ГЛАВА 18.

Джин проснулась от аппетиных запахов свежеприготовленной пищи и, открыв глаза, обнаружила на накрытом столике возле окна обильный завтрак.

— Азия, — позвала Джин, вылезая из-под одеяла, и босыми ногами зашлепала к столу.

— Я здесь, госпожа, — откликнулась Азия, появляясь из другой комнаты и жестом выражая свою почтительность.

— Мы кого-то ожидаем к завтраку? — поинтересовалась Джин, указывая на обильные явства.

— Нет, все это подано вам по личному распоряжению Мастера Дауло Сэммона, — пояснила Азия. — Возможно, он подумал, что после болезни вы нуждаетесь в усиленном питании. Позвольте напомнить вам, что вчерашний обед был ничуть не меньше.

— Вчерашнему обеду предшествовал пятидневный пост, — проворчала Джин, с ужасом глядя на стоящие на столе разносолы. — И как, по-твоему, я могу все это съесть?

— Мне очень жаль, если вы недовольны, — произнесла Азия, и направилась к интеркому. — Если вы настаиваете, то я прикажу все это унести, а взамен подать вам меньшую порцию.

— Нет, не стоит, — вздохнула Джин.

Ее с детства приучили бережно относиться к пище, поэтому от одной только мысли, что сейчас придется много есть, у неё в животе возникло неприятное чувство, будто сам желудок выражал ей протест. Но, увы, ничего не поделаешь. С чувством мрачной решимости Джин уселась за столик, сделала глубокий вздох и принялась поглощать завтрак.

Ей удалось расправиться с большей частью блюд, прежде чем, наконец, она сказала себе: «Хватит». Одновременно она заметила нечто такое, что ускользнуло от её взгляда накануне: каждое блюдо, независимо от того, каким бы оно ни подавалось — холодным или горячим — на протяжении всего завтрака сохраняло свою первоначальную температуру.

А здорово это они придумали. Как следует поразмыслив, Джин пришла к выводу, что в донышке каждой тарелки встроена миниатюрная микроволновая печка, что однако ничуть не охладило её восторга. Но восторгайся или не восторгайся этими милыми штучками, все же не следует забывать (а эти приятные мелочи как раз и служили тому ещё отрезвляющим напоминанием), что при всех этих экзотических обычаях и причудливых нравах, квазаман ни в коем случае нельзя было причислить к примитивным дикарям.

— А чем вы желаете заняться после завтрака, госпожа? — поинтересовалась Азия, когда Джин наконец оторвалась от стола.

— Я бы хотела, чтобы ты помогла мне выбрать наряд, — попросила её Джин, поскольку все ещё сомневалась, каким образом сочетаются платья у неё в гардеробе, — после этого мне бы хотелось немного погулять по Милике, если, конечно, это возможно.

— Конечно же, госпожа. Мастер Дауло предположил, что вам именно этого и захочется. Он велел, чтобы я тотчас дала ему знать, когда вы будете готовы.

Джин сглотнула комок. Надо же — сам наследник, у которого и без того полно дел, выкраивает время, чтобы сопроводить по деревне неизвестную жертву несчастного случая.

— Это для меня высокая честь, — произнесла Джин сквозь зубы.

Однако когда Азия позвонила Дауло, оказалось, что тот отбыл из дому по какому-то семейному делу. Джин попыталась уговорить Азию, чтобы та вместе с ней прогулялась по деревне, однако кто бы не отвечал на другом конце линии, в ответ довольно вежливо прозвучало, что ей следует дожидаться Дауло.

Ожидание растянулось почти на целый час. Эта задержка порядком действовала Джин на нервы, но девушке ничего не оставалось, как терпеливо играть отведенную ей роль. Наконец, однако, появился Дауло, и скоро оба окунулись в сутолоку улиц Милики.

