Ричи гонял мяч с несколькими мальчишками из двора. Ивик смотрела на брата, как острые лопатки ходуном ходят под замызганной футболкой, и острая нежность заливала ее. Малыш. Какой же он еще малыш… И все эти мальчишки. Рядом возились на огромной куче свежего рассыпчатого песка детишки помладше, полуголые, в трусиках, там шло большое строительство - то ли крепость, то ли дворец. Две девочки в цветастых платьях озабоченно шептались под грибком, недавно покрашенным. Тетка Рея из третьей квартиры кричала на кого-то, чтобы немедленно ушли с клумбы, и даже это сейчас было хорошо, даже Рея казалась милой и любимой…
      — Ивик!
      Она обернулась. Диссе кинулась ей на шею. Ивик почувствовала себя неловко, но чмокнула подругу в щеку.
      — Ивик, привет, как я соскучилась! Ты чего на Пасху не приезжала? Ой, какая у тебя форма! - Диссе с интересом разглядывала ее, - такая новенькая! Будто и не ношенная!
      — Так это ж парадка… мы ж не в таком ходим-то обычно…
      Видела бы Диссе ее рабочую форму, совершенно выцветшую и потрепанную…
      — А это что, пистолет? Ну надо же! - Диссе потрогала кобуру Деффа, - ой, Ивик, ты так изменилась!
      — Да и ты тоже, - сказала Ивик, улыбаясь.
      И правда, Диссе изменилась. Она стала девушкой. Совсем взрослой и очень красивой. Золотисто-русые волосы были забраны в тугой узел, открывающий стройную и длинную шейку. На загорелых открытых плечах бретельки топа, видимо, самосшитого, ярко-желтого, туго обтянувшего крепкие уже развитые грудки. Широкая юбка до колена не скрывала длинных красивых ног.
      — Пойдем, а? Пошли ко мне? Родители на работе, а остальные все на улице, мы хоть посидим спокойно. Мы вчера печенье делали, чайку попьем…пошли?
 
      Диссе рассказывала о своих новостях. Она участвует теперь в театре в своей Академии. У нее главная роль. Она играет в пьесе (написанной каким-то гэйном еще в Старом Дейтросе) слепую девушку. Диссе изображала в лицах сцены из спектакля. Ивик не очень нравилось, казалось, что Диссе слишком манерна. Зато печенье было вкусное, с джемом, Ивик едва удержалась, чтобы не сожрать слишком много. Хотя напекли его целый таз, и сейчас еще половина оставалась. Но неловко объедать такую большую семью.
      — Ой, Ивик, а я хочу, чтобы ты мне спела! Ты же на клори теперь играешь! Погоди!
      Диссе убежала и вернулась с инструментом. Ивик послушно взяла клори. Пальцы пробежались по струнам.
      — Ты так здорово научилась! Ничего себе! У вас там занятия есть? Или вы только воюете там?
      — Конечно, есть, откуда же все гэйны-музыканты берутся, - сказала Ивик.
      — Ну спой, спой что-нибудь!
      Ивик задумалась. Петь не очень-то хотелось. Она вспомнила старую-старую гэйновскую песню.
      Между небом и землей - тоска.
      Снова белая, как снег, мгла! Ты не помнишь, как печаль легка.
      Ты не помнишь, как любовь зла.
      Между небом и землей война,
      И разрывы, в душу твою мать.
      Ты не помнишь крови и огня.
      Ты не помнишь, как меня звать.
      Диссе слушала, подперев подбородок кулачком, преувеличенно внимательно глядя на Ивик.
      Ты лежишь за облаками льда,
      Ты летишь за океаном тьмы.
      Зелена в твоей реке вода.
      Отраженьями в воде стоим - мы.
      Ивик повторила последние строчки. Диссе чуть нахмурилась.
      — Красиво, - сказала она, - ты летишь за океаном тьмы… Красивая абстракция!
      Ивик вытаращилась на нее.
      — Почему? - спросила она, - что здесь абстрактного-то?
