В ПАДЬ ПРИШЛИ ТРАКТОРЫ

Выходили из домика на рассвете, мылись сыпучим снегом, торопливо завтракали и шли на просеку. Надвое разделил свою бригаду Номоконов. Со стороны села дорогу к Медвежьей пади прокладывало звено из местных жителей, навстречу им пробивались ленинградцы, приехавшие поднимать забайкальскую целину.

Холодным вечером, когда дико выла пурга, пришли в лесной домик парторг Собольников и звеньевой Ефим Журавлёв.

— Дело срочное, — собрал парторг людей. — К Первому мая дорога должна быть готова. Мы решили дать каждому звену конкретное задание. Первое звено решило вызвать ленинградцев на соревнование.

— Снег пошёл, — тихо сказала Светлана Комкина.

— Выходной объявите? — усмехнулся Ефим Журавлёв. Крепкий, в расстёгнутой телогрейке, он явно бравировал закалкой. —В городах, конечно… под крышами молодёжь работает.

— И у нас холода бывают, — строго сказал групкомсорг Кольцов. — И без крыши жили. Мы принимаем вызов, ещё посмотрим, кто объявит выходной.

Так началось соревнование. Разработали условия, обсудили обязательства и подписали их. А утром еле-еле открыли дверь — снега намело много. Нерешительно разобрали ленинградцы топоры и пилы, тронулись к просеке. Люди из обоих звеньев были дороги бригадиру, но он старался все время' находиться возле тех, которым никогда не приходилось жить в тайге. Остановился Номоконов, задумался.

— Погодите, — задержал он ребят. — Так думаю, что не пойдём лес рубить.

— Почему? — удивились целинники. — Отстанем!

— Слушайтесь, я командир, — сказал Номоконов. — Другие есть дела, важные. Баню достроим, инструмент заправим, обувь починим, одежду. А завтра своё возьмём.

Ещё несколько дней назад велел бригадир расчистить недалеко от дома ровную площадку, подтянуть к ней бревна и возводить маленький сруб. И вот теперь привёл он ребят к невзрачному строению на берегу ручья.

— Сегодня париться будете, силу копить для трудового сражения. —Как?

— Обыкновенно.

К обеду заделали бревёшками потолок, сколотили из досок дверь, частично настлали пол и поставили лавку. А потом бригадир велел притащить побольше камней, железную бочку и принялся сооружать очаг.

— Да какая же это баня? — засомневался Кольцов.

— Чёрной называется, — разъяснил Номоконов. — Теперь котёл тащите, возле дома он. Думали, для каши привезли сюда? Тоже смеялись, когда увидели? Загодя его привезли, когда эшелоны двигались. Нельзя в лесу без бани. И на фронте такие ставили.

Под вечер затопили. Смеялись молодые целинники: повалили клубы дыма из раскрытой двери, почернели стены бани. А бригадир, знай, подкладывал в огонь поленья. Когда раскалились камни и нагрелась в котле вода, наложил Номоконов в бочку льда, вымел золу, закрыл дверь.

— Пробуй!

— Эх, была не была, — сказал Кольцов, раздеваясь. — Испытаем. Очень понравилась парню забайкальская баня: красный, разморённый, ввалился он в дом и присел на табурет.

— Ну как, Саша?

— Шагом марш мыться! — выдохнул Кольцов. — По два человека, по очереди! Научит Семён Данилович.

— А чего тут? — попыхивал трубкой Номоконов. — Тазы есть, мыло есть. Бери кипяток, студи льдом и мойся. Плесни воды на камень — пар будет. Веник припас: ложись на лавку, стегайся. Не балуйся, однако, не крутись — тесно. А так ничего.

Утром, посвежевшие, бодрые, разобрали ленинградцы остро отточенный инструмент, зашагали на просеку. На месте вырубки, на свежем снегу, осевшем за день, виднелись следы. Номоконов рассмотрел их и улыбнулся:

— Ефимка приходил вчера, топтался… Так думал, что испугался ленинградский народ. Теперь давай, ребята!

