— Точнее, этого еще не было! — раздраженно накинулась Полинка на своего Помощника. — Год-то на дворе какой! Ох, Ула, почему ты сначала делаешь, а потом предупреждаешь?! Он думал!!! А мозгами не пробовал?! Теми, которые сверху, а не снизу!

Мэри Джейн, которая была не то феминисткой, не то просто мужененавистницей, захохотала. Ула чуть не плакал от стыда. Мне стало его так жалко, что губы сами собой задрожали. Впрочем, Полянке тоже стало стыдно.

— Уличек, прости бяку! Ты у меня самый хороший… когда не шевелишься и не моргаешь! И у тебя самые лучшие в мире коленки… Не сердись, а?

— Я не сержусь! — просопел Ула, подозрительно шмыгая носом. — Я ведь для тебя стараюсь, все-о для тебя де… делаю, а ты… а вы с этой… меня обижаете!

Полинка сразу кинулась бить себя в грудь и оправдываться, что она… ни разу, ни в жизнь, ни словом, ни зубом…

Я решила, точнее, сообразила, что пора бы и вмешаться:

— Простите, пожалуйста, что прерываю! — Я деликатно постучала Полине по плечу. — Но…времени-то у нас почти нет! Как же мы теперь достанем книги, если никто из нас не может перейти барьер?

Действительно, не мог никто. Компания, конечно, подобралась аховая — две с половиной ведьмы да два бесплотных Помощника. А время шло…

— А зачем нам вообще эти книги? — Полли, как всегда, глядела в корень. — Что, Минька, тебе читать нечего? Хочешь, я тебе Донцову куплю?

— Это колдовские книги! — взвыл Ула. — Если мы не вытащим их оттуда здесь и сейчас, то в будущем Мишкина семья останется вообще без ведовского арсенала!

— Га! Да Миха и без учебников кого хочешь в детское питание перетрет! Она двери пальцем выламывает!

— Без учебников, как ты выражаешься, она будет макакой верхом на атомной боеголовке!

— А что, плохо, что ли?

— Ты неисправима!!! — почти простонал Ула. — Миша, есть идеи? Мы с Мэри Джейн ничем не сможем помочь. Я, конечно, могу подлететь к яслям, но вот двигать предметы, будучи духом…

Подлететь к яслям?..

Перелететь?..

Перелететь!

Искусством левитации в нашей Семье владели немногие, опять же потому, что дар этот был крайне неблагодарным и требовал больших затрат энергии. Мы даже на метлах не летали, потому что утомительно это все. Вот летит ведьма на метле, вы что же думаете, это у нее метла такая с двигателем? Щас! Это ведьма на собственной энергии газует, а метла… метла это так, для антуража. Традиция-с.

Энергии, чтобы подняться хотя бы метра на два, требовалось очень много. В Семье летать умели только Нюша и Хрюша, да и то, вероятно, потому, что вся энергия, по словам тети Иды, концентрировалась у них в том месте, где ноги крепятся. Да еще бабуля Виолетта в молодости мастер-класс показывала: с курятника на свинарник прыгала и в прыжке зависала. Чтобы неподвижно висеть в воздухе, энергии совсем мало надо. А вот нервы надо хорошие иметь.

Еще тетка Роза летает, когда опаздывает. «И мчусь я, племянница, такими закоулками, что даже бомжи там спать постесняются. Подпрыгну — и на метров двадцать вперед. По закону джунглей лужи там тоже метров через двадцать попадаются…»

Мамуля тоже летала. Один раз, когда папуля решил ее на руках из загса вынести. Она зависла легонько у него на руках, и папулька — гоголем, и мамуле радость.

Надеюсь, с генами у меня все в порядке и взлететь я смогу. Как там говорила Нюшка — сконцентрировать всю энергию в нижней части тела? Так… тяжесть какая-то, как после несварения. Может, я не там концентрирую? Я подумала и перенесла активное энергополе в область больших пальцев ног…

Мамочки! Я зависла в метре от земли, вцепившись в собственную шевелюру, как в спасательный круг. Пальцы ног и сами ступни вывернуты утюжками, как у балерины в шестой позиции, коричневая ряса развевается на ветру, как знамя какой-то сомнительной организации.

