— Да ладно, зачем мне.
      Ивик подумала, что мама мало изменилась. Вот отец постарел, кажется - он выглядел ниже и тише обычного, лысина, вроде бы, еще увеличилась, а кустики волос по бокам засеребрились. Но ведь он и старше мамы на восемь лет. А мама - будто годы и не меняют ее, и морщин не прибавилось, и волосы ярко-каштановые, и голос все такой же веселый и властный. Но она смирилась с тем, что я гэйна. И что я самостоятельный человек, подумала Ивик. Как глупо сейчас выглядят все эти детские обиды… и чего я так на нее злилась всегда?
      Надо прощать своих близких. Ивик улыбнулась. Как хорошо прощать и забывать обиды…
      Как хорошо вообще иметь близких.
      Какие они все милые, родные. И она - плоть от плоти их. Корни. Кровь. Свои. Никому никогда она не будет так нужна, как этим людям…
 
      Ивик чистила картошку над тазиком. Раньше, в детстве, она никогда не помогала по дому. Как-то так сложилось. Почему? Наверное, я была слишком погружена в себя, подумала Ивик. Мама еще и по этому поводу нередко скандалила, но ведь, наверное, она была права…
      Приятно ощущать себя взрослой. Сильной. Все умеющей. С утра Ивик вымыла кухню и сходила на Базу за продуктами. После обеда договорились встретиться с Марой.
      — Доченька, да я почищу, дай! - мама протянула руку. Ивик пробурчала было, что не надо мол, сама, но мама настойчиво отобрала у нее нож.
      Ивик села, сложив руки на коленях, глядя в окно.
      — А что там у Диссе? Она не приедет?
      — Ну у нее же отпуск с моим не совпадает… Она продолжает учиться в Академии. Вышла замуж.
      — Да ты что? Я и не знала.
      Ну да, мама и раньше-то не общалась с родней Диссе, а теперь ведь они переехали.
      — Да, она вышла за одного аслен. Он программист. Симпатичный такой, высокий очень! Они такая красивая пара, она мне фотки присылала со свадьбы.
      Мама дочистила картошку, стала резать ее в кастрюлю с закипевшей водой.
      — Вот, доченька, - сказала она с неожиданным упреком, - а ты ведь у меня симпатичная! Если бы ты слушалась меня и хотя бы одевалась прилично…
      Ивик вздохнула.
      — Так у нас в основном в форме ходят… на танцы у меня платье есть хорошее. Ты же и прислала.
      — Ты не умеешь себя вести. Не умеешь кокетничать. Ты вечно как бука. Посмотри на себя - у тебя даже выражение лица какое-то напряженное. Конечно, кто же тебя полюбит…
      — Да, - грустно сказала Ивик. - меня действительно любить не за что.
      И правда - за что? Романтические отношения, любовь - все это бывает, она видела. Можно и с ума сходить, и стихи писать… Но к ней это все относиться не может. Смешно же, кто это будет писать стихи о такой, как она - ведь, положа руку на сердце, она просто некрасива.
      — Вот не надо так говорить! Ты же сама себе это внушаешь! Ты внушила себе какую-то чушь, как будто ты некрасивая! Да эта Диссе в двадцать раз хуже тебя! Надо же что-то делать!
      — Мам, ну что ты в самом деле… мне семнадцать лет! Неужели я обязательно должна быть уже замужем?
      И кстати, Диссе красивая, мысленно добавила Ивик. Ну почему, почему надо так не любить Диссе? То есть можно не любить, но нельзя же отрицать очевидного - что Диссе стала красавицей.
      Да, конечно. Диссе и устроилась в жизни хорошо - станет ученым-историком, преподавателем столичной Академии. И замуж вышла удачно. Ивик до этой минуты ни разу не задумывалась о таких фактах, но глядя на вещи мамиными глазами, должна была признать - да, это так.
      И еще она чувствовала в глубине души мамину правоту. Аргумент насчет семнадцати лет вроде подействовал, мама замолчала. Конечно, мало кто выскакивает замуж в таком возрасте! Восемнадцать - еще куда ни шло. Из всех ее ровесниц замужем только Дана - но у нее большая любовь с Дэймом, и Диссе - так она привыкла быть во всем первой.
