Сюнневе: испытание знанием

Настырная свинья пребольно ткнула пятачком мне в плечо. Я с трудом вытащила голову из вонючей лужи и попыталась обтереть лицо. Откуда-то раздалось:

— Вот упилась-то, гулена, прости господи! Гля, и мужик ейный в зюзю ужрался… Вон куда мордой влез!

Я оглянулась и обнаружила, что Паоло мирно и с комфортом пристроил кудрявую голову у меня на коленях, сам весь такой чистенький и румяный. Я дернула коленом — челюсть Паоло жалобно щелкнула.

— За что, Мадонна? — вякнул он, проворно отползая в угол, поближе к деревянной загородке.

Это что, загон для свиней? Навязчивое немузыкальное хрюканье слева подтвердило мои догадки. Толстая хрюшка умильно пыталась пристроить свой рыльник у меня на плече.

— Вставай, вставай! — надсаживалась какая-то баба над ухом. — Ишь чего удумали — с полюбовником у меня в загоне миловаться, свиней моих путать!!

Я подняла голову и мутным взглядом уставилась на мощную бабу в цветастой юбке, воинственно сжимающую в руках коромысло.

— Молчи, Макридка, — непонятно почему вырвалось у меня. — Ай, забыла, как тебя с Ванькой-пастырем из коровника Лизкиного задами выводили?!

Баба охнула и примолкла. Я медленно приняла сидячее положение, удивляясь сама себе. Что за чушь я вообще несу? Я, Сюнневе Ряйкиннен, не полных двадцати лет от роду, не могу быть знакома с этой бабищей и к тому же быть в курсе ее амурных дел! Однако я точно знаю, что ее зовут Макридой, а мужик у нее — чума чумой, а из детей только старшая Глашка — девка сообразительная, а остальные так…

Стоп! Я решительно поднялась на ноги и затормошила Паоло. Что бы там ни было с этой Макридкой, нам с Паоло неплохо было бы скрыться подальше от любопытных глаз.

— Мадонна! Bella! — захныкал Паоло, отряхивая штаны. — Куда нас опять занесло?

Я посмотрела по сторонам. Обычная деревня, каких много. Даже скорее не деревня, а очень большой хутор. Судя по всему, мы где-то на севере, потому что низенькие бревенчатые дома крыты дранкой и мхом. Год-то какой?

Что? Конец тринадцатого века? Господи, а это я откуда взяла?!

Схватив Паоло за руку, я выдернула его из грязи, и мы резво перескочили через ограду. Вокруг уже начали собираться любопытствующие, привлеченные воплями Макридки, поэтому мы обогнули пару домишек и засели в кустах за какими-то хозяйственными постройками.

— Паоло, что происходит? — требовательно спросила я. — Что со мной? У меня ясновидение никогда не было так обострено!

— А у меня тела лет сто не было! — огрызнулся в ответ Паоло. — Не заметила, что ли?!

— Думаешь, у меня все мысли о тебе?!

— У меня красивое тело! — обиделся Паоло, — Знала бы ты, как меня любила синьора Бьянка, хозяйка отеля, где я работал поваром, и синьорина Клаудиа, ее дочка…

— Дурень! — прошипела я, потихоньку раздражаясь. Когда я злюсь, то становлюсь похожей на маму. Обычно в такие моменты папа сноровисто мазал лыжи салом и убегал в лес. Возвращался, только проголодавшись… — Паоло, куда мы попали? Хотя это я знаю… Мы сейчас… где-то в районе Новгорода, на территории Новгородской республики. Откуда это? Словно кто-то в ухо шепчет!

— Прекрасно! — тотчас же среагировал Паоло. — Не надо будет меня гонять по пустякам… Что это? Слышишь? Кричит кто-то…

Со стороны загона, который мы только что благополучно покинули, раздавались подозрительные истеричные вопли. Я прислушалась:

— Ой, убил, убил, до смерти измордовал!!! Помогайте, люди добрые, вяжите его, бесноватого!!!

