Шаан коротко доложила о состоянии дел. Образ ей все время приходилось поддерживать. Им увлеклась не только Роулинг, но и многие другие люди. Даже некоторые живущие в России писатели не могли удержаться от того, чтобы не вставить в произведения хотя бы белую полярную сову - и вместе с ней несколько эмоциональных подтекстов, вложенных Шаан в образ мальчика-волшебника.
      — У вас, шехина, намечаются проблемы, - заметила начальница, - в частности, сейчас отдел информационной безопасности разрабатывает гипотезу о том, что созданный в целом образ Нью Эйдж на Земле также берет начало в Медиане, а именно - в созданных дарайцами фантомах. В связи с этим надо заметить, что именно ваш образ время от времени эксплуатируется нью-эйджерами. Я боюсь, вам не удалось в достаточной степени насытить фантом христианскими мотивами.
      Шаан выпрямилась. Обиду и гнев выдавали ее чуть покрасневшие скулы.
      — К сожалению, хесса, мы не можем нести полную ответственность за земное восприятие наших фантомов. Каждый приемник передает лишь ту часть эмоциональной нагрузки, которую он способен воспринять. В частности, если христианство на Триме вырождается в массовых масштабах, мы не можем исправить это только с помощью наших фантомов. А если, как здесь сказано, еще и дарайцы воздействуют образами Нью Эйдж, то какой бы ни была насыщенность фантома, очевидно, что… - Шаан умолкла.
      — Я и не предъявляю претензий вам, шехина. Но вы должны продумать возможность полностью отделить созданный вами фантом от идей Нью Эйдж…
      После общих отчетов речь зашла о России. Как обычно. Россия - наша головная боль. Во-первых, как ни странно, потому что на нее воздействовать пока легко. Во-вторых, потому что мы так и не нашли полноценную замену прежним образам. Может быть, вот мой Город послужит такой заменой? Найдутся люди, которые увидят и услышат мой фантом, и претворят его в идеи, в мечты и планы? Такие, чтобы зажгли души хотя бы приличной части населения…
      Пока ничего нет. Хесса рассуждала долго и скучновато. Я отвлеклась, разглядывала сидящего напротив меня дейтрина, кажется, его звали Тао. Мы с ним виделись в Питере, и там его имя было - Сашка. Пили с ним водку с томатным соком. Я знала, что Тао-Саша работает над космическим фантомом. В России традиционно высок интерес к Космосу. Клиентами Тао были производители всяких-разных космических опер. В их российском варианте. Между прочим, не так легко для дейтрина - придумать такой фантом и еще воплотить его в Медиане. Космонавтика не развита даже на Дарайе. На самом Дейтросе выходы в реальный физический космос уже начались, они уже неплохо освоили спутник планеты и собственную систему… к сожалению, канувшую в небытие вместе с Дейтросом.
      Жаль, погиб знаменитый шехин, фантом-оператор, некогда создавший мир "Звездных войн" - они нам отлично послужили.
      Надо будет подойти к Тао, поболтать немного. Эх, и правда - когда нас переведут в Питер? В России мне работать легче. Там и стены помогают, и воздух, и родная речь. Хотя с другой стороны, здесь меньше расслабляешься. Чувствуешь себя, как Штирлиц.
      Между тем началось обсуждение русского национализма. Двое из наших продуцировали фантомы, в которые была вложена эта идея. Мне лично она не нравилась. Только совершенно нерусский человек мог такое придумать. Русский, который уже ощутил себя братом в единой семье народов, вряд ли захотел бы вернуться к мононациональному состоянию. Да и что такое национальный эгоизм - явно не дейтрийская идея. Говорила Файни, одна из операторов, создающих националистические образы.
      — На мой взгляд, лозунг "Слава России" - это прекрасно. В отсутствие других лозунгов, во всяком случае. Подумайте, мы должны постараться консолидировать сейчас эту нацию. Мы не должны допустить ее разрушения. А оно уже близко.
      Веррина покачала головой.
      — Есть другие мнения. Пожалуйста, шехин Сайвер.
      Сайвер поднялся.