      Да, но по сути мама ведь права. Мало кто выскакивает замуж - но у всех уже в профессиональной школе возникают романы, все гуляют с мальчиками, целуются, влюбляются… И только у Ивик нет ни малейшего опыта в этом отношении. Никто никогда не обращал на нее внимания.. И на танцы она на самом деле не ходит - там ее не приглашает никто. Была охота у стенки стоять… Пока еще можно отговариваться молодостью. А пройдет два, три года…
      И парни-то ведь очень хорошие все в шехе. И неженатые есть, например, Айнор, Тайро. Только с ней разговаривают вежливо-отстраненно… Ивик ощутила, как горечь подкатывает к небу. Ну что у нее за жизнь такая несчастная в самом деле?
 
      Мара тоже была еще не замужем, и даже не обручена. Хотя и встречалась с одним парнем. Но там у нее все было пока неясно.
      Ивик встретила ее прямо с работы - Мара выскочила из ворот марсена, и они пошли вдоль сетчатого забора. За забором на площадках играли малыши до трех лет, за ними бегали озабоченные воспитательницы.
      — Ты похорошела, - заметила Ивик. Мара очень повзрослела, нескладная подростковая фигурка стала изящной и тонкой, волосы мелированы светлыми прядками. Модный плащ лимонного цвета, модная сумочка.
      — Скажешь тоже, - Мара тряхнула головой, - ну рассказывай, как ты там…
      — Да как я. Ничего. У нас там север, снег лежит, мороз знаешь какой? Из дома выходишь, сразу лицо как обжигает.
      — Ничего себе!
      Они шли и болтали ни о чем. О том, о сем. Вспоминали тоорсен. Мара все знала - про учителей, про одноклассников. Хета Альва все еще директор. В прошлом году был юбилей ее работы в школе, Мара тоже ходила, носила цветы. У одноклассников все было более-менее ровно и благополучно, кроме Хайта - парень был альпинистом и разбился в позапрошлом году, но об этом Ивик уже знала. Знала и про Тена - тот получил назначение и служил где-то на Серебряном Океане. А вот про Шагина нет, а Шагин, оказывается, теперь работал в Лоре в новом центре военной электроники. Растолстел, рассказывала Мара. Похож на кота, довольный такой.
      Ивик с грустью подумала, что всех очень уж раскидало. Сколько ребят осталось в Шим-Варте - десять-двенадцать, не больше. Но что поделаешь? Везде нужны люди. И на крайнем Севере, и на Серебряном океане. Теперь ее дом там. Там надо устраиваться и жить.
      — Ну а детишки как? Не достают?
      — Да ничего детишки, - сказала Мара, - своих только вот уже хочется!
      Ивик поняла, что это давнишняя и заветная мечта Мары. Скорее бы уж выйти замуж и родить детишек, таких же славных и сладких, как те, за кем она приглядывает в марсене. Мара с упоением планировала - у нее будет шестеро. Три девочки и три мальчика. Ну или как Бог даст. Она уже и имена придумала. И даже начала вязать свитерки, но опомнилась и подарила их малышам в марсене.
      — Но знаешь, такие свитерки хорошенькие, я взяла журнал "Вязание", а там такая прелесть…
      Ивик слушала, улыбаясь. Слушать Мару было приятно. Живут же люди. Может, и мне так надо? - подумала она. Конечно, я гэйна. Но в самом деле тоже так хочется выйти замуж… и дети… я бы тоже могла им что-нибудь связать.
 
      По крайней мере, Мара еще не замужем, и пока у нее нет особых перспектив, мрачно думала Ивик шагая домой. И поймала себя на том, что готовится оправдываться перед мамой.
      Глупость какая… Она же взрослая. Все же теперь иначе. Она не должна постоянно и за все оправдываться.
      Ивик замедлила шаг. Домой идти не хотелось. Она вдохнула холодный воздух, посмотрела вверх. Какие здесь яркие, крупные звезды! В Маире они маленькие и колючие. И там гораздо холоднее. Зато и в доме уютнее. Ивик вдруг представила комнату в тренте, Хетта что-нибудь шьет или рисует. Эсси выкладывает очередную мозаику из цветных стеклышек - художница, в последнее время она вполне профессионально этим занялась. Арика наигрывает на клори или лежит на койке с книжкой. И ее собственная койка, где можно валяться поверх пушистого покрывала, и торшер роняет такой уютный свет на страницы. А можно сесть за стол, и писать. Вообще можно заняться чем угодно… И так свободно, легко. Ивик вдруг кольнула тоска - захотелось оказаться там.
