— Благодарю, твое преподобие, очень поучительно было слушать тебя. Ты открыл мне новый мир, которого я не понимал. Пребывание мое… на вашей земле… скоро заканчивается, мне пора в обратный путь, и я считал, что узнал о вас все - однако же ни разу не случалось мне говорить с человеком, которые объяснил бы мне суть христианского учения столь доходчиво. Теперь я знаю, во что вы верите, и благодарен тебе.
      Реймос вежливо попрощался и вышел. Епископ еще какое-то время глядел ему вслед. Зерно посеяно - взойдет ли? Может быть - не сразу, может, потребуется еще полить его, чтобы оно проломило плотную корку души и потянулось к Солнцу. Так часто необразованные и невежественные люди легче и быстрее воспринимают слово Божье, нежели ученые книжники, люди духовные и праведные. Однако, подумал Квиринус, теперь уже не мое это дело, теперь - Твое, Господи, я мог лишь рассказать ему о Тебе, а Ты не оставь этого чужестранца Твоей милостью.
 
      Марка букинобантов была построена следующим образом - состояла из множества отдельных бревенчатых домов, окруженных землянками (наподобие той, в которой жила мать Аморика), и за землянками - наделы, где варвары растили овощи, горох и бобы, а кое-где - овес, рожь и ячмень, хотя основные поля тянулись за пределы жилой общины. От каждого такого хуторка до другого путь был не близкий. В центре же марки высился самый большой дом, обмазанный цветной глиной, окруженный домиками поменьше, и проживал в нем сам Рандо - ныне на хозяйстве отсутствующий. За маркой шумела священная роща, где приносились жертвы языческим богам. У этой рощи и хотел Квиринус встретиться с братьями.
      Но пошел через общину кратким путем. Во-первых, хотел он еще заглянуть к вдове Кунигунде, богатая она, и у нее Квиринус хотел выменять кое-что из еды - на отрез шелка из Трира, который лежал у него в суме.
      Во-вторых, следовало уже и поторапливаться. Братья скоро придут к роще, и надо в обратный путь - не такой уж близкий. Квиринус думал с досадой, что неудобно расположили общину - ходить до марки далеко, а ведь надо работать, пахать и сеять, добывать пропитание, до проповеди ли им будет? Но что поделаешь, ведь не будешь селиться на общинных землях - к чему раздражать людей…
      Перед домом Рандо, веселым, цветным, будто оконная мозаика в соборе, лежала пыльная площадь - тут собирались аламанны перед военным походом или для каких-нибудь общинных празднеств и событий. Сейчас площадь была пуста, лишь дети в серых рубашонках играли в камушки на земле. Девочка лет 12 - по аламаннским понятиям, невеста - несла через площадь коромысло с пустыми ведрами. Светлые ее косы болтались до бедер. Квиринус невольно загляделся на плавную походку девочки, и как косы качаются в такт шагам, выругал себя - хоть, если подумать, и не было похоти в его взгляде, одно лишь любование красотой твари Божьей. Вдруг девочка остановилась, взглянула серыми большими глазами.
      — Господин из ромейской земли?
      — Да, госпожа, - осторожно ответил Квиринус, - а ты чьих будешь?
      — Я дочь Рандо, - ответила девица, - а зовут меня Хродихильде.
      Серые глаза, длинные ресницы - ох, сведет кого-нибудь с ума эта девчонка! - любопытно глядели на него. Видно было, что ей хочется поговорить, но все же она робеет. И без того смело - заговорить с незнакомым чужеземцем.
      — А меня зовут Квиринус, - сказал епископ весело, - что ж, будем знакомы?
      — А что это у тебя там на шее надето? - заинтересовалась девочка.
      Они подошли к краю площади, остановились у сложенной поленницы. Квиринус подцепил крест - медный, не шибко дорогой, зато с отлично выполненным Распятием, римской работы, показал девочке.
      — Это изображение Бога.
      — А, так это вроде амулета, - догадалась Хродихильде, - а что ж это за бог такой - наверное, Вотан?
