Детей в семье было всего трое. Редкость. Но никто не подумал бы осудить маму Ивик, ведь она хесса и занята серьезной работой. Так же, как гэйну никто не осудит, если та родит немного детей. Да и дети-то очень отличались по возрасту. Старшая, Ана, от другого отца, давно работала и жила далеко. Ивик - в тоорсене, и тоже вот-вот уйдет в профессиональную школу и отдалится от семьи. Сейчас мама занималась в основном Ричи, который еще учился в младшей школе, вирсене, и каждый вечер возвращался домой. Ивик, можно сказать, выросла одна. Это имело свои преимущества. Ее одевали только в новое и хорошее. Ей покупали собственные игрушки, а не одну куклу на троих, как в семье Диссе. Ее возили на курорты и в путешествия.
      Но часто Ивик в душе завидовала Диссе.
      Та была шестой в семье, шестой из одиннадцати детей. Отец Диссе был геологом и подолгу пропадал в экспедициях. А мать - аслен-оператор на фабрике, ничего особенного, совершенно простая женщина, не такая, как мама Ивик. Естественно, думала все больше о детях. "Самореализовалась в детях", как говорила мать Ивик с легким оттенком презрения. Семья Диссе жила в таких же трех комнатах - только не 4 человека, а 13. Одна спальня для девочек, другая для мальчиков. Хотя постоянно дома жили только младшие - уходя в тоорсен в семь лет, дети переселялись в школу. И лишь на праздники и часть каникул собирались дома, но это уже можно было потерпеть.
      Нравы в семье Диссе царили простые. Одежду носили в основном самосшитую, младшие донашивали за старшими. То есть, конечно, в распределителе им полагалась собственная одежда, но как и всегда в таких случаях, мать экономила и тратила талоны на что-нибудь другое. В тонкости воспитания никто не вникал, за шалости могли просто выдрать. Ивик дома никогда не били. Но иногда она думала, что в семье Диссе жить куда проще. Как в школе. Никто на тебя не обращает внимания, что хочешь, то и делай. Мама не сходит с ума из-за твоего распределения, в какую ты академию попадешь… Лучше бы Диссе была на месте Ивик. Вот она нашла бы с ее мамой общий язык. Вот такой дочерью мама Ивик гордилась бы.
      Диссе способная, мама неправа. Ведь ее братья и сестры не достигли таких успехов. Просто она способная и упорная, любит и умеет трудиться, много тренируется в своей гимнастике, много занимается. Или это и называется "высиживать попой"? Да, но без ума тоже ничего не достигнешь. Диссе все-таки умная.
      Но маме Диссе все равно, куда та попадет. Совершенно безразлично. У нее 11 детей, кто-нибудь один добьется успехов, и то уже хорошо. А может, она вообще об успехах не думает, что ей, какой-то рабочей на фабрике, эти успехи? Лишь бы девочки хорошо вышли замуж, и мальчики нашли себе пару, завели счастливые семьи и жили благополучно. Лишь бы дарайцы не напали, и не было бы войны. Вот и все ее стремления и мечты.
 
      Диссе пришлось ждать - она вместе с сестрой домывала посуду за всеми. Ее очередь. Сегодня хоть праздник, а вчера Диссе вместе с остальными занималась генеральной уборкой, ее вообще было не дождаться.
      Ивик пока сидела на качелях во дворе. Медленно раскачивалась. Несколько малышей уже играли в песочнице под присмотром двух девочек постарше. Ричи играл с мальчишками в сетран на специально отгороженном поле. Пушистый белый пес лежал в тени, вывалив язык. В соседнем дворе радостно-тягуче играла гармонь.
      Здесь все свое, родное.
      Привычное, подумала Ивик. Здесь хорошо. Она чувствовала себя неловко, неудобно - вот всегда так с Диссе. Ивик вечно ощущала себя виноватой. Диссе приходится много работать по дому.От нее дома много требуют. А Ивик живет, как говорит Диссе, "как у Христа за пазухой". Она в свои 12 лет - все еще маленький ребенок, балованная аристократка. У нее новенькое красивое платье с базы. "Мажорка", называла ее Диссе. Хотя разве ее родители какие-нибудь шишки? Просто в семье всего двое детей, и естественно, Ивик больше достается разных благ и меньше работы.