      Странно, а так тянуло домой, так хотелось увидеть маму, всех родных…
 
      Дома оказался мамин брат, дядя Велл.
      — Привет! - Ивик радостно обняла дядю, чмокнула его в холодную сухую щеку. Дядя Велл был много старше мамы, но на пенсию еще не ушел, работал на машиностроительном заводе технологом.
      — Садись, поешь, - сказала мама и продолжила, обращаясь к дяде Веллу, - Ивик умничка. Вот некоторые как уехали от родителей, так и все… как будто нас нет. Как будто мы ее не вырастили… никакой благодарности.
      — Да, дети нынче такие, - прогудел дядя Велл. Ивик сжалась, хотя ее, казалось бы, и похвалили. Она знала, что речь идет об Ани.
      Ивик и сама была почти незнакома с родной старшей сестрой. В детстве общались, конечно. А теперь… домой Ани никогда не приезжала. Писать ей было вроде бы не о чем…
      — Выкинула нас, как собак, из своего сердца, и все тут… - с обидой продолжала мать. Ивик тяжело вздохнула и стала ковырять вилкой картошку.
      — Ну а ты, Ивик, как? - спросил дядя, - воюешь?
      — Да, помаленьку, - отозвалась она.
      — Звание-то какое у тебя?
      — Гэйна, - сказала Ивик чуть холоднее.
      — То есть никакого? Что-то недалеко ты пошла.
      — Но я же только начала служить…
      — Ну некоторые и в квенсене получают звание, - заметил дядя, - а еще ты, вроде, пишешь - тебя печатают?
      — Нет, - сухо ответила Ивик.
      — Ну тогда это несерьезно, - заявил дядя и с раздражением отодвинул стакан, - Тэм, я не хочу пить.
      — Ну выпей, выпей, это же вкусный компот, я сама варила! - настаивала мама. Ивик угрюмо жевала картошку.
      — Это, Ивик, графоманство одно, лучше бы ты чем-нибудь серьезным занялась.
      — Не всем же быть великими писателями, - буркнула она. Отодвинула пустую тарелку, сказала "спасибо" и ушла в спальню. Там она села, уткнувшись лбом в холодное дерево платяного шкафа. Чувствуя себя глубоко несчастной. Никчемной.
      "Ну а что ты обижаешься? - услышала она мамин голос, - ведь мы же твои родные! Только мы скажем тебе правду, другие-то не скажут!"
      Да, это правда - она ничего не достигла, у нее нет звания, ее не печатают, даже никто и не интересуется ее книгами, кроме хета Бена, ну еще нескольких человек. Она не устроена. Ее запихали в тьмутаракань, потому что она далеко не лучшая в выпуске. Наконец, она безнадежная старая дева и останется такой вовеки.
      Может, и жить-то не стоит… Ведь это никак не изменить. Она и так старается как может. Ну просто не может она лучше!
      Да уж конечно, со злостью подумала она, жить, может, и не стоит. Тем более, это желание так легко выполнить. Дорши будут просто счастливы…
 
      Ивик проснулась оттого, что луч солнца скользнул по закрытым векам. В Маире гораздо позже светает… Перед Рождеством почти все время стояла тьма - близко к полярной ночи. А здесь уже яркий свет. Солнечные зайчики метались по комнате. Ивик улыбнулась, наблюдая за их игрой.
      На что она вчера обиделась-то? А, дядя Велл… Ну он же просто старый и несет всякую чушь. Ивик встала, сбросила ночнушку, натянула рубашку и форменные штаны. Мама, конечно, приготовила ей платье, еще кучу какой-то одежды, но Ивик сейчас хотелось носить военное.
      В дверь постучали. Ивик крикнула, чтобы входили, а сама тем временем быстро убрала постель. Ричи ворвался в комнату. Ах да, сегодня суббота, он опять на выходные пришел домой.
      — Привет!