      Квиринус понял, что предстоит разговор - но странным образом говорить сейчас ему не хотелось. Неясная тревога закралась в сердце. Почему? Наверное, просто надо торопиться… Квиринус преодолел себя и заговорил.
      — Нет, Хроди, это Иисус Христос, Бог, который стал человеком, сошел на землю, а люди его распяли на кресте.
      — Почему? - Изогнутые брови девочки поднялись на лоб.
      — Почему распяли? Так потому что люди злые, вот и распяли его без всякой вины.
      — Но он же Бог! Почему же он…
      — Потому что Он хотел помочь людям, - пояснил Квиринус. Дальше нельзя было позволять задавать вопросы, иначе придешь в тупик - дальше надо было рассказывать. И он начал рассказывать. Девочка слушала внимательно. Развлечений тут у них в деревне мало - послушать байки каждый горазд. Квиринус вдруг увидел, что из-за поленницы выползает еще какой-то паренек-подросток. И старуха подошла, остановилась поодаль. Он вдохновился…
      — Бог есть только один, он создал землю, людей, животных и всех этих богов, которых вы почитаете, и которым приносите жертвы…
      Жертвы они приносят бесам - но об этом Квиринус пока благоразумно умолчал. Об этом - потом успеется.
      Внезапно он почуял - шум и дрожание земли. Очень отдаленный, но такой знакомый воину шум - топот скачущей вдали конницы.
      Так вот, в чем причина тревоги, терзавшей его! Рандо все же вернулся. Надо, значит, уходить - и быстро. Но на Квиринуса смотрели уже шесть пар глаз. Слушали его рассказ. Жаль, что нельзя собрать их всех и один раз рассказать… как святитель Амвросий… в церкви… Но нельзя сейчас уйти!
      И Квиринус продолжал рассказ. Про Сына Божия Единородного, Агнца, взявшего на Себя грехи мира, самого Себя положившего на жертвенный алтарь. Дабы спасти людей от ада и вечной гибели. Он говорил хорошо, может быть, никогда в жизни так не говорил… Его несло вдохновением, Святой Дух снизошел - он был сейчас как те апостолы, что внезапно заговорили языками.
      …Это случилось с Квиринусом восемь лет назад. В Медиолане.
      Из Галлии он сопровождал императора Грациана в Рим. В Медиолане остановились - не только чтобы дать отдых коням и людям. Император хотел непременно о чем-то потолковать с тамошним епископом.
      Квиринус, надо сказать, был не крещен, хотя к христианству и относился с симпатией - церкви, красивые распевы напоминали ему о дорогой, давно умершей матушке. Однако после ее смерти Квиринус и вовсе перестал интересоваться религией - не все ли равно? Воевал, кутил, на досуге с удовольствием читал, учил языки - к языкам оказался способен.
      Почему императору вдруг понадобился епископ - яснее ясного. Только был убит готами в битве под Адрианополем его дядя Валент - и убит как раз потому, что не пожелал дождаться Грациана с его легионом. И осталась еще одна проблема. Мачеха Грациана, Юстина, провозгласила императором своего малолетнего сынка, названного, как и отец, Валентинианом. Сам мальчишка был ни при чем, однако мать его Грациану изрядно мешала. Мешала она и Амвросию епископу, будучи арианкой. Так что поговорить им было о чем. Ну а Квиринус, помимо долга службы, рассчитывал поглядеть город, в котором не бывал раньше, да может, поискать смазливых девчонок.
      Император был приглашен к епископу на обед, а после обеда они уединились, Квиринус же, как и трое других высших офицеров, был предоставлен себе. Всегда жадный до книг и чтения, он пробрался в библиотеку епископа - и был поражен богатым собранием пергаментных кодексов и свитков. Пользоваться библиотекой было разрешено, как передали от епископа, и Квиринус не замедлил этим воспользоваться, до темноты жадно переворачивал пергаментные листы. Попался ему тогда какой-то из отцов, писавший по-гречески, со школы Квиринус знал греческий неплохо, и заворожила стройная логика философа.
