Где-то глубоко внизу, под слоем облачности, уже раскинулась тайга Дальневосточной республики. Кедровые вековые леса, пихты, лиственница…
      А здесь ничего нет - пустота, сияние, голубизна. Солнце бьет сверху и справа, на Славкину сторону опущены фильтры. Где-то внизу тучи, ливень, сильный северо-восточный ветер. Здесь - одно лишь сияющее небо. Алексей бросил взгляд на часы. Минут через сорок будем на месте, подумал он. И даже легкое разочарование ощутил.
      Он совсем не устал. Наоборот, ему было очень хорошо, так хорошо, как давно уже не было…
      "Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе".
      "Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. Славьте Бога Богов, ибо вовек милость Его. Славьте Господа Господствующих, ибо вовек милость Его. Того, который один творит чудеса великие, ибо вовек милость Его. Который сотворил небеса премудро, ибо вовек милость Его…"
      - Леш, а Леш!
      - Чего тебе? - отозвался Алексей, не оборачиваясь.
      - Погода-то хреновая будет. Снег, ветер…
      Алексей вздохнул.
      - А что ж тебе, все как на курорте? Сделаем.
      Слава замолчал. Через некоторое время заговорил снова.
      - Хорошо еще, что нас только до утра продержали.
      - Я думал, нас не допустят к полету.
      - Почему?
      - Медики, - объяснил Алексей. Подумал, что зря болтает - все же пишется… вот гробанется сейчас самолет, и будут рассуждать о каких-то проблемах, мол, пилоты виноваты. Поосторожнее надо.
      Славка, видно, подумал о том же - примолк.
      - А хорошо он тебе заехал, - сказал он через минуту. Алексей улыбнулся криво.
      - Ну я ему тоже… ничего. Говорят, вывих?
      - Да, этот..удак сразу застонал, прикинулся полумертвым, потребовал справедливости. Ну увели его в изолятор. Но, говорят, то ли вывих, то ли растяжение… а то бы тебе еще приписали чего-нибудь.
      Алексей помрачнел.
      - Давай потом об этом, а? - сказал он.
      Здесь до такой степени все это безразлично… все эти мелкие земные дела. То есть, понимаешь, что все это очень важно. Но ничего с собой сделать невозможно, когда ты здесь, на своем месте, среди помигивающих экранов и панелей управления, когда в поле зрения и в сердце - одно только сияющее небо.
      Хотя там Митька болеет… Лена… Мария Петровна… а Борька, девчонки - они ведь тоже переживают. Они понимают, что что-то не так. А сколько раз ты вспомнил о них за последние пять часов? Хорошо если раза три.
      Положим, над Уралом, в зоне турбулентности, было как-то не до того. Но с тех пор идем ровно, заняться, в общем, нечем… Сидишь и радуешься, как дурак. Просто тому, что ты в небе.
      Хотя это еще не настоящее небо. Это только его, настоящего, земной образ.
      "Господи, спаси и сохрани мою семью". Алексей стал читать молитвы об исцелении - сначала о Митьке, потом о Марии Петровне. Но здесь и молитвы получались радостными, какая-то непобедимая сияющая уверенность царила в душе - все будет хорошо.
      Пискнул навигатор. Алексей сказал.
      - Все, начинаем подготовку. Давай связывайся с Владиком.
      Слава забормотал в микрофон, договариваясь с аэропортом назначения. Алексей полностью отключился и занялся компьютером - расчетом маршрута, определением рубежа начала снижения и прочим. Погода и в самом деле была сложная. Но в конце концов, не первый раз, все должно получиться нормально.
 
      "В маленькой гостинице пусто и темно", - промурлыкал Алексей. Прошел к окну, не включая света. Золотой Рог, понятное дело, не видно. Океан тоже. Просто золотая, сверкающая россыпь огней. Огни ночного города. Пусто. И темно, ничего не скажешь. И номер довольно маленький, скромный, на двух человек. По ликейским меркам скромный, конечно. Славка, наверное, ничего шикарнее и не видел. Да и сам Алексей вот уже много лет…
      Зажирел, старый кот, обленился, сказал себе Алексей. Давно уже ничего особенного не случалось. А что - лайнеры надежные. В позапрошлом году в салоне террористов задержали, но его-то это никак не коснулось. Ну так, по мелочи, конечно, в каждом рейсе что-нибудь…
      Вот что, сказал себе Алексей, не пора ли нам серьезным делом заняться.