      — А о чем песня? Наверное, я не поняла…
      Ивик не знала, как объяснить. Вернее, объяснять было глупо. Но и сказать "ну и ладно" - как-то нехорошо.
      — Так там же сказано все, Диссе… Там же… ясно, что погиб кто-то… любимый. И вот автор и говорит так… от боли просто. Она… или он, не знаю… погиб, умер, его нет больше. И никогда не будет. А мы тут остались. И как будто река разделяет. Все же тут понятно!
      — А-а, - протянула Диссе, - по-моему, не так уж понятно. Абстрактная такая песня…
      Ивик промолчала.
      — Ну а как у тебя с личной жизнью? - спросила Диссе. Ивик пожала плечами. Как у нее может быть с личной жизнью?
      — Моя подруга, Ашен, я тебе рассказывала, помолвлена уже.
      — О да, у нас тоже многие! - кивнула Диссе, - а у меня, знаешь, в этом году такая проблема была… сейчас-то переболело уже все, конечно… я тебе не писала. Вообще плохо, что мы так далеко друг от друга. Писать я не все могу. Это не то!
      — А что у тебя было?
      — Понимаешь… это зимой еще было. Еду я в трамвае… В Шари-Пале же трамвай есть! И вдруг передо мной садится мужчина, вот так напротив. И смотрит, смотрит… И вдруг говорит: девушка, я не могу больше… вы мой идеал. Ну представляешь, да? Главное, чего уж там идеального, у меня нос покраснел, холодно было, я вся закутанная. Короче, мы с ним стали встречаться…
      Ивик подумала, что наверное, раньше при этом рассказе почувствовала бы зависть. А сейчас - нет. Конечно, Диссе идеал. Она и правда…
      — Ты и правда очень красивая.
      — Ну вот. Мы с ним стали встречаться. Он меня в кино водил, гуляли так… представляшь, стоит и ждет, встречает после лекций. Каждый день. Он был искусствовед. В музее работает, статьи пишет. А потом девчонки мне сообщили, что он женат!
      — Ой…
      — Да, и трое детей, представляешь? Я была в ужасе… Конечно, сначала я решила, что все, мы не будем встречаться, совсем. Через черный ход выходила из школы. А он, представляешь, в тренту мне каждый день цветы присылал… Вся комната была в цветах у нас. Ну в общем, пришлось с ним объясниться. Он говорит, что и семью бросит, и все, что мы с ним уедем…
      Диссе тяжело вздохнула.
      — Ты знаешь, я его любила…
      — Бедная, - сказала Ивик.
      — Ага! Ужас… я ни спать, ни есть не могла… ничего. Но знаешь… с одной стороны, любовь. Он, конечно, необыкновенный человек! Таких не бывает… Такой чуткий, такой… А с другой, я все думала. Встречаться с женатым - позор, еще и из Академии выгонят, а исповедоваться как? Врать, что ли? Уехать с ним… ну не знаю, бросить учебу, а что меня там ждет, кем я буду? Конечно, какую-нибудь работу найду, могу хоть в вирсен пойти воспитателем, но… не знаю. Наверное, другая пожертвовала бы всем ради любви.
      — Да он бы тебя тоже потом бросил.
      — Не знаю… может быть. В общем, знаешь, я не решилась. А еще потом я к нему пришла как-то, а он начал.. так приставать, ну ты понимаешь… И говорит - не бойся, в этом же нет ничего плохого, это же любовь! И лезет, лезет… он какой-то прямо сам не свой стал! Я взяла и убежала. И все, мы с тех пор не встречаемся. Но мне так плохо было! Ты не представляешь… ужас просто.
      Ивик кивала.
      — Спой лучше что-нибудь еще, а?
      У Ивик почему-то все песни вылетели из головы разом. Вообще так всегда бывает, когда просят "спой что-нибудь". Она вздохнула и спела "Светят луны на небе, спят квиссаны в ночи". По крайней мере, тут уж точно нет ничего абстрактного.
      Любовь моя, пока мы вдвоем,
      Ни боли, ни смерти нет.
      В бою меня будет хранить под огнем,
      В бою меня будет хранить под огнем
      Глаз твоих ласковый свет.
