов до дикторш и собак!..
      В здоровом теле здравый дух? -
      Ты, римлянин, не прав.
      Американец ест за двух,
      но он совсем не здрав.
      Он ладно скроен, крепко сшит,
      как Марс, вооружен,
      но в череве супермена — спид,
      и супермен смешон.
      И СМИ наши — спидовые: завлекают, завлекают русский народ, а он их не желает, не хочет, спидовые и картавые!.. Бардам и клоунам СМИ умереть спокойно не дают. Герой и очи смежить не успел — в бронзу козла отливают и на Арбат вытаскивают на обозрение многонациональной Москве.
      СССР уничтожили поганцы, Россию исковеркали, Чечню откололи, мусульман стравили со славянами, а на русских подло науськали, крови пролили моря и моря, Юрия Никулина потеряли, Булату Окуджаве монумент еще не воздвигли, ограничиваемся пока монументом Владимиру Высоцкому, а СМИ интернационалистами заняты: принцесса Диана, Павел Шеремет, премьер Израиля Нетаньяху… Хоть разочек всплакнули бы СМИ над погибшими в Чечне и Таджикистане, в Грузии и Молдавии, показали бы их могилки, сестер, братьев, отцов, матерей назвали бы, в глубинку России магнитофоны и камеры нацелили бы!..
      С чего Ельцин удивляется и возмущен казнью над убийцами в Грозном, приговоренными шариатом к смерти? Ельцин казнил сотни и сотни под Домом Советов, а в Чечне — тысячи и тысячи безвинных русочубых ребят отослал на тот свет, учредив бойню между русскими и мусульманами. Актер.
      Поэты не прощают предателям и убийцам, они — витязи Бога:
      Сила за вами,
      а правда за мной.
      Или:
      Вот и снова мы нищи и голы,
      И опять ни кола, ни двора,
      Словно вновь налетели монголы
      И спалили деревню дотла.
      Слаженной и энергичной оппозиции оккупационному режиму в России нет, а есть орущие друг на друга и обвиняющие друг друга пестрые фланги, уцелевшие от решительной демонстрации москвичей недавних лет, москвичей, восставших в том знаменитом октябре против мерзавцев, захвативших у нас власть и расстрелявших патриотов у Дома Советов.
      Я насмотрелся
      и крови, и грязи. Довольно.
      Все отболело.
      И даже почти что не больно.
      Все отболело…
      А что напоследок осталось,
      выпало, словно осадок,
      в такую усталость,
      что неохота вставать,
      говорить,
      просыпаться,
      что неохота на имя свое отзываться…
      Плодятся разные “движения”, “конгрессы”, во главе их становятся если не христопродавцы, то вчерашние холуи-попугаи, если не холуи-попугаи, то свежеиспеченные ретивые демагоги: молниеносно находят диагноз для социальных недомоганий и катастроф, объявляют массам — и в сторону, как при “путче”, как при расстреле Дома Советов. Не из Библии ли Пилаты?..
      К руководству культурными потоками России не допускаются, “не избираются” такие отважные и мудрые сыны России, как Станислав Куняев, Владимир Гусев, Сергей Есин, Петр Проскурин, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, и можно еще называть и называть деятелей русского мира, неколебимых и прозорливых, но “руководят” те, севшие пожирать жареных кур!.
      Мы, русские поэты, всегда с теми, чья совесть и воля, чье слово и страсть в середине волны, грозно гудящей над преступлениями мерзавцев, отбирающих у нас Родину!
      Но время шло,
      и я увидел вдруг:
      отцовских глаз разрез
      во мне явился
      и странный выклад
      материнских рук -
      такой, что я
      почти перекрестился.