      И достал четки.
      Матушка Мария, с нежностью подумал Алексей. Царица Небесная. Не может же быть, чтобы ты не заступилась за нас, не попросила Сына своего… Алексей включил все же торшер. Глупо как-то в темноте сидеть. Устроился в кресле, стал перебирать одну за другой бусины.
      Вот ведь при Славке бы не стал молиться ни за что. Но Славка ушел к своей "третьей половине". Катя - его, значит, вторая половина, а тут, во Владивостоке, третья… в аэропорту работает. Почему-то он никогда со стюардессами… На моей памяти - нет. Хотя девушки у него меняются…
      Тьфу ты, о чем ты, болван, думаешь?
      Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя яко на небесех и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…
      Алексей повернул голову на стук. Встал, медленно пересек номер, пряча четки в карман, еще зажимая пальцами ускользающую очередную бусину.
      - Алексей Семенович?
      Он вздрогнул от необычности обращения. Четки выскользнули из пальцев, он открыл дверь, впуская неожиданного гостя.
      - Здравствуйте…
      Алексей смотрел недоуменно, и только через мгновение отступил на шаг. Грузноватым, но стремительным шагом гость завоевал следующую позицию в помещении. Беглым взглядом окинул номер. Посмотрел на Алексея.
      - Узнали?
      Протянул руку. Алексей послушно подал свою. Кивнул.
      - Прогуляться не хотите? - гость кивнул в коридор. Казалось, он говорит слегка измененным голосом. Да, поэтому Алексей и не узнал сразу… хоть и видел совсем недавно.
      Евразиец молчал, испытующе глядя на Алексея. Тот сообразил наконец.
      - Да… пойдемте.
      Накинул мундир - прохладно уже… скорее всего, на улицу придется выходить.
 
      Евразиец повел Алексея не на улицу, а на балкон - длинную крытую галерею, проходящую вдоль всего шестого этажа. Сейчас снаружи моросил дождь, и туман закрывал не только вид на отдаленный Тихий океан, но и большую часть города. На балконе не было никого. Можно сколько угодно расхаживать вдоль, вперед и назад. Балконные двери выходили в коридор, и коридор сейчас тоже был пуст. Евразиец сразу же запалил сигаретку.
      - Не хотите?
      - Спасибо, не курю, - отказался Алексей. Сквозь черный проем двери был ясно виден тускло освещенный отрезок коридора, вытертый ковер на полу.
      - Меня зовут Игорь, - представился собеседник, - мы с вами совсем недавно познакомились. Помните?
      - Да, - сказал Алексей.
      - Я, между прочим, на вашем рейсе прилетел, - сообщил Игорь, - благодарю.
      - Ничего особенного, - ответил Алексей, слегка напрягшись.
      - Ну все же сложная работа.
      - Да, конечно… Погода не очень хорошая, - Алексей улыбнулся.
      Игорь глубоко вздохнул, держа сигарету в пальцах.
      - Я хотел с вами поговорить, Алексей… очень серьезно. Мы говорили со Славой. И я навел, уж простите, справки о вас. Вы ведь православный?
      - Да, - Алексей слегка удивился.
      - И, конечно, вас не может не волновать то, что происходит с нашей Родиной?
      - Ну… конечно, - согласился Алексей. Он уже чувствовал, к чему клонит собеседник.
      - Я знаю, что вы неоднократно отказывались вступить в нашу организацию. Вы считаете это бессмысленным?
      - В общем-то… не знаю, - признался Алексей, - Просто - зачем? Я не понимаю ваших целей.
      - Вы не понимаете именно наших целей… или вообще не хотите бороться? - негромко спросил евразиец. Алексей задумался.