Застучали топоры, зазвенели пилы. С шумом падали деревья на промёрзшую землю. Обхватив пучки ёрника, вырубал корни Виктор Востриков, крякал. Недавно паренёк с бакенбардами надел свой праздничный костюм и увидел Номоконов значок на лацкане. Отличник социалистического соревнования! На судостроительном заводе отличился Востриков — слесарь высокой квалификации. Иван Кукьян, Михаил Тупчий, Нина Калистратова и Николай Калашников пилили деревья. Уже узнал Номоконов, что и у этих ребят в запасе хорошие специальности. Высокий, очень спокойный парень, который утрами запрягает коня и трелюет лес с вырубки, умеет, оказывается, водить трактор. Школу механизаторов закончил Алексей Русанов. Счетовод Сергей Рыжков имел права шофёра. Были в бригаде сварщики и кузнецы.

В тот день дали две нормы.

У первого звена был Красный вымпел, у ленинградцев. А потом все вместе возводили мост через речку, сооружали настил через болото. Со стороны села двигался по просеке бульдозер с горного комбината, вырывал пни, нарезал канавы, ровнял дорогу. На автомашинах подвозили гравий. С каждым днём прибавлялось хлопот у бригадира: в пади работали землеустроители и надо было торопиться.

Все теплее пригревало солнце. Заголубели таёжные дали, прозрачней стал воздух, с гор побежали ручейки. Вдруг увидел однажды Саша Кольцов маленькие пушистые комочки возле крыльца.

— Цветок этот ургуем зовётся, — сказал бригадир.

…И вот в большой железной кружке, стоявшей на подоконнике, засинели-засветились первые весенние цветы Забайкалья. Увидели их в полдень, когда обедали, зашумели, стали передавать друг другу кружку с расцветающими подснежниками, но вдруг насторожились: совсем неподалёку послышался рокот тракторных моторов.

В солнечный апрельский день явились они в Медвежью падь —два могучих гусеничных трактора, подминая пеньки, неторопливо спустились с пригорка, перешли через мутный ручей и, выехав на край пади, остановились. На прицепе одного трактора был плуг с четырьмя лемехами, до блеска отполированными землёй. Второй трактор привёз солдатскую полевую кухню, бороны, мешки с зерном. Выглянул из кабины Алёшка Русанов, деловито обошёл вокруг машины и снова забрался на сиденье.

Грозно затарахтел дизель, дробным эхом откликнулись горы. Плавно развернулась и тронулась вперёд машина. Глубоко в мягкий чернозём вошли лемеха, подняли пласт, перевернули. Широкая, дымящаяся лёгким паром, полоса потянулась за трактором.

Да, это был торжественный момент! Шли за машиной ребята, что-то кричали, обнимались, растирали на ладонях комочки земли, а бригадир стоял на краю поля, курил трубку и ласково смотрел на молодых целинников.

А вскоре в падь пришли и автомашины. В чёрную очень мягкую землю впервые легли семена турнепса, ячменя, картофеля. Кругом зеленели луга — далеко на север протянулись они. В падь Медвежью, на приволье, перегнали колхозное стадо и большой гурт молодняка.

По сторонам увалов, полого спускавшихся к широкой долине, рос стройный сосняк. Бригаде Номоконова дали новое задание. На бугре возвели эстакаду, расчистили место для склада, начали заготовку леса. После работы Номоконов вместе с ленинградцами бродил по тайге. Удивительные лесные тайны знал бригадир, интересно было слушать его рассказы. Притихли как-то юноши и девушки, увидев сказочное: на фоне вечерней зари на сопках запылал лиловый пожар. Зацвёл багульник. Наверное, в самые красивые места приводил ленинградцев Номоконов. Ахали горожане, набирали охапки душистых ландышей, красных лилий и синих колокольчиков, оглядывались на человека с суровым лицом, а он, попыхивая трубкой, вёл ребят дальше, к ключу, где на бархатной скатерти мха на невысоких вьющихся стебельках висели гроздья смородины и моховки.

Ежедневно подходили к эстакаде машины с прицепами, увозили длинные жёлтые бревна. В селе строились дома, передвижные вагончики для чабанов, гараж, детские ясли. Окружили однажды Номоконова комсомольцы, взволнованные, радостные:

— Первое место заняла бригада!

Семён Данилович поднёс к глазам районную газету, зашевелил губами. «Номоконовцы и на трудовом фронте впереди!» — гласил большой заголовок над сводками. Одна из них рассказывала об итогах работы колхозных лесозаготовительных бригад, во второй, перепечатанной из газеты Северо-Западного фронта за 1942 год, сообщалось о действиях снайперов. Обе сводки начинались фамилией Номоконова.