Прогулка оказалась интересной. Города и поселки на Авентине и на других Мирах Кобры, как Джин было известно из собственного опыта, обычно разрасталась как им вздумается, без какой-либо специальной планировки сверх той, без которой не обойтись. Милика, в которой все было продумано до мельчайших деталей, являлась полной противоположностью авентинской беззаботности. Однако ещё более впечатлял тот факт, что, кто бы ни являлся создателем этой планировки, он наверняка заложил в неё некие разумные начала.

Поселок представлял собой гигантский круг, около двух с половиной километров в диаметре. Между внутренним транспортным кольцом и окружной дорогой, подобно спицам в колесе, протянулись пять радиальных улиц. Внутри малой кольцевой дороги раскинулся ухоженный парк, как раз и именуемый Внутренним. Как рассказал Дауло, между окружной дорогой и стеной кольца протянулся ещё один парк, более крупных размеров, именуемый Внешним.

— Парки были задуманы как общественные территории, как место встреч и отдыха пяти семей, некогда основавших Милику, — рассказывал Дауло, когда они шагали сквозь толпу пешеходов на оживленной Малой Кольцевой дороге, а затем перешли во Внутренний парк. — Как и в твоем городе, большинство младших членов семей и рабочие живут в коллективных домах, что выходят на небольшой общий двор, — таким образом они получают в свое распоряжение дополнительное пространство.

— Неплохо продумано, — кивнула Джин, — особенно это должно нравиться детям.

Дауло улыбнулся.

— Ты права. Кроме того, им отведены специальные игровые площадки — вот здесь и там. Есть и другие, на территории Внешнего парка. — И Дауло указал на жилые кварталы по ту сторону лесного массива. — Понимаешь, первоначально каждый из пяти основных секторов-клиньев принадлежал исключительно одной из семьей. Но, увы, с течением времени три из пяти семей-основательниц разделились на ветви или смешались с другими. Вот эти три, — добавил он, указывая по сторонам. — И На сегодняшний день только наша семья и семья Йитра по прежнему остаются хозяевами своих секторов.

Джин кивнула. В голосе Дауло ей послышалась горечь…

— Похоже, что ты был бы не против, если бы осталась только одна такая семья, — выпалила она, не подумав.

— А что, тебе бы тоже этого хотелось? — поинтересовался Дауло.

Джин посмотрела на него, несколько испуганная неожиданным вопросом, однако лицо её оставалось непроницаемой маской.

— Вряд ли меня касаются проблемы вашей деревни, — ответила Джин, осторожно подбирая слова. Интересно, какие болезненные струны в его душе она, сама того не подозревая, затронула. — Если бы все зависело только от меня, я бы предпочла мир и гармонию между всеми людьми.

На мгновение Дауло молча в упор посмотрел на нее, а затем отвернулся.

— Мир не всегда возможен, — натянуто произнес он, — всегда найдутся те, для кого первостепенной задачей является уничтожение других.

Джин облизнула губы. «Только не проболтайся, девочка», — предостерегала она себя и робко поинтересовалась:

— И что, семья Сэммон тоже ставит подобные цели?

В ответ Дауло одарил её испепеляющим взглядом.

— Если ты веришь подобным вещам… — он осекся, злясь на самого себя. — Нет, это не наши цели, — проворчал он. — Не скрою, между нами возникает немало мелочных споров и недоразумений, но я, если уж на то пошло, не желал бы тратить на них драгоценное время. Если хочешь знать, наш истинный враг затаился в городах, и тем более по другую сторону парка. — И говоря это, Дауло указал на небо.

«Истинный враг. То есть я». Джин сглотнула застрявший в горле комок.

— Да, — прошептала она, — здесь у нас нет врагов в подлинном смысле слова.

Дауло громко вздохнул.

— Пойдем, — произнес он и зашагал назад через Малую Кольцевую дорогу. — Я покажу тебе главный рынок, это тоже в нашей части деревни. А после этого тебе, возможно, захочется посмотреть Внешний парк и наше озеро.