      — Здорово! - обрадовалась Ивик, - ну как жизнь-то у тебя?
      — Да ниче… Ивик, а можно мне шлинг подержать?
      — Да конечно.
      Она подала брату шлинг. Тот повертел рукоятку так и сяк.
      — А как это…
      — Вот так, - засмеялась Ивик. Выпустила огненные петли, точно захватив плечи мальчишки. Снова убрала их поворотом ручки.
      — А-а… а как облачное тело извлекают?
      — Так это же не здесь, это только в Медиане можно.
      — Ивик… а это… давай в Медиану сходим?
      — Я думаю, нам втык будет тогда большой от мамы… лучше уж не надо, - сказала Ивик. Ричи расстроенно потупился.
      — И один ты не ходи туда, - добавила она, - это правда опасно. Понимаешь?
      — А меня в квенсен не возьмут, - печально констатировал Ричи. Ивик пожала плечами.
      — А ты хочешь? Можно стать гэйн-велар, это по желанию. Хочешь - летчиком или танкистом…
      — Не-е… это не то совсем. Гэйном… это в Медиане! Там не так…
      Ивик смотрела на брата. Вот тоже дурацкая идея у людей. Будто гэйны - это какие-то особенные воины. И в Медиане воевать - одно удовольствие. Гэйн-велар он не хочет, да и правильно - чего там, грязь, кровь, пот, железо… А у нас будто бы ничего этого нет. Это они так думают.
      — Да ничего в этом нет хорошего, - сказала она. Дверь внезапно открылась.
      — Ивик! Доброе утро, ты уже встала? - мама увидела шлинг в руках у Ричи и нахмурилась, - да-да, ты еще ребенку в руки даешь боевое оружие!
      — Мам, это шлинг. Он не стреляет. Он не опасный.
      — Ивик, мне надо с тобой поговорить, - металлическим голосом произнесла мама и вышла. Ивик обреченно двинулась за ней, отобрав у Ричи шлинг. Оказавшись в кухне, мама повернулась и зашипела, глядя на Ивик злыми глазами.
      — Ты зачем отбираешь у меня сына?
      — Чего? - оторопела Ивик.
      — Мало того, что тебя забрали, ты еще хочешь, чтобы и он воевал?
      — Да не хочу я… мам, ты что? Ну все же мальчишки интересуются оружием. И девочки тоже многие… что тут такого? Я ему наоборот сказала, что в этом нет ничего хорошего…
      Кажется, маму удалось убедить. Она уже поставила перед Ивик тарелку с оладьями. Ивик принялась есть, с тоской думая, что вот хотела взять на себя домашнюю работу… она же все умеет теперь, могла бы помочь. Как было бы хорошо… но маме это вовсе не нужно. Мама хочет чувствовать себя необходимой, это понятно… ну пусть.
      Как это глупо, говорила себе Ивик, и ты ведь сама виновата. Ты ведешь себя как обиженный подросток! Не надо обращать внимания… мало ли, что они говорят… они же мои родные люди, других же у меня нет. Она через силу подняла голову и улыбнулась маме. Почему в последние дни так тяжело улыбаться? Господи, ведь это ее дом, ее родной дом! Там - все чужие, там даже подруг-то настоящих еще нет, здесь все свои… но там ей намного легче. Может, у нее и нет дома… и не будет никогда.
      — Вот ты меня тогда не послушалась, - заговорила мама, - а я ведь тебя предупреждала - ничего хорошего не будет!
      — Ну да, - сказала Ивик, - ты говорила, что меня убьют. А я до сих пор жива почему-то.
      — Надолго ли? - с надрывом спросила мама, - а главное - посмотри, во что превратилась твоя жизнь! Ты живешь в какой-то дыре! На севере! Среди этих тупых парней, которым ты не нужна - а здесь мы бы нашли тебе интеллигентного жениха. Сидишь там в своем общежитии и предаешься мелким радостям графоманства!
      Ивик молчала. Сил не было возражать. Тут ведь что ни предложение - то перл. Живет она в дыре - но если бы она была врачом, ее легко могли бы отправить в такую же дыру. Интеллигентный жених - да зачем он ей сдался? Если уж выходить, так за гэйна, лучше них парней все равно не найдешь. В общежитии живут все, кто уехал по назначению, все холостые и незамужние. То есть все это чушь, но возражать даже и не хочется.