Мы кинулись обратно. Перед самым большим домом, чей конек украшал кокетливый деревянный флюгер, собралась толпа. Надсаживалась все та же Макридка, размахивая коромыслом. Невдалеке пара крепких меланхоличных мужиков удерживала орущего и брызгающего слюной хлюпика в черном камзоле. На пороге сплевывала кровь высокая худая тетка с растрепанными светло-рыжими волосами. Ей помогали подняться две местные бабы.

— Пойдем, пойдем, милая! — напевно ворковали они. — А злыдня твово охолоним маленько, в погреб башкой вниз засунем. Ить вишь какой бешеной, с топором кинулся! Сразу видно, иноземец! Сдалось же тебе с таким жить! Как это ты увернулась еще…

— Хеекса-а-a!!! — завыл мужик в черном, яростно рванувшись из рук мужиков.

Ведьма?

Один спокойно закатал ему кулачищем в лоб.

— Не балуй! — наставительно произнес второй, встряхивая обмякшее тельце.

— В город яво, — посоветовала какая-то бабка. — Тама разберутся… Или в погребок, задом на лед! Путче в город, конечно…

— Это мы скоренько, — засопели мужики. — Все равно на ярманку собирались поросят везти, яво тоже захватим. Свяжем только покрепче…

Избитая ведьма гасила ресницами зеленый недобрый огонь в глазах, кашляла потихоньку. С виду — сама невинность.

— Уж вы его отвезите, — попросила она, обтирая окровавленную руку о подол. —Сделайте милость…

— Отвезем! — кивнули мужики. — А покамест в погреб спустим…

Паоло скорчился рядом и как-то побледнел. Я только головой уважительно покивала. Скорые они тут на расправу, чуть что не так — сразу дурь из башки выбьют. Однако как не понравилось ведьминому мужу, что жена его колдовством промышляет! Тут надо глядеть в оба, может, это и есть наш инквизитор. Плюгав больно на вид-то, никакого антуражу…

Из сеней выкатилась бочка. Покрутившись на месте, бочка стукнулась о порог. У нее отвалилось днище, и оттуда показалась рыженькая кудрявая головка.

— Девка-то гля куда залезла, — всхлипнула какая-то баба. — Напугалась, малая!

Глянув на девочку, я сама напугалась. Да этот ребенок-бесенок сам кого хочешь в космос одним пинком отправит. Мощна малышка, силой аж пышет. Заметив меня, девчонка хитро подмигнула и сделала козу книзу. Я повторила жест, все в порядке — ведьмы природные.

Сделать козу книзу — значит показать, что прогоняешь черта, загоняешь его вниз и отказываешься с ним иметь какие-либо дела. А вот если вверх пальцы поставить…

Прибитый мужичок приоткрыл заплывшие глазки и, увидев девочку, заорал:

— Хеекса! Вера магика!!!

— Да разве у тебя девку Веркой кличут? — удивилась какая-то баба.

— Веркой, — кивнула ведьма. — Веркой…

— Что такое «вера магика»? — спросила я Паоло. — Эхо похоже на итальянский…

— Это латынь, только кухонная, — пояснил Паоло. — Означает что-то вроде «настоящая ведьма»…

— А почему он говорит на латыни? — Потому что в это время еще считалось, что на национальных диалектах могут говорить только простолюдины. Каждый, кто считал себя пообразованнее, насиловал латынь…

Очень интересно. Уж не этой ли страстной любовью к исковерканной латыни объясняется такое изобилие ведьм с именем Вера в нашем роду. Микелина что-то говорила об этом… Мол, одно время в роду были сплошные Верки.

Толпа начала потихоньку расходиться. Мужа ведьмы утащили с собой местные мужики, клятвенно пообещав завтра же «свезть в город». Мы с Паоло: переглянулись. Ну и что? Что такого мы видели?