      Так всегда. "Тебе как будто специально везде соломкой постилают", ворчала иногда Диссе. Ивик вспомнила последний случай с прыжком с моста и наказанием. "И опять ты выкрутилась", сказала Диссе, покачав головой.
      "Ты вообще любишь выделяться", так говорила Диссе. Ивик часто болела. Простывала. В прошлом году было воспаление легких. И еще она часто подворачивала ноги, когда прыгала откуда-нибудь. Она же не просто так боялась прыгать с моста. Она и правда могла разбиться там, где другие прыгали благополучно. Уж очень она неловкая. То вывих, то растяжение, то руку сломает. А потом опять ей блага и удовольствия - можно пропустить спорт и вместо этого блаженствовать в библиотеке. Можно вообще не ходить в школу и лежать в изоляторе, грызя сухарики и читая книжку. В школьном походе она сломала руку, и хет Шани повез ее одну домой на мотоскаре. Тогда Диссе и сказала "ты любишь выделяться". Но ведь она не виновата, что сломала руку!
      Она вообще не виновата, что такая. Неловкая, неумелая, больная. Некрасивая.
      Но почему-то всегда получается, что виновата. Что другим - работа, учеба, наказания, а ей - отдых и удовольствия.
      Может быть, конечно, я и правда виновата, размышляла Ивик, раскачиваясь потихоньку. Диссе ловкая, потому что ее с детства и дома заставляли работать, убирать, копать грядки. А Ивик ничего не заставляли, наоборот, ее баловали. Но не от этого же она стала такой неловкой и больной… И даже не скажешь, что уж очень больной, по-настоящему. Если бы она была просто инвалидом, тогда с нее и спроса никакого. А она…
      Иногда она обижалась на Диссе - ну что за подруга, которая смотрит на нее так? Но беда в том, что больше у Ивик никаких подруг и не было. С Диссе они вместе были еще с марсена. Как сестры. У Диссе иногда появлялись и другие приятельницы - вот как Мара, а теперь и мальчишки. Но у Ивик никого не было. Только Диссе.
      И потом, на самом деле их с Диссе многое связывало. И подруга видела и знала про Ивик то, чего больше не знал никто. И что еще важнее - ценила это. У них были удивительные игры. Они придумывали фантастические истории. Устраивали "ночные похождения" и "полеты привидений", дальние путешествия за пределы Шим-Варта. Мечтали, смотрели на звездное небо по ночам. Ивик - только это было большой тайной! - уже несколько раз выходила в Медиану и вытаскивала за собой и Диссе. Это было, наверное, единственное, что Диссе умела хуже Ивик, точнее - совсем никак.
      Хотя нет, было еще одно. Ивик занималась музыкой, она неплохо пела, участвовала в церковном хоре (но потом мама это почему-то запретила - наверное, боялась, что Ивик захочет в хойта, в монахини). А у Диссе слуха совсем не было. По этому поводу Диссе подруге завидовала. Ивик не понимала, что уж такого прекрасного в умении петь… Гораздо полезнее для жизни уметь красиво двигаться и танцевать, как Диссе.
 
      И все же, несмотря на неприятный разговор с мамой, на то, что Диссе работала, Ивик сейчас было хорошо. Она раскачивалась все выше, дух захватывало. Малыши галдели в песочнице, играла гармонь. Свиристели птицы вдали. Машин сегодня не слышно - праздник. Весенний ветер кидался ей навстречу, щекотал, весело обнимал и свистел в ушах. Здесь все свое, родное.
      Длинный ряд примыкающих друг к другу одноэтажных бараков. Беленные стены, выметенный двор. Знакомый с детства куст рекеты, готовый взорваться сиреневым цветом. Классики, нарисованные на асфальтовом клочке. Лес за последним блоком, темный, дышащий влагой, и медленно встающее над лесом желтое солнце.