Я висела в воздухе. Так, это уже достижение. Смогу ли я подняться выше?

— Мать моя героиня!!! Мишка, может тебе ступу подогнать?

— Мишенька, главное, поосторожнее! Я за вас штанами отвечаю и всем тем, что в них есть!!!'

— Главное — не дергайся в стороны, а то вывернет!

Я осторожно пошевелила большими пальцами ног, на некоторое время ставшими рулем. Меня подняло еще выше и отнесло немножко в сторону. Простите, а как поворачивать? И где коробка скоростей?

Еле-еле шевеля подолом и рулевыми пальцами ног, я перелетела угрожающе засиневший барьер и зависла прямо в середине, над яслями.

— О, Минька, вo дает! — слышались восхищенные вопли Полли. — Прямо Бэтменка! МИ-ХА, ДА-ВАЙ, ЧУ-ВИ-ХА!!!

Я дернула пятками и неуклюже спикировала вниз. Вот и ясли…

Стало трудно дышать. Барьер ненавязчиво так, но настырно начал сужаться.

Но мне было не до него. Я резко рванула левый угол яслей.

Барьер, видимо, подивился такой наглости и долбанул меня по заду.

Тогда я просто вытянула руку и придержала его, как держат двери лифта, чтоб не закрылись.

Верка громко ахнула.

Я только потом поняла, что сделала.

А пока что я держала одной рукой что-то мерзко брыкающееся и стреляющее электрическими искорками, а второй выдергивала из ямы громадный сверток, замотанный, как бутылка вина в сумке у первокурсницы филфака.

Придержав барьер для верности еще и ногой, я легким движением мизинца послала сверток вверх. Как хорошая бомба, он перелетел через барьер и шлепнулся прямо к Веркиным ногам…

Я даже не поняла, как это случилось. Еще секунду назад я стояла в раскоряку над яслями с надписью «Бестолковый», пытаясь правой ногой и левой рукой удержать смыкающийся барьер, а оставшимися частями тела извлечь из ямы семейное наследство, и вот…

И вот мы с Полинкой уже стоим на городской площади, чихая и морщась от утреннего тумана с моря. Часы на башне лениво отбили пять. Праздничные лотки почти все собраны, кое-где продавцы спят прямо так, у своих мешков. Две пьяные школьницы ползут домой наперегонки с дядей Митей, местным Бомжем года. Ой, а мои бывшие одноклассники, похоже, устроили себе день встречи выпускников. Вон все спят у Мони под копытами. Вместе с математичкой и обэжешником.

ПЯТЬ УТРА! Матерь Божья! Мамуля меня половниками закидает!!!

Рядом материализовался Ула. Веселенький, в руках Полинкины кроссовки. Кинув их к лаптям моей лучшей подруги, дух подмигнул и исчез.

Мне показалось, или рядом со мной действительно мелькнула тощенькая тень, похожая на Виталиса?

— О, кроссы мои! — возрадовалась Полли, резво скинула лапти и принялась натягивать кроссовки. — А ты, Миха, чего стоишь размороженным снеговиком? Дома же! Радоваться надо!

— Пять утра, — жалобно вякнула я. — Мамуля…

— Да у тебя тыл крепкий — Роза Витольдовна!

Да уж, тетка Роза сможет взять на себя мамулю.

Пока не узнает, что случилось. Тогда, думаю, даже она будет удивлена.

Полинка тем временем проворно стаскивала с себя костюм скомороха. Кинув драные штаны и рубаху прямо на камни площади, она заявила:

— Все, хватит с меня, укатала канарейку клетка-лабиринт! Сейчас домой, спать, есть, еще раз спать, еще раз есть…

Тут я впервые с момента возвращения пристально поглядела на Полянку…

— Чего? — вскинулась Полли. — Чего ты на меня глядишь, как больной пекинес на микстуру?!

— Поль, — пролепетала я, — тебя били по лицу…

— Реально! — согласилась Полли. — Весь кочан обдолбили… Ой, драный кирпич мне в темечко!!! У меня ж вся морда синяя, как будто ее в кухонный комбайн затянуло!

Полина принялась растерянно ощупывать свои фингалы и шишки. Я топталась рядом, не зная, что предпринять.