Хотелось домой, причем не в Семипендюринск, а в Финляндию, к папочке. Жив ли он? Ах, зачем мама меня увезла! Хотя папе тоже под конец перестало нравиться то, что мама иногда летает, и все эти травы, на которые у папочки была аллергия, А маме не нравилась контрабандная водка, которую папа, напротив, очень уважал. «Мы должны быть со своим родом» — так сказала мама, когда мы уезжали. Знала бы мамочка, что из всего этого выйдет…

Я так устала, просто словами не описать. Хотелось есть, желательно бы чего-нибудь вроде kalalaatikko — салата из картошки с сельдью, мама его очень хорошо умела готовить. Паоло тоже бубнил над ухом что-то о пицце…

— Что стоишь-то? — Ведьма остановила на мне строгий взгляд. — Зайди в дом-то… Переночуешь здесь.

— Заходи, — потянула меня за рукав девочка, — и мужика своего веди.

Паоло фыркнул, но в дом вбежал чуть ли не вперед меня.

Пока ведьма смывала запекшуюся кровь, нагнувшись над бадьей с водой, ее дочь хозяйничала. С важным видом составила на стол плошки с кой-какой закуской, Паоло поманила к себе, хитро улыбнувшись. Сдернув тряпицу, дала понюхать содержимое глиняной бутыли, прятавшейся под лавкой. Паоло, который в последней жизни работал в шикарном итальянском ресторане при отеле «Эксельсиор» в Риме и, следовательно, привык к тонким винам, чуть глаза не утопил в домашней самогонке.

— Я лучше так… всухую, — отвертелся он.

— Дубина, — невозмутимо припечатала девочка и, повернувшись к матери, спросила: — Что, мамка, сильно он тебя?

Ведьма махнула рукой:

— Дурень он, дуб ить дубом! Ну подумаешь, в воздухе я висела — сразу за топор хвататься… Кабы не отвела руку ему в сторону, точно бы щербатая была, как бабка Свиридка.

— Нам ить к ней мотать надо, — рассудительно продолжила девочка. — Достанет тятя-то, обе огребем по холкам. От судного-то он откупится, мошна-то завсегда при нем, а Савел с Глебушкой пощупать не скумекают.

— Умна больно! — прикрикнула ведьма на дочь. — Ай сама не знаю, что уходить надо. Ночью и пойдем, вот только людей проводим до заповедного дуба… И не к бабке Свиридке, а подале, ко двору теткиному…

— Тетка лается, — заметила девочка, разливая самогон по деревянным можжевеловым чашечкам.

— Зато не кусается. Молчи мне, бесноватая!

— Почему бесноватая? — заинтересовалась я. Откуда же могла слышать точно такое же прозвище?

— Потому что припадочная она у меня, — вздохнула ведьма. — Бес в ей, никак не выгоним.

Я поглядела на девочку, невозмутимо накрывавшую стол. Рыжие волосы торчат во все стороны, на конопатый нос налипла сизая пленка… Кто бы поверил, что про этого ребенка в Семье будут рассказывать сказки? Ох, Господи, никак мне твоих путей не исповедать…

Виталис: испытание прямыми обязанностями

Я не идиот, сказано отвлечь, значит, отвлеку! Но только как это сделать?! Может, спеть что? Станцевать? Предложить свои услуги? Да что ему с моих услуг, он вон какой сильный, а я так — бедный маленький паж, по недоразумению попавший в Помощники к сильнейшей ведьме. Пока он ей глаза отводит, ей кажется, что у нее силы нет, но стоит ему только чуть-чуть отвлечься…

И вот тут подсуетиться надо мне. Через щелочку в двери я уныло обозревал импровизированный зал суда. То есть зала-то никакого не было, так, обман зрения, иллюзия, морок, как в народной легенде про Барбру, которую замуж за горного тролля чуть не выдали. Но мне было удобнее смотреть ее глазами…

А он господинчик-то неавантажный совсем, шибзденький. И пишет вон как вроде старательно, прямо как у нас Петер — губернаторов писец. На лице такая важность прописана, да только никто того не ведал, что Петер не губернаторовы резолюции строчит, а к Гретхен в соседнюю деревню эпистулы любовные чиркает. А сам-то морок держит, крепко держит, чертяка. Эх, девица Михайлина, надобно вам было тетушку лучше слушать, сейчас бы прознали, что к чему. Необразованная ведьма — слабая ведьма, будь у нее хоть до потолка силы.