      — То, что вы называете национализмом, - сказал он, - это процесс вторичного этногенеза. Это регресс. Русский этнос не только давно сформировался, но и уже перешел на следующую стадию - нации. Нация - это объект истории, это гораздо более крупное и сложное образование, нежели этнос. А вы хотите опустить русских на уровень этноса. На уровень межстайных разборок за территорию и чистоту крови. Как дикари в Килне.
      — Очень хорошо, - с ехидством сказала Файни, - но мне непонятно, почему то, что допустимо для украинцев или эстонцев, вы считаете недопустимым для русских.
      — А кто вам сказал, шехина, что мы считаем национализм допустимым для украинцев или эстонцев? Ведь это совершенно не наши образы.
      — Вот именно, - кивнула Файни, - это дарайские образы. И еще ненависть к России. Вы только послушайте! - она раскрыла свой эйтрон и прочла:
      "Убивать, убивать, убивать! Залить кровью всю Россию, не давать ни малейшей пощады никому, постараться непременно устроить хотя бы один ядерный взрыв на территории РФ - вот какова должна быть программа радикального Сопротивления, и русского, и чеченского, и любого! Пусть русские по заслугам пожинают то, что они плодили.
      Смерть русским оккупантам! Смерть изуверской кровавой империи!"
      — Это некий маргинал, конечно, но… Вы хотите, чтобы их действительно начали убивать так? Наша группа считает, что единственным противодействием этому является русский национализм.
      — Единственным противодействием этому, - сказала Веррина, - является работа отдела контрстратегии. Это они должны отслеживать вражеские фантомы и их уничтожать. В дела землян на Тверди мы не вмешиваемся, понимаете? Мы занимаемся только стратегией. Если штаб прикажет - мы сами пойдем воевать за Россию. А сейчас мы должны думать о стратегии. А ваши фантомы - проигрышны в долгосрочной перспективе.
      — Это ваше мнение, хесса? - спросила Файни, - или же…
      — Это пока мое мнение. Пока. Я довожу его до вашего сведения. Возможно, вам удастся найти новые грани и повернуть национализм в другое русло. Когда штаб отдаст приказ, будет поздно, как вы понимаете.
 
      Я вспоминаю отца.
      Мой отец, Вейн иль Кэррио, тоже был когда-то фантом-оператором. Давным-давно, когда я еще была маленькой. Как и я, он был подготовлен в качестве агента, адаптирован к России. Но талант фантом-оператора оказался важнее.
      Новый мир. Мир будущего. Где каждый будет счастлив. Где стыдно - быть обывателем. Больше всего ценится знание и труд. Вот только Вейн иль Кэррио, как и многие другие операторы, все старался, пробовал вложить в эти образы будущего - Христа. Бесполезно. Почти никто не слышал этого, не понимал, не мог воплотить. И даже те, кто воплощал, редкие писатели или художники - их просто не печатали. Не допускали к читателю.
      Отец много чего мне порассказал в последние наши встречи с ним. Когда я уже стала сама фантом-оператором. Теперь можно, теперь я понимаю все. То, что Союз рухнет, стало ясно уже за 20 лет до событий - так просчитали дейтрийские аналитики. Оставалась небольшая возможность. Наши работали над этим. Но еще интенсивнее работали дарайцы. Информационная война шла на всех уровнях. Худо то, что и земляне доросли до информационных стратегий, причем доросла не наша сторона, другая - и она в большей степени находилась под воздействием Дарайи.
      Отец рассказал - сам он не участвовал в этом, но позже узнал все - что в последние годы Союз уже не пытались спасти. Вся работа по образам светлого будущего, даже по красивым историческим образам была свернута.
      Все, чем занимались теперь фантом-операторы Дейтроса - было создание образов добра. Любви. Милосердия. Христианских образов. Мне почему-то вспоминались фильмы из детства - "Белый Бим, черное ухо", "Письма мертвого человека". На переднем плане теперь были не яростные пассионарии. Были творцы, которые пытались говорить о добре, о жалости, растревожить сердце.