      — Ты там совсем сгнила! А я тебе говорила - вот ты не слушалась маму, ты же была самостоятельная, такая крутая вся, сама пошла беседовать с начальником, и потом выпучив глаза, ничего не слушая - сразу в квенсен, даже домой не заехала! И я вернулась как оплеванная!
      — Ну извини. Но мне нравится быть гэйной, - Ивик отодвинула тарелку.
      — Нравится? Тебе это нравится? Не жить, как все нормальные люди, не устроиться! - в голосе мамы зазвучал надрыв, - ты и замуж не выйдешь ни-ког-да! Это я тебе обещаю! Никогда в жизни не выйдешь! И так и будешь сорокалетняя, никому не нужная - зато будешь ходить в Медиану! И детей у тебя не будет! Все твои подруги от тебя отвернутся!
      — Мам, - сказала Ивик, глядя в пространство, - извини, но ты, по-моему, несешь какой-то бред.
      Она встала.
      — Я? Я бред несу? - мама заплакала, - это ты так разговариваешь с матерью?! Хамка!
      Ивик почувствовала, что еще секунда - и она заорет, как бывало в детстве, взорвется, и мать начнет хлестать ее по щекам и бить чем ни попадя. И потом будет стыдно и мерзко, и захочется сдохнуть поскорее. Ивик поспешно выскочила в комнату… Бросилась в спальню и стала быстро набивать свой рюкзак. Белье в стирке? Бог с ним, обойдемся. Так, книжку не забыть… Распятие. Тетради.
      Да, она ведет себя как обиженный ребенок. Да, она сама во всем виновата. Наверное. Но она просто больше не может. Она этого не выдержит. Матерь Божья, а как же она выдерживала все это в детстве? Ведь все детство так… и хуже даже… начинается все с "Ивик, доченька", а кончается мордобоем, "скотиной" и "сволочью".
      Хорошо еще, что была школа.
      Хорошо, что ее взяли в квенсен.
      Что теперь ей есть куда возвращаться. Пусть это и не рай, пусть это северная дыра, и гэйны все тупые и грубые, но там она - среди равных, такая же, как все, а не объект чьего-то воспитания. Там ей действительно никто не скажет такую "правду в глаза". А надо ли это вообще?
      Господи, а она-то ведь искренне думала, что самое страшное в ее жизни - тот эпизод на втором курсе, и встречи с доршами, и Килн…
      — Ивик! - мать, почуяв неладное, вцепилась ей в плечо, - Ивик, ты что? Ты куда?
      Она растерянно остановилась.
      Наверное, раньше все это так и осталось бы демонстрацией. Ей стало очень неловко. Ну поругались… ну бывает. Что же, сразу вот так уходить - и все? Это же так обидит маму… это так некрасиво. Ивик с тоской подумала о комнатке в тренте, где Хетта уже повесила голубые шторы с оборками, о торшере и книжках в тумбочке, о хрустящем морозце. Как хочется туда… У нее еще отпуск. Можно будет валяться с книжками, писать, сколько душе угодно. Покататься на лыжах. Сходить с кем-нибудь из девчонок в кино. А здесь… только молча считать дни до возвращения. Неудобно обидеть маму…
      Сейчас она скажет сквозь зубы "никуда", сбросит рюкзак и уйдет в спальню… Ивик молча смотрела в пол. А ведь она опять стала бояться смотреть людям в глаза.
      Мама цепко держала ее за руку.
      — Не пущу! Ты что? Куда пошла? Ты что выдумала?
      Надо было что-нибудь такое сказать, жесткое и решительное. Вырваться и уйти. Но Ивик ничего уже не могла. Она печально посмотрела на мать. Легким умелым движением высвободила плечо. И скользнула в Медиану.