Я еще раз оглядел зал. Вон парнишка лежит, прямо у кресла. Нет, его не поднимешь, тот его хорошо оглушил. Вон чьи-то бренные останки… Ну их, склеивать заморочишься. Вон хозяйкина собака к креслу привязана, уши прижала, ерзает. О, а если через собачку действовать?

Так, главное — обставить все тихо и бесшумно, чтобы этот меня не увидел. Быстренько метнуться к креслицу, развязать хоть одну тесемочку… А там как пойдет, может, хозяйку развязать удастся.

Инквизитор все продолжал что-то писать, периодически останавливаясь, чтобы перечитать написанное.

— За мемуары взялись? — спросила я. Так, разговор завести захотелось…

Тот опять погрозил мне пальцем:

— Шутить изволишь! Сие не мемуары, сие мой последний протокол… Сегодня я с тобой покончу и больше протоколов писать не буду.

— Постойте! — нахмурила я брови. — А чего же вы там пишете, если меня еще не допрашивали, да и заседания суда как такового не было!

— А чего тебя допрашивать? — вздернул Инквизитор плечики, некстати явив свету некрасивую заплату на левом плече. — И так все заранее известно, что ты скажешь. — И зачитал со вкусом: «девица Михайлина дочь Микаэлова из семьи Радзевецких, из роду Сухановых, созналась в творимом ею ведьмовстве. Означенная Михайлина признала, что летала на шабаш на Блоксберг, творила там непотребство с Сатаной, а также вредительствовала простым христианам, поскольку сама от Христа отреклась. Также ведьма созналась в приготовлении колдовских зелий, для коих собирала в полнолуние волшебные травы на кладбище, а также в разрытии дюжины могил некрещеных младенцев, из коих похитила она их головы для темного ведьмовства своего»…

Инквизитор остановился и почесал пером за ухом:

— Дальше я еще не придумал. Может, обвинить тебя и в вытапливании их жира для приготовления адской мази, что ведьмам летать на шабаш помогает?

— Ну знаете! — возмутилась я. — Это уже слишком! Я же ничего такого не делала! Это ж надо такое придумать! Зачем мне дюжина голов? Они же протухнут…

— А если на лед вынести? — с надеждой предположил Инквизитор.

— Мы не в Арктике! — отрезала я.

Инквизитор вздохнул. Жалобно так, с подвыванием.

— Может, ты чего предложишь?

— О! — оживилась я. — Напишите, что я совращала мужчин! Пачками! Штабелями! А потом на них летала!

Инквизитор с сомнением на меня покосился:

— Это я бы твоей тетке Розе приписал, но не тебе…

Не знаю, где дяденька увидел мою тетку, но явно проникся до самой селезенки. Ишь как вспоминает! Интересно, где он мог ее видеть?

Инквизитор тем временем отложил бумагу, положил перо рядом с чернильницей и неловко начал выбираться из высокого кресла. Выбравшись, он подошел к стулу, к которому я была привязана, и задумчиво уставился на меня. Покачался на носках, повздыхал, потом произнес меланхолично:

— В принципе, можно и без протокола обойтись… Кто его читать-то будет?

Я всегда ненавидела холодец. Терпеть не могла эту склизкую студенистую массу, от одного вида тошнило. Теперь я почувствовала, что это такое, так сказать, изнутри…

Под ноги Инквизитору шлепнулся толстенький серый шарик. Жупик расправил лапки, с наслаждением потерся хвостиком о землю, почесал лапой за ухом…

— Кобель! — одновременно удивленно и возмущнно завопил Главный Инквизитор. — Ты как отвязался? А ну — марш на место!