— Маманя, конечно, не одобрит… Чего ж делать-то? Может, об штукатурку где-нибудь потереться? Дак это что же — не мыться, пока не пройдет?..

По закону жанра мне, как ведьме, или, вернее, ведунье, надо было вспомнить какой-нибудь подходящий заговор или просто исцелить Полли наложением рук, но… Увы, в жизни не все так просто. Я не знала ни одного заговора, потому что решительно не хотела учиться магии, а руки просто побоялась накладывать. Еще останутся от Полины обугленные косточки и кучка пепла…

Я еще немного потопталась и предложила:

— Дойдем до нас, я тебе специальную мазь вынесу с заживляющим эффектом. Тетка Ида готовила, она у нас спец по зельям. Там хорошие травки — буквица, василек, гадючий язык… Дня за два синяки свои вылечишь.

— А два дня мне что, в противогазе ходить и есть через трубочку пищу космонавтов?! — чуть не плача произнесла Полина.

— Ну ты что-нибудь придумаешь! Например, что ты участвовала в любительском чемпионате по боксу…

— Верняк! — оживилась Полина. — Боря Боровков хотел взять реванш, накостылял мне в первом раунде, во втором я хуком снизу отправила его в нокаут, в третьем…

— Вот-вот! А теперь пошли домой, пока мамулины нервы не начали отплясывать лезгинку…

— Рясу-то сними, попенок! Хочешь маманю с порога в инфаркт кинуть?

До дома мы добрались достаточно быстро. Я взяла неожиданно быстрый темп, даже прыткая Полли за мной не поспевала.

— Тебе в спортивную ходьбу надо! — пропыхтела она, когда мы были уже на подходах к улице Генерала Козлякина. — Отомстишь за всех эстонцев…

Я с опаской поглядела на дом. Слава богу, свет не горит. Значит, милицию еще не вызывали…

Я подкралась к окну комнаты для гостей и осторожно стукнула. Тут же высунулась растрепанная апельсиново-рыжая голова Нюшки.

— Сестрица, блин тебе оладушек! — приветствовала меня кузина. — Где тебя черти носили?! Теть Яна уже предвкушает истерику!!!

Я решила быть предельно вежливой и не драться.

— Анетта, — сказала я. — Анетта, будь так добра, принеси мне заживляющую мазь, а себе — касторки, хоть чем-нибудь займешься!!!

— Клюшка эстонская! — добродушно выдала сестричка и исчезла.

Через пару минут она выскочила обратно и сунула мне мазь. Я отдала коробочку Полине, и та пообещав позвонить, если мама оставит ее хотя бы инвалидом, помчалась домой.

— Тетка Роза после третьего коктейля что-то увидела в шаре, — просвещала меня Нюшка, пока я неуклюжим ежиком вползала в окно. — Да возьми и сболтни при тете Яне! Та немножко повопила, больше ей бабуля не дала. Ба сказала, что если, мол, тебя, как нормального человека, занесло в кабак, то она не позволит теть Яне испортить тебе праздник. А тетка Роза не унимается (говорю же, ей текилу без лимона пить нельзя совсем). Вижу, орет, вижу, в дерьме племянница по самые ушки. Надо бежать, спасать… ну, в общем, заснула потом с мамкой за столом. Мамка-то у нас самая тихая, зелья наварит и — бум в кастрюлю головкой. Устает, родная…

— А моя мама что? — спросила я, очутившись наконец в комнате и прервав Нюшкин живописный рассказ.

— А ничего! До трех утра они с бабулей пели дуэтом, мы с Хрюней подтягивали, пока не окосели. Ну там еще соседи начали просить выгулять наконец собаку… К четырем теть Яна начала, немножко бузить, но бабуля еще не спала и пригрозила дать ей ремня. А вот к пяти уже и бабуля перестремалась… А ты и вправду где была?

Я вздохнула:

— Придется собирать семейный совет. Мы действительно вляпались. Я кое-что узнала, и это может для нас плохо кончиться…

— Так я и знала! — патетично завопила мать, вбегая в комнату, одной рукой придерживая полы праздничного халата в мелкую мимозу, а второй желая сразу надергать мне уши, надавать по заду, ощупать на предмет наличия повреждений на моем тщедушном тельце и прижать к сердцу. — Михайлина, ты меня в могилу пинками вгонишь!!! Ты и Розка, Сивилла хренова!