Лили дожди, налетали холодные ветры, палил зной. Сильно болели руки, но в плечах ещё много было силы. Бок о бок с молодыми рабочими трудился Номоконов, подсказывал, советовал, ободрял уставших. А когда, утомлённые, засыпали они, чинил засмолённые телогрейки, сушил обувь, заправлял инструмент.

Иногда было очень трудно, не хватало продуктов, и тогда бригадир брал дробовое ружьё. Не опустела тайга, и глаза следопыта ещё видели все вокруг. На часок-другой исчезал Номоконов, возвращался, подходил к притихшим ребятам и спокойно говорил, что там, за увалом, лежит большущий гуран, которого надо притащить и изжарить. И снова шумно становилось в лесной избушке.

В августе начали строить жилой дом для животноводов и сепараторный пункт. Бригадир рассказал каждому, что надо делать, и первым взял в руки остро отточенный плотничий топор. Он подошёл к бревну, обхватил его цепкими ногами, нагнулся, срезал большую щепку, выпрямился:

— Улица здесь будет, посёлок. Однако медведям не побаловаться теперь. Может, эту падь Таргачей[23] назовём? Как, ребята?

— Правильно, — подхватили целинники. — Согласны! Быстро летели дни, месяцы, годы…

ПОЧЁТНЫЙ СОЛДАТ

Стояла середина сентября 1960 года. День выдался тёплый. Ветерок перебирал листву, тронутую позолотой, далеко вокруг разносил ароматы осеннего леса. Щедро светило солнце.

На лесной поляне дымил костёр. Кашевар большой ложкой помешивал в котле, снимал пробу. На разостланных скатертях горками лежали ломти хлеба, стояли тарелки с закусками, стаканы. Ещё накануне, в субботу, Номоконова предупредили, чтобы он со всей семьёй пришёл на берег порожистой Тарги. Не знал бригадир: не только трубкой из далёкой Германии было отмечено его шестидесятилетие, исполнившееся две недели назад…

Ждали гостей из районного центра. Далеко вокруг разбрелись парни и девушки. На обрыве у реки сидели плотники и с любопытством смотрели вниз.

В тихой заводи плавились хариусы. То на середине реки, то у самого берега появлялись круги, вскипали бурунчики. Серебристые рыбки выскакивали из воды, хватали кружившихся над рекой насекомых и скрывались в глубине. Молодые техники, недавно приехавшие в село, стояли на валунах с удочками в руках. Иногда им удавалось подсечь бойких рыбёшек, и тогда слышались торжествующие крики. Номоконов сидел на обрыве, курил трубку и с улыбкой наблюдал эту картину. Потом, не вытерпев, смастерил приманку из шерстинок, срубил удилище и отошёл в сторону от шумливых рыбаков. Он лёг на землю, подполз к иве, склонившейся над водой, осторожно забросил примочку. И вот забилась, затрепыхалась на берегу большая рыбина. Ленок, да ещё какой! Поддёв его под жабры, Номоконов подошёл к рыбакам:

— Таких надо, гляди. Рыбы у нас много, только кричать да по камням убегать — не поймаешь.

— Это он свой край нахваливает, — подмигнул один рыбак другому. Да, в самом деле. Очень хочется бригадиру, чтобы молодые люди, приехавшие в забайкальское село, не забыли этот тёплый осенний день, синеву неба, сверкающие блики солнца, осторожных рыбок с красивыми, как крылья бабочек, плавниками. Так и будет, конечно. Куда бы ни уехали, сердце позовёт их обратно к сопкам, у подножия которых струятся чистые реки, к городам и деревням, выросшим в тайге, к добрым, открытым людям.

Радостно Семёну Даниловичу: не расстанутся с Забайкальем Нина Каллистратова и Алексей Русанов — обзавелись здесь семьями, остались в совхозе. На службу в армию отправились «номоконовцы» Сергей Рыжков и Иван Кукьян — тоже обещали вернуться в село, так полюбившееся им. Не покинул здешних мест и бывший групкомсорг бригады молодых целинников Саша Кольцов, теперь секретарь райкома комсомола. Не забыл старика! Вот он стоит на обрыве с незнакомым человеком в военной форме — приехал на именины бригадира.

Выступали рабочие, поздравляли Семена Даниловича. Директор совхоза грамоту вручил, крепко пожал имениннику руку, объявил, что по ходатайству исполкома областного Совета депутатов трудящихся Номоконову назначена пенсия республиканского значения, сказал, что «плотники, без сомнения, будут отлично трудиться и с новым бригадиром». А старому пожелал спокойного отдыха.

