X. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ

Еще за три дня до этих событий в поместье генерала Шнейдера снова приехал с группой солдат старший сержант Зименко. Он вызвал к себе Кипке и оказал:

— Вот что, комрад Гриша, есть тут у вас в дорфе начальство?.. Бургомистр, староста или как он у вас прозывается?.. Покличь ко мне. Я заготовляю сено для Советской Армии. Покупаю. Понимаешь, покупаю за эти вот ваши марки. Кто из селян продает сено — давай сюда. Ты будешь помогать мне. За переводчика.

Кипке сходил в село, и в тот же день во двор Шнейдера начали прибывать возы с сеном. Зименко сам лично проверял, не прелое ли оно, платил назначенную сумму и отправлял фураж машиной на склад. Заготовка шла полным ходом, но читатель уже, видимо, догадывается, что не это было главной задачей старшего сержанта Максима Зименко.

Майор Ярута поручил ему наблюдать за генералом. Зачем это понадобилось майору, Зименко точно не знал, но приказ выполнял старательно, тем более, что это было вовсе не трудно. Надо было лишь наблюдать, к кому ходит генерал или кто к нему приходит, а если кто придет, то проследить потом, куда он направится, и немедленно доложить об этом майору. Но к генералу никто не приходил (кроме жены Кипке, которая за ним ухаживала), а сам он почти не выходил из своей комнаты. Разве только иногда появится на скотном дворе, поговорит с Кипке и снова поднимется к себе на второй этаж. Правда, вечерами он еще выходит на прогулку. Зайдя в беседку над прудом, генерал усаживается там в соломенное кресло и курит трубку — ровно час. И так каждый вечер в одно и то же время: с десяти до одиннадцати. Зименко теперь по нему проверяет свои трофейные часы. Вообще, генерал все делает, как хорошо отрегулированный автомат. Он даже курит в строго определенное время. В 21.55 в его окне вспыхивает огонек зажигалки — старик закуривает и через пять минут боковой лестницей опускается в парк. Зажигать свет в незатемненной комнате — это, конечно, явное нарушение прифронтового режима. Хотя тут и не военный объект, но всё же… Урчит по ночам где-то над головой гитлеровский «горбыль», заметит огонек и, чего доброго, сдуру сыпанет противопехотными. Надо бы старого черта отругать как следует, — тоже мне генерал, не знает порядка! — но майор приказал «не замечать» его.

Иногда днем Зименко шел на скотный двор и помогал Кипке ухаживать за скотиной. На биса, конечно, ему сдалась скотина какого-то помещика, но руки чесались, тоскуя по привычному пруду, и Зименко не мог отказать себе в таком небольшом удовольствии. Он вел с Кипке бесконечные разговоры. Их сближал родной для обоих труд крестьянина. Любил старший сержант порассуждать с Кипке о политике, о войне, и при этом всячески старался разъяснить немецкому батраку «суть да дело» фашизма. Обычно они усаживались на колоде под сараем, Зименко доставал из кармана вышитый кисет с махоркой и разговор шел, сдобренный дымком самокруток.

— Жена, видать? — понимающе кивнул как-то Кипке на кисет.

Глаза Зименко загорелись.

— Не-е, — певуче протянул он. — Тут, комрад Гриша, целая история. Народ наш помогает солдатам, кто чем может. Вот и вышила одна дивчина этот кисет, сиротка, в детском доме живет, в Мошотаве. Батько загинув, кажись, под Воронежом. А звали его Максимом. Вот дивчинка послала свой дорогой подарок на фронт и пишет: так и так, прошу дуже, чтоб вручили мой кисет самому храброму солдату в части и чтоб звали его Максимом. Прибыла посылка в наш полк, а меня опять-таки кличут Максимом. Ну, и порешили вручить подарок мне.

Старший сержант любовно разгладил складки на кисете. Он мечтательно смотрел куда-то вдаль, где над селом повисло белое, как пена, облачко.