— Мамуля, что за выражения?! — укорила я родительницу, увертываясь по мере возможности от материнских рук.

Навесив мне пару шлепков по шее, мамуля притиснула меня к мимозам, да так сильно, что я всерьез испугалась, что эти цветочки могут стать последним зрелищем в моей жизни.

— Идем в комнату… Анетта, почему не в постели? Бери пример с сестры, она уже давно так сладко хрюкает… ой, то есть сопит…

— Уже нет! — Хрюшка высунула рыжие косички из-под одеяла. — А чего, Мишке дадут по попе?! Теть Ян, да она ни при чем. Миха, ты ж ни при чем? Ну завалила в кабак, с кем не бывает, она и там, наверно, детское питание отыскала! Да ладно вам, тетечка!!!

Под Хрюшкины уговоры и поддакивания Нюшки мы добрались до гостиной, где осторожно собирала себя со стола тетя Роза.

— Текила — дрянь контрафактная! — Это были ее первые членораздельные слова. — О, племянница, жива, цела, не беременна? Ну-к давай, говори, что случилось! Только не сразу, а когда твоя старая тетка Роза вспомнит, что такое кофе и как его варят.

— Я уже сварила! — С кухни притопала бабуля с громадным подносом. — Кофеек отменный, слоновья доза пустырника специально для Иоанны, для Розы — с брусничкой, если не поможет, антипохмелин на полке в ванной, и просто кофе для Ираиды, чтоб проснуться, ну и для всех остальных…

Тетя Ида подняла голову из лужицы приворотного зелья и оглядела всех затуманенным взором. Бабуля ловко сунула ей под нос чашку с кофе. Тетка Роза где-то с третьей попытки тоже ухватила чашку и поморщилась от запаха брусничного настоя. Мамулька недрогнувшей рукой вбухала в дикую смесь пустырника и кофе полпузыря валерьянки и, подумав, разбавила все сгущенкой. Нюша и Хрюша налегли на домашнее печенье.

— Ну…— начала бабулька. — Глаголь, внученька, кто опять против нас клыки кариесные точит?!

Я только открыла рот, чтобы начать свое эпохальное повествование, как в окно кто-то радостно, задолбился. Все, кто был в состоянии, повернули головы к окну и узрели веселую и бодренькую, как арбузик, бабулю Виолетту, висевшую верхом на метле где-то в метре от земли.

— Низами летела сестрица, — резюмировала бабуля Дара, — конспирировалась…

Последовала долгая процедура втаскивания бабули в комнату. Через дверь она войти не могла, потому что боялась навернуться с метлы. Транспортное средство было и так перегружено деревенскими гостинцами — к черенку оказались примотаны пара банок с солеными огурчиками, крынка домашнего творога, кадушка с маринованной капусткой, пирожки в узелке, банка малинового варенья, тушки три цыплят, аккуратно переложенные ватой десятков пять яиц, три буханки домашнего хлеба… Я удивляюсь, как бабуля это все утащила и как метла не переломилась!!! Бабулю с превеликой осторожностью перевалили через подоконник. Она категорически отказывалась выпускать из рук метлу и все верещала: «Ой, яйца, яйца!.. Вареньице-то не опрокиньте! Огурки не подавите!» Наконец бабушку отцепили от метлы, аккуратно сгрузили гостинцы на пол, и бабушка, не успев отдышаться, заявила:

— Уморите вы — меня хуже демократов… Что стряслось-то? У меня карты как бешеные скакали!

Все даже растерялись. Кроме Нюшки, Хрюшки и Жупика, разумеется. Пока все застыли в неком подобии немой сцены из «Ревизора», трое названных прохиндеев вовсю знакомились с бабулиными гостинцами. Сестрички уписывали творог с хлебом, а Жупик яростно пытался добраться до цыплят.

— Куды… зубищщи тянешь?! — Бабуля Виолетта поднатужилась и, словно репку, оттащила Жупика за толстый хвостик от цыплят. — Вот прорва! Огурчик лучше скушай, поможет, Дарка баяла — запор у тебя!