Он идиот или репетирует? В укоризненном взгляде Жупиньки, обращенном на Инквизитора, читалась приблизительно такая же мысль. Мой бульдог еще раз вздохнул и еще раз как-то подозрительно потерся хвостиком о землю. Мамочки, ведь он так делает…

Жупик огляделся и невозмутимо задрал толстую кривую лапу над поцарапанным сапогом Инквизитора… со всеми вытекающими оттуда последствиями. Пока последствия вытекали, Жупик блаженно жмурился и поглядывал на меня простодушным взором.

Матерь Божия!!! Да мужик его сейчас потрет как морковку…

Что это?

Я заморгала. Мне почудилось, или ко мне действительно начала возвращаться сила? Я уже видела, как сине-белое энергополе вокруг меня постепенно растет. Сантиметр, два… Воздух странно задрожал и начал расслаиваться…

Бах!

Жупик толстым мячиком откатился в угол. Бедненькому врезали сапогом по самой попке!

— Хитра ведьма! — зашипел Инквизитор, брезгливо встряхивая носком сапога.

— Извинитесь перед моей собакой! — завопила я. — Как гадко обижать слабых!

— Она мне сапог испачкала!!!

— Не испачкала, а помыла! Были бы умнее — второй бы подставили!!!

— Все равно твоя выходка не удалась! — надулся Инквизитор. — Ты не вернула себе силу, того, что у тебя есть, не хватит даже, чтобы порвать веревки! А раз ты меня разозлила, обидела и унизила, то я ускорю исполнение приговора!.. Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда тебя прошьют эти иголочки! А кобеля твоего я за хвост рядом примотаю!!!

«Однажды Верка Бесноватая летела на шабаш, о тот раз на Лысую гору решила наведаться. Прилетает, спаси Иисусе, ни шиша интересу! Бабы какие-то пьяные по кучкам собрались да мужиков своих костерят на чем свет стоит. Оно ведь давно известно, что на шабашах этих ведьмы природные редко появляются. Ну Верка села себе скромно в уголке, глазищами своими косыми зыркает, как бы ей какую штуку провернуть! Тута подкатывает к ней одна молодуха да как зачнет перед ей бахвалиться. Мол, ведьма она сильная, да все знает, все умеет… А Верка-то глядит, что силы в ей ни на грош, а пустословства более. Возьми наша Бесноватенькая да и скажи ей: коли ты так сильна, смогешь ли по обе стороны от себя стать? Это, мол, любая ведьма сумеет. Врала, конечно, убогая, такое только самым сильным удается, да только уж больно она похвальбушку уделать хотела. Та не смогла да Верку на смех начала подымать. Тут Верка возьми и натрое встань! Да как пошла хохотать, все бабы, зараз протрезвели, а та, что хвалилась, глаза закатила да бух оземь…»

Неизвестно почему я вспомнила эту историю бабушки Виолетты, она вдруг просто всплыла в памяти. «Нашла время для сказок!» — укорила я себя, и вдруг…

По обе стороны от кресла встали еще две меня. Хорошие, примерные девочки с рыжими косичками, в коротких вязаных платьицах…

Главный Инквизитор взвыл и резко толкнул меня на иглы. Если бы могла, захохотала бы, как Верка! Но у меня вышло только интеллигентное покашливание. В тот же момент Михайлина, из платьица которой торчали ржавые иглы, совсем неприлично подмигнула Инквизитору, показала язык и… испарилась. Та, что стояла слева, последовала ее примеру.

Я стояла справа от кресла. У меня этот трюк никогда не получался как надо…

— Бесовка!!! — икнул Инквизитор, растерянно обозревая пустой стульчик.