— Написал я ей «спасибо» солдатское, она мне ответила, да так и потекла переписка. Опять же думка такая есть: живем мы с жилкой добре, а детей нема, так и порешил я взять Галю к себе. И жинка уже согласие дала. Фюреру скоро-скоро крышка; как покончим, так и поеду за Галей, заберу…

Зименко еще раз посмотрел на кисет, стряхнул с него пылинку и спрятал в карман.

— Вот такая душевная история, комрад Гриша.

Кипке слушал, всё больше проникаясь уважением к этому немолодому уже солдату с такой большой человечной душой.

Подобно Наташе, Зименко сделал для себя неожиданное открытие: не было в его отношении к Кипке той жгучей ненависти, которую, ишь несколько месяцев назад он испытывал ко всем немцам. Крепко запомнилась стихотворная строчка из фронтовой газеты: «Где ни увидел немца — там и убей». И, чего греха таить, совсем недавно, когда гитлеровцы были на его, Максима Зименко, родной земле, он готов был убить любого немца только за то, что он немец. А вот сейчас рядом с ним ковырялся в навозе немец, и Зименко, к удивлению своему, питал к нему доброе расположение.

Однажды старший сержант заглянул на скотный двор и не нашел там Кипке. Коровы стояли у пустых яслей и недовольно мычали «Забастовал что ли Гриша?.. А может заболел?», — подумал Зименко и вошел во флигелек, где Кипке мил со своей семьей.

Жена Кипке с трудом поняла, чего хочет от нее русский сержант, и объяснила, что муж еще рано утром ушел к леснику. Вульфу.

К Вульфу?.. Это к тому самому леснику, которым интересуется майор? Какое у Кипке могло быть дело к нему? Если верить Кипке, они далеко не друзья. Зименко ушел озадаченный.

Лейтенант Вощин с любопытством наблюдал, как белка искусно обрабатывала сосновую шишку. За эти дни она так привыкла к нему, что не обращала на него никакого внимания. Может быть, впервые за свой беличий век она встретила такого странного человека: прыгала чуть ли не возле самого его носа, а он только смотрел на нее и не шевелил даже пальцем. Вощин был рад своей потешной знакомке: она была единственным развлечением на его томительном посту.

Дом Вульфа, который отсюда, с этой высокой сосны, был отлично виден, безмолвствовал. Только утром и вечером появлялась во дворе фрау Герта, поила коров, давала им корм, а затем безвыходно скрывалась в доме.

Приказ она выполняла точно. Вощин был у нее, сказал, что в лесу произошел печальный случай, и муж ее задержан советской комендатурой. Но пусть она не волнуется: когда всё выяснится и станет ясным, что Вульф непричастен к происшествию, его, конечно, отпустят. Задержат его еще, видимо, на несколько дней. Фрау Герта побледнела и опросила, что же случилось в лесу? Да, просто, одна неприятность: в лесу был убит человек, а там в это время находился Вульф. Естественно, его задержали. В комендатуре встретился с ним гот майор, который с неделю назад был так любезно принят Вульфом в его доме, выразил сочувствие и попросил его, лейтенанта, уведомить об этом фрау Гарту. Но вот что: фрау Герта не должна пока что никуда выходить из дому. Так надо. В случае чего, лейтенант сам еще приедет к ней.

Прошел день и второй, а у дома лесника никто не появлялся. Неужели Либих всё еще не подозревает, что с Вульфом что-то неладно?.. Или лесник дня него не такая уж важная фигура?.. Не теряет ли Вощин понапрасну время? Но ему приказано быть здесь, пока майор Ярута не найдет нужным снять его а этого поста.

Лейтенант снова перевел взгляд на белку. Увлекшись, он не сразу заметил человека, появившегося у дома лесника. Человек уже подошел к калитке, загремел щеколдой. Залаяли собаки. На пороге появилась фрау Герта и почти бегом направилась к калитке. Отворила. Пришелец что-то сказал ей, она растерянно оглянулась вокруг и пропустила его в калитку. Зашли в дом.