      Так смеркалось, и Квиринус хотел было выйти из библиотеки, положил на место кодекс, и только тут заметил, что он не один.
      Смутная в полутьме фигура - невысокий человек, но очень прямой и стройный, с узким лицом, не по-римски бородатый. Вошедший спросил дружелюбно.
      — Привет тебе, гость! Ты ведь из тех, кто сопровождает императора Грациана?
      Голос его, интонация невольно располагали к себе и в то же время внушали уважение, будто говоришь с вышестоящим офицером. Квиринус ответил в том смысле, что да, он трибун, находится при особе императора. Воевал с ним в Галлии.
      — Ты любишь хорошее чтение, трибун? Так редко можно увидеть интерес к книге среди людей твоего занятия - а впрочем, император Грациан и сам на редкость образованный человек.
      — Здесь хорошая библиотека, - искренне заметил Квиринус, - и в Риме я не встречал таких.
      — Ты римлянин?
      — Да, я родился и вырос в Риме.
      — Христианин ли ты?
      — Я не крещен, - коротко ответил Квиринус. Это могло значить, что угодно, но и явно указывало на то, что от язычества он также далек.
      Незнакомец приблизился к нему и поднял лампу, которую держал в руке. Квиринус внезапно отшатнулся - поразили глаза этого человека. Большие светлые, в контраст темным волосам и бороде, и на миг показалось римлянину, что взгляд этот проник прямо в его сердце, под мощной броней ребер и мышц, проник и прочел все, что там было записано - и снова отпустил, найдя малоинтересным.
      — Приходи завтра в собор, почтенный трибун, - пригласил незнакомец, - приходи и послушай.
      Квиринус пообещал, вроде бы из вежливости, но он уже знал почему-то, что придет обязательно. Распрощался и ушел.
      На следующий день, еле отболтавшись от друзей, которые по случаю праздничного отдыха собрались попариться в термах, он действительно отправился в собор.
      Каким же было его удивление, когда на епископскую кафедру вошел вчерашний его собеседник. Квиринус сам себе поразился - вроде бы, ничего особенного, ведь он и был в доме епископа, так отчего бы ему с епископом не встретиться? Просто вчера ему даже эта мысль в голову не пришла, уж очень запросто беседовал с ним этот чернобородый. Амброзиус тем временем начал говорить с кафедры проповедь, и звучный, выразительный его голос надолго остался в памяти Квиринуса.
      1Свет Христов не заграждается стенами, не разделяется стихиями, не помрачается тьмою. Свет Христов есть день без вечера, день бесконечный: он всюду блещет, везде освещает, ничто от него не укрывается…* *(Текст проповеди взят из "Слова на Пасху" св.Амвросия Медиоланского).
      Слушал трибун, стоя у дверей, и вдруг жарко ему стало под плащом, и пот полился градом. И почудилось - свет льется сквозь темный купол собора, сорван купол, и как кровь из зияющей раны, хлынул вовнутрь свет…
      — С приближением Света Христова и диавольская тьма прогнана, и неведение грехов прешло, и настоящим светосиянием прежние умозаблуждения истреблены, и обольстительное нечестие прекращено. Кто же есть День Неба, как не Христос Господь? Он есть День Сын, Которому День Отец открывает таинство Божества Своего; И так как за Днем Неба никогда не последует ночь, то и по явлении правды Христовой тьма грехов исчезает. Так как День всегда сияет и не может быть объят никакою тьмою, то и Свет Христов сияет и не покрывается никакою темнотою грехов. Потому евангелист Иоанн и говорит: "Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его" (Ин. 1, 5)
      И задрожал трибун, и не заметил, что опустился уже на колени. Не слышал, как ушел проповедник с амвона, и как запели в храме. Не помнил, как вышел на улицу. Будто стрела вонзилась меж пластин доспеха - и прямо в сердце, будто копьем пробило грудь, так Квиринус, никогда не сдававшийся, не знавший страха в бою, взлетевший уже на вершины военной славы, приближенный к императору - был навсегда побежден мягким неслышным касанием Агнца, бессильно распятого на Кресте.