      В этой песочнице Ивик строила замки и дороги. На этом рекетовом кусте искала цветочек с пятью лепестками, приносящий удачу, а под кустом они с девочками зарывали "секретики". На той лавочке раньше всегда сидела злобная баба Шери из пятого блока и ворчала на всех, проходящих мимо - теперь уже не сидит, видно, совсем слегла. А может, и умерла уже? Надо спросить маму.
      Здесь все свое, родное
      Мой дом, река и лес.
      Ивик вдруг удивилась тому, что получилось. Получался стих. Кажется. Она уже не раскачивалась, качель с каждым махом уменьшала колебания. Зеркальца небес. Нет, осколочки небес. Что - осколочки? Лужи… И в лужах голубые осколочки небес. Но тогда что с первой строчкой? А, она все равно не звучит совсем. Лучше по-другому. Любимые, родные. Дома, дворы и лес, и в лужах голубые осколочки небес… Ивик с сомнением повертела в уме получившуюся строфу. Глупо как-то. Первую строчку все равно надо менять.
      — Ивик!
      Навстречу ей бежала Диссе, за ней - пятилетняя сестренка Альта.
      — Ивик, может, в кино пойдем сегодня? Говорят, новый фильм.
 
      Мама, конечно, разрешила Ивик пойти в кино, почему бы и нет. Не маленькие ведь уже. Прошли времена, когда смывались тайком, всем двором. Правда, этот фильм - с 12 лет, но им-то как раз уже 12. Мама Диссе, правда, поворчала, что лучше бы они с младшими побыли, но тоже отпустила.
      Народу набилось - целая толпа, но они еще успели проскочить, прежде чем контролерша закрыла дверь. Это потому, что сегодня премьера. И мало того, на премьеру приехал один из режиссеров фильма и скажет несколько слов перед сеансом, потому что этот режиссер сам родом из Шим-Варта, и здесь где-то - в заречном районе, живет его родня.
      Впрочем, режиссер Ивик мало интересовал. Подумаешь, какой-то гэйн. Да и фильм вряд ли такой уж интересный, ее больше привлекала сама возможность пойти в кино. Сама атмосфера - веселая галдящая толпа, жаренки на палочках, которые раздавали по штуке в одни руки, полутьма в кинозале, огромный экран, задернутый бархатным занавесом, ожидание чего-то чудесного, как в детстве, волшебства.
      Фильм назывался "Завтра наступит завтра".
      — Странное название, - сказала Диссе, которая внимательно просматривала программку, - что бы это значило?
      — Не знаю, - Ивик увлеченно грызла свою жаренку.
      — А смотри, кто играет! Главная героиня - Сабин Иль Рео! Говорят, она ушла из гэйнов и теперь только снимается.
      — Можно понять, - согласилась Ивик. Сабин иль Рео была все-таки великой актрисой. С актерами это бывает, они иногда становятся профессионалами. На сцену перед экраном тем временем вышел гэйн в зелено-серой парадке, с погонами шехина. Он молча обвел взглядом ряды зрителей. Шум в зале постепенно стих.
      Гэйн заговорил тихим голосом, будто стесняясь. Он был главным режиссером-постановщиком, но сделал лишь несколько сцен - его пригласили заменить того, кто начал снимать этот фильм, стаффина Мэя иль Гешер, погибшего при обороне Тарна, когда случился дарайский прорыв, перед Рождеством. Основную часть фильма сделал Мэй. Фильм решили посвятить ему и всем гэйнам, погибшим при обороне Тарна. Режиссер рассказывал дальше, про актеров, про то, как фильм снимался, но Ивик отвлеклась.