В следующий момент он познакомился с ним ближе, со всего маху врезавшись лбом в его сиденье…

Леонид отбросил второй стул, к которому раньше был привязан Жупик, и посмотрел на меня.

— Он чего, маньяк? Что вообще происходит? Ты кто? — Мужчина моей мечты стал некстати весьма разговорчивым.

Мне бы, конечно, принять позу повыгодней, придать голосу хрипотцу а-ля тетя Роза в молодости и томно поведать молодому человеку о всех моих горестях и невзгодах, но… Как я уже говорила, имидж романтической героини писался явно не под меня.

Зал суда исчез, просто растворился. Мы стояли почти в полной темноте посреди какого-то болота или чего-то в этом духе. Под ногами чавкало и хлюпало, я и опомниться не успела, как от мощного прыжка радостного Жупика меня забрызгало грязью по колени. Отскочив в сторону, я поскользнулась на мокрой траве и с неприличным воплем кульком рухнула в воду.

Леонид кинулся ко мне и совсем неромантично, за ногу, вытянул меня из противно пахнущей тиной воды, всю в зеленой ряске и с парой головастиков на ушах. Мокрая, зеленая и всхлипывающая, я плюхнулась на кочку. Леонид затоптался рядом, добавляя грязи моему и так испорченному платью.

— Чего, воды наглоталась? — спросил он озабоченно. — Хочешь, за ноги потрясу?

Я стряхнула головастиков и попыталась с достоинством встать. Шумно поскользнувшись еще раз, я всерьез решила ползти до сухого места на карачках.

Леонид опять начал интересоваться происходящим. Мог бы и повременить, по моему мнению! Перед ним девушка ползает, вся такая мокрая и несчастная, а он все с вопросами лезет!

— Ты кто? Мы где? Если у тебя стресс — дыши глубже!

Я яростно запыхтела, прямо как Полина, когда она Васю из Интернета вытаскивает. Хотела было уже заорать и подробно объяснить любознательному члену кружка юных следопытов, где мы все и куда попадем, но осеклась.

На соседней кочке, лицом в трухлявом пне, лежал Инквизитор, по-прежнему обморочный и безвредный.

— К нему! — скомандовала я вместо ответа и поползла вперед, уже не доверяя ногам.

— У тебя все в порядке? — Леонид осторожно потыкал пальцем мне в спину. — Хочешь, я научу тебя тайской методике расслабления…

Добравшись до пня, я ухватилась за валявшуюся рядом суковатую палку (интересно, уж не это ли второй морочный стульчик) и осторожно выпрямилась. Инквизитор по-прежнему был в глубокой несознанке.

— Его надо связать! У тебя нет веревки?

Леонид отрицательно мотнул головой, глядя на меня с возрастающим испугом в глазах.

— Подтяжек? Суперрезинки в трусах? Шнурков? Ремня?

— Ремень есть, — осторожно ответил Лени, — но… у меня джинсы плохо держатся, там застежка сломана.

— Если не дашь ремень, я тебе еще чего-нибудь сломаю!!! — взревела я, удивляясь сама себе. Я же не буйная…

Леня покорно вытащил ремень и даже согласился перемотать Инквизитора под моим строгим руководством.

Пока мы занимались этим увлекательным делом («За шею, думаю, не стоит… Может, за локти и к коленкам? Недотянется? А может, попробуем все-таки?»), из темноты вдруг послышался до боли знакомый вопль:

— Миша, домо-ой!

— Мамуля! — заорала я, кинувшись на зов.

Как только подвалили Мишкины родственнички, веселье пошло полным ходом. Я уже рассказывала, как тетка Роза нейтрализовала хмырей-упырей. После этого вся компания накинулась на бедного Улу. Уж не знаю, где были их Помощники, но мой рыжий метался по периметру один.