      Если бы эти фантомы не были созданы, крушение Союза вызвало бы тотальную гражданскую войну. Она шла бы и в нашем уральском городе, и в Сибири. Распался бы не только Союз, но и сама Россия. Отец показывал мне расчеты и прогнозы - даже у меня, дейтры, мороз бежал по коже. Какие там гнуски… Почему-то война в России, стрельба на улицах наших городов, бомбежки - все это казалось страшнее, чем война в Лайсе. Мы, дейтры, в конце концов, привыкли. Для нас это естественно - воевать. Мои братья рождаются и растут как солдаты - или как обеспечивающие общий фронт. Но Россия… Может быть, еще потому мне было страшно, что ведь и основная наша дейтрийская цель - защита Земли. Сам Дейтрос погиб ради того, чтобы Земля осталась целой. И когда я представляла разрушенные российские города, это означало, что самая главная ценность Дейтроса уничтожается.
      К счастью, распад Союза произошел относительно мягко. Да, он обошелся в миллионы человеческих жизней. Но начнись война - все было бы еще хуже. Южные окраины Союза, почти недоступные воздействию наших фантомов (хотя работа над этим велась уже десятилетия), все же вступили в войну, и результаты оказались страшными.
      А так - Россия выжила, и можно было начинать новый раунд. Строить новые фантомы. На другой основе. Ждать, как Россия их воспримет. Рушить фантомы дарайцев. Дарайя строила образы, гибельные даже для самого физического существования страны.
      — Одной из наших ошибок при построении Советской власти, - говорила Веррина, - является тотальное отторжение старого. У нас тогда работала целая плеяда знаменитых, лучше сказать, гениальных операторов. Все их фантомы содержали элемент абсолютной новизны. Все положительное, что накопилось в Российской Империи, отбрасывалось и объявлялось устаревшим. Анализ показал, что это было неверное решение. Внимание всем, кто работает на Россию. Фантомы не должны содержать осуждения прошлого. Во-первых, подобные фантомы есть у дарайцев, взять хоть знаменитый Архипелаг…
      Я хмыкнула. Да уж. Вряд ли кто-то в России подозревает, что прототип творений Солженицына существует в Медиане. Нет, были и реальные лагеря, и реальные заключенные, и Солженицын писал свои книги на основе жизненного опыта. Но вот особый этот взгляд, особая точка освещения - они возникли потому, что видел знаменитый зэк перед собой не реальный как раз лагерь, где все сложно и неоднозначно, а видел дарайскую карикатурную антиутопию - страну, затянутую колючей проволокой, тщательно выстроенную в Медиане. Пережившую множество наших атак и много раз восстановленную.
      Прошлое тоже можно моделировать. Кто владеет прошлым, владеет настоящим. Мы тоже старались, разумеется - образы Великой Отечественной, Гражданской, "комиссары в пыльных шлемах"… Мы старались. Но нам не удалось. Возможно, просто потому, что нас мало, слишком мало. А может быть, потому, что люди там, на земле, не смогли понять нас. А еще вернее - потому что если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его. А с чего же Господь поможет им, если они так дерзко и решительно Его отвергли?
      — В-третьих, - говорила Веррина, - пытайтесь опираться на образы шестидесятых годов. И строить на их основе. Те, кто моделирует прошлое - стройте его положительным. Пусть они поверят в себя. Пусть они осознают, что у них все получится. Что они не проиграли, это лишь временная передышка.
      Я взглянула на Ашен, которая старательно слушала, сложив руки на коленях. Как она воспринимает все это? Неужели ей интересно? Ведь это чужая, чужая ей страна. Это мне все - как скребком по сердцу.
      Квенсен. Год первый.
      На Рождество мне дали отпуск, как и большинству, отец был очень рад. Времени у него было мало. Несмотря на сердечную недостаточность - ему и ходить было трудно теперь, он работал в штабе чуть ли не круглыми сутками. Но Рождество… Мы вернулись из церкви, и впервые за много дней мне было хорошо. Ничего не болело внутри. Я была глупой когда-то. Злилась, ненавидела, ревновала Эльгеро. Теперь я понимаю все. И мне легко.