Лейтенанта Вощина охватила внутренняя дрожь, хорошо знакомая рыболовам: клюнуло! Человек задержался в доме ровно десять минут. Фрау Герта проводила его до калитки, вытирая платком глаза. Значит, речь шла о её муже, пришелец интересовался Вульфом!

Вощин подождал, пока захлопнулась калитка, потом ловко спрыгнул со своего «наблюдательного пункта» и пошел следом за посетителем, укрываясь за придорожными кустами. Человек шел быстро, без оглядки. Один только раз он остановился, прислушиваясь к рокоту самолетов. Самолеты прошли над лесом тремя звеньями в сторону фронта, откуда доносился приглушенный гул орудий. Отсюда до переднего края было не меньше двадцати километров. Человек покачал головой. «Что, не нравится? Больше нравилось, когда вы хозяйничали в небе и крушили нашу землю?» — с невольным злорадством подумал Вощин.

Примерно через час они подошли к деревне. Лейтенант знал, что это деревня Вальддорф, вон видна усадьба генерала Шнейдера. И это еще больше убедило лейтенанта, что человек не случайно приходил к леснику. Следовать за ним дальше было бы опрометчиво, и Вощин задержался на опушке. Но не затеряется ли тот в деревне? Нет, улица прямая. Человек сперва свернул было к поместью Шнейдера, но тут же вернулся и пошел вдоль улицы. Через три двора он свернул вправо и зашел в каменный дом под красной черепицей.

— Куда это ты запропал на полдня? — спросил Зименко, как только увидел Кипке на дворе. — Коровы тут такой концерт дают, хоть уши затыкай! Плохо присматриваешь за хозяйским добром.

Кипке махнул рукой.

— Не может один человек быть и тут, и там в одно время.

— А куда ты ходил?

Кипке не успел ответить. На пороге появился генерал и, опускаясь с лестницы, позвал к себе батрака.

После этого Зименко больше не интересовался, куда и зачем ходил Кипке. Дело в том, что вскоре дал о себе знать лейтенант Вощин. Следя за домом под красной черепицей, он увидел появившегося на улице одного из солдат Зименко. Теперь лейтенант нашел возможным выйти из своего укрытия. Если даже чьи-нибудь глаза и наблюдают за окружающим, то его появление здесь вряд ли вызовет подозрение: есть же тут военные. Главное, не показывать виду и не выпускать из наблюдения дом под красной черепицей.

Вощин направился к поместью и тут встретился с солдатом.

— Сейчас сюда прошел немец — кто это? — спросил лейтенант.

— Да это ж работник этого… паразита, товарищ лейтенант.

— Хорошо. Передайте старшему сержанту: пусть немедленно отправит кого-нибудь к майору Яруте с этой вот запиской. В случае чего, меня ищите вон там, на опушке. Да, за этим работником пускай тоже присматривает.

…Зименко чувствовал себя чрезвычайно скверно. Кипке?.. Комрад Гриша — прохвост? Максим Петрович всегда горько переживал разочарование в близких людях. А Кипке он уже считал в какой-то мере близким человеком. И выходит — обманулся…

На хозяйственный двор в этот день старший сержант не пошел. Лег на кучу сена, расстегнул гимнастерку, подставил под теплое солнце нетронутую загаром грудь и задумался… Весна. На Черниговщине уже, конечно, пашут, сеют. Как они там справляются? Тракторов, понятно, нема, да и коней осталось мало. Да что коней — мужиков нема, подчистую война подмела, одни бабы в колхозе. Да, баба всё на свои плечи приняла в это лихое время. До чего ж хорошая ваша баба! Она всё может: и пашет, и сеет, и убирает, и мешки пятипудовые на своей хребтине таскает. Считай, всю войну она нас прокормила, наша славная баба. Извиняй меня, Марья, недооценивали мы тебя часто. Мужик он что, отработал день в колхозе, пришел домой — подавай ему вечерять и — в постель. А в субботу ты и воды ему согрей, и спинку помой, и сорочку чистую подай. И никогда мы и не подумаем: когда же ты должна всё это сделать? Не семь ведь жил у тебя? Ты же и в колхозе наравне с мужиком работаешь. А прибежишь домой — и постирать тебе надо, и хату привести в порядок, и поесть приготовить. А мы, мужики, еще и носом крутим: борщ не так сварила, вареники не по вкусу. Извиняй, Марья, с моей стороны такого свинства больше не будет. Приеду домой, заберем Галю и жизнь иначе построим, в полном равноправии и уважении…

Так размышлял старший сержант Зименко, лежа на сене и наблюдая за Кипке. За старым генералом нечего было смотреть: он опять забился к себе в угловую комнату и вряд ли выберется наружу до вечера.

