- У тебя серьезный конфликт в подсознании…
      - Да и в сознании тоже, - добавил я. Мне хотелось поговорить, объяснить, в чем дело…
      - Это из-за той девушки, - полувопросительно сказал наставник. Он уже знал, что произошло, - Комплекс вины… Да, это трудно пережить.
      Он поднял руки, и я почувствовал движение в моей ауре. Он работал с моим полем, делая, по-видимому, какое-то успокаивающее движение… Но мне вовсе не хотелось этого! Я хотел поговорить с ним! Меня даже задело это бесцеремонное вторжение в мое поле, я напрягся. Он сразу почувствовал сопротивление и уронил свои руки. Еще некоторое время вглядывался в поле вокруг меня.
      - Дело не только в моей вине, - начал я, - Я понял основу, почему я стал таким… Это потому, что я ликеид.
      Наставник посмотрел на меня прозрачными добрыми глазами.
      - Положение довольно серьезно, Алекс, - он, кажется, совершенно не слышал моих слов, - Напряжение, агрессия… Ты не можешь медитировать. Это заколдованный круг, понимаешь? Чем меньше ты медитируешь, тем больше растет агрессия.
      - Вы можете говорить, как человек? - спросил я, - Объясните мне, наконец, что происходит? Я хочу понять, своим сознанием, разумом, мозгом понять - почему ликейская этика оказывается такой порочной? Ведь я не нарушил этику, совершенно не нарушил… А человек умер.
      Наставник пожал плечами - воплощенное спокойствие, хладнокровие, уверенность в себе.
      - Ты не должен стремиться понять все разумом. Человеческий разум ограничен.
      Ты должен ощущать сердцем…
      - Но я и тогда ощущал сердцем, а вот не ощутил же… может, у меня сердце такое эгоистичное.
      - Сердце не ошибается, - мягко сказал наставник, - Твоя агрессия направлена против тебя самого, Алекс… Ты разрушаешь свой организм, аура уже затемнена.
      Ты в своей сути Бессмертный Дух, который не может ошибаться. Ошибается твоя смертная оболочка, ты должен научиться сосредоточивать сознание не в ней, а в Духе… это же азбука, ты должен это знать.
      - Но скажите мне - ошибся я в данном случае? Это была ошибка моей оболочки?
      Наставник некоторое время молчал.
      - Однажды, когда я был молодым, - заговорил он, - и учился целительству у тибетского монаха, ко мне принесли ребенка с врожденным пороком сердца…
      Спросили, делать ли ему операцию, или я смогу вылечить его… У меня было много сил, я был уверен в себе и взялся лечить. Ребенок умер. В результате операции он, скорее всего, выжил бы. Я долго не мог восстановиться после этого… однако это было испытание, посланное мне для того, чтобы я понял - можно пережить свое несовершенство… Можно пережить и это, и двигаться дальше.
      Говоря это, он снова мягко вошел в мою ауру. Зажег свечи, усыпил меня… когда я пришел в сознание, в комнате пахло сандалом, и душа моя была абсолютно спокойна. Я попрощался и вышел, умиротворенный, счастливый…я совершенно не понимал своего недавнего смятения. Только что я побывал в сияющем небе, более прекрасном, чем даже реальное, и любимый с детства голос говорил мне: выше голову! Ты достоин общения со мной! Ты прекрасен, ты ликеид! И все случившееся уплывало куда-то в далекое, полузабытое прошлое.
      Но когда я вышел из здания, навстречу мне по дорожке шла молодая мулатка и везла в открытой коляске очаровательного черноглазого малыша, он был совсем крошечным, но уже сидел пряменько и гулил, и смеялся, махая ручонкой… И едва я увидел его, все наваждение мигом с меня слетело, и снова вернулись смятение, горечь, непонимание.
      Таким мог быть и мой сын.
      Двигаться дальше, говорил я с ожесточением… если бы дело было в этом, в моем несовершенстве! Я уже прошел этот урок, пусть не так жестоко - однажды я решил полихачить в воздухе и загубил машину без всякого смысла… Это я пережил. Были и более мелкие случаи, когда я позорился - наверное, у каждого они бывали.