      Он поехал с императором в Рим, навестил родных, затем тем же путем - обратно в Галлию. Доехав до Трира - как раз приближалась Пасха Христова - уволился из армии и остался навсегда в граде Божьем, под крылом епископа Бритто. На Пасху был окрещен, а уже через год обрел таинство священства.
 
      …Так говорил Квиринус о Сыне Божьем Распятом - а грохот и шум становились все ближе. И мелькнула мысль, что и не надо теперь убегать - догонят, и еще приведет он Рандо прямо к своим братьям. Ведь не для того, чтобы умереть, пришли они сюда. Для того, чтобы жить, строить, проповедовать.
      Въехали на площадь в хороших доспехах всадники. Вождь Рандо во главе, на могучем вороном жеребце, с волчьими хвостами на шапке, с огромной бородой, огненно-рыжей. Огромный варвар с обезображенным лицом - вместо левого глаза заросший провал. Заметил неладное, подскакал к незнакомому ромею, притормозил коня.
      — Ты кто таков?
      — Я Квиринус, епископ из Трира, - ответил римлянин. Лицо Рандо исказилось.
      — Это ты, дерьмо собачье, мутишь мне людей? Хочешь под римские мечи нас подвести?
      — Что ты, Рандо, - спокойно и смело ответил Квиринус, - разве такое придет мне в голову? Я всего лишь служитель Бога, мне до Империи дела нет. Пришел я сюда, чтобы твоим людям рассказать - тем, кто хочет послушать - про истинного Бога, единого Творца неба и земли…
      Дружинники, столпившиеся вокруг, даже как-то приутихли. Больно уж уверенно говорил римлянин. Говорил, словно командовал. Словно привык людьми повелевать. Но Рандо это еще меньше понравилось. Он соскочил с коня, передал повод мальчику. Подошел ближе к чужаку. Теперь видно было, что Квиринус и ростом не уступает Вельфу-гиганту, а в плечах будет даже и пошире его. Только смуглый и чернявый, и глаза темные сверкают.
      Рандо не любил ромеев. И веру их поганую не любил, как и все в них. Когда он еще ребенком был, захватили как-то ромеи их селение, и мальчик успел спрятаться, а деда легионеры прямо на его глазах закололи, а потом еще хуже - приволокли сестру и мать, и тут же прямо в доме их изнасиловали. А потом Рандо воевал, и римское копье ему прямо в глаз воткнулось, с тех пор вместо левого глаза - страшный провал… Нет, не любил он ромеев, и ничего доброго от них не ждал.
      И живым не собирался этого гада отпускать. Видно же, что военный он, легионер - выправку не скроешь. А прикидывается мирным жрецом… Рандо от ненависти сжал кулаки.
      Что ж, можно зато веселое развлечение устроить. Заодно и людям неповадно будет впредь с такими разговаривать, и кому он уже успел римских сказок напеть - те призадумаются…
      Рандо бросил взгляд на своих людей, насторожившихся было. Кое-кто с коней спешился. Стояли полукругом. За поленницей дети прятались. И народ собирался на площадь - тут и дружина приехала обратно, и развлечение, вроде, какое-то ожидается…
      — Вот что, ромей, - решил он, - уйдешь отсюда сейчас же, и чтоб духу твоего поганого в нашей марке не было! Если только узнаю, что явился, размажу по стенке, как таракана. Но прежде, чем уйдешь… скажи-ка мне, про что ты там рассказывать собирался?
      — Про истинного и единственного Бога, Господа нашего Иисуса Христа, - Квиринус выпрямился.
      — Так вот, мы такого бога не знаем, ромей. И знать не хотим. Наш Бог - Вотан, и Донар наш Бог, и Фригг, и другие, а такого мы не знаем. Прежде, чем ты уйдешь, хочу я, чтобы ты сказал, так, чтобы все слышали - нету никакого твоего бога Криста, а повелитель всех богов и тот, кто землю сотворил - это Вотан. Давай, повторяй за мной!