Рынок протянулся вдоль края Сэммоновского «клина», и его расположение свидетельствовало о том, что он предназначался как для этого сектора, так и для другого, по ту сторону дороги. Помимо всего прочего, он оказался для Джин самым легко узнаваемым местом, едва ли не точной копией тех рыночных площадей, которые Дядя Джошуа посещал тридцать лет назад. Это был лабиринт небольших палаток, киосков и прилавков, где продавалось все — от продуктов питания и шкурок животных до электронной техники и строительного инвентаря. Неудивительно, что на рынке царили шум и толчея, и он лишь каким-то чудом сохранял в себе признаки цивилизованного общения. Джин никогда не могла толком уразуметь, как можно изо дня в день делать покупки в таком гаме и при этом не сойти с ума.

Теперь же, оказавшись как раз в самом центре этого сумашедшего дома, она понимала это ещё меньше.

И пока они проталкивались сквозь толпу, Джин то и дело высматривала моджо.

Их здесь оказалось предостаточно — серебристо-голубые птицы горделиво восседали на плечах у хозяев, впившись когтями в специальные насесты-эполеты, не раз виденные Джин в квазаманских фильмах. Тридцать лет назад моджо имелись практически у каждого взрослого квазаманина. Теперь же, прикинула на глазок Джин, соотношение резко уменьшилось, и владельцы птиц составляли не больше четверти населения.

«Значит, в городах моджо практически вышли из употребления, — сделала про себя вывод Джин, вспомнив свой разговор с Дауло накануне вечером, — а вот в деревнях они по-прежнему представляют значительную силу. Кажется, Дауло упомянул „проблему моджо“.

И не была ли эта проблема движущей силой в конфликте между деревнями и городами, о котором она постоянно слышит? И если лидеры Квазамы — а они Горожане — наконец вынесли решение, что расхаживание с птицами подвергает окружающих опасности, то разумно предположить, что следующий их шаг будет направлен на то, чтобы избавить от моджо всю планету.

С той разницей, что жители деревень никогда на это не согласятся..

Каков бы ни был долговременный эффект от присутствия моджо, неоспоримым оставался тот факт, что они были отличными телохранителями, а жители Квазамы с её непроходимыми лесами определенно нуждались в защите. Джин успела убедиться в этом на собственном опыте.

Так что в целом проблема сводилась к следующему. Детище Моро, знаменитый план заселения Квазамы остистыми леопардами, был направлен главным образом на подрыв того духа сотрудничества её жителей, который особенно пугал представителей Миров Кобры, При этом пришлось пожертвовать безопасностью все тех же квазаман, сделав среду их обитания ещё более опасной.

«Всегда найдутся такие, для которых первоочередной целью является уничтожение других», — сказал ей Дауло. Так может, и Миры Кобры также высокомерно вознеслись от сознания своей непогрешимости. От этой мысли Джин стало не по себе.

Кто-то рядом позвал Жасмин Алвентин. «Ой, да это же меня», — внезапно дошло до Джин.

— Прошу прощения, Дауло Сэммон, ты что-то сказал? — встрепенулась Джин, чувствуя, что краснеет от допущенной оплошности, и от этого злясь на себя.

— Я всего лишь спросил, не желаешь ли ты чего-нибудь купить, — повторил Дауло, — ведь после аварии ты потеряла буквально все.

«Еще одна ловушка?» — подумала про себя Джин и почувствовала, как участился её пульс. Она ведь понятия не имела, что могла бы захватить с собой в лес обыкновенная квазаманская женщина.

«Нет, скорее всего, это просто проявление вежливости, — успокоила себя Джин, — не впадай в панику, девочка… и не зевай».

— Нет-нет, спасибо, — ответила она, — у меня с собой не было ничего ценного, только одежда. И если мне будет позволено взять с собой кое-что из одежды, когда я отправлюсь домой, то я буду весьма вам обязана.