      Двигаться дальше - куда? В Космос? Ну хорошо, вот я слетаю на орбиту, может быть, даже на Луну или Марс… стану известным, знаменитым. Может, совершу что-нибудь выдающееся, какой-нибудь ремонт в открытом Космосе… Еще раз слетаю. Еще раз. Под старость сяду писать мемуары. Преподавать буду…
      А если еще кто-нибудь умрет рядом со мной - я это уже легче переживу. Не впервой… Я буду уже опытным.
      Я вдруг понял, что как бы ни любил я полеты, как бы ни мечтал о Космосе - все же главным для меня оставался вопрос - зачем, чего ради? Ради человечества.
      Я воевал ради человечества. Каждый раз, садясь в кабину, я знал, что делаю это ради счастья простых людей, той же Динки. Лететь в Космос - ради того, чтобы все человечество совершило рывок вперед… открыть людям звезды.
      Но людям, человечеству не нужно такое счастье, им не нужны звезды - такой ценой.
      И после этого, когда я вновь стал прежним, во мне действительно проснулась вполне серьезная агрессия - против моего наставника. С какой "любовью" и "добротой" он пытался помочь мне! Разве я просил его вторгаться в мою ауру, воздействовать на меня таким образом? Я не знал тогда, что это еще только начало, только первая, безобидная попытка вернуть меня в Ликей насильно, вылечить от совести.
      Но тогда я еще не решился… просто потерял остатки веры в Ликей. И этот мой ангел, которого я видел в медитациях - кто он был, если все время только внушал мне, какой я хороший, как бы я ни ошибался, что бы ни делал - все равно я хороший… фактически заглушал неприятный, резкий голос совести. Я отказался от ангела, и вообще перестал медитировать. Были у меня жуткие видения, угрожающие голоса - это обычно бывает, когда ликеид долго не медитирует, случалось, я не спал ночами, не знал, куда деваться от страха… бежал искать людей, даже проститутку снимал на ночь, чтобы она просто сидела со мной в комнате. Но это прошло. И с ума я не сошел.
      Со временем мне стали отвратительны даже занятия в школе. Стало неинтересно учиться, потому что - незачем. Неприятно находиться среди товарищей, уверенных в себе, сильных ликеидов. Я видел всю их надменность, заносчивость, уверенность в своей непогрешимости - и всю реальную низость их жизни… но я не мог не то, что доказать им - даже просто сказать что-то. Но самое ужасное заключалось в том, что пришло отчаяние. Я зашел в какой-то тупик. И однажды я задал себе вопрос - а зачем, собственно, жить?
      Это был совершенно неизбежный вопрос в моих обстоятельствах. Суди сама… у человека была Идея, была религия, были товарищи и близкие люди, которыми он искренне восхищался, он жил в абсолютно понятном и устойчивом мире. И вдруг всего этого не стало… идея оказалась неверной, религия весьма сомнительной, товарищами восхищаться не было больше никакого смысла, они оказались обычными людьми, если не хуже, да и общаться стало не с кем, а мир… мир совершенно непонятен. И ничего взамен, пустота… Ну хорошо, Ликей не только не спас мир от зла, скорее, наоборот. Но что же это получается, зло вообще неистребимо и всесильно?
      И главное, что делать мне самому, зачем жить в таких обстоятельствах? Будь у меня жена и ребенок, я жил бы ради них. Но у меня уже никого не было, ни единой родной души, а друзья… они оказались чужими. Как только я перестал быть ликеидом - отношения с друзьями почти прекратились. Мне казалось, что они избегают меня, но им, вероятно, казалось, что это я избегаю их. На самом деле я отчаянно искал возможности поговорить, обсудить все то, что я думал - но говорить как раз они не хотели, и даже если хотели - просто не могли понять, в чем дело. Я оказался в полном вакууме, в одиночестве… Настоящем одиночестве, страшном - до сих пор я такого не знал.