Едва стемнело, Кипке тоже ушел к себе во флигелек, стоявший сразу же за хозяйственным двором и выходивший дверью в парк. Зименко устроился на своем постоянном месте в дальней комнате левого крыла главного здания, откуда ему хорошо было видно окно генерала.

В 21.55, как всегда, в окне вспыхнул огонек зажигалки, и через несколько минут генерал был в парке. Зименко хорошо знал, чем занимается старик в беседке: сидит, курит, дышит свежим воздухом. Первые два — вечера старший сержант пролежал в бурьяне вблизи беседки, а потом пришел к мысли, что это, собственно, ни к чему — сторожить такого дряхлого генерала. Но сегодня он снова решил пробраться к беседке. Ведь неспроста же появился тут лейтенант Вощин.

И как только хруст песка затих в глубине аллеи, Зименко обходным путем направился к беседке. Он уже достаточно изучил парк, так что для него не составляло большого пруда подойти к беседке с любой стороны. Осторожно, стараясь не задеть ни одной ветки, он миновал флигелек (странно, Кипке еще не спит: сквозь щели занавешенного окна чуть заметно пробивается свет), обошел кусты крыжовника и нырнул под развесистые яблони. За фруктовым садом начиналась дубовая роща, за ней. над прудом, и стоит беседка. Под ногами хрустнул валежник.

«Ах, чертова мама!» — мысленно ругнулся старший сержант и, присев, снял сапоги. Теперь ему удалось бесшумно подобраться к беседке и прилечь в прошлогоднем бурьяне. Силуэт беседки был виден, но Зименко долго не мог понять, есть ли там кто-нибудь. Не ушел ли старик спать?.. Нет, вот чуть слышно скрипнуло соломенное кресло. Здесь! Интересно всё же, что заставляет старика каждый вечер сидеть в одиночестве, в темноте? Вот что значит привычка!

Лежать пришлось долго. Зименко уже начал было раскаиваться, что забрался сюда, как вдруг ему почудился шорох неподалеку. Старший сержант прислушался: так и есть, кто-то осторожно пробирался к беседке. Эге-е! Вот какая привычка у старого генерала. Он с кем-то встречается тут. И встречается тайно.

Зименко прилип к земле и превратился весь в глаза и уши. Едва слышно скрипнули деревянные ступеньки. Затаив дыхание, старший сержант подполз еще ближе и отчетливо услышал: «Вульф». Кроме этого имени, 3именно ничего не мог понять, хоть и отчетливо слышал шепот в беседке. «Эх, ты, тютя, — еще раз выругал себя Максим Петрович. — Что бы попросить Гришу натаскать меня немного по-своему! В самый раз пригодилось бы». И он тут же решил завтра начать изучение немецкого языка.

Если к генералу пришел человек, который интересуется Вульфом, значит Кипке ходил к Вульфу вовсе не для того, чтобы просить его помочь ухаживать за скотиной?.. Что же делать?.. Еще под вечер Зименко послал к майору солдата с запиской, но тот до сих пор не вернулся. По всей вероятности, надо задержать этого странного ночного гостя. Он явно подозрителен. Но как задержать?.. Поднять солдат? Пока будешь подымать — ищи-свищи…

Сообразив, что из беседки есть только один выход, старший сержант тихо, как кошка, пополз в обход ее. Два года службы в разведке научили его ползать бесшумно. Вот за этим кустарником можно и ждать. «Гость», выйдя из беседки, непременно пройдет мимо этих кустов… Минуты тянулись долго.