— Это как? — нахмурился Номоконов.

Таких слов на своём юбилее он не желает слышать. В шестьдесят лет его отец пешком по горным увалам до Якутской тайги доходил, соболей выслеживал. А тут проводить от дел собрались! Неужели подошла старость? Неужто пора? Конечно, война сделала своё дело — сколько раз он был ранен! Слезятся глаза, руки плохо держат топор и рубанок… Все видели это, понимали… Только не говорили до поры…

В это время попросил внимания высокий, подтянутый майор. С большим свёртком в руках встал возле него Саша Кольцов.

«Подарок решили дать на прощанье, — подумал Номоконов. —Одеяло, поди, припасли, тёплую рубаху старику?».

Майор в торжественной тишине зачитал приказ:

«…Героические подвиги совершал в годы войны снайпер Семён Данилович Номоконов. Возвратившись с фронта, он вместе с другими героями-воинами неустанно трудился в своём селе. Исторические решения сентябрьского Пленума Центрального Комитета партии вдохновили бывшего воина. Он возглавил бригаду молодых целинников, стал советчиком и наставником молодёжи. В таёжных падях, где работала бригада Номоконова, выросли фермы, распаханы сотни гектаров ранее пустовавших земель. В 1957 году С. Д. Номоконов стал бригадиром плотников. За два года его бригада возвела десятки жилых домов и хозяйственных построек. Обновилось село. На месте таёжной деревушки вырос крупный механизированный совхоз.

Приказываю:

За успехи, достигнутые на фронте коммунистического строительства, присвоить бывшему снайперу, герою войны С. Д. Номоконову звание «Почётный солдат Забайкальского военного округа».

Выдать С. Д. Номоконову комплект армейского обмундирования».

От волнения перехватило дыхание у бригадира плотников, немного слов он мог произнести в ответ:

— Вот за это кланяюсь… Уважили…

Вечером, придя домой, примерил Почётный солдат воинскую форму. Впору оказались добротные сапоги, брюки, фуражка. Плотно легла на плечи солдатская гимнастёрка с погонами. Родным, до боли знакомым запахом повеяло, чуть закружилась голова. Захотелось выйти на улицу, побродить по полям. Ласковые руки жены привинтили к гимнастёрке боевые ордена, расправили складки.

— Совсем молодым стал, Семён.

— В этом вся штука, Марфа.

— Таким и на фронт уходил. Помнишь?

— Как же… Теперь гляди — снова солдат! Вроде бы силой фронтовой налился!

И опять до глубокой ночи не ложился спать бригадир… Неторопливо прохаживался он по улицам, подходил к электростанции, к гаражу, заглядывал в окна машиноремонтной мастерской, светившие в ночи, вышел в поле, где работали комбайны, автомашины, тракторы. Долго слушал Номоконов новые звуки, плывущие над просторами тайги, потом низко поклонился земле, согревшей тунгусов из рода хамнеганов, и зашагал домой.

О присвоении бывшему снайперу почётного звания сообщили газеты, и вскоре начали приходить письма со всех концов страны. Перебирал Семён Данилович разноцветные конверты, подносил к глазам исписанные листки.

Вот поздравление от бывшего командира 221-й Мариупольской, Хинганской орденов Суворова и Красного Знамени стрелковой дивизии генерал-майора в отставке В. П. Кушнаренко.

«Во время Великой Отечественной войны, — писал генерал, —личный состав дивизии гордился Вами, отличным снайпером. А теперь я узнал о Ваших трудовых достижениях. Очень рад, что выполнили наказ командующего фронтом. От души поздравляю со званием Почётного солдата. Сообщаю также, что в Ленинградском музее имени Суворова выставлены материалы о боевом пути нашей славной дивизии. Там помещён и Ваш портрет». А вот весточка из Курска:

«Здравствуйте, дедушка! Пишет Вам Николай Меркулов — бывший воспитанник Нижнестанского детдома. Помню, у нас было очень холодно, а Вы приехали с фронта и сразу же привезли нам дров. Я пилил вместе с Вами, помните? И рассказывал Вам об отце, который погиб в боях под Москвой. Вы советовали мне хорошенько учиться. Сообщаю, что закончил среднюю школу, политехнический институт и получил назначение на интересную работу. Женился. У меня уже есть дочурка, и детство её будет не такое, как у меня…». А это письмо откуда? Из Днепропетровска? «Здравствуйте, глубокоуважаемый Семён Данилович! — писал Виктор Востриков. — Разрешите поздравить Вас с высоким званием Почётного солдата.