      И вот где-то в начале марта, на рассвете - это была ночь с субботы на воскресенье - я сидел в своей гостиной, дождь барабанил в окно. Я немного спал в эту ночь. Передо мной на столе были разложены шприц, игла, несколько ампул с элллимексом, сильным сердечным средством. Я надеялся, что этого хватит - так, чтобы надежно, чтобы уйти сразу… Эллимекс снимает аритмию, но в больших дозах вызывает фибрилляцию желудочков. Очень удобно. Я тщательно подготовился. В последний месяц мой особенный интерес вызывала фармакология, я искал подходящие средства…
      Практически, это было единственное, что меня в последнее время реально интересовало.
      Я проснулся часа в два ночи, долго ходил взад и вперед по комнате, без единой мысли в голове - так тигр мечется по клетке, из которой нельзя уйти.
      Наконец я решился. Пора, сколько можно думать, готовиться, планировать… Ведь все уже ясно. Я приготовил шприц и лекарства. За окном, между тем, уже рассвело, но и рассвет был тусклым, серым, сквозь беспросветные тучи. Я вскрыл ампулу, втянул шприцом содержимое. Затем вторую… Принято считать, что самоубийство - страшный грех. Но какая разница - рано или поздно мы все сольемся с Богом, войдем в Единую Гармонию… попросту говоря, перестанем существовать. Мы ведь, в сущности, лишь иллюзия… это адвайта… но это похоже на правду. Мы лишь иллюзия с нашими страстями, так зачем же мучиться, когда можно достойно закончить наше иллюзорное существование. Это по адвайте, а согласно Культу Ликея, наш мир - это тело Бога, Бог во всем - в этих дрожащих на стекле каплях, в резной вычурной спинке деревянного стула, в колючих листьях алоэ на окне… Все это пронизано единой Силой, все это - Бог. Но какое дело до меня и моих проблем этому цветку алоэ, этим каплям? Океану плевать на страдания молекулы воды. Гармонии все это безразлично… вот и наставник пытался приобщить меня к этой равнодушной Гармонии. Да, так можно преодолеть любое страдание… Стать равнодушным, как Бог.
      "Неправда!" - крикнул мне кто-то. Я положил шприц. Такое ощущение, что кто-то постучался в сердце, как стучатся в дверь. Было бы невежливо уйти, даже не спросив, кто там. И тут вдруг мне вспомнились слова, коренным образом противоречащие тому,что я только что думал. Я даже не сразу вспомнил, откуда это. Ты знаешь, мы читаем очень много религиозной литературы, запутаться можно. Но эти слова почему-то врезались в мою память, может потому, что тогда показались нелепыми какими-то.
      "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную".
      Ты тоже не помнишь, конечно… это из Евангелия от Иоанна. Я встал, подошел к окну. Дождь перестал. Я бы с удовольствием сказал, что тучи разошлись, но это было бы неправдой. Тучи не разошлись.
      Бог нас любит, подумал я, и попробовал поверить на минуту в эту совершенно простую, детскую мысль. Бог нас любит…
      Он стал человеком для того, чтобы искупить наши грехи. Ведь мы на самом деле очень плохие люди. Очень плохие. Вот я, например, очень плохой, ужасный человек, я был черств, бессердечен, горд, из-за меня умерли Динка и ребенок. Да и сейчас я не лучше. Это я уже несколько месяцев ощущаю, и окружающие мне еще больше это демонстрируют… И этот грех нельзя простить, невозможно.
      Но Он может прощать. Он ведь не для того пришел, чтобы судить, или чтобы учить нас - хотя и учить тоже, но это не главное. Он пришел, чтобы стать на место худшего, несчастнейшего, самого низкого и позорного человека, испытать самые страшные муки, которые мог тогда испытать человек… и это Бог, которому только пальцем шевельнуть - и всех нас в тот же миг не стало бы. Всемогущий, всесильный… Он так нас любил, что полностью отказался от своего всемогущества и стал одним из нас, самым несчастным. И вот это называется Искуплением.