      Я испекла торт. Мы пили - не шеманку, конечно, желтое лайское вино. Прозрачное и крепкое. В Дейтросе не знают обычая рождественских елок, но тоже украшают комнату - серебряными звездами и вырезанными из бумаги ангелами, обернутыми в блестки орехами и яблоками. Я все же, по земному обычаю, поставила в вазу несколько веток лайского дерева шан - не хвойного, здесь нет хвойных и вообще голосеменных, но похожего чем-то на ель, с длинными острыми листьями, густо-желтыми, с пахучими шишечками на концах.
      Одна из веток щекотала мне висок. Я отвела ее. Взглянула на отца. Он почти и не ел ничего. Смотрел на меня. Глаза его теперь казались большими - провалились, и вокруг глаз почти постоянно темноватые мешки. И лицо в морщинах. Только что челюсти еще крепкие, а так - будто ему за восемьдесят.
      — Ты чего не ешь, пап? - спросила я. Вдруг кольнуло - почему мы видимся так редко? Как хочется быть с ним. Жить с ним. Я нужна ему. Маме с папой Володей - нет, они еще молодые, они хорошо устроены. А ему… Как он приходит с работы, поднимаясь по лестнице полчаса. По несколько минут стоя на каждой ступеньке. Никто не ждет его. Есть ли у него силы приготовить хотя бы ужин? Ведь вряд ли…
      Но ведь он и сам не согласится на то, чтобы я жила тут с ним, и ухаживала и готовила ему. Нет. Я должна быть в квенсене. Дочь Вейна должна служить Дейтросу.
      — А вкусный торт, - сказал отец, - я помню… Наденька его тоже пекла. Ты от мамы научилась?
      Я вздрагиваю. Потому что никогда не слышала, чтобы мою маму называли Наденькой.
      — Да, - говорю я, - это наш фирменный…
      Отец ковыряет вилочкой торт. Улыбается.
      — Расскажи хоть, как у тебя жизнь там, в квенсене? Гоняют?
      — Да ничего, нормально, - я вдруг вспомнила про Эльгеро, - пап, а ты не знаешь, где Эльгеро сейчас?
      Я прекрасно догадываюсь, что Эльгеро сейчас на Земле, там, где ему и положено быть. Я о другом хочу спросить. Женился ли он уже? Мне ведь приглашения на свадьбу не пришлют. Но папа, конечно, не понимает меня.
      — На Земле, работает. Я тоже давно о нем ничего не слышал.
      И я все-таки не решаюсь спросить о личной жизни Эльгеро. Ладно. Это не мое дело.
      — Папа, - говорю я, - а вот скажи… как получилось, что ты сошелся с мамой? Мне кажется, вы совсем не подходите друг другу. Не представляю просто тебя - с ней. Извини уж.
      Вопрос мне кажется слишком нахальным, я опускаю голову, но отец говорит.
      — Что ж, может, ты и права, Кей. Не очень-то подходили мы друг другу. Видишь… я тогда был молодым. Мы, дейтрины, не очень долго раздумываем, когда женимся. Еще сто лет назад пары в основном составляли родители и духовник. Но и сейчас, если сравнить с вашим, земным подходом, мы гораздо меньше колеблемся и выбираем. И расстаемся реже. Тем более - гэйны. У аслен и медар еще есть время и силы всем этим заниматься, у нас просто нет. А с мамой… Она меня тогда любила. В общем, тогда я был молодой, красивый. Было за что, наверное. Она тоже была очень хорошенькая. Добрая. Если хорошая девушка любит - отчего бы и не полюбить тоже и не жениться? Ну и не так все плохо, жили же. Если бы не Дарайя, так бы и жили.
      Я опускаю голову. Что ж, не зря вопрос задавался, и ответ понятен.
      Если красивая, порядочная, кажущаяся доброй и милой девушка-медар, психолог, худо-бедно владеющий методикой коммуникации, тебя любит - отчего бы тоже не полюбить в ответ?
      А то, что я, я люблю его так давно и страшно - он этого просто, наверное, и не понимает. Да. Это же не Аллин, который каждое твое движение чувствует. Это простой бесхитростный военный, одна извилина - и та от фуражки. Вот если бы я как-то могла ему намекнуть… сказать… да хоть письмо написать, "Я вас люблю, чего же боле" - он не Онегин какой-нибудь, он, может, и женился бы. Какая ему разница - на ком? Нужна ведь жена какая-то.