      Фильмы всегда снимали гэйны, в этом не было ничего особенного. И гэйны же написали все книги, которые она когда-либо читала - за исключением научно-популярных, их писали чаще аслен. И гэйны же создали всю музыку, все песни, и все картины, которые ей доводилось видеть. Ивик не задумывалась, почему так получается, ведь гэйны - это вообще-то каста воинов. Это военные. Они защищают границы Дейтроса в Медиане от дарайцев, которые то и дело пытаются к нам проникнуть. Они же защищают Землю - Триму, тоже от дарайцев, разумеется. Это, конечно, хорошее дело, благородное, ничего дурного не скажешь, но почему-то Ивик ощущала легкое раздражение, когда думала о гэйнах вообще. Может, потому что их слишком уж все превозносили. Потому что полагалось относиться к ним с каким-то особенным уважением. Даже не то, что полагалось, а все к ним в самом деле так относились. А вот Ивик это раздражало. Может, она какая-нибудь особо грешная, может, это гордыня. Но в самом деле - чего с ними так носятся? Ну солдаты. Ну защищают Дейтрос. Но все же заняты своим делом, и врачи нужны, и ученые, и те, кто хлеб выращивает. Дядя Риш, например, папин брат - плавает на рыболовном судне, а это тоже опасная профессия, и очень нужная, рыбу-то мы все едим.
      Нет, трудно было объяснить это раздражение. Ивик сама его не понимала.
      Может, потому, что ни в ее родне, ни у кого-то из знакомых в родне не было гэйнов. Ведь это редкость. Ну вот отец Тена - гэйн. И пожалуй, все, больше она никого не знала. Мало кого направляют в гэйны, может, просто не нужно столько военных. Тен тоже втайне мечтает стать гэйном, и тренируется поэтому, и самый сильный в классе, и по начальной военной подготовке лучший в рейтинге. Но направят ли его - еще вопрос. А так никто даже и не планирует, гэйн - это почти как хойта, священник или монах, это редкое призвание.
      Но что с ними носиться так? Хойта, и тех так не обожают. Хотя… в общем, непонятно, почему, но Ивик раздражал этот режиссер, и не хотелось ничего слушать, что он там рассказывает. Диссе, напротив, слушала с большим вниманием. Она всегда отзывалась о гэйнах с большим восторгом - "они нас защищают, умирают за нас, если бы не они, нас бы уже не было". Ивик соглашалась - ну конечно, Диссе права - но внутренне ей было почему-то неприятно.
      Гэйн легко соскочил со сцены, скрывшись в темноте, словно не желая слушать аплодисменты. Занавес поехал от центра в разные стороны.
      Фильм оказался интересным.
      Дело происходило на Старом Дейтросе. Сюжет сплетался из нескольких вроде бы обыденных историй. Аслен-конструкторы строят автоматические корабли для исследования дальних планет системы, решая при этом головоломные проблемы. Монахиня-хойта обнаруживает в архиве монастыря странные записи, способные пролить свет на события тысячелетней давности, когда христианство впервые попало на Дейтрос. Дочь главного конструктора очень любит своего мужа, молодого гэйна, и вот-вот родит ребенка - но муж собирается уйти сопровождать опасную экспедицию в Килн. В то же время жена того же конструктора, обиженная невниманием мужа, занятого работой, крутит шашни со своим коллегой, при этом то и дело попадая в смешные ситуации. Все банально. Проблема лишь в одном - действие происходит всего за несколько дней до Катастрофы, до полной гибели Дейтроса.
      До того момента, когда дарайцы применят темпоральный винт, запрещенное оружие, применят его против Земли - чтобы полностью уничтожить ее, но патрульные гэйны Рейта и Кларен иль Шанти примут страшное решение и пожертвуют собственным миром, чтобы спасти Землю.
      Никто пока еще не знает, не подозревает об этом. Но время уже начало обратный отсчет, гибель неминуема. Неминуемо приближается мгновение, когда Дейтрос - старый Дейтрос с историей пяти тысячелетий - перестанет существовать.
      Два миллиарда людей погибнут. От всего Дейтроса останется лишь около пятидесяти тысяч человек, гэйнов, хойта-миссионеров, путешественников и исследователей-аслен, тех, кто находился в этот миг вне Дейтроса, в Медиане или других мирах. Эту историю каждый знает, начиная с младших курсов тоорсена, повторять ее не надо.