      Когда я это понял, то подошел к столу, выбросил ампулы и убрал шприц. Было ли это некое видение, озарение? Нет, я просто это понял, своей головой.
      Разумом. Скудным, человеческим разумом, не способным постичь Мировую Гармонию.
      Но это была очень простая вещь, это даже любой не-ликеид способен понять. И мысленно рассуждая, я оделся - я был полураздет - заправил кровать. Это самое удивительное, что Он умер ради всех людей. Даже тех, кто, собственно, Его убил.
      Он просто пришел в наш несчастный мир, лежащий во зле, и показал, что Он любит нас - всех. Даже тех, кто в Него не верит. И Он прощает наши грехи, Он-то имеет власть прощать.
      Очень трудно передать и пересказать собственными словами то, что мне открылось.
      Все это уже давно написано, и более умными людьми, чем я. Я просто спустился по лестнице. Я жил в многоквартирном доме, а внизу у нас всегда дежурил швейцар-охранник, на всякий случай. Сегодня на посту сидел пожилой мистер Черри, чернокожий с седой курчавой головой, почитывал газетку, рядом, на столе, стояла кружка с дымящимся кофе. И я вдруг почувствовал такую нежность к этому старику, просто непередаваемую - так я даже отца никогда не любил. И я подошел к мистеру Черри и впервые в жизни с ним заговорил.
      - Доброе утро… кажется, дождь перестал.
      Черри метнул на меня взгляд исподлобья.
      - Доброе… сегодня обещают без осадков.
      Я улыбался, и наверное, выглядел глупо - но мне это было безразлично.
      - У вас до десяти утра смена? - спросил я.
      - До десяти…
      - Не тяжело ночью сидеть?
      - Да не… я днем отсыпаюсь. Привык уже.
      - А бывает, что заходят… ну, кого не приглашали? - продолжал я, весь в упоении от нового, незнакомого мне чувства. Было страшновато немного, но здорово.
      - Да, бывает… наширяются и шастают… ну ничего, я копов вызываю, если что.
      - Да вы можете кого-нибудь из жильцов вызвать, если помощь нужна. Мы ведь все обучены драться. Хоть меня можете вызвать, я всегда готов.
      - Ну это не обязательно, - возразил швейцар, - а вы куда же так рано?
      Прогуляться захотелось?
      - Да, прогуляться немного. Не спится что-то…
      - В воскресенье - и не спится…
      - А так всегда, - сказал я, - как вставать рано надо, так не получается, а как воскресенье…
      - Это точно, - подхватил старик, - у меня тоже так…
      Мы распрощались, улыбаясь друг другу, потом я вышел на улицу.
      Погода в тот день и вправду улучшилась. Я шел пешком через весь город, сам не зная, куда. Людей на улицах было мало - воскресное утро. Но все же, хоть изредка, они попадались, и я смотрел на них с умилением, улыбался и даже здоровался - возможно, меня принимали за психа, но отвечали улыбкой, наверное, мое настроение было заразительным. И я рассуждал про себя, очень много чего-то говорил, думал… уже не помню, что. Что все эти люди равны, все одинаково значимы… все любимы Богом. Именно Богом, причем единственным, других богов нет и быть не может - иначе все Искупление теряет смысл. И я, красавец-ликеид, будущий астронавт, и вот эта толстая некрасивая тетка, и вот этот негр, подметающий улицу - мы все по сути одно и то же… И никакие не Великие Духи, мы грешные и слабые, мы дети - и только Он может нас поднять, сделать сильными, умными, взрослыми. Причем любого из нас… И я даже плакал… Ты знаешь, ведь я раньше вообще никогда не плакал. А тут научился. И с тех пор это у меня даже довольно часто бывает. Я вообще стал очень слабым и немощным.