Но вот кто-то вышел. Генерал. Этот пусть идет, даже лучше будет без него.

Генерал немного постоял у входа, видимо, прислушиваясь, слегка кашлянул. «Гость» выскользнул из беседки и быстро пошел вдоль пруда, приближаясь к кустам, за которыми лежал Зименко Сначала надо пропустить его…

— Хальт! Хенде хох! — скомандовал старший сержант, мгновенно вскочив за спиной «гостя». От неожиданности тот едва не упал.

— Руки, руки вгору!

Зименко выстрелил в воздух; «гость» поднял руки.

— Марш на хауз!

«Гость» шагнул вперед, но в это время мягко хлопнул выстрел, старшего сержанта толкнуло в спину, он покачнулся и стал медленно опускаться на землю, хватая рукой воздух Уже лежа на трава, он услышал еще один выстрел и успел увидеть, как упал генерал.

На выстрелы бежали солдаты, «гость», с треском ломая кусты, убегал вглубь леса, с которым парк сливался вплотную. Но Максим Зименко всего этого уже не слышал.

XI. СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ

Майору Яруте позвонили из госпиталя: Шумилова пришли в себя.

— У нее был глубокий шок, — сказал начальник госпиталя. — Теперь быстро пойдет на поправку.

— Можно мне сейчас повидать ее? — спросил майор.

Врач посопел в трубку.

— А это обязательно?

— Если можно — обязательно.

— Что ж, ладно, приезжайте.

Яруте действительно было крайне необходимо увидеться с Наташей До сих пор оставалось неясным, почему Шумилова оказалась в лесу, при каких точно обстоятельствах она столкнулась с Вульфом?

Отложив все дела, майор сел в свой видавший виды «виллис» и через два часа был в госпитале.

Девушка лежала вся в белом, голова ее была плотно забинтована, так что лицо казалось очень смуглым и на нем выразительно выделялись черные глаза.

— Здравствуйте, товарищ Шумилова!

Наташа радостно и растерянно глядела на Яруту.

— Что ж это вы решили подставить свою голову под дубинку?

— Я хотела помочь вам, товарищ майор.

— Ну, знаете, такая помощь… Никуда не годится такая помощь, — несколько грубовато сказал Ярута, глядя на порозовевшие щеки Наташи. — Таком помощи от вас никто не просил.

— Я всё его искала.

— Кого?

— Вилли. И мне показалось, что это был он.

— Интересно. Ну-ка, расскажите. Выслушав Наташу, майор осведомился, не знает ли Шумилова того бауэра, с которым разговаривал заинтересовавший ее человек я, получив отрицательный ответ, спросил: не может ли она сейчас увидеться с Вульфом.

— Как увидеться? Разве он? — недоумевающе спросила Наташа.

— Не волнуйтесь, он арестован. Видите ли, он, видимо, считает, что вас нет в живых.

— Хорошо.

Майор тут же отправил в опергруппу машину и велел доставить в госпиталь Вульфа.

Как поведет себя лесник, узнав, что Шумилова жива? Не заставит ли это его развязать язык? Как он теперь объяснит, почему пытался убить Шумилову? А может быть, он и сейчас сделает вид, что ее не знает?