      И ждешь весь фильм - кто уйдет в экспедицию, кто в час ноль окажется вне Дейтроса, получит шанс выжить. Уходит молодой гэйн, оставляя жену с ребенком в якобы безопасном светлом мире - обреченном на гибель. Разругавшись с коллегами, конструктор улетает на космическую станцию, лично проконтролировать сборку автоматов - эта станция уцелеет. Хойта-настоятельница принимает решение послать нескольких молодых монахинь на Землю, для выяснения некоторых обстоятельств, связанных со старинной рукописью. Эти девушки выживут.
      Сама гибель Дейтроса в фильме не была показана. Последняя сцена - прощание гэйна с женой и маленьким сыном, и его слова о том, что "завтра наступит завтра", обещание непременно выжить и вернуться, первая улыбка новорожденного. Гэйн уходит по серой долине, по Медиане, один, в неясную туманную мглу, бредет медленно, и звучит пронзительная странная музыка. Она звучала в ушах и дальше, когда закрылся занавес и включили свет. Ивик стала быстро стирать слезы с лица - вокруг плакали многие, но ей казалось, она одна так позорно чувствительна, ну не хотела она реветь из-за какого-то фильма. Стыдно было смотреть в глаза окружающим. Стыдно и неприятно вообще возвращаться в этот мир после такого - пронзительного и чистого. Ивик встала и начала пробираться вслед за Диссе, в густой, еще потрясенно молчащей толпе, к ближнему выходу.
 
      Больше всего Ивик любила играть в одиночестве.
      Даже неплохо, что Диссе была занята - ее папа вернулся из экспедиции, и теперь у них было семейное застолье, семейный пикник на реке, семейные игры в сетран и прочее. Вместе с Диссе Ивик часто играла и со всей дворовой компанией. В прятки, сетран, ручной мяч, вышибалы, жмурки, в войну или путешественников. Иногда приходили заречные, и начинались бои - дрались в основном мальчишки, но и девочки участвовали.
      Но когда не было Диссе, Ивик не вписывалась в дворовую компанию. Да и в школе было так же. Без подруги Ивик всегда оставалась одна. Нет, ее бы не выгнали… наверное… но как-то и отношения без Диссе ни с кем не складывались.
      Но это ее и не огорчало.
      Глупо ведь думать, что играть можно только во дворе. За соседними домами - целый огромный лес. Время от времени кто-нибудь из малышей умудряется там заблудиться, и тогда его ищут всем кварталом, приходят гэйн-велар, с собаками, вызывают даже вертолет. Рассказывают страшные истории о том, что какую-то девочку в лесу задрал лиган, но это врут, наверное, чтобы дети в лес не ходили. Лиганы близко к человеческому жилью не подходят.
      Да и ведь Ивик не малышка. И не просто так она в лес ходит. У нее в лесу есть свои собственные места.
      Целый собственный мир. Кроме Диссе, о нем никто не знал, да и Диссе знала далеко не все. Цепь больших полян и более-менее открытых мест, которые составляли королевство Ивик. Все поляны она назвала собственными именами - Золотая Тропка, Дивное Болото, Треугольник, Капелькин Луг.
      Ивик остановилась у Дивного Болота. Откуда взялось название - она и сама не знала. Никакого болота тут не было - сухая каменистая почва, пригорок с купой деревьев, высокая трава на склоне, дальше проплешина, кусты и звонко прыгающий по камням ручеек. Ивик вскарабкалась на молодой невысокий тамгат - на эти деревья удобно лазить, ветви у них широкие, прочные. Уселась на ветке, раздвинув листву впереди, стала всматриваться в долину. "Я наблюдатель", подумала Ивик. Попробовала на вкус это слово. Наблюдатель. Красиво и тревожно. Что-то оно значило, Ивик пока не могла понять - что. Ей надо было навести порядок на Дивном Болоте. Это значило - смотреть. Смотреть и думать. Ивик знала, что без нее здесь все будет иначе, без нее Дивное Болото перестанет быть живым, особенным, будет обычное место, похожее на тысячи других лесных уголков. А сейчас здесь пахло чем-то особым. Как во сне. Ивик знала, что в любом сне главное - это запах. Не буквальный запах, который ощущаешь носом. Запах сна. Ощущение. Непередаваемое словами, вообще никак не передаваемое - просто запах. Как и здесь, на Дивном Болоте.