      - Видите ли… - сказал он вполне искренне, - Я не против борьбы, но… есть ли у этой борьбы какая-то перспектива? Ну реально - окажись у власти вы, например? Предложите ли вы что-то лучшее, чем Ликей? Я не могу исходить из положения, что хуже Ликея ничего быть не может. Может! Сейчас все относительно спокойно, люди живут, рожают детей… и духовность не заказана тем, кто этого хочет. Что можете предложить вы?
      - То есть вы искренне считаете Ликей неким идеальным правительством? - удивился Игорь.
      - Нет… конечно, нет. Это очень плохое правительство. Но это хоть какое-то правительство, а что предложите вы?
      - Возрождение России… Нам ведь не нужна власть во всем мире. Наше геополитическое пространство… союз Ислама и Православия. Вы хорошо знаете историю России. Мы сможем восстановить собственные вооруженные силы. Вы, между прочим, понадобитесь нам и на этом этапе. И знаете, Алексей, все это не настолько уж бесперспективно. Сейчас очень многие молодые люди… именно русские, татары, другие наши народы - те, кому путь в Ликей затруднен, а пассионарность-то ведь в жилах кипит… очень многие стремятся к борьбе. Вы считаете Ликей непобедимым?
      Алексей пожал плечами.
      - Знаете, мир, породивший Ликей, он и не такие империи перемалывал. Крушение СССР, да и всей социалистической системы… в 21 веке - разгром Исламской Лиги. И заметьте, ведь военная сила использовалась минимально. Хотя она тоже превосходит любую другую. А это еще до расцвета Ликея… а о чем же говорить сейчас? Ваши пассионарные молодые люди уже просто не смогут сыграть предназначенную им роль закваски… народ всегда предпочтет лозунги Ликея, а для себя - потребительство.
      - А вы пораженец.
      - Да, Игорь…
      - Жаль. Нам очень нужен хороший пилот.
      - Вам? Я считал, что вы теоретики.
      - Не совсем. Алексей, вы видите, я доверяю вам…
      - Я не собираюсь доносить, - усмехнулся Алексей.
      - Я знаю, - Игорь внимательно посмотрел на него. Алексей слегка вздрогнул. Что же, у него и капитан Воронин под колпаком?
      - Но почему, Алексей? Продолжите же свою логику… Ликей непобедим, значит, и бороться не стоит. А раз не стоит бороться, нужно донести. Ведь ваше недонесение - это уже борьба!
      Алексей пожал плечами.
      - Я не сказал, что не стоит бороться. Я - для себя - не вижу смысла в этом. Вот и все. Может быть, вам и стоит.
      Они дошли до конца балкона, повернули обратно. Алексей шел теперь с внешней стороны. Ветер порывами налетал снаружи, словно поднимая снизу и швыряя в лицо клочья тумана.
      - А вы, значит, останетесь пассивным наблюдателем? - резко спросил Игорь.
      - До тех пор, пока не пойму…
      - Что не поймете?
      - Что я должен делать.
      - Не обижайтесь, Алексей, - мягче заговорил Игорь, - Я просто хочу вас понять. Понимаете - вас. Мне действительно интересно… Вы не мещанин. Не человек, живущий только собственными интересами.
      Алексей усмехнулся.
      - С чего вы это взяли? Я как раз живу своей семьей. У меня четверо детей. Я люблю жену… детей люблю. Я считаю, что ничего важнее этого нет на Земле. Для меня нет.
      - В наше время, Алексей… я не живу так, как вы, но… вы понимаете, в наше время просто любить свою жену и детей… не изменять. Не "жить в полную силу", как нас призывает реклама, а жить ради любимых людей, быть просто верным и честным, когда это так старомодно, некрасиво, когда никто так не делает… это уже не мещанство. Это уже протест, если угодно.
      - Ну, мне льстит, конечно, что вы так думаете обо мне. Но вообще-то мне просто нравится так жить. Это мне доставляет большое удовольствие. Кроме того, я хочу покоя и радости. Без этого нельзя воспитывать детей, они должны жить в нормальной обстановке. И работать нельзя без покоя и радости. Так что я просто эгоист.
