Но я отвлекся. Так вот, в семье Энгиро собирались праздновать юбилей Открытия Гетеротропного Принципа. Во-первых, потому, что открыл его Геррин Энгиро. Во-вторых, потому, что этот принцип коренным образом (я не понял, как) изменил взгляды на поиск каналов и навигацию.

Я еще не изучил физику настолько, чтобы понять этот принцип. В общем, он заключается в том, что пространство неоднородно, что в некоторых его частях выходы в подпространство гораздо чаще, чем в других. Остается только искать эти области повышенной концентрации выходов. Но это все, наверное, звучит как ужасающая профанация, поэтому я больше не буду пытаться это объяснить.

В общем, Геррин – великий физик. Я это понял, когда приехал на праздник в дом Энгиро. Потому что туда собрался, наверное, весь Институт Физики Подпространства и еще представители всех других физических институтов, лабораторий и отделов. И еще там был Марк Энгиро и четверо его детей. Старшего мальчика я видел впервые, ему было двенадцать. Трехлетняя Лиль была на этот раз наряжена в очень пышное блестящее розовое платьице до колен и огромный белый с розовыми блестками бант, и в этом виде напоминала дивный тропический цветок. Не было только жены Марка – она по-прежнему находилась в экспедиции.

Геррин, очень изящный и подтянутый, в каком-то фраке, с цветком в петлице, стоял у одного из столов с бокалом в руке и разговаривал со всеми подряд. К нему подходили все новые и новые люди. Геррин сиял. Рука с бокалом, кажется, никогда не опускалась.

Ирна была очень занята. Тем не менее, увидев меня, она ко мне бросилась с радостной улыбкой: «О, Ланс, здравствуй, здравствуй, пойдем, я тебя покормлю». Она мне еще в первую встречу сказала, что я слишком худой. Хотя по-моему, я очень растолстел за последнее время. Ирна провела меня в Летний Зал… я даже не думал, что в этом маленьком доме могут быть такие огромные помещения. В Зале были по периметру расставлены столы с разной едой. Ирна подала мне огромную тарелку из розового стекла и стала накладывать на нее по ложечке разнообразных салатов и закусок. Очень скоро я начал протестовать, но Ирна никакого внимания не обращала на мои протесты. Наконец с наполненной тарелкой она проводила меня в угол, усадила в кресло и притащила еще бокал с какой-то темной жидкостью.

– Сначала поешь, – сказала она, – а потом все остальное.

В это время кто-то позвал.

– Сэни Энгиро! Там ваша внучка, кажется, залезла в фонтан.

Ирна охнула, бросила на меня извиняющийся взгляд и убежала.

Что было делать? Вокруг толпились ученые… нда, никогда бы не подумал, что это ученые. Нормальные люди. Старички, вроде Геррина, еще похожи на ученых. Но вот – молодая девчонка, моего возраста наверное, вся в рыжих кудряшках, очень смешливая. Она что – тоже физик? Все, конечно, бывает… Парни, вполне нормально одетые. Правда, вот разговоры… Слева от меня обсуждали какую-то локальную трансформацию при гиперпереносе. Справа двое парней вообще изъяснялись исключительно короткими и странными словами. Один говорил что-то вроде: пи… четыре эс… перенос… си… двенадцать в восьмой степени… А другой кричал, что не в восьмой, а в девятой, и если он думает, что там есть си, то он сам коллапсар кренделеобразный. Правда, рядом с ними несколько физиков говорили о вполне понятных вещах – о том, когда наконец откроют Лунный Павильон в Бетрисанде.

Делать нечего, я стал есть. Действительно, было очень вкусно. По крайней мере, некоторые из закусок мне сильно понравились. Я увлекся едой. Вскоре ко мне подошел какой-то физик и сел на подлокотник моего кресла. От неожиданности я перестал есть. Физик наклонился ко мне.

– Ты и есть Ландзо?

– Я? Да.

– Ара, – он небрежно протянул мне руку. – Я Марк.

– А… – я только сообразил, кто это такой… и глаза. Точно, как у Таро. Это у них семейное.