      — А у тебя как? - спрашивает отец, - замуж не собралась еще?
      — Было бы за кого, - бормочу я и разливаю вино по бокалам, - давай, пап, еще выпьем, что ли. Твое здоровье!
 
      Земная Твердь.
      Совещание закончилось к вечеру. Те, кто жил далеко, оставались ночевать. Нас с Ашен отпустили одними из первых.
      Есть еще не хотелось, обед был поздний. Ашен взглянула на меня.
      — Сразу домой?
      — Ну конечно, - сказала я, - выспимся завтра, потом в Медиану.
      — Если хочешь, я поведу, - предложила она. Я покачала головой. Люблю водить машину. Мягко тронув с места, я вырулила на улицу. Еще минут двадцать - и вот мы на вечерней автостраде. Это очень красиво - автострада в сумраке, навстречу тебе течет река золотых огней, а впереди - противопоток, точно такая же река огней алых. И вверху тихо мерцают тусклые европейские звезды. Ашен, кажется, начала задремывать. Я покосилась на нее и поменяла диск. Резкий и низкий голос Ольги Арефьевой разом стряхивал с меня сон.
      А на небе один был приют
      Для тех, кто был убит на войне.
      А для тех, кого скоро убьют,
      Строились города в стороне.
      Лай-ла-ла.
      А на небе под номером семь
      Роллинг стоун встретил Божию Мать.
      Он так хотел остаться совсем,
      Но ему было надо назад.
      Лай-ла-ла. Лай-ла-ла-ла, ла-ла, - подпела я, сонно придерживая руль одним пальцем.
 
      "Мерс" шел сзади, поджимая, как какой-нибудь "Мессершмитт". Не люблю я такого. У меня скорость 160, а ему, видите ли, в темноте и в дождь надо быстрее. Но мы не гордые, мы уступим. Я ушла было на правую полосу, и внезапно резко вдавила тормоз - прямо передо мной из левого ряда встроился "Ниссан Патрол".
      Теперь уже зазвенел тревожный звоночек. Затормозить я успела. "Ниссан" почему-то шел очень медленно. Не к добру. Я вырубила музыку. Ашен широко раскрыла глаза.
      — Что-то случилось?
      — Шендак, похоже, - я попыталась выйти влево, чтобы обогнать еле ползущий "Ниссан", но из "мертвой зоны" чуть показался мерс, и снова ушел в нее же. Я обернулась, ловя его зрением. Кажется, мы влипли. Я стала сбрасывать скорость. 80. Медленнее нельзя, сзади уже накатывает, как доисторический ящер, блестя огромными глазами-фарами, гигантский грузовик. Обе машины - Ниссан и Мерс сбросили скорость одновременно со мной!
      — Пасут, - спокойно констатировала Ашен. Что ж, надо думать, что делать. Я нырнула вправо, на широкую обочину перед ограждением, но японец набирает скорость быстрее - еще несколько секунд, и он снова оказался передо мной, а "Мерс" съехал на правый ряд и продолжал меня поджимать.
      — Шендак! Мать твою, - запас дейтрийских ругательств все-таки показался мне слишком скудным. Ашен молчала - не знала, что делать, да и не хотела мешать. Я за рулем, к тому же я и командир, и принимаю решения.
      Шендак, где же следующий съезд с автобана?
      — Где съезд?
      Ашен пощелкала пальцем по навигашке.
      — Два триста.
      — Шендак!
      Надо было уходить уже. Бросать машину и уходить. Дарайцы не идиоты - на съезде нас не могут не ждать, раз уж взялись пасти. Там наверняка стоят еще 2-3 машины. Лучше уходить сейчас. Наша скорость все падала. Грузовик позади "Мерса" недовольно гуднул, пронзив ночь воем динозавра, и стал неповоротливо уходить на левую полосу, обгоняя идиота, ползущего уже на 60. Надо уходить. Но я держалась, как добросовестный летчик второй мировой, смешно сказать - хотела сохранить машину. Впрочем, как и тому летчику, отвечать за нее мне тоже придется, доказывать, что иного выхода не было.