Дауло кивнул.

— Что ж, но если тебе захочется чего-то еще, то не надо стесняться, ты просто скажи мне. И кстати, коль ты уже заговорила об этом, — ты ещё не решила, когда покинешь нас?

Джин пожала плечами.

— Мне бы не хотелось злоупотреблять вашим гостеприимством дольше, чем принято, — ответила она. — Я бы могла отправиться домой даже сегодня, если становлюсь вам в тягость.

На лице Дауло мелькнуло какое-то странное выражение.

— Ну, если ты на этом настаиваешь, я, конечно, мог бы помочь тебе с отъездом. — произнес он. — Но твое присутствие нам вовсе не в тягость. Более того, я бы даже посоветовал, чтобы ты оставалась у нас до тех пор, пока окончательно не наберешься сил.

— Ты прав, — согласилась Джин, — мне бы ужасно не хотелось свалиться без чувств где-нибудь между Азрасом и Солласом. Вряд ли бы мне повезло во второй раз найти такую заботу и гостеприимство, которое я встретила в семье Сэммон.

Дауло фыркнул.

— Как я вижу, ты научилась тонкому искусству лести.

Тем не менее, Джин показалось, что он произнес эти слова с явным удовольствием.

— Ну, не совсем. Скажем так: тонкому искусству правды, — игриво возразила Джин. «Если не считать той чудовищной лжи, которой я постоянно пичкаю всех вас», — добавила она про себя. Мысль об этом заставила её покраснеть. Джин быстро огляделась по сторонам, стараясь сменить тему разговора. По другую сторону рынка, в северо-западной части поселка, она заметила странное на вид сооружение.

— А это что такое? — поинтересовалась Джин, указывая на него.

— Это всего лишь вход в рудник, — пояснил Дауло. — Не думаю, что он слишком красив, но отец решил, что его не стоит особенно украшать, поскольку приходится слишком часто производить замену.

— Ах, да, твой отец упомянул вчера вечером какой-то рудник, — кивнула Джин, — а что там добывают?

Дауло как-то странно посмотрел на нее.

— А ты разве не знаешь?

Джин почувствовала, как у неё на лбу выступили капельки пота.

— Нет. Откуда мне знать?

— Просто я подумал, что любой, кто решил посетить какой-либо район, наверняка бы заранее постарался как можно больше узнать о нем, — ответил Дауло нравоучительным тоном.

— Всеми исследованиями занимался мой брат Мандер, — нашлась на ходу Джин, — он всегда брал на себя… все детали.

И тотчас перед мысленным взором Джин возникло лицо Мандера.

Лицо, которое она больше никогда не увидит.

— Да, — прошептала она, пытаясь побороть навернувшиеся слезы. — Как я теперь буду без моего Мандера.

Несколько мгновений они постояли молча, а вокруг них, словно рокот прибоя, раздавался шум пестрой многоголосой толпы. Принимая во внимание небольшие размеры Милики, Джин предполагала увидеть вместо громко именуемого озером водоема всего лишь пруд для уток, зажатый между дорогой и домами. Каково же было её удивление, когда взору предстала искрящаяся на солнце водная гладь, на добрых три четверти километра прорезавшая сэммоневский сектор Милики.

— Ого, какое оно… огромное, — все, что смогла произнести Джин, когда они остановились на переброшенном через озеро мосту.

Дауло усмехнулся.

— Это уж верно, — согласился он, — Ты заметишь, что оно протянулось под большой окружной дорогой через весь Внешний парк. Это — главный источник питьевой воды для Милики, не говоря уже о том, что озеро — отличное место отдыха.

— А откуда в него поступает вода? — поинтересовалась Джин — Я что-то не заметила поблизости никаких речек и ручьев.