Жупик подумал и согласился на огурчик. Ему-то все равно, лишь бы челюсти были заняты…

— Анетта, Одетта…— простонала тетя Ида. — Не чавкайте так, у меня голова болит! Тетя Лета, накройте на стол, пусть все успеют хоть что-то съесть!

Прошло еще какое-то время, пока все дееспособные члены Семьи накрывали Большой Стол. Наконец все расселись. Тетка Ида уже могла самостоятельно держать голову, а тетка Роза свою безболезненно поворачивать. И тут бабуля Виолетта повторила вопрос:

— Так что стряслось-то?

Настал мой звездный час. Я даже встала. И в течение, наверное, целого часа держала речь, в которой подробно рассказала обо всем, что со мной случилось.

Эффект от моей речи был потрясающий. Тетка Роза упорно пыталась прикурить от соленого огурца, но никто этого не замечал, в том числе и она. Бабуля Дара уронила какую-то еду в кофейник. Мамуля нервно икала и даже один раз облизала ложку, чего в нормальном состоянии никогда бы не сделала. Тетка Ида взволнованно смачивала виски остатками приворотного зелья. Бабуля Виолетта пыталась намазать творог на селедку. Нюшка, Хрюшка и Жупик даже есть перестали.

В общем, всех пробрало. Когда я закончила, мамуля наконец опомнилась, смущенно покраснела, бросила ложку и схватилась за сердце.

— Спокойно, Иоанна! — предостерегла бабуля Дара. — Что ж… мне и самой карты предвещали недоброе, но чтобы так! Я считаю, девочка ничего не преувеличивает. Мишенька, слава богу, в этом отношении пошла в Микаэласа.

— Я тоже видела недоброе в шаре, — подала голос тетка Роза.

— А у меня свежесорванная крапива завяла, — смущенно призналась тетка Ида.

— А мы видели красные пятна на луне, — в один голос сообщили Нюша и Хрюша.

Жупик тоже подал голос. Вероятно, это означало: «А у меня запор!»

После того как выяснилось, что зловещие знамения видели все, за столом опять воцарилось молчание. Нарушила его мамуля, вдруг завопившая:

— Мишенька, каким опасностям ты подвергалась! И не ела ничего!

Заветные слова…

— Творожку…— заступилась бабуля Виолетта.

— Картошечки…

— Огурчиков…

— Селедочки… Творог стряхните!

— Капустки…

— Буженинки…

Ко мне тянулся добрый десяток рук с ложками и поварешками.

— Да поем я, поем, — убеждала я родню, стараясь не особенно широко раскрывать рот (осторожность превыше всего!). — Давайте лучше подумаем, что нам со всем этим делать…

— Съесть!!! — был дружный ответ.

— Я не об этом! Что нам делать с этой Черной Инквизицией?! И вообще…

— И вообще сначала надо поесть! — Бабуля Виолетта ловко впихнула в меня ложку с творогом и сноровисто придержала челюсть, пока я жевала. — Ой, милая, да мы эту Инквизицию по пням по кочкам раскидаем! Пусть только копыто кто поднимет на мою внученьку, я тому уши на макушку вытяну и бантом завяжу! Кушай, деточка, кушай творожок.

Нюшка дожевала огурец и предложила:

— Может, в хронике глянуть? Там не может быть ничего об этих фанатах Достоевского?

— И в Книгах надо посмотреть! — поддержала тетка Роза.

— Не говори мне про Книги, Роза! — полезла мамуля на броневик. — Ты мне с песочницы еще обещаешь в них разобраться, сделать оглавление и вообще перепечатать!

— А «Войну и мир» тебе двадцать раз на счастье не переписать?! — возопила тетя Роза. — У меня диссертация дохнет, а ты со своими Книгами! Да мы сроду в них не заглядывали!