      И еще я понял, что такое смирение, что такое покорность… это если ты поймешь вдруг, что ты - ребенок. И только родители могут тебя накормить, одеть, вырастить, ты во всем зависишь от них, абсолютно во всем - но ведь они тебя любят, и ничего нет позорного в такой зависимости. Вот так же признать свою полную зависимость от Христа. Во всем. Но как Он проявляет свою волю? Некоторые ясновидящие утверждают, что общаются с Христом. Чушь. Этого просто быть не может. Они с какими-то духами общаются, которые выдают себя за Него. Стал бы Бог говорить с кем попало, да еще такую чушь говорить… Нам Он являет Свою волю через жизнь, через людей. Поэтому люди, окружающие - это и есть Воля Божья. Конечно, не всегда легко ее понять…
      Но я немного забегаю вперед. Утро было уже в полном разгаре, небо прояснилось, даже облаков почти не было. Мне захотелось поехать в аэроклуб, я давно уже там не был… Взлететь бы в это чистое небо, почувствовать снова легкую и послушную машину под руками… Я забрел между тем в какой-то парк, шел по аллее… И в конце аллеи стоял древний храм. Века девятнадцатого, наверное.
      Над дверями висел огромный крест. Мне это показалось таким прекрасным и символичным, что я вошел… надо же, второй год живу в Хьюстоне, и не знал, что здесь есть старохристианская церковь. Это ведь редкость теперь…
      Это была католическая церковь. Месса только начиналась. Народу было немного, всего человек 20-30. Я сел на скамейку позади всех. И таким трогательным мне там все показалось, и музыка, орган, и молитвы священника, и дети, которые прислуживали ему, и верующие - совершенно простые люди, ни одного ликеида, простые лица, не очень красивые, обычные… И еще я вспомнил то, что знал о старохристианстве - они верили в Искупление. Я смотрел на большое распятие, висевшее сбоку на стене… в Храме Трех Ипостасей распятия почти не увидишь, и Крестного Пути тоже - это считается как бы не главным в почитании Бога-Сына. Но для меня это уже стало главным. Прихожане стали хором произносить Символ Веры, и к тому времени, как они закончили, я уже верил вместе с ними.
      Каждое слово там мне показалось совершенно правильным и уместным. А потом началось Причастие - я догадался, что это именно Причастие, и меня мороз по коже пробирал, когда священник произносил: "Творите это в воспоминание обо Мне", "Примите и ядите, сие есть Тело Мое, которое за вас предается"… И все люди подходили и принимали гостию, и мне это так чудесно показалось, так захотелось тоже принять Его Тело - жить в Нем, всегда, быть вместе с Ним и с людьми. Я даже заплакал. Когда служба кончилась, я вышел во двор и увидел священника. Я подошел к нему, заговорил… он сразу все понял и предложил мне креститься. Не сразу, конечно, сначала я должен был подготовиться. Но я уже готов был принять все, абсолютно все, что мне скажет священник - ведь мое мнение по какому-то вопросу может быть и ошибочным, стоит ли за него так держаться… Причастие гораздо выше и важнее любого мнения человеческого, любой идеи.
      Через несколько дней я подал рапорт об отчислении из школы и лишении звания ликеида.