      Здесь была свобода. Полная, абсолютная свобода. Ни одного человека. Люди всегда смущали и пугали Ивик, пусть она научилась делать вид, что это не так. А здесь можно было быть собой, делать все, что угодно. Хотя ничего особенного Ивик и не делала, и даже не собиралась. Важен сам факт.
      Если бы Ивик спросили, что она делает здесь, она ответила бы "играю".
      Но что стоит за этим словом? Во что она играет здесь? Ведь играют всегда во что-то - в кукол или в войну, в больницу или в прятки. Хотя бы в Лесное королевство или в Оленей - их с Диссе странные, ни на что не похожие собственные игры - но все же у них есть какое-то содержание.
      Эта игра была совсем другой.
      Ивик не становилась никем в игре - она была собой. Может быть, в большей степени собой, чем когда бы то ни было. Не ученицей тоорсена, не подругой, не дочкой и не сестрой. Не будущим медиком, не кем-то еще - здесь она была просто она, Ивенна. Ивик. Этот мир любил ее вот такую, как есть, пусть она не самая лучшая ученица, и пусть она неловкая, неумелая, больная - но этому миру необходима именно она.
      Ивик жадно вглядывалась в свое Дивное Болото сквозь лиственные прорехи, вбирая в себя каждую деталь маленького зеленого мира. Каждый камешек на склоне, блестящий от вкраплений слюды. Журчание невидимого вдали ручья. Свист незнакомой птицы в ветвях и мерный стук дятла в глубине леса. Каждый блестящий на солнце молодой листочек. Каждую паутинку меж ветвей. Стебли высокой травы внизу.
      Ей было хорошо.
      Она вбирала в себя камешек и птицу, на миг превращаясь в них, меняясь местами - и снова отпускала. И камешек, и птица становились ею, обретая частицу ее души. Оживая.
      Ивик любила этот мир, и мир любил ее. И под конец, когда она уже немного устала, и хотела слезать с дерева и просто прогуляться к ручейку - под конец лес устроил ей маленький сюрприз. Она заметила шевеление в траве возле ручья. Замерла, приглядываясь. Из травы выросли чьи-то острые длинные ушки. И потом на тонких ногах поднялась молодая косуля. Поводя ушами, она слушала - Ивик перестала дышать, чтобы не спугнуть зверька. Косуля была маленькая и грациозная, с полосатой спиной и рыжими боками, с черным огромным глазом на тонкой морде. Она спустилась к ручью и, видимо, пила, Ивик видела теперь лишь короткий хвостик и беловатое подхвостье за высокой травой. А потом косуля развернулась и длинными высокими скачками пошла прочь, через все Дивное Болото, восхитительно взлетая над зарослями, и наконец исчезла за густыми кустарниками, за камнями, поросшими мхом.
      Ивик блаженно вздохнула, слезла с дерева и тихонько пошла к ручью.
 
      Она не боялась распределения.
      Диссе - та дрожала и переживала уже целый месяц. Хотя Диссе лучшая ученица в группе, и наклонности ее очевидны, и ясно уже, куда ее направят - но все равно, Диссе целыми днями рассуждала о том, что лучше, академия в Варте или все-таки столичная, и кого берут в столичную, в Шари-Пал. Наверное, только по блату. Да и не одна Диссе - многие очень переживали. Все-таки решается судьба.
      Ивик не так уж страдала по этому поводу.