      Разобщены поэты. Разобщены прозаики. Разобщены писательские Союзы. Не менее разобщены, чем разобщена оппозиция. Когда же и под каким заветным окликом соберемся? Вот скоро опустеют перелески и холмы русские, зима, белая и высокая, под небом закачается и брызнет от горизонта до горизонта пулями льдистыми, свистнет ими около Иртыша, а свист этот разбудит Сергия Радонежского в Лавре: “Господи, что они натворили, что они натворили на святой земле русской?” — вздохнет суровый пророк.
      Примиримся между собою. Простим — опомнимся. Сколько же изнывать нам под оккупантами? Пора, пора нам свет сеять и зерно растить!..
      Мы люди Северо-Востока
      и потому, нахмурив лбы,
      глядим то нежно, то жестоко
      в заиндевелый лик судьбы.
      Жареная курица — зрелище необыкновенное. Культями помогнув, на лапки привстала и поковыляла, поковыляла по столу.
      — Ты меня зажарил? — осведомилась у сдобного пампушного демократа.
      — Я! — захихикал Гайдар.
      — Ешь меня, лопай!..
      — Я кушаю ножки Буша!. — зазаикался лидер обновления России.
      — Ты меня зажарил? — приструнила она Жириновского.
      — Я! — рубанул вождь либералов.
      — Ешь меня! — потребовала жертва.
      — А ты не от Немцова ли, не шпионка ли?.. Я ем того, кого хорошо знаю!..
      Курица тронулась по салфеткам и вилкам к председателю КПРФ.
      — Ты меня зажарил? — улыбнулась она.
      — Коммунисты кур не жарят, пока ветеранам пенсии не выплачены, а выплатят — начнем вас по очереди!.. — пресек ее Анпилов. Председатель же КПРФ обдумывал доклад к пленуму. Не ввязывался в баталию. Объявил голодовку в партии и во всех оппозиционных движениях. Мобилизовался.
      Курица подковыляла к Явлинскому.
      — Ты меня зажарил, яблочный гном?..
      — Я тебя зажарил, я!.. Я жарил вас, жарю и продолжу завтра жарить, и есть вас намерен, не откладывая в долгий ящик!.. А не едят вас те, у кого икра перед носом и осетрина, нафаршированная чесноком, по указанию Бориса Николаевича Ельцина, возвратившегося из отпуска после рыбалки…
      Курица к даме: — Они кочевряжатся, ешь меня, ешь!.. Ешь, милая! — И дама воткнула в стол отмуштрованные локти: — Ы-ы-ы-ф!.. Ы-ы-ы-ф!.. — и курица, подпрыгнув, исчезла в ее интеллектуальном зеве. Дама словно мехами втянула курицу внутрь — ы-ы-ф-ф, и ей показалось, курица счастливо просигналила кудахтанием ей из утробы: — Генералу Лебедю отломи ко-ко-косточку!.. — Курица — не птица. Нужна оппозиция.
      Подражание смерти подобно!
      Так погибнет Россия, или не погибнет? Кто ей будет детей рожать? Кто ей будет армию ковать? Кто ей будет землю пахать и заводы строить? Сопьется русский народ, или не сопьется? Кто распахнет грудь и мне ответит?
      Кто, спрашиваю вас, ответит, ну?!
      Большой русский поэт всегда — добрый и умный зверь, притуленный к сосняку или березнику, к ягодному взгорку и кукушечьему лугу, прихоть русская — задержаться перед разинской Волгой, проводить затуманенными взорами к океану бегущие гребни…
      Нежный, красивый, сильный Станислав Куняев — в природе: он чутко и неповторимо перелистывает книгу цветов и трав, легенду седую грома:
      Я приехал проститься с тобой -
      страшно вымолвить слово: навеки! -
      потому что нельзя, чтобы боль
      слишком долго жила в человеке.
      Я люблю эту теплую дрожь,
      что в пространстве под вечер струится,
      но ты видишь — серебряный ковш
      над хребтами бесшумно кренится!