      Нужно было еще как-то сообщить о случившемся моим друзьям, преподавателям, наставнику… Последнее казалось особенно трудным. Мне не хотелось никаких конфликтов, мне было так хорошо тогда… Понимаешь, как будто какая-то пелена спала. Я увидел жизнь в реальности, такой, какая она есть, я увидел окружающих меня людей… Я полюбил их. Конечно, это блаженное состояние любви не держалось постоянно, оно прошло, но я уже не мог забыть его, мое отношение к людям полностью изменилось. Изменилось и мое отношение к себе. Я всего лишь человек, и я ничем, абсолютно ничем не отличаюсь от миллиардов обычных людей на Земле. Я грешен. Я имею право не быть сильным, не быть всегда уверенным в себе, я могу сомневаться, задавать вопросы, могу страдать, печалиться, болеть - человеку все это свойственно. Человек грешен. Это мы, ликеиды, внушили себе, что мы такие великие и обязаны соответствовать своему высокому званию. То, что я хороший летчик, какие-то мои заслуги - все это абсолютно ничего не значит. Так же, как и эстетическое развитие, и культура. Это ноль - в глазах Бога это ноль. Если мне что-то удавалось до сих пор - это не моя заслуга, а Бога, который все же не всегда оставлял меня, несмотря на мою гордыню (ведь и раньше я искренне стремился к Богу, даже молился иногда). И если я впредь сделаю что-то хорошее, это заслуга не моя. Во мне самом нет никакой силы воли, никакой силы вообще - я предоставляю свою жизнь Богу и смиренно прошу его помочь мне избавиться от греха. Грех - это отпадение от Бога, и к сожалению, мы все отпали от Него, и единственная наша задача - это к нему возвращаться, каждую минуту, каждый час возвращаться, молить Его о прощении, о помощи…
      Впрочем, неважный я богослов, и мне трудно передать все это речью - мною просто владело тогда блаженное чувство… я понял, что значит - родиться второй раз, родиться свыше. Мне казалось, что до тех пор я не жил, и только вот сейчас моя жизнь начинается. К слову, я и до сих пор так думаю. Моя жизнь началась тогда, в марте, два с половиной года назад.
      Это было блаженное чувство возвращения к Человечеству… во всех смыслах - и к человеческому в себе, и ко всей совокупности людей, живших и живущих, мучительно ищущих Бога. Кстати, именно поэтому я пришел в церковь. Церковь - собрание людей, совместно идущих к Богу, она существует тысячи лет, миллионы людей шли этим путем, некоторые из них достигли святости… церковь существует и до сих пор. Объявить, что ты умнее, чем все эти люди, ты избран, ты знаешь более верный путь - это та же гордыня. Та же гордыня, которая лежит в основании Ликея… когда в двадцатом веке некоторые ясновидящие просто взяли и подкорректировали учение Церкви, а потом создали на этой основе свое учение, которое им лично импонировало. Учение Ликея самозванно, оно не дано Богом, оно создало на земле фактически ад…Впрочем, раз Он это попускает, значит, для чего-нибудь нам это и нужно. А Церковь - Церковь исходит непосредственно от Христа, через Его апостолов, через тысячелетнюю традицию, и не слушаться во всем Церкви, не подчиняться ей - это то же самое, что не слушаться Христа. Ведь иного способа узнать Волю Христа у нас нет - только через церковь. О ясновидящих, которые якобы общаются с Христом, я даже не говорю - это просто бред.
      Но Церковь и не сковывает жизнь своих членов ни прямым принуждением, ни угрозами, ни групповым давлением "всеобщей любви". Когда ты приходишь в Церковь - ты один на один с Богом. Священник может дать тебе какой-то совет, но он не возьмет твою жизнь в свои руки. В церкви нет никаких группировок, она не отделяет верующих от человечества, от их семьи и ближних… У нас было принято формировать чувство коллективизма - в классе, в эскадрилье, в додзе, в спортивной команде: теплые чувства и взаимопомощь между товарищами, ощущение, что я и мои товарищи не такие, как все вокруг, и всегда какая-то вот эта особенная теплая и приятная атмосфера в коллективе. Это типично для Ликея. В церкви ничего подобного нет.
      Я говорю об этом, чтобы немного прояснить то, что происходило со мной дальше.
      Я стал ходить два раза в неделю на занятия по Катехизису, в конце апреля принял крещение и миропомазание. После этого на мессе впервые получил Причастие. Мне было очень хорошо в церкви, просто не передать, как хорошо… Я много стал читать древних книг, Библию - каждый день, святых отцов прошлого, как Восточных, так и Западных. Была у нас, конечно, и община, я приходил на собрания, мы что-то делали… но там не было вот этой Атмосферы, принятой в ликее. И я не приобрел там близких друзей сразу, ликеидов в общине не было, а ко мне относились как к ликеиду. То есть с некоторой дистанцией. Хотя отношения были хорошие со всеми… И мне было приятно просто находиться среди людей, смотреть на них, слушать - я их словно заново для себя открыл. Но в общине мы встречались не часто, один-два раза в месяц.
      А окружали меня ликеиды…
      Именно они были моими ближними, теми самыми ближними, которых я должен был, по учению Христа, любить и прощать. И казалось бы, проще любить людей, близких тебе по культурному уровню, образованию и воспитанию, тех, кем ты до сих пор восхищался… Ведь согласись, мы всегда восхищаемся друг другом, мы любим друг друга - вот и ты уже влюблена в Элину и ее мужа. Ликеиды красивы, умны, всегда корректны, с ними ты можешь быть спокойным за свою жизнь и кошелек, они не позволят себе даже оскорбительного слова, тем более - действия в твой адрес, они щепетильно честны, их терпимость и понимание не знают границ… Если уж я полюбил простых, не очень хороших людей - почему мне не любить ликеидов?
      Так я думал. Но почему-то получилось так, что именно это оказалось для меня наиболее трудным.
      Символ нашей терпимости, фраза "Каждый выбирает свой путь"…
      Когда эту фразу произносит твой близкий друг, она звучит несколько иначе:
      "каждый выбирает свой путь, что же, ты тоже выбрал свой, и нам с тобой отныне не по пути".
      Такую фразу в разных вариациях я слышал много раз.
      Меня с подчеркнутой вежливостью продолжали приглашать в компании… Мне улыбались, расспрашивали о делах. Но я чувствовал себя беспросветно чужим.
      Понимаешь, если бы у меня был хоть один настоящий друг, он бы не сказал "иди своим путем". Он бы спорил со мной, возражал, доказывал, он не уходил бы от разговоров на больные, животрепещущие темы… Но ни одного друга у меня не оказалось. Лишь друзья в ликейском понимании - друзья до первой серьезной развилки. Я много раз пытался заговорить с кем-нибудь о том, что мне открылось, но они снова и снова уходили от разговора - зачем? Какой смысл?
      Нарушать свою ликейскую невозмутимость и ясность? Ради какого-то там отступника?
      Именно отступником я ощутил себя тогда. Я отказался от этой милой, теплой атмосферы товарищества, я вышел из нее, я стоял вне… и никто не озаботился моим уходом. "Отряд не заметил потери бойца"…
      Но в общем, я довольно легко это пережил. Одиночества больше не было - со мной был Иисус. Мне только тяжело было общаться с бывшими друзьями. Говорить с ними, как со всеми людьми? - да, я так поступал, но все время хотелось объяснить им что-то, доказать. Наставник просто прекратил общение со мной. Как только я промямлил ему о своем решении, пряча глаза - мне правда было очень трудно это сказать - он повторил ту же фразу: что же, каждый выбирает свой путь - и больше не пытался выйти со мной на разговор. Единственное, это он позвонил мне и сообщил, что я должен буду пройти обследование - нельзя просто так принять решение о лишении звания, может быть, у меня психический срыв… Вскоре после крещения я отправился в диспансер. Там я прожил месяц. Вот тут уже мне стало туговато. В церковь ходить я не мог, а окружали меня люди, абсолютно уверенные в ликейской идее, для которых я был если не больным, то странным запутавшимся субъектом. Но я благодарю Бога и за это испытание, потому что там я научился смиряться с тем, что меня считают недоумком люди, сами запутавшиеся в сетях Ликея… Я научился их не осуждать, увидев, что они ничуть не грешнее меня самого, просто их кто-то обманул, они сами - жертвы Ликея. Но вот любить ликеидов я так и не научился, к сожалению. Пока Бог не дает мне этому научиться.
      Психических нарушений во мне и не подозревали - мое поведение было абсолютно адекватным. Общение с потусторонним миром вообще прекратилось. Во мне нашли психологические изменения, сформулировали это умными словами и рекомендовали выполнить мою просьбу.
      В конце июня я был лишен звания ликеида. Я правда, не знал, что это должно произойти в торжественной обстановке, перед всеми, еще и с трансляцией по ВН, но без конкретного заключения - за что… есть такая формула лишения звания, там не говорится, что сделал этот ликеид, говорится просто, что он оказался слабым и недостойным своего имени, и что его изгоняют. Потом срывают значок. И сотни глаз на тебя смотрят, сотни глаз твоих товарищей, по-прежнему представляющих собой Единое Целое, а ты - отступник, предатель, ты выбрал свой путь… Но я думаю, что это испытание было полезно при моей-то гордыне. Это было немного неожиданно для меня, я все-таки верил в гуманизм и бесконечную тактичность Ликея - конечно, несколько наивно…
      После изгнания, когда я смог внутренне преодолеть пережитое, передо мной встала банальная житейская проблема - на что жить, где работать. Я ничего почти не скопил за все это время, самолет передал церковной общине… Я давно уже решил, что вернусь на Родину, к маме. И вернулся.
      В Питере нет теперь католической церкви, и всего несколько православных. Я подумал и решил, что для меня лично разница в догматах не так существенна… хотя на самом деле она существенна, конечно, но я еще не настолько в этом разбираюсь. И стал ходить в православную церковь. В общем-то, я об этом не жалею.
      Мама была, конечно, шокирована… я доставил ей немало страданий. Но ты знаешь, со временем она как-то смирилась с моим поступком. Я тешу себя надеждой, что ее даже и радует мое постоянное присутствие, забота, я ведь теперь иначе к ней отношусь, чем раньше… какая-то часть ее существа хочет, чтобы я "состоялся", чтобы был ликеидом и полетел в космос. А какая-то, та самая, которая любила меня в детстве просто так, как смешного малыша, а не как будущего ликеида - она радуется, что я снова с ней. Мне кажется, сейчас вторая часть становится все больше и важнее для мамы, и она уже так не страдает.
      Я не сразу смог смириться с тем, что теперь мне не придется летать на машинах экстра-класса. Я почему-то рассчитывал найти место военного летчика или испытателя… Но на такие места меня никто не брал, ссылаясь на психическую неустойчивость и ненадежность. Мне удалось устроиться в Пулково-2, даже не в международный аэропорт… хотя это глупо, у гражданских машин своя специфика, мне нужно было переучиваться. Но это для меня в общем-то несложно, с работой я справляюсь. Однако мне разрешили летать только при условии полного обследования четыре раза в год.
      Ох уж эти обследования… это адский соблазн для меня. И так я до сих пор и не научился относиться к ним правильно.
      Там ты один на один с психологом, а ведь современные психологи умеют подчинять чужую волю, умеют убеждать… Ты чувствуешь себя абсолютно беззащитным, открытым, и все вопросы построены так, что в конце концов ты полностью встаешь на точку зрения психолога. И это логичная, правильная точка зрения. Ты и сама все это обо мне знаешь. У меня просто произошел некий сдвиг, на почве перенапряжения, проявились мазохистские компоненты личности, желание пострадать, быть наказанным… ну тут можно многое сказать. Ведь каждый раз со дна моей души такая грязь поднимается, такая грязь, ты этого представить себе не можешь. Каждый мой грех - а их у каждого человека предостаточно - тщательно разбирается по деталям, выясняется, откуда это у меня, как это повлияло на мое решение уйти из Ликея. Каждому моему сну, каждому движению такое значение придается… Нет, прямо психолог не говорит мне, что я такой и такой, не высказывает своего мнения. Но это становится совершенно ясным. Вот на этих обследованиях я действительно начинаю чувствовать себя грязным - не то, что грешным, как все люди - а просто грязным, ужасным, хуже всех, каким-то извращенцем, больным… Какими бы твердыми ни были мои убеждения, после обследования мне начинает действительно казаться, что я предал Великую Идею, хуже того, что я не мог ее не предать, потому что я настолько порочная личность от рождения, или от воспитания… про моих родителей тоже много гадости поднимается.