— Нет-нет, оно пополняется за счет подводных ключей. А возможно, и подземной реки, которая, в свою очередь, впадает в реку Сомиларий, что протекает к северу отсюда. Толком ответ никто не знает.

Джин кивнула.

— Осмелюсь спросить, насколько важно наличие водного источника для работы вашего рудника?

И хотя Джин по-прежнему неотрывно смотрела на озеро, она почувствовала на себе взгляд своего спутника.

— Практически никакого, — ответил Дауло. — Сама по себе добыча не требует воды, а процесс обогащения руды исключительно каталитический. А почему ты спрашиваешь?

Джин заколебалась, но отступать было уже поздно.

— В начале нашего разговора ты заметил, что иные люди желают несчастья другим, — осторожно начала она, — теперь же мне понятно, что наряду с рудниками, ваша часть Милики контролирует и водоснабжение. Твоя семья поистине обладает неограниченным могуществом… и это могущество наверняка вызывает у окружающих зависть.

Джин посчитала про себя до десяти, прежде чем Дауло заговорил снова.

— А почему тебя так интересуют наша семья? — спросил он. — Или же, если на то пошло, вся Милика?

Справедливый вопрос. Джин уже узнала все необходимое об устройстве и быте квазаманских деревень, и максимум через пару дней она отправится на исследование городов. И междуусобные интриги небольшой деревушки, затерянной в лесной чаще, должны были по идее меньше всего интересовать её. И все же…

— Не знаю, — честно призналась она, — может, потому, что я искренно вам благодарна… За это время я вроде как успела подружиться с вашей семьей. Как бы там ни было, ты мне не безразличен, и если я в силах вам чем-то помочь, я бы с радостью это сделала.

Джин не была уверена, какой реакции ей ожидать — согласия, благодарности, даже подозрительности. Но презрительное фырканье её спутника, что раздалось у неё где-то за ухом, застало её врасплох.

— Ты можешь нам чем-то помочь? — высокомерно ответил Дауло. — Замечательно! Ты, женщина без роду и племенем? И какую же, интересно, помощь ты нам предложишь?

Джин почувствовала, что залилась краской. «Ну-ка, возьми себя в руки, девочка, — приказала она себе и крепко прикусила язык. — Ты забываешься. Ну-ка, вспомни свою роль».

— Прости, — униженно процедила она сквозь зубы. — У меня и мысли не было вас оскорбить. Просто я подумала… пусть даже у меня никого не осталось, у меня все-таки есть друзья…

— Друзья в городе, — с намеком ответил Дауло.

— Как бы тебе сказать… да.

— Хм, — снова фыркнул Дауло, хотя и не столь презрительно, а затем вздохнул, — Ладно, забудем об этом, Жасмин Алвентин. Я благодарен тебе за твое предложение, но нам обоим известно, что оно неприемлемо.

— Да, наверное, ты прав.

— Прекрасно, а теперь пойдем. Я покажу тебе Внешний парк.

Стиснув зубы, Джин скромно потупила взор, как и полагается добропорядочной квазаманской женщине, и последовала за Дауло.

ГЛАВА 19.

Внутренний дворик дома Сэммонов погрузился во мрак, поздний ужин закончился, и посуду унесли. И вместе с тишиной и уединением пришли мысли о Жасмин Алвентин.

Дауло не хотелось думать о ней. По правде говоря, он прилагал неимоверные усилия, чтобы выбросить её из головы и сосредоточиться на работе. Он нарочно пораньше завершил прогулку по Милике под тем предлогом, что Джин ещё слишком слаба, и прямиком направился в шахту, чтобы понаблюдать, как ведутся крепежные работы. После чего на пару часов вернулся домой и зарылся в бумагах, которые их шахта, казалось, производила в тех же объемах, что и отработанную руду. И вот теперь Дауло даже отложил обед, чтобы не встретиться с Жасмин за общим столом, надеясь, что сытый желудок и полный напряженных трудов день скорее склонят его ко сну.