Та-ак, мамуля с теткой опять хотят развести маленький семейный скандальчик из-за Книг. Уже лет сто в Семье ходили споры по поводу того, кто же наконец приведет огромное ведьмовское книжное наследство в порядок. Для этого нужно было перелопатить штук с десять старинных фолиантов, в которых наши предки записывали всякую чушь вперемежку с редкими крупицами полезной информации. Вообще-то по традициям жанра нам полагалось иметь собственную Колдовскую Книгу, только в нашей Семье это вылилось в какую-то болезненную графоманию. Любовь к слову вообще была показательна для Семьи. Кроме обширной хроники мы владели еще и многотомной хрестоматией прикладной магии в жутко запущенном состоянии. Я как-то открыла один из томов. Поняла, что некоторые барышни из нашей семейки использовали его как альбом. Вот, к примеру, рецептик от тысяча восемьсот шестьдесят первого года: «Унцию сушеной полыни растолочь с семенами папоротника, добавить полстакана ослиной мочи и два высушенных сердца ласточки. Принимать на ночь, дабы всем милою казаться». И приписка: «Списано мною из сочинений г-на Папюса, не знаю, что сие за дрянь, но так все романтически прописано!»

В общем, разгребать там нужно было ой как много. Естественно, что за это никто не хотел браться. Бабуля Дара еще очень давно возложила это на мамулю как на самую ответственную. Но однажды тетке. Розе не хотелось мыть посуду, и она поменялась обязанностями с мамулей. С тех пор дело заглохло.

— Может, обереги подновить? — неуверенно подала голос тетя Ида, стараясь сменить тему. — Или зелье, сбивающее с пути, сварить да вокруг дома разлить?

— Все сварим, все подновим! — решительно хлопнула рукой по столу тетка Роза. — Но это не главное. Племянницы, на улице очи долу, с незнакомыми дядями не разговаривать, особенно ночью и если дядя на лошади. Если что, сразу отворачивающий шепоток, пятки в руки и — деру! Нам только повторения истории с Сюнневе не хватало…

И только она это сказала, как в дверь неуверенно, робко так, позвонили.

— Кто там приперся? — вскинулась бабуля Дара. — Нормальные люди спят все еще!

— А мы — жрем! — не преминула высказаться бабуля Виолетта.

Я бросилась открывать. Может, Полли что-то понадобилось?..

Девица, стоявшая на пороге, явно держала путь из Кащенко. Она таращилась на меня овечьими светло-зелеными глазами и, казалось, не совсем понимала, где находится. Из одежды на ней была одна ночная рубашка. Добротная такая, советская, расшитая вручную странно знакомыми розовыми слониками. На плечи спереди переброшены две толстые рыжие косы с вплетенными в них разноцветными тесемочками.

Не скрою, иногда к нам обращались за помощью разные люди. Сирые, убогие, очень сирые и очень убогие, но чтобы прямо из психушки народ прибегал, такого не припомню.

Я выжидательно глядела на странноватую посетительницу. До той не доходило. Я покашляла. Та раскрыла рот, подумала и закрыла. Мое терпение истощилось, и я не совсем вежливо спросила:

— Вам кого?

— Простыт-тэ? — с явным балтийским акцентом выговорила наконец эта ундина в ночнушке.

— Прощу, если скажете, кого вам нужно! — потихоньку свирепела я.

Вот блин, неужели это кто-то из таллинских родственников? Да нет, по девахе можно сказать, что она из Таллина пешком шла…

— Эт-то квартира Липовалёвых? — осилила ундина простую фразу.

— Вы таки чуть-чуть не правы… Ой, мама, что это со мной?! То есть уже нет, теперь это квартира Радзевецких. Но Липоваловы здесь тоже есть. Позвать? — спросила я.

Ундина долго переваривала мое сообщение, почесывая голой пяткой лодыжку, потом еще раз вы ставила на меня светлые глазищи и… спокойненько так протопала в прихожую.

Там ее встретили распальцованная Венера и Рогатый Рыцарь. Приблудившуюся ундину это так поразило, что она застыла столбиком перед Венерой, явно намереваясь простоять так по меньшей мере до обеда. Нет, если бы не ночнушка, точно подумала бы, что это кузина Инге из Кохтла-Ярве или Тара из Таллина. Но те всегда такие опрятные, застегнутые… одетые в общем.

Тем временем, видимо обеспокоенная моим долгим отсутствием, в прихожую и смежный коридор подтянулась вся семейка и тоже принялась разглядывать девицу.

Бабуля Дара отыскала наконец свой лорнет (форсит старушка!), поднесла его к глазу.