 
      Ивик была уверена, что не заблудится. Все ж-таки она профессионал, и настолько уж в Медиане ориентируется. Келлог показывал направление. Вот только скорость - даже если двигаться по воздуху максимально быстро, чтобы ветер в ушах - все равно быстрее, чем двое-трое суток, не получится. Как ни странно, здесь расстояние в Медиане было даже больше, чем на Тверди. Вообще расстояния там с нашим трехмерным континуумом никак не коррелируют. Ведь в реальном пространстве Дарайю, Дейтрос и Триму разделяют десятки парсеков…
      Но Ивик и не торопилась никуда. Она создавала "лошадку" и летела низко над землей, на удобной для себя скорости. Иногда лететь ей надоедало, и она шла пешком.
      Конечно, она не взяла ни еды, ни воды. Поэтому вышла в ближайшие врата, добралась до города - оказалось, недалеко, и взяла на Базе все необходимое - сухари, сухофрукты, растворимые супчики, набрала воды. Гэйнам выдают все нужное по одному только удостоверению.
      Медиана давала свободу. И одиночество - а это только и нужно было Ивик сейчас. В глубине души она чувствовала свою вину. Да, наверное, она не права. Она просто не знает - как жить в этом мире. Как?
      И зачем? Ради кого защищать Дейтрос? Дейтрос - это ведь они и есть, ее мама и папа, ее родня. Никто из гэйнов, кого Ивик знала, не думал, конечно, о своей работе так, как об этом говорилось в официальных речах и брошюрах. О доблестных защитниках и благородной жертве за Дейтрос и Триму. Ивик тоже так не думала. Дейтрос не был абсолютно белым, Дарайя - абсолютно черной, все в мире было очень сложным и малопонятным. А воевать они все-таки обязаны. Но - существовали лазейки, можно ведь и уйти из гэйнов. Варианты есть. Подать в Распределительную комиссию на пересмотр - а если у нее все-таки призвание врача? Или хойта? Хойта вообще только так и оказывались в монастырях, переходя из других каст. Кто-то уговаривал врача (или подкупал - нечестно, конечно, Ивик бы так не стала делать) написать справку о каких-нибудь болезнях. Можно и оставаясь гэйной, добиться распределения на какое-нибудь место-синекуру, что-нибудь исследовать, заниматься теорией, преподавать. В конце концов, выйти замуж и рожать каждый год по ребенку.
      Можно даже уйти - если не в Дарайю, так есть и другие миры. Хотя бы Трима… уйти, поселиться там, затеряться.
      Но все это случалось очень редко. Гэйны оставались на своих местах. Воевали. Казалось, они думали только о том, чтобы получше устроиться, выбивали места в общежитии, квартиры, стояли в очереди за продуктами - как все. Жили своей частной жизнью. Не были они никакими особыми пламенными патриотами. Просто ходили в Медиану и выполняли свою работу, чаще всего монотонную и скучную, иногда тяжелую и опасную. Но под всем этим скрывалась глубокая, абсолютная уверенность: Дейтрос защищать надо. Дейтрос - это мы. Это Родина. Это наше все.
      Может быть, для Ашен, думала Ивик, Дейтрос - Родина. Ее родители защищают Дейтрос, ее деды тоже защищали. Ашен любит родителей. Она плоть от плоти своей семьи.
      Но нельзя любить Родину, если ты не любишь собственную семью. А как любить - такое? Да, Бог любит всех. Но ведь Он тоже ничего не может с нами сделать. Он только терпит…
      И она, Ивик - не Бог.
      Да, она все может понять. Может быть, в конце концов, мама, дядя Велл и все остальные - прекрасные люди, может, так и надо жить. Это она какая-то неправильная. Вполне вероятно. Но так или иначе, она - другая. Она к этой семье по сути и не принадлежит. И семья ее, кстати, совершенно не интересуется вопросами защиты Дейтроса. Мама готова себя на алтарь положить, лишь бы только не пустить своих детей в гэйны. А почему не ее дети? Почему умирать должны другие? Чем ее дети лучше остальных?
      Если мама неправа, если вся семья Ивик неправа - то что такое тогда Дейтрос? Набор абстрактных идеалов, оторванных от жизни… Глупость.
      Но что тогда? Если жить так, как этого от Ивик хочет мама - надо в первую очередь думать о себе. Устраиваться. Что ж, устроиться можно.
      Только не хочется.
      Тоскливо тогда жить будет. Очень уж тоскливо. И писать она вряд ли сможет.
      Убиться - тем более, в Медиане это легко, сложно ли создать оружие против себя самой… Убить себя, и на могиле напишут "она хотела быть гэйной".