      В сущности, разница небольшая. Куда ее направят, она приблизительно знала. Все равно ведь учитываются склонности и интересы ученика. А про Ивик не только учителя, но и весь класс точно знал - какие у нее интересы, что она любит, знает и умеет. Диссе - та лишь в последний год тоорсена стала определяться, ей нравились языки, интересовала история, словом - что-то гуманитарное. Очевидно. А вот Ивик чуть ли не в вирсене впервые прочла книжку про гениального микробиолога Вельда Рая, который жил на старом Дейтросе пятьсот лет назад, и совершил множество чудесных открытий, создал вакцину против черной лихорадки (и испытал ее на себе), против "львиной болезни", предсказал существование вирусов. После этого ее заинтересовали микробы и вирусы вообще. И все живое, особенно человеческий организм - как он устроен, как работает. Ивик прочитала невозможное количество книжек на эту тему, занималась в школьном биологическом кружке, описывала препараты вместе с другими, помогая микробиологам из ближайшей академии. Она заняла второе место в школьном биологическом конкурсе. Так что тут все было ясно и очевидно.
      Правда, в последний год она как-то передумала. Мама рассуждала, что пожалуй, лучше стать врачом-медар, а не исследователем-аслен. Это выгоднее и удобнее, говорила мама. Вдруг выйдешь замуж и уедешь куда-нибудь в глухомань, где нет академий. Может, мужа пошлют строить новый город, сейчас ведь повсюду строительство. А врачом можно везде работать.
      Сама Ивик думала, что врачом, может быть, интереснее. Как-то благороднее. Спасать людей. Помогать. Сейчас ведь микробиологи не испытывают вакцины на себе и не вводят себе культуры опасных бактерий. Да и вообще наука в наше время - это совсем не то романтическое призвание смелых одиночек, как было еще лет 200 назад.
      Но Ивик не знала точно, чего хочет. Ей все нравилось. И врачом быть хорошо. И ученым тоже неплохо. В какую Академию пошлют - тоже не так уж важно. В столицу, конечно, престижнее. Но у Ивик не такие высокие баллы по остальным предметам, кроме биологии и химии. А вот литература у нее всего на пять баллов, смеху подобно. Почти худшая в классе. Математика - тоже не блестяще (это беспокоило Ивик, ученый должен хорошо владеть математикой). Но это не страшно, в какую бы Академию ни послали, со следующего года она начнет заниматься только любимым делом, и это здорово!
      Правда, Ивик опасалась, что ее вообще не направят в академию. Из-за низких баллов по той же литературе. А направят ее в медар, но не врачи, а в медсестры. Ей-то самой было все равно. Медсестрой тоже интересно быть! Ивик уже работала в больнице, ухаживала за больными, практика такая была, и ей очень понравилось. Но мама тогда очень расстроится, она считает, что ее дети обязательно должны получить высшее образование. Но почему? Ведь кому-то надо и медсестрами быть, и простыми рабочими. Но это сомнительно, что Ивик не направят в академию, она понимала, что скорее всего - направят.
      Поэтому распределение ее как-то не тревожило. Она примерно знала, как решится ее судьба, сюрпризов особых не ждала, ей лишь хотелось, чтобы побыстрее, чтобы уже все знать и больше не думать о всякой ерунде, а жить спокойно.
 
      Все оказалось не так уж просто. Подруги считали, что распределение произойдет сразу, ведь за ними все эти годы наблюдали учителя, и множество разных тестов уже проводили потихоньку. Но прибыла целая комиссия из Шим-Варта, и две недели выпускники ничем другим не занимались, как только проходили разнообразные, порой очень странные тесты и собеседования.
      Их предупредили, что надо быть абсолютно честными и искренними. Но Ивик в глубине души отдавала себе отчет, что абсолютно искренней быть сложно. Она хочет быть врачом или микробиологом. Или, например - еще лучше! - генетиком. И естественно, все свои ответы она давала, исходя из этого. Да нет, они были искренними. Но дело в том, что Ивик сама точно не знала, не всегда знала, чего она на самом деле хочет, и что ей нравится. Она и сама себя не очень понимала. Просто известно уже, что нравится взрослым, маме или учителям, вот и надо этому соответствовать.
      Но искренне ли это? В самом ли деле это именно то, что она думает? Ивик совершенно запуталась.