— Не знаю! — орал он, поддергивая сползающие штаны и уворачиваясь от Мишкиной родительницы. — Ну я же не виноват, что все так пошло! Мы время держали, сколько могли…

Неизвестно, за что бы еще ухватила Иоанна Витольдовна Улу, но тут из-за деревьев послышалось хлюпанье воды, болотная трава зачавкала под чьими-то ногами, и к нам на танцпол вырулила Мишаня, вся мокрая, как лягушка. За ней плелся… Ленька, таща на себе криво перемотанного ремнем лысоватого дядьку, в нирване по самую прану.

— Михрюсик! — взвыла Иоанна Витольдовна, — кидаясь к горячо любимой дочери и перехватывая ее тщедушное тельце обеими руками. Обнимая счастливо спасшуюся кровиночку, Иоанна Витольдовна, однако, фишку просекла сразу и громким шепотом осведомилась: — А что это за молодой человек?

— Мамуля! — взвизгнула Мишка, в одну минуту краснея в пионерский галстучек. — Какая ты… мы тут… Главного Инквизитора поймали… а ты?!

— Мишенька, а где огрызки? — послышался обеспокоенный вопль Розы Витольдовны.

— Теть Роз, их куда-то унесло… По-моему, другое время!

— О боже! — взвыла тетка Роза. — Надеюсь, они будут вести себя хорошо, ничего не разобьют и не испортят, чтобы мне потом километровые штрафы не приходили…

— Роза! Это же твои дети! — Иоанна Витольдовна даже оторвалась от Мишки. — Как ты можешь быть такой спокойной?!

Тетя Роза хрипло усмехнулась, шаря по карманам в поисках сигарет:

— Янка, Янка… После того как мои огрызки оставили в дураках местный военкомат, не думаю, что они растеряются в каком-то другом временном пространстве… Так что у нас с Инквизитором?

Я встала в боксерскую стойку и поперла грудью на моргающего Леонида:

— Ну держись, мохнорыл, ща заделаю тебе в альвеолы!!!

— Не тот! — взвизгнула Мишка. — Он его просто использовал… Тот, что связан!

Я притормозила на полной скорости, подергала себя за ухо и уставилась на мужичонку, отдыхавшего на стульчике:

— Этот гусенок мокролапый?! Ты че… инвалидов ногами не бью!

В тот же момент Леонид отлетел далеко к Гагарину. Ремень хряснул, а мужик грозно взгромоздился на болотную кочку, вращая глазами и потрясая кулаками:

— Ага, попались, ведьмы проклятые!!! Ща-ас я вас всех… одним махом! Долго-долго я мечтал найти вас, отомстить вашему роду за глумление!!! Я убил много ведьм, настоящих ведьм, а не глупых баб!! Я забирал у каждой ее силу, пока наконец не стал достаточно сильным, чтобы одолеть вас! Я…

Его прервал дикий вопль Розы Витольдовны (с кочки вверх лапками навернулась любопытная лягушка):

— КОЛЯ?!

Спичующий осекся. Взгляд его мгновенно стал влюбленным и затуманенным:

— Розочка?

Роза Витольдовна прошлепала поближе, вглядываясь в Инквизитора:

— Е-мое, Колян, ты крышу, что ли, с рождения не чинил? Что за драмкружок одного актера?!

— Ведьма…— всхлипнул Инквизитор. — Я так старался…. не влюбиться… а ты!!! Хочешь, убью тебя последней?

Мишкина тетка захлопала глазами:

— Эй, Коленька, ты чего, в клуб записался? Нуэтот, что на улице Васяткина? «Маза маркиза де Сада», так, что ли? С чего тебе меня убивать?!

— Я не Коленька! — уже спокойней пояснил Инквизитор, красиво заворачиваясь в плащик и отставляя ножку наподобие статуи Аполлона, — Я — Иоганн Николаус Зиммиус, магистр богословия. Родился в городе Гехте в конце тринадцатого века… Всю жизнь посвятил борьбе с ведьмами, я глава Черной Инквизиции, от одного упоминания о которой ваш бесовский род трясло от страха!!!