      Это все было - про жизнь. Нормальную, реальную жизнь, какая она есть. Пусть и написано не так уж хорошо, скажем так, примитивно. Может, кто-то из младших квиссанов сочинял, только что пороху понюхавших. Зато все реально.
      …А девчонка на койке в лазарете лежит
      И смертельная рана под бинтами горит.
      Милый друг с нею рядом, молча смотрит в глаза.
      Смерть не знает пощады, не отступит назад!
      И пятнадцатилетних косит смерть на войне.
      Милый друг, не печалься, вспоминай обо мне!
      Диссе в этот раз слушала невнимательно. Даже отошла, поставила посуду в мойку. Ивик поняла, почему - наверное, правильно цензура не пропустила эту песню в широкий мир. Кому она интересна? Она плохо написана, примитивно… мелодрама какая-то. Правда, никто не догадывается, что жизнь похожа как раз на мелодраму. Жизнь совершенно не напоминает произведение настоящего искусства. В жизни все так и есть: по квенсену тревога, вой сирены ночной, поднимайтесь, квиссаны, выходите на бой! Угу. И вой этой сирены до самой печенки пробирает. Но это ж совершенно неинтересно тому, кто его не слышал.
      — Ага, интересно, - сказала Диссе, садясь рядом с ней.
      — Вроде квиссанский фольклор… это так, - улыбнулась Ивик.
      — Ну а ты как, есть хоть на примете кто-нибудь? - спросила Диссе.
      — Да нет… в общем, как-то не до того. И потом… ну кому я нужна?
      — Ты нужна! - убежденно сказала Диссе, - ты между прочим, очень даже симпатичная. Может, за тобой и не бегают толпами, но уж если кто тебя полюбит, то это на всю жизнь!
      Ивик неловко пожала плечами.
      — Слушай, а у тебя выпить нет чего-нибудь?
      — Выпить… ну вот, у папы настойка тут… но я не пью такого крепкого, а тебе, если хочешь…
      — Так ты разведи, подумаешь!
      Диссе развела настойку водой. Чокнулись и выпили. Ивик почувствовала себя немного легче.
      — Ты как-то изменилась очень, - сказала Диссе.
      — Алкоголизм? Ты не думай, я ж не всегда так… - Ивик замолчала. С Ашен и Даной они почти никогда и не пили наедине. Это было не нужно. Вообще. А так - это хорошее лекарство. От неловкости, от напряжения.
      — У вас бои бывают? Настоящие? Ты… тебе приходилось убивать?
      — Да, - сказала Ивик.
      — Ты не рассказываешь ничего совсем… страшно было?
      — Да.
      Ивик налила себе еще полстаканчика настойки и выпила одна. Ей вдруг пришло в голову, что она с Диссе чувствует себя как мужчина. И правда, смешно. Как в классических триманских книгах. Там же вообще женщины никогда не воевали… сидели дома и ждали героев. Красивые, изящные, милые. А герои да, убивали и видели все то, что приходилось видеть Ивик. Только в Дейтросе такого разделения никогда не было. Потому что в Медиане все равны. А перед военной необходимостью всегда отступали прочие мелочи вроде необходимости рожать детей.
      Ей вдруг захотелось рассказать. А почему бы и нет, собственно? Глядя в сочувствующие, тревожные глаза Диссе, она начала рассказывать. Про Килн. Про сожженную деревню и убитого хойта. Он там не один такой был, хотя остальных смерть настигла быстрее, перебили всю миссию. Ивик словно прорвало. Может, помог алкоголь, может, сочувствие Диссе, но ее несло. Она рассказала все. И про казненного дорша - тоже.
      — Это нельзя, понимаешь? Конечно, нельзя… но Меро… наша куратор - она знала. И не остановила. И никто их не остановил. И я… не знаю. Я бы не стала так с пленным. Но я ничего не сказала. Потому что…
      Ивик замолчала. Сказать "они были правы" - нельзя. Они не были правы, и она тогда это знала. Но не останавливала их, не кричала, нет. Потому что распятый хойта был еще перед глазами. Потому что она не могла закричать, просто физически не могла.