      — Готовься, - коротко сказала я. Схватила иконку Казанской Богоматери, укрепленную на стекле, сунула в карман. Вот и съезд, я резко свернула, пытаясь все же обойти "Ниссан" справа, но навстречу мне сверкнули чужие фары. Здесь никто не может ехать навстречу, это дорши. Они ждали нас, видимо, у дороги, в прикрытии. Я бросила руль и крикнула, закрывая глаза.
      — Эшеро Медиана!
      В следующую секунду автомобиль наверняка врезался либо в доршей, либо в металлическую полосу ограждения - если те успели свернуть. Думаю, что успели. Мы с Ашен едва удержались на ногах, оказавшись в Пространстве Ветра.
      Мама! В глазах бело от дарайских плащей, и сразу же вокруг нас засвистели шлинги. Сейчас, ага! Я бросилась на землю, уворачиваясь от петель. Создала вокруг непроницаемую сферу, и обрушила на врагов "огненный дождь". Увидела краем глаза, что Ашен все же поймали - мне удалось увернуться только чудом. Но теперь "воинам света" было не до шлингов, они спасались от яростно хлещущих огненных струй. Я бросилась к Ашен, метнула стрелу в дорша, который держал ее на шлинге, порвала петли, спутавшие подругу. Мы встали спина к спине и только теперь смогли оценить обстановку.
      Нас, безусловно, ждали. И выкрутиться не получится - пространство белеет чуть ли не до горизонта. Ашен между тем создала красивое и еще не виданное мной оружие - в воздухе зажужжали зеленые гигантские шмели, они кидались на врагов и жалили, легко проникая под защитную сферу. Вот так всегда, лучшие образы создаются в обстановке, когда и оценить их почти некому. Я быстро соображала. Да, какое-то время мы продержимся. Несколько минут. Их слишком много.
      — На Твердь! - скомандовала я.
      На Тверди было немногим лучше. Мы почти не переместились. Я кубарем скатилась по склону, вверху что-то горело, несло паленым - видимо, наша машина. Ашен вскочила на ноги. Прямо перед нами влажно темнела вечерняя роща.
      — Вперед, - мы рванулись в лес. Хоть какое-то прикрытие. Слева застрекотал автомат, и мы автоматически упали. Я выхватила в падении свой Дефф. Утешение небольшое, но лучше иметь в руках что-нибудь стреляющее.
      Только теперь я заметила, что лежим мы в раскисшей грязи. Шендак! Ну что делать… Мы стали пробираться через рощу. Лучи прожекторов скользили в переплетениях деревьев - нас искали. Там и сям раздавались очереди. Они готовы стрелять по нам, значит, их цель - не захватить нас в плен. Они собираются нас просто убить. Это им, конечно, проще сделать. Едва луч подползал к нам, мы падали, вжимаясь в землю, в грязь, в колючие ветви. Четверть часа… продержаться четверть часа, и снова в Медиану, а там постараться уйти до следующих врат. Да, там страшно, но там мы сильнее противника.
      Казалось, прошли часы. Я два или три раза пыталась шевельнуть облачным телом - ничего не выходило. Так сразу в Медиану не выйдешь. Мы уже почти добрались до края рощи - дальше была дорога, поле кукурузы, и вдали мелькали огоньки машин на шоссе. Можно, конечно, уйти в кукурузу…
      — Эшеро Медиана!
      Обстановка в Медиане ничуть не стала лучше. Но теперь мы не позволили шлингам коснуться нас. Ашен сразу выпустила своих шмелей, и я, не в силах уже придумать ничего лучше, поддержала ее. Шмели были ядовитыми. Они жалили, мгновенно убивая… нет, лучше не так - они пронизывали тело, превращаясь в ярко-зеленую ядовитую нить. Я бросила короткий взгляд на склон, кажется, свободный от доршей.
      — Уходим влево! Медленно!
      А быстро и не получится. Внезапно сверху на меня обрушился черный вихрь. Воронка. Защита выдержала, но сообразила я это, уже лежа на земле, и новые маленькие вихри летели на меня сверху. Торнадо. Сейчас… сейчас… я стала сбивать эти вихри ураганным ветром. Противопотоком. И не поднимаясь на ноги, покатилась по склону вниз.