      - Алексей, я не хочу вас как-то оскорбить. Вы поймите, что я и связался с вами только потому, что вы именно живете не как все. А вот вы не боитесь… дети ваши вырастут. Летать вы не сможете… и в старости вдруг окажется, что жизнь-то прошла совершенно бессмысленно. Никому вы в жизни не помогли, никого не спасли, ничего серьезного не совершили. Ни к каким настоящим целям не стремились… Жизнь-то была бессмысленна, Алексей! Вы этого не боитесь?
      Алексей подумал.
      - Вы знаете… вы действительно меня задели. Я в молодости мечтал. Хотелось… спасать человечество. Но ведь мы уже давно не дети, Игорь. Мне не нравится нынешняя система, но она устойчива и стабильна. Разрушить ее - это множество смертей. Во имя чего? Я не вижу никаких альтернатив. Союз Ислама и Православия, говорите вы? Но я не вижу, чем Ислам лучше того же оккультизма, и я бы не хотел такого союза. А сколько у нас православных - нормальных, а не принадлежащих к культу Ликея? Доли процента. Национальная идея? В нынешнем мире ей места нет. Конгресс не позволит. Да даже и если - Россия давно уже не великая империя, как некогда, она не сможет существовать без остального мира. Нас ведь, русских, очень мало осталось. Немцев, и тех больше по численности. Как вы хотите организовать жизнь в России, если, предположим, добьетесь победы?
      - Ну сначала надо ее добиться. Надо добиться того, чтобы в самой России русские определяли все.
      Алексей покачал головой.
      - Я не могу идти за партией без определенной программы.
      - Да пусть хоть тот же Ликей, - сказал Игорь, - но изолированно от политики Мирового Конгресса. Русский Ликей. Воспитаем свою элиту. А она подтянет остальных и поднимет страну.
      - Изолированно - это значит противостояние, - сказал Алексей, - а это, простите, Игорь, совершенно нереально. Раздавят. При первой же возможности. Вы сами этого разве не понимаете? Нет больше в мире изолированных государств, ведущих свою политику. Одни названия остались. Бренды. Бренд - Франция, бренд - Марокко. Россия. Времена независимой политики прошли давным-давно. Везде правит интернациональная элита. Игорь… неужели этого не видно?
      - Пусть так, - упрямо сказал собеседник, - и что - сдаться? Ничего не делать?
      Они остановились напротив комнаты Алексея.
      - Наверное, надо делать, - тихо сказал Алексей, - но я не знаю, что. Не представляю. И для себя… я летаю. У меня семья. Я православный. Я не уверен, что должен думать о спасении человечества - кто я такой? Мне бы душу свою спасти.
      - Очень жаль, - холодно сказал Игорь, - ну что ж… давайте вернемся в номер, холодно все-таки.

      Светозар как-то очень быстро из талантливого мальчика со светящимися глазами превратился в сильного, красивого молодого человека. Он без особого труда закончил факультет востоковедения, поступил в аспирантуру. Наука была ему нужна для общего развития - работы хватало и в центре Иллариона.
      Он занимался риско, великолепно играл на скрипке, знал, кроме английского, четыре индийских наречия. Развитие почти на уровне ликеида. При этом он не так уж много сил тратил на самообразование - сказался врожденный талант. Приемный сын в семье, он ничем не напоминал тщедущного Иллариона и темненьких тростиночек-сестер. Светозар был широк в плечах, носил белые рубашки-толстовки, как и отец, светло-русые спутанные лохмы и подстриженая густая борода, добродушное лицо наводили на мысль об Илье Муромце. Лечением он теперь практически не занимался, лишь помогал отцу в сложных случаях. Писал книги - философские, о жизни, об устройстве Вселенной, об этике - книги и в Сети, и в напечатанном виде расходились большим тиражом и, что бывает редко, приносили приличный доход. Концепции, выдвигаемые Светозаром, казались настолько новыми, ошеломляющими, что люди - и даже ликеиды - охотно разбирали его сочинения. О Светозаре Раутове заговорили. Его приглашали в поездки, в том числе, за границу, на выступления, на конференции. В свои 24 года Светозар начал становиться знаменитостью.