      Хотела - но это, по-видимому, никому не нужно. Реальным людям - таким, как мама - это не нужно. Гэйны - это только неудачники, те, кто не сумел устроиться. Кстати же, Скеро сумела. Она в квенсене была лучшей - и пожалуйста… она уже не ходит в патрули, и не встает по тревоге, она изучает свойства Медианы и пишет работу, она учится.
      А Ивик неудачница.
      Она неторопливо скользила над серой землей. Здесь, по крайней мере, никого нет. Редко-редко что-то мелькнет на горизонте. Раза два, правда, пришлось пообщаться с патрулями. Но она скользила по границам дейтрийских зон, и не в сторону Врат, и в основном ее не замечали.
 
      Ивик проснулась. Сразу встала и движением руки уничтожила постель. Странно… вроде и торопиться-то некуда, а привычки сохранились старые.
      Она распаковала последнюю пачку сухарей. Больше ничего не оставалось - сухари да немного водопроводной воды. Да и не надо больше, до родных Двенадцатых Северных врат остались несколько часов.
      Ивик создала себе удобное кресло. Села - грызть сухари. Настроение - хуже некуда. Ей хотелось вообще остаться в Медиане. Хотя бы до конца отпуска.
      А может, и правда - махнуть куда-нибудь подальше? Что она забыла там, в Дейтросе? Что она там хорошего видела? Да, школа и квенсен были все же получше родного дома. Но и там, если вдуматься… Ее снова обожгла та, старая обида. Показалось, что спина заныла знакомо. За что? Неужели она настолько хуже других, что с ней могли вот так поступить?
      "Ты всегда ищешь повод обвинить других, но не себя", сказал внутри жесткий ехидный голос. Ивик сжалась. Да. Этот голос тоже из тех, кто "всегда говорит правду в глаза". Наверное, это правда.
      Это она виновата во всем. И в том, что ее травили в сене. И в тоорсене-то ее никто не любил. Всегда были подруги - одна, две, не более. А остальные относились в лучшем случае с насмешкой. И насколько любили эти подруги - тоже еще вопрос. Дана - Ивик с горечью вспомнила, как та заступалась за Скеро. Ашен? Да, она хорошая, но она для всех хорошая. Не для Ивик. Шендак, да должен же быть хоть один человек, который любит только тебя! Для которого ты - лучшая и единственная в мире. Мама любит, конечно… только она любит не Ивик, как она есть, а что-то такое, чем Ивик должна, по ее мнению, стать.
      Но голос прав. Это инфантилизм - "никто меня не любит". И она во всем виновата сама.
      Она только не знает, как исправить свои ошибки, в чем вообще ее ошибки заключаются, в чем именно, конкретно, она виновата.
      Вообще, наверное, лучше всего - умереть. Что бы там ни было - хуже уже не будет. А что я видела здесь? - спросила себя Ивик. Зло усмехнулась. Ничего хорошего.
      "Такие, как ты, никому не нужны".
      Вот так всю жизнь бодришься, доказываешь себе, что "все будет хорошо", изображаешь из себя полноценного члена коллектива, яркую, интересную личность, а на самом деле…
      Ивик встала. Сколько можно сидеть? И домой-то… то есть в тренту… уже не хочется. Никого не хочется видеть. А сегодня она уже дойдет. Но по крайней мере, она пойдет потихонечку. Пешком. Торопиться некуда.
      Она выпила немного воды. Бросила рюкзак на воздушную подушку, наспех созданную. Зашагала по ровной серой почве, грызя на ходу сухарь.
 
      Ивик двигалась по границе дейтрийской зоны - не хотелось объясняться с патрулями. Ночевала она еще в зоне, а для того, чтобы кратчайшим путем дойти до двенадцатых врат, следовало сначала отойти подальше от Дейтроса. Этот участок был опасным, не нейтральным - здесь пролегала уже дарайская территория. Ну не буквально, в Медиане нет собственности - но территория, где могли оказаться дарайцы.