      А как Сергей Есенин и Владимир Луговской беседовали с природой, как врачевались ею!.. А Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Тютчев?.. У Александра Блока природа — сестра и мать, жена и невеста. И у Александра Твардовского природа, как свет русский, даже в рукопашном бою Василию Теркину помогает: какой же дьявол нас одолеет? И Луговской зачем Арбату?
      К любви и к верности стремится слово Станислава Куняева:
      Непонятно, как можно покинуть
      эту землю и эту страну,
      душу вывернуть, память отринуть
      и любовь позабыть, и войну.
      Нет, не то чтобы я образцовый
      гражданин или там патриот -
      просто призрачный сад на Садовой,
      бор сосновый да сумрак лиловый -
      это все лишь со мною уйдет.
      Все, что было отмечено сердцем,
      ни за что не подвластно уму.
      Кто-то скажет:
      “А Курбский? А Герцен?” -
      все едино я вас не пойму.
      Я люблю эту кровную участь,
      От которой сжимается грудь.
      Даже здесь бессловесностью мучусь,
      а не то чтобы там где-нибудь.
      Я утверждаю: Куняев — поэт выдающийся, но кто на мои утверждения внимание обратит? А те и те лидеры — вот уж выдающиеся: вся картавая банда мусолит их имена!.. У каждого лидера — книги и книги: половодьем темперамента и пустозвонной балабонью книги свидетельствуют обреченность “прогрессивного разума” в обществе. А тягаются, соперничают, графоманят и “собрания сочинений” распространяют: не Владимира ли Ильича Ленина пересикнуть, 55 томов его, нахохлились? Ни один действующий русский поэт не привечен заботами оппозиции, демократы хоть Арбат замусоривают жестяными сифилитичными бардами, а оппозиционеры и к юмору кагальному не способны: их марксистские лбы спроектированы под мемориальные доски или революционные листовки и призывы?
      Мы ждем искреннего, мудрого, русского, объединяющего голоса, ждем трагической правды о гибели великой державы, ждем оглашения скрытых от нас причин апокалипсиса, но лезут на президентский трон, декларируют рахитичные планы преобразования, а на троне давно торчит рахит, пяля из секретнейшего заседания политбюро разбойную харю!..
      — Ельцин расстреливал безвинных русских?
      — Расстреливал!
      — Гайдар расстреливал?
      — Расстреливал.
      — Черномырдин, Явлинский, Немцов, Чубайс, Лужков?
      — Расстреливали.
      — Еще назвать?.. Некоторые горбачевы, яковлевы, бурбулисы, грачевы, некоторые панкратовы и ерины, некоторые куликовы и евтушенки не сжимали пальцами пистолеты и рычаги танков, вплевывающих в Дом Советов снаряды, не сжимали, — но казнители безвинных русских людей, казнители русских, восставших против масоно-сионистского ига, против продажной своры мерзавцев, ввергнувших Россию в кабальную зависимость расистам.
      Мы, русские поэты, из могилы будем доставать вас, как сверкающими молниями, проклятьями русскими.
      Средь злых вестей
      и невеселых слухов,
      столь частых в мире,
      думаю подчас:
      детей почти не жалко,
      жалко внуков,
      жаль синевы их беззащитных глаз.
      Неповторимость поэтического тона, своеобразность и точность слова, искренность сделанного поэтом за долгие годы — натура, дар, обережение себя от лжи, от предательства, своего и чужого, постоянное беспокойство — нравственный поиск, а потом — шаг, потом — действие ищущего и страждущего!.. Куняев — поэт выдающийся.
      Станислав Куняев и полемист — предельно открытый: хочешь — принимай, а не хочешь — опровергни:
      Через Атлантику опять
      летят за долларовой фигою
      демократическая блядь
      с коммунистическим расстригою.
      Снова звон кольчуги?.. Но мир творчества — русское поле: то — цветы на нем, то — хлеба на нем, но сверкнула гроза — и кони помчались, кони, гривастые и неудержимые, и всадники над ними — к холке прижимаются и вперед, вперед, на зов матери порабощенной, летят!..