— Хто вылил текилу мне в кофе? — наконец ошарашенно прошепелявила бабуля. — У меня белая горящка!

— А что, у нас и текила осталась? — невпопад удивилась тетя Роза, щурясь на прилипшую к Венере ундину.

— Да что творится? — жалобно спросила мамуля. — Деточка, ты смирительную рубашку где-то обронила, да?

Внезапно на первый план вылезла бабуля Виолетта. Растолкав всех локтями, она невозмутимо промаршировала мимо девицы в ночнушке к туалету, по пути бросив:

— Что, Сюнька, бросил тебя хахель-то? Обратно пришкандыбала? — и скрылась за дверью с надписью: «Не шуметь! Не мешать! При пожаре обеспечить туалетной бумагой!»

— Бо-oг мой! — От тетки-Розиного звучного контральто дверь чуть не снесло с петель. — Я сейчас упаду!!! Так это… это…. Сюнневе?!

Это Сюнневе?! Быть не может! Сюнневе пропала в начале шестидесятых, и ей тогда уже было около двадцати. Сейчас ей должно быть не менее шестидесяти! Где же ее так законсервировали?!

Ундина отлипла от Венеры и медленно развернулась к моим родственничкам.

— Ничего нэ понимаю! — жалобно произнесла она. — Ви кто? Где тетя Дара?

Вышло это у нее так драматично и пронзительно, что все, в том числе и бабуля, запереглядывались в поисках этой самой тети Дары. Наконец бабушка ощупала себя, убедилась, что она на месте, и призналась:

— Это я. Наверное.

— Ви? — поразилась ундина. — Это невозможно есть!

— Чувырла финская! — раздался глас из туалета. — Сколько раз тебе говорила — читай Достоевского! Простую фразу и то построить не можешь!!!

— Согласна, есть меня невозможно! — миролюбиво согласилась бабуля Дара, немножко придя в себя. — Ласточка, ты кто? Дочка Сюнневе?

Рыжие косы отрицательно взметнулись.

— Нэт-т. Я — Сюнневе.

— Ничего не понимаю! — простонала тетка Ида, хватаясь за и без того гудящую голову.

Я тоже ничего не понимала, но чувствовала что мне надо хорошенько подумать, чтобы во всем разобраться. Сразу вспомнилась мама. Она обычно гладила меня по голове и говорила: «Сюнни, стоп-кранчик, умоляю тебя, когда думаешь, не будь похожей на папу!»

Откуда столько незнакомых людей? И почему в прихожей стоит эта странная скульптурная группа? Она… она похожа на то, что стоит в парке. Как это называется? «Тракторист и доярка-ударница», кажется. Как они могли перетащить это в дом? И главное, когда? Я же вышла только на пять минут…

Или на десять? Я потерла виски. Что произошло? Последнее, что я помнила, — вопли маленькой Розочки из детской. «Колбаса — для-ань! Мамася, — голшок!!!» У девочки хороший аппетит, но чересчур нервный желудок. Веселая старушка с торчащими седыми кудряшками говорит, что она — тетя Дара. Правда, не очень уверенно. Здесь, кажется, все не совсем уверены в том, кто они и как их вообще зовут.

По-моему, здесь было примерно то, что папа называл посиделками. С утра собирались мужчины с соседних хуторов, часов до трех все здоровались, рассаживались вокруг стола. Мама пекла калекукко (оно готовится шесть часов, через четыре мама начинала читать над калекукко особые заклинания по-русски, которые здесь все часто произносят к месту и не к месту). Мужчины ждали калекукко, курили трубки, говорили о погоде: «Юсси, ветер будет, да-а?» — «Нэт». — «А-а».. После контрабандной водки все оживлялись, начинали активно общаться: «Юсси, ветер будет, да-а?» — «Нэ думаю». — «А-а, я тоже!» Наутро папочка с трудом вспоминал, как его зовут, выглядывал в окно и спрашивал маму: «Анта, ветер будет, да-а?»

Здесь было что-то похожее. Маленькая полненькая тетенька, старательно державшаяся за стену, кажется, позабыла все слова, кроме:

— Ничего не понимаю!