      Ивик была уверена, что с ней ничего не случится. Именно тогда, когда особенно хочется сдохнуть - ничего не происходит. Ходьба немного развеяла хандру. Интересно еще, где именно окажутся врата. На тверди расположение врат то и дело менялось. Сегодня они в трех километрах от Маира, а послезавтра - в пятидесяти. Иначе все было бы просто - поселки строили бы подальше от врат, а военные части - наоборот, поближе. И знали бы, откуда ждать нападения. Может быть, там от врат еще придется добираться. Зимний плащ Ивик был упакован в рюкзак. Надо будет достать, да хоть намотать на пояс…
      Внезапно она увидела вспышку вдалеке. И сразу инстинктивно замерла. Потом решительно взлетела вверх.
      Там, вдали, шел бой. Прорыв, причем не маленький. Километрах в десяти отсюда. Почти у самых Врат… Ивик застыла, не зная, что делать.
      То есть, что делать - понятно. Там же наши, наша часть, наверное. Идти и присоединяться… Она медлила. И вдруг метнулась вниз, шестым чувством поймав опасность, над головой свистнуло что-то опасное, ярко-синее и золотое. Ивик поспешно создала защиту, уже видя, что к ней приближаются.
      Человек двадцать. На одну гэйну - в общем, это нормально. Равные силы. Ивик опустилась на землю, встала, чуть расставив ноги, лицом к врагу. Бросила назад "сторожа" - чтобы предупреждал о попытках окружения.
      И вдруг поняла, что новой идеи не появилось. Она не готова к бою.
      Ивик поспешно создала знакомое оружие, первое, что пришло в голову - "белые искры". Искры, прожигающие насквозь одежду, кожу, живую ткань… Дарайцы даже не дрогнули, их фронт стремительно надвигался. Знакомое оружие - знакомая защита.
      "Ты же не сможешь! Да, ты хуже других. Разве ты недостаточно убеждалась в этом?"
      Нет, в панике подумала Ивик, метнув несколько ракет. Они пока еще слишком далеко. Шлинг, добротный и надежный шлинг, не требующий работы воображения, внутренней энергии… Но они пока далеко для шлинга, и их слишком много. Ракеты взорвались на кромке защитного поля, не причинив врагу вреда. Вокруг Ивик плясало пламя.
      "Но до сих пор у меня все получалось!"
      "Это случайность. Ты просто от страха отбивалась кое-как. Ты ни разу не участвовала в бою, по-настоящему серьезном".
      … и ничего нового не идет в голову. Ивик создавала знакомое - черные стрелы, огненные молнии, камнепад - но получалось с каждым разом все слабее…
      Вот это испытывают дарайцы, когда выходят в Медиану сражаться с гэйнами… когда ты просто не можешь. Не можешь. Нет на тебе благодати Божьей. Нет вдохновения. Ничего нет…
      "А с чего ты решила, что на тебе какая-то там благодать?" Кто-то сказал голосом отца Райна - "Это прелесть, вы же понимаете - надеяться на свои силы, ставить в центр не Христа, а себя". "Боже, помоги!" - в отчаянии крикнула Ивик, но небо оставалось немым.
      Теперь она не видела дарайцев. Созданная сфера пока еще защищала Ивик от их оружия, но случилось худшее - вокруг все заволокло черным ядовитым дымом. И из этого дыма летели и гасли в сфере какие-то стрелы, огни, ракеты, невидимая стена перед Ивик казалась живой, она то и дело вспучивалась неслышными взрывами, расцветала и переливалась огнями, клубилась, и - надвигалась на Ивик,и это было страшно до потери сознания, но красиво, невероятно красиво…
      Страх в бою - это ничего, поняла Ивик. Это правильно. Хуже всего - смириться с тем, что ты умрешь. Она замерла. Ей просто не хотелось ничего делать.
      Она не может.
      Опять возник мамин уверенный и сильный голос.
      "Я тебе говорю - тебя убьют! Ты же хуже всех! Ты никогда ничего не могла! Куда ты лезешь?"
      Хорошо, мамочка, покорно подумала Ивик. Сейчас она любила маму. Та ведь говорила это вовсе не для того, чтобы ее убить.
      Стена взорвалась протуберанцем и лизнула Ивик слева, опалив адским жаром. Ивик задохнулась, почувствовала, что волосы еще горят, поспешно создала поток воды, затушив огонь, и только тогда наконец упала.