      Агния отмечала с безразличием, что в глазах отца Светозар давно затмил дочерей. Бедная Звента, так и не выходящая из своих комнат, живущая в плену полубезумия… она лечила людей, что-то писала, но с годами все меньше. Время от времени ей приходилось снова ложиться в больницу. Агния сохраняла рассудок, но зато способности ее продолжали оставаться слабыми. Высший Помощник продолжал помогать ей, но делал это не очень-то активно… судя по всему, Агнии предстояло стать одной из бесчисленных слабеньких целительниц, она это уже понимала, но это мало ее огорчало. А Светозар… отец не говорил о нем иначе, как с восхищением. Смотрел на сына снизу вверх в прямом и переносном смысле. Агния понимала: Светозар - исполнение всех отцовских мечтаний. Он не просто помощник в деле Света - он совершит то, чего не удалось отцу, его путь будет головокружительно высок… Он уже превзошел отца!
      И постепенно стало заметно, что Светозар уже не просто любимчик отца, что он становится лидером Центра… Илларион старел - ведь дети у него поздние - голова его седела, он превращался в пряменького, сухонького дедушку. А Светозар все больше разворачивался, раскрывался, как бутон лотоса, все чаще гудел его басок на встречах с важными гостями. Иногда Светозар уже прямо распоряжался отцом: "Папа, ты бы сегодня закончил эту статью… Надо, чтобы она появилась в "Ведомостях" перед моим выступлением". Но никакого хамства - все вежливо, мило, корректно. Как и принято в Центре Иллариона. Анжела тоже старела и воцарение Светозара воспринимала как должное.
      Агнию все это волновало очень мало. Больше ее беспокоило общение с Ригнором. Правда, Агния часто ощущала - она еще не является Ученицей в высоком смысле. Она спрашивала об этом Ригнора - когда же она станет Посвященной - и он отвечал с усмешкой: "А ты этого хочешь?" Агния замолкала. Она чувствовала в себе страх - слишком много страха. Как-то Ригнор пытался помочь ей выйти из тела… Агния ощутила себя висящей под потолком, даже комнату сверху увидела. Но тут же, перепугавшись, скользнула обратно.
      "Ты держишься за материальное".
      Легко сказать… а если не держаться - вдруг будет как со Звентой?
      И все-таки Ригнор не оставлял ее, и это давало надежду, что она станет по-настоящему духовным человеком.
 
      Агния довольно редко общалась с братом. Однажды весной они были вдвоем в Павловске - там проводили телеконференцию, в которой брат участвовал, а Агния была его ассистенткой.
      В конференции, кроме Светозара, принимали участие видные духовные лица Петербурга - ликеид-японец (психолог и инструктор по риско), настоятель Храма Солнца, руководитель Социально-Психологического Центра Моника Люсьен. Агния стояла за кулисами и по знаку брата подавала книги, меняла воду в графине.
      Ей казалось - пожалуй, так оно и было - что брат превосходит всех этих знаменитостей, даже ликеидов, по своему духовному уровню, а в особенности - по влиянию на людей. Говорить красиво и образно умели все. Но когда говорил Светозар, зал замирал. Люди жадно следили за выражением его красивого лица, больших серых глаз. Зал словно становился единым целым, когда говорил Светозар - то взрывался хохотом, то замирал в восторженном внимании, то грохотал аплодисментами. Брат Агнии, высокообразованный человек, говорил предельно просто - понять его мог каждый - и в то же время мудро. Но наверное, причина этого восторженного отношения зала заключалась не столько в содержании речи Светозара, сколько в самом обаянии его молодого баска, его внешности, его манеры говорить и улыбаться.
      Агнии часто казалось: ее брат излучает Свет…
      - Вот тут записка пришла, - Светозар щелкал кнопками на своем мониторе, - "Как вы относитесь к философским взглядам, отличным от ваших?" Ну что я могу сказать? Допускаю все. Такое выражение есть в Агни-Йоге: в слове "допустить" заключается весь смысл эволюции. Я не являюсь и не считаю себя единственным обладателем Истины. Мне что-то открывается, но возможно, другие знают о мире больше меня. У этого вопроса есть другая сторона: как я отношусь к тем, чьи взгляды противоположны моим? Ответ: я стараюсь по мере сил относиться ко всем людям одинаково. Каждый человек прекрасен, ибо он - творение Божье!