      Там ждали дорши. Я вскочила и метнула в них снопы огня. Интересно, как изменилось наше местоположение на Тверди? Рискнуть? Ашен встала рядом со мной, она уже забыла о шмелях и разворачивала в воздухе над доршами конструкцию вроде светового шатра. Я сосредоточилась на защите, смотреть на работу Ашен было интересно. Шатер вдруг сложился, и мне показалось, что само пространство схлопнулось, поглотив десятка два врагов.
      — Вперед!
      Мы пробежали еще несколько метров, временами останавливаясь и спасаясь от мак противника. Пожалуй, должно быть достаточно. И "горячий след" здесь еще действует.
      — На Твердь!
      Квенсен. Третий год.
      Стояла поздняя осень, в Лайсе она некрасива - желто-красная листва просто буреет, сохнет и быстро облетает. Мы сидели в классе - тактику отменили, а уходить куда-то смысла не было - трепались о жизни. Коррада притащила "Дейтрийскую правду", просматривали колонку новых назначений. Нас уже лихорадило - распределение в конце года. Куда отправят - Бог весть. "Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону", - вертелось в моей голове. Впрочем, со мной-то все ясно. Меня готовят на Землю, куда же еще. Под начало к Эльгеро - хорошо бы. Он в отделе агентурного обеспечения. Буду агентом, выполнять разные задания, прикрывать наших.
      Привыкну к тому, что в штабе будет иногда Шилла появляться. Уже о ней думается без боли. В конце прошлого года ее от нас перевели куда-то. Не знаю, встречается с ней Эльгеро или нет, может, они и поженились уже. Хотя позавчера он опять приехал к нам в школу - но без нее. Но мало ли, что ему здесь нужно? Лучше уж об этом не думать.
      Аллин сидит и мрачно смотрит в сторону. И тоже понятно, почему, распределение - больная тема. Эх, как его утешить? Непонятно.
      "Я знаю, Ты меня не рвешь, Ты мне вправляешь позвоночник".
      — Я бы хотел в экспедицию, - говорит Эсвин, - именно в поисковую. Охранять. Туда гэйны всегда нужны, по Медиане же ходить…
      — Да, нам очень нужен свой мир. Вот смотрите, - Коррада тычет в разворот газеты, - опять лайское правительство отказало в отделении новой зоны для Дейтроса. Мы у них как бельмо на глазу.
      — Их можно понять, - сказал Касс, - мы опасны. Из-за нас в Лайс и ломятся дорши.
      — Да ладно уж, они все равно ломятся только в наши зоны, Лайс-то им зачем.
      — А мы знаете, как с лайскими дрались, в тоорсене, - вздохнула Шета, с короткими, не по-дейтрийски пепельными волосами, - у них там целая банда была, в соседней деревне. Придут с цепями, с кастетами. А мы приноровились палки использовать, у нас тогда трайн-о-шин преподавали, с деревянным мечом или с простой палкой. Мы себе все вытесали такие и ходили. Старались, конечно, аккуратно, но иной раз кому-то из лайских и кости поломаешь… Ох и драли же нас потом!
      — Да это у всех было, - сказал Эсвин, - они вообще нас как-то не любят. А я бы хотел в поисковую. Представляете, идешь, идешь, открываешь миры разные…
      — Я с тобой, - сказала Вита, - тоже хочу. И потом поселиться в новом Дейтросе. Целый мир - и наш, представляете? Как это было, наверное, здорово…
      В ее голосе - след тоски. Вечная, знакомая дейтрийская тоска - изгнанников. Нет своего мира. Нет его.
      Но может, еще найдется? "В доме Отца Моего обителей много"…
      — Гэйны!
      Тринн влетел в кабинет - бледный, я его таким и не видела.
      — Гэйны, тревога! Берем оружие для Тверди и защиту в максимальной выкладке! Пошли!
 
      В брюхе вертолета я оказалась совсем рядом с Тринном. Поэтому мне хорошо слышно все, что он говорит.
      Такого еще не было на нашем веку - в Лайс прорвались гнуски!