      — Ну а если не скажу, Рандо? - поинтересовался ромей.
      — Тогда и не уйдешь, - сообщил вождь буднично, - живым не уйдешь отсюда. Давай, говори!
      Странное дело, похоже, что перспектива не уйти живым ромея обрадовала. Он выпрямился и даже чуть ли не заулыбался, глаза прямо заискрились.
      — Эх, Рандо! Истинный Бог один, Иисус Христос, предавший Себя на смерть за грехи людей. Что ж я могу еще сказать?
      — Убью ведь, - предупредил Рандо, сжимая огромные свои кулаки. Он еще сдерживался, но злость росла. Непонятны эти люди, непонятны - ну ясно, не хочет он прогибаться, но ведь это жизнь! Из-за каких-то слов свою жизнь отдавать…
      — Убивай, - согласился Квиринус.
      Он опустил глаза, чтобы скрыть то странное, что творилось в душе - а в душе все нарастала радость, и теперь он понял, что это такое - когда в сердце поет ангельский хор. Тот свет, который некогда хлынул сквозь прорванный купол собора в Медиолане, тот свет теперь был совсем близко, и одного хотелось - на колени, и петь, петь гимны, не вытирая счастливых слез. Квиринус едва сдерживал рвущуюся улыбку - совсем уж глупо это будет выглядеть… Да, подумал он, конечно, вряд ли они убьют меня быстро. Но какая разница, еще немного, и наконец-то все кончится, все, навсегда, и я буду рядом с тобой, Господи! Спасибо Тебе, чего же еще может быть лучше, чем такая смерть! Конечно, хотелось поработать еще, пожить, побольше людей обратить, укрепить общину, однако, если на то воля Твоя…
 
      …Так было, кажется, вечность назад - он был еще совсем молодым центурионом, и стоял в передней шеренге в ряду легионеров, прикрывшись щитом, и щиты сверкали на солнце. Безжалостное солнце било в лицо, сжигало задубевшую кожу, отражаясь, полыхало в щитах, в доспехах, и сиял на солнце орел легиона, вознесенный над головами, и рядом значок с изображением льва. Готские лучники вяло постреливали, и временами пытались брать их на крепость - шли на приступ, копья звенели о щиты, стрелы со свистом резали воздух.
      Но очень, очень трудно, почти невозможно - прорвать такую вот стену щитов.
      Левый фланг занимала когорта, которой и командовал тогда Квиринус, и было в ней множество рыжих и белобрысых аламаннов, преимущественно из букинобантов, и лучший его друг, Лойтари, тоже стоял рядом тогда…
      Лойтари - огненно-рыжий и бородатый варвар, в одной из стычек Квиринуса стрела поразила в шею, и вытащил легионер своего командира с поля боя…
      Каково это - быть частью стены? Стоять, закрываясь щитом, обливаясь потом под тяжелой, прошитой железом лорикой, под шлемом, слушая свист стрел, видя где-то там, в туманном мареве смутные силуэты врагов - варвары прятались от стрел в кустарниках. Так стояли они час, и два, и три, и солнце давно перевалило за полдень, а они все еще стояли, не двигаясь с места, и справа от Квиринуса упал легионер, не успел прикрыть лицо. И слева в ряду кто-то упал, зазевавшись, пропустив стрелу, и тотчас на его месте снова сомкнулись щиты - сплошной стеной. Временами дротики и стрелы начинали лететь тучами. Временами стояли спокойно, и тогда надо было только прислушиваться к гудению затекших ног, ловить ртом душный невыносимо горячий воздух, и думать, думать, когда же это все в итоге кончится - хоть чем, хотя бы и смертью…
      В той битве погиб Лойтари, и Квиринус никогда уже не мог совсем, до конца забыть огненно-рыжего варвара, с которым сумел сдружиться - может, потому и решился идти проповедовать его единоплеменникам.