Ей вторила ухватившаяся за косяк изящная, но очень худая дама с пышной шевелюрой необычного синеватого оттенка (совсем как выходные пимы у папочки!):

— Что происходит?! Когда же из меня выйдет эта мерзкая текила?!

— Ро-oзa!! — застонала третья женщина, в халатике с мимозами и с кусочком колбасы в рыжих волосах. — Меня тошнит от твоего натурализма!

— Тебя тошнит от кальмаров! — старательно выговорила синеволосая. — Говорила тебе, они какие-то подозрительные, все в трупных пятнах…

— Это не пятна, это сорт такой! — Чернобыльский, что ли? — От хриплого смешка на кухне что-то упало, а странная сморщенная не то собака, не то свинья напустила лужу на коврик.

И началось! Я уже поняла, что попала не туда, и хотела тихо уйти, но дверь прочно заблокировала худенькая девушка, та самая, что открыла мне дверь. Она стояла, раскрыв рот и вцепившись рукой в дояркины пальцы. По-моему, она чему-та очень удивилась…

— Жу-упик! Ну не здесь!!!

— А где? В туалете баба Лета, дверь Мишка мослами прикрывает…

— Жулик! Фу! Мерзкое животное, тебе не стыдно?

Бедная собака заметалась по узкому коридору, не зная, как скрыть следы своего преступления. Наконец она явственно побагровела и прикрыла лужу собственным задом.

— Убирать кто будет? Пушкин?!

— Не кощунствуй!

— Постойте, сейчас это не важно!..

— Это сейчас не важно, а через полчаса вонять начнет и будет ой как важной

— А ты не нюхай!

— У меня аллергия на собачью мочу!

— Откуда? Ты ж никого, кроме вороны, не держала!

— Зато моя ворона держала всю местную помойку!

— МОЛЧАТЬ! Розка, — марш в комнату! Иоанна, — дай мне тряпку! Ираида, — брось стену, не то уронишь! Летка, если через пять секунд не вылезешь из туалета, я тебя там замурую! Нюша, Хрюша, Миша, — принесите вашей тетке Розе дезодорант, иначе от ее воплей мы сойдем с ума, а дом рухнет! Жупик, — подумай о своем поведении! А ты, деточка, кем бы ты ни была, иди в гостиную, поешь чего-нибудь, пока мы не решим, что с тобой делать!

Из туалета слышалось бодрое:

— Капуста и огурец в желудке не жилец! Ты его в роток, а он… уже возле порток!!!

Машинально, подчиняясь властному окрику, я побрела в гостиную. То есть в ту комнату, что еще… десять минут назад?.. была зародышем гостиной с проломами в стенах.

Проломов больше не было. И мебели прибавилось… И обои новые — в вербочку. И какие-то странные предметы повсюду. Вот это что за здоровенный кусок мрамора на подставке? «Кусок колонны. Сперто Розкой из Парфенона». Расписные тарелочки на стенах. Толстый амурчик с диким целлюлитом на ляжках оседлал настольную лампу. Причинное место амурчику стыдливо прикрывала кружевная салфетка.

Посреди комнаты стоял длинный стол, заваленный едой и различными магическими предметами. Хрустальный шар и миска с винегретом, разноцветные свечи, видимо за неимением нормального подсвечника, торчали из самых неожиданных его заменителей: взбитых сливок, крынки со сметаной, тарелки с тертым хреном… Из опрокинутой, оббитой и поцарапанной эмалированной кастрюли на скатерть пролилось какое-то варево, по запаху, и консистенции похожее на зелье, наводящее дурные чары. Мамочка называла его зельем Опупения и категорически запрещала добавлять туда белую полынь, что, судя по запаху, все же было сделано.

Карты Таро, аккуратно прикрытые салфеткой, лежали в корзинке с нарезанным хлебом. Да уж, никакая ведьма не бросит Таро как попало, даже если у нее в глазах мелькают елочки, а ноги сами просятся сбацать на столе летку-енку с выходом.

Я взяла Таро в руки. Что за странная колода? С яркой картонной коробочки на меня смотрел очкастый мальчонка с карикатурно-серьезным выражением лица. «Таро Гарри Поттера», — гласила подпись. Неслышала о таком художнике. Новенький, что ли?