Нет, Вульф узнал Наташу с первого взгляда и, казалось, по-настоящему обрадовался, что она жива. Он слезно просил ее простить за «ужасную ошибку». Наташа, прикусив губу, молчала. Она не знала, надо ли ей что-нибудь говорить, а майор Ярута ограничился лишь тем, Что спросил Вульфа, не ошибается ли он и на этот раз. Вульф, как бы не поняв иронии в вопросе майора, подтвердил, что это именно та девушка, которую он встретил в лесу, и что теперь-то он ясно видит, что это фрейлейн Наташа, которая у него работала. Он очень рад, поверьте, ведь он был убежден, что когда Шумилова убежала от него, с ней случилось несчастье. Правда, она ушла из его дама при весьма неприятных обстоятельствах. Дело в том, что в тот день было получено распоряжение полиции отправить всех работников из Остланда в город для эвакуации в глубь Германии. Но Вульф не мог этого допустить; ведь всем было ясно, что вскоре здесь будут русские. В тот момент, когда к Вульфу приехал полицейский с приказом, фрейлейн Наташа была как раз в сарае, и Вульф закрыл ее там, а полицейскому сказал, что уже второй день как она куда-то исчезла. Вульф намеревался вечером спрятать фрейлейн Наташу в лесу, где бы она могла дождаться прихода русских. Но фрейлейн, видимо, была очень напугана тем, что ее закрыли в сарае, и когда он к ней зашел, она ударила его поленом и убежала. Видите ли, собственно, из-за этого неприятного случая Вульф и не посмел сразу рассказать майору правду о фрейлейн Наташе.

Вульф говорил уверенно и был, как никогда, многословен. Наташа всё время пыталась его прервать и сказать, что он нагло врет, но майор взглядами приказывал ей молчать. Ярута понимал, что лесник хочет своей «откровенностью» сразу вышибить почву из-под ног Наташи. Что бы она потом не сказала, он всё будет представлять в ином свете. Ярута ждал, пока Вульф замолчит сам. Преступник часто разоблачает себя собственными же противоречивыми показаниями. Чем больше наплетет он таких противоречий, тем скорее попадет в тупик.

Закончив рассказ, лесник спокойно посмотрел на майора.

— Вот теперь всё ясно, — оказал майор. — Всё ясно. А что вы сказали Шумиловой, когда встретили ее в лесу?

— Я хотел ее остановить, но она тут же попыталась бежать, что и вызвало мое подозрение.

— Товарищ Шумилова вы пытались бежать?

— Нет. Я очень испугалась.

— Что он вам сказал? Отвечайте по-немецки.

— Он мне сказал, что он рад меня видеть, так как волновался, не случилась ли со мной неприятность, когда я от него убежала.

Лесник отрицательно замотал головой.

Майор не стал больше ничего опрашивать и велел увести Вульфа в комнату начальника госпиталя. Там он составил протокол допроса, записав в него всё то, что сейчас говорил арестованный. Допрос уже подходил к концу, когда Яруте оказали, что его срочно вызывают к телефону.

Звонил дежурный: лейтенант Вощин просит майора немедленно прибыть в «хозяйство» Зименко. Дежурный повторил: «немедленно!» «Вощин в „хозяйстве“ Зименко?.. Странно». Прервав допрос, майор спешно выехал.

В который раз машина мчала Яруту по этой плавно огибавшей лес дороге. Близился закат. Отсюда солнца уже не было видно, но далеко слева поблескивали стекла и шпиль сельской кирхи. Движение по дороге было слабое и, хоть время от времени воздух сотрясали не столь уж далекие артиллерийские раскаты, непреодолимый покой окутывал землю вопреки людским тревогам, наперекор войне. Это смутное ощущение не сразу дошлю до майора, так как мысли его были заняты другим.

В поместье Шнейдера он прибыл только в двенадцатом часу ночи и из доклада лейтенанта Вощина узнал следующее.

Наблюдая за домом лесника, лейтенант сегодня в 11.20 утра «засек» человека, явившегося к леснику. Как позже выяснилось, это был батрак Шнейдера Кипке. Кипке задержался у лесника ровно десять минут. В деревне Вальддорф он сперва зашел в дом под красной черепицей, пробыл там минут пятнадцать и вернулся в поместье Шнейдера. Лейтенант решил, что Кипке подослан в дом лесника, и что человек, подославший его, наверняка находится в доме под красной черепицей. Более того, лейтенант подумал, что, возможно, здесь укрывается сам Либих или близкое к нему лицо. Если так, то от этого дома нити должны потянуться дальше. Вощин приказал старшему солдату из команды Зименко немедленно сообщить майору Яруге, чтобы тот срочно прибыл сюда. А сам лейтенант взял дом под красной черепицей под неусыпное наблюдение.