 
      Так было и теперь - больно, невыносимо трудно, но это надо было просто перетерпеть, переждать, и это кончится. Квиринуса привязывали к перекладинам косого креста. Он уже понял, что будут с ним делать, и страх шевельнулся в душе, но радость - радость была еще так велика, что страх улетучился мигом. Его уже основательно избили, руки тех, кто его привязывал, и даже лица их были уже перемазаны его кровью. Но радость была такой, что Квиринус вытерпел бичевание, ни разу не охнув. Словно ангелы держали его в руках, и принимали на себя половину того, что ему доставалось. И в третий раз Квиринуса спросили, и снова он сказал, что да, все же нельзя говорить неправду, а истина в том, что Иисус Христос - Сын Божий и Бог, творец Земли и Неба. И тогда встал над ним дюжий дружинник Рандо и размахнувшись дубиной, ударил его по предплечью, переломив кость. Квиринус ожидал удара, и если и вскрикнул, то очень тихо, просто звук выскочил из груди сквозь сжатые зубы. Все сомнения, мучившие его когда-либо, наконец ушли. Бог есть, и Он рядом. Квиринус был счастлив. Он знал, что будет еще много таких же ударов, и надо еще потерпеть, и потом - вот он, вот уже рядом этот Свет, и это свершается по воле Божьей, и как же это хорошо, как прекрасно! Так женщина, рожая, кричит от боли, и все же радуется, создавая новую жизнь. Так и Квиринус шел сквозь врата смерти, сдерживая крики и не то плача, не то улыбаясь.
      Ему сломали кости, одну за другой - на каждой руке, голени и бедра, пробили ребра, и наконец сняли и стали привязывать к колесу. Все это было переносить еще труднее, и Квиринус даже закричал от боли, на минуту отвлекшись от Вечного Света со своим переломанным телом. Руки и ноги связали сзади, и прежде чем поднять столб с колесом, палач еще подошел сзади и точным ударом дубины сломал позвоночник.
      Это и было последним, что помнил Квиринус в своей земной жизни - мощный ошеломляющий удар, разбивший спину, и после этого разодралась завеса, и свет в его глазах окончательно померк…
      Он не слышал оглушительного грома на площади. Не видел, что в просвете меж домами появился светловолосый чужестранец Реймос с далекого острова, что лежит еще дальше Британии, прямой и бледный от гнева. А за ним - его товарищ, поменьше ростом и поуже в плечах, но похожий на него. И в руке Реймос держит что-то совсем небольшой, что-то вроде небольшой палки, и из этой палки вылетает оглушительный грохот и пламя. Все на площади обернулись к чужеземцам, и Реймос крикнул по-аламаннски.
      — Все в сторону! Убью!
      И чтобы подтвердить эти слова, вновь испустил грохот, и что-то невидимое вонзилось в землю у ног дружинников, и земля взлетела фонтанчиком.
      Реймос, а за ним и второй чужеземец, бросились вперед, но тут Лантикар - отчаянная голова, не побоится и злого духа - кинулся на них с копьем. И снова испустила палица гром, и дружинник покачнулся, и упал - все видели огромную дыру в его груди, хлынула кровь, дыра, будто копьем пробитая, только нет копья-то, и это было особенно страшно. После того уже никто не решался приблизиться к чужеземцам. И пока Реймос с палицей своей стоял, охраняя товарища, товарищ этот подошел к столбу, опустил колесо, отвязал поганого ромея, еще живого, хоть и с перебитым хребтом, и вроде бы, без сознания, и уже вдвоем, не опуская своего страшного оружия, подхватили чужеземцы Квиринуса и поволокли куда-то - прочь из марки, может, в царство подземных духов, откуда и явились.
      Деревенские стояли, раскрыв рты, а некоторые бабы плакали, впрочем, они с самого начала плакали, одно слово - женщины. И еще сын старого Хильтибранда, кузнец, стоял, сжав кулаки и молча, мрачно глядя в землю.
      Позже Рандо выяснил, где обосновались ромеи, и попробовал налететь на выстроенный ими дом и перебить всех, чтоб неповадно было - но только не нашел никого, дом был пуст, ушли они все, да и правильно, наверное, сделали.

2.