Я хорошо помню совхоз Воскресеновский, а Вас снова благодарю за помощь, поддержку и советы. Работая вместе с Вами в далёком крае, я получил хорошую закалку. Рад доложить, что честно работал и в дальнейшем, заочно учился и теперь стал инженером-металлургом. Не жалею сил и знаний для великого дела — строительства коммунизма».

Написал и первый ученик снайпера Номоконова, теперь подполковник Михаил Иванович Поплутин — командир подразделения из Группы советских войск в Германии. А Николай Васильевич Юшманов, кандидат исторических наук, прислал поздравление из Якутска. Из Гатчины откликнулся бывший снайпер Иван Лосси — теперь пчеловод. Пришли письма из Мурманска и Владивостока, из Румынии, Монголии и Чехословакии — тёплые, дружеские, от людей, которых Номоконов совсем не знал.

А вот телеграмма из далёкого города:

«В нашем подразделении служит Ваш сын Михаил. Командование просит вас, Почётного солдата, приехать в гости к воинам, стоящим на охране священных рубежей нашей Родины, и рассказать, как Вы воевали и как сейчас живут и работают труженики сельского хозяйства Забайкалья».

Да, надо съездить к солдатам. Номоконов не будет брать с собой фронтовые газеты и «Памятку снайпера» — документ, подписанный свидетелями грозных дел. Он расскажет, как действовал на переднем крае после войны. С чего начать этот рассказ? Может быть, с того, как пробивали дорогу в седую таёжную падь, ставшую молодой? Теперь там три тысячи шестьсот гектаров посевов, и в отдельные годы по восемнадцати центнеров пшеницы даёт каждый гектар земли. Руками его бригады построены в пади двенадцать жилых домов и животноводческая ферма на пятьсот голов скота. В бывших лесных урочищах пасутся отары овец. Все кругом переменилось. В лесной избушке, где когда-то жили молодые целинники, теперь лаборатория. И над ней, на скале, кто-то выбил слова:

«Здесь вместе с забайкальцами осваивали таёжные просторы комсомольцы из Ленинграда».

Или, может быть, начать с плотницких дел? Но разве расскажешь обо всём, что построила бригада в Нижнем Стане, который насчитывает сейчас 560 домов? Ну вот разве что о новостройках? Весной плотники его бригады построили овощехранилище, а потом взялись возводить клуб. Сейчас в большом зале уже читают лекции и доклады, демонстрируют фильмы, молодёжь веселится на вечерах художественной самодеятельности. И все, кто проводят здесь свой досуг, с благодарностью вспоминают строителей.

Можно рассказать и о делах всего совхоза. Более восемнадцати тысяч гектаров пахотной земли имеет он теперь, 5430 голов крупного рогатого скота, более трех тысяч свиней, тысячи голов птицы. Совхоз ежегодно продаёт государству более пятисот тонн мяса, много зерна, молока, шерсти. Такой стала бывшая таёжная коммуна «Заря новой жизни».

И о своей семье расскажет Почётный солдат воинам далёкого гарнизона. Дружная и большая семья у него — девять детей и двадцать внуков. Сын Владимир-старший стал знатным животноводом, Прокопий —техником-лесоводом. Михаил служит, а на смену ему вот-вот пойдёт Владимир-второй. Восемь классов окончил парень, курсы трактористов, а теперь дороги прокладывает через тайгу. Сын Василий учится в одиннадцатом классе, сын Иван — в восьмом, Люба и Зоя — в седьмом, а маленький Юрка все ещё беззаботно играет во дворе. Глава семейства вступил в ряды Коммунистической партии, его избрали депутатом сельского Совета. Учителями, врачами, партийными и советскими работниками, инженерами и техниками стали многие тунгусы из рода хамнеганов.

Скорый поезд шёл на запад. С любопытством смотрели пассажиры мягкого вагона на пожилого человека с погонами старшины, с орденами на новенькой гимнастёрке, спрашивали, куда он едет и почему до глубоких седин служит в армии. Отмалчивался Номоконов или отшучивался — слишком долго пришлось бы рассказывать.