В воскресенье Наденька Егорова подалась на каток. Но поскольку кататься она не умела, то остаток дня ей пришлось провести в травматологическом отделении ближайшей поликлиники, подозревая у себя перелом правого запястья...
В травматологии тоскливо. На хромых стульях, прибитых спинками к длинной деревянной рейке, сидят больные. Сидят молча, не без любопытства наблюдают за тараканами, украдкой пробегающими вдоль плинтуса. Больных человек пять. Ближе всех к приёмной сидит очень пьяный джентльмен, явившийся за помощью в сопровождении матери. Глаза у джентльмена мутны и, похоже, не могут сфокусироваться ни на одном из предметов. Сам он, судя по всему, не вполне понимает, где находится, и оттого то и дело обращается к матери со странными вопросами:
– Мишка ушёл, что ли?
Мать этого джентльмена поминутно ворчит и отирает какой-то тряпицей окровавленный лик своего дитяти. Дитя же отмахивается и вновь интересуется судьбой Мишки:
– Да где Мишка?.. Ушёл?.. Пить дай!..
Мать вздыхает:
– Смотри, выродок... Дождёсся когда-нибудь... Сёдня вон нос своротили, а завтра, глядишь, и башку проломят... Алкаш чёртов!..
«Алкаш» решительно поворачивается к матери и, пытаясь остановить взгляд на её лице, ласково вопрошает:
– Что вы врёте, мама?..
В это время из приёмной раздаются раздирающие душу крики. Очередь вздрагивает, и все головы, как по команде, поворачиваются в одну сторону, точно надеясь увидеть, что происходит там, за дверью, и кто же так зычно кричит. Голос молодой, женский. Одновременно слышны ещё два голоса. Один мужской, другой докторский.
Мужской уговаривает:
– Ну, потерпи, Машенька... Надо же снять ботинок... В ботинке нельзя...
– А-а-а! – страшно, по-звериному орёт Машенька.
Докторский голос не расположен к нежности:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