      Тесты на логику, сообразительность и всякую там смекалку, математические задания она быстро и надежно завалила. В спортивных состязаниях показала себя, как обычно, хуже всех. С техническими заданиями не справилась - но и большинство девочек показали здесь невысокие результаты. По литературе надо было написать критический обзор современной прозы, Ивик написала такую ерунду, что потом ночью, в темноте и под одеялом, краснела от стыда, вспоминая это. Неплохо, правда, у нее получились задания по дарайскому языку и родному дейтрийскому. И как всегда, блестяще она написала работы по химии и биологии.
      У Диссе все было куда ровнее. Лучшая ученица все-таки. Она по всем предметам оказалась в числе первых, а по истории написала такое блестящее эссе, что его потом зачитывали в классе.
      Кроме этих обычных школьных тестов, было множество других. Надо было организовать группу малышей для какой-нибудь игры. Участвовать в театральных сценках. Демонстрировать особые навыки - Диссе танцевала и показывала акробатический этюд, Шагин собирал и разбирал радиоприемник. Ивик, сгорая от стыда, запинаясь (сто лет не занималась) сыграла на клавире какой-то этюд. Лучше бы и не упоминала, что занималась музыкой, музыкантша тоже нашлась. Еще беседовали с членами комиссии. Ивик сначала разговаривала с какой-то женщиной, изо всех сил стараясь произвести впечатление умной девочки, увлеченной медициной и биологией. Потом - как ей сказали - с преподавателем медицинской академии, который спрашивал, почему ее привлекает медицина, и прочую ерунду, а Ивик мямлила, краснела и не знала, что ответить.
      Те, кто показал интерес и умение работать с техникой, проходили еще разные тесты, до которых Ивик и Диссе просто не дошли. Ездили на разных машинах, пытались разобраться в каких-то схемах, починить приборы и так далее. По сути, каждый из ребят проходил собственную систему тестов, для каждого последовательность была индивидуальной. Ивик так и не поняла, что за тесты ей дают, и почему именно такие и так.
      Впрочем, вряд ли и кто-то другой это понимал. Кто их, психологов, разберет?
      Некоторые тесты, впрочем, Ивик очень даже понравились. Например, рисование на свободную тему. Ивик не умела рисовать толком. Но на свободную тему - почему бы и нет? Она изобразила Город Будущего. Когда-нибудь на Дейтросе построят такие города. Море на горизонте, множество зданий легких, ярких цветов, причудливой архитектуры, окруженных сплошным цветущим садом. Люди прогуливались по аллеям или летали над домами в круглых блюдцах или оседлав маленькие летающие мотоскары.
      Еще было сочинение. Не такое, как они обычно писали на литературе - критический разбор, а просто так, можно было писать любую отсебятину, все, что взбредет в голову. Тема была такая - "Если бы я умел летать". Тут уже не обязательно было показывать, как ты хочешь быть биологом или врачом, а можно было оторваться по полной программе, и конечно, Ивик оторвалась.
      Были и другие увлекательные тесты, где разрешалось просто пофантазировать, помечтать, короче говоря - все то, что Ивик как раз и любила особенно. Последнее собеседование с ней проводил пожилой психолог, и он тоже начал спрашивать ее о всяких интересных вещах, например, о том, как она любит играть. Ивик вдруг осмелела и рассказала ему и про свое королевство в лесу - конечно, без особых подробностей. И про то, что играла в пуговицы, потому что в пуговицы играть гораздо удобнее, чем в кукол. Кукол мало, и они могут изображать только детей. А вот пуговицы можно делать кем угодно - королями и королевами, солдатами, путешественниками, устраивать войны, завоевания, мамина корзинка с пуговицами - это же целый мир! Психолог так жадно и с таким интересом слушал, что Ивик совсем перестала стесняться. Потом он спросил, не пробовала ли она когда-нибудь выходить в Медиану. Ведь все же знают, что есть Медиана, что туда можно выйти… Ивик призналась, что да, пробовала, только пусть он никому не говорит, но у нее получалось. Уже много раз. Она знает, что это запрещено, но она же не ходила далеко, только туда - и сразу обратно. Но это так интересно!