      — Понимаю, - глаза Диссе вдруг наполнились слезами. Ивик почувствовала благодарность - за эти слезы, за ужас в ее взгляде.
      — Вот так… - хрипло сказала Ивик. Она уже почти успокоилась в последнее время. Почти. Только по ночам иногда снилось что-нибудь… то, что одни люди могут делать с другими людьми. И тогда она стонала и просыпалась. Мама все спрашивала, чего она так кричит по ночам. Вчера дала ей на ночь успокоительной настойки, и в этот раз Ивик спала крепко.
      — Слушай, Ивик… но как же так можно… нет, я понимаю. Ты не думай, я не осуждаю. Я не представляю, что бы я делала там… на вашем месте. Что бы со мной было! Я даже представить не могу. Я другого не могу понять… если гэйны все вот такие. Если вы живете в таком ужасе, все время… и некоторые даже вот такие, как эта ваша Скеро… жестокие. Как вы можете писать музыку, книги… как? Песни такие красивые. Это же несовместимо совершенно! Мы проходили психологию творчества… Ничего же общего с этим нет! Это же такая тонкая, хрупкая вещь, душа, и… что вы с ней делаете?
      Ивик взглянула на нее.
      — Знаешь, - тихо сказала она, - а мне наоборот кажется, иначе нельзя. Если не носить в душе ад… настоящий ад, без дураков… ничего никогда и сделать нельзя. Ерунда получится. Впрочем, не знаю. Я сама не знаю, как это все совместимо. Знаю только, что нет других путей защитить Дейтрос. Не придумали еще других.
      — Ты не думай, - снова сказала Диссе и вдруг обняла ее, - Ивик! Ты не думай… я тебя люблю.
      Она порывисто встала.
      — Я не думала никогда, если честно, что ты способна так вот… ты же вроде слабая такая всегда была. А вот ведь…
      — Гэйны многие так. И Диссе, не все же такие, как эти… Скеро и остальные. Только некоторые. А остальные… они все больше такие, как я.
      — А помнишь, ты ведь хотела сама в квенсен? Твоя мама еще собиралась хлопотать… тебя правда могли бы в медар взять… не так уж и строго с этой комиссией, девчонки рассказывали. Все равно желания учитывают. А ты тогда в квенсен рвалась… Могла бы стать врачом.
      Ивик с удивлением посмотрела на Диссе.
      — Но я и хочу быть гэйной, Диссе. Я и сейчас пошла бы в квенсен. Да, бывает всякое… но если кому-то надо это переживать, кому-то надо защищать Дейтрос - то почему не мне?
 
      Осенью начались занятия на четвертом курсе. Ивик было немного странно сознавать, что вот - она взрослая, ей скоро шестнадцать. Совершеннолетие. Четвертый курс. Иногда посмотришь - вроде не изменилось ничего. Чем она отличается от себя двенадцатилетней? Больше видела. Больше опыта. Больше умеет. А так… По сути - ничем.
      В учебном расписании стало гораздо больше часов по ориентированию в Медиане, а общеобразовательные предметы сократились. Еще появился новый предмет - обществоведение. У сена иль Кон его вел сам Керш иль Рой. Первые несколько месяцев посвящались изучению Дарайи. Затем обещали перейти к Триме, и наконец - спецкурс по моделированию фантомных образов.
      Предмет показался Ивик необыкновенно увлекательным.
      Да в общем-то, он и всем нравился. Хотя Керш излагал по сути то же самое, что уже рассказывал ей лично на втором курсе, но теперь это было глубже, подробнее. Использовалось гораздо больше фильмов, наглядного материала - и не на маленьком дисплее, а на стенном развернутом экране. Это были не отрежиссированные фильмы, а просто документальные съемки, а Керш давал пояснения по ходу дела.
      Дарайская жизнь развертывалась перед глазами - и она была, черт возьми, привлекательна! Даже все зная, все понимая, даже помня деревню в Килне, невозможно было не восхищаться этой жизнью. Не мечтать о ней хотя бы краешком души.
      Все-таки вот так и должен жить человек! Выходить из собственного двухэтажного дома, окруженного садом. Садиться в собственный маленький автомобиль с прозрачным верхом - в Дейтросе таких маленьких машин, на 4-5 посадочных мест, почти и не было. Разве что служебные машины для самых высших чинов. Ехать в ряду таких же пестрых, глянцево сверкающих автомобилей с прозрачными крышами, по широкому шоссе с идеально ровным покрытием.
      Камера смаковала приметы дарайской жизни. Скользила вдоль прилавка, полного румяных булочек, крендельков, глазированных пирожных, пряников, баранок, казалось, они пахли, нестерпимо сладко и сдобно, и во рту набегала слюна. Память услужливо подсовывала вид железных ящиков на Базе, куда с утра закладывали суховатый хлеб трех-четырех сортов - два черных сорта и два белых, и потом выдавали по талонам, по максимальной норме - полбуханки на человека. На экране квиссаны видели обычное дарайское жилище - там ванная комната была по размеру не меньше, чем спальня в дейтрийском бараке. А как все сверкало в этой ванной, как отражались краны в многочисленных зеркалах, а светильники - в начищенных кранах! И одноцветные стопки махровых полотенец на полках!
      И длинные ряды вешалок с одеждой в магазине. Женщины, лениво перебирающие тряпки - пестрые топики и рубашки, яркие кофточки, стильные костюмы, платья, брюки, юбки. А новенькие носки, разложенные этикетками вверх по кругу, образуя как бы гигантское солнце, причем в центре лежали носки белые, светлых оттенков, а по краям круга - темно-синие, коричневые, черные! Что такое для квиссана чистые, свежие носки - это же почти предмет культа! Когда тебе выдают две пары носков на полугодие, и к концу срока жизни их подошвы уже почти полностью состоят из штопки… Но этому надо радоваться, потому что не так давно носили вообще портянки.
      А там они лежат в магазине совершенно свободно, и стоят, как объясняет Керш, очень недорого, в общем, буквально каждый может иметь десятки пар носков. Фантастика!
      — Не понимаю, - сказала Ашен, - зачем нам все это показывают? Ну мы ладно, все понимаем, но это же прямо пропаганда дарайского образа жизни! А если кто-то окажется слабым и… засомневается, что ли.
      — Мне кажется, я понимаю, - ответила Ивик, - дело в том, что вся дарайская пропаганда на этом и построена. И если ты попадешь в плен, вербовать тебя будут именно на этом. И так тоже… Поэтому нам вроде прививки делают. Чтобы мы все это заранее знали, понимаешь? Что там лучше. Что там удобно жить, красиво, хорошо… Чтобы это для нас не было новостью.
      Несколько занятий были посвящены только описанию дарайского образа жизни. Керш рассказывал о том, как живут люди разных общественных слоев. Все очень подробно, в деталях. Самые богатые люди Дарайи, конечно, вообще жили как сказочные короли. Владели целыми островами, архипелагами, огромными концернами, океанскими флотилиями… Очень хорошо жили врачи, адвокаты - по нескольку собственных домов, целый парк автомашин, иногда личный вертолет. Но даже образ жизни дарайского безработного сильно отличался от жизни любого дейтрина.
      Примерно треть людей на Дарайе не работала. Хотели они работать или нет - это, по сути, значения никакого не имело, потому что работы и не было для всех. Каким образом люди попадали в разряд хронических безработных? Как правило, из-за недостаточного образования. На Дарайе практически уже не требовались чернорабочие. В любой профессии нужно обучение. Отбраковка будущих маргиналов начиналась уже в детстве. В возрасте 10 лет детей распределяли по разным школам. В первой ступени учили интенсивно, много, ее окончание давало право на поступление в высшее учебное заведение (немного странно было думать о том, что дарайцы начинают учиться профессии только в 20 лет… в то время, как в Дейтросе в 16 заканчивают учебу вообще). Окончание школы четвертой ступени давало право лишь на самые примитивные профессии, да в этой школе и не учили толком, а так - отбывали время, показывали фильмы, развлекали детей. После четвертой и частично третьей ступени дети, как правило, уже не могли приобрести какую-то профессию - хотя бывали и исключения, теоретически путь вверх никому не был заказан - и пополняли ряды маргиналов. Многие из маргиналов были вполне довольны своей судьбой и совершенно не хотели бы работать.
      Никто их и не гнал. Рабочие места были дефицитом. На них всегда претендовала куча кандидатов. Получить работу было счастьем в Дарайе.
      Кроме необученных в детстве, безработными часто были женщины после того, как родят и вырастят ребенка - кто возьмет такую, после длительного перерыва в работе? Или люди после 40-50 лет, которых по какой-то причине уволили - на новую работу их уже не брали.
      Хотя и безработные жили, сравнительно с дейтринами в материальном смысле, очень неплохо. Некоторые из них даже имели собственные машины (особенно те, кто стал безработным не после школы, а некоторое время поработав). Они жили в роскошных квартирах, на одного человека - две комнаты и отдельная ванная. У них была куча одежды, еды, масса свободного времени, которое они проводили по большей части у видеона или шатаясь по улицам. Многие из них пили алкоголь в больших количествах или принимали наркотики. Мало кто жил семьями - в Дарайе вообще мало кто так жил. Женщины рожали детей просто "для себя". Безработные женщины иногда рожали вангалов, потому что это давало существенную прибавку к пособию. У такой безработной женщины и ее "партнера" (не мужа, а временного сожителя) могло быть пять, а то и десять маленьких вангалов, и жили они не так уж бедно. Еще был женский вариант - вангали, только девочек рожали с другой генетической специализацией. Они были красивы и повышенно сексуальны. И так же, как мужчины - со сниженным интеллектом. Все они, вангали, заканчивали школу четвертой ступени, а потом работали в "Клубах досуга" и "Мирах ощущений", как в Дарайе завуалированно назывались роскошные бордели. Собственных детей генетически измененные люди иметь не могли.
      Одновременно с показом Керш понемногу раскрывал перед квиссанами понятия дарайской философии, представлений о человеке и обществе. Дарайскую экономику они изучили на нескольких занятиях и уже имели представление о товарно-денежных отношениях, частной собственности, капиталистической системе производства.
      Дарайцы жили по совершенно другой логике.
      Логика их мира базировалась на таком представлении: человек абсолютно свободен. Человек - всегда и во всем хозяин своей судьбы.
      И это казалось совершенно правильным.
      Поэтому, гласила логика дарайцев, нельзя вмешиваться в жизнь, судьбу и свободный выбор человека.
      Конечно, за исключением маленьких детей и психически больных.
      Общество дарайцев было устроено так, что теоретически - теоретически! - любой человек мог бы стать, например, президентом планеты. Или очень богатым. Так же, как любой квиссан теоретически однажды может стать шеманом, но на практике шеманов всего сотня на армию.
      Теоретически любой человек не обязательно попадет в треть маргиналов, а может выучиться и найти работу.
      Для этого надо всего лишь преодолеть конкуренцию и опередить других. Тех, кто будет маргиналом вместо тебя. Надо стать лучше, умнее, образованнее, уметь лучше общаться и производить впечатление, рекламировать себя в глазах начальства. Чтобы взяли тебя, а не его.
      Конкуренция - основа дарайской жизни. Конкуренция во всем. Считается, что именно конкуренция обеспечивает высокий уровень жизни. Одна фирма соревнуется с другой за то, чтобы покупали ее булки, а не другие, такие же вкусные и сладкие, но может быть, чуть-чуть менее красивые. Один рабочий соревнуется с другим, чтобы именно его оставили на работе, а второго уволили при необходимости, и потому оба стараются хорошо трудиться.
      Если ты готов бороться за себя, лезть вверх, стараться - у тебя есть все шансы неплохо устроиться в этом мире.
      Раньше те, кто проигрывал в конкурентной борьбе, просто умирали с голоду. Были времена, когда нищенствовать, просить подаяния в Дарайе было запрещено, нищих просто сразу казнили. Или запирали в тюрьмы, где они выполняли бесплатную и бессмысленную работу.
      Но теперь дарайское общество богато и может прокормить всех неработающих, проигравших конкурентную борьбу. Почему это выгодно государству, кормить таких людей? Потому что раньше они могли воровать, убивать, устраивать голодные бунты, что в общем, понятно - когда тебе нечего терять, пойдешь и на преступление. Теперь же никаких поводов к этому у них нет. Поэтому резко уменьшилась преступность. Теперь если человек совершает преступление, он в Дарайе считается психически больным, и его лечат в Атрайде. Пока он не обретет правильные социальные наклонности.
      — Разрешите вопрос? - Тилл поднялся, - но ведь это не логика! Я хочу сказать, это как раз совершенно нелогично, о справедливости и конкуренции. Конкуренция в Дарайе несправедлива! Она была бы справедливой при равных стартовых условиях. Хотя бы, как у нас - одинаковое для всех общее образование! Или, например, если мы возьмем ребенка из семьи маргиналов или сына какого-нибудь промышленного магната… разве они в равных условиях соревнуются… это же все равно, что пустить бежать наперегонки не знаю… квиссана с четвертого курса и инвалида с детским параличом… и говорить, что это справедливо, и что все зависит только от самого человека!
      — Садитесь, Тилл, - Керш удовлетворенно улыбнулся, - вы это совершенно правильно подметили. И есть еще один аспект. Предположим, для всех людей изначально созданы совершенно равные стартовые условия. Одинаковое образование, одинаковые материальные блага. Зависит ли в этом случае победа в конкурентной борьбе только от воли самого человека? Ивик?
      — Нет, - сказала Ивик, - есть же еще врожденные свойства. Если даже человек очень волевой… но правда, если детский паралич? Есть просто люди умные и глупые. Потом, вот вы говорили, женщины там рожают детей и потом не могут найти работу…
      — Садитесь, Ивик, вы правы. Да. В том-то и дело, чтобы конкуренция была справедливой, надо создать не только формально общие стартовые условия, но и индивидуально подтянуть каждого человека к некоему стандарту, который ему позволит участвовать в конкуренции на равных. Женщина должна стать похожей на мужчину, детей не рожать. Для больных и инвалидов должны быть созданы особые условия. И да, отчасти в Дарайе так и делают. Но есть еще такой момент - люди все равно остаются разными. Бог дает людям при рождении разные свойства, и с этим мы никогда ничего не сможем сделать. С этим надо жить. Поэтому рассуждения о справедливой конкуренции вообще нелепы, справедливости тут нет и быть не может в принципе. Конкуренция - это всегда неправедно и всегда несправедливо. Но что ответил бы вам на это дарайский пропагандист? Кто-нибудь знает?
      Керш обвел взглядом квиссанов. Все молчали.
      — Он бы сказал, что человек не должен задаваться вопросами о справедливости или несправедливости общества. Это его не касается. Он должен ставить вопрос иначе: как я, лично, на своем месте могу улучшить свое положение? И вот тогда его ждет успех. Тогда он может добиться успеха! А ведь именно в достижении личного успеха - цель и смысл жизни человека. Так считают дарайцы…
      — Как скучно… - пробормотал Нуран. Керш не обратил внимания на нарушение дисциплины.
      — Да, человек, которому знакомы другие цели и другой смысл жизни, сочтет это скучным. Добиваться чего-то для себя - хорошей машины, высокой должности, еды, одежды. При том, что ведь прожиточный минимум и без того доступен. А более высоких целей общество Дарайи не предлагает. Но здесь дарайский пропагандист ответил бы вам, что дарайское общество, хоть и не предлагает высоких целей, однако в итоге гуманно и обеспечивает наиболее счастливую, материально богатую жизнь для любого человека, и что пусть это общество не идеально, однако, ничего лучшего до сих пор не придумали. Нигде не живут так хорошо, как в Дарайе и в некоторых странах на Триме, где экономика, опять же, дарайского типа. Ашен?
      — Простите, - сказала Ашен, - у меня вопрос в таком случае. Но разве эта хорошая, богатая жизнь не обеспечена просто-напросто тем, что у Дарайи лучшая армия, и что они могут себе позволить эксплуатировать тот же Лей-Вей? Ведь у них все, например, радиоактивные полезные ископаемые, золото, платина - все оттуда… и добывают их там местные жители, которых содержат буквально как в концлагере… И дешевое производство тоже в Лей-Вей, все эти пластиковые вещи, детали электроники. А тамошние жители живут едва ли не хуже, чем нищие в Дарайе в старые времена.
      — Да, совершенно верно, - согласился Керш, - тут вы правы, Ашен. Садитесь. По дарайской логике, отношения между странами и мирами тоже определяются конкуренцией и соображениями выгоды. Дарайя победила в конкурентной борьбе, поэтому справедливо, что они могут уничтожать килнийцев, когда им хочется и нужно, когда килнийцы мешают. Ведь они находятся на низшей ступени развития! То же относится и к жителям Лей-Вей. И своих нищих в Дарайе кормят не из человеколюбия, а потому, что иначе эти нищие будут мешать, а уничтожать их прямо на глазах у остальных - это будет неприятно. Ну а дейтринов, килнийцев, жителей Лей-Вей, Тримы или других миров - можно уничтожать. Когда Трима стала мешать дарайцам, они решили просто ее уничтожить, и вряд ли кому-то пришло в голову, что так просто нельзя делать. Да, вместо этого уничтожили Дейтрос. Но ведь это, как им кажется, совершенно логично и справедливо - исходя из их собственной логики. Скеро?
      — Ну а как насчет лучшего мира, хессин? В самом деле, ничего лучше Дарайи не создали? А старый Дейтрос? Там ведь не так жили, как мы сейчас…
      — Садитесь, Скеро. Все правильно. Сейчас у нас мобилизационный период, мы боремся за выживание. В старом Дейтросе жили иначе. Не так, как мы. Но и не так, как живут в Дарайе. Старый Дейтрос - это наше будущее, то, к чему мы сейчас стремимся, хотя, конечно, и он - не идеал. Идеала, квиссаны, нет и не может быть на Тверди! Идеал - это Царствие Небесное. Но это не значит, что нельзя изменить и улучшить общество, более того, мы обязаны этим заниматься! О том, как жили люди в старом Дейтросе, мы поговорим на следующих занятиях.
 
      Ивик увлеклась чтением книги иль Лика, отца Даны. Сама Дана тщательно, с любовью хранила подаренные Кейтой журналы, часто доставала их и разглядывала… но вот содержание книги так осилить и не смогла. "Знаешь, если честно, муторно читать немного… богословие это…" Ивик так вовсе не казалось. Впрочем, Дана никогда не была интеллектуалкой. Ашен иногда отпускала шуточки, что Дана мыслит нотными знаками.
      Но и Ашен не читала произведений отца Даны. А вот Ивик они показались вдруг очень интересными. Это было так, как будто разговариваешь с умным и все понимающим собеседником. О Боге, о мире. Иль Лик писал очень важные вещи, и это было не похоже на те заумные теологические трактаты, которые они проходили на занятиях.
      Но не было это похоже и на популярные книжки "Как правильно молиться" или "Иисус в твоем сердце".
      Шанор иль Лик писал вроде бы чисто богословский трактат, и в то же время он был совершенно понятным. И, казалось Ивик, очень честным. Идущим до конца в своей честности.
      Он описывал Большой Взрыв и образование Вселенной. Описывал эволюцию. Говорил о данных астрофизики. И о том, как проявляется Бог во всем этом, как осознать и совместить все это - современному человеку. И это нравилось Ивик. Другие авторы существовали вне времени, над временем - казалось, им было безразлично то, что происходит на Тверди. Всегда и везде одно и то же, считали они. Одни и те же грехи, Таинства, одно и то же спасение. А то, что меняются люди, меняется мир, меняется уровень знаний - казалось им незначащими пустяками. То, что приходится приспосабливаться к новым - и пугающим - вызовам времени, новых идей - как-то отвечать на них, казалось им несущественным.