      Они вошли в Шавар, одну из дейтрийских жилых зон, в поселок. Дарайцы-таки решились использовать этих чудовищ. Сейчас они уже почти уничтожили поселок, уничтожили воинскую часть, которая там размещалась, и четыре шехи, брошенные на помощь, и вот-вот выйдут за границы зоны - в Лайс. Убивать, потому что ничего другого гнуски делать не умеют.
      Если мы не остановим их, отношения Дейтроса с Лайсом, и без того натянутые, станут катастрофически плохими. Но это еще ладно. Там ведь около трех тысяч гнусков. Пока неясно, какого масштаба разрушения они способны произвести…
      На мне пуленепробиваемый шлем, плотно охвативший голову и челюсти, бронежилет. Теперь у меня уже не Клосс, а нормальный Шит (хорошее название для автомата! Хотя по-дейтрийски это просто бессмысленная аббревиатура), тяжелый, с подствольником, а еще и Дефф под мышкой в кобуре. И патронов достаточно, и гранат 12 штук. Даже двигаться со всем этим тяжеловато, но ничего, все это пригодится. Сейчас вряд ли удастся легко и просто вывести гнусков в Медиану - там они почти беззащитны, конечно, но ведь они уже рассредоточились. Отлавливать и выводить по одному, небольшими группами. Как получится.
      В Шавар сейчас со всех сторон забрасывают гэйнов, курсантов, рядовых, офицеров - кого попало. Лишь бы остановить. А зубы так и стучат. Проклятые гнуски… Аллин сложил руки и молится. А ведь это правильно. Один его вид действует успокаивающе, и я тоже начинаю молиться, поворачивая колечко на пальце. На все воля Божья. Ну смерть - значит, смерть, что ж теперь?
      Я спрыгиваю на землю прямо из вертолета, лесенок не предусмотрено, некогда. Быстро пристраиваюсь к своему сену. И вдруг вижу вдалеке - Эльгеро. Он в соседней машине был. Он с нами. Ну да, естественно, если бросают всех - то всех. И даже крутого стаффина с Тримы. Эльгеро командует, строит кого-то там, кажется, младший сен. А мне тепло от мысли, что он тоже здесь. Даже кажется, что ничего плохого не случится.
      Вот за ребятишек, если честно, очень уж страшно. Я с Земли. Я никак, никогда не смогу привыкнуть к тому, что в 14 лет уже можно воевать. Они же под тяжестью автоматов шатаются. И хоть бы против гнусков-то их не кидали! В Медиане, конечно, талантливая 14летняя девчушка даст сто очков вперед любому дарайскому боевику.
      Но их кидают и против гнусков, на Тверди. Они - взрослые. Квиссаны.
      — А это что? Кто?
      Чья-то морда со зверским выражением. Три золотые нашивки, какой-то зеннор. Прямо передо мной.
      — Что это за часть? Откуда?
      — Квенсен, Чарона, - отвечаю я.
      — Квенсе-ен? - зеннор выкатывает глаза, я поспешно добавляю.
      — Сен иль Дор, переквалификационный.
      — А, ясно, - на морде облегчение и понимание. Ну да, квенсен - это хрупкие, маленькие бойцы, дети. Явно не мы, - командир ваш где, шендак? Что стоите?
      — А вон, вон, хесс Тринн, - я показываю на Тринна, который как раз цепляет переговорник под шлем.
      Еще немного - и вперед. Ждем до команды.
 
      Мы очень долго не видели гнусков.
      Мы просто шли через поселок - нам поставили задачу, вместе с младшими сенами, зачистить его. Шли, изо всех сил стараясь не смотреть по сторонам. Смотреть было нужно - если гнуски здесь остались, то они прятались. И смотреть было невозможно. Такого никто из нас еще не видел.
      Люди убивают не так.
      Даже дорши. Хотя это они только у себя в Дарайе гуманисты. Как-то мы видели деревню в Килне, после того, как они там прошлись. Воины света. Армия добра. Несколько раз наши попадали в плен там, в Килне, и мы потом находили их тела. Да, это было страшно.
      И все же это выглядело не так. Там все же хоть какая-то логика чувствовалась в зверствах. Там это можно было не простить, конечно, но понять.