– Пошли? – спросил Марк. Я отставил тарелку в сторону и с трудом выбрался из кресла.

Вдали Ирна вытащила из фонтана дочку Марка в совершенно мокром, облепленном вокруг тела розовом платьице. Платье распушилось вокруг тело – автоматическая сушка. Бабушка что-то выговаривала внучке.

– Разберутся. – Марк легкомысленно махнул рукой. Мы вышли в сад. Здесь народу было поменьше. В основном, дети физиков. Они с визгом гонялись вокруг фонтана – того самого, в который упала (или влезла) дочь Марка.

Я не знал, о чем можно говорить с квиринцем, да еще и с физиком. Но Марк взял инициативу на себя.

– Кварковый бульон хочешь? – я раскрыл широко глаза, потому что слова «кварковый суп» ассоциировались у меня с чем-то другим и явно несъедобным. Но Марк махнул рукой, исчез на несколько секунд и появился с двумя высокими бокалами, в каждом бокале было три разноцветных слоя непрозрачной жидкости, из которой торчала соломинка.

– Это коктейль такой, – пояснил Марк. Я попробовал. Нижний слой явно состоял из пива.

Мне не хотелось пить. Я всю эту неделю даже не прикасался к алкоголю. Вообще странный у меня запой какой-то был… Я думал, что так не бывает. После посещения семьи Энгиро я как-то успокоился, жизнь моя более-менее вошла в норму, и пить расхотелось. Совсем.

Но из вежливости я тянул коктейль. Закусывали мы оливками и солеными орешками. Пошло довольно неплохо.

– Такого даже в «Синей вороне» не попробуешь, – объяснил Марк, – это наш, фирменный… у нас в институте изобрели. А ты в «Синей вороне»-то, кстати, был?

Я знал, что это такой ресторан, видел, конечно, снаружи. Там у входа такая старинная каменная птица сидит. Действительно, синяя. Но внутрь я не заходил. Поэтому помотал головой.

– Ну ты даешь… ты ведь уже здесь три месяца? И до сих пор даже в «Ворону» не зашел… Может, ты и в Бетрисанде не был?

В Бетрисанде я был, конечно. Хотя и не везде.

– Да мне неудобно… – сознался я, – одному как-то…

– В какой-то степени ты прав, – согласился Марк. – Действительно, идти и напиваться в одиночку… Ну ладно, сходим вместе. Вот Мира на той неделе прилетит, и сходим.

Он уже опустошил свой бокал и вертел в руках, с сожалением на него поглядывая. Я подумал, что надо что-нибудь вставить и сказал.

– Так много народу…

– Да. – Марк задумчиво оглядел зал. – Папа ведь… знаешь, вот я иной раз думаю. Мне уже сорок. Ну, конечно, что-то я делаю… вот монографию недавно закончил. В принципе, мне интересно работать. Но вот папа уже в тридцать лет открыл гетеротропный принцип. В тридцать четыре обосновал его экспериментально на практике, в знаменитой экспедиции Ларгоса. В тридцать шесть уже решил проблему Соторна. Если все его конкретные – понимаешь, конкретные достижения перечислить, то получится, что он – целая эпоха в физике подпространства… А тут – ковыряешься, ковыряешься, а спросить себя – что ты в жизни сделал? Да ничего. Сказать-то нечего. А ведь я, в общем, на хорошем счету… А с другой стороны, – оборвал он себя, – подумаешь, зачем это надо? Мне интересно. Людям и такие работники, как я, нужны. А то, что мне такие темы и такие проблемы не попадаются, как папе… удачные… ну и что?

– Да, – сказал я, чтобы не молчать. Марк посмотрел на меня и покачал головой.

– Как тебя называть-то? Ландзо как-то длинно. Ланс? Слушай, пошли лучше на море, а? Кей! – окликнул он пробегавшего мимо мальчишку. Тот остановился. Подошел к нам.

Это был старший сын Марка. Очень серьезный веснушчатый мальчик двенадцати лет. На Анзоре я бы ему дал все четырнадцать – здешние дети крупнее.

Я вдруг подумал, что по возрасту ближе к этому мальчику, чем к его отцу… да так оно и есть – ведь Кей двоюродный брат Таро.

– Кей, пока ты окончательно не исчез из моего поля зрения… ты завтра что планируешь?

Мальчик поглядел на отца и серьезно ответил.

– Завтра с утра у меня занятия по музыке и пилотированию. Потом я пойду на тренировку, потом еще мне надо часа два позаниматься по программе… наверное, после обеда. А потом, вечером мы собирались с ребятами планер готовить.

– Ясно, – сказал Марк, – а послезавтра? Найдется у тебя время для родного отца?

– А что надо-то, пап? – деловито спросил мальчик.

– Да вот, хотел вам показать один эффект интересный…

– Тот самый? – глаза мальчика загорелись. Марк кивнул.

– Тот самый. Туннель.

– Так вы смоделировали? А можно я ребят тоже приведу? – обрадовался Кей.

– Приводи хоть всю группу, – сказал Марк, – кстати, мы с Лансом собираемся на море. А, вы же еще не знакомы. Ланс – Кей.

Мы пожали друг другу руки.

– Вы друг Таро? – серьезно спросил мальчик. Я кивнул.

– Я тоже хочу на море, – сказал Кей, – я вам не помешаю?

По-моему, мальчик был куда солиднее и серьезнее своего отца.

– Не только ты не помешаешь, но и шибагов неплохо бы взять с собой. Шиба-аги! – заорал Марк. Кей слегка поморщился.

– Я их найду, папа… а Лиль тоже брать?

– Как хочешь… ну что, пошли?

И мы двинулись к морю.

В Летнем Зале тем временем мельтешение прекратилось. Я только теперь заметил, что вдоль одной из стен тянется широкая черная панель, на которой золотом выведена гигантская и очень длинная математическая формула… вероятно, она имела какое-то отношение к принципу гетеротропности. Я не стал уточнять.

Физики – в основном, начиная от сорока лет, молодые уже перекочевали наружу – расселись вдоль столов и стен. В центре располагалось трио – женщина в облегающем серебристом платье за большим синтаром, другая женщина, в черном, со скрипкой, и мужчина с виолончелью. Они исполняли что-то очень красивое. Я люблю музыку и с удовольствием бы послушал, но Марк не проявил к концерту большого интереса, и я послушно пошел за ним. Тем временем нас нагнал Кей с «шибагами» – младшими братьями Ларсом и Лиссом, семи и шести лет, за ними семенила с угрюмо выпяченными губками Лилль – теперь ее платье стало голубым, но по-прежнему очень пышным, и к нему голубой же бант.

Оказывается, не нам одним пришла мысль отправиться к морю. На волнах невдалеке от берега колыхался огромный плот, и на нем расположилась куча народу, включая детей. То и дело кто-нибудь нырял с плота, а кто-то неуклюже на него влезал, отряхивая воду, как собака.

Песчаный берег был живописно заляпан разноцветными пятнами брошенной одежды купальщиков. Дети Марка тут же начали раздеваться, папаша стянул через голову рубашку и обернулся на меня.

– Давай, Ланс! Ты чего, не в плавках? Ладно, трусы сойдут…

– Понимаешь… – сказал я смущенно. Марк подошел ко мне поближе.

– Я плавать не умею, – прошептал я. Марк уставился на меня. Потом сказал.

– Как же ты минимум собрался сдавать?

– Не знаю, – сознался я, – я еще об этом не думал.

– Ладно, – сказал он, – раздевайся. До плота я тебя довезу, а там посидишь.

По правде сказать, я чувствовал себя очень хреново. Я еще ни разу вообще не раздевался на пляже. У нас в отеле был бассейн, и кажется, все жильцы туда ходили постоянно. Кроме меня. Не только потому, что я плавать не умею. Мне вообще кажется совершенно дикой мысль на людях раздеться. Это так ужасно, унизительно… хотя когда я на других на пляже смотрю, мне это кажется нормальным.

Шрамов уже на мне не было, так что особенно стесняться нечего. Я потолстел, мышцы тоже стали получше. Но все равно. У нас это совершенно не принято. Дико просто. У нас раздеваются только в бане. Но деваться некуда… Я неловко стал стаскивать с себя одежду.

Дети тем временем молниеносно покидали свои вещички на песок (включая осевшее проколотым воздушным шариком голубое платье) и рванули к воде. Я с большим удивлением наблюдал, как все четверо шустро вбежали в волны и с крейсерской скоростью поплыли. Причем малышка не отставала от остальных. Похоже, плавала она лучше, чем бегала.

Марк совершенно беспечно отнесся к вхождению детей в воду. Он дождался, пока я разденусь, хлопнул по голой спине ладонью

– Пошли, горемыка.

И мы вошли в воду и поплыли к плоту. Я держался за плечо Марка и подгребал кое-как рукой и ногами. Для меня это было совершенно новое ощущение – вода охватила тело со всех сторон, ласково, легко, и какое-то беспричинное веселье начало овладевать мною. Но за Марка я держался крепко.

Он подсадил меня на плот. Я вскарабкался, сел, вцепившись руками в какую-то скобу. Плот мягко покачивался на волнах. Это было даже приятно, хотя и страшновато немного.

– Ну пока, я пошел. – Марк махнул мне рукой и нырнул. В нескольких метрах от плота он вынырнул. Я с тревогой за ним следил. Вот темноволосая голова снова исчезла. И больше не появилась…

Не знаю, сколько прошло времени. Нигде поблизости Марк не выныривал. Я вскочил на ноги… С великим трудом стал передвигаться по качающейся поверхности. Может, он где-нибудь с другой стороны? Нет… Цхарн, что за ерунда? Я не сводил глаз с водной глади. Ведь уже не меньше трех минут прошло. Может, он где-то выныривал, а я не заметил?

На меня уже стали посматривать. Я видел темно-русые головки детей Марка – а самого его так и не было. Цхарн, да не мог же он в самом деле утонуть?! Они же все очень хорошо плавают…

Наконец я увидел его. Он вынырнул неподалеку от плота, с другой стороны. Поймал мой взгляд, весело помахал рукой и нырнул снова.

Подожди… чего я так беспокоюсь-то? Они же могут до десяти минут не дышать… у них же в крови клетки специальные. Вон какие клопы плавают, еще меньше Лилль. И родители даже в ус не дуют.

Я сел на краю плота, свесив ноги в воду. Мне было холодно, несмотря на жару, очень неуютно и вообще хреново. Я подумал, что все-таки сильно отличаюсь от остальных. Вода высохла на теле, и стало тепло, даже жарковато. Все равно я чувствовал себя крайне неудобно, неловко. Все веселились, ныряли, играли в воде, все были вместе и при деле, а я… Потом я понял, почему мне так неудобно. Слишком уж незащищенным я себя чувствовал. Страшно мне было, просто физически страшно.

Чтобы отвлечься, я стал наблюдать за пловцами. И было на что посмотреть! Плавали все квиринцы очень хорошо. Чье-то тело скользило вдоль плота, под тонким слоем воды. Даже непонятно, каким образом плывет – незаметно, чтобы он руками или ногами шевелил. Просто скользит, стремительно, как дельфин. Как будто у него реактивный двигатель в пятки встроен. Нет, все же шевелит ногами, но этого почти не видно. Лицо вниз… ну да, они же не дышат в воде.

Какие-то девушки неподалеку затеяли водный танец – сплывались в круг и расплывались, делали синхронно разные фигуры.

Марк играл со своими детьми. Они гонялись друг за другом, то уходя под воду, то плескаясь весело на поверхности.

Здорово. Все здорово. Если представить, что ты к этому никакого отношения не имеешь и смотришь, к примеру, фильм.

Вскоре мы выбрались на берег. Я с облегчением оделся. Уже сгущались сумерки. Дети снова убежали вперед. Кей шел с каким-то другом, и они очень серьезно что-то обсуждали. Наверное, какую-нибудь физическую проблему.

В Летнем Зале играла музыка, и по паркету двигались пары. Танцевали физики очень красиво. Профессионально, можно сказать. Это не наши танцульки, где народ дрыгался, кто во что горазд. Тут – я понял с первого взгляда – мне можно и не пытаться… Слишком уж сложные и незнакомые мне танцы.

Марк посмотрел на меня и, видимо, понял, что в зал я не пойду ни за какие коврижки.

– Ну ладно, Ланс… пошли, выпьем еще, что ли.

Около полуночи Марк отвез меня домой на своем флаере. Детей уложили спать у бабушки. Марк уверял, что концентрация алкоголя в его крови вполне позволяет вести машину. Я немного сомневался в этом, поскольку подъем был слишком уж быстрым и крутым, а в полете флаер слегка раскачивался из стороны в сторону. Но я сидел тихо и послушно, в конце концов – не мое это дело… Марк с третьей попытки завел флаер на насест у балкона.

– Ну все Ланс, – он обнял меня за плечи. – Слушай, ты классный парень! Но плавать я тебя научу. Завтра… нет, послезавтра. Договорились?

– Ладно, – сказал я. – Ты до дома-то долетишь?

– О! – Марк засмеялся. – В этом не сомневайся. Я тебе завтра позвоню, идет?

Я перелез через балконные перила, помахал Марку рукой и отправился к себе.

Постепенно, с этого времени моя жизнь стала меняться.

Не то, чтобы я вдруг стал совершенно счастливым человеком. Нет, конечно… я по-прежнему везде чувствовал себя чужим. Ни Марку, ни Ирне с Геррином я не доверял до конца. Даже наоборот, мне было с ними немного неуютно, и я радовался, когда вечером оставался – уже точно, гарантированно – один. Тогда можно было вспоминать Анзору, думать о Пати, об Арни и Таро. Можно было читать что-нибудь интересное, жевать что-нибудь вкусное, размышлять… В одиночестве я был свободен, в одиночестве я был самим собой. С квиринцами же было тяжеловато – я пытался понять их, подстроиться под них, соответствовать их ожиданиям. Может быть, зря, не знаю… их-то мне не в чем упрекнуть.

Ирна периодически звонила мне, приглашала в гости. Когда я к ним приезжал, старалась накормить как можно лучше. Часто расспрашивала о Таро, об Анзоре, воспринимая мои рассказы теперь уже спокойно.

Марк явился ко мне очень скоро после праздника и совершенно бесцеремонно потащил на море.

– Плавок нет? Ну ты даешь, старик… Ладно, сейчас закажем.

Он подошел к моему родному циллосу, потыкал пальцами в пульт управления. Сам я толком не научился им пользоваться – я-то ведь мог управлять голосом. На чужой голос моя Чуча не реагировала.

Марк выбрал Текстильную Централь, в ней – раздел спортивной одежды, в этом разделе мужские плавки. Пощелкал кнопкой – на экране замелькали расписные трусы.

– Какие тебе? Иди выбирай.

– Да мне все равно, – буркнул я.

Марк сделал заказ, мы отправились пить чай. Через двадцать минут почтовый робот запищал у балконной двери. Я распаковал пластиковую коробочку, вытащил плавки вполне петушиного вида.

– Ну вот, теперь мы с тобой вполне можем пойти на море.

В первый раз Марк не взял с собой детей. Он довольно долго обучал меня лежать на воде, расслабившись… это получилось у меня только часа через два. Дальше пошло легче. На следующий день я сам впервые решился спуститься в бассейн – в пять утра, когда нормальные люди еще спят – и потренироваться, придерживаясь за поручни.

Марку же я высказал робкую мысль о том, чтобы научиться водить флаер. Своя машина в Коринте считается пижонством. Но везде полно общественных стоянок. Берешь машину, летишь, куда тебе хочется (автопилот знает только несколько стандартных маршрутов). Там оставляешь на другой стоянке, диспетчерская потом в случае чего произведет перераспределение. Одна общественная стоянка была и на крыше нашего отеля. В принципе, я обходился пока и так… но очень уж хотелось самому попробовать водить машину. Говорят, флаер – это элементарно, это очень легко… его уже с 14 лет разрешается водить. Не говоря уже о том, что вождение флаера входит в минимум эмигранта.

Марк вытаращил на меня изумленные глаза.

– Так ты что, до сих пор еще не начал учиться?!

Мы с ним отправились в учебный аэроцентр. Это целая сеть небольших аэродромов, плюс сам центр с тренажерами. Марк определил меня к молодой девушке-инструкторше. Первым делом мне предстояли занятия на симуляторе три раза в неделю, затем – учебные полеты.

Жизнь становилась все интереснее. Я учился плавать и летать, я гулял с Марком и его детьми в Бетрисанде, посещал Ирну и Геррина. Марк как-то привел меня и в свой институт, но там было не так уж интересно… Я и сам подтянулся, стал снова регулярно заниматься физическими упражнениями, потом – по программе изучал разные науки, от математики и основ навигации до общей истории цивилизаций. Вечером, за ужином я смотрел новости, потом надевал демонстратор и, лежа в кровати, читал что-нибудь интересное или смотрел фильмы.

Наступила осень.

Я сдал экзамен по вождению флаера. Да и программу практически закончил, только побаивался идти сдавать минимум. Хотелось закрепить знания, позаниматься еще. Торопиться некуда – еще и полугода не прошло, деньги еще долго будут платить. А после сдачи минимума ведь все равно надо куда-то определяться… какую-то профессию выбирать. Я пока еще не знал – какую.

Мой успех решено было отметить в «Синей вороне». Там я не был еще ни разу. Марк и Мира детей оставили дома, и мы отправились в ресторан втроем.

Погода не такая уж хорошая. Море стальное, с белыми гребнями волн, бьющихся о парапет – залило все пляжи. Да сейчас только сумасшедший полезет купаться… едва эта мысль проскользнула в моей голове, я тут же увидел сумасшедшего. В одних плавках он занимался виндсерфингом – летел на высоченных гребнях волн, с огромным, видимо, напряжением, лавируя на страшном ветру.

– Смелый человек, – заметила Мира, глядя на сумасшедшего. Она запахнула плотнее свою белую мохнатую курточку. С утра лил дождь, но теперь разве что чуть-чуть капало. Зато соленые брызги ложились на лицо, пахло солью и йодом, как всегда на ветру у моря.

Я искоса смотрел на Миру. Она давно уже вернулась из своей экспедиции. Теперь занималась потихоньку отчетом, сидя дома. Симпатичная, и очень подходит Марку – невысокая, темноволосая, смугленькая. Мира часто улыбалась, даже просто безотчетно, неизвестно почему, и на лице ее играли ямочки. Между прочим, никогда бы не подумал, что ей уже под сорок, у нее четверо детей…

Но что же тут удивляться… Марк для Таро был бы дядей. И для меня он дядя. По возрасту и в отцы годится… Странные у нас с ним отношения сложились. Мы подружились, но все равно Марк – как бы старший. Старший друг. Таскает меня на разные спектакли, выставки, концерты, как у них тут принято, иногда довольно бесцеремонно интересуется моими занятиями. Мне это не обидно, нисколько. Наоборот… я сейчас понимаю, в чем тут дело. Ведь здесь на Квирине человек предоставлен во многом самому себе. То есть пропасть тебе никогда не дадут, но и не контролирует особенно никто… ты сам должен свое время распределять, сам все решения принимать. А я не привык. У нас в Лервене все время кто-то за тебя решал, что и когда ты будешь делать, направлял тебя туда-то или туда-то… И для меня эта здешняя свобода поначалу казалась чрезмерной.

Не только одиночество меня угнетало. И сейчас я не могу сказать, что не одинок – никто и никогда не заменит мне Арни и Таро. Таких отношений у меня не будет ни с кем… разве что Пати… я часто думаю о ней, мечтаю. Но если бы я лишился друзей, будучи общинником – я бы страдал, но никогда не пустился бы в запой и вообще не совершил бы глупостей. Мне нужно было бы вставать каждое утро, идти на работу, на собрание, выполнять чьи-то поручения… за меня бы думал кто-то другой, командовал каждым моим шагом кто-то другой. А здесь… самому нужно. А если сам ты не видишь в своем существовании никакого смысла?

Вот поэтому Марк для меня оказался спасением. Ирна и Геррин – слишком уж тактичные, скромные… они никогда не стали бы лезть в чужую жизнь. А мне оказался необходим как раз бесцеремонный и наглый приятель. Относительно, конечно, бесцеремонный… по сравнению с другими квиринцами, которые вообще-то очень трепетно относятся к чужой жизни и очень боятся быть навязчивыми.

Вот и сейчас – ведь он не спросил меня, хочу ли я пойти с ними в ресторан. Даже не то, чтобы пригласил. Нет. «Ну что, сдал? Ну, дед, ты молоток! Так, сегодня по этому поводу гуляем в «Синей вороне».

Снаружи-то я часто видел ресторанчик. Так себе, здание старинное и ничем таким не выделяющееся. Синяя большая птица с огромным клювом сидит нахохлившись у входа. Интересно, это статую тут поставили из-за названия, или ресторан назвали по статуе?

Это, говорят, чуть ли не самое древнее заведение. Еще в первом веке построили…

И недорогой ресторан, между прочим. Есть ведь частные, к примеру, «Древо», так у них и интерьер поинтереснее, и подают люди-официанты – это считается особым шиком. Сам я еще в таких заведениях не был, и что-то не очень тянет. А в «Вороне» обслуживание автоматическое, цены демократические…

Интерьер – ничего особенного. Столики разделены стенками-барьерами, увитыми зеленью. И отовсюду видна небольшая эстрада, где играет живой музыкант.

Музыкантша. Девушка с очень длинными белыми волосами. Сидит у синтара и наигрывает-нашептывает мелодию, похожую на шелест дождя или шорох прибоя.

Мы сели за свободный столик. Взяли пластинки меню, начали изучать… да, кто его знает, что заказывать. Что-нибудь подешевле. Я в затруднении посмотрел на Марка. Тот, как всегда, взял на себя инициативу.

– Так, значит… Мира, тебе как обычно? А нам с тобой так. Морской салат, и к нему немного ву, – он нажимал кнопочки на меню, – дальше, закуска лаккар, это из рыбы и водорослей… не делайте такое лицо, юноша, вы это еще не пробовали. Ну, мясо – лучше всего наборный гуляш. Индейка в тесте… к этому делу нужно артиксийского светлого. Мягкие сухарики… Ты у нас сладкоежка, дедуля, десерт тоже будешь?

– На десерт сиккаргу с мороженым и белым соусом, – подсказала Мира, – здесь ее так готовят!

Я думал, что сиккаргу – сливочную кашу – пробовал уже во всех видах… со всеми ягодами, фруктами, орехами во всех мыслимых комбинациях. Ан, нет…

Марк отправил заказ кнопкой «ввод». Уже минуты через две к нам подкатила тележка с тремя подносиками, на которых были сервированы закуски.

– Лиль сегодня сидит, – сказала Мира, – и поет такую песню: рыбка умерла, рыбка умерла… а мы – люди, и мы никогда не умрем, вот так!

Марк засмеялся.

– Это она рыбку дохлую вчера нашла на берегу, – пояснил он.

– Вот ведь надо же. – Мира покачала головой, – значит, она уже так серьезно этот вопрос обдумывает, о смерти…

– И пришла к выводу, что мы никогда не умрем, – сказал Марк.

– Ну да, наверное, она думала, думала, переживала… и решила, что люди не умирают, иначе это было бы слишком печально.

– Я вот не помню, – сказал Марк, – когда в первый раз о смерти подумал. Мне кажется, лет в восемь… но может, и раньше что-то было. Я помню, сильно испугался, что ничего там не будет…

– А я сразу знала, что там будет что-то, – вставила Мира.

– Ну, у тебя родители верующие… а у меня, сама знаешь.

Я попробовал вспомнить – когда же я впервые задумался о смерти. Не знаю… смерть для меня была реальностью. Проще вспомнить, когда впервые увидел мертвого – года в три. Может, и раньше видел, но не помню. И не боялся я этого никогда. Цхарн, есть вещи похуже, чем смерть… ну лег, ну заснул. Правда, неизвестно, может, там что-то еще будет.

Рыба с водорослями – страшненькие на вид кубики – оказалась действительно очень вкусным блюдом. Мы накалывали кубики на маленькие вилочки, прихлебывали теплое ву.

– Ну, Ланс… теперь тебе надо минимум сдавать, – сказал Марк деловым тоном, – тянуть не стоит.

– Ты думаешь, я готов? – пробормотал я нерешительно.

– Ну конечно, – весело сказала Мира, – да ты не беспокойся… они эмигрантов сильно не гоняют.

– А потом куда? Ты уже об этом думал? – поинтересовался Марк. Я пожал плечами.

– Я бы тебя взял в лабораторию… да по-моему, ты не физик. Неинтересно тебе… – вслух размышлял Марк.

– Не только в этом дело, – сказал я, – у меня ума просто не хватит. У вас совершенно другое представление о пространстве, времени… с этим представлением нужно родиться, вырасти… или уж быть великим талантом. Нет, я не смогу физиком.

Я это сказал почти с сожалением. Как было бы удобно – учиться у Марка, или Миры, или хоть Геррина. Ведь я же никого здесь больше не знаю.

Тележка подкатила к нам второй раз, мы разгрузили мясные блюда, бутылку артиксийского светлого вина.

Марк разлил вино по бокалам.

– Ну, за флаер мы уже выпили. Теперь за удачную сдачу минимума!

Я проглотил вино залпом, как ром. Вкусное… Тепло разбежалось по жилкам, и стало как-то веселее, спокойнее. Как будто сенки курнул…

– Я летать хочу, – как-то само вылетело. Я почему-то стеснялся этого желания, – если можно, я бы хотел летать в Космосе… ну, просто эстаргом. Чтобы разные миры видеть…

Почему-то я ощущал громадную ответственность – как будто находился на комиссии, где должна была решиться моя судьба. Хотя это был просто разговор…

– Эстаргом неплохо, – одобрил Марк, – но кем? Навигатором, пилотом-профессионалом ты не сможешь… ну, сможешь, но это еще хуже физики. Надо с детства летать… просто будешь плохим профессионалом.

– Да и планет особо никаких не увидишь, – добавила Мира.

– Самое простое – транспортником или курьером, – размышлял Марк. Я подумал. Представил – привычные, спокойные трассы… привычные вылеты и возвращения… стабильная уважаемая работа, надежный кусок хлеба.

– Наверное, это мне подходит, – сказал я робко. Мира посмотрела на меня.

– В транспортники, Ланс, идут у нас те, кто в основном занят чем-то другим. Ну, интересы другие, не Космос. Например, художник… ведь в рейсе заняться нечем, вот он месяц на Посту сидит – рисует. Вернется, опять же, отпуск большой, время есть, чтобы рисовать. Писатель… музыкант. Профессионалов у нас очень немного, а искусством многие занимаются, кое-кто и очень серьезно. Вот они деньги таким образом зарабатывают, обществу служат… Ну или, к примеру, мать раньше летала как спасатель, а дети родились, в долгий патруль уходить не хочется, она переходит в транспортники. А если у тебя особых интересов нет – ну, не то, чтобы ты не мыслил себе жизни без стихов или романов, скажем… семьи нет… тебе скучновато будет в транспорте работать. Ну, конечно, свой интерес тоже есть… скажем, если большой пассажирский…

– А что вы мне посоветуете? – спросил я, выбирая из гуляша кусочки… странное блюдо – тут по крайней мере пять видов мяса собрано.

– А в науку ты все-таки не хочешь? Ведь есть столько разных специальностей… минералогия, скажем… микробиология, – сказал Марк. Мира, прищурившись, смотрела на меня.

– Надо тебе просто пойти в центр профориентации, там люди поумнее, тесты пройдешь… посоветуют, что тебе больше всего подходит.

– Ну, схожу, – согласился я, – вот минимум сдам и схожу.