Ни при каком строе, ни из каких соображений нельзя убивать, мучить людей, тем более - невинных. Этого Йэн не понимает. Нельзя переходить какую-то грань, которую он давно уже, видно, перешел - и при этом остаться человеком.
      Но с другой стороны, что уж прошлое ворошить. Йэн умирает. Не ругаться же с ним теперь. Раз уж решила прилететь. Не из-за него, конечно - из-за мамы, маме очень плохо будет… ее некому поддержать.
      Элис для себя решила, что общаться с Йэном будет холодно-вежливо. Отстраненно. Чужой человек. Она его терпит лишь потому, что его любит мама. Это мамина слабость. Но для Элис это чужой, посторонний человек, с которым ее ничто не связывает. Он это почувствует. И пусть.
      Элис вошла в давно знакомый блок (снова чуть слезы не навернулись), повесила спарвейк в гардероб. Мама возилась с Тигренком, раздевала его. Элис вошла в гостиную.
      Как все знакомо… все та же мебель. Ничего здесь не изменилось. И видеон на той же стене висит… И Распятие. Диван… И тут она увидела Йэна.
      Она даже не сразу поняла, что это он - ну лежит на диване какой-то посторонний человек. Старик. Она ведь его очень давно не видела. Последний раз - еще до гибели Маркуса, и то мельком.
      Элис просто логически поняла, что Йэн ведь должен быть здесь, и кто же еще может здесь лежать, если не он, и значит, это он и есть. Видимо… А в следующую секунду узнала - глаза. Серые, живые, цепкие. Не изменились.
      По лицу Элис снова покатились слезы, непроизвольно - да что за черт, что за слезоточивая машинка сегодня у нее внутри, и она подошла к Йэну. Наклонилась, встала на колени. Обняла. Длинные и неудобно острые, очень костлявые руки сомкнулись вокруг ее плеч. Он обнял ее в ответ. Шепнул.
      — Элис.
      Она ничего даже сказать не могла. Ткнулась носом ему в грудь и всхлипывала. Голоса мамы и Тигренка доносились глухо сзади, потом стихли - мама увела Тигренка в спальню.
      Не хотела мешать.
      — Элис, не плачь, детка.
      Она оторвалась. Села, глядя ему в лицо. Вытерла ладонью свои мокрые щеки.
      Все было правильно. Неизвестно почему, но все было правильно. Он очень постарел почему-то, выглядел стариком, ему же пятьдесят всего. Глубокий старик. Морщины, еще вот и шрам какой-то добавился на скуле. И руки, она теперь только заметила, руки сильно покалечены, пальцев не хватает.
      Жесткие решения и мысли еще раз пронеслись в голове, Элис смахнула их, как пыль смахивают мокрой тряпкой. Плевать. Это ведь Йэн. Это он ее учил задачки решать по математике. И взял как-то с парашютом прыгать. Это Йэн - из той жизни, прежней, счастливой. Когда все было иначе.
      — Йэн, - сказала она тихо, - я приехала к тебе. Я здесь.
 
      Он вовсе не выглядел несчастным или сломленным там каким-нибудь. Мама с Элис собирали на стол, а Йэн играл с Тигренком в "Космический бой", разложив игровое поле на краю дивана. Тигренок уже начал называть его "деда" - как-то непроизвольно. Пришли Агнес, Басиль и старшая их дочь, Вильда. На два года моложе Элис. В детстве они были подругами, встречались только редко - Вильда училась в другой школе, просто некогда. Встречались лишь тогда, когда родители собирались вместе. Но уж тогда очень здорово вместе играли. У них даже собственная страна была, "Аларис". Сочиняли про эту страну, писали друг другу роман с продолжением - через Сеть. Потом как-то это заглохло, они разошлись. После окончания школы даже и не встречались ни разу, и не слышали друг о друге.
      Элис с любопытством поглядывала на Вильду - девушка была похожа на свою мать, белокожая, довольно крупная, с влажными большими оленьими глазами. Одета опрятно, но не ярко.
      — Ты как? - спросила Элис, - замуж вышла?
      — Не-а, - Вильда покачала головой, - ну… закончила Высшую школу, сейчас фармаколог, работаю в одной фирме… в общем, неплохо. Лекарства закупаем скантийские.
      — Скантийские?
      — Ага. Собственное эдолийское фармпроизводство, - Вильда покачала головой, - в общем, почти уже на нуле. Хотя еще делают кое-что… А ты?
      Элис вздохнула. Стыдно, конечно…
      — Я уборщицей работаю. У нас там… очень сложно как-то иначе устроиться. С ребенком и вообще…
      — Ничего, еще все будет хорошо, - пообещала Вильда. Элис усмехнулась.
      — Идем, поможем хоть на стол накрыть, а то наши бабушки…
      Крис скорее напоминала девочку, чем бабушку. Только если приглядеться к лицу, уже видны морщинки, а так… ну что ей - сорок с небольшим. Рядом с Йэном, положив руку ему на плечо, она смотрелась, как дочь. А Элис - как внучка.
      — Жаль, доченька, что сегодня будний день, поэтому никто толком не смог прийти… Марта звонила, хотела тоже тебя повидать. И Мирс. Но ничего, позже ты их увидишь…
      Элис выложила на стол скантийские необычные лакомства - шоколадки, кофе, печенье. Подарила Басилю небольшую бутылочку коньяка, остальным - по шоколадке.
      — Ты ведь тоже любишь сладкое, Йэн? - она разломила большую шоколадку.
      — Давай! Попробуем… надо же, а я и не ел такого.
      — Что ж тут удивительного? - фыркнула Агнес, - и никто не ел.
      — Так я вроде как был в Сканти… почти два года, - объяснил Йэн, - но мне там не понравилось.
      — Мне тоже не очень-то нравится, - вырвалось у Элис.
      — А я тоже хочу шоколад! - заявил Тигренок. Крис схватила его на руки.
      — Иди к бабушке! Конечно, ты получишь шоколад. А еще пирожки, знаешь, какие я вкусные пеку? Вот попробуй.
      Элис улыбалась - Тигренок, похоже, отлично освоился. Сразу начал доверять бабушке. Чувствовал себя как дома.
      — Ну давайте, - Агнес дернула за рукав мужа, - Басиль, ну-ка давай, молитву!
      Басиль смущенно прочитал молитву. Все начали есть. Йэна усадили, подложив под спину несколько подушек, и он тоже ел пирожки и суп с лапшой, ловко и совершенно без затруднений орудуя искалеченной правой рукой. Элис только подумала, что в старые времена, в детстве на стол все-таки ставили гораздо больше всего…
 
      Это было так, как будто она никуда не уезжала. Как будто этих пяти лет просто не было. Она не жила. Эти годы канули куда-то в небытие, и вот теперь она заново начинала жить.
      А ведь действительно, подумала Элис, только здесь - ощущение, что ты вообще живешь. А там, в эмиграции - как будто пережидаешь что-то, отсиживаешься, как будто всегда на чемоданах, временно. Запершись от людей, от настоящей жизни.
      — У нас теперь тоже все есть, - говорила Вильда. Они шли по улице, которая на самом-то деле почти не изменилась, только больше стало рекламных плакатов, да появилось несколько новых зданий, втиснутых в узкие промежутки между старыми.
      — Вот хочешь, зайдем в магазин?
      Да, в магазине все было практически так же, как и в каком-нибудь небольшом супермаркете Сканти. Например, "Векере". Ряд тележек. Турникет. Полки, заваленные снедью. И чего она так нервничала 5 лет назад, увидев обыкновенный супермаркет - вот же, полно еды и здесь…
      Элис захотелось купить что-нибудь вкусненькое для Йэна. Надо что-нибудь богатое калием. Бананы. Сухофрукты. Раньше в Эдоли почти никогда не бывало бананов - все же северный материк. Элис выбрала целую гроздь, спелых, но еще не побитых коричневой ржавью. Взяла еще лимонада, Йэну нужно много пить. Кажется, такой он любит. Тигренку ирисок. Чего еще дома не хватает? Да много чего. Но на себе все не потащишь, надо хоть рюкзак взять. Она купила молока, творога, хлеба.
      Мама сказала, что молоко давно не покупает. А зачем - каши можно варить и на воде. Молоко - это баловство одно. Ну иногда, раз в неделю, можно себе позволить.
      — Мама, но почему ты не говоришь, - Элис была поражена, - уж сколько-то денег я могла бы тебе посылать…
      — А, перестань, у тебя самой проблемы…
      — Но не такие! Я не экономлю на молоке.
      И теперь ведь ей еще кормить Йэна. Ему никто ничего не платит. Два месяца назад его выпустили из тюрьмы - сразу в больницу, и в больницу, мама писала, приходилось носить свою еду. Правда, не только она носила - еще сестра Йэна, которая тоже сейчас в Анграде, все остальные далеко. Практически сейчас можно выжить, только если у тебя есть родня. Все держатся друг за друга…
      То есть не все - есть и богатые люди, конечно. Кто-то же закупается в этом магазине.
      Расплатились, вышли из магазина. Элис подумала, что надо было на обратном пути зайти все-таки. Теперь вот тащи это все на себе…
      — Тетенька!
      Элис обернулась.
      — Тетенька, дай десять кринов!
      Элис почувствовала, как "уплывает". Это было невозможно… этого просто быть не могло. Это было когда-то, после Фаренской войны, очень-очень давно… Это было сейчас. Перед ней стоял мальчик лет семи, оборванный, с разводами на немытом личике, голубоглазый харванский мальчик и протягивал ручку.
      — Те-о-тенька!
      Элис машинально и лихорадочно полезла за кошельком… Вынула монетку - именно просимого размера. Вложила в грязную ладошку.
      — Тетенька, а еще? - оживился мальчик. Вильда схватила ее за руку и молча потащила.
      — Ты куда? - забеспокоилась Элис.
      — Обчистят! Ты что? Сейчас толпа таких же набежит… Что с тобой?
      — Подожди, - попросила Элис. Она увидела каменный бортик газона. Подошла, села. Ноги как-то сразу ослабели.
      — Тебе плохо?
      — Виль… - спросила она, - это что… это бездомный ребенок?
      Вильда - изящная, на каблучках, в элегантном кожаном костюме - с недоумением пожала плечами.
      — Ну да. Для тебя это новость?
 
      — Эффект вареной лягушки, - пояснил Йэн. Элис уставилась на него.
      — Это как?
      — Это у нас. Понимаешь, мы привыкли постепенно. Если лягушку бросить в кипяток, она оттолкнется и выпрыгнет. А если ее сначала положить в холодную воду и постепенно нагревать, то ей это будет приятно. Тепло. Организм перестроится на новую температуру, потом еще на градус, потом еще… и так пока лягушка не сварится. Она ничего и не заметит и будет лежать в кайфе и считать, что принимает теплую ванну.
      — Но люди же не лягушки… у них же есть ограничители какие-то… должны быть.
      — Да вот, как видишь - нет. Ты в Сканти просто не привыкла, там нет бездомных детей, нищих. Ну есть бродяги, но не дети… Правда, это осуществляется за счет того, что по всему миру дети умирают… вот видишь, развалилась наша Империя, думаешь, скантийцы к этому руку не приложили? У-у… еще как приложили. Теперь Сканти единолично контролирует многие месторождения и у нас и в мире, которые раньше мы контролировали. Еще приросло их богатство. Можно поделиться со своими бездомными…
      — Да я понимаю, Йэн.
      Элис задумалась. Неужели, останься она здесь, она тоже спокойно бы приняла факт существования детей-нищих? Ее бы это не шокировало. Она бы покупала себе помаду и тряпки, своему сытому, хорошо одетому сыну - велосипед и ириски, и потом шла бы мимо этих детей, точно таких же, ничем не хуже, чем Тигренок… У нее навернулись на глаза слезы. Почему у Тигренка есть все, а у них…
      Хорошо, взрослые, может быть, сами виноваты… они лишены предпринимательской жилки, им на все плевать, они не хотят поднять задницу с дивана, они неспособны, ленивы, тупы… мама вот, наверное, ленива и тупа… ну и что, что на работе ее ценят. Будь она поумнее, давно бы ушла из Спасательной и занималась бы бизнесом. Киоск бы открыла. Да, сама виновата.
      Но дети-то, дети в чем виноваты?
      Йэн смотрел на нее со сложным выражением. Подошла мама.
      — Солнце мое, может, сходим уже умоемся? Время позднее.
      — Ага, давай, - согласился Йэн. Вдвоем они помогли ему подняться. Медленно, с паузами. От сердечной мышцы мало что осталось, он задыхался при каждом движении, губы синели. Крис подхватила его под правое плечо, Элис - под левое. Йэн старался не слишком сильно давить на них, но это плохо получалось. Он был тяжелый, хотя и сильно похудел, мышцы уменьшились в объеме. Рука его состояла, казалось, из одной острой плечевой кости, и больно давила на Элис.
      Но они еще водили его в туалет. Он так хотел. Крис могла бы все делать и прямо в кровати, точнее, на диване - умывать, подавать судно, но он хотел "немного прогуляться".
      Может быть, это опасно, может быть, вот так он и умрет - но ведь он все равно не выживет…
      Крис стянула с него штаны. Элис отвела взгляд. Не потому, что стеснялась - больных, что ли, она не видела во всяком ракурсе? Потому что там тоже почти ничего уже не было, и к этому она еще не привыкла. Не хотелось смотреть лишний раз без необходимости.
      Развалина. Обрубок человека. Нет, не надо так думать. Но какой-то он удивительно при этом веселый и спокойный.
      Йэн навалился на Элис, пока Крис обмывала его. Снизу. Переодеть штаны. Потом сверху. И сверху тоже картина была страшненькая, шрамов прибавилось много.
      — Крис, кончай тереть, я же не из рудников вернулся, а? Дырку ведь протрешь.
      — Ничего, зато будешь чистенький, свеженький… - отвечала Крис.
      — Прямо хоть к начальству на ковер.
      — Йэн, у тебя волосы отросли что-то… может, я тебя постригу завтра? Машинка вроде работает.
      — А что, я тебе с длинными не нравлюсь?
      — Нравишься, очень даже. Но непривычно. И тебе неудобно, наверное?
      — Да постриги, конечно, золотце…
      Обратный путь - еще медленнее, еще тяжелее. Йэн навалился на Элис всем весом, она замерла под тяжестью, уперев ноги, стараясь на ногах удержаться, пока Крис быстро-быстро перестилала постель, укладывала подушки - две, три. Так, чтобы полусидя. Так легче сердцу. Йэна осторожно уложили. Он замер, закрыл глаза. Совершенно неподвижно, бело-синее лицо, страшное - Элис такого цвета лица никогда не видела даже. А вдруг он… страх шевельнулся в душе. Йэн взмахнул ресницами.
      — Спасибо, девочки. Раздавил я вас, наверное. Я же здоровенный, как слон.
 
      Марта так и работала после высшей ступени на кафедре той же Школы, теперь она называлась "академия лингвистики". Преподавала харванский, писала какую-то там научную работу. У нее был муж - не слишком удачливый программист, и дочка трех лет, с которой сидела бабушка - садики теперь и в Эдоли стали дорогие.
      Мирс семью еще не завела. Закончив летную школу, ни разу не полетала даже на атмосферном истребителе - какой там космос?
      — Парням еще есть какой-то шанс, - рассказывала она чуть грубоватым низким своим голосом, потягивая пиво, - а нам… можно забыть. В прошлом году передачу делали, нас с Аринель снимали, журналистка вся на дерьмо изошла - ах, какие глупые девушки, наверное, они хотят таким образом самоутвердиться, доказать, что они не хуже мужчин, наверное, они феминистки и таким образом это… сублимируют свои комплексы, во. Вот я лично - то есть она лично - не могу спать спокойно, если я думаю, что мой покой бережет пилот, у которого в данный момент, может быть, месячные, гормональные сбои, и вообще… сука, короче.
      — Гм, - для Элис такой подход был новостью, - то есть они хотят теперь доказать, что женщинам летать нельзя?
      — Ну, Элис, ты давно у нас не была, - сказала Марта, - женщинам много чего нельзя. Мы, оказывается, вообще неполноценны, представляешь? У нас перепады гормонов и настроения, мы непредсказуемы, и больше половины профессий нам в принципе недоступны… У меня вот женская профессия, так я и то чувствую себя виноватой - надо вообще не работать, а сидеть дома с ребенком. Если бы муж на всех зарабатывал, я бы сидела.
      — На самом деле у нас энергетический кризис в стране, половину станций же позакрывали в связи с якобы экологической опасностью… водородной смеси не хватает, она дико дорогая. Мужчинам еще дают летать… два раза в год. А нам можно было забыть. Я сейчас на экономическом учусь. Работаю охранником, благо, ты же знаешь, по кьянгу я мастер. По ночам работаю, днем учусь. Дорого… Но потом буду нормальные бабки зарабатывать.
      Подруги сидели в "стекляшке" - кафе не закрылось, его даже модернизировали, и ассортимент стал шире. Взяли сарки - маринованное прожаренное мясо, по бутылочке пива. Марта, правда, стеснялась, выяснилось, что денег у нее на мясо не хватает, но подруги уговорили, что уж ладно, угостят…
      Осень бушевала за хорошо промытым стеклом, листвой зашвыривала парковые аллеи, багрянцем и золотом слепила взгляд. Сарки были сочными и вкусными, пиво - чуть горьковатым. Было легко. Девчонки, свои - как будто и не расставались. Как будто и не изменилось ничего.
      Мирс все такая же - черные жесткие волосы колечками, блестящий живой взгляд. И Марта такая же - изящная, талия тонкая где-то уже на грани возможного, хоть в фотомодели иди, косметика наложена умело и почти незаметно. Костюм - опять же, сидит естественно, как будто она в нем родилась, однако женский взгляд уловит и элегантность, и вкус, и то, что сшито, видимо, самостоятельно из недорогой ткани - однако выглядит будто коллекционная вещь.
      — Тетеньки, а вы когда допьете, мне бутылки отдадите? - еще один клоп. На этот раз чернявый, возможно, беженец из Кари. Элис напряглась.
      — Ты иди пока, - Мирс кинула ему монетку, - попозже подойдешь, отдадим.
      — Спасибо, - мальчик исчез.
      Элис выдохнула.
      — Не могу… я этого не могу видеть.. ведь это же дети! Где они живут, на улице?
      — Ну зачем на улице? - неторопливо сказала Мирс, - как правило, они входят в какие-нибудь банды… живут в заброшенных домах, мало ли где. В подвалах. Скорее всего, он попрошайничает не для себя. Вечером сдает взрослым добычу, а то побьют.
      Элис дернулась. Невыносимый стыд снова жег ее - вот она тут сидит, взрослая, сытая, лакомится и пьет пиво, а рядом стоит маленький мальчик… и ждет, когда она допьет, чтобы сдать бутылку и получить за это деньги… а то его побьют вечером.
      — Господи, - она закрыла лицо руками, - я не могу, не могу! Так же нельзя жить!
      Мирс мрачно посмотрела на нее.
      — Ладно, пошли отсюда.
 
      — А как можно? - спрашивала Марта, - а что ты предлагаешь? Вернуться к прошлому? Чтобы опять все строем ходили?
      Они шли по дорожкам парка, усыпанным листопадом. Элис растерянно ворошила листья ногой.
      — Ну хотя бы… лучше уж к прошлому, чем так!
      — И пусть опять сажают, расстреливают, да?
      — Но Марта… в наше время это уже все было не так страшно… это было редко, и невинных не сажали.
      — В наше время! Но это всегда могло вернуться, не так ли? Ведь главное - это строй. Захотелось кому-то наверху закрутить гайки, и…
      — Слушай, - сказала Элис, остановившись, - да лучше уж пусть так! Я даже согласна, чтобы меня лично посадили… но ведь это же дети!
      — Но у тех, кого репрессировали, тоже были дети…
      — И они вырастали в школах, получали образование…
      — Как сироты! И над ними издевались в этих школах… Это у нас еще были родители, с нами как угодно не поступишь - а ты знаешь, что творилось в сиротских интернатах?
      — Сирот полно и сейчас, но тогда не было беспризорных детей. Не было! И все дети нормально вырастали.
      — Да как ты можешь такое говорить! - Марта чуть не плакала, - неужели ты считаешь эту Империю нормой? Неужели так и надо жить?
      — Не знаю, - Элис положила руку на плечо Марты, стараясь успокоить, - не знаю, но ведь то, что сейчас - это тоже ненормально…
      — Это временно! Потом будет лучше! Ведь мы же уже все как-то устроились, все живут, никто не умирает с голоду… из приличных людей. Конечно, алкоголики… те, кто сам виноват… Ну ехали бы в деревню, там полно незанятых домов, огород бы выращивали.
      Но как ты можешь такое говорить! Ты знаешь, что мой дедушка умер на Элейиле, в лагере? Ты… Нет, я даже не могу о таком думать!
      У Марты все-таки навернулись слезы на глаза.
      — Почему раньше тебя это так не волновало? - спросила Элис, - в школе? Почему в школе ты верила в Империю, ты была даже активисткой общественной работы, ты писала такие сочинения… почему?
      — Да потому что все верили! - выкрикнула Марта, - потому что я была маленькая и глупая!
      — А может, наоборот, потому что сейчас ты услышала что-то другое… и изменила свою точку зрения?
      Мирс все это время не принимала участия в разговоре. Она просто шла рядом, глядя куда-то в сторону, время от времени начиная насвистывать популярный мотивчик.
      — Да у нас в семье, если хочешь знать, все были рады тому, что об этом наконец-то заговорили…
      — Не знаю, Марта. У нас всегда говорили об этом. Это не было секретом ни для кого, понимаешь? В маминой семье от репрессий пострадала ее двоюродная бабушка, правда, она занималась колдовством и кажется, даже ереси какие-то распространяла. Ее посадили. Мы все об этом знали, это не было секретом. Мы просто с этим жили. Ну и что, ну посадили, так что теперь, только об этом и думать? Это было давно. Что же теперь, мстить, что ли?
      — Но это нельзя, нельзя было замалчивать!
      — Марта, но я же говорю - а кто замалчивал? В каждой семье такую историю знали, и жили однако, мирились с этим… работали, растили детей. Зачем было все разрушать-то?
      — Мирились? Вот и домирились, - Марта, кажется, совсем вскипела, - я просто поражаюсь тебе, Элис! Я тебя не узнаю! Неужели ты, ты ведь всегда была такой милосердной, такой правильной… как ты можешь призывать к возвращению этой ужасной Империи! Неужели тебя не волнует то, сколько народу погибло…
      Элис и сама чуть не плакала. Она боялась посмотреть на Мирс - если еще и Мирс поддержит Марту… тогда, наверное, только и останется - уйти и больше никогда с девчонками не встречаться. Но Мирс молчала, глядя в сторону. Слишком долго молчала.
      Слишком больно все это. Потому что ведь и Марта-то права. Разве можно мириться и спокойно замалчивать такие факты? Хотя… кому стало легче оттого, что их вытаскивают на свет Божий и перетряхивают - мертвым уже все равно.
      Свобода. Зарево рассвета.
      Свой бизнес делает страна.
      А мертвецы лежат под снегом.
      И тишина.
      Слишком болезненный, тяжелый вопрос. Что хуже - репрессированные за свою веру, отличавшуюся от официальной, или же - бездомные дети? Для себя Элис однозначно решила, что бездомные дети - хуже. Да ведь и не только дети! А старушки нищие - сколько их? А те, кого обманом выжили из квартир-блоков, живущие теперь прямо на улице, интересно, что они делают зимой? Элис уже видела шалаши и землянки на пустырях. Нет… в тюрьме по крайней мере кормят. И все это было не в таких масштабах, как сейчас - нищета.
      — Сколько… - заговорила она с трудом, - вот это тоже сложный вопрос, Марта. Я ведь была поражена у Рошена именно цифрами. По нему получалось, чуть ли не половина населения страны прошла через лагеря. Я думала - ну раз так, это невозможно, конечно! Этому нет прощения, с этим нельзя жить… Но… потом я увидела статьи, где приводились реальные цифры… я видела реальные данные, понимаешь? Они были меньше рошеновских в десятки раз, иногда даже в сотни! Да, люди сидели… но ведь люди везде сидят в тюрьме… и в Сканти тоже. Вопрос - сколько людей… так вот, получалось, не больше, чем в Сканти, и.. меньше, чем сидит сейчас! Понимаешь, даже меньше, чем сейчас! Ведь и сейчас людей сажают… И не только за криминал.
      — И где ты видела эти цифры? - с иронией спросила Марта. Элис выдохнула. Отвечать было почему-то неловко.
      — Йэн… Йэн мне все это показал. И статьи, и цифры… и еще мы с ним подсчитывали вместе. У него же есть собственная статистика его отдела. Сколько дел проходило за год по Анграде… сколько сажали… мы считали, сколько всего получалось по ДИСу… И не только сейчас, но даже в худшие годы - вся эта статистика велась, все лежит, никуда не делось! Так вот - гораздо меньше, чем ты думаешь.
      — Ну конечно! - с торжеством заявила Марта, - так я и думала. Инквизитору нужно доверять больше, чем… чем людям. Которые все это испытали на себе… Да и вообще, Элис, ты соображаешь, что ты говоришь? Ведь это же бессердечно! Да даже если один человек сидел невинно… Если столько миллионов сидело - это нельзя простить, а если меньше - то можно, что ли? Так? Скажи - да или нет?
      Элис была близка к отчаянию. Сказать да - невозможно, хотя по смыслу то, что она имела в виду - означало да. Да и как вообще говорить о таких вещах… Слишком уж все это больно. Марта бесповоротно побеждала в этом споре.
      — Марта, ну а ты тогда тоже скажи - это нормально, с этим можно жить - умершие от холода и голода прямо на улицах сейчас? Не полвека назад, а прямо сейчас, на наших глазах, можно сказать? Ты думаешь, этих умерших меньше, чем…
      — Это совсем другое! - заявила Марта, - они умерли на свободе! Их не убили.
      Элис вытаращилась на подругу, потрясенная таким поворотом. Может, и вправду, есть принципиальная разница, и "умереть на свободе" - это вовсе не страшно, даже неплохо?
      — Девочки, смотрите, - позвала Мирс. Они стояли перед огромным рекламным щитом, и на щите - знакомое лицо… очень знакомое…
      — Это же Вики! - воскликнула Элис.
      Узнать Викторию Айвен было трудно, но все же - можно. Она была умело накрашена, волосы мелированы, современная молодая женщина с белозубой улыбкой модели. В руке она изящно держала бокал, длинная нога закинута на ногу.
      — Вот уж не думала, что папочка использует Вики для рекламы, - интерес Марты мгновенно переключился. Элис была этому рада.
      — Папочка?
      Вики рекламировала туристические поездки на Сёгор и острова. Какое-то турагентство.
      — Бенедикт Айвен что, занялся туристическим бизнесом?! - поразилась Элис. Хотя, подумала она, почему бы и нет. Ясно, что из властных структур его вышибли… как Йэна. Надо же как-то жить… у человека обнаружилась предпринимательская жилка.
      — Да нет! - фыркнула Мирс, - Турбизнесом сама Вики занимается. Это так, хобби у нее. А папочка, во-первых, с самого начала депутат парламента… еще когда Мадар к власти пришел. Во-вторых, он скупил Верфь. Концерн Айвена, не слышала, что ли? Про него даже говорят - Империя Айвена. Он же сейчас один из самых богатых людей в стране!
      Элис на мгновение прикрыла глаза. Глай Бенедикт… второй секретарь Консила. Уважаемый, вечно занятый человек.
      — Да ведь он и в Империи жил… на порядок лучше остальных, - сказала она.
      Ей вдруг вспомнилась Магда, их одноклассница. В последний год обучения она вступила в орден хавенов, терциаркой. И объясняла как-то Элис.
      — Понимаешь, надо же думать о том, как устроиться. Если ты в ордене, то всегда будет легче пробиться в какой-нибудь городской консил, начать с малого… В наше время надо быть терциарием, чтобы делать хоть какую-то карьеру.
      Элис, помнится, это немало поразило. Она-то, идеалистка, считала, что в орден нужно вступать по призванию… от Господа, и все такое.
      Сколько таких, как Магда, было в ордене? А таких, как глай Бенедикт?
      — А что ты удивляешься? - сказала Мирс, - половина крупных бизнесменов и депутатов - это бывшие члены Консила, короче, шишки!
      — Ты вот говоришь - он скупил Верфь… но как? Откуда у него деньги?
      — А этого, лапочка, никто не знает… откуда у них всех деньги? Ты представляешь, сколько может стоить Верфь, космодром или металлургический завод? Передел собственности. Все это было государственным… А потом вдруг стало чьим-то. Ну а Вики папа турагенство подарил, девочка развлекается. Наворовали, короче, - заключила Мирс, - что ты хочешь? Это ведь только бла-бла-бла, типа, честный бизнес, заработанные деньги… никто из них ничего не заработал!
      Они двинулись дальше по улице. До остановки монора, откуда Марте нужно было ехать домой.
      — Все равно, - Марте, видно, хотелось еще поспорить, но она говорила теперь мягко, - все равно, Элис, так, как раньше, нельзя. Ну конечно, сейчас тоже много недостатков… Но ты только представь - опять эти пустые распределители… все по картам. Видеоны, холодильники, машины - все только отечественное. Неужели ты хочешь, чтобы так было?
      — Не знаю, - Элис стало противно. Вот и перешли… от пафоса сострадания к убитым - к отечественным холодильникам. Впрочем, какое право она имеет осуждать - она-то живет в Сканти и уж эдолийскими вещами не пользуется… ей это безразлично, но факт остается фактом.
      — Не знаю, я просто очень поражена тем, что вижу, - сказала она, - а вон твой монор! Увидимся еще?
      — Да, конечно, я позвоню!
      Подруги распрощались. Марта вскочила в монор. Мирс и Элис двинулись дальше по улице.
      — Ну ты лучше расскажи, как там, в утробе потребительского общества? - спросила бывшая летчица, - как живешь-то вообще?
      — Ты знаешь… - Элис была рада тому, что тема разговора сменилась, - в принципе, материально, конечно, хорошо. О еде думать не приходится. Но… понимаешь, там ты никому не нужен. Никому. Каждый сам по себе. Людям просто плевать друг на друга.
      — Хе, - презрительно буркнула Мирс, - а ты считаешь, здесь не плевать, что ли? Здесь еще больше плевать!
      — Девушка! Девушка, дайте кредик, я ребенка кормлю, ничего не ела со вчерашнего дня!
      К ним приблизилась какая-то оборванная нищенка, и на руках - сердце Элис глухо ухнуло - она держала грудного младенца. Малыш крепко спал, завернутый в одеяло. Элис дрожащими руками полезла за кошельком. Выхватила первую попавшуюся бумажку - сто кредов… это и для нее уже серьезные деньги, но ведь грудничок… Нищенка униженно благодарила.
      — Зря, - коротко сказала Мирс, - это же бизнес у них…
      — Какой бизнес? О чем ты? Это же ребенок!
      Мирс снисходительно хмыкнула.
      — Про них много писали… понимаешь, это не ее ребенок. Это бизнес такой. Они крадут детей или это дети каких-нибудь пьяниц… Дают им снотворное. Эти дети всегда спят. Конечно, долго они так не протянут, месяца два-три, ребенок умер, находят другого… Ты что?
      — И это… - слабым голосом спросила Элис, отрываясь от стенки, - вы это… так спокойно к этому относитесь? То, что вот сейчас ребенок умирает, - она оглянулась. Нищенки не было видно, - и он умрет, и…
      — Ну иди, сообщи в полицию… полиция этим не занимается, а даже если… на всех сил не хватит. Ну одну поймают, а другие…
      — Господи! - искренне сказала Элис, - да лучше Империя, лучше все, что угодно, чем это… лучше бы даже эта нищенка сдохла на Элейиле…
      Мирс вздохнула.
      — Сложно все это. С другой стороны, обратно в казарму тоже никому не хочется